Страница:
И чем дальше, тем чаще они вспоминали о своем припрятанном до времени оружии, проверяя, на месте ли оно, и пытаясь занять наиболее безопасное с их точки зрения положение.
Потому что таймер не останавливался.
Потому что таймер продолжал отсчет последнего часа!..
00.56.49
48.
7…
— Мне бы кетчупа.
Кетчуп просил немецкий астронавт, чтобы выдавить его на “немецкую” колбаску. Сам он за кетчупом не потянулся, так как висел с края от “стола”, подальше от своих врагов, которые еще недавно были друзьями. Немец занял самую удачную позицию, которая позволяла ему видеть всех, самому оставаясь в отдалении.
Его можно было осуждать, если бы все в преддверии времени “X” не позаботились о том, чтобы сзади них никого не было, чтобы их спины были защищены какой-нибудь стеной или переборкой.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Немец жрал свою “колбаску”, внимательно, исподлобья, посматривая на своих коллег. Он говорил “Danke” и говорил “Bitte”, но в его глазах не было дружелюбия, а одни только ожидание и угроза! Наверное, в нем пробудился тевтонский дух, и он готов был к драке. И, может быть, даже желал ее, потому что ожидание было более изматывающим, чем сама угроза!
Он готов был к драке, на случай которой у него за поясом было припрятано здоровенное шило, которое он пустит в ход, не задумываясь ни на секунду!
Пусть он только сунется. Пусть только попробует!..
И все думали так же, как немец.
Все — одинаково! Все видели вокруг одних только желающих им смерти врагов!
— Конфитюр будьте любезны…
“Чтоб вас всех!”
— Конечно, конечно…
“Чтоб ты сдох!”
— Спасибо…
Герхард Танвельд взял конфитюр и выдавил его на галету.
Но на конфитюр и на галету тоже не смотрел, боясь оторвать взгляд от своих соседей. И поэтому намазал конфитюр на галету очень косо, так что тот, сорвавшись, завис напротив него над столом.
Раньше бы кто-нибудь пошутил.
И все засмеялись.
Теперь — никто.
Никто этого конфитюра даже не заметил!
Немецкий астронавт привычно поймал потерянный кусок открытым ртом и заглотил.
Все так же пристально глядя по сторонам и чувствуя животом приятную, успокаивающую выпуклость рукоятки шила.
“Ну, что смотрите?.. Ну, кто из вас?..”
Герхард заглотил конфитюр и поперхнулся.
Потому что за едой нужно думать о еде, а не о том, чтобы кого-нибудь проткнуть шилом!
Герхард закашлялся, хыкая все громче и громче, и стал хватать себя за горло. Но когда к нему на помощь, чтобы похлопать по спине, бросились соседи, он, угрожающе выпучив глаза, замотал головой и, отстраняясь от них, выхватил свое шило, которым стал водить во все стороны.
Хотя уже синел.
Но, похоже, он предпочитал умереть от вставшей поперек горла крошки, чем от воткнутого ему в спину скальпеля.
“Только… Только попробуйте!..” — напряженно думал немецкий астронавт, отслеживая шилом телодвижения своих врагов.
Хотя прокашляться не мог и хватал ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.
Но все равно, все равно водил своим шилом!..
В общем, заклинило немца!
Так он и задохнулся, не подпустив к себе врагов и не сумев самостоятельно избавиться от заткнувшего его горло конфитюра. Так и потерял сознание.
— Скорее! — скомандовал командир.
И все бросились к немцу, огибая выставленное вперед шило, чтобы выколотить из его легких посторонний предмет.
Удар!
Хкы…
Еще удар!
Еще — кхы-ы!..
И никакого результата!
— Надо очистить ему ротовую полость! — первым догадался француз.
И немецкому астронавту в рот, с силой отжав ему вниз челюсть, полезли чужие пальцы.
Но только никакой еды у него во рту не было!
И крошки, перекрывшей дыхательное горло, — тоже!
Потому что когда Ли Джун Ся попытался сделать ему искусственное дыхание изо рта в рот, грудь немецкого астронавта свободно расправилась под напором вдуваемого в его легкие воздуха.
— Черт побери! — выругался Виктор Забелин. — Он не подавился!
Он не подавился, но он все равно был мертв!..
Все напряженно переглянулись.
И в этих взглядах не было сожаления, потому что никого не озаботила нелепая смерть немца, в их глазах было другое.
Был испуг. И был немой вопрос — кто?!
И еще — как?!
— Что случилось? — недоуменно спросила Кэтрин Райт. Хотя все сама видела. И должна была понять. — Он подавился?.. Ему плохо? Да?..
— Очень, — зло ответил русский. — Ему так плохо, что хуже не бывает!
— Он что… Он — умер? — шепотом спросила Кэтрин.
— Нет, он не умер! Его убили, — поправил ее Рональд Селлерс.
— Убили?!
И все, не сговариваясь, посмотрели на неподвижно замершего немца и посмотрели на монитор. На таймер. На котором было ноль часов пятнадцать минут десять секунд!
Вернее уже — девять…
Если это случайность, то это очень подозрительная случайность! Которая случилась за четверть часа до истечения срока ультиматума!
Неожиданно для всех и для себя, наверное, тоже Кэтрин Райт вскрикнула и, сильно оттолкнувшись ногами от пола, улетела в дальний угол, сильно ударившись головой о стену и тут же забившись в какой-то угол.
— Не подходите ко мне! Никто не подходите! — взвизгнула она. — Если кто-нибудь подойдет ко мне, я буду драться, я убью его.
И в руках у нее блеснула пилочка для ногтей. Очень длинная и острая пилочка.
— Истеричка! — тихо выругался Виктор Забелин. — Вышвырнуть бы ее со станции к чертовой бабушке!
— Успокойтесь! — негромко, потому что громко не мог, сказал Рональд Селлерс. — То, что среди нас убийца, еще не значит, что мы должны прикончить друг друга раньше, чем это сделает он!
И его, несмотря на тихий голос, услышали!
— Нужно разобраться, как это могло произойти…
— Очень просто, — ответил французский астронавт, крутя в руках надорванную упаковку от конфитюра.
— Вот… Так я и знал, — показал он. Что вот? Что он знал?..
— Дырка, — сказал француз.
И протянул упаковку конфитюра, чтобы показать ее всем желающим.
Протянутую в никуда упаковку перехватил командир.
— Посмотрите, там в нижнем левом углу небольшое, почти незаметное для глаза отверстие. Отверстие действительно было! Очень маленькое, очень кругленькое и аккуратное. Такое, что сразу не увидишь!
— Кто-то проткнул упаковку иглой и влил туда с помощью шприца яд, — сказал француз. — Поэтому ничего заметить было нельзя. Герхард съел отравленный конфитюр.
— Вы в этом уверены?
Жак Воден пожал плечами и пригласил всех за собой.
Кроме, конечно, Кэтрин, которая сидела, забившись в угол, угрожая всем пилкой для ногтей.
В своей лаборатории французский астронавт извлек из специального контейнера морскую свинку. И, крепко зажав ее в руке и сдавив с боков мордочку, чтобы она приоткрыла рот, ловко выдавил туда немного конфитюра.
Отпущенная на свободу свинка, смешно шевеля на месте лапками, попыталась убежать от своих мучителей, но опоры не нашла и стала быстро вертеться на месте, паникуя от этого еще больше и еще активнее шевеля лапками.
Она вертелась так несколько секунд, после чего вдруг, вздрогнув всем телом, вытянулась и затихла.
Свинка была мертва!
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно сказал француз.
Трупик морской свинки, влекомый сквозняком из недалекого вентилятора, торжественно плыл по воздуху. И одновременно плыл в двухстах с лишним километрах над поверхностью Земли.
— Ах ты! — с угрозой сказал, непонятно к кому обращаясь, русский космонавт.
То есть получается, что крошка и впрямь была ни при чем. Немец не подавился, немец был отравлен!
Его шило и его тевтонский характер его не спасли!
— Но как он мог знать, что это будет именно Герхард?
— А он не знал, — ответил француз. — Ему совершенно не важно было, кто это будет — Герхард или кто-нибудь еще. Ему нужна была просто жертва. Просто очередная жертва. Кто-то должен был съесть этот конфитюр. И — съел! — Нужно попробовать найти этот шприц, — сказал командир.
— Все шприцы у него! — указал на француза Виктор Забелин.
Опять он за свое… И что он к этому французу прицепился?!
— Да, у меня, — согласился Жак Воден. — Но взять их может кто угодно! Например, вытащив из мусорного контейнера!
Это верно.
— Когда вы последний раз работали со шприцами? — спросил Рональд Селлерс.
— Четыре дня назад.
Извлечь шприц из контейнера четырехдневной давности было, затруднительно. По крайней мере, незаметно для остальных членов экипажа затруднительно!
— Нужно собрать и пересчитать все шприцы, — сказал Ли Джун Ся, который обычно отмалчивался. И у которого от всего того, что случилось на МКС, похоже, наконец прорезался голос.
— Точно — пересчитать! — поддержал его русский космонавт.
И все, стараясь соблюдать безопасную дистанцию, стали собирать и развешивать в воздухе шприцы.
Один, второй, третий…
Все шприцы были на месте! И все были в ненарушенной стерильной упаковке.
Хотя можно предположить, что убийца один из них вскрыл, им воспользовался, а потом, снова аккуратно заклеив целлофан, положил на место.
На всякий случай внимательно осмотрели все упаковки.
Нет, не похоже. Все упаковки целы, и все на вид фабричные.
И все же на пакетике из-под конфитюра дырка была! А немецкий астронавт был мертв!
— А аптечки? — вдруг вспомнил кто-то.
Ну конечно же — аптечки. В них полный перечень медицинских средств, в том числе шприцов.
Быстро нашли и вскрыли основную и запасную аптечки, пересчитав в них все шприцы. В одной был полный их комплект, а вот во второй одного не хватало!
Но скорее всего того, который использовали, когда оказывали раненому командиру первую медицинскую помощь.
А куда его потом дели?
Выбросили? Тогда нужно осмотреть мусор!
Теперь астронавтов ничего не могло остановить, потому что речь шла о жизни и смерти. Об их жизни и их смерти!
Мусорные контейнеры распотрошили и тщательно перебрали. Но никакого шприца там не нашли.
— Тогда нужно обыскать станцию! — предложил Жак Воден.
И псе вместе, следя друг за другом, чтобы никто не мог найти и перепрятать шприц, отправились шарить по модулям. Искали долго, забираясь в самые труднодоступные углы. Вначале обыскали американские модули, потом стали шарить в русских.
— Это глупо и смешно! — ворчал Виктор Забелин. — Здесь почти никто из вас не бывает, здесь ничего не может быть!
Но его никто не слушал, все искали.
Русский космонавт защищал каждый квадратный дюйм своего пространства, сдавая его с боем.
— Туда нельзя! — говорил он.
— Почему?
— Потому что у меня и у моей страны могут быть свои… наши секреты!
Вообще-то могут, потому что все знали, что русские и американские астронавты, хотя и не афишировали это, выполняли в своих модулях, по заказу своих правительств и спецслужб, кое-какие секретные работы, потихоньку шпионя друг против друга.
Но только какие могут быть секреты, когда там, снаружи, в космосе, висит один, а в шлюзовом модуле, в скафандрах, упакованы еще два покойника! А теперь вот еще один болтается в жилом модуле! Тут уж все секреты побоку!
— Уйди, Виктор, не мешай! — по-доброму просили русского космонавта, который путался под Ногами, всячески мешая обыску.
Но они все равно искали. И — не зря. Потому что нашли. Шприц нашли!
— Здесь, кажется, что-то есть! — сказал китайский астронавт, сунув пальцы под отставшую в одном месте внутреннюю обшивку. — Что-то круглое!
Обшивку, не церемонясь, рванули, и из-под нее выплыл шприц. Использованный. Наверняка тот самый!
— А вы говорите, не может быть! — укоризненно покачал головой французский астронавт, не отказав себе в удовольствии припомнить русскому все его нападки.
— Это какая-то ерунда! Какая-то ошибка! — стушевался до того выступавший и буянивший Виктор Забелин. — Я ничего не понимаю!..
Зато другие все прекрасно поняли!
— Вам еще придется все это объяснить! — с угрозой пообещал Жак Воден.
Шприц нашли.
А дальше что?
— Можно снять с него отпечатки пальцев, — вспомнил наставления Гарри Трэша командир. А что — хорошая идея!
Быстро нашли карандаш, раскололи его вдоль, освободив грифель, который растолкли в мелкий порошок.
Когда порошок напылили на поверхность шприца, на нем ясно проступили какие-то отпечатки. Теперь можно было отправить их на Землю и…
Но нет — не получится отправить! Потому что связи с ЦУПом нет!
— Если хотите, я могу попробовать посмотреть их, — предложил француз. — В Сорбонне, на медицинском факультете, где я учился, нам преподавали “судебку”, где показывали, как это делается. Кроме того, у меня здесь есть микроскоп.
Ну да, верно, он же биолог. И насадка у него точно есть!
А что?.. Имеет смысл попробовать!
Жак Воден расчехлил микроскоп, сунул под него шприц и приложился глазом к окуляру.
— Да, это рисунок капиллярных узоров пальцев, — сказал он. — Сейчас я попробую их сфотографировать.
И стал прилаживать к микроскопу цифровую камеру.
Возился он довольно долго, потому что шприц был круглый, из-за чего изображение попадало в фокус лишь частично, расплываясь по краям.
Нет, так ничего не выйдет. С фотографией не выйдет.
— Мне нужны контрольные отпечатки, — сказал француз.
“Контрольные” — это в смысле их отпечатки. Их пальцев!
Ну надо — так надо…
Уже привычно, потому что не в первый раз, астронавты измазали свои пальцы тушью для ресниц, прижав их к чистым листам бумаги. Довольно изрядно пришлось повозиться с Кэтрин Райт, которая бросалась на всех с пилочкой для ногтей наперевес, норовя ткнуть свое импровизированное, но оттого не менее острое оружие кому-нибудь в лицо. Ее с большим трудом усмирили и, испачкав ей руки, приложили их к бумаге.
Французский астронавт положил возле себя листы с отпечатками и положил под микроскоп шприц, прильнув к окуляру. Но тут же, оторвавшись от него, резко повернулся.
— Вы бы не могли не стоять у меня за спиной, — вежливо, но твердо попросил он. — Я этого не люблю!
С некоторых пор это все не любили.
Астронавты разлетелись в стороны.
Вот так-то лучше.
И француз теперь уже спокойно стал разглядывать в микроскоп шприц, постоянно обращая свой взор к контрольным отпечаткам.
Работал он довольно долго, но плодотворно, потому что постоянно хмыкал и говорил:
— Интересно… Очень интересно…
И пока работал, вокруг него, сохраняя дистанцию, висели заинтригованные астронавты.
— Я закончил, — объявил француз, выпрямляясь и оглядывая всех. — Здесь, на этом шприце, я нашел отпечатки, принадлежащие не одному, а трем людям. Первые — вот эти, — указал он на контрольный лист. На тот, что принадлежал китайскому астронавту Ли Джун Ся.
И все повернулись к китайцу.
Лицо которого осталось бесстрастным, как маска. Хотя на лбу ясно проступили несколько капелек пота.
— Это что — ты, что ли? — удивленно присвистнул русский космонавт.
Китаец что-то лихорадочно соображал, по-видимому, пытаясь найти ответ на выдвинутое против него, хотя и не высказанное вслух, обвинение.
— Нет… — сказал он. И тут же, почти без паузы, сказал: — Да… Ну конечно же! Это очень просто объяснить! Я мог оставить свой отпечаток, когда искал шприц. Когда нашел его, нащупав пальцем под обшивкой.
— А каким пальцем вы его нащупали? — поинтересовался француз.
— Ну не знаю… — вновь задумался, и вновь до пота, китаец. — Наверное, указательным.
— Да?.. Ну что ж, может быть. Но только я на шприце обнаружил отпечаток вашего среднего пальца.
— Ну, значит, среднего, — быстро поправился тот. — Я в тот момент как-то не думал, какие пальцы в щель совать.
Но все на всякий случай отхлынули от китайского астронавта.
— А другие, другие отпечатки? — живо поинтересовался русский космонавт.
— Другие?.. — потянув паузу, переспросил француз. — Вторые отпечатки принадлежали вам, уважаемый!
Виктора Забелина словно по темечку обухом топора шарахнули.
— Ты это брось, не может такого быть! — погрозил он французу пальцем. Возможно, тем самым, что оставил свой след на шприце. — Я этот ваш поганый шприц в глаза не видел.
Теперь все погребли от русского. Но к китайцу тоже не приблизились.
Теперь держать ответ предстояло русскому.
Которому тоже пришлось изрядно попотеть.
— Ах, ну да! — и он хлопнул себя ладонью по лбу.
Так сильно хлопнул, что даже отлетел метра на полтора в сторону.
— Это как раз нетрудно объяснить! Это ведь я, когда Рональда скальпелем пырнули, аптечку распаковывал, шприц вскрывал и лекарство из ампулы набирал! Ну и, конечно, мог оставить на нем свои отпечатки! Вот и все…
Ну что ж — может быть.
А чьи же тогда третьи отпечатки?
— А чьи же третьи отпечатки? — сдержанно, но все равно нетерпеливо спросил китайский астронавт.
— Третьи?
Третьи отпечатки принадлежат Кэтрин Райт.
А вот это уже действительно никак не объяснить! Потому что Кэтрин, в отличие от русского космонавта, шприц не вскрывала и лекарство в него не набирала и использованный шприц, как китаец, не находила.
Откуда тогда там могли взяться ее “пальчики”?
Чему никаких объяснений на первый взгляд не было.
Кроме одного-единственного объяснения!..
США. БАЗА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ АРМИИ США
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Потому что таймер не останавливался.
Потому что таймер продолжал отсчет последнего часа!..
00.56.49
48.
7…
— Мне бы кетчупа.
Кетчуп просил немецкий астронавт, чтобы выдавить его на “немецкую” колбаску. Сам он за кетчупом не потянулся, так как висел с края от “стола”, подальше от своих врагов, которые еще недавно были друзьями. Немец занял самую удачную позицию, которая позволяла ему видеть всех, самому оставаясь в отдалении.
Его можно было осуждать, если бы все в преддверии времени “X” не позаботились о том, чтобы сзади них никого не было, чтобы их спины были защищены какой-нибудь стеной или переборкой.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Немец жрал свою “колбаску”, внимательно, исподлобья, посматривая на своих коллег. Он говорил “Danke” и говорил “Bitte”, но в его глазах не было дружелюбия, а одни только ожидание и угроза! Наверное, в нем пробудился тевтонский дух, и он готов был к драке. И, может быть, даже желал ее, потому что ожидание было более изматывающим, чем сама угроза!
Он готов был к драке, на случай которой у него за поясом было припрятано здоровенное шило, которое он пустит в ход, не задумываясь ни на секунду!
Пусть он только сунется. Пусть только попробует!..
И все думали так же, как немец.
Все — одинаково! Все видели вокруг одних только желающих им смерти врагов!
— Конфитюр будьте любезны…
“Чтоб вас всех!”
— Конечно, конечно…
“Чтоб ты сдох!”
— Спасибо…
Герхард Танвельд взял конфитюр и выдавил его на галету.
Но на конфитюр и на галету тоже не смотрел, боясь оторвать взгляд от своих соседей. И поэтому намазал конфитюр на галету очень косо, так что тот, сорвавшись, завис напротив него над столом.
Раньше бы кто-нибудь пошутил.
И все засмеялись.
Теперь — никто.
Никто этого конфитюра даже не заметил!
Немецкий астронавт привычно поймал потерянный кусок открытым ртом и заглотил.
Все так же пристально глядя по сторонам и чувствуя животом приятную, успокаивающую выпуклость рукоятки шила.
“Ну, что смотрите?.. Ну, кто из вас?..”
Герхард заглотил конфитюр и поперхнулся.
Потому что за едой нужно думать о еде, а не о том, чтобы кого-нибудь проткнуть шилом!
Герхард закашлялся, хыкая все громче и громче, и стал хватать себя за горло. Но когда к нему на помощь, чтобы похлопать по спине, бросились соседи, он, угрожающе выпучив глаза, замотал головой и, отстраняясь от них, выхватил свое шило, которым стал водить во все стороны.
Хотя уже синел.
Но, похоже, он предпочитал умереть от вставшей поперек горла крошки, чем от воткнутого ему в спину скальпеля.
“Только… Только попробуйте!..” — напряженно думал немецкий астронавт, отслеживая шилом телодвижения своих врагов.
Хотя прокашляться не мог и хватал ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.
Но все равно, все равно водил своим шилом!..
В общем, заклинило немца!
Так он и задохнулся, не подпустив к себе врагов и не сумев самостоятельно избавиться от заткнувшего его горло конфитюра. Так и потерял сознание.
— Скорее! — скомандовал командир.
И все бросились к немцу, огибая выставленное вперед шило, чтобы выколотить из его легких посторонний предмет.
Удар!
Хкы…
Еще удар!
Еще — кхы-ы!..
И никакого результата!
— Надо очистить ему ротовую полость! — первым догадался француз.
И немецкому астронавту в рот, с силой отжав ему вниз челюсть, полезли чужие пальцы.
Но только никакой еды у него во рту не было!
И крошки, перекрывшей дыхательное горло, — тоже!
Потому что когда Ли Джун Ся попытался сделать ему искусственное дыхание изо рта в рот, грудь немецкого астронавта свободно расправилась под напором вдуваемого в его легкие воздуха.
— Черт побери! — выругался Виктор Забелин. — Он не подавился!
Он не подавился, но он все равно был мертв!..
Все напряженно переглянулись.
И в этих взглядах не было сожаления, потому что никого не озаботила нелепая смерть немца, в их глазах было другое.
Был испуг. И был немой вопрос — кто?!
И еще — как?!
— Что случилось? — недоуменно спросила Кэтрин Райт. Хотя все сама видела. И должна была понять. — Он подавился?.. Ему плохо? Да?..
— Очень, — зло ответил русский. — Ему так плохо, что хуже не бывает!
— Он что… Он — умер? — шепотом спросила Кэтрин.
— Нет, он не умер! Его убили, — поправил ее Рональд Селлерс.
— Убили?!
И все, не сговариваясь, посмотрели на неподвижно замершего немца и посмотрели на монитор. На таймер. На котором было ноль часов пятнадцать минут десять секунд!
Вернее уже — девять…
Если это случайность, то это очень подозрительная случайность! Которая случилась за четверть часа до истечения срока ультиматума!
Неожиданно для всех и для себя, наверное, тоже Кэтрин Райт вскрикнула и, сильно оттолкнувшись ногами от пола, улетела в дальний угол, сильно ударившись головой о стену и тут же забившись в какой-то угол.
— Не подходите ко мне! Никто не подходите! — взвизгнула она. — Если кто-нибудь подойдет ко мне, я буду драться, я убью его.
И в руках у нее блеснула пилочка для ногтей. Очень длинная и острая пилочка.
— Истеричка! — тихо выругался Виктор Забелин. — Вышвырнуть бы ее со станции к чертовой бабушке!
— Успокойтесь! — негромко, потому что громко не мог, сказал Рональд Селлерс. — То, что среди нас убийца, еще не значит, что мы должны прикончить друг друга раньше, чем это сделает он!
И его, несмотря на тихий голос, услышали!
— Нужно разобраться, как это могло произойти…
— Очень просто, — ответил французский астронавт, крутя в руках надорванную упаковку от конфитюра.
— Вот… Так я и знал, — показал он. Что вот? Что он знал?..
— Дырка, — сказал француз.
И протянул упаковку конфитюра, чтобы показать ее всем желающим.
Протянутую в никуда упаковку перехватил командир.
— Посмотрите, там в нижнем левом углу небольшое, почти незаметное для глаза отверстие. Отверстие действительно было! Очень маленькое, очень кругленькое и аккуратное. Такое, что сразу не увидишь!
— Кто-то проткнул упаковку иглой и влил туда с помощью шприца яд, — сказал француз. — Поэтому ничего заметить было нельзя. Герхард съел отравленный конфитюр.
— Вы в этом уверены?
Жак Воден пожал плечами и пригласил всех за собой.
Кроме, конечно, Кэтрин, которая сидела, забившись в угол, угрожая всем пилкой для ногтей.
В своей лаборатории французский астронавт извлек из специального контейнера морскую свинку. И, крепко зажав ее в руке и сдавив с боков мордочку, чтобы она приоткрыла рот, ловко выдавил туда немного конфитюра.
Отпущенная на свободу свинка, смешно шевеля на месте лапками, попыталась убежать от своих мучителей, но опоры не нашла и стала быстро вертеться на месте, паникуя от этого еще больше и еще активнее шевеля лапками.
Она вертелась так несколько секунд, после чего вдруг, вздрогнув всем телом, вытянулась и затихла.
Свинка была мертва!
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно сказал француз.
Трупик морской свинки, влекомый сквозняком из недалекого вентилятора, торжественно плыл по воздуху. И одновременно плыл в двухстах с лишним километрах над поверхностью Земли.
— Ах ты! — с угрозой сказал, непонятно к кому обращаясь, русский космонавт.
То есть получается, что крошка и впрямь была ни при чем. Немец не подавился, немец был отравлен!
Его шило и его тевтонский характер его не спасли!
— Но как он мог знать, что это будет именно Герхард?
— А он не знал, — ответил француз. — Ему совершенно не важно было, кто это будет — Герхард или кто-нибудь еще. Ему нужна была просто жертва. Просто очередная жертва. Кто-то должен был съесть этот конфитюр. И — съел! — Нужно попробовать найти этот шприц, — сказал командир.
— Все шприцы у него! — указал на француза Виктор Забелин.
Опять он за свое… И что он к этому французу прицепился?!
— Да, у меня, — согласился Жак Воден. — Но взять их может кто угодно! Например, вытащив из мусорного контейнера!
Это верно.
— Когда вы последний раз работали со шприцами? — спросил Рональд Селлерс.
— Четыре дня назад.
Извлечь шприц из контейнера четырехдневной давности было, затруднительно. По крайней мере, незаметно для остальных членов экипажа затруднительно!
— Нужно собрать и пересчитать все шприцы, — сказал Ли Джун Ся, который обычно отмалчивался. И у которого от всего того, что случилось на МКС, похоже, наконец прорезался голос.
— Точно — пересчитать! — поддержал его русский космонавт.
И все, стараясь соблюдать безопасную дистанцию, стали собирать и развешивать в воздухе шприцы.
Один, второй, третий…
Все шприцы были на месте! И все были в ненарушенной стерильной упаковке.
Хотя можно предположить, что убийца один из них вскрыл, им воспользовался, а потом, снова аккуратно заклеив целлофан, положил на место.
На всякий случай внимательно осмотрели все упаковки.
Нет, не похоже. Все упаковки целы, и все на вид фабричные.
И все же на пакетике из-под конфитюра дырка была! А немецкий астронавт был мертв!
— А аптечки? — вдруг вспомнил кто-то.
Ну конечно же — аптечки. В них полный перечень медицинских средств, в том числе шприцов.
Быстро нашли и вскрыли основную и запасную аптечки, пересчитав в них все шприцы. В одной был полный их комплект, а вот во второй одного не хватало!
Но скорее всего того, который использовали, когда оказывали раненому командиру первую медицинскую помощь.
А куда его потом дели?
Выбросили? Тогда нужно осмотреть мусор!
Теперь астронавтов ничего не могло остановить, потому что речь шла о жизни и смерти. Об их жизни и их смерти!
Мусорные контейнеры распотрошили и тщательно перебрали. Но никакого шприца там не нашли.
— Тогда нужно обыскать станцию! — предложил Жак Воден.
И псе вместе, следя друг за другом, чтобы никто не мог найти и перепрятать шприц, отправились шарить по модулям. Искали долго, забираясь в самые труднодоступные углы. Вначале обыскали американские модули, потом стали шарить в русских.
— Это глупо и смешно! — ворчал Виктор Забелин. — Здесь почти никто из вас не бывает, здесь ничего не может быть!
Но его никто не слушал, все искали.
Русский космонавт защищал каждый квадратный дюйм своего пространства, сдавая его с боем.
— Туда нельзя! — говорил он.
— Почему?
— Потому что у меня и у моей страны могут быть свои… наши секреты!
Вообще-то могут, потому что все знали, что русские и американские астронавты, хотя и не афишировали это, выполняли в своих модулях, по заказу своих правительств и спецслужб, кое-какие секретные работы, потихоньку шпионя друг против друга.
Но только какие могут быть секреты, когда там, снаружи, в космосе, висит один, а в шлюзовом модуле, в скафандрах, упакованы еще два покойника! А теперь вот еще один болтается в жилом модуле! Тут уж все секреты побоку!
— Уйди, Виктор, не мешай! — по-доброму просили русского космонавта, который путался под Ногами, всячески мешая обыску.
Но они все равно искали. И — не зря. Потому что нашли. Шприц нашли!
— Здесь, кажется, что-то есть! — сказал китайский астронавт, сунув пальцы под отставшую в одном месте внутреннюю обшивку. — Что-то круглое!
Обшивку, не церемонясь, рванули, и из-под нее выплыл шприц. Использованный. Наверняка тот самый!
— А вы говорите, не может быть! — укоризненно покачал головой французский астронавт, не отказав себе в удовольствии припомнить русскому все его нападки.
— Это какая-то ерунда! Какая-то ошибка! — стушевался до того выступавший и буянивший Виктор Забелин. — Я ничего не понимаю!..
Зато другие все прекрасно поняли!
— Вам еще придется все это объяснить! — с угрозой пообещал Жак Воден.
Шприц нашли.
А дальше что?
— Можно снять с него отпечатки пальцев, — вспомнил наставления Гарри Трэша командир. А что — хорошая идея!
Быстро нашли карандаш, раскололи его вдоль, освободив грифель, который растолкли в мелкий порошок.
Когда порошок напылили на поверхность шприца, на нем ясно проступили какие-то отпечатки. Теперь можно было отправить их на Землю и…
Но нет — не получится отправить! Потому что связи с ЦУПом нет!
— Если хотите, я могу попробовать посмотреть их, — предложил француз. — В Сорбонне, на медицинском факультете, где я учился, нам преподавали “судебку”, где показывали, как это делается. Кроме того, у меня здесь есть микроскоп.
Ну да, верно, он же биолог. И насадка у него точно есть!
А что?.. Имеет смысл попробовать!
Жак Воден расчехлил микроскоп, сунул под него шприц и приложился глазом к окуляру.
— Да, это рисунок капиллярных узоров пальцев, — сказал он. — Сейчас я попробую их сфотографировать.
И стал прилаживать к микроскопу цифровую камеру.
Возился он довольно долго, потому что шприц был круглый, из-за чего изображение попадало в фокус лишь частично, расплываясь по краям.
Нет, так ничего не выйдет. С фотографией не выйдет.
— Мне нужны контрольные отпечатки, — сказал француз.
“Контрольные” — это в смысле их отпечатки. Их пальцев!
Ну надо — так надо…
Уже привычно, потому что не в первый раз, астронавты измазали свои пальцы тушью для ресниц, прижав их к чистым листам бумаги. Довольно изрядно пришлось повозиться с Кэтрин Райт, которая бросалась на всех с пилочкой для ногтей наперевес, норовя ткнуть свое импровизированное, но оттого не менее острое оружие кому-нибудь в лицо. Ее с большим трудом усмирили и, испачкав ей руки, приложили их к бумаге.
Французский астронавт положил возле себя листы с отпечатками и положил под микроскоп шприц, прильнув к окуляру. Но тут же, оторвавшись от него, резко повернулся.
— Вы бы не могли не стоять у меня за спиной, — вежливо, но твердо попросил он. — Я этого не люблю!
С некоторых пор это все не любили.
Астронавты разлетелись в стороны.
Вот так-то лучше.
И француз теперь уже спокойно стал разглядывать в микроскоп шприц, постоянно обращая свой взор к контрольным отпечаткам.
Работал он довольно долго, но плодотворно, потому что постоянно хмыкал и говорил:
— Интересно… Очень интересно…
И пока работал, вокруг него, сохраняя дистанцию, висели заинтригованные астронавты.
— Я закончил, — объявил француз, выпрямляясь и оглядывая всех. — Здесь, на этом шприце, я нашел отпечатки, принадлежащие не одному, а трем людям. Первые — вот эти, — указал он на контрольный лист. На тот, что принадлежал китайскому астронавту Ли Джун Ся.
И все повернулись к китайцу.
Лицо которого осталось бесстрастным, как маска. Хотя на лбу ясно проступили несколько капелек пота.
— Это что — ты, что ли? — удивленно присвистнул русский космонавт.
Китаец что-то лихорадочно соображал, по-видимому, пытаясь найти ответ на выдвинутое против него, хотя и не высказанное вслух, обвинение.
— Нет… — сказал он. И тут же, почти без паузы, сказал: — Да… Ну конечно же! Это очень просто объяснить! Я мог оставить свой отпечаток, когда искал шприц. Когда нашел его, нащупав пальцем под обшивкой.
— А каким пальцем вы его нащупали? — поинтересовался француз.
— Ну не знаю… — вновь задумался, и вновь до пота, китаец. — Наверное, указательным.
— Да?.. Ну что ж, может быть. Но только я на шприце обнаружил отпечаток вашего среднего пальца.
— Ну, значит, среднего, — быстро поправился тот. — Я в тот момент как-то не думал, какие пальцы в щель совать.
Но все на всякий случай отхлынули от китайского астронавта.
— А другие, другие отпечатки? — живо поинтересовался русский космонавт.
— Другие?.. — потянув паузу, переспросил француз. — Вторые отпечатки принадлежали вам, уважаемый!
Виктора Забелина словно по темечку обухом топора шарахнули.
— Ты это брось, не может такого быть! — погрозил он французу пальцем. Возможно, тем самым, что оставил свой след на шприце. — Я этот ваш поганый шприц в глаза не видел.
Теперь все погребли от русского. Но к китайцу тоже не приблизились.
Теперь держать ответ предстояло русскому.
Которому тоже пришлось изрядно попотеть.
— Ах, ну да! — и он хлопнул себя ладонью по лбу.
Так сильно хлопнул, что даже отлетел метра на полтора в сторону.
— Это как раз нетрудно объяснить! Это ведь я, когда Рональда скальпелем пырнули, аптечку распаковывал, шприц вскрывал и лекарство из ампулы набирал! Ну и, конечно, мог оставить на нем свои отпечатки! Вот и все…
Ну что ж — может быть.
А чьи же тогда третьи отпечатки?
— А чьи же третьи отпечатки? — сдержанно, но все равно нетерпеливо спросил китайский астронавт.
— Третьи?
Третьи отпечатки принадлежат Кэтрин Райт.
А вот это уже действительно никак не объяснить! Потому что Кэтрин, в отличие от русского космонавта, шприц не вскрывала и лекарство в него не набирала и использованный шприц, как китаец, не находила.
Откуда тогда там могли взяться ее “пальчики”?
Чему никаких объяснений на первый взгляд не было.
Кроме одного-единственного объяснения!..
США. БАЗА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ АРМИИ США
— Ра-авняйсь!.. Сми-ирна-а!
Хотя и так уже все выровнялись, как по линейке, и были такими “смирными”, что дальше некуда.
— На-а… кара-аул!
И… раз!
Колыхнулись, приходя в движение, ряды.
И… два!
Разом хлопнули о бетон плаца приклады опущенных вниз и тут же подхваченных винтовок “М-16”.
И… три!
И все стриженные под “бобрик”, мощные, как у годовалых бычков, головы оборотились налево.
Крепкие, обвешанные оружием ребята стояли на плацу ровными рядами, преданно глядя налево, потому что оттуда к ним подходило начальство. Такое, какого они еще живьем не видели. Только по “ящику”.
Мужчины остановились. Один, с хорошо известным всем американцам лицом, улыбнулся и приветственно помахал рукой. Отчего у “морпехов” глаза полезли из орбит, как у брошенных в кипящую воду омаров.
— Нам туда, — показал отряженный в сопровождение генерал.
И Президент США, министр обороны и никому не известный, но очень солидный гражданский мужик — директор NASA проследовали в штаб. Где склонились над расстеленной на трех сдвинутых вместе столах картой.
Хотя какая, к ляху, здесь может быть карта?!
— Операция строится на нанесении неожиданного и мощного упреждающего удара, с одновременным проведением отвлекающего маневра, — по-военному четко доложил генерал. — Вот, прошу…
И ткнул указкой в карту.
— Это Солнце, — показал он. — Это Луна.
Президент внимательно рассматривал карту.
— Подход осуществляется с севера, — ткнул генерал в жирную стрелку.
— С какого севера? — чего-то недопонял директор NASA. — Там нет никакого севера, потому что нет полюсов. Там никакие компасы не работают.
— Разве?! — удивился генерал неожиданно открывшимся обстоятельствам.
А как же тогда руководить вверенными ему войсками, если непонятно, куда и откуда их направлять?
— Если вам так нужен север, то можно принять за него Землю, — сжалившись над генералом, подсказал директор NASA. — Или Полярную звезду. Она оттуда тоже очень хорошо видна. Даже лучше, чем с Земли.
Генерал облегченно вздохнул.
— Мы подходим к объекту тремя колоннами, с трех направлений, тремя группами, на трех транспортах, которыми нас обеспечит космическое Агентство. При этом две группы выполняют отвлекающий маневр, выманивая на себя противника, а третья, под их прикрытием, выполняет боевую задачу, проникая внутрь объекта и освобождая заложников.
Президент одобрительно покачал головой.
Он всегда верил в своих бравых морпехов!
— А как вы узнаете, кто заложники, а кто преступник? — поинтересовался директор NASA.
Хм…
— Значит, освобождаем всех! — не растерялся генерал.
Но этого директору NASA было мало.
— А скажите, пожалуйста, как вы собираетесь проникнуть внутрь станции?
— Обычным порядком — подрывом заряда малой мощности!
— После чего экипаж тут же задохнется, ваших молодцов сдует в космос потоком вырвавшегося из МКС воздуха, а сама станция завертится волчком, уносясь куда-нибудь со скоростью в несколько тысяч миль в час.
С какой, с какой скоростью?!
Генерал был ошарашен.
— Но я же сказал — малой мощности! — напомнил он.
— В космосе не может быть малой мощности, потому что нет сопротивления, так как нет воздуха.
— Как нет? — поразился генерал. — Совсем?
Какая досада!
— Продолжайте, — сказал Президент, укоризненно взглянув на директора космического ведомства.
Потому что лично ему план нравился.
— В случае, если противник окажет сопротивление, мы уничтожаем его на месте.
— Чем? — вновь встрял директор NASA.
— Что — чем? — не понял генерал.
— Не что — чем, а кого — чем! Чем уничтожаете?
— Мы располагаем самым современным, потому что американским, вооружением! — заверил генерал, которому активно не нравился космический директор. — От легкого стрелкового до ручных гранатометов, способных прожигать до полуметра танковой брони!
— И вы что — будете стрелять?
— Конечно! — ни мгновения не сомневаясь, подтвердил генерал. — Если понадобится, мы применим всю имеющуюся в нашем распоряжении огневую мощь, вплоть до безоткатных орудий!
— После чего будете собирать своих пехотинцев по всему космосу.
Генерал выпучил глаза и выпятил челюсть.
— Не понял?!
— Силы отдачи даже одного выстрела там, — ткнул пальцем в потолок директор NASA, — вполне хватит, чтобы отправить всю вашу базу в небольшой межпланетный перелет. Потому что тот, кто стреляет, летит с такой же, как пуля, скоростью, но в обратном направлении. А вы, по-моему, собрались палить там очередями?
Вот это новость. Это что же получается, получается, что, атакуя, они будут отступать?
— Мне кажется, здесь все ясно, — вздохнул директор NASA. — Нимало не умаляя выучки спецчастей морской пехоты, я вынужден еще раз констатировать, что освобождение станции, если оно вообще возможно, может быть осуществлено только силами космического Агентства…
Генерал морпехов с ненавистью глянул на директора NASA, который отбирал у морской пехоты США очередную и очень славную, может быть, самую славную победу!
— Что вы предлагаете? — спросил Президент.
— В ближайшее время на станцию должен прибыть русский грузовой корабль “Прогресс”, который доставит запас воды и кислорода. И если добавить в кислород какой-нибудь другой газ…
Ну конечно же!
А потом, когда они уснут, взять их всех тепленькими!..
Хотя и так уже все выровнялись, как по линейке, и были такими “смирными”, что дальше некуда.
— На-а… кара-аул!
И… раз!
Колыхнулись, приходя в движение, ряды.
И… два!
Разом хлопнули о бетон плаца приклады опущенных вниз и тут же подхваченных винтовок “М-16”.
И… три!
И все стриженные под “бобрик”, мощные, как у годовалых бычков, головы оборотились налево.
Крепкие, обвешанные оружием ребята стояли на плацу ровными рядами, преданно глядя налево, потому что оттуда к ним подходило начальство. Такое, какого они еще живьем не видели. Только по “ящику”.
Мужчины остановились. Один, с хорошо известным всем американцам лицом, улыбнулся и приветственно помахал рукой. Отчего у “морпехов” глаза полезли из орбит, как у брошенных в кипящую воду омаров.
— Нам туда, — показал отряженный в сопровождение генерал.
И Президент США, министр обороны и никому не известный, но очень солидный гражданский мужик — директор NASA проследовали в штаб. Где склонились над расстеленной на трех сдвинутых вместе столах картой.
Хотя какая, к ляху, здесь может быть карта?!
— Операция строится на нанесении неожиданного и мощного упреждающего удара, с одновременным проведением отвлекающего маневра, — по-военному четко доложил генерал. — Вот, прошу…
И ткнул указкой в карту.
— Это Солнце, — показал он. — Это Луна.
Президент внимательно рассматривал карту.
— Подход осуществляется с севера, — ткнул генерал в жирную стрелку.
— С какого севера? — чего-то недопонял директор NASA. — Там нет никакого севера, потому что нет полюсов. Там никакие компасы не работают.
— Разве?! — удивился генерал неожиданно открывшимся обстоятельствам.
А как же тогда руководить вверенными ему войсками, если непонятно, куда и откуда их направлять?
— Если вам так нужен север, то можно принять за него Землю, — сжалившись над генералом, подсказал директор NASA. — Или Полярную звезду. Она оттуда тоже очень хорошо видна. Даже лучше, чем с Земли.
Генерал облегченно вздохнул.
— Мы подходим к объекту тремя колоннами, с трех направлений, тремя группами, на трех транспортах, которыми нас обеспечит космическое Агентство. При этом две группы выполняют отвлекающий маневр, выманивая на себя противника, а третья, под их прикрытием, выполняет боевую задачу, проникая внутрь объекта и освобождая заложников.
Президент одобрительно покачал головой.
Он всегда верил в своих бравых морпехов!
— А как вы узнаете, кто заложники, а кто преступник? — поинтересовался директор NASA.
Хм…
— Значит, освобождаем всех! — не растерялся генерал.
Но этого директору NASA было мало.
— А скажите, пожалуйста, как вы собираетесь проникнуть внутрь станции?
— Обычным порядком — подрывом заряда малой мощности!
— После чего экипаж тут же задохнется, ваших молодцов сдует в космос потоком вырвавшегося из МКС воздуха, а сама станция завертится волчком, уносясь куда-нибудь со скоростью в несколько тысяч миль в час.
С какой, с какой скоростью?!
Генерал был ошарашен.
— Но я же сказал — малой мощности! — напомнил он.
— В космосе не может быть малой мощности, потому что нет сопротивления, так как нет воздуха.
— Как нет? — поразился генерал. — Совсем?
Какая досада!
— Продолжайте, — сказал Президент, укоризненно взглянув на директора космического ведомства.
Потому что лично ему план нравился.
— В случае, если противник окажет сопротивление, мы уничтожаем его на месте.
— Чем? — вновь встрял директор NASA.
— Что — чем? — не понял генерал.
— Не что — чем, а кого — чем! Чем уничтожаете?
— Мы располагаем самым современным, потому что американским, вооружением! — заверил генерал, которому активно не нравился космический директор. — От легкого стрелкового до ручных гранатометов, способных прожигать до полуметра танковой брони!
— И вы что — будете стрелять?
— Конечно! — ни мгновения не сомневаясь, подтвердил генерал. — Если понадобится, мы применим всю имеющуюся в нашем распоряжении огневую мощь, вплоть до безоткатных орудий!
— После чего будете собирать своих пехотинцев по всему космосу.
Генерал выпучил глаза и выпятил челюсть.
— Не понял?!
— Силы отдачи даже одного выстрела там, — ткнул пальцем в потолок директор NASA, — вполне хватит, чтобы отправить всю вашу базу в небольшой межпланетный перелет. Потому что тот, кто стреляет, летит с такой же, как пуля, скоростью, но в обратном направлении. А вы, по-моему, собрались палить там очередями?
Вот это новость. Это что же получается, получается, что, атакуя, они будут отступать?
— Мне кажется, здесь все ясно, — вздохнул директор NASA. — Нимало не умаляя выучки спецчастей морской пехоты, я вынужден еще раз констатировать, что освобождение станции, если оно вообще возможно, может быть осуществлено только силами космического Агентства…
Генерал морпехов с ненавистью глянул на директора NASA, который отбирал у морской пехоты США очередную и очень славную, может быть, самую славную победу!
— Что вы предлагаете? — спросил Президент.
— В ближайшее время на станцию должен прибыть русский грузовой корабль “Прогресс”, который доставит запас воды и кислорода. И если добавить в кислород какой-нибудь другой газ…
Ну конечно же!
А потом, когда они уснут, взять их всех тепленькими!..
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Тридцать первые сутки полета
Все были ошарашены.
Кэтрин? Она?!
Но, с другой стороны, почему бы и нет? Почему женщина не может закачать в любимый немцем конфитюр грамм-другой отравы? Тем более что ее вряд ли в этом кто-нибудь заподозрит. Ее — заподозрят в самую последнюю очередь. Так что…
— Теперь понятно! — ахнул русский космонавт. — Теперь-то мне понятны ее вечные истерики и слезы! То-то я думаю, чего она, чуть что, закатывает глаза и пытается бухнуться в обморок! Что на нее не похоже!
Я же видел ее на тренировках — она же кремень! Помните, когда случился пожар?
Это и вспоминать не надо было, это все и так помнили…
Когда на МКС случился пожар, первой его обнаружила Кэтрин. И никаких обмороков, никаких слез и истерик с ней тогда не случилось! Хотя пожар — самое страшное, что только может быть на станции. Страшнее даже, чем разгерметизация!
Тогда Кэтрин смогла сориентироваться и затушить огонь, прежде чем все остальные хоть что-то смогли сообразить! А здесь она — точно — как-то уж слишком раскисла!
И все повернулись к Кэтрин Райт, которая должна была дать объяснения. И что, судя по всему, не входило в ее планы.
— Я не брала ваш шприц! — крикнула она. — Я никого не убивала! Это вы — вы все убийцы!
И тут же в голос разрыдалась. Но очень странно разрыдалась, не по-женски — не прикрывая лица руками и не зажмуривая глаз, а продолжая зорко наблюдать за астронавтами. Она рыдала, но взгляд ее не смягчался, как это обычно бывает с плачущими людьми, он оставался таким же, каким был, — злобным!
Кэтрин не верила никому.
Как никто не верил ей.
И — никому другому!
— Связать ее и навалять ей! — внес очень конструктивное, на его взгляд, предложение настроенный решительно русский космонавт. И даже сделал движение в ее сторону.
Но Кэтрин оскалилась и зашипела, как кошка, неожиданно встретившая собаку. И даже волосы на ее загривке, кажется, встали дыбом!
Она готова была сражаться, пинаясь, царапаясь и кусаясь… Она не собиралась сдаваться на милость победителей.
И когда русский космонавт подплыл слишком близко, она, резко распрямившись, выбросила вперед правую руку, чиркнув его ногтями по щеке. Так, что у него выступила на лице кровь!
— Не подходите ко мне! — свирепо зашипела она.
— Ах ты, дура американская! — выругался Виктор Забелин, смазывая со щеки кровь и отступая.
Все были ошарашены.
Кэтрин? Она?!
Но, с другой стороны, почему бы и нет? Почему женщина не может закачать в любимый немцем конфитюр грамм-другой отравы? Тем более что ее вряд ли в этом кто-нибудь заподозрит. Ее — заподозрят в самую последнюю очередь. Так что…
— Теперь понятно! — ахнул русский космонавт. — Теперь-то мне понятны ее вечные истерики и слезы! То-то я думаю, чего она, чуть что, закатывает глаза и пытается бухнуться в обморок! Что на нее не похоже!
Я же видел ее на тренировках — она же кремень! Помните, когда случился пожар?
Это и вспоминать не надо было, это все и так помнили…
Когда на МКС случился пожар, первой его обнаружила Кэтрин. И никаких обмороков, никаких слез и истерик с ней тогда не случилось! Хотя пожар — самое страшное, что только может быть на станции. Страшнее даже, чем разгерметизация!
Тогда Кэтрин смогла сориентироваться и затушить огонь, прежде чем все остальные хоть что-то смогли сообразить! А здесь она — точно — как-то уж слишком раскисла!
И все повернулись к Кэтрин Райт, которая должна была дать объяснения. И что, судя по всему, не входило в ее планы.
— Я не брала ваш шприц! — крикнула она. — Я никого не убивала! Это вы — вы все убийцы!
И тут же в голос разрыдалась. Но очень странно разрыдалась, не по-женски — не прикрывая лица руками и не зажмуривая глаз, а продолжая зорко наблюдать за астронавтами. Она рыдала, но взгляд ее не смягчался, как это обычно бывает с плачущими людьми, он оставался таким же, каким был, — злобным!
Кэтрин не верила никому.
Как никто не верил ей.
И — никому другому!
— Связать ее и навалять ей! — внес очень конструктивное, на его взгляд, предложение настроенный решительно русский космонавт. И даже сделал движение в ее сторону.
Но Кэтрин оскалилась и зашипела, как кошка, неожиданно встретившая собаку. И даже волосы на ее загривке, кажется, встали дыбом!
Она готова была сражаться, пинаясь, царапаясь и кусаясь… Она не собиралась сдаваться на милость победителей.
И когда русский космонавт подплыл слишком близко, она, резко распрямившись, выбросила вперед правую руку, чиркнув его ногтями по щеке. Так, что у него выступила на лице кровь!
— Не подходите ко мне! — свирепо зашипела она.
— Ах ты, дура американская! — выругался Виктор Забелин, смазывая со щеки кровь и отступая.