Страница:
- В тихом омуте черти водятся! - пофорсил знанием народной мудрости Дегтярь. - Что за командировка была у него? Последняя командировка!
- Я не помню. Что-то в Сибири. Мы продавали, точнее, перепродавали жилье для переселенцев с Севера. Маленький кусочек от бюджетной программы. Это его идея. Он всегда работал только с беспроигрышными вариантами...
- Это я уже понял.
- А там что-то застопорилось. У нас сейчас даже государству нельзя доверять. Пошли длительные неплатежи из бюджета, все забуксовало... Я могу дать команду, чтоб бухгалтерия выдала тебе документы по его сделкам.
- Это потом. А что по адресу?
- Я... я не знаю. Я боюсь, что и в офисе никто не знает. У него не было друзей. Но, впрочем, не было и врагов. Неужели это он?.. Да его тогда, с-сученыша!..
- Мы договаривались.
- Тебе легко говорить, а я без денег, без надежды, без ничего...
- Для того я и работаю, чтобы к вам вернулись деньги.
- Боже мой!.. Австрия!.. Из них теперь зубами не вырвешь!
- Я вырву, - совершенно спокойно сказал Дегтярь.
- Как я его недоглядел! Как не раскусил! Чуял, что где-то рядом, что близко, совсем близко, а сам...
Рыков даже не заметил, когда вскочил из кресла. Шлепая по паркету ботинками сорок седьмого размера, он метался от стены к стене и каждый раз не мог понять, что же мешает ему пробежать дальше. Если бы не трубка в правой руке, он бы точно врезал кулаком по стене.
- Что? - не расслышал он слова Дегтяря.
- До свидания, говорю.
- До чего?
Трубка запиликала. Меленько-меленько. Будто стоял кто-то возле уха и едко смеялся. Хи-хи-хи-хи-хи. Хи-хи-хи-хи-хи.
Без замаха, так, как толкают легкоатлеты ядро из-под подбородка, Рыков метнул трубку в стену, но трубка не разбилась. Как-то странно провернувшись, она срикошетировала и упала к его ногам.
- Св-волочь!.. Марченко!.. Падла!.. Своими руками задушу...
Ботинки сорок седьмого размера с яростью глиномеса топтали телефон. Он обиженно хрустел и вздыхал. Никому не хочется умирать. Даже телефонам.
Глава сорок шестая
МЫТАРИ ПРИХОДЯТ НА ЗАПАХ ДЕНЕГ
Туалет пропах кислой капустой, хотя кислой капусты в нем никогда не было. Просто сыворотка из местного горняцкого молока давала почему-то именно этот запах и никакой другой. А может, мел был с примесью?
От едкого запаха у Жоры Прокудина задурманило мозги и он застегнул ширинку.
- Лучше уж где-нибудь в другом месте! - решил он, выскочив за дверь и прислонившись к ней спиной.
- Дор-рогу! - по-грузчицки прокричал несущийся навстречу Топор.
Руки бывшего метателя мячиков удерживали в плотном объятии не менее пятнадцати стеклянных банок и одну жестяную, из-под томатной пасты. В них плескалось белое мутное вещество, выращенное заботливыми жителями города шахтерской славы.
- Как ты его только нюхаешь? - брезгливо скривил благородное лицо Жора Прокудин.
- А принюхался уже!.. У меня дядька... Это еще в Башкирии было, при той жизни... Так он говновозом работал...
- Ассенизатором, милый мой!
- Ас... Ну, так от него за километр говном несло. А он ничего не чуял. Так и говорил: ничего не чую!
Жора учтиво открыл дверь, впустил жонглера с банками в туалет и вспомнил, что кто-то к нему пришел. В своем положении генерального директора блефовой фирмы он не ждал приятных визитеров, но все-таки испытывал интерес к первому гостю. Почему-то казалось, что это налоговая полиция. Хотя по опыту других подобных фирм Жора Прокудин знал, что государевы мытари являются лишь тогда, когда навара переваливает за миллион долларов. Ему до таких вершин требовалось при нынешних темпах и при всеобщей провинциальной бедноте не менее месяца.
- Здравствуйте! - удивленно пожал он руку розовощекой тетке в белом халатике. - Мы врача не вызывали.
- Добрый день... Я не врач. Я - замдиректора молокозавода.
- Очень рад! - действительно обрадовался Прокудин. - Присаживайтесь.
В огромном дворце культуры шахты имени Пролетариата Донбасса имелось все два приличных кабинета. В одном восседал монументом директор, во втором лишь изредка появлялся зам по материально-техническому обеспечению. Именно в одно из этих редких появлений везучий Жора Прокудин застал его на месте и через три минуты уговорил на аренду. Зам тут же вскочил из своего кресла-вертушки и потащил гостя дальше по коридору. Директора они уговаривали уже вдвоем. Таких монументальных лиц Жора не видел даже на полотнах брежневской эпохи. К торсу директора хотелось возложить цветы. Он терпеливо выслушал обе стороны, пошевелил бровями, что на время сделало его из памятника живым человеком, и поинтересовался: "Что я с этого буду иметь?" Жора приписал на бумажке много-много нулей к единице и угодливо подвинул ее по столу к животу монумента. "В год?" - спросил монумент. "В месяц", - мгновенно сообразил Прокудин. "Бумажки с печатями в норме?" снова спросил монумент. "Как в лучших домах", - ответил Жо ра и получил благосклонный кивок.
В черном кожаном кресле-вертушке зама по материально-техническому обеспечению любой смотрелся бы не хуже премьер-министра. Опустившись в него, Жора Прокудин действительно ощутил, будто из нутра кресла мимо него поднимаются некие опьяняющие пары. Сразу захотелось отказать, указать на дверь, запретить и вообще продемонстрировать, что планета закончит вращение, если в кресло посадить кого-то другого.
- Что у вас? - тоном судьи спросил он у посетительницы.
- Меня послала директор. Она предлагает заключить с вами договор.
- Я вас слушаю.
Нет, голос, измененный парами кресла, определенно стал суше и величественнее.
- Управлению завода хотелось бы знать, какой тоннаж молока необходим на данные сутки...
- В каком смысле?
Даже волшебное кресло не спасло Жору от замешательства. Он ждал просьб о материальной помощи, а его спрашивали о такой глупости, как тоннаж.
- Понимаете, после появления в городе вашей... организации у населения возрос спрос к молоку. Мы не справляемся с заявками магазинов. Мало того. Со вчерашнего дня осажден в буквальном смысле молокозавод. Люди приезжают на грузовиках, с большими емкостями и требуют отпуска продукта. Мы вынуждены были приостановить производство кефира, сметаны, творога... Ну, и так далее...
- Значит, мы сделали ваше предприятие прибыльным?
Краснощекая тетка сразу после вопроса стала выглядеть еще здоровее. Улыбнувшись, она горестно вздохнула и поделилась наболевшим:
- Если бы не налоги... У нас же госпредприятие. Увеличение сбыта на зарплате не сказывается...
- Это пережиток прошлого!
- Но вы же тоже платите налоги...
- Безусловно!
Призрак налогового ведомства все равно возник в кабинете. Видно, деньги имеют одну особенность. Там, где они собираются в большую кучу, неминуемо жди мытаря.
- У нас честная компания! - пережал с пафосом Жора Прокудин. - К тому же со смешанным капиталом. В том числе и иностранным. Видели вывеску?
- Да. Очень солидно. У нас на молокозаводе такой нет.
- Так какой, вы говорите, договор?
Тетка до смерти надоела Жоре. Она была похожа на колхозницу с серпом, стоящую в паре с рабочим молотобойцем возле ВДНХ, хотя Прокудин ни разу не посмотрел, сколько ни проезжал мимо, на лицо металлической колхозницы.
Он просто был уверен, что похожа, и очень бы удивился, если бы его начали разубеждать в этом.
- Договор? - встрепенулась она. - Очень простой договор. В конце рабочего дня мы хотели бы получать от вас данные о том, на какой тоннаж молока заключены сделки. И все...
"Ни фига себе номер! - подумал Жора Прокудин. - Так они ж наш доход сразу высчитают!"
Тетка все больше казалась переодетым налоговым инспектором. Почудилось, что она вот прямо сейчас поведет плечиком, сбросит халатик-маскировочку и предстанет во всей красе мундира. От блеска звезд на погонах ослепнешь.
- Мы обдумаем ваше предложение!
Легкий страх, на время отрезавший от прокудинского тела волшебные пары кресла, вытолкнул его с сидения. Тетка послушно встала и протянула пухленькую ручку. Жора Прокудин с дурацкой улыбочкой поднес ее к губам и сочно поцеловал.
Лицо тетки превратилось в эталон красного цвета. Его можно было показывать художникам, чтобы они больше не врали с красным цветом в своих картинах.
- Я подъеду завтра... В это же время... Или чуть позже...
- Да-да, пожалуйста! - своим движением подтолкнул он ее к
выходу, еще раз поцеловал ручку и с облегчением закрыл за теткой
дверь.
- Идиоты! - ругнулся он на них.
- Вы что-то сказали? Опять появилось ее лицо в дверной щели.
- Очень рад был познакомиться! - кисло улыбнулся он.
- Я - тоже.
- И я...
Дверь закрылась и тут же открылась. Жора Прокудин залил лицо еще более приторной улыбкой и чуть не вскрикнул.
На том самом месте, где еще секунду назад красовалось краснощекое личико тетки, тщательно разжевывали жвачку челюсти вчерашнего посетителя. Вблизи его лицо казалось не просто страшным, а ужасным. Таких "быков" Жора не видел даже в Москве. А уж там был полный набор всего и вся.
Лицо выплыло из щели, поднялось к потолку, и у Жоры перехватило дыхание. Он ни разу в жизни не попал на матч баскетболистов. Ему не с чем было сравнивать посетителя. Разве что с фонарным столбом. Но у столбов нет таких голов.
- Хорошо сидишь, пацан! - прорычал гость и заполнил собою весь кабинет.
Прокудин еле успел скользнуть в кресло, чтобы оставить за собой хоть этот клочок кожи.
- Канконы ты мочишь крутые! - уверенно сел гость на три стула сразу. В нашу "дыру" такие фраера давно не залетали!
- Видите ли, я вас несколько не понимаю, - соврал Жора.
Жаргон "быков" он знал. По всей территории великого и могучего русского языка термин "мочить канконы" означал только одно: "делать что-либо запрещенное".
В эту минуту Жоре стало не хватать рядом Топора. Без его носа он смотрелся жалко и беззащитно.
- А чего тут понимать! - с размаха пришлепнул муху на столе гость. Сразу видно, что ты - мазь1)...
____
1) Мазь (жаргон) - мошенник высшего класса.
____
- Наша фирма мазями не занимается...
- Фирма веников не вяжет! Короче, давай забанкуем! Базар такой: моя кодла охраняет твою контору, а ты отстегиваешь нам э-э... по штуке на рыло в сутки...
- По сколько?!
- По штуке... Ну, короче, по тыще "зеленых". Идет?
- А сколько рыл? - принял его жаргон Жора Прокудин.
- Немного. Семнадцать лбов.
- Да ты что!.. У меня в день не больше пяти тысяч... если в долларах... чистой прибыли, а ты...
- Не гони! Мы все просекли! У тебя в день не меньше сорока тыщ баксов выбегает!
- Откуда!
- По толпе. Мы все сосчитали. Усек?
- А ты думаешь, они все только и делают, что деньги оставляют?! Они еще и забирают. Бывает, что и побольше, чем приносят. Они...
- Кор-роче, наше слово такое!
- А потом что это за услуга такая - охрана?! Меня и без того уже менты охраняют.
- Кор-роче, вечерком я занырну. За "бабками"...
Он встал и подпер головой потолок. Перед людьми такого роста и таких габаритов ощущаешь себя как перед вулканом. Короче, ощущаешь червячком. Или муравьем. Но что не человеком - это точно.
"Бык" грохнул на прощание дверью. На серванте в дальнем углу
комнаты ванькой-встанькой покачался глиняный горшок с дурацкой
пластикой гвоздикой и, на секунду перестав быть ванькой-встанькой,
все-таки упал. Жора видел падение, видел разлет осколков, но все
равно вздрогнул, будто звук удара оказался для него неожиданным.
- Началось, - сквозь зубы процедил он.
Мытарь все-таки пришел. Не официальный, не в мундире с надраенными звездочками, не с красной "корочкой". Но удивляться было нечему. Чья власть в городе, те сборщики налогов и появляются первыми. Хорошо еще что не пришли и те и другие одновременно.
Сбежав по лестнице с управленческого этажа, Жора Прокудин с минуту постоял на дальнем краю холла. Жанетка все за тем же столом восседала уже не как царица, а как продавщица эпохи развитого социализма. Она хамила посетителям, отказывалась давать сдачу и всем видом показывала, что на земле не осталось человека, к которому она бы испытала хоть каплю любви. Поэт Бенедиктинов, получивший с барского плеча Прокудина секонд-хэндовский немецкий костюмчик, изображал из себя крутого банковского клерка. Он впервые узнал, что смысл есть еще в какой-то работе кроме стихосложения, и это его чрезвычайно забавляло. Топор носился метеором от столов к туалету и обратно. Никто в мире не перенес у сердца так много простокваши, как он. Фирме можно было подавать на него заявку в книгу рекордов Гиннеса, но Жорик не знал, принимают ли заявки от липовых фирм да к тому же на такие нелепые рекорды.
На стульчике у дверей сидел пузатый милиционер с выбритыми до синевы щеками. Щеки хорошо гармонировали с цветом его формы, и вообще старший сержант стопроцентно вписывался в образ постового милиционера. Он даже в помещении не снимал фуражки, хотя в холле было душно, жарко и мерзко.
- У меня к тебе вопрос, - поднял его со стульчика одним своим приближением Жора Прокудин.
Старший сержант вежливо промолчал. На его синих щеках блестел пот, и оттого щеки казались налакированными.
- Ты видел мордатого парня? Он недавно вышел.
- Софрона, что ли?
Он ответил так, будто незнание этого Софрона равнялось незнанию чего-то самого элементарного. Например, того, куда все-таки впадает река Волга.
- Значит, этот фрукт - Софрон? - самого себя спросил Жора Прокудин. Из судимых?
- А как же! У нас полгорода судимых! - радостно ответил старший сержант.
- А вторая половина их обслуживает?
- Чего?
- Он, что, этот район пасет?
- Софрон, что ли?
- Ну не я же!
- Не-ет! - с чувством удовлетворенности ответил старший сержант. Софрон из центровых. А здесь пролетарские орудуют...
- Это по названию шахты?
- Ну да!
- А главного у этих... пролетарских знаешь?
- Хрипатого, что ли?
Опять прозвучала учительская интонация.
- Это фамилия?
- Кликуха, господин директор.
У Жорика отлегло от сердца. Легкий прогиб старшего сержанта сходу перечеркнул все плохое, что он породил своей предыдущей снисходительностью, и Прокудин почувствовал даже что-то родное в потном милиционере с синими щеками.
- Ты его ко мне позвать можешь? - попросил он стража порядка.
- Хрипатого-то?
- Да, именно его...
- Ну, если он в городе. Он тут на днях на сходку ездил. В Ростов-папу...
- На вора в законе хотел короноваться?
- А зачем? Он и без того здесь в авторитете.
- Тебя через сколько сменят? - посмотрел Жора Прокудин на новенький "Citizen" с титановым корпусом.
- Двадцать семь минут еще мои.
- Так позовешь?
- Как прикажете...
- Ну, раз ты так привык, считай, что приказываю, - устало вздохнул Жора и наконец-то закончил в голове подсчет, который вел с самого начала разговора с синещеким старшим сержантом.
По всему выходило, что за сегодня больше десяти тысяч долларов они не набирали никак. А мордатый Софрон требовал почти в два раза больше. И бабка, бывшая соседка матери Гвидонова, никак не приезжала от дочери с Урала. И сам Горняцк, серый, закопченый, насквозь пропитанный запахом угольных топок, начинал казаться мышеловкой. Сыр-то он ухватил, а вырвать никак не мог из боязни отшибить пальцы. Хотя, скорее всего, никакого сыра не было и в помине. А принял он за него смоченный в простокваше кусочек желтой мочалки.
Глава сорок седьмая
Считается, что самое плохое в мире - ждать и догонять. Если это так на самом деле, то нет хуже работы, чем работа сыщика.
Дегтярь сидел в раскаленных "жигулях" метрах в пятидесяти от троллейбусной остановки на Садовом кольце и ждал уже восемь часов подряд. За это время он досконально узнал, когда собирается больше всего пассажиров, а когда их нет вообще. Узнал последовательность, с которой сменяли друг друга номера маршрутов. Мало того - теперь он узнавал водителей троллейбусов. Хорошо хоть те на него не обращали внимания.
А Дегтярь все ждал и ждал, и порой ему казалось, что и не живого человека он стремится увидеть на остановке, а совершенно неодушевленные вещи - платье в красный горошек и белую сумочку. Девушка, отвернувшаяся на этой остановке от Марченко, была его последней надеждой. Девушка не могла возникнуть случайно. Марченко был не из тех, кто способен притормозить у тротуара при виде незнакомой красотки. Он играл только наверняка. И то, что девушка отвернулась, означало только одно: на этой ставке он еще не сорвал куш.
Примерно час назад Дегтярь связался по сотовому с генералом-однокашником и узнал от него то, что и ожидал узнать. За последние трое суток на имя Марченко Олега Феофановича не были куплены ни авиационные, ни железнодорожные билеты. Это означало, что он либо выехал за границу на кровной "ауди", либо все еще обретался в первопрестольной. Больше хотелось второго, хотя с каждым часом ожидания Дегтярь все заметнее верил в первое. С другой стороны, командировка в Австрию тоже выглядела заманчивым мероприятием. А если бы Рыков не дал на нее денег?
Расстегнув третью, уже третью, пуговицу сверху на рубашке, Дегтярь мутно, почти ничего не видя, посмотрел на разжавшиеся двери-челюсти троллейбуса. Белое пятно на боку одной из вышедших пассажирок он принял за часть платья, но она как-то уж очень резко сместила пятно с бока к груди, и сыщик по-лошадиному фыркнул, сгоняя с лица дрему.
- Она! - самого себя постарался убедить он. - Или не она?
Девушка щелкнула замком сумочки, переместила ее на привычное место, к бедру, и долгим взглядом посмотрела вдоль шоссе в сторону Садово-Кудринской. Это был взгляд ожидания. Но какой-то странный, можно сказать, тревожный. Наверное, точно таким же взглядом последние часы всматривался в людей на остановке Дегтярь.
Не хватало малости - платья в горошек. Да и девушка выглядела чуть выше, чем та, прежняя, из вчерашнего дня. Но Дегтярь уже стал рабом сумочки. Если бы сейчас рядом с девушкой появилась еще одна с такой же сумочкой и даже в платье с красным горошком, он бы последовал за первой.
Выбравшись из машины, Дегтярь с удивлением ощутил, что вне ее воздух не так горяч и липок. Девушка направилась к наземному переходу, и он пошел за ней метрах в тридцати. На противоположной стороне Садового кольца он ощутил себя неуютно, потому что поневоле нагнал девушку.
А она и не думала оглядываться. Медленно, слишком медленно для человека ее возраста она проплелась по Садово-кудринской, свернула на Спиридоновку, бывшую улицу цэковских номенклатурных домов - "кирпичей", вошла во двор одного из таких домов, и Дегтярю захотелось провалиться сквозь землю. Или раствориться в желтом летнем воздухе. В общем, стать невидимым.
Во дворе, прямо у "ауди" шестой модели стоял высокий джинсовый парень со свежей щетиной на лице. Щетина, скорее всего, была первыми ростками бороды, но одновременно и маскировкой. Она проросла еще слишком слабо, чтобы в достаточной мере изменить внешность Олега Феофановича Марченко, бывшего коммерческого директора фирмы Рыкова.
- Наташа, ну где ты ходишь?! - метнулся он к девушке.
- Ты все-таки вернулся, - нервно ответила она.
Раздражение в ее голосе смешивалось с удивлением.
Дегтярь старательно делал вид, что читает на ходу газету, но читает слишком внимательно, чтобы ускорить шаг. Он прошел мимо парочки, никого из них не задев.
- Я не могу без тебя, - с отчаянием в голосе произнес Марченко. - Если я...
- Олег, это нереально. Это сюжет из Кафки. Неужели ты не видишь?
- Ну, почему?.. Почему?
- Неужели ты не понимаешь?
- Ладно. Давай поговорим откровенно. Давай?
Она достала из сумочки ключи, раздраженно вскинула подбородок и предложила:
- Пошли ко мне...
Через час с небольшим с артиллерийским грохотом хлопнула дверь подъезда. Марченко вылетел на улицу с перекошенным от бешенства лицом. Он проиграл эту ставку. Хотя, возможно, она только казалась ему беспроигрышной.
- Ну надо же! - присел он у спустившего заднего колеса "ауди".
Пнув кроссовкой обмякшую шину, Марченко открыл багажник и с удивлением обнаружил, что домкрата в нем нет.
- А был же! - удивился он. - Ну что за день! Неужели забыл в гараже?
- Что, обломался? - сочувственно спросил у него Дегтярь.
Его "жигули" стояли метрах в десяти от "ауди" с распахнутыми задними дверцами.
- У меня тоже чего-то с движком, - подошел он к Марченко.
Замасленная тряпка в руках, о которую Дегтярь излишним старанием пытался вытереть чистые пальцы, смотрелась самым убедительным доказательством поломки.
- О-о! Колесо! - с еще большим сочувствием произнес сыщик. - А домкрата, конечно, нету?
- Спасибо... Я сам, - отвернулся от незнакомца Марченко.
- Я тоже.
Сбросив тряпку с пистолета электрошока, Дегтярь ткнул им в бледную шею Марченко и еле успел поймать его под мышки. Спина заболела так, словно он удерживал не человека, а машину "ауди".
- Ему плохо? - выплыла из тени подъезда опрятненькая старушенция.
- А вы не видите?! - огрызнулся Дегтярь. - Помогите донести до машины!
- Боже мой! - закричала старушенция. - Может, я лучше наверх сбегаю, вызову скорую?
- Ерунда! Это солнечный удар!
Безо всякой бабкиной помощи Дегтярь дотащил чересчур тяжелого Марченко до "жигулей", вбил его на заднее сиденье и, совсем не слушая заботливую старушенцию, впрыгнул в машину.
"Минут двадцать. Не больше, - оценил он возможности пленника.
Раньше очухаться не успеет. Дотяну".
И он действительно дотянул до гаража в закоулках Магистральных
улиц.
Марченко открыл глаза чуть позже, чем ожидал сыщик, и это понравилось Дегтярю. Поправив омоновскую шерстяную маску-шапочку на своей слишком крупной для данной шапочки голове, Дегтярь отрывисто спросил:
- Очухался?
Наручники, защелкнутые за спиной, остановили руки Марченко. Он дернулся на стуле и чуть не упал. Промасленные веревки, перехватившие бедра, сделали человека и стул единым существом.
Свет грязной лампочки слепил глаза, мешал разглядеть помещение, и Марченко для начала подумал, что он в подвале, а у дальней стенки стоят то ли трое, то ли четверо грабителей.
- Что вам нужно? - еле укротил он желание ругнуться матом.
- А ты до сих пор не понял?
- Кажется, понял... Деньги?
- Молодец! Я люблю догадливых мальчиков.
Четыре положенных друг на друга колеса - неплохое сидение. Немного жестковато, но зато в полной гармонии с гаражом. Дегтярь чуть попрыгал на своем новом кресле и подумал, что стул под Марченко смотрится каким-то чужим в этом помещении.
- Сколько... денег... да, сколько вы хотите? - сухими губами еле выжевал вопрос Марченко.
- Все... Ровно двести двадцать две тысячи долларов ноль-ноль центов...
- Да вы что!.. У меня нет таких денег!
- Молодец! Не врешь! Почти не врешь! В Москве действительно нет, а в Вене, в Австрии?
Даже плохой свет электролампочки передал смену красок на небритом лице Марченко.
- Ка... какая Ав... стрия?
- Которая южнее Германии. И севернее Словении. Принести политический атлас мира? Или ты будешь настаивать, что Австрия находится в Африке.
- Я вас не понимаю...
- Нехорошо, Олег... Нехорошо... Я старше тебя на четырнадцать лет. Ты только учился ходить на горшок, а я уже стоял у станка. Ты знаешь, что такое станок?
- Где я нахожусь?
- Номер счета в "Мост-банке" назвать?
Глаза Марченко постепенно привыкли к тьме в дальнем конце помещения. Он с удивлением обнаружил, что напротив него сидит всего один человек, а все остальное, что он принял за людей, одеждой висело на трех гвоздях. Но еще больше его удивило лицо собеседника. Оно было негритянским. И только когда враг вскинул руку и поправил что-то возле уха, Марченко уловил белизну кожи на этой руке.
- Так и будешь изображать глухонемого? - спросил Дегтярь.
- Где я?
- Думаешь, я не доберусь до твоей сестрички-лисички?
- А при чем здесь она?
- Олег, ты поставил на проигрыш, - съехидничал сыщик. - Ты только раз выбрал вариант не один и одна десятая, а двести двадцать два к одному. Тебе почудилось, что ты выиграл. Но это был блеф. Ты проиграл. И я - расплата!
- Я никогда не ставил двести двад...
- А с Рыковым?
- Что?.. Что с Рыковым?
- Будешь и дальше строить из себя цацу?
- Откуда вы знаете Рыкова?
- Ну, ты меня извел!
Нащупав на шине коробок пульта, Дегтярь с удовольствием вдавил в него кнопку, и спина Марченко дугой выгнулась на стуле.
- А-а!.. Что это?!. Что?!
- Легкий разряд тока, - сплюнул сквозь прорезь в маске Дегтярь. - Ты сидишь на электрическом стуле. Чем дольше ты будешь упорствовать в даче показаний, тем злее будет кусаться стульчик. А может и навеки загрызть... Ты видел когда-нибудь съемку казни на электрическом стуле? Американская штучка! Р-раз - и в дамки!
- Что тебе нужно?
- Ладно. Не будем вилять, как маркитантки перед гусарами... Мне нужны украденные тобою в сговоре с твоей сестрой деньги Рыкова!
- Деньги Ры... Ах вот в чем дело!
Марченко вскинул подбородком и громко, вызывающе громко рассмеялся. Палец Дегтяря поплясал у кнопки на пульте, но давить на нее не стал.
- А что, я слишком туманно спрашивал до этого? - зло спросил сыщик. Нужно было разжевывать?
- Видите ли, я только сейчас понял, почему вы меня тут... Я думал, это банальное ограбление. С "ауди" я простился. Мысленно. А теперь я понимаю: вы - милиционер, следователь. Верно?
- Мне нужны деньги Рыкова...
- У меня их нет.
Палец прыгнул на кнопку. Марченко дернулся настолько сильно, что упал вместе со стулом на грязный бетонный пол. Голова колоколом загудела от удара. Теперь он не мог понять, что было больнее - разряд тока или ушиб о пол.
- Я не помню. Что-то в Сибири. Мы продавали, точнее, перепродавали жилье для переселенцев с Севера. Маленький кусочек от бюджетной программы. Это его идея. Он всегда работал только с беспроигрышными вариантами...
- Это я уже понял.
- А там что-то застопорилось. У нас сейчас даже государству нельзя доверять. Пошли длительные неплатежи из бюджета, все забуксовало... Я могу дать команду, чтоб бухгалтерия выдала тебе документы по его сделкам.
- Это потом. А что по адресу?
- Я... я не знаю. Я боюсь, что и в офисе никто не знает. У него не было друзей. Но, впрочем, не было и врагов. Неужели это он?.. Да его тогда, с-сученыша!..
- Мы договаривались.
- Тебе легко говорить, а я без денег, без надежды, без ничего...
- Для того я и работаю, чтобы к вам вернулись деньги.
- Боже мой!.. Австрия!.. Из них теперь зубами не вырвешь!
- Я вырву, - совершенно спокойно сказал Дегтярь.
- Как я его недоглядел! Как не раскусил! Чуял, что где-то рядом, что близко, совсем близко, а сам...
Рыков даже не заметил, когда вскочил из кресла. Шлепая по паркету ботинками сорок седьмого размера, он метался от стены к стене и каждый раз не мог понять, что же мешает ему пробежать дальше. Если бы не трубка в правой руке, он бы точно врезал кулаком по стене.
- Что? - не расслышал он слова Дегтяря.
- До свидания, говорю.
- До чего?
Трубка запиликала. Меленько-меленько. Будто стоял кто-то возле уха и едко смеялся. Хи-хи-хи-хи-хи. Хи-хи-хи-хи-хи.
Без замаха, так, как толкают легкоатлеты ядро из-под подбородка, Рыков метнул трубку в стену, но трубка не разбилась. Как-то странно провернувшись, она срикошетировала и упала к его ногам.
- Св-волочь!.. Марченко!.. Падла!.. Своими руками задушу...
Ботинки сорок седьмого размера с яростью глиномеса топтали телефон. Он обиженно хрустел и вздыхал. Никому не хочется умирать. Даже телефонам.
Глава сорок шестая
МЫТАРИ ПРИХОДЯТ НА ЗАПАХ ДЕНЕГ
Туалет пропах кислой капустой, хотя кислой капусты в нем никогда не было. Просто сыворотка из местного горняцкого молока давала почему-то именно этот запах и никакой другой. А может, мел был с примесью?
От едкого запаха у Жоры Прокудина задурманило мозги и он застегнул ширинку.
- Лучше уж где-нибудь в другом месте! - решил он, выскочив за дверь и прислонившись к ней спиной.
- Дор-рогу! - по-грузчицки прокричал несущийся навстречу Топор.
Руки бывшего метателя мячиков удерживали в плотном объятии не менее пятнадцати стеклянных банок и одну жестяную, из-под томатной пасты. В них плескалось белое мутное вещество, выращенное заботливыми жителями города шахтерской славы.
- Как ты его только нюхаешь? - брезгливо скривил благородное лицо Жора Прокудин.
- А принюхался уже!.. У меня дядька... Это еще в Башкирии было, при той жизни... Так он говновозом работал...
- Ассенизатором, милый мой!
- Ас... Ну, так от него за километр говном несло. А он ничего не чуял. Так и говорил: ничего не чую!
Жора учтиво открыл дверь, впустил жонглера с банками в туалет и вспомнил, что кто-то к нему пришел. В своем положении генерального директора блефовой фирмы он не ждал приятных визитеров, но все-таки испытывал интерес к первому гостю. Почему-то казалось, что это налоговая полиция. Хотя по опыту других подобных фирм Жора Прокудин знал, что государевы мытари являются лишь тогда, когда навара переваливает за миллион долларов. Ему до таких вершин требовалось при нынешних темпах и при всеобщей провинциальной бедноте не менее месяца.
- Здравствуйте! - удивленно пожал он руку розовощекой тетке в белом халатике. - Мы врача не вызывали.
- Добрый день... Я не врач. Я - замдиректора молокозавода.
- Очень рад! - действительно обрадовался Прокудин. - Присаживайтесь.
В огромном дворце культуры шахты имени Пролетариата Донбасса имелось все два приличных кабинета. В одном восседал монументом директор, во втором лишь изредка появлялся зам по материально-техническому обеспечению. Именно в одно из этих редких появлений везучий Жора Прокудин застал его на месте и через три минуты уговорил на аренду. Зам тут же вскочил из своего кресла-вертушки и потащил гостя дальше по коридору. Директора они уговаривали уже вдвоем. Таких монументальных лиц Жора не видел даже на полотнах брежневской эпохи. К торсу директора хотелось возложить цветы. Он терпеливо выслушал обе стороны, пошевелил бровями, что на время сделало его из памятника живым человеком, и поинтересовался: "Что я с этого буду иметь?" Жора приписал на бумажке много-много нулей к единице и угодливо подвинул ее по столу к животу монумента. "В год?" - спросил монумент. "В месяц", - мгновенно сообразил Прокудин. "Бумажки с печатями в норме?" снова спросил монумент. "Как в лучших домах", - ответил Жо ра и получил благосклонный кивок.
В черном кожаном кресле-вертушке зама по материально-техническому обеспечению любой смотрелся бы не хуже премьер-министра. Опустившись в него, Жора Прокудин действительно ощутил, будто из нутра кресла мимо него поднимаются некие опьяняющие пары. Сразу захотелось отказать, указать на дверь, запретить и вообще продемонстрировать, что планета закончит вращение, если в кресло посадить кого-то другого.
- Что у вас? - тоном судьи спросил он у посетительницы.
- Меня послала директор. Она предлагает заключить с вами договор.
- Я вас слушаю.
Нет, голос, измененный парами кресла, определенно стал суше и величественнее.
- Управлению завода хотелось бы знать, какой тоннаж молока необходим на данные сутки...
- В каком смысле?
Даже волшебное кресло не спасло Жору от замешательства. Он ждал просьб о материальной помощи, а его спрашивали о такой глупости, как тоннаж.
- Понимаете, после появления в городе вашей... организации у населения возрос спрос к молоку. Мы не справляемся с заявками магазинов. Мало того. Со вчерашнего дня осажден в буквальном смысле молокозавод. Люди приезжают на грузовиках, с большими емкостями и требуют отпуска продукта. Мы вынуждены были приостановить производство кефира, сметаны, творога... Ну, и так далее...
- Значит, мы сделали ваше предприятие прибыльным?
Краснощекая тетка сразу после вопроса стала выглядеть еще здоровее. Улыбнувшись, она горестно вздохнула и поделилась наболевшим:
- Если бы не налоги... У нас же госпредприятие. Увеличение сбыта на зарплате не сказывается...
- Это пережиток прошлого!
- Но вы же тоже платите налоги...
- Безусловно!
Призрак налогового ведомства все равно возник в кабинете. Видно, деньги имеют одну особенность. Там, где они собираются в большую кучу, неминуемо жди мытаря.
- У нас честная компания! - пережал с пафосом Жора Прокудин. - К тому же со смешанным капиталом. В том числе и иностранным. Видели вывеску?
- Да. Очень солидно. У нас на молокозаводе такой нет.
- Так какой, вы говорите, договор?
Тетка до смерти надоела Жоре. Она была похожа на колхозницу с серпом, стоящую в паре с рабочим молотобойцем возле ВДНХ, хотя Прокудин ни разу не посмотрел, сколько ни проезжал мимо, на лицо металлической колхозницы.
Он просто был уверен, что похожа, и очень бы удивился, если бы его начали разубеждать в этом.
- Договор? - встрепенулась она. - Очень простой договор. В конце рабочего дня мы хотели бы получать от вас данные о том, на какой тоннаж молока заключены сделки. И все...
"Ни фига себе номер! - подумал Жора Прокудин. - Так они ж наш доход сразу высчитают!"
Тетка все больше казалась переодетым налоговым инспектором. Почудилось, что она вот прямо сейчас поведет плечиком, сбросит халатик-маскировочку и предстанет во всей красе мундира. От блеска звезд на погонах ослепнешь.
- Мы обдумаем ваше предложение!
Легкий страх, на время отрезавший от прокудинского тела волшебные пары кресла, вытолкнул его с сидения. Тетка послушно встала и протянула пухленькую ручку. Жора Прокудин с дурацкой улыбочкой поднес ее к губам и сочно поцеловал.
Лицо тетки превратилось в эталон красного цвета. Его можно было показывать художникам, чтобы они больше не врали с красным цветом в своих картинах.
- Я подъеду завтра... В это же время... Или чуть позже...
- Да-да, пожалуйста! - своим движением подтолкнул он ее к
выходу, еще раз поцеловал ручку и с облегчением закрыл за теткой
дверь.
- Идиоты! - ругнулся он на них.
- Вы что-то сказали? Опять появилось ее лицо в дверной щели.
- Очень рад был познакомиться! - кисло улыбнулся он.
- Я - тоже.
- И я...
Дверь закрылась и тут же открылась. Жора Прокудин залил лицо еще более приторной улыбкой и чуть не вскрикнул.
На том самом месте, где еще секунду назад красовалось краснощекое личико тетки, тщательно разжевывали жвачку челюсти вчерашнего посетителя. Вблизи его лицо казалось не просто страшным, а ужасным. Таких "быков" Жора не видел даже в Москве. А уж там был полный набор всего и вся.
Лицо выплыло из щели, поднялось к потолку, и у Жоры перехватило дыхание. Он ни разу в жизни не попал на матч баскетболистов. Ему не с чем было сравнивать посетителя. Разве что с фонарным столбом. Но у столбов нет таких голов.
- Хорошо сидишь, пацан! - прорычал гость и заполнил собою весь кабинет.
Прокудин еле успел скользнуть в кресло, чтобы оставить за собой хоть этот клочок кожи.
- Канконы ты мочишь крутые! - уверенно сел гость на три стула сразу. В нашу "дыру" такие фраера давно не залетали!
- Видите ли, я вас несколько не понимаю, - соврал Жора.
Жаргон "быков" он знал. По всей территории великого и могучего русского языка термин "мочить канконы" означал только одно: "делать что-либо запрещенное".
В эту минуту Жоре стало не хватать рядом Топора. Без его носа он смотрелся жалко и беззащитно.
- А чего тут понимать! - с размаха пришлепнул муху на столе гость. Сразу видно, что ты - мазь1)...
____
1) Мазь (жаргон) - мошенник высшего класса.
____
- Наша фирма мазями не занимается...
- Фирма веников не вяжет! Короче, давай забанкуем! Базар такой: моя кодла охраняет твою контору, а ты отстегиваешь нам э-э... по штуке на рыло в сутки...
- По сколько?!
- По штуке... Ну, короче, по тыще "зеленых". Идет?
- А сколько рыл? - принял его жаргон Жора Прокудин.
- Немного. Семнадцать лбов.
- Да ты что!.. У меня в день не больше пяти тысяч... если в долларах... чистой прибыли, а ты...
- Не гони! Мы все просекли! У тебя в день не меньше сорока тыщ баксов выбегает!
- Откуда!
- По толпе. Мы все сосчитали. Усек?
- А ты думаешь, они все только и делают, что деньги оставляют?! Они еще и забирают. Бывает, что и побольше, чем приносят. Они...
- Кор-роче, наше слово такое!
- А потом что это за услуга такая - охрана?! Меня и без того уже менты охраняют.
- Кор-роче, вечерком я занырну. За "бабками"...
Он встал и подпер головой потолок. Перед людьми такого роста и таких габаритов ощущаешь себя как перед вулканом. Короче, ощущаешь червячком. Или муравьем. Но что не человеком - это точно.
"Бык" грохнул на прощание дверью. На серванте в дальнем углу
комнаты ванькой-встанькой покачался глиняный горшок с дурацкой
пластикой гвоздикой и, на секунду перестав быть ванькой-встанькой,
все-таки упал. Жора видел падение, видел разлет осколков, но все
равно вздрогнул, будто звук удара оказался для него неожиданным.
- Началось, - сквозь зубы процедил он.
Мытарь все-таки пришел. Не официальный, не в мундире с надраенными звездочками, не с красной "корочкой". Но удивляться было нечему. Чья власть в городе, те сборщики налогов и появляются первыми. Хорошо еще что не пришли и те и другие одновременно.
Сбежав по лестнице с управленческого этажа, Жора Прокудин с минуту постоял на дальнем краю холла. Жанетка все за тем же столом восседала уже не как царица, а как продавщица эпохи развитого социализма. Она хамила посетителям, отказывалась давать сдачу и всем видом показывала, что на земле не осталось человека, к которому она бы испытала хоть каплю любви. Поэт Бенедиктинов, получивший с барского плеча Прокудина секонд-хэндовский немецкий костюмчик, изображал из себя крутого банковского клерка. Он впервые узнал, что смысл есть еще в какой-то работе кроме стихосложения, и это его чрезвычайно забавляло. Топор носился метеором от столов к туалету и обратно. Никто в мире не перенес у сердца так много простокваши, как он. Фирме можно было подавать на него заявку в книгу рекордов Гиннеса, но Жорик не знал, принимают ли заявки от липовых фирм да к тому же на такие нелепые рекорды.
На стульчике у дверей сидел пузатый милиционер с выбритыми до синевы щеками. Щеки хорошо гармонировали с цветом его формы, и вообще старший сержант стопроцентно вписывался в образ постового милиционера. Он даже в помещении не снимал фуражки, хотя в холле было душно, жарко и мерзко.
- У меня к тебе вопрос, - поднял его со стульчика одним своим приближением Жора Прокудин.
Старший сержант вежливо промолчал. На его синих щеках блестел пот, и оттого щеки казались налакированными.
- Ты видел мордатого парня? Он недавно вышел.
- Софрона, что ли?
Он ответил так, будто незнание этого Софрона равнялось незнанию чего-то самого элементарного. Например, того, куда все-таки впадает река Волга.
- Значит, этот фрукт - Софрон? - самого себя спросил Жора Прокудин. Из судимых?
- А как же! У нас полгорода судимых! - радостно ответил старший сержант.
- А вторая половина их обслуживает?
- Чего?
- Он, что, этот район пасет?
- Софрон, что ли?
- Ну не я же!
- Не-ет! - с чувством удовлетворенности ответил старший сержант. Софрон из центровых. А здесь пролетарские орудуют...
- Это по названию шахты?
- Ну да!
- А главного у этих... пролетарских знаешь?
- Хрипатого, что ли?
Опять прозвучала учительская интонация.
- Это фамилия?
- Кликуха, господин директор.
У Жорика отлегло от сердца. Легкий прогиб старшего сержанта сходу перечеркнул все плохое, что он породил своей предыдущей снисходительностью, и Прокудин почувствовал даже что-то родное в потном милиционере с синими щеками.
- Ты его ко мне позвать можешь? - попросил он стража порядка.
- Хрипатого-то?
- Да, именно его...
- Ну, если он в городе. Он тут на днях на сходку ездил. В Ростов-папу...
- На вора в законе хотел короноваться?
- А зачем? Он и без того здесь в авторитете.
- Тебя через сколько сменят? - посмотрел Жора Прокудин на новенький "Citizen" с титановым корпусом.
- Двадцать семь минут еще мои.
- Так позовешь?
- Как прикажете...
- Ну, раз ты так привык, считай, что приказываю, - устало вздохнул Жора и наконец-то закончил в голове подсчет, который вел с самого начала разговора с синещеким старшим сержантом.
По всему выходило, что за сегодня больше десяти тысяч долларов они не набирали никак. А мордатый Софрон требовал почти в два раза больше. И бабка, бывшая соседка матери Гвидонова, никак не приезжала от дочери с Урала. И сам Горняцк, серый, закопченый, насквозь пропитанный запахом угольных топок, начинал казаться мышеловкой. Сыр-то он ухватил, а вырвать никак не мог из боязни отшибить пальцы. Хотя, скорее всего, никакого сыра не было и в помине. А принял он за него смоченный в простокваше кусочек желтой мочалки.
Глава сорок седьмая
Считается, что самое плохое в мире - ждать и догонять. Если это так на самом деле, то нет хуже работы, чем работа сыщика.
Дегтярь сидел в раскаленных "жигулях" метрах в пятидесяти от троллейбусной остановки на Садовом кольце и ждал уже восемь часов подряд. За это время он досконально узнал, когда собирается больше всего пассажиров, а когда их нет вообще. Узнал последовательность, с которой сменяли друг друга номера маршрутов. Мало того - теперь он узнавал водителей троллейбусов. Хорошо хоть те на него не обращали внимания.
А Дегтярь все ждал и ждал, и порой ему казалось, что и не живого человека он стремится увидеть на остановке, а совершенно неодушевленные вещи - платье в красный горошек и белую сумочку. Девушка, отвернувшаяся на этой остановке от Марченко, была его последней надеждой. Девушка не могла возникнуть случайно. Марченко был не из тех, кто способен притормозить у тротуара при виде незнакомой красотки. Он играл только наверняка. И то, что девушка отвернулась, означало только одно: на этой ставке он еще не сорвал куш.
Примерно час назад Дегтярь связался по сотовому с генералом-однокашником и узнал от него то, что и ожидал узнать. За последние трое суток на имя Марченко Олега Феофановича не были куплены ни авиационные, ни железнодорожные билеты. Это означало, что он либо выехал за границу на кровной "ауди", либо все еще обретался в первопрестольной. Больше хотелось второго, хотя с каждым часом ожидания Дегтярь все заметнее верил в первое. С другой стороны, командировка в Австрию тоже выглядела заманчивым мероприятием. А если бы Рыков не дал на нее денег?
Расстегнув третью, уже третью, пуговицу сверху на рубашке, Дегтярь мутно, почти ничего не видя, посмотрел на разжавшиеся двери-челюсти троллейбуса. Белое пятно на боку одной из вышедших пассажирок он принял за часть платья, но она как-то уж очень резко сместила пятно с бока к груди, и сыщик по-лошадиному фыркнул, сгоняя с лица дрему.
- Она! - самого себя постарался убедить он. - Или не она?
Девушка щелкнула замком сумочки, переместила ее на привычное место, к бедру, и долгим взглядом посмотрела вдоль шоссе в сторону Садово-Кудринской. Это был взгляд ожидания. Но какой-то странный, можно сказать, тревожный. Наверное, точно таким же взглядом последние часы всматривался в людей на остановке Дегтярь.
Не хватало малости - платья в горошек. Да и девушка выглядела чуть выше, чем та, прежняя, из вчерашнего дня. Но Дегтярь уже стал рабом сумочки. Если бы сейчас рядом с девушкой появилась еще одна с такой же сумочкой и даже в платье с красным горошком, он бы последовал за первой.
Выбравшись из машины, Дегтярь с удивлением ощутил, что вне ее воздух не так горяч и липок. Девушка направилась к наземному переходу, и он пошел за ней метрах в тридцати. На противоположной стороне Садового кольца он ощутил себя неуютно, потому что поневоле нагнал девушку.
А она и не думала оглядываться. Медленно, слишком медленно для человека ее возраста она проплелась по Садово-кудринской, свернула на Спиридоновку, бывшую улицу цэковских номенклатурных домов - "кирпичей", вошла во двор одного из таких домов, и Дегтярю захотелось провалиться сквозь землю. Или раствориться в желтом летнем воздухе. В общем, стать невидимым.
Во дворе, прямо у "ауди" шестой модели стоял высокий джинсовый парень со свежей щетиной на лице. Щетина, скорее всего, была первыми ростками бороды, но одновременно и маскировкой. Она проросла еще слишком слабо, чтобы в достаточной мере изменить внешность Олега Феофановича Марченко, бывшего коммерческого директора фирмы Рыкова.
- Наташа, ну где ты ходишь?! - метнулся он к девушке.
- Ты все-таки вернулся, - нервно ответила она.
Раздражение в ее голосе смешивалось с удивлением.
Дегтярь старательно делал вид, что читает на ходу газету, но читает слишком внимательно, чтобы ускорить шаг. Он прошел мимо парочки, никого из них не задев.
- Я не могу без тебя, - с отчаянием в голосе произнес Марченко. - Если я...
- Олег, это нереально. Это сюжет из Кафки. Неужели ты не видишь?
- Ну, почему?.. Почему?
- Неужели ты не понимаешь?
- Ладно. Давай поговорим откровенно. Давай?
Она достала из сумочки ключи, раздраженно вскинула подбородок и предложила:
- Пошли ко мне...
Через час с небольшим с артиллерийским грохотом хлопнула дверь подъезда. Марченко вылетел на улицу с перекошенным от бешенства лицом. Он проиграл эту ставку. Хотя, возможно, она только казалась ему беспроигрышной.
- Ну надо же! - присел он у спустившего заднего колеса "ауди".
Пнув кроссовкой обмякшую шину, Марченко открыл багажник и с удивлением обнаружил, что домкрата в нем нет.
- А был же! - удивился он. - Ну что за день! Неужели забыл в гараже?
- Что, обломался? - сочувственно спросил у него Дегтярь.
Его "жигули" стояли метрах в десяти от "ауди" с распахнутыми задними дверцами.
- У меня тоже чего-то с движком, - подошел он к Марченко.
Замасленная тряпка в руках, о которую Дегтярь излишним старанием пытался вытереть чистые пальцы, смотрелась самым убедительным доказательством поломки.
- О-о! Колесо! - с еще большим сочувствием произнес сыщик. - А домкрата, конечно, нету?
- Спасибо... Я сам, - отвернулся от незнакомца Марченко.
- Я тоже.
Сбросив тряпку с пистолета электрошока, Дегтярь ткнул им в бледную шею Марченко и еле успел поймать его под мышки. Спина заболела так, словно он удерживал не человека, а машину "ауди".
- Ему плохо? - выплыла из тени подъезда опрятненькая старушенция.
- А вы не видите?! - огрызнулся Дегтярь. - Помогите донести до машины!
- Боже мой! - закричала старушенция. - Может, я лучше наверх сбегаю, вызову скорую?
- Ерунда! Это солнечный удар!
Безо всякой бабкиной помощи Дегтярь дотащил чересчур тяжелого Марченко до "жигулей", вбил его на заднее сиденье и, совсем не слушая заботливую старушенцию, впрыгнул в машину.
"Минут двадцать. Не больше, - оценил он возможности пленника.
Раньше очухаться не успеет. Дотяну".
И он действительно дотянул до гаража в закоулках Магистральных
улиц.
Марченко открыл глаза чуть позже, чем ожидал сыщик, и это понравилось Дегтярю. Поправив омоновскую шерстяную маску-шапочку на своей слишком крупной для данной шапочки голове, Дегтярь отрывисто спросил:
- Очухался?
Наручники, защелкнутые за спиной, остановили руки Марченко. Он дернулся на стуле и чуть не упал. Промасленные веревки, перехватившие бедра, сделали человека и стул единым существом.
Свет грязной лампочки слепил глаза, мешал разглядеть помещение, и Марченко для начала подумал, что он в подвале, а у дальней стенки стоят то ли трое, то ли четверо грабителей.
- Что вам нужно? - еле укротил он желание ругнуться матом.
- А ты до сих пор не понял?
- Кажется, понял... Деньги?
- Молодец! Я люблю догадливых мальчиков.
Четыре положенных друг на друга колеса - неплохое сидение. Немного жестковато, но зато в полной гармонии с гаражом. Дегтярь чуть попрыгал на своем новом кресле и подумал, что стул под Марченко смотрится каким-то чужим в этом помещении.
- Сколько... денег... да, сколько вы хотите? - сухими губами еле выжевал вопрос Марченко.
- Все... Ровно двести двадцать две тысячи долларов ноль-ноль центов...
- Да вы что!.. У меня нет таких денег!
- Молодец! Не врешь! Почти не врешь! В Москве действительно нет, а в Вене, в Австрии?
Даже плохой свет электролампочки передал смену красок на небритом лице Марченко.
- Ка... какая Ав... стрия?
- Которая южнее Германии. И севернее Словении. Принести политический атлас мира? Или ты будешь настаивать, что Австрия находится в Африке.
- Я вас не понимаю...
- Нехорошо, Олег... Нехорошо... Я старше тебя на четырнадцать лет. Ты только учился ходить на горшок, а я уже стоял у станка. Ты знаешь, что такое станок?
- Где я нахожусь?
- Номер счета в "Мост-банке" назвать?
Глаза Марченко постепенно привыкли к тьме в дальнем конце помещения. Он с удивлением обнаружил, что напротив него сидит всего один человек, а все остальное, что он принял за людей, одеждой висело на трех гвоздях. Но еще больше его удивило лицо собеседника. Оно было негритянским. И только когда враг вскинул руку и поправил что-то возле уха, Марченко уловил белизну кожи на этой руке.
- Так и будешь изображать глухонемого? - спросил Дегтярь.
- Где я?
- Думаешь, я не доберусь до твоей сестрички-лисички?
- А при чем здесь она?
- Олег, ты поставил на проигрыш, - съехидничал сыщик. - Ты только раз выбрал вариант не один и одна десятая, а двести двадцать два к одному. Тебе почудилось, что ты выиграл. Но это был блеф. Ты проиграл. И я - расплата!
- Я никогда не ставил двести двад...
- А с Рыковым?
- Что?.. Что с Рыковым?
- Будешь и дальше строить из себя цацу?
- Откуда вы знаете Рыкова?
- Ну, ты меня извел!
Нащупав на шине коробок пульта, Дегтярь с удовольствием вдавил в него кнопку, и спина Марченко дугой выгнулась на стуле.
- А-а!.. Что это?!. Что?!
- Легкий разряд тока, - сплюнул сквозь прорезь в маске Дегтярь. - Ты сидишь на электрическом стуле. Чем дольше ты будешь упорствовать в даче показаний, тем злее будет кусаться стульчик. А может и навеки загрызть... Ты видел когда-нибудь съемку казни на электрическом стуле? Американская штучка! Р-раз - и в дамки!
- Что тебе нужно?
- Ладно. Не будем вилять, как маркитантки перед гусарами... Мне нужны украденные тобою в сговоре с твоей сестрой деньги Рыкова!
- Деньги Ры... Ах вот в чем дело!
Марченко вскинул подбородком и громко, вызывающе громко рассмеялся. Палец Дегтяря поплясал у кнопки на пульте, но давить на нее не стал.
- А что, я слишком туманно спрашивал до этого? - зло спросил сыщик. Нужно было разжевывать?
- Видите ли, я только сейчас понял, почему вы меня тут... Я думал, это банальное ограбление. С "ауди" я простился. Мысленно. А теперь я понимаю: вы - милиционер, следователь. Верно?
- Мне нужны деньги Рыкова...
- У меня их нет.
Палец прыгнул на кнопку. Марченко дернулся настолько сильно, что упал вместе со стулом на грязный бетонный пол. Голова колоколом загудела от удара. Теперь он не мог понять, что было больнее - разряд тока или ушиб о пол.