Ильин Андрей. Бомба для братвы

   — Каким образом?
   — Самым простым. Нейтрализовав грузовики.
   — Организовать новое нападение?
   — Нападение, равно как захват бомб, ничего не даст. Теперь не даст. Когда они уже не могут взорваться. Когда их можно не бояться, но использовать факт их наличия в чужих руках в своих интересах. Они просто объявят террористами тех, кто остановит реальных террористов. И дальше все пойдет по накатанному сценарию. Кроме того, я уверен, нам не дадут их перехватить. Потому что их путь отслеживают.
   Единственная возможность остановить бомбы — это уговорить отказаться от теракта террористов. Сделать так, чтобы они бросили бомбы по дороге. И мгновенно разбежались в разные стороны. Тогда это будет лишь факт разгильдяйства военных, который можно использовать только против военных. И который не может быть весомой причиной для введения чрезвычайного положения или отставки существующего правительства.
   Нам надо уговорить террористов отказаться от своих планов.
   — Каким образом?
   — Ты с ними работал. Тебе виднее...
   — Мне нужен телефон Мозги! Его мобильный телефон.
   — Откуда я могу знать...
   — Мне нужен телефон Мозги! Или я доведу до его сведения все известные мне факты ваших взаимоотношений с правоохранительными органами. И данные вами признательные показания. На его противозаконную деятельность данные.
   — Я не стучал в органы!
   — Ты стучал мне, представителю всемилостивейшего семи озер, песка и скважин шаха. А он, то есть я, является работником правоохранительных органов.
   — 0-ё!!!
   — Думай. У тебя одна минута. Через минуту я прерываю связь. И нахожу более понятливого клиента, которому передаю содержание и записи всех наших разговоров в обмен на необходимый мне телефон.
   — Не надо!
   — Пятьдесят секунд!
   — Не надо! Он меня убьет!..
   — Сорок!
   — Ну, я прошу вас. Я верну все деньги. Я дам показания по кому-нибудь другому...
   — Тридцать!
   — Но вы гарантируете, что он не узнает, кто навел на его номер?
   — Гарантирую. Двадцать. Но еще вернее гарантирую, что он узнает обо всем, если я не узнаю номера телефона. Десять...
   — Хорошо. Записывайте...
   — Ну?
   — Вы меня не знаете. Но я прошу меня выслушать.
   — Зачем мне тебя слушать, если я тебя не знаю?
   — Вы меня не знаете, но я знаю о характере перевозимого двумя «КамАЗами» груза, имеющего радиоактивную начинку.
   — Кто ты такой?
   — Доброжелатель.
   — Что ты хочешь?
   — Предупредить об опасности. Вас хотят подставить.
   — Кто?
   — Тот, кто выпустил машины на маршрут. Он распорядился обезвредить «груз». Ваши действия будут только ширмой. Только ширмой, прикрывающей чужие интересы. Вы проиграете. При этом раскладе могут выиграть только они.
   — А почему я тебе должен верить?
   — Потому что машины выпустили из части! Они выпустили машины, которые были у них в руках! Это лучшее доказательство двойной игры.
   — Что ты мне хочешь предложить?
   — Немедленно бросить «груз». И бросить машины. Это единственная возможность не подставиться. Если вы этого не сделаете, вы станете стрелочником.
   — Это мы еще посмотрим...
   — Я очень рекомендую воспользоваться нашим советом...
   — Мне не нужны чужие советы. У меня своя голова на плечах имеется.
   — И все же представьте, что может произойти, если вы...
   — Да пошел ты! Советчик долбаный...
   И сразу гудки.
   Гудки.
   Гудки.
   Гудки...
   — Он ничего не понял. Или он знает что-то такое, что не знаем мы, — сказал Резидент.
   — Понять — понял. Не мог не понять. Не дурак. Но воспользоваться нашим предложением почему-то не захотел. Почему? Почему он отверг единственный, обещающий ему спасение выход из в общем-то безнадежного положения?
   — По всей видимости, он не считает его безнадежным.
   — Почему? Почему он продолжает путь, который уже лишен смысла? Который никуда не ведет.
   — Может, он от отчаяния просто закусил удила?
   — Вряд ли. Для человека, не ведающего, что творит, он говорил слишком уверенно. И слишком спокойно. Что позволяет ему сохранять спокойствие в практически матовой ситуации?
   — Может, он действует в сговоре с кем-то из верхов? И именно на его сигнал последовала столь быстрая реакция. И машины были освобождены? Тогда все встает на свои места.
   — А если предположить худшее?
   — Что может быть хуже прямого сговора преступного авторитета с верховной властью!
   — Двойное дно.
   — В каком смысле?
   — В смысле как в фокусах. Зрителям показывают одно, а во втором дне придерживают совсем другое.
   — Липовые бомбы?
   — Точно! Например, если предположить, что эти бомбы — не главные бомбы... Что это вообще не бомбы, а лишь отвлекающие на себя всеобщее внимание болванки. А сами бомбы...
   — А сами бомбы заложены под намеченные для взрыва города. Уже заложены! Заранее заложены! к — Тогда совершенно понятны его уверенность и его маниакальное стремление продолжить движение колонны любой ценой. Эта колонна никуда ничего не везет. Это фальшивая колонна! в Что, если так?
   Вторая гипотеза звучала гораздо более фантастично, чем первая. Но несла в себе большую угрозу. И значит, следуя логике, прорабатывать следовало в первую Очередь ее. И верить в первую очередь в нее. Из двух опасностей разведчики всегда выбирают наибольшую. Пусть даже она менее явная. Потому что, когда она подрастет в размерах, спасаться уже будет поздно.
   Итак, если предположить, что главный террорист, не веря в возможность беспрепятственного и тайного провоза атомных изделий через страну, заранее или в параллельно отвлекающей колонне доставил их к месту назначения, то, выходит, его шантаж может состояться. В самое ближайшее время. И может иметь самые печальные последствия. Потому что его шантажа не примут! Тот, кто распорядился выпустить машины из воинской части, уверен, что бомбы взорваться не могут! И будет идти на обострение ситуации. И не будет идти на уступки. Потому что идти на уступки владельцу металлоломных болванок глупо. Единственное, что сможет убедить его в серьезности намерений шантажиста, — это взрыв! И, значит, взрыв становится неизбежен. Стопроцентно неизбежен. В отличие от просто шантажа. От шантажа, не имеющего двойного дна!
   Доигрались! Что сами себя перехитрили! Мать их!..
   — И что теперь будем делать?
   А что можно сделать в ситуации, когда с часу на час может рвануть неизвестно где заложенный заряд? Как узнать его местоположение за считанные минуты? Прочесать несколько десятков тысяч километров городских территорий? Вдвоем прочесать. За те же несколько минут прочесать.
   И как добраться до заряда, даже если узнать его местоположение, когда он наверняка замаскирован, а может быть, даже зарыт на десяток метров в землю.
   И как успеть обезвредить, не потревожив взрыватель, срабатывающий на смещение. Например, на смещение выбираемого экскаваторами грунта?
   Как сделать то, что сделать невозможно в принципе?
   И что вообще следует предпринимать в таких случаях? В случаях потенциально возможных атомных взрывов.
   Объявлять сигнал воздушной тревоги? Проводить массовую эвакуацию населения из городов-миллионников? Спасать людей? Или как минимум готовить к действию силы гражданской обороны и спасателей?
   Чтобы свести к минимуму последствия взрыва. Уже произошедшего взрыва...
   Куратор набрал хорошо известный ему телефонный номер. Номер доверенного лица Президента.
   — Мне нужен Первый, — сказал он.
   — Если вам нужен Первый, звоните в его администрацию.
   Куратор произнес условленную фразу. Между Конторой и доверенным лицом условленную. После которой он должен был перестать быть просто неизвестным абонентом. После которой он должен был быть узнан. И выслушан.
   — Мне нужен Первый!
   — Это невозможно. Первый занят.
   — Мне нужен Первый по экстраординарному делу.
   — Я же сказал. Первый занят. Я могу назначить вам любое другое время...
   — Вы что, не понимаете, что если я звоню, то дело идет о безопасности страны?
   — Первый занят. Я готов выслушать ваше сообщение и передать его Ему сразу, как только Он освободится...
   Деваться было некуда. С высокопоставленными бюрократами по телефону не воюют. А если воюют, то всегда проигрывают. Телефон — это их оружие. В использовании которого они сильнее всех других.
   — Передайте Первому, что одному из городов-миллионников угрожает террористический акт с использованием ядерного оружия. Взрыв угрожает!
   — Взрыв?
   — Да, взрыв. Ядерный взрыв. Что необходимо самым спешным образом...
   — Вы ничего не путаете? Ничего не преувеличиваете? Насчет взрыва?
   — Я ничего не путаю.
   — Хорошо. Я передам.
   — Немедленно передайте!
   — Немедленно. После того, как Он освободится...
   Куратор сцепил пальцы на трубке. Так, что пальцы побелели.
   — Не передаст? — спросил Резидент.
   — Не передаст. Он либо перекрывает подходы к Президенту, исполняя волю заговорщиков, либо сам заговорщик, либо ведет игру от имени Президента. Я думаю, он знает о бомбах и знает, что они не взорвутся. В любом другом случае он на это сообщение прореагировал бы по-другому.
   Они не станут ничего предпринимать. Ничего, что не было бы предусмотрено заранее утвержденным сценарием. Потому что иначе не получат планируемых дивидендов. Они будут ждать заявления террориста. И лишь после этого демонстрировать реакцию.
   Они уверены, что держат ситуацию под контролем. Потому что уверены, бомбы не взорвутся. Переубедить их мы не сможем. Им невыгодно менять свою точку зрения. Им невыгодно признавать свой проигрыш. Они предпочтут взрыв публичному признанию возможности взрыва. Они не предупредят гражданскую оборону и спасателей...
   — И что нам остается делать?
   — Думать. Нам остается только думать!

Глава 70

   — Готово, — сказал крановщик. — Лег мягко, как на перину.
   — Ты, мужик, молоток, — похвалил его заказчик. — Просто ювелир какой-то. Даже стенок не соскреб.
   — А как же! Я, почитай, двадцать лет за рычагами сижу. Могу на спор крюком спичечные коробки задвигать.
   — Ну тогда пошли за бабками.
   — За бабками это хорошо. Я месяца три зарплату не получал.
   — Ну вот теперь получишь. Жену порадуешь. Детишкам конфет купишь. Пошли, пошли...
   Уходя от места, крановщик еще раз взглянул на место своей работы. На уходящую в глубину яму.
   — Гроб у вас здоровый был. Прямо на трех человек. И тяжелый. Мне аж стрелу водило...
   — Так и покойник был не маленький. Плюс саркофаг. Он в нержавеющем саркофаге себя похоронить завещал. Хочет, чтобы тысячу лет его ни один червяк... Чтобы как новенький...
   — Есть чудаки на свете.
   — Были...
   Крановщика подвели к задней дверце «Жигулей» и стали отсчитывать ему деньги. Он внимательно смотрел на шелестящие на ветру купюры и поэтому не обратил внимания на подошедшего сзади невзрачного пацана. И не увидел, как тот вытащил нож.
   — Ну что, считаешь? — доброжелательно спросил пацан, положив ему руку на спину.
   — Считаю. Деньги счет любят.
   — Это точно...
   Пацан оглянулся, еще раз улыбнулся и коротким ударом сунул финку крановщику под ребра. Туда, где располагалось его сердце.
   Крановщик вздрогнул, полуобернулся, увидел обращенную к нему доброжелательную улыбку и умер. Его еще агонизирующее тело перевалили в гроб, закрыли крышкой и опустили в заранее подготовленную могилу.
   Его зарыли рядом с той могилой, куда он несколько минут назад опустил «груз».
   — Где бомбы? — спросил Мозга.
   — Бомбы на месте. Уже три часа как на месте.
   — Охранение выставили?
   — Выставили. Муха не пролетит.
   Бомбы были зарыты на кладбищах двух удаленных друг от друга на тысячу верст городов. Бомбы были опущены в могилы. Были забросаны землей. И были замаскированы заранее приготовленными памятниками.
   Обреченная на смерть, не знающая, что стережет, охрана расположилась неподалеку. Ждать им оставалось недолго. Всего несколько часов. Потом, после взрыва первой бомбы, вторая должна была охранять себя сама. Ко второй бомбе из опасения взрыва уже не приблизилась бы ни одна живая душа. Та, вторая, бомба должна была поставить на колени страну. Перед Мозгой поставить.
   — Уберите свидетелей.
   — Уже убрали.
   Копавшие могилы экскаваторщики, опускавшие «груз» в могилы крановщики и случайно просочившиеся через оцепление прохожие уже никому ничего рассказать не могли.
   Две атомные бомбы были доставлены на свое место. И были подготовлены к взрыву.
   Две другие, тоже действующие, но не предназначенные для взрыва бомбы были списаны в расход. Изначально списаны, когда еще только покупались. Они не должны были взрываться, они должны были прикрывать транспортировку первых. Они должны были пугать и приковывать к себе всеобщее внимание. Этими двумя бомбами, хотя они стоили точно так же, как первые, пришлось пожертвовать.
   Но тот, кто не умеет жертвовать, тот не умеет выигрывать...

* * *

   — Будем исходить из худшего. Из того, что бомбы на месте.
   — Согласен. Будем считать, что этот раунд нами проигран. Мы не смогли остановить «груз» в пути. Можем ли мы его вычислить теперь, когда он находится на исходных?
   — Вряд ли. Обнаружить бомбы прямым поиском невозможно. У нас нет ни времени, ни сил, ни средств.
   — Но мы можем попытаться найти человека, который знает, где они. Доподлинно знает.
   — Мозгу?
   — Его.
   — А если он ничего не скажет? Если он будет молчать?
   — Да, он может молчать. Или может, почуяв опасность, рвануть заряд... Стоп! Как он может рвануть заряд?
   — Обыкновенно...
   — Обыкновенно не выйдет. Эту бомбу не сбросить с самолета. И не подорвать на месте.
   — Почему? На месте как раз возможно. Присоединить электродетонатор или что-то вроде него, размотать провод, подсоединить к клеммам динамо-машины и...
   — Он не станет взрывать бомбу с помощью динамо-машины. Он никому не передоверит эту обязанность. А вдруг получивший приказ на взрыв исполнитель передумает или, поняв, какая судьба ему уготована, откажется от задуманного. Или на него набредет случайный милицейский патруль и отберет ту адскую машину.
   Нет, он не станет рисковать. Не станет подставляться под случайность. Он будет рвать заряд лично. Только лично!
   Но он не захочет погибнуть в пекле атомного взрыва. Ведь кто-то должен шантажировать мир второй бомбой. И не сможет укрыться от взрыва, если надумает использовать проводные взрыватели. Потому что рвет не толовые шашки и не связку гранат, от осколков которых можно укрыться в наскоро отрытом окопчике. Или в бетонном бункере. Он подрывает атомную бомбу. И, значит, он использует радиовзрыватель.
   — Радиовзрыватель тоже подразумевает присутствие вблизи места взрыва.
   — Значит, он придумал такой взрыватель, который может быть удален на многие километры. Потому что у него нет других возможностей управлять взрывом лично и не погибнуть в нем. Значит, этот взрыватель находится рядом с ним.
   — И если мы найдем его, мы сможем предотвратить взрыв.
   — Да, нам надо искать террориста, а не бомбу! Нам нужно искать первоисточник зла!
   Куратор быстро поднял трубку телефона. И набрал какой-то номер.
   — Сергея Петровича. Быстрее, пожалуйста. Здравствуй, Петрович. У меня к тебе очередная просьба. Личная просьба. Да. Опять спешная. Самая спешная из всех, с какими я к тебе когда-либо обращался. Мне нужно установить местоположение одного мобильного телефона. Сию минуту установить. Пока он еще есть. Пока он не выброшен в мусор. А выброшен он может быть в любую следующую секунду, потому что его засветили десять минут назад.
   Нет. За эту услугу я буду благодарен в тройном размере. Поставь на уши всех своих технарей, но сделай. Если тебя за это уволят, я тебе буду выплачивать пенсию в размере твоего оклада плюс десять процентов. До конца жизни буду выплачивать.
   Хоть через космос, но только сделай! Диктую номер...
   Куратор положил трубку и тут же поднял ее вновь.
   — Звони своему клиенту. И говори хотя бы минуту. О чем хочешь говори. Главное, говори. Нам нужно активизировать его линию.
   Резидент набрал номер.
   Гудки.
   Гудки.
   Гудки.
   Гудки...
   И ощущение полной безнадежности. Если бы на месте абонента был человек, имеющий или ранее имевший отношение к разведке, он после первого звонка мгновенно бы «отрубил» линию. И никогда бы уже по этому телефону не позвонил. И никогда бы по нему не ответил.
   Если бы имел хоть какое-то отношение к разведке...
   Этот абонент, конечно, не разведчик. Но, судя по его действиям, имеет очень развитую логику. И не менее развитое чутье. Собачье чутье. По идее, он не должен второй раз поднять трубку.
   Но вдруг? Вдруг у него нет поблизости другого телефона. Или он не осознает всей степени опасности, исходящей от случайного звонка. Или, может быть, настолько уверен в своих силах, что уже считает ниже своего достоинства прятаться. Вдруг он...
   — Слушаю.
   — Это снова я.
   — Кто я?
   — Тот человек, который звонил вам несколько минут назад. У меня есть для вас дополнительная информация. Очень важная информация.
   Теперь говорить, говорить, говорить, набирая секунды открытого эфира. Теперь, главное, не дать ему раньше времени прервать связь.
   — Для вас важная, которая...
   — Мне не нужна дополнительная информация, — сказал Мозга и отключился от связи. И очень внимательно посмотрел на телефон.
   — Вот что, — сказал он одному из своих подручных. — Смени этот телефон. И этот номер.
   — Зачем?
   — Затем, что мне не нравятся звонки от людей, которых я не знаю. Тем более подряд два звонка. Береженого бог бережет...
   — Ну что? — спросил Резидент, напряженно глядя на прижавшего трубку к уху Куратора. — Успели? Или...
   — Записываю, — спокойно сказал Куратор, — двадцать пять километров на северо-запад от города... Широта... Долгота... Карту бы, конечно, лучше. Факс? Есть факс. По тому же номеру. Стартуйте.
   Факс зашумел, и из его нутра полезла белая бумага. Бумага, испачканная множеством темных, белых и серых пятен и линий. Полезла напоминающая фотографию карта. Вначале одна. Потом вторая. Потом третья.
   Первая карта была масштаба области. С крестиком, поставленным на одном из городов. Вторая — масштаба города. С более крупным крестом, прорисованным в левом верхнем углу. Третья карта была выполнена в масштабе двадцать пять метров в сантиметре. С большим крестом посередине. С крестом, поставленным на отдельно стоящем, окруженном по периметру забором здании, с хорошо просматриваемыми трубами, балконами и входными дверями.
   Здании, где находился абонент. Тот, который хотел взорвать бомбу. Взорвать страну.
   — Ну что? Работаем сами? — спросил Резидент.
   — Сами. Больше некому, — согласился Куратор. На сбор компании у нас нет времени.
   — А как же приказ?
   — Считай, что ты его получил.
   — От кого?
   — От меня.
   — Ты же Куратор.
   — Значит, от Куратора.
   — А Куратор от кого?
   — А это уже не твоя забота. Это забота Куратора...

Глава 71

   До места было немного — триста километров. Н эти триста километров нужно еще было преодолеть. Быстрее, чем на поезде. И быстрее, чем на автомобиле.
   Эти триста километров нужно было преодолеть почти мгновенно. Чтобы успеть до того, как террорист замкнет цепь электродетонатора. Потому что, когда он это надумает сделать, было неизвестно. Об этом можно было только гадать. И все равно не угадать.
   — Значит, самолетом?
   — Самолетом. Иначе можем опоздать.
   Ближайший аэродром был военным. Может, и лучше, что военным. В гражданский самолет впихнуться со всем тем, запрещенным к перевозу, имуществом было затруднительно. А без него лететь смысла не имело.
   Значит, военный.
   К самолетам подбирались, используя универсальную для нового времени отмычку.
   — Слышь, друг. Нам бы тут в одно место слетать нужно.
   — Вы ошиблись адресом. Это военный аэродром, а не аэровокзал. Вам нужно в город. Вам нужен «Ту» или «Як»...
   — Слушай, нам не надо аэровокзал. Нам военный самолет нужен. Чтобы с большим багажником.
   — Ну вы — хохмачи.
   — Ты че, в натуре, смеешься? С тобой без балды базарят, А ты как беспонятливый. Нам военный самолет надо. Чтобы товар свести. Туда, куда гражданские не летают. Ну что, нам там из-за одной партии шмоток аэропорт городить?
   — А куда же военный сядет?
   — Туда, куда надо, сядет. На аэродром сядет. На военный. Где нас уже кореша ждут с машинами и бабками. Усек?
   — Может, вам в сельхозавиацию? У них «кукурузники» куда угодно приземлиться могут...
   — Ну, ты совсем замороженный. Сказано, военный — значит, военный. Значит, вынь — да положь. Кто у вас тут за самолеты отвечает?
   — Полковник Коновалов.
   — Давай сюда своего полковника.
   — Да вы что! Это же воинская часть...
   — Колян, отстегни ему, чтобы у него в башке прояснение случилось.
   — Слышь. Тебе сколько дать? Чтобы ты полковника сюда приволок.
   — Чего дать?
   — Баксов дать. Полштуки хватит?
   — Полштуки — это сколько?
   — Это пятьсот. Двести пятьдесят счас. Двести пятьдесят после.
   — Пятьсот?! Да я его из-под земли... Полковник прибыл на удивление быстро.
   — Это что это здесь такое происходит? Мне доложили. Кто разрешил гражданским лицам? В гражданской машине?!
   — Слышь, бугор со звездами. Ты не пыли. У нас тут дельце одно фартовое. Для тебя фартовое.
   — Немедленно отгоните машину! Или я вызову караул...
   — Ты, бугор, видно, что-то не понимаешь. Ты, видно, не хочешь полста штук баксов срубить. За полчаса работы. Так мы тогда поедем другой аэродром искать.
   Полковник замер. Словно аршин проглотил. Быстро оглянулся по сторонам. И переспросил враз севшим голосом:
   — Сколько, сколько?!
   — Полста. За одну ерундовую услугу.
   — Какую услугу?
   — Перебросить багаж. Из пункта А в пункт Б, — прочертил в воздухе дугу один из заказчиков.
   — А вдруг он запрещенный? Груз.
   — А ты что, в натуре, мент? Твое какое дело за товар? Твое дело за доставку. И получить пятьдесят штук баксов,
   — Да у меня и подходящих самолетов нет. Так, чтобы с багажным отсеком.
   — Мы тебе за переоборудование самолетов еще двадцать штук накинем. А что и как ты будешь переоборудовать — твое дело. Лады?
   Полковник сглотнул слюну.
   — Вообще-то можно попытаться приспособить бомболюки.
   — Во. Лады. Бомболюки так бомболюки. Ты их хоть себе на нос привяжи, только доставь туда, куда надо.
   — А куда надо?
   — Тут недалеко.
   — А как насчет аэродрома для посадки?
   — За аэродром пусть у тебя голова не болит. С аэродромом все схвачено. Аэродром ждет и пахнет.
   — Кто примет груз?
   — Мы примем.
   — Как так вы?
   — Так! Мы с багажом полетим.
   — Это невозможно!
   — Невозможно без багажа! Ты что, мужик? С ума сбрендил, чтобы мы наши шмотки кому-то доверили. Туда знаешь сколько бабок вколочено?! Нет. Мы с ними летим. Без базара!
   — Но это будет прямое нарушение.
   — Мы тебе за нарушение и за скорость «зелень» башляем. А если без нарушения — то по расценкам Аэрофлота. Хочешь по расценкам Аэрофлота?
   — В принципе я могу попытаться вам помочь. Раз дело такое спешное. Но я не могу решать за экипаж. И за наземные службы...
   — Без базара! Сколько тебе надо для летунов и тех, которые по земле ползают? Чтобы они не выступали.
   — Еще столько же.
   — Половина.
   — Две трети.
   — Ладно, банкуй, бугор. Но только чтобы самолет был готов не позже чем через полчаса.
   — Но только если деньги вперед...
   "Ерунда, — размышлял про себя полковник. — Оформим полет как тренировочный. А посадку на чужом аэродроме как вынужденную. Экипажу по пять штук в зубы. Командиру — десять. За пять штук они будут молчать как немые. Еще десять — отстегну выпускающему и диспетчерам. Еще десятью штуками заткну глотку потенциальным болтунам. Итого выйдет чистого навара... В конце концов, даже если это дело всплывет и даже если закончится отставкой, на такие деньги можно прожить гораздо лучше, чем на пенсию. Купить пару квартир, машину...
   Один хрен, часть того и гляди расформируют. Все к тому идет. Денег на новую технику — нет. На горючку — нет. На вещевое довольствие — нет. Самолеты изнашиваются. Летный состав деморализуется и злоупотребляет. Еще год-два, и всех распустят по домам. Вместе с командиром.
   Все равно из армии уходить. Хоть так, хоть так. Но так — хоть не с пустыми руками..."
   Через полчаса самолет был подан на взлетную полосу.
   — А парашюты?
   — Какие парашюты?
   — Которые в вещмешках. Вы нас за фраеров не держите. Чтоб мы еще без парашютов на самолетах летали! Давай, бугор, парашюты. Или давай обратно бабки.
   Принесли парашюты. Бросили в самолет.
   — Куда садиться?
   — Вот сюда. За спины экипажа.
   — Здесь же места ни хрена нет. Даже ног не вытянуть!
   — Да бросьте вы. Мы здесь по пять человек впихивали. Кое-как, но впихивали.
   — Кое-как не годится. Мы не для того самолет башляли, чтобы на полу как шавки мыкаться.
   — Может, вам еще стюардессу с напитками?.. — тихо возмутился один из пилотов.
   Но его не услышали. Или не захотели услышать.
   — Ладно, Колян. Не базлай. Не в бизнес-классе.
   — Не, я там, в фюзеляже.
   — Там холодно будет.
   — Зато просторно. А если нет, то играем в обратную сторону...