Страница:
Отпечатки действительно были так себе. Вернее, были никудышными! Любого средней руки криминалиста за подобные художества выгнали бы с работы в три шеи. Но в этом случае выбирать не приходилось.
Но “пальчики” здесь ничего не решали. Собранных доказательств с лихвой хватало, чтобы посадить японца на скамью подсудимых, а с нее пересадить на электрический стул!
Так что Гарри Трэш свое дело сделал.
Через четыре, максимум пять дней убийцу доставят на Землю, и тогда…
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
США. ОКРУГ КОЛУМБИЯ. ГОРОД ВАШИНГТОН. ШТАБ-КВАРТИРА ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
США. НЬЮ-ЙОРК. БРОНКС
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Но “пальчики” здесь ничего не решали. Собранных доказательств с лихвой хватало, чтобы посадить японца на скамью подсудимых, а с нее пересадить на электрический стул!
Так что Гарри Трэш свое дело сделал.
Через четыре, максимум пять дней убийцу доставят на Землю, и тогда…
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Двадцать четвертые сутки полета
Жить в тюрьме — удовольствие ниже среднего.
Обитать на кладбище — и того хуже!
Поэтому астронавты на свою эмкаэску уже смотреть не могли. Тем более что ни о какой психологической разгрузке речи уже не шло! Никакие праздники им не устраивали, а общение с ЦУПом свели к минимуму, чтобы они лишнего не болтали. Земля и так на ушах стояла!
Астронавты пили, ели и крутили велотренажеры.
Из общих обязательных работ остались только подготовка к стыковке с космическим “челноком” и обслуживание единственного в их общей тюрьме зэка…
За первое все брались с большим удовольствием.
За второе — с явной неохотой. Исполнять постыдную роль надзирателя никому не хотелось.
— Кстати, кто его сегодня будет выгуливать? Имя того, кого надо выгуливать, не называлось. Все всё и так понимали.
— Ладно, сегодня я.
“Прогуливать” космического зэка вызвался немецкий астронавт Герхард Танвельд.
Он спрыгнул с беговой дорожки и, отталкиваясь от стен, поплыл в модуль, выполняющий роль камеры-одиночки.
До модуля было два шага, хотя астронавты расстояния на шаги не мерят. Они там не ходят, они там летают.
Герхард мгновенно добрался до модуля, сунулся туда, увидев неподвижно висящего под потолком завернутого в спальник японца, который, по своему обыкновению, на приход гостя никак не прореагировал. Подлетел к нему ближе и тронул за плечо.
— Прогулка, — объявил он.
Но японец даже не шелохнулся.
Наверное, он медитировал. Или — спал. Или — обижался.
Герхард подумал: может, оставить его в покое?
Но, с другой стороны, это было бы бесчеловечно, потому что даже собак их хозяева выгуливают два раза в сутки. А он — не собака, он — самурай.
— Прогулка! — повторил он громче и толкнул японца сильнее.
Но тот и на этот раз остался недвижим.
Да что ты, в самом деле!
Герхард сгреб спальный мешок в охапку и крутанул, разворачивая его в свою сторону. Мешок повернулся, и он увидел как всегда отрешенное, каменно-спокойное лицо Омура Хакимото. Но какое-то уж слишком каменное.
Он коснулся его рукой и тут же ее отдернул.
— Черт побери! — тихо сказал он…
Жить в тюрьме — удовольствие ниже среднего.
Обитать на кладбище — и того хуже!
Поэтому астронавты на свою эмкаэску уже смотреть не могли. Тем более что ни о какой психологической разгрузке речи уже не шло! Никакие праздники им не устраивали, а общение с ЦУПом свели к минимуму, чтобы они лишнего не болтали. Земля и так на ушах стояла!
Астронавты пили, ели и крутили велотренажеры.
Из общих обязательных работ остались только подготовка к стыковке с космическим “челноком” и обслуживание единственного в их общей тюрьме зэка…
За первое все брались с большим удовольствием.
За второе — с явной неохотой. Исполнять постыдную роль надзирателя никому не хотелось.
— Кстати, кто его сегодня будет выгуливать? Имя того, кого надо выгуливать, не называлось. Все всё и так понимали.
— Ладно, сегодня я.
“Прогуливать” космического зэка вызвался немецкий астронавт Герхард Танвельд.
Он спрыгнул с беговой дорожки и, отталкиваясь от стен, поплыл в модуль, выполняющий роль камеры-одиночки.
До модуля было два шага, хотя астронавты расстояния на шаги не мерят. Они там не ходят, они там летают.
Герхард мгновенно добрался до модуля, сунулся туда, увидев неподвижно висящего под потолком завернутого в спальник японца, который, по своему обыкновению, на приход гостя никак не прореагировал. Подлетел к нему ближе и тронул за плечо.
— Прогулка, — объявил он.
Но японец даже не шелохнулся.
Наверное, он медитировал. Или — спал. Или — обижался.
Герхард подумал: может, оставить его в покое?
Но, с другой стороны, это было бы бесчеловечно, потому что даже собак их хозяева выгуливают два раза в сутки. А он — не собака, он — самурай.
— Прогулка! — повторил он громче и толкнул японца сильнее.
Но тот и на этот раз остался недвижим.
Да что ты, в самом деле!
Герхард сгреб спальный мешок в охапку и крутанул, разворачивая его в свою сторону. Мешок повернулся, и он увидел как всегда отрешенное, каменно-спокойное лицо Омура Хакимото. Но какое-то уж слишком каменное.
Он коснулся его рукой и тут же ее отдернул.
— Черт побери! — тихо сказал он…
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Двадцать четвертые сутки полета
Омура Хакимото был мертв!
Когда расстегнули спальный мешок, по модулю потекли уже знакомые всем красные шарики.
Но немного, потому что почти вся заполнившая спальник кровь запеклась большими лепешками, пропитав ткань.
Когда спальник распахнули, из него стало медленно выплывать что-то длинное, синее и осклизлое. Что-то отвратительное.
Неужели?!
Через мгновение все всё поняли. Потому что увидели!
Из спальника выплывали и расползались по сторонам, переплетаясь как змеи, разве только не шипя, петли кишок. У Ом ура Хакимото был вспорот живот! От бока до бока — так, что все внутренности вывалились из брюшной полости в спальник, а теперь выползали из него!
Боже, какой кошмар!..
Как все это могло произойти, никто не спрашивал. Все и так было понятно!
В правой, засунутой в спальник руке японца был зажат узкий блестящий нож. Вернее, даже не нож, а тонкий хирургический скальпель. Им он, словно самурайским мечом, пронзил свой живот с левого бока и, рванув остро заточенную сталь в сторону, распарывая кожу и мышцы, вскрыл свой живот, как консервную банку, выпустив наружу все внутренности.
Он все-таки сделал то, что хотел…
Он исполнил задуманное! Он убил себя — совершив священный для самурая обряд харакири!
И теперь его никто и никогда не сможет посадить на электрический стул!
Омура Хакимото был мертв!
Когда расстегнули спальный мешок, по модулю потекли уже знакомые всем красные шарики.
Но немного, потому что почти вся заполнившая спальник кровь запеклась большими лепешками, пропитав ткань.
Когда спальник распахнули, из него стало медленно выплывать что-то длинное, синее и осклизлое. Что-то отвратительное.
Неужели?!
Через мгновение все всё поняли. Потому что увидели!
Из спальника выплывали и расползались по сторонам, переплетаясь как змеи, разве только не шипя, петли кишок. У Ом ура Хакимото был вспорот живот! От бока до бока — так, что все внутренности вывалились из брюшной полости в спальник, а теперь выползали из него!
Боже, какой кошмар!..
Как все это могло произойти, никто не спрашивал. Все и так было понятно!
В правой, засунутой в спальник руке японца был зажат узкий блестящий нож. Вернее, даже не нож, а тонкий хирургический скальпель. Им он, словно самурайским мечом, пронзил свой живот с левого бока и, рванув остро заточенную сталь в сторону, распарывая кожу и мышцы, вскрыл свой живот, как консервную банку, выпустив наружу все внутренности.
Он все-таки сделал то, что хотел…
Он исполнил задуманное! Он убил себя — совершив священный для самурая обряд харакири!
И теперь его никто и никогда не сможет посадить на электрический стул!
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Двадцать четвертые сутки полета
Все было кончено!
Все жертвы принесены, все преступники наказаны.
Если это кровавое побоище можно было назвать миром, то на станции наступил мир…
Все было кончено!
Все жертвы принесены, все преступники наказаны.
Если это кровавое побоище можно было назвать миром, то на станции наступил мир…
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
Никаких официальных заявлений не было.
И вообще никаких заявлений не было.
Но пресса об этом как-то узнала.
Журналисты были разочарованы, потому что космическая интрига оборвалась. На их взгляд — слишком рано!
Но журналисты все равно были счастливы, потому что на Международной космической станции появился третий труп. И очень экзотический!
Преступник, убивший американца, покончил жизнь самоубийством, причем самым варварским способом — вскрыв себе живот!
Все газеты подробно, смакуя подробности, описывали обряд харакири — все эти ленточки, коврики и упавшие на них кишочки.
Тиражи лезли вверх…
Наверное, уже не было на Земле человека, который бы не знал, что на Международной космической станции погибли астронавты.
Один — из-за несчастного случая.
Другой — потому что его убили.
Третий — добровольно расставшись с жизнью…
И вообще никаких заявлений не было.
Но пресса об этом как-то узнала.
Журналисты были разочарованы, потому что космическая интрига оборвалась. На их взгляд — слишком рано!
Но журналисты все равно были счастливы, потому что на Международной космической станции появился третий труп. И очень экзотический!
Преступник, убивший американца, покончил жизнь самоубийством, причем самым варварским способом — вскрыв себе живот!
Все газеты подробно, смакуя подробности, описывали обряд харакири — все эти ленточки, коврики и упавшие на них кишочки.
Тиражи лезли вверх…
Наверное, уже не было на Земле человека, который бы не знал, что на Международной космической станции погибли астронавты.
Один — из-за несчастного случая.
Другой — потому что его убили.
Третий — добровольно расставшись с жизнью…
США. ОКРУГ КОЛУМБИЯ. ГОРОД ВАШИНГТОН. ШТАБ-КВАРТИРА ФЕДЕРАЛЬНОГО БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
Первая новость была хорошей — преступник, зарезавший на МКС американского астронавта, покончил с собой. Тем косвенно подтвердив выдвинутые против него обвинения и избавив правосудие от лишней волокиты.
Вторая новость была плохой.
Криминалистическая экспертиза не нашла на ручке и лезвии меча, которым был убит американец, отпечатков пальцев, принадлежащих Омура Хакимото. Но зато были обнаружены другие отпечатки: принадлежащие русскому космонавту Виктору Забелину и астронавту из Франции Жаку Бодену.
Вторая новость ставила под сомнение первую.
Конечно, можно было предположить, что преступник, убивший американца, действовал в перчатках, но тогда он должен был стереть с ручки или хотя бы смазать “пальчики” русского космонавта и француза! А те были как новенькие!
Ну и как все это прикажете понимать?..
На все эти вновь открывшиеся и пока необъяснимые обстоятельства можно было бы плюнуть, растереть и забыть, тем более что преступник был уже изобличен и наказан, но Гарри Трэш не привык отмахиваться от не укладывающихся в рамки принятой версии фактов. Он не в полицейском участке работал, а в ФБР! Кроме того, у него был печальный опыт…
Когда-то давно, еще в самом начале своей полицейской карьеры, он засадил в кутузку человека, против которого свидетельствовали все возможные улики — на его одежде была обнаружена кровь той же группы, что у жертвы, его опознали многочисленные свидетели, и к тому же он сам добровольно признался в совершенном преступлении. Чего еще нужно?!
Гарри Трэш получил повышение по службе.
А через полгода был пойман и изобличен настоящий преступник, который прирезал очередную жертву и был взят на месте преступления. Этот преступник был внешне похож на того, первого, которого, выходит, осудили напрасно, потому что он этого преступления не совершал!
Он совершил совсем другое преступление, гораздо более жестокое, убив не одного, а нескольких потерпевших, отчего с радостью взял на себя чужую вину.
Что стало для агента Гарри Трэша хорошим уроком…
В этом совершенно очевидном для него преступлении теперь тоже не все сходилось. “Пальчики” не сходились! На орудии убийства, где, по логике, должны были быть найдены отпечатки пальцев преступника, обнаружились “автографы” совсем других людей. Русского и француза!
Каким образом они могли там оказаться?
Опыт подсказывал, что скорее всего они “наследили” позже, стерев следы руки убийцы. Но псе это требовало уточнений.
И Гарри Трэш был вынужден снова отправиться в ЦУП.
Где его встретили не очень-то ласково, невзначай напомнив, что каждая минута космической связи стоит денег. И не самых маленьких!
Как будто ему интересно копаться в чужом, пусть даже космическом, но все равно грязном белье! Как будто это он, а не их астронавты режут друг дружку на орбите, словно мясники кроликов на бойне!
Что он им и высказал!
Тут же получив доступ к связи с МКС.
Вторая новость была плохой.
Криминалистическая экспертиза не нашла на ручке и лезвии меча, которым был убит американец, отпечатков пальцев, принадлежащих Омура Хакимото. Но зато были обнаружены другие отпечатки: принадлежащие русскому космонавту Виктору Забелину и астронавту из Франции Жаку Бодену.
Вторая новость ставила под сомнение первую.
Конечно, можно было предположить, что преступник, убивший американца, действовал в перчатках, но тогда он должен был стереть с ручки или хотя бы смазать “пальчики” русского космонавта и француза! А те были как новенькие!
Ну и как все это прикажете понимать?..
На все эти вновь открывшиеся и пока необъяснимые обстоятельства можно было бы плюнуть, растереть и забыть, тем более что преступник был уже изобличен и наказан, но Гарри Трэш не привык отмахиваться от не укладывающихся в рамки принятой версии фактов. Он не в полицейском участке работал, а в ФБР! Кроме того, у него был печальный опыт…
Когда-то давно, еще в самом начале своей полицейской карьеры, он засадил в кутузку человека, против которого свидетельствовали все возможные улики — на его одежде была обнаружена кровь той же группы, что у жертвы, его опознали многочисленные свидетели, и к тому же он сам добровольно признался в совершенном преступлении. Чего еще нужно?!
Гарри Трэш получил повышение по службе.
А через полгода был пойман и изобличен настоящий преступник, который прирезал очередную жертву и был взят на месте преступления. Этот преступник был внешне похож на того, первого, которого, выходит, осудили напрасно, потому что он этого преступления не совершал!
Он совершил совсем другое преступление, гораздо более жестокое, убив не одного, а нескольких потерпевших, отчего с радостью взял на себя чужую вину.
Что стало для агента Гарри Трэша хорошим уроком…
В этом совершенно очевидном для него преступлении теперь тоже не все сходилось. “Пальчики” не сходились! На орудии убийства, где, по логике, должны были быть найдены отпечатки пальцев преступника, обнаружились “автографы” совсем других людей. Русского и француза!
Каким образом они могли там оказаться?
Опыт подсказывал, что скорее всего они “наследили” позже, стерев следы руки убийцы. Но псе это требовало уточнений.
И Гарри Трэш был вынужден снова отправиться в ЦУП.
Где его встретили не очень-то ласково, невзначай напомнив, что каждая минута космической связи стоит денег. И не самых маленьких!
Как будто ему интересно копаться в чужом, пусть даже космическом, но все равно грязном белье! Как будто это он, а не их астронавты режут друг дружку на орбите, словно мясники кроликов на бойне!
Что он им и высказал!
Тут же получив доступ к связи с МКС.
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
США. ГОРОД ХЬЮСТОН. КОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР NASA ИМЕНИ ДЖОНСОНА
— Доброе утро! — бодро приветствовал Гарри Трэш командира экипажа.
Который в ответ лишь удивленно хмыкнул!
Во-первых, на МКС никакого утра не было, потому что станция жила по своему, бортовому времени. Была глубокая ночь. Во-вторых, ничего доброго в этой ночи, которую агент почему-то назвал утром, не наблюдалось!
— Я слушаю вас.
— Требуются кое-какие уточнения, — сказал агент.
Агента интересовало лишь одно — не трогал ли кто-нибудь из членов экипажа обнаруженное на месте преступления орудие убийства. Потому что такое бывает сплошь и рядом — свидетели обожают топтаться, словно стадо диких слонов, на месте происшествия, плюясь, мочась, разбрасывая окурки и личные вещи и хватаясь за все что ни попадя, напрочь уничтожая следы преступника. Наверняка и здесь кто-нибудь успел приложиться к мечу.
— До связи…
Станция сделала очередной виток вокруг Земли, и успевший перекурить Гарри Трэш получил исчерпывающий и совершенно его не устраивающий ответ.
Никто меча не касался.
Меч был сразу же, после того как обнаружен, помещен в полиэтиленовый пакет.
Да? А вот и нет!..
— Но, чтобы его туда поместить, его кто-то должен был обязательно взять в руки! — уцепился за последнее легкое объяснение Гарри.
— Зачем? — возразил, в который раз разочаровав Гарри, Рональд Селлерс. — Это у вас, на Земле, надо. А у нас — нет! Меч висел в воздухе, и на него, не притрагиваясь к нему, просто надели пакет.
Да… Вот так просто?..
Ну никак Гарри не мог привыкнуть к этой чертовой космической специфике, опять попав впросак!
Но как же тогда на мече оказались посторонние “пальчики”?
Может, японец его кому-нибудь показывал?
— Нет, вряд ли, — ответил Рональд Селлерс. — Список разрешенных на орбите личных вещей ограничен, и о любом постороннем предмете известно заранее. Никакого меча в личных вещах японского космотуриста не было!
Но позвольте, а как же тогда японец протащил свой меч на МКС?!
Странно, что этот вопрос не пришел Гарри в голову раньше! Впрочем, для него — “землянина” — это было простительно. Ему довольно было признания японца, что это его меч.
А вот астронавты могли бы по этому поводу задуматься!
Ведь на эмкаэску лишний грамм виски не протащить, а тут целый самурайский меч! Он что его — на себе пронес?..
Да нет, на себе невозможно, потому что космонавтов перед полетом раздевают и одевают в присутствии черт знает какого количества людей. Так что в одежду ничего лишнего не сунешь!
Как же он умудрился?!
Как?!
Который в ответ лишь удивленно хмыкнул!
Во-первых, на МКС никакого утра не было, потому что станция жила по своему, бортовому времени. Была глубокая ночь. Во-вторых, ничего доброго в этой ночи, которую агент почему-то назвал утром, не наблюдалось!
— Я слушаю вас.
— Требуются кое-какие уточнения, — сказал агент.
Агента интересовало лишь одно — не трогал ли кто-нибудь из членов экипажа обнаруженное на месте преступления орудие убийства. Потому что такое бывает сплошь и рядом — свидетели обожают топтаться, словно стадо диких слонов, на месте происшествия, плюясь, мочась, разбрасывая окурки и личные вещи и хватаясь за все что ни попадя, напрочь уничтожая следы преступника. Наверняка и здесь кто-нибудь успел приложиться к мечу.
— До связи…
Станция сделала очередной виток вокруг Земли, и успевший перекурить Гарри Трэш получил исчерпывающий и совершенно его не устраивающий ответ.
Никто меча не касался.
Меч был сразу же, после того как обнаружен, помещен в полиэтиленовый пакет.
Да? А вот и нет!..
— Но, чтобы его туда поместить, его кто-то должен был обязательно взять в руки! — уцепился за последнее легкое объяснение Гарри.
— Зачем? — возразил, в который раз разочаровав Гарри, Рональд Селлерс. — Это у вас, на Земле, надо. А у нас — нет! Меч висел в воздухе, и на него, не притрагиваясь к нему, просто надели пакет.
Да… Вот так просто?..
Ну никак Гарри не мог привыкнуть к этой чертовой космической специфике, опять попав впросак!
Но как же тогда на мече оказались посторонние “пальчики”?
Может, японец его кому-нибудь показывал?
— Нет, вряд ли, — ответил Рональд Селлерс. — Список разрешенных на орбите личных вещей ограничен, и о любом постороннем предмете известно заранее. Никакого меча в личных вещах японского космотуриста не было!
Но позвольте, а как же тогда японец протащил свой меч на МКС?!
Странно, что этот вопрос не пришел Гарри в голову раньше! Впрочем, для него — “землянина” — это было простительно. Ему довольно было признания японца, что это его меч.
А вот астронавты могли бы по этому поводу задуматься!
Ведь на эмкаэску лишний грамм виски не протащить, а тут целый самурайский меч! Он что его — на себе пронес?..
Да нет, на себе невозможно, потому что космонавтов перед полетом раздевают и одевают в присутствии черт знает какого количества людей. Так что в одежду ничего лишнего не сунешь!
Как же он умудрился?!
Как?!
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Двадцать пятые сутки полета
Завтрак в горло не лез, хотя его не нужно было даже пережевывать, его можно было просто туда выдавливать. Из туб и пакетиков.
Сегодня на стол были выложены деликатесы.
Все задумчиво давили тубы и высасывали через трубки из пакетиков супы, вскрывая одноразовые упаковки, даже не чувствуя вкуса еды. Все были задумчивы и погружены в себя.
Раньше за едой они оживленно общались, превращая эту довольно безвкусную процедуру в небольшие “вечеринки”. Сегодня молчали, не глядя друг на друга, не глядя на залепленный черным иллюминатор и не глядя в сторону прохода, который вел в шлюзовой модуль, где, погруженные в скафандры, плавали два трупа — жертвы и убийцы — американца Юджина Стефанса и японского космотуриста Омура Хакимото.
Так что они вообще никуда не смотрели, глядя строго перед собой.
Тягостное молчание прервала Кэтрин Райт Которая, в отличие от мужчин, не могла так долго молчать.
— И все же, я не понимаю… — вздохнула Кэтрин.
Все повернулись к ней.
Чего она опять там не понимает?
Польщенная всеобщим вниманием, Кэтрин сказала совсем не то, что хотела сказать вначале. Сказала то, о чем все давно думали, но никто не решался сказать об этом вслух.
— Я все время думаю, как он смог развязаться?
Кто — уточнять не стала. Всем было ясно, что она имеет в виду японца.
— Так и развязался, — исчерпывающе ответил русский космонавт.
— Как — так? — попросила уточнить въедливая американка, чтобы продолжить разговор.
— Ну откуда я знаю, — довольно раздраженно ответил Виктор. И добавил по-русски: — Иди у него спроси!
— Наверное, узлы ослабли, — примирительно сказал командир Рональд Селлерс, потому что в его обязанности входило вовремя гасить возможные конфликты. Не хватало еще всем здесь рассобачиться!
Русский притих.
Американка тоже тихо тянула свою колу.
Но влез, причем совершенно не к месту, немец.
— Позвольте, а кто его последний завязывал? — обрадованный тем, что смог придумать такой замечательный вопрос, поинтересовался он.
И все стали вспоминать — кто.
А кто?..
Но долго вспоминать не пришлось, потому что виновник объявился сам.
— Последним его завязывал я, — ответил китайский астронавт Ли Джун Ся.
И все тут же замолчали, снова вернувшись к еде. Потому что с китайским астронавтом предпочитали не связываться. Слишком он был закрыт, от всех далек и всем непонятен.
Но, ничего не сказав, все подумали одинаково. Подумали, что, может, это он развязал японца. Из солидарности. Кто их, этих восточных ребят, разберет — у них своя, отличная от американской и европейской философия, свое видение мира и своя взаимовыручка. Им столковаться проще.
Кажется, у того, кто делает харакири, всегда должны быть помощники. Так, может, он и был? Китаец? Потому что все остальные от такой почетной обязанности наверняка отказались бы…
Невысказанный вопрос повис в воздухе.
И китаец его “услышал”.
Повертевшись на месте, он не выдержал и громко, хотя его никто ни о чем не спрашивал, сказал:
— Я крепко его связал! Я очень хорошо владею древнекитайским искусством вязки узлов! Мои предки были моряками, а я сам служил в армии.
Никто не проронил ни слова.
— Я связал его петлей джинь-цу! Ее нельзя развязать! — уточнил китайский астронавт.
— Да? А как же он тогда развязался? — все же не выдержав, ехидно поинтересовалась американка.
Китаец напряженно замолчал.
— Мои узлы нельзя развязать! Их может развязать только тот, кто их знает, — вновь, как заведенный, повторил он. — Только тот, кто знаком с древнекитайским искусством вязки. Или если развязывать их очень-очень долго!
Очень-очень?..
— Как же тогда?.. — не договорил командир, о чем-то напряженно думая. — А кто-нибудь знает, где сейчас эти чертовы веревки?
В последний раз веревки видели возле трупа. Они плавали в воздухе возле стены, но тогда на них никто не обратил внимания.
Куда ж они делись?
— Я их выбросила, — вдруг вспомнила Кэтрин.
— Куда?!
— Как куда — в мусор. В контейнер!
Значит, по идее, веревки должны были быть гам. Потому что с эмкаэски ничего не пропадает. Это вначале мусор вышвыривали за борт, в открытый космос, считая, что тому не убудет, потому что он большой. Но после того, как на орбите начали образовываться целые мусорные свалки, которые стали угрожать безопасности полетов, их стали стаскивать на Землю. Не все. Кое-что все-таки выбрасывают. Например, твердые отходы человеческой жизнедеятельности, которые, поболтавшись год-другой на орбите, падают на Землю, красиво сгорая в атмосфере. Так что, любуясь со своими возлюбленными каким-нибудь симпатичным метеоритным дождем, вполне вероятно, что вы любуетесь вспышкой того самого, на что случайно можете наступить на земле…
Контейнер, слава богу, нашли.
Покопались в нем.
И веревки отыскали!
Которые стали внимательно и все вместе осматривать.
— Однако, черт побери!..
При ближайшем рассмотрении оказалось, что веревки были не развязаны, а разрезаны!
— Вот видите! — гордо сказал китайский астронавт. — Я же говорил, мои узлы развязать нельзя! Так-так!.. То есть получается, что вначале самоубийца добыл нож, а потом связанными руками перерезал веревки?
Кстати, не нож вовсе, а скальпель!..
Где же он мог его взять?
И все повернулись к Жаку Бодену. Потому что из всего экипажа скальпели были только у него!
Французский астронавт, как ни в чем не бывало, хлопал глазами, ничего не понимая. Или делая вид, что ничего не понимает.
— Этот скальпель ваш? — без обиняков, потому что без чуткого руководства Гарри Трэша, спросил командир.
— Ну какое это имеет значение? — скривился Жак.
— Вы не ответили на мой вопрос! — рявкнул на повышенных тонах Рональд Селлерс. — Чей это скальпель — ваш?
— Я не знаю, — примирительно сказал француз.
— А что вы его спрашиваете? Надо взять да и пересчитать у него все скальпели, — внес очень здравое предложение русский космонавт. — И свериться со списками доставленных на станцию грузов. Ведь в общих списках должно быть все!
Ну конечно. Все, что прибывает на станцию, не прибывает просто так, самотеком! Каждая вещь утверждается и отображается в сопроводительных документах, с указанием, где она находится. Иначе ее сто лет по контейнерам придется искать! В крайнем случае можно запросить информацию с Земли!
— Вы предлагаете нам поднять списки? — с угрозой спросил командир, которому меньше всею хотелось теперь возиться с бумагами.
— Не надо ничего поднимать, — недовольно буркнул Жак. — Да, это действительно мой скальпель…
Было бы лучше, если бы он признался сразу, не юлил! Ему лучше! Потому что попытка скрыть правду вызывает дополнительные подозрения.
Ну вот — почему он не признался сразу?!
— У меня действительно пропал один скальпель! — повторил французский астронавт.
— А почему вы об этом ничего не сказали? — подозрительно спросил Рональд Селлерс.
— Потому что я обнаружил пропажу после, — чуть не срываясь на крик, ответил француз. — После того, как все это произошло! Естественно, что у меня не было никакого желания навлекать на себя лишние подозрения! Да меня никто об этом и не спрашивал!
Да, верно, в тот момент всем было не до того! На тот проклятый скальпель вообще никто никакого внимания не обратил, потому что обратили его на совсем другое — на плавающие в невесомости кишки японца! Какой уж тут скальпель! И какие вопросы!..
Но теперь, спустя несколько часов, они появились.
— Слушай, а это часом не ты? — довольно бесцеремонно, хотя и доверительно, спросил Виктор Забелин.
— Что я? — не понял Жак Воден.
— Помог ему?
— Почему именно я? — возмутился француз. — Скальпель мог взять кто угодно, потому что…
— Ну зачем вы лжете? — вдруг резко перебила его Кэтрин Райт. — Вы же сейчас лжете! Вы же никогда не оставляете свой инструмент без присмотра. Вы всегда после работы убираете его в контейнер, потому что боитесь, что на него попадут посторонние вещества, которые исказят результаты ваших опытов. Зачем вы говорите, что скальпель мог взять кто угодно, если его могли взять только вы!
Это было серьезное обвинение.
В соучастии в харакири.
Француз заметно побледнел и занервничал.
— Послушайте, — стараясь оставаться спокойным и убедительным, хотя это у него получалось неважно, сказал он. — Ну зачем бы, зачем мне ему помогать? С какой стати?
— Например, из сострадания! — предположил немецкий астронавт. — Вы могли пожалеть его, развязать ему руки и дать ему оружие, чтобы он мог прикончить себя.
— Зачем? — чуть не взвыл француз.
— Откуда мне знать? — хмыкнул немец, подчеркивая, что эти “лягушатники” способны на что угодно. — Может, вы решили поставить очередной свой изуверский опыт. Посмотреть, как выглядит смерть в невесомости!
— Что вы такое говорите?!
— А что? Вы известный живодер…
Это в смысле препарирования крыс и лягушек?
— Может, вам потрошить ваших морских свинок надоело. Может, вам интересно было понаблюдать за объектом покрупнее? Тех вы чуть не каждый день режете, а они тоже, между прочим, божьи твари!
— Вы или дурак, или… — начал было, свирепея, Жак Воден.
— Брэк! — рявкнул Рональд Селлерс, разводя набычившихся противников в разные углы. — Но только должен заметить, что ваше поведение действительно вызывает некоторое недоумение, — сказал он, обращаясь к французу. — Например, ваше нежелание сказать правду. И скальпель тоже… Поэтому хочу поставить вас в известность, что я вынужден буду во время ближайшего сеанса связи доложить обо всем этом на Землю.
Французский астронавт растерянно заморгал глазами.
— Не надо, — попросил он.
— Надо-надо! — зловеще поддакнул командиру Герхард. — Обязательно надо! Еще как надо!..
Командир крутанулся в воздухе, развернувшись к французу спиной, подчеркивая тем, что разговор закончен.
— Да погодите вы! — в отчаянии крикнул Жак. — Погодите сообщать! Я не помогал ему. И никто ему не помогал!
Рональд Селлерс замер и удивленно обернулся.
А все замерли.
Француз испуганно оборвал себя. Но слово уже вырвалось, и теперь нужно было продолжать. Потому что все ждали, что он скажет.
— Ему никто не помогал, — нехотя повторил он. — Вообще никто. Потому что никакого харакири не было. И никакое это не самоубийство. Это — убийство!
Омура Хакимото убили!
Завтрак в горло не лез, хотя его не нужно было даже пережевывать, его можно было просто туда выдавливать. Из туб и пакетиков.
Сегодня на стол были выложены деликатесы.
Все задумчиво давили тубы и высасывали через трубки из пакетиков супы, вскрывая одноразовые упаковки, даже не чувствуя вкуса еды. Все были задумчивы и погружены в себя.
Раньше за едой они оживленно общались, превращая эту довольно безвкусную процедуру в небольшие “вечеринки”. Сегодня молчали, не глядя друг на друга, не глядя на залепленный черным иллюминатор и не глядя в сторону прохода, который вел в шлюзовой модуль, где, погруженные в скафандры, плавали два трупа — жертвы и убийцы — американца Юджина Стефанса и японского космотуриста Омура Хакимото.
Так что они вообще никуда не смотрели, глядя строго перед собой.
Тягостное молчание прервала Кэтрин Райт Которая, в отличие от мужчин, не могла так долго молчать.
— И все же, я не понимаю… — вздохнула Кэтрин.
Все повернулись к ней.
Чего она опять там не понимает?
Польщенная всеобщим вниманием, Кэтрин сказала совсем не то, что хотела сказать вначале. Сказала то, о чем все давно думали, но никто не решался сказать об этом вслух.
— Я все время думаю, как он смог развязаться?
Кто — уточнять не стала. Всем было ясно, что она имеет в виду японца.
— Так и развязался, — исчерпывающе ответил русский космонавт.
— Как — так? — попросила уточнить въедливая американка, чтобы продолжить разговор.
— Ну откуда я знаю, — довольно раздраженно ответил Виктор. И добавил по-русски: — Иди у него спроси!
— Наверное, узлы ослабли, — примирительно сказал командир Рональд Селлерс, потому что в его обязанности входило вовремя гасить возможные конфликты. Не хватало еще всем здесь рассобачиться!
Русский притих.
Американка тоже тихо тянула свою колу.
Но влез, причем совершенно не к месту, немец.
— Позвольте, а кто его последний завязывал? — обрадованный тем, что смог придумать такой замечательный вопрос, поинтересовался он.
И все стали вспоминать — кто.
А кто?..
Но долго вспоминать не пришлось, потому что виновник объявился сам.
— Последним его завязывал я, — ответил китайский астронавт Ли Джун Ся.
И все тут же замолчали, снова вернувшись к еде. Потому что с китайским астронавтом предпочитали не связываться. Слишком он был закрыт, от всех далек и всем непонятен.
Но, ничего не сказав, все подумали одинаково. Подумали, что, может, это он развязал японца. Из солидарности. Кто их, этих восточных ребят, разберет — у них своя, отличная от американской и европейской философия, свое видение мира и своя взаимовыручка. Им столковаться проще.
Кажется, у того, кто делает харакири, всегда должны быть помощники. Так, может, он и был? Китаец? Потому что все остальные от такой почетной обязанности наверняка отказались бы…
Невысказанный вопрос повис в воздухе.
И китаец его “услышал”.
Повертевшись на месте, он не выдержал и громко, хотя его никто ни о чем не спрашивал, сказал:
— Я крепко его связал! Я очень хорошо владею древнекитайским искусством вязки узлов! Мои предки были моряками, а я сам служил в армии.
Никто не проронил ни слова.
— Я связал его петлей джинь-цу! Ее нельзя развязать! — уточнил китайский астронавт.
— Да? А как же он тогда развязался? — все же не выдержав, ехидно поинтересовалась американка.
Китаец напряженно замолчал.
— Мои узлы нельзя развязать! Их может развязать только тот, кто их знает, — вновь, как заведенный, повторил он. — Только тот, кто знаком с древнекитайским искусством вязки. Или если развязывать их очень-очень долго!
Очень-очень?..
— Как же тогда?.. — не договорил командир, о чем-то напряженно думая. — А кто-нибудь знает, где сейчас эти чертовы веревки?
В последний раз веревки видели возле трупа. Они плавали в воздухе возле стены, но тогда на них никто не обратил внимания.
Куда ж они делись?
— Я их выбросила, — вдруг вспомнила Кэтрин.
— Куда?!
— Как куда — в мусор. В контейнер!
Значит, по идее, веревки должны были быть гам. Потому что с эмкаэски ничего не пропадает. Это вначале мусор вышвыривали за борт, в открытый космос, считая, что тому не убудет, потому что он большой. Но после того, как на орбите начали образовываться целые мусорные свалки, которые стали угрожать безопасности полетов, их стали стаскивать на Землю. Не все. Кое-что все-таки выбрасывают. Например, твердые отходы человеческой жизнедеятельности, которые, поболтавшись год-другой на орбите, падают на Землю, красиво сгорая в атмосфере. Так что, любуясь со своими возлюбленными каким-нибудь симпатичным метеоритным дождем, вполне вероятно, что вы любуетесь вспышкой того самого, на что случайно можете наступить на земле…
Контейнер, слава богу, нашли.
Покопались в нем.
И веревки отыскали!
Которые стали внимательно и все вместе осматривать.
— Однако, черт побери!..
При ближайшем рассмотрении оказалось, что веревки были не развязаны, а разрезаны!
— Вот видите! — гордо сказал китайский астронавт. — Я же говорил, мои узлы развязать нельзя! Так-так!.. То есть получается, что вначале самоубийца добыл нож, а потом связанными руками перерезал веревки?
Кстати, не нож вовсе, а скальпель!..
Где же он мог его взять?
И все повернулись к Жаку Бодену. Потому что из всего экипажа скальпели были только у него!
Французский астронавт, как ни в чем не бывало, хлопал глазами, ничего не понимая. Или делая вид, что ничего не понимает.
— Этот скальпель ваш? — без обиняков, потому что без чуткого руководства Гарри Трэша, спросил командир.
— Ну какое это имеет значение? — скривился Жак.
— Вы не ответили на мой вопрос! — рявкнул на повышенных тонах Рональд Селлерс. — Чей это скальпель — ваш?
— Я не знаю, — примирительно сказал француз.
— А что вы его спрашиваете? Надо взять да и пересчитать у него все скальпели, — внес очень здравое предложение русский космонавт. — И свериться со списками доставленных на станцию грузов. Ведь в общих списках должно быть все!
Ну конечно. Все, что прибывает на станцию, не прибывает просто так, самотеком! Каждая вещь утверждается и отображается в сопроводительных документах, с указанием, где она находится. Иначе ее сто лет по контейнерам придется искать! В крайнем случае можно запросить информацию с Земли!
— Вы предлагаете нам поднять списки? — с угрозой спросил командир, которому меньше всею хотелось теперь возиться с бумагами.
— Не надо ничего поднимать, — недовольно буркнул Жак. — Да, это действительно мой скальпель…
Было бы лучше, если бы он признался сразу, не юлил! Ему лучше! Потому что попытка скрыть правду вызывает дополнительные подозрения.
Ну вот — почему он не признался сразу?!
— У меня действительно пропал один скальпель! — повторил французский астронавт.
— А почему вы об этом ничего не сказали? — подозрительно спросил Рональд Селлерс.
— Потому что я обнаружил пропажу после, — чуть не срываясь на крик, ответил француз. — После того, как все это произошло! Естественно, что у меня не было никакого желания навлекать на себя лишние подозрения! Да меня никто об этом и не спрашивал!
Да, верно, в тот момент всем было не до того! На тот проклятый скальпель вообще никто никакого внимания не обратил, потому что обратили его на совсем другое — на плавающие в невесомости кишки японца! Какой уж тут скальпель! И какие вопросы!..
Но теперь, спустя несколько часов, они появились.
— Слушай, а это часом не ты? — довольно бесцеремонно, хотя и доверительно, спросил Виктор Забелин.
— Что я? — не понял Жак Воден.
— Помог ему?
— Почему именно я? — возмутился француз. — Скальпель мог взять кто угодно, потому что…
— Ну зачем вы лжете? — вдруг резко перебила его Кэтрин Райт. — Вы же сейчас лжете! Вы же никогда не оставляете свой инструмент без присмотра. Вы всегда после работы убираете его в контейнер, потому что боитесь, что на него попадут посторонние вещества, которые исказят результаты ваших опытов. Зачем вы говорите, что скальпель мог взять кто угодно, если его могли взять только вы!
Это было серьезное обвинение.
В соучастии в харакири.
Француз заметно побледнел и занервничал.
— Послушайте, — стараясь оставаться спокойным и убедительным, хотя это у него получалось неважно, сказал он. — Ну зачем бы, зачем мне ему помогать? С какой стати?
— Например, из сострадания! — предположил немецкий астронавт. — Вы могли пожалеть его, развязать ему руки и дать ему оружие, чтобы он мог прикончить себя.
— Зачем? — чуть не взвыл француз.
— Откуда мне знать? — хмыкнул немец, подчеркивая, что эти “лягушатники” способны на что угодно. — Может, вы решили поставить очередной свой изуверский опыт. Посмотреть, как выглядит смерть в невесомости!
— Что вы такое говорите?!
— А что? Вы известный живодер…
Это в смысле препарирования крыс и лягушек?
— Может, вам потрошить ваших морских свинок надоело. Может, вам интересно было понаблюдать за объектом покрупнее? Тех вы чуть не каждый день режете, а они тоже, между прочим, божьи твари!
— Вы или дурак, или… — начал было, свирепея, Жак Воден.
— Брэк! — рявкнул Рональд Селлерс, разводя набычившихся противников в разные углы. — Но только должен заметить, что ваше поведение действительно вызывает некоторое недоумение, — сказал он, обращаясь к французу. — Например, ваше нежелание сказать правду. И скальпель тоже… Поэтому хочу поставить вас в известность, что я вынужден буду во время ближайшего сеанса связи доложить обо всем этом на Землю.
Французский астронавт растерянно заморгал глазами.
— Не надо, — попросил он.
— Надо-надо! — зловеще поддакнул командиру Герхард. — Обязательно надо! Еще как надо!..
Командир крутанулся в воздухе, развернувшись к французу спиной, подчеркивая тем, что разговор закончен.
— Да погодите вы! — в отчаянии крикнул Жак. — Погодите сообщать! Я не помогал ему. И никто ему не помогал!
Рональд Селлерс замер и удивленно обернулся.
А все замерли.
Француз испуганно оборвал себя. Но слово уже вырвалось, и теперь нужно было продолжать. Потому что все ждали, что он скажет.
— Ему никто не помогал, — нехотя повторил он. — Вообще никто. Потому что никакого харакири не было. И никакое это не самоубийство. Это — убийство!
Омура Хакимото убили!
США. НЬЮ-ЙОРК. БРОНКС
В букмекерскую контору в Бронксе вошел посетитель.
— Я хотел бы сделать ставку.
— На что?
— Скорее — на кого. Я хочу поставить на смерть еще одного члена экипажа Международной космической станции.
— Вы, конечно, шутите?
— Ничуть! Мне кажется, вы принимаете любые ставки?
— Да, но здесь такой случай!
— Какой?
— Разговор идет о жизни и смерти.
— Разве вы не принимаете ставки на исход боксерских поединков среди профессионалов?
— Принимаем, но это совсем другое дело.
— А если во время поединка кто-нибудь погибает — ведь такое случается, не правда ли? Ведь тогда вы все равно выплачиваете деньги тому, кто поставил на победителя. Того, который выжил.
— Да, это так, — нехотя подтвердил букмекер.
— И вряд ли аннулируете ставки, если во время заезда болидов “Формулы-1” гибнет кто-нибудь из пилотов. Если гибнет кто-нибудь из пилотов, вы отдаете выигрыш тому, кто ставил не на него.
Букмекер снова кивнул.
— Так почему я не имею права поставить на то, что считаю нужным? Покажите мне закон, где запрещено делать ставки на космонавтов.
Такого закона не было.
— Сколько вы хотите поставить?
— Пять миллионов, — не моргнув ответил незнакомец.
— Сколько?!
— Кажется, я уже назвал цифру!
— Но, может быть, я ослышался? Мне показалось, что вы сказали пять… пять миллионов.
— Совершенно верно. Я ставлю пять миллионов на то, что там, на орбите, случится еще один труп!
— Почему вы так считаете?
— Потому что это — эпидемия. Потому что начав, они уже не остановятся. Если было три трупа, то обязательно должен быть четвертый. Или я ничего не понимаю в ставках! Ну что — вы согласны?
— Но вы, наверное, слышали, что их со дня на день должны вернуть на Землю, — на всякий случай напомнил букмекер.
— И что? — спросил незнакомец.
— Ничего. Просто если их так быстро вернут, они вряд ли успеют что-нибудь сделать, — аккуратно сказал букмекер, не называя то, на что ставил незнакомец.
— Ну что ж, значит, я проиграю!
Если больше ничего не случится, а случится вряд ли, потому что экипаж должны вот-вот снять с орбиты, то те, кто поставил против, получат пять миллионов.
Если незнакомец окажется прав, то он соберет все поставленные против него деньги. Потому что едва ли найдется тот, кто сыграет с ним в паре. Слишком ничтожные шансы.
В любом случае букмекерская контора в накладе не останется, получив свои проценты.
— Хорошо. Мы принимаем вашу ставку! Кто в случае выигрыша будет получать деньги? Вы?
— Не обязательно. Я бы хотел выписать квитанцию на предъявителя…
— Я хотел бы сделать ставку.
— На что?
— Скорее — на кого. Я хочу поставить на смерть еще одного члена экипажа Международной космической станции.
— Вы, конечно, шутите?
— Ничуть! Мне кажется, вы принимаете любые ставки?
— Да, но здесь такой случай!
— Какой?
— Разговор идет о жизни и смерти.
— Разве вы не принимаете ставки на исход боксерских поединков среди профессионалов?
— Принимаем, но это совсем другое дело.
— А если во время поединка кто-нибудь погибает — ведь такое случается, не правда ли? Ведь тогда вы все равно выплачиваете деньги тому, кто поставил на победителя. Того, который выжил.
— Да, это так, — нехотя подтвердил букмекер.
— И вряд ли аннулируете ставки, если во время заезда болидов “Формулы-1” гибнет кто-нибудь из пилотов. Если гибнет кто-нибудь из пилотов, вы отдаете выигрыш тому, кто ставил не на него.
Букмекер снова кивнул.
— Так почему я не имею права поставить на то, что считаю нужным? Покажите мне закон, где запрещено делать ставки на космонавтов.
Такого закона не было.
— Сколько вы хотите поставить?
— Пять миллионов, — не моргнув ответил незнакомец.
— Сколько?!
— Кажется, я уже назвал цифру!
— Но, может быть, я ослышался? Мне показалось, что вы сказали пять… пять миллионов.
— Совершенно верно. Я ставлю пять миллионов на то, что там, на орбите, случится еще один труп!
— Почему вы так считаете?
— Потому что это — эпидемия. Потому что начав, они уже не остановятся. Если было три трупа, то обязательно должен быть четвертый. Или я ничего не понимаю в ставках! Ну что — вы согласны?
— Но вы, наверное, слышали, что их со дня на день должны вернуть на Землю, — на всякий случай напомнил букмекер.
— И что? — спросил незнакомец.
— Ничего. Просто если их так быстро вернут, они вряд ли успеют что-нибудь сделать, — аккуратно сказал букмекер, не называя то, на что ставил незнакомец.
— Ну что ж, значит, я проиграю!
Если больше ничего не случится, а случится вряд ли, потому что экипаж должны вот-вот снять с орбиты, то те, кто поставил против, получат пять миллионов.
Если незнакомец окажется прав, то он соберет все поставленные против него деньги. Потому что едва ли найдется тот, кто сыграет с ним в паре. Слишком ничтожные шансы.
В любом случае букмекерская контора в накладе не останется, получив свои проценты.
— Хорошо. Мы принимаем вашу ставку! Кто в случае выигрыша будет получать деньги? Вы?
— Не обязательно. Я бы хотел выписать квитанцию на предъявителя…
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Двадцать пятые сутки полета
Труп японца притаскивать не стали. Хотя французский астронавт на этом настаивал. Решили поверить ему на слово.
— Вначале я тоже подумал, что это самоубийство, — сказал он. — Потому что увидел то, что увидели все.
Увидел труп со вспоротым животом, от вида которого кого угодно с души своротит. И у него тоже поначалу содержимое желудка, наверное, подкатило к горлу.
— Но я биолог, — напомнил француз. — И поэтому смог увидеть больше других. Я, как вы помните, довольно внимательно осмотрел рану.
Да, точно! — вспомнили все. В то время как другие морщились, закатывали глаза и зажимали ладонями рты, он склонился над трупом, над самой раной и, наверное, с полминуты рассматривал ее.
— И что вы увидели?
— Увидел, что рана нанесена тем самым инструментом, который был зажат в руке трупа.
— Вашим скальпелем! — радостно напомнил немец.
Труп японца притаскивать не стали. Хотя французский астронавт на этом настаивал. Решили поверить ему на слово.
— Вначале я тоже подумал, что это самоубийство, — сказал он. — Потому что увидел то, что увидели все.
Увидел труп со вспоротым животом, от вида которого кого угодно с души своротит. И у него тоже поначалу содержимое желудка, наверное, подкатило к горлу.
— Но я биолог, — напомнил француз. — И поэтому смог увидеть больше других. Я, как вы помните, довольно внимательно осмотрел рану.
Да, точно! — вспомнили все. В то время как другие морщились, закатывали глаза и зажимали ладонями рты, он склонился над трупом, над самой раной и, наверное, с полминуты рассматривал ее.
— И что вы увидели?
— Увидел, что рана нанесена тем самым инструментом, который был зажат в руке трупа.
— Вашим скальпелем! — радостно напомнил немец.