Ильин Андрей. Диверсия

   — Когда читали9
   — Год назад. Или полтора. Был там какой-то умелец, который взломал коды чуть ли не Британского национального банка.
   — Их умелец?
   — Нет, в том-то и дело, что наш умелец. Откуда-то с периферии. Может, из Новгорода, может, из Пскова. Но умудрился. С домашнего телефона и с помощью чуть ли не первых выпусков компьютера!
   Правда, кто-то ему там помогал. То ли международные телефонные счета оплачивал, то ли какую-то информацию раздобыл. Честно говоря, я не помню всех подробностей.
   — Но вы точно читали об этом в газетах? Или слышали то, что соседка с пятого этажа сказала подруге с третьего, а той кто-то что-то такое поведал в очереди за квасом?
   — Нет. Из газет. Точно. Сам читал.
   — Тогда это меняет дело.
   И я снова засел за прессу. На этот раз за желтую и за колонки криминальной хроники.
   Убивают. Грабят. Мошенничают. Насилуют. Снова убивают. И опять убивают. И снова грабят, а потом непременно убивают. И почти ничего из области высокоинтеллектуальных преступлений.
   Впрочем, нет. Вот что-то очень похожее на то, что рассказывал Александр Анатольевич. Выпускник политехнического института, умный мальчик, отличник, медалист, победитель математических олимпиад, так и не смог после выпуска из родной альма-матер найти работу. Трудился грузчиком, дворником, сторожем. Разочаровался в жизни. Потом случайно сблизился с друзьями, имеющими связи с криминальным миром. Помог в одном деле, в другом. Потом на какой-то вечеринке, шутки ради, высказал идею о возможности бескровного изъятия денег из банковских хранилищ. Ему не поверили. Над ним посмеялись. Он обиделся и поспорил на какую-то чисто символическую сумму, что вскроет какой-нибудь частный счет в любом указанном ему банке. И вскрыл. И получил свои выигрышные копейки.
   А дальше талантливого мальчика взяли в оборот плохие дяди Он по их заказу выпотрошил один банк, потом другой, потом третий. Причем так, что эти пострадавшие банки ничего не заметили. А может быть, и заметили, но предпочли покрыть недостачу, не поднимая лишнего, способного отпугнуть выгодную клиентуру, шума.
   Споткнулся компьютерный самородок на втором или третьем (!) иностранном банке. Слишком понадеялся на свои силы, слишком на большие суммы замахнулся. Хотя сам с тех уворованных с чужих счетов сумм имел жалкие крохи. Его, как видно, интересовал сам процесс. Было в нем что-то творческое, из серии тех задач, что давали на математических олимпиадах. Только те были теоретическими, а эти очень даже прикладными.
   В общем, компьютерного воришку вычислили, поймали и посадили, чтобы другим неповадно было. На пять лет с конфискацией!
   Вот такая трагическая и одновременно поучительная история. Особенно для меня поучительная.
   Кстати, этот малец в мировой практике был не единственным примером достижения очень значительных результатов очень незначительными средствами. Другой, почти его ровесник, но уже за океаном, умудрился со своего домашнего компьютера влезть в информационный банк Пентагона. Чуть войну не начал, поганец. Хотя и вундеркинд. Я поехал в Новгород.
   — Ну как ваш сынок, пишет? — спросил я найденную с помощью местных журналистов его мамашу.
   — А вы кто? Вы из милиции?
   — Нет, я из школы. Я его учитель. По физике. Вы уж меня, наверное, и не помните. Каким талантливым мальчиком был ваш сын!
   — Да, был. Именно был... — заплакала, запричитала женщина.
   — Ну так как он?
   — Плохо. Вот просит прислать сигарет. А зачем они ему? Ведь он никогда не курил! И еще теплые носки.
   — Мерзнет?
   — Конечно. Там такие холода. Такие метели...
   — Где там?
   — На Севере.
   И тронутая сочувствием мамаша показала адрес на конверте.
   Действительно, не близко. За три дня не обернуться. А придется.

Глава 45

   — Заключенный Баранников по вашему приказанию явился!
   — Вот это и есть наш герой.
   Дохловатый на вид герой. Одна башка только здоровая. А все остальное — как высушенный гороховый стручок. Не просто, видать, далась парню тюрьма.
   — Что же это ты, Баранников, над нами издевался? Чего горбатого лепил? Интеллигента из себя корчил. Очки носил. А того не сказал, что за тобой не одни только финансовые грешки числятся. А кое-что и похуже.
   — Извините, не понял.
   — Извините! Не понял! Ты дурочку-то не ломал бы. Вот за тобой следователь специально из Москвы приехал. Говорит, «мокрое» за тобой тянется. Ну очень «мокрое».
   — Это какое-то недоразумение.
   — Недоразумение или нет, это мы разберемся, — встрял в разговор я. — А пока собирайтесь.
   — Куда?
   — Вас забирает Центральная прокуратура. А если персонально, то я — следователь по особо важным делам Егоров Андрей Григорьевич.
   — Вот так, Баранников, до «важняка» доигрался. Теперь добра не жди. Теперь зеленку жди промеж глаз.
   — Здесь какая-то ошибка!
   — Ничего, разберемся, — строго сказал я. — Готовьте заключенного к отправке.
   — У вас конвой где?
   — В машине. А машина — во дворе.
   Конвой был. Причем самый натуральный. Без всякого блефа. В гимнастерках, сапогах, при погонах и «черном воронке». Да, и еще с автоматами с полным боекомплектом.
   Я их тут недалеко, в соседней области, за пять ящиков водки прикупил. Увидел, подошел и сторговался. С солдатами срочной службы, если с правильным подходцем, всегда столковаться можно.
   — Смотаемся туда-обратно, возьмем человечка — и всех дел. А потом пир горой, — по-простому объяснил я.
   — А сейчас?
   — И сейчас тоже, — и я вытащил из карманов аванс.
   Что и решило исход затянувшихся было переговоров.
   — Главное дело — кто вам что сделает. Вся ответственность на мне. Скажете, он документы показал. Вот эти. Видите? Все как положено, с печатями и подписями. Все чин-чином. Ну что поделать, если у меня своего транспорта нет. Сломался по дороге.
   Максимум, что вам грозит, — гауптвахта за самовольную отлучку. Да и отлучки не будет. Кто вас за эти несколько часов хватится? В крайнем случае скажете, колесо меняли.
   — Ох, мужики, что-то мне это не нравится, — засомневался один, наверное, наименее пьющий. — Как бы не влетело нам.
   — Да ладно ты, что — первый раз, что ли? Проскочим, — приструнили его более пьющие. — Когда девок-зечек катали, тоже думали, в дисбат загремим — и ничего, до сих пор служим. В общем, кончай ломаться, заводи машину. А то водка стынет.
   А вы говорите, где взять конвой? Да там же, где и зекам водку. И чай. И наркоту. В тех самых внутренних войсках.
   — Вот сопроводительные документы, вот личные вещи, — показал зам начальника колонии по режиму, — а вот здесь распишитесь. И здесь.
   Это сколько угодно. Хоть левой, хоть правой рукой. Я этих росписей за время своей службы по стране наоставлял — сотни. И ни одна на другую не похожа. Но зато очень похожи, ну просто один к одному, на те, что в липовых документах проставлены. В том числе и на этих, по которым я нужного мне заключенного из-за колючки достал на три года раньше истечения срока.
   — Шагайте, Баранников! И не вздумайте сотворить какую-нибудь глупость. Конвой будет стрелять без предупреждения!
   (Если он, конечно, после употребления внутрь аванса еще во что-то способен попасть.)
   — Давай, давай, вундеркинд дерьмовый. Топай! И больше не возвращайся!
   — Не вернется, — пообещал я. — Уж это я гарантирую.
   На том мы и расстались с «учреждением а/я номер...». Вот только в самом конце начальнику колонии чем-то конвой не понравился. Какой-то уж очень он разболтанный был и даже отдельными местами наглый. И сапоги с той войны не чищены.
   — Ну, тут уж что поделать. Кто есть, с такими и приходится работать.
   — И то верно. Распустили солдатню. А другой все одно нет. Ну, прощевайте.
   — И вам того же.
   И поехал Баранников из мест очень отдаленных в гораздо более близкие. Ну не оставлять же вундеркинда, математика, медалиста и просто хорошего человека на съедение не отличающим формулу бесконечных величин от теоремы Ферми рецидивистам. Они его отличных от прочих способностей все равно не оценят.
   А я оценю. Потому что мне без них — полный зарез!
   Солдат с машиной и водкой я отпустил за первым же поворотом. Они свое дело сделали — массовку обеспечили.
   — А кто его охранять будет? — все-таки не удержались, спросили на прощание они.
   — Я сам. Или вы думаете, что я с ним без вас не справлюсь?
   Солдаты внимательно посмотрели на задохлого математика и успокоились.
   — Справитесь. Конечно, справитесь!
   — Нет, если вы сомневаетесь — можете сопроводить нас еще, — предложил я.
   — Нет, нет, — дружно отказались солдаты, кося глазами на загруженные в машину ящики. — Нам некогда. Нам в часть надо возвращаться. Сами понимаете — служба.
   — Понимаю.
   Я остановил первую попавшуюся машину, усадил туда не осознающего, что с ним происходит, зека и сел рядом сам.
   — В аэропорт.
   — Кто вы? — спросил Баранников.
   — Ангел-спаситель.
   — Но вы следователь?
   — В некотором смысле да.
   — Вы сказали... Вы сказали, что я убийца...
   — Точно. Убийца.
   — Но кого, кого я убил?!
   — Себя. Себя ты убил. И почти насмерть! В аэропорту я протянул освобожденному заключенному паспорт.
   — Держите документ — Козловский.
   — Почему Козловский?
   — Чтобы легче было запомнить. По ассоциации с прежней фамилией.
   В паспорте на имя Козловского была вклеена фотография Баранникова. Только чуть более молодого. Другой фотографии при просмотре его семейного альбома я не нашел.
   — Ну что, перебираемся в самолет?
   — Я ничего не понимаю. Кто вы? Что вам от меня нужно? Откуда паспорт? С моей фотографией. Я никуда не полечу, пока вы со мной не объяснитесь.
   — Не полетите?
   — Нет.
   — Ну хорошо. Тогда я не настаиваю. Тогда мы вернемся обратно, — и я шагнул от стойки регистрации в глубь зала.
   — Нет, — вскричал Козловский-Баранников. — Нет!! — И лицо его исказила гримаса страха.
   Нет, все-таки тюрьма ему чем-то не нравилась. По крайней мере нравилась меньше, чем поданный на взлетную полосу самолет.
   — Ладно, я скажу вам то, что вы хотите от меня услышать. Я не преступник и не следователь. Я нечто среднее. Вы мне нужны как специалист, быть может, единственный в своем роде. Когда вы выполните свою работу...
   Козловский-Баранников напрягся.
   — Я отправлю вас за границу. В любую страну, которую вы выберете на карте мира. Я не хочу, чтобы ваш талант загиб где-нибудь вблизи параши. Вы заслуживаете большего. Возможно, спасая вас, я делаю одолжение цивилизации. Персонально мне, как вашему спасителю, это еще придется доказать. Докажете — ваше счастье. Нет — отправлю обратно на нары. Потому что помогать непризнанному гению — это одно. А сбежавшему зеку — совсем другое. И совсем по-другому оценивается обществом. Так что у вас есть самые прямые стимулы для ударного труда. Вы все поняли?
   Козловский-Баранников судорожно кивнул.
   — Тогда, надеюсь, мы больше к этой теме не возвращаемся.

Глава 46

   — Ну что, потрудимся во славу отечества?
   — Потрудимся, — ответил Александр Анатольевич. — Нам не привыкать.
   — Так потрудимся? Или как? — громко повторил я.
   — Конечно, конечно, — закивал Козловский-Баранников. — Что надо делать?
   — Все то же самое, что вы делали раньше. Только с большей пользой для народа. Ломать буржуинские коды. Справитесь?
   — Я постараюсь.
   — Вы уж постарайтесь, а то на Севере зимы холодные, а телогрейки худые, — напомнил я и тут же пожалел о том, что сказал.
   — Хорошо, хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Я сделаю...
   Похоже, с шоковой педагогикой пора заканчивать, пока я взамен грамотного «взломщика» не получил ни на что не способного истерика.
   — Ладно, работайте и ни о чем таком не думайте. Не будет больше в вашей биографии тюрьмы. При любом исходе не будет. Вы свое отсидели. Амнистия! Александр Анатольевич, давайте первый телефон.
   Запрос — отказ.
   Запрос — отказ.
   Запрос — отказ.
   Пауза.
   Отказ.
   Запрос — пауза — пауза — и первая цифра.
   Есть первая цифра!
   — Как он это делает? — спросил я единственного бывшего под рукой консультанта.
   — Вам подробно или доступно? — уточнил Александр Анатольевич.
   — Доступно.
   — Тогда представьте замок. С единственным закрывающим его кодом. Чтобы его открыть, надо перебрать тысячи комбинаций цифр. Что в принципе невозможно. Или...
   Я пожал плечами.
   — Или сломать его механизм. Что и делает наш юный друг. Он запускает в память компьютера специальный вирус и с помощью его разрушает системы защиты. А как он это делает, я, честно говоря, и сам понять не могу. Возможно, и он до конца не понимает. Но, что интересно, делает! Потому что талант!
   Запрос — отказ.
   Запрос — отказ.
   Запрос — уточнение.
   Пауза.
   Вторая цифра...
   Через десять часов первый пароль пал.
   — Пошла! Пошла информация! — радостно сообщил Александр Анатольевич.
   Цифры. Факты. Фамилии. Географические названия. И снова цифры, названия... Сотни и сотни страниц!
   Как все похоже на то, что мы уже делали. Похоже и в то же время не одинаково! Есть отличия. Здесь. Здесь. И здесь. Немного иной подход к сбору информации. К ее систематизации.
   Другой и в то же время очень подобный! Как два рожденных от одной матери и от одного отца брата. Не близнецы. Но братья!
   Кто же повторяет наши шаги? Кто идет шаг в шаг с нами?
   Второй номер. Запрос — отказ. Запрос — уточнение. Запрос... Новые десять часов.
   Взломано!
   Опять фамилии, цифры, географические названия. Из других источников. Но подбор тот же. Те же года, те же числа, те же фамилии.
   Дальше, дальше!
   Третий телефон!
   Это что-то новенькое! Это такое новенькое, что дух захватывает! Документы «ДСП» и «Совершенно секретно». Самых разных учреждений. Государственного статуправления. Министерства иностранных дел, таможни, других министерств.
   — Неужели можно пробраться и туда?
   — Как видите, можно. Принцип взлома — он одинаков что для банков, что для сверхсекретных архивов.
   — Вы можете узнать, куда эта информация пошла дальше?
   — Если куда-то ушла — возможно. А если была сброшена на дискеты — то нет.
   — Попробуйте. Запрос — отказ. Запрос — отказ. Уточнение. Уточнение. Отказ.
   — Проникнуть не могу. Но могу назвать номер.
   — Какой?
   — Вот он.
   Номер был пятнадцатизначный.
   — Что это за номер? Какая атээска?
   — Это не наш номер. Это иностранный номер. Я имел с такими дело, когда работал банки. Ну тогда, раньше...
   — То есть получается?..
   — Да, информация была сброшена через границу.
   — Но как же так? Ведь во время передачи ее могли засечь. Невозможно, передавая такой гигантский объем информации, не привлечь ничьего внимания!
   — Возможно. И даже несложно. Они сархивировали все внесенные в память сведения, ужав их раз в сто, зашифровали, защитили паролем и сбросили в несколько заходов в телефонную сеть в форме совершенно не читаемых со стороны помех. Никто ничего не заметил. А если даже и заметил — не придал значения. А если придал — не смог снять пароль. А если даже снял — не смог расшифровать. Но, даже расшифровав, — не разархивировал. Все это возможно, только когда знаешь, что и в какой последовательности делать.
   — Именно поэтому ты не смог войти в банк информации?
   — Именно поэтому. Я смог взломать пароль, но не смог одолеть шифрозащиту и открыть архиватор.
   Все точно — как с записанными и переданными на места радиосообщениями. Сверхкороткий визг прокрученной на больших скоростях магнитофонной пленки — и часы ее последующего принятого, зафиксированного и дешифрованного звучания. Тот же принцип.
   — Но это возможно?
   — В принципе возможно, но потребует гораздо большего времени.
   — Внимание! — сказал, почти крикнул Александр Анатольевич.
   — Что такое?
   — Смотрите! — показал он на точку, пульсирующую в одной из рамок на экране.
   — Что это?
   — Я не знаю. С подобными вещами я дела не имел. Я увидел только изменение на картинке и привлек к нему ваше внимание.
   — Зачем же вы так громко кричали?
   — Черт его знает. Как будто что-то показалось. В этой пульсирующей, бьющейся в замкнутом пространстве рамки точке было действительно что-то тревожное. Что-то мешающее отвести от ее пульсации и колебаний взгляд.
   — Он правильно кричал, — тихо сказал Козловский-Баранников. — Эта точка обозначает, что нас обнаружили. Что нас ищут.
   — Кто ищет?
   — Хозяева информации. Или кто-то еще. Меня так же вылавливали, когда я забирался туда, куда забираться не следовало.
   — И что вы делали?
   — Немедленно отключал компьютер.
   — А если не отключать?
   — Тогда в зависимости от того, в каком режиме идет поиск. В автоматическом или ручном. Если в автоматическом, возможно, убедившись в отсутствии дальнейших движений с нашей стороны, «сторож» затихнет. Если, конечно, и мы затихнем. — А если в ручном, то непременно запустят более сильную программу и рано или поздно вычислят посторонний сигнал, узнают, откуда пришел чужак.
   — И что будут делать дальше?
   — Это вам лучше знать. Может, придут и оштрафуют и отберут компьютер, чтобы не баловались. А может, чего хуже.
   — Значит, хуже.
   Точка билась и металась в узкой для нее рамке, все увеличиваясь в размерах.
   — Они приближаются. Надо уходить.
   — Вы сможете снова найти этот адрес?
   — Наверное, смогу. Но придется начинать все сначала. После обнаружения постороннего присутствия, пусть даже это будет расценено как случайность, они непременно сменят все пароли.
   Точка росла. Как приближающаяся к глазам шаровая молния.
   — Все, уходим!
   Щелчок тумблера, и экран погас.
   — Но ведь так нас смогут вычислить всегда!
   — Совершенно верно — всегда. Потому что мы всегда будем входить в сети с какого-то конкретного телефона.
   — И это значит, что вести постоянный, планомерный поиск мы не можем. Нас просто-напросто поймают за... провод.
   — Поймают.
   — А если менять телефоны?
   — Тогда нам придется менять их каждый день.
   Тупик. Если каждый день менять квартиры, перетаскивая с места на место компьютеры, засветишься еще быстрее. Полный тупик! Сидеть на месте нельзя. Бегать с места на место — тоже нельзя. Надо так, чтобы бегать и одновременно оставаться на месте. То есть совершать взаимно противоречащие действия.
   Возможно такое?
   Нет!
   Разве только...
   И я внимательно посмотрел на своих коллег-подчиненных.

Глава 47

   Из доклада дежурного по пункту спецсвязи посольства США в Турции. От...
   ВЫДЕРЖКИ
   Гриф: совершенно секретно. Гриф: без права выноса из помещения.
   ...Я заступил на дежурную вахту с...
   ...Никаких сбоев в работе электронных систем при приеме-сдаче дежурства не наблюдалось...
   ...Между 17.07 и 17.12 местного времени на пульте компьютерной связи загорелся сигнал сбоя. Это могло обозначать либо помехи в системе, либо попытку выхода на нашу базу данных постороннего адресата. Я включил программу активного подавления помех, так как в это время шла передача информации одним из наших респондентов. И одновременно запустил тест проверки на постороннее присутствие. Через две с половиной минуты сигнал сбоя погас.
   Я не могу сделать однозначного вывода о причинах, вызвавших срабатывание датчика сбоя системы, так как времени для точного установления причины сбоя было недостаточно. Проверочный тест прошел лишь половину необходимого для завершения его работы времени. Считаю наиболее вероятным, что сбой произошел в результате возникновения неизвестного происхождения помех, которые и были устранены в результате включения программы активного подавления помех. Не исключаю также сбой в электронной схеме одного из используемых в работе электронных приборов. О чем я направил соответствующий рапорт в службу обслуживания и ремонта...
   Конец цитаты.

* * *

   Из заключения Службы технического обслуживания пункта спецсвязи посольства США в Турции.
   ВЫДЕРЖКА
   Гриф: секретно. Гриф: без права выноса из помещения.
   ...Проведенная (месяц, число, время) по вызову дежурного по пункту связи проверка электронной основной и вспомогательной аппаратуры, задействованной в указанный день и час в работе, не выявила каких-либо отклонений в ранее заданных параметрах. Сбой систем датчиками слежения за соблюдением заданных характеристик — не зарегистрирован. В целях более детального исследования нами была изъята часть аппаратуры с заменой ее на новую. Результаты проверки будут известны и доложены через тридцать шесть часов.
   PS. Список изъятой аппаратуры прилагается. Конец цитаты.

Глава 48

   Машину я подогнал прямо к подъезду.
   — Выходи строиться, — по-армейски сообщил я своим соседям по конспиративной квартире.
   — Съезжаем?
   — Съезжаем. Пора менять обстановку.
   — Совсем съезжаем?
   — Безвозвратно. Умные нелегалы в одной и той же квартире два раза подряд не появляются.
   — Куда теперь?
   — Никуда конкретно.
   — Ну хотя бы район?
   — Никакого конкретно.
   — Да ладно вам. Что за глупые игры. Все равно же через час-два узнаем.
   Обиделись. А между прочим, зря. Я их не интриговал и не обманывал. Я говорил чистую правду. Насчет того — что никуда конкретно.
   — Готовность через четверть часа? — уже привычно спросил Александр Анатольевич.
   — Через четверть.
   — Только «винты»?
   — Нет, на этот раз можно и компьютеры. У меня машина.
   — Большая?
   — Большая. Влезет все, что нужно. Еще и место останется.
   Со сбором уложились в двадцать пять минут. Но эти не укладывающиеся в нормативы минуты я своим гражданским коллегам простил. Погони за нами не было. Можно было слегка расслабиться.
   — Готовы?
   — Готовы.
   — Ну тогда на выход.
   Вышли все разом, держа перед собой объемные спортивные сумки. В каждой — по компьютеру. А те, что не влезли, — оставили на подоконнике, предварительно выдернув из них диски. То-то хозяевам будет радость. Пока они во всем не разберутся.
   Подъездную дверь пришлось открывать ногами, потому что руки были заняты.
   — Ну и где обещанная машина?
   — Да вот она.
   — Где?
   — Перед вашими носами.
   «Перед носами» легковых машин не было.
   — А это что?
   — Это холодильник.
   — Вот она эта наша машина и есть.
   — В ней же мясо возят.
   — Вы тоже не флора. Не фрукты-овощи.
   — Мы, может, и нет, но кое-кто — точно фрукт, — попытался пошутить Александр Анатольевич.
   Я молча открыл заднюю, похожую на ворота дверь.
   — Бросайте сумки сюда.
   — А сами?
   — А сами, так и быть, в кабину. Выедем за город, там разберемся, кому какие авто по чину.
   Я сел за руль, положив рядом мною же «нарисованные» права, путевки и накладные на несуществующий груз.
   Выехав за город, я завернул в первый же встретившийся по пути лесок и заглушил двигатель.
   — И что дальше?
   — Дальше? Я за баранку. Вы — в кузов.
   — А не замерзнем?
   — А вы не раздевайтесь.
   Я снова открыл рефрижераторную дверь.
   У входа висели мороженые говяжьи туши.
   — Нам навешиваться между ними? На крюки?
   — Нет. Вам пробираться за них.
   Я отодвинул одну из висящих туш, затем покрытую инеем полиэтиленовую пленку, затем открыл небольшой люк в сплошном монолите от пола до потолка мороженого мяса.
   — Прошу!
   За тушами было еще одно, гораздо большее, чем первое, помещение. С удобными креслами, откидным диванчиком, микрокухней, несколькими полками под аппаратуру и утепленными многими слоями пенопласта и пенопропилена стенами.
   — Вот здесь вы и будете жить.
   — А куда же в туалет ходить? — удивился Козловский-Баранников.
   — А ходить, извините, вот в эти полиэтиленовые мешки. А потом выносить их на мороз. Благо он тут у вас под боком. А потом, когда все это застынет, — выбрасывать. Понятно?
   — А какой-нибудь квартирки получше не нашлось? — спросил Александр Анатольевич. — Готов терпеть даже комнату в коммуналке.
   — Вам квартирные удобства нужны или результаты нашей работы?
   — А какая связь?
   — Самая прямая. Вы утверждали, что на стационарной квартире со стационарным телефоном нас смогут легко вычислить. Так?
   — Так.
   — А если мы будем менять адреса каждый день, то вероятность быть пойманными за руку, набирающую очередной номер абонента, уменьшается? Верно?
   — Ну, верно.
   — А если мы меняем адреса каждый час?
   — То вычислить нас будет практически невозможно! — докончил за меня фразу Козловский-Баранников.
   — Ну вот видите.
   — А где же в холодильнике телефонная линия? — удивился Александр Анатольевич.
   — А телефонная линия есть на каждой улице. В любом квартальном распределителе. Помните такие высокие металлические «шкафы», в которых любят копаться монтеры с телефонными трубками? Или в любом колодце связи. Достаточно подцепить к ним все ту же «лапшу», и вы в релейных сетях ближайшей АТС.
   — А ведь действительно, — хлопнул себя по лбу Александр Анатольевич. — Как это я сразу о «шкафах» не подумал?
   — Потому что вы «сразу» о другом подумали. О теплом, со всеми удобствами туалете. И ванной.
   — Точно. Был грешок.
   — Ну что, поехали?
   — Поехали. Куда деваться. У говядины, к которой нас приравняли, нет права собственного голоса.