Холт Виктория. Тень рыси

   — Но если бы это был сын, вы сами могли бы потерять Уайтледиз!
   — Я не думаю об Уайтледиз как о собственности. Это скорее фамильное пристанище. Кто бы им ни владел, все равно он будет домом для всех!
   — Если только он не перейдет к кому-то, кто не принадлежит к вашей семье, — заметил Стирлинг.
   Я грозно посмотрела на него. Он пытался продвигаться по запретной территории слишком быстро.
   — Этого не может случиться, — ответила Минта с изумлением. — Он всегда останется фамильной принадлежностью!
   — Но эта ноша…
   — Ноша? О, вы имеете в виду финансовые трудности… — Она почти весело рассмеялась. — Над нами они висели почти всегда!
   — Но если они станут вдруг слишком тяжелы…
   — Мы к этому привыкли. Сейчас придем в студию, о которой я рассказывала вам. Нам следует подняться по узкой лестнице. Чтобы было больше света. — Она распахнула дверь. — Вот, вы только посмотрите на эту пыль! Теперь в студии никого не бывает, я уверена, что и слуги-то сюда почти не заглядывают. Им и так приходится слишком много работать. Моя мать часто приходила сюда. Наверное, ее-то я тогда и Искала. Вот этот шкаф. Он просто огромен… В него легко можно войти.
   Комната обставлена была просто: большой стол, несколько стульев и мольберт.
   — Я никогда не умела рисовать, — продолжала Минта. — Может, Друсцилла будет более способной. Тогда мы сможем снова пользоваться студией.
   Она отворила дверь шкафа — на одной из его полок лежали карандаши, цветные мелки и две чертежные доски. Минта взяла лист бумаги, на котором сохранились несколько набросков лошадей. Это же работа Линкса! Я легко узнала ее. О, Линкс, смогу я когда-нибудь забыть тебя!
   — Здесь нечего смотреть, . — сказала Минта. Я разозлилась на нее, что, конечно же, было глупо. Минта привела нас в библиотеку, показала герб и имена членов семьи, весьма искусно выписанные на ветвях фигового дерева — Мерриуейл, Чартон, Дел-мер, Беррингтон, Дориан и Кэрдью. Стирлинг уставился на имена, как зачарованный. Я знала, что он мысленно уже писал: «Херрик». Мы поднялись еще выше.
   — Это восточное крыло буквы «Е». Маме здесь нравилось, но когда Люси вышла замуж за моего отца, она решила, что будет гораздо экономнее не пользоваться этой частью дома. Люси прекрасно справляется с трудностями. Я уверена, что наши дела благодаря ей сейчас в лучшем состоянии.
   Я могла вполне согласиться с этим заявлением.
   — Это комната моей матери. Люси закрыла мебель чехлами. Слуги предпочитают не заходить сюда.
   — Почему? — спросил Стирлинг.
   — Знаете, когда случается внезапная смерть… Слуги становятся суеверными… Моя мать умерла совершенно неожиданно.
   — А мне казалось, что она долго хворала, — заметила я.
   — Да, но… Нам всем казалось, что она сама придумала себе болезнь, а умерла от острого сердечного приступа. Мы поняли, что не правильно относились к ней, и Лиззи, ее служанка, начала сочинять всякое…
   — Что же именно?
   — Ну, что моя мать не может успокоиться, что она все еще в доме… Ее призрак, так говорит Лиззи. Бедная Лиззи, она не покидала маму с тех пор, как та была девочкой. Она очень рассудительная, практичная, но смерть мамы выбила ее из колеи. Люси следит за ней и, кажется, Лиззи становится лучше.
   Я оглянулась вокруг. Ее комната! Сюда Арабелла приходила после уроков рисования, чтобы мечтать о любимом. Именно в этой комнате они накинулись на него. Я словно сама переживала ту драму, которая здесь некогда произошла.
   Минта вышла из комнаты и повела нас по коридору.
   — В конце этого крыла лестница, — пояснила она. Но я все еще ощущала крушение надежд Линкса, когда его схватили и он понял, что в ловушке! И нет надежд на справедливость! Именно из-за этого Стирлинг и я прибыли сюда. Бедная, наивная Минта! Она и не догадывалась, что внешне вежливые и благородные гости, которым она так любезно показывала дом, на самом деле — два стервятника, которые собирались отнять у нее Уайтледиз.
   Мне хотелось вернуться в комнату Арабеллы. Побыть в ней одной. Минта и Стирлинг повернули за угол. Я быстро вбежала в комнату. Сейчас в слабом свете молодой луны здесь все выглядело по-другому.
   О, Линкс, я понимаю твое горе, но все уже кончено. Все должно быть забыто. Мы будем жить в Мерсерз Хауз: Стирлинг и я, а Минта и Франклин будут нашими друзьями. Твои внуки будут играть на лужайках Уайтледиз. Так воплотится твоя мечта!
   Нет! Я почти слышала раскаты его голоса: «Нет!» Он возмущен. Он требовал мести!
   Мое сердце заколотилось: я почувствовала, что в комнате кто-то есть. Кто-то смотрел на меня.
   — Линкс, — выдохнула я. — О, Линкс, вернись! В дверях показалась какая-то фигура и двинулась мне навстречу — Вы — миссис Херрик, — сказал женский голос.
   — Как вы испугали меня!
   — Простите, мадам. Я не ожидала, что кто-то окажется в комнате мисс Арабеллы.
   — Мисс Кэрдью показывала нам дом. Женщина поискала глазами мисс Кэрдью.
   — Они ушли без меня, и я снова заглянула в комнату. Она пристально смотрела на меня, как будто я чем-то заинтересовала ее.
   — Вы — миссис Херрик, — сказала она. — Здесь когда-то давным-давно появился некто… под этим именем.
   — Вы, наверно, живете здесь очень долго.
   — Я на два года старше мисс Арабеллы. Когда мне было четырнадцать лет, я работала помощницей няньки. Из-за того, что между нами небольшая разница в возрасте, мы много времени проводили вместе.
   — Вы Лиззи, — догадалась я. Она кивнула.
   — Я была здесь… Все время… Сейчас она мертва, и пришла новая леди Кэрдью.
   В комнате было темно. Странные в свете луны, причудливые очертания мебели, казалось, в любую минуту могли ожить. И я почувствовала: эта женщина знала и любила его. Невозможно было не поддаться его очарованию.
   — Вы приехали из Австралии, именно туда его и отправили… человека, который был здесь однажды. Я знаю, вы были его женой, а до вас — еще одна. А это его сын. Он похож на него, но совсем не тот мужчина, каким был его отец. Что-то витает в воздухе. Я чувствую это. Словно он вернулся.
   — Он мертв, — резко сказала я. — И он не вернется.
   — Он мог бы это сделать, если бы захотел. Он мог сделать все. Вы должны это понять. Скоро что-то случится! Так всегда было там, где он находился… И сейчас он здесь! Я уверена. Я слишком хорошо его знала.
   Я вздрогнула. Она так напоминала мне Джессику. Меня точно поймали в какие-то сети, давая понять, что все возвращается на круги своя.
   — Мне надо идти. Все будут волноваться: вдруг со мной что-то случилось, — заметила я. Лиззи не обратила на это внимания.
   — Леди Кэрдью внезапно умерла, — заявила она. — Мы этого не ожидали. Все очень странно. Иногда я думаю…
   К счастью, я услышала голос Минты, которая звала меня.
   — Я здесь, — откликнулась я. Минта стояла в дверях. Стирлинг с фонарем — позади нее.
   — О, Лиззи, — сказала она с упреком.
   — Я разговаривала с миссис Херрик, — ответила Лиззи почти резко.
   — Хорошо, раз мы нашли вас, нам лучше продолжить нашу экскурсию, — сказала Минта и мягко добавила:
   — Лиззи, если бы я была на твоем месте, я бы возвратилась в свою комнату. Здесь слишком холодно.
   — Да, мисс Минта, — робко ответила Лиззи. Минта повернулась, и мы последовали за ней. На следующем этаже Лиззи исчезла, и Минта начала показывать нам резные перила, которые вели к галерее менестрелей.
   — Надеюсь, Лиззи не испугала вас, — заметила Минта. — Она стала такой странной с тех пор, как мама умерла.
   — Как Джессика, — добавил Стирлинг, а потом обратился к Минте:
   — Она немного помешалась, когда умерла ее кузина — моя мать. Обе сестры всегда были вместе.
   — Да, — согласилась я. — И обе такие преданные.
   — Мне следует поговорить с ней, — продолжала Минта. — Она не должна бродить по пустынным комнатам. Галерея менестрелей была построена в шестнадцатом веке. Когда задернуты занавеси, из зала ее не видно.
   Я сделала вид, что мне чрезвычайно интересно, но на самом деле мысли мои были далеко. Линкс появился в этом доме. Очаровал молоденькую девушку, которую учил рисовать. Но в него влюбилась и горничная.
   Когда мы присоединились к остальным, доктор уже собирался покинуть нас. Ему нужно было навестить несколько больных, и он предложил отвезти домой Мод. Нам тоже было пора прощаться, и Франклин немедленно вызвался проводить нас.
   Вскоре мы уже ехали к Мерсерз Хауз.
   — Какой дом, — говорил Стирлинг. — Я никогда не встречал ничего подобного!
   — Есть и другие старые дома, которые были построены на месте разрушенных монастырей, — сказал Франклин. — Например, Фаунтинс Эбби.
   — Жаль, — заметил Стирлинг, — что у них нет денег на ремонт.
   — Очень жаль, — согласился Франклин.
   — А не лучше ли им продать Уайтледиз тому, кто бы смог привести его в порядок?
   — Никогда! — воскликнул Франклин. — Это не просто дом, это многовековая традиция!
   — Такие памятники принадлежат будущему, — напыщенно заявил Стирлинг. — Люди, которые не могут их содержать, должны расстаться с ними.
   — Если бы дом был мой, я никогда бы на это не согласилась!
   — Можете быть уверены, — сказал Франклин, — именно так и поступит Кэрдью.
   Показались огоньки Мерсерз Хауз, и оставшийся путь мы проехали молча.
   Мы были слишком возбуждены, чтобы сразу отправиться спать. Стирлинг развалился на диване в гостиной, я села в кресло напротив и посмотрела на него.
   — Первый шаг сделан, — сказал он.
   — Я так не думаю.
   — Мы были у них. Мы осмотрели дом. Черт возьми, на него нужно потратить уйму денег, а у них нет ни гроша.
   — Ты слишком преувеличиваешь! Если понадобится, они найдут деньги!
   — На тебя явно влияет мистер Уэйкфилд. Он мог бы сказать то же самое.
   — Значит, он проявил бы здравый смысл. Ведь они не собираются расставаться с Уайтледиз.
   — А что им остается делать? Ждать, когда потолок обвалится им на голову?
   — Над ними пока не каплет.
   — Дом сильно упадет в цене, если они еще больше запустят его.
   — Уайтледиз навсегда останется их обителью. Пусть они живут и наслаждаются там. Кстати, мне нравится Мерсерз Хауз. Он более удобен.
   — Сгодится до тех пор, пока не переедем в Уайтледиз.
   — И когда же это случится?
   — В недалеком будущем. Я это спиной чувствую.
   — Не очень надежный довод.
   — Ты настроена слишком пессимистично. Давай, будем более практичными.
   — Давай. Но они-то не практичные — в этом все дело. Они никогда не расстанутся с Уайтледиз! Франклин намекнул на это. А он знает.
   — Он ничего не знает. Он совершенный тупица! Он умеет лишь раскланиваться и говорить то, чего ждут от него другие. А потом, когда это ты начала называть его по имени?
   — Я не нарушаю приличий и называю его так только в разговоре с тобой. Мне кажется, ты его недооцениваешь.
   — Послушай, Нора. Эти люди не похожи на нас, Они привыкли к роскоши. У них нет ни энергии, ни выносливости. Вспомни наших отцов. Они умели бороться и достигать цели. Мы такие же! А они — нет! Они знают только, что рано или поздно получат наследство от папочки и все такое… Но если им нечего наследовать, что тогда? Я могу побиться с тобой об заклад. Нора, что через год мы будем жить в Уайтледиз!
   — Я так не думаю.
   — Если ты не надеешься на успех, то никогда его не добьешься!
   — Такой ли уж это успех?!
   — Это то, чего так хотел мой отец, — сказал он. — Больше всего на свете. И я сделаю это.
   В этот момент его глазами посмотрел на меня Линкс. Я почувствовала себя предательницей и замолчала.
   Стирлинг нежно улыбнулся мне.
   — Вот увидишь, — сказал он.
   Нас приглашали не только в Уайтледиз и в Уэйкфилд Парк, так что вскоре мы стали частью местного общества. Здесь уж постаралась Мод Матерс.
   Я с удовольствием помогала ей, так как она мне очень нравилась. Особенно за свою разумную головку. С Минтой и Франклином было сложнее. Стерлинг относился к ним снисходительно, даже слегка презрительно, постоянно подчеркивая, как мы не похожи. Я смеялась за это над Стирлингом, хотя невольно поддавалась его влиянию.
   Вот Люси, так та выводила его из терпения. И я знала почему. Не привыкшая к роскоши, рассудительная, энергичная, она, видимо, отчаянно старалась уложиться в те средства, которыми располагала. Стирлинг же был счастлив оттого, что у Кэрдью туго с деньгами. У него это стало навязчивой идеей. Конечно, я осуждала Стирлинга, но не могла не признать, что все его усилия были данью памяти отца.
   В субботу я помогала Мод украсить церковь перед праздником урожая. Мы убрали алтарь хризантемами, астрами, георгинами и осенними маргаритками. Красиво разложили огромные кабачки, помидоры и капусту. Пучки колосьев перевязали красными лентами и поместили их рядом с караваями вкусно пахнущего хлеба с хрустящей корочкой. Позднее его собирались раздать нуждающимся.
   — В этом году собрали хороший урожай, — заметила Мод, глядя на меня с верхней ступеньки лестницы. Она украшала золотистыми листьями медные перила.
   — Осторожно, не упадите, — предупредила я.
   — Уже пять лет как я украшаю по праздникам церковь и не боюсь высоты.
   Все же я подошла, чтобы поддержать лестницу.
   — А что если вы вдруг не сможете помогать отцу? — спросила я.
   — У него сотни помощников, которые прекрасно со всем справятся.
   — Что-то мне не верится. Посмотрите на доктора Хантера. Он уже утомился.
   — Правда, — подтвердила она, — он, действительно, устал.
   Мод спустилась с лестницы, и я обратила внимание, как порозовели ее щеки.
   — Я часто говорю доктору, что ему нужна поддержка, — продолжала она. — Иногда мне его очень жаль. — Она прикусила губу и смутилась. — Он выглядит… расстроенным. У него так много работы.
   На мой взгляд, она была совершенно права.
   — Как вы считаете, хорошо ли будут сочетаться эти рыжеватые хризантемы с осенней листвой? — спросила я.
   — Прекрасно. Мне кажется, следует как-то помочь доктору Хантеру.
   Затем она заговорила о том, как бесконечно он предан своим больным, сколько добра принес людям.
   Без сомнений, доктор ей очень нравился.
   Этой осенью я много ездила верхом. Жизнь в Австралии сделала из меня хорошую наездницу. Иногда меня сопровождал Стирлинг. Он нервничал и строил разные планы: даже собирался купить землю и уже видел себя местным помещиком, чуть ли не соперником Франклина Уэйкфилда. Но к своей главной цели — завладеть Уайтледиз — пока не приблизился ни на дюйм.
   Правда, он хотел посетить сэра Хилари и открыто предложить ему сделку, но я сумела отговорить Стирлинга, сказав, что только настроит Кэрдью против себя, если они поймут, почему он завел дружбу с ними.
   Я часто ездила верхом с Франклином Уэйкфилдом.
   Обычно он показывал мне места, которых я еще не видела. Мне полюбились эти прогулки. Мы иногда привязывали наших лошадей у какой-нибудь старой гостиницы, где нас угощали хлебом с сыром и пенистым сидром, что было очень вкусно. Франклин знакомил меня с разными людьми, и было заметно, что он и его семья пользовались в округе огромным уважением.
   Мне нравилась осень: туман, который витал в воздухе, запах сжигаемых листьев, когда мы проезжали мимо чьего-нибудь сада, морозец, пощипывающий кожу. Я видела, как постепенно обнажались деревья, их ветви казались кружевом на фоне серо-голубого неба. Я многое узнала об обязанностях сквайра — помещика, так как Франклин относился к ним крайне серьезно. Его педантичная манера вести разговор уже не казалась мне странной — даже приятной. В этом человеке было что-то надежное. Он любил своих родителей и был им очень предан, своих арендаторов, он знал о них почти все и живо интересовался их проблемами.
   Однажды, теплым ноябрьским днем, когда красное солнце было несколько скрыто туманом и паутина висела на живой изгороди, мы ехали верхом. В этот день он был заметно подавлен.
   — Ничего неожиданного, — ответил он на мои расспросы. — Доктор Хантер считает, что моему отцу осталось жить только полгода.
   — Простите.
   — Он уже стар, и его здоровье ухудшается. Я особенно беспокоюсь о матери.
   — Она тоже больна?
   — Нет, но они были вместе долгие годы. Когда-то жили по соседству и знали друг друга с детства. Я даже не могу себе представить, что с ней случится, когда умрет отец.
   — У нее есть вы!
   — Боюсь, что этого недостаточно. Страдания могут убить ее!
   — Вы верите, что люди могут умереть от разбитого сердца?
   — Не только сердце — будет разбита вся жизнь!
   Я подумала о себе, о Линксе. Он так много значил для меня, а я все еще жива и порой даже радуюсь жизни.
   Дальше мы ехали в молчании, я уверена: он понял, как я сочувствую ему.
   Именно в этот день мы нашли котят — на ферме, хозяйка которой настояла, чтобы мы выпили по стаканчику ее собственного вина и отведали булку, только что вытащенную из духовки. Мы сидели на кухне, и она рассказывала Франклину, что ее муж решил не запахивать три акра земли на следующий год — пусть земля отдохнет. Большая полосатая кошка прошествовала на кухню и мурлыча начала тереться о мои ноги.
   — Это старушка Тибблс пожаловала за молоком, — сказала жена фермера. — Она совсем не обращает внимания на своих котят.
   — Сколько же их у вас? — спросил Франклин.
   — По правде сказать, мистер Уэйкфилд, я уже потеряла счет. Не могу я топить живые существа. А стоит им подрасти — и у них появляются котята. Вот и бегают в амбарах, нам не мешают да и мышей ловят.
   Когда ее муж вернулся домой, он показал нам новый амбар, там-то я и увидела котят. Их было десять, а может, и больше, некоторые только начинали подрастать. Одна кошечка была не такая хорошенькая, как остальные, к тому же, довольно худая и пугливая. Когда я позвала ее, она сразу же побежала ко мне. Жаль, что нечем было ее покормить.
   — Эта киска кажется чужой среди других котят, — заметила я.
   — Так бывает иногда, — ответил фермер. — Она не такая сильная и не может защитить себя.
   — Могу я взять ее себе?
   — Мы будем только рады, — ответил фермер. Я знала, что с удовольствием буду кормить кошечку, ласкать ее, только чтобы поскорее она забыла тяжелые времена.
   Мы уже собирались уезжать, когда прибежал еще один котенок — рыжевато-коричневый, как и мой, но гораздо красивее, хотя на вид такой же голодный. Он жалобно замяукал, и я решила:
   — Возьму обоих. Им вместе будет веселее! Мы положили котят в корзинку и поехали. По пути заглянули в Уайтледиз, чтобы навестить сэра Хилари. К нам вышла Минта и занялась котятами. Пока Франклин беседовал с ее отцом, мы вытащили их из корзины и дали каждому по блюдцу молока.
   — Какие хорошенькие, — воскликнула Минта, — и такие голодные. Они совсем не похожи на тех кошек, за которыми ухаживают.
   Минте так хотелось котенка, что я предложила выбрать ей одного из них. Она очень обрадовалась.
   После того, как киски вылакали молоко до последней капельки, они начали вылизывать себя.
   — Эта симпатичней, — сказала Минта.
   — А у этой ярко выраженное чувство собственного достоинства.
   Мы начали придумывать им имена, и, наконец, я предложила назвать более красивую кошку Беллой, а другую — Донной.
   Минта выбрала Беллу, и она осталась жить в Уайтледиз.
   Через несколько недель мы услышали о продаже молодого леса — того, что рос на границе владений Кэрдью и Уэйкфилдов. Стирлинг приехал домой очень возбужденный.
   — Им, наверное, приходится это делать, чтобы собрать деньги, — сказал он.
   Я уже знала об этом от Франклина. Он сам собирался купить лес, но не для того, чтобы строить что-то на этом месте.
   Наверное, он хотел, чтобы после его женитьбы на Минте все оставалось как было.
   Я была поражена, когда узнала, что не он купил лес. Кто-то предложил более крупную сумму. Мне стало неприятно, Я захотела поскорее увидеть Стирлинга.
   Я все поняла еще до того, как задала вопрос. Именно это он называл «начать действовать».
   — Итак, ты купил лес Уайтледиз?
   — От тебя ничего не скроешь.
   — И заплатил за него вдвое больше настоящей цены? — продолжала я.
   — Какое это имеет значение?
   — Конечно, ты же — миллионер!.. Почему ты ничего не сказал мне?
   — Ты стала очень странной, Нора. Ты все больше становишься похожей на НИХ, и все меньше — на НАС!
   — Если ты имеешь в виду, что я пытаюсь вести себя более тактично…
   — О, прекрати! Что тут бестактного, если ты предложил людям больше денег, чтобы помочь им в беде.
   — Когда они узнают обо всем, им будет неприятно.
   — Они не расстроились, когда получили в два раза больше, чем на самом деле стоит земля.
   — Сэр Хилари…
   — Он ничего не смыслит в делах.
   — Минта…
   — Она разбирается в этом еще меньше. В этом доме хоть что-то понимает только леди Кэрдью.
   — Значит, ты договорился с ней?
   — Я договорился с моим агентом.
   — Мне кажется, тебе не следовало так поступать, Стирлинг.
   — Почему?
   — Потому, что эту землю собирался купить Франклин Уэйкфилд, и если бы он это сделал, она осталась бы во владении семьи.
   — Я не понимаю, что ты хочешь доказать мне?
   — Ты просто слеп. Франклин собирается жениться на Минте. И тогда он сможет заняться Уайтледиз.
   — Но в этот дом следует вложить гораздо больше того, что у него есть.
   — Откуда ты знаешь?
   — Знаю. На это имение необходимо потратить тысячи! Уэйкфилд сравнительно обеспеченный человек, но он не…
   — Миллионер, — закончила я. Стирлинг кивнул, улыбаясь. Он, действительно, был человеком, бесконечно преданным своей цели. Позже Минта заговорила со мной об этом лесе.
   — Теперь я знаю, что его купил мистер Херрик. И знаю, за какую цену.
   — Он может себе это позволить, — ответила я достаточно сурово. Ее глаза засияли.
   — С его стороны это весьма любезно!
   — Он очень хотел купить этот лес.
   — Но почему? Вокруг много более ценных земель. «Но не таких, как Уайтледиз», — подумала я. Стирлинг вел себя так, будто уже сделал шаг к двери. «Ты ошибаешься, Стирлинг, — думала я. — У тебя ничего не выйдет. Или мы будем жить в Мерсерз Хауз или вернемся в Австралию». Хотя я уже знала, что мне все равно где жить, лишь бы быть рядом со Стерлингом…
   Приближалось Рождество. За неделю до него Стирлинг, я. Мод, Минта и Франклин ходили по деревне вместе с хором, который пел рождественские песни, чтобы собрать деньги для церкви. Потом мы пошли в Уэйкфилд Парк, где нас ждал горячий суп. Я поняла, что это — традиция, начало которой было положено в Уайтледиз. Я подумала, что когда Франклин женится и станет там жить, старые обычаи возродятся вновь.
   Увидев его отца, сидевшего в своем кресле с шотландским пледом на коленях, и мать, стоявшую рядом, я поняла: он так долго не делал предложения Минте только потому, что женившись, должен был оставить своих горячо любимых родителей. А ему так хотелось быть рядом с ними, пока они живы.
   Мы все встретились рождественским утром в церкви, а днем отправились в Уэйкфилд Парк на праздничный обед. Все было украшено венками из остролиста и омелы. Я вспомнила о трогательных попытках Аделаиды придать нашему дому на другом конце земли дух старой Англии.
   На традиционный рождественский обед подали индейку, сливовый пудинг с горящим бренди. А на елке в центре гостиной всех ждали подарки. Мы поднимали бокалы за наших хозяев, за гостей и за «новеньких». Кроме нас были и другие гости. Под две скрипки мы танцевали в громадном зале старинные деревенские танцы «Дженни Сорви Груши»и «Сэр Роджер де Коверли». После этого — вальс, а некоторые даже пробовали станцевать менуэт. Мне было так хорошо, что я пыталась не думать о праздниках, которые мы проводили в Австралии. Родители Франклина оставались до самого конца, и отец даже отбивал рукой такт и покачивал головой. Они с матерью не сводили глаз с сына.
   — Прекрасное Рождество, — поблагодарила я Франклина, и он в своей чопорной манере ответил, как счастлив, что мне не наскучили старые обычаи.
   По пути домой Стирлинг признал, что день прошел чудесно, и он пригласил всех в Мерсерз Хауз на Новый год.
   — Мы должны придумать что-нибудь не менее интересное, чем предложил Франклин Уэйкфилд.
   Я немного опасалась предстоящего праздника. Стирлинг послал в Лондон за поварами и официантами, засыпал всех приглашениями, разработал особое меню, и лучшие повара выполняли его заказ. Стирлинг даже хотел, чтобы слуги надели синие бархатные ливреи и напудренные парики.
   Я громко смеялась:
   — Но это просто дурной вкус — такой маленький сельский домик и такая пышность!
   — Мне бы хотелось провести праздник в Уайтледиз, — продолжал он задумчиво. — Представляешь, этот зал…
   — Это не Уайтледиз, и что подумают наши гости, когда увидят нанятых слуг в париках? Но я не могла его переубедить. Миссис Гли была вне себя от возмущения.
   — Я бы сама прекрасно справилась, миссис Херрик, если бы у меня было еще две служанки, или хотя бы одна. Я даже знаю, где их взять, — говорила она рассерженно. — Надеюсь, мистеру Херрику нравится, как я готовлю…
   Я отвечала, что мистер Херрик все организовал, не посоветовавшись со мной. Я бы хотела устроить совершенно другой праздник, и конечно же, с помощью миссис Гли.
   Она успокоилась, а когда увидела, как все украшено и приготовлено, сама не смогла скрыть приятного удивления. У нас все было гораздо лучше, чем в Уайтледиз, а для нее это было очень важно. Она заметно волновалась, особенно когда давала указания слугам.
   Я даже не могу сказать, был ли вечер успешным. Но его запомнили все. На улицах горели фонари красный ковер был расстелен на ступеньках у входа Стирлинг нанял оркестр, который играл в маленькой комнате, между столовой и гостиной. На музыкантах были надеты красные рейтузы и белые венгерские рубашки. Стол украшали букеты роз, очень дорогих в это время года. Все было так помпезно, что многие почувствовали себя неуютно среди всей этой роскоши. И, конечно, было совсем не так весело, как в Уэйкфилд Парке. Стирлинг пригласил и пианиста — мы танцевали в гостиной, специально для этого освобожденной от мебели. Только когда начались танцы, праздник несколько оживился. Лучше всех танцевала Мод, потому что когда-то училась этому. Вскоре мы почувствовали себя более свободно. Без четверти двенадцать мы уселись и стали ждать полуночи, а когда пробили часы, взяли друг друга за руки и запели «Доброе Старое Время!»Я сидела между Франклином и Минтой и была счастлива, потому что любила их.