Ильин Андрей. Диверсия

   Дрогнул пистолетом охранник. Он тоже ждал моего решения. И теперь слегка расслабился. Теперь он мог позволить себе расслабиться. Теперь я был почти своим. Которого завтра придется охранять.
   Обрадовался Козловский-Баранников. Искренне. Просто как дитя, получившее килограмм шоколада. И даже не столько моему уравнивающему меня с ним предательству. Просто тому, что мы будем вместе. Что ему будет с кем общаться...
   Семь минут...
   Поспешили Начальник, охранник и Козловский-Баранников. С выводами поспешили.
   — Я согласен. Но хотел бы уточнить детали договора. По разделу моих требований.
   — Могли бы вы изложить их письменно?
   — Мог бы.
   Шесть минут...
   Хозяин кивнул охраннику. Охранник, стволом пистолета, мне. Я подошел к стоящему у стены столику. Который давал мне гораздо больше оперативной инициативы.
   — Вот ручка, вот бумага.
   — А наручники? — показал я.
   — Пока придется в них.
   — Мне же неудобно.
   Охранник пожал плечами. Я взял ручку в правую руку.
   — Писать все?
   — Все.
   — Все-все?
   — Все, что хотите.
   И я выписал пункт первый — хорошее питание. Мне было все равно, о чем писать. Лишь бы писать. Пункт второй — хорошая выпивка.
   Пять минут...
   Хозяин кабинета начал собираться. Он надел висящий на спинке кресла пиджак. Пролистал свою записную книжку. Набрал какой-то номер телефона.
   Четыре...
   — Да. Да. Скоро буду. Но вначале заеду еще в одно место. Да. Да... Три...
   — Машину к подъезду? — спросил охранник.
   — К подъезду.
   Охранник, не отрывая от меня глаз и дула пистолета, отдал распоряжения по переносной радиостанции. Две...
   — Вы тут теперь сами. Без меня... Добро? — сказал Очень Большой Начальник.
   — Добро, — ответил охранник. — Когда вы вернетесь?
   — Часа через два. Он как раз успеет закончить свой список.
   И Хозяин кабинета пошел к выходу. Мимо меня. Очень зря, что мимо. Ему меня надо было обходить за версту.
   — Вот черт! — выругался я, случайно уронив на пол авторучку. — Неудобно писать в наручниках, — и, извинившись, стал ее поднимать.
   Очень Большой Начальник на мгновение замедлил свой шаг. Любой бы замедлил шаг, увидев перед собой стоящего на коленях человека. И он замедлил.
   Охранник среагировал первым. Но уже не вовремя. Он тоже поверил в естественность моего жеста, а когда спохватился, было уже поздно. Совсем поздно! Между дулом его пистолета и его потенциальным врагом оказался его Хозяин.
   Охранника подвела всепоглощающая любовь к начальству. И вбитые в мозжечок инстинкты телохранителя. Он слишком много внимания уделил перемещающейся в пространстве фигуре своего подопечного. И упустил мою.
   Я развернул Очень Большого Начальника лицом к пистолету и надавил замком наручников на горло. Он захрипел.
   — Опусти «пушку» на пол, — очень вежливо попросил я охранника. — Сцепи руки на затылке. И подойди ко мне спиной. Пока у твоего шефа кислород не кончился.
   Охранник положил под ноги пистолет и медленно попятился в мою сторону. Теперь он был настороже. Но теперь быть настороже было бессмысленно. Свой бой он уже проиграл.
   Но сейчас непременно попытается отыграть очки. Костяшками левой руки в висок. Или каблуком — в голень. Или проделать какой-нибудь другой подобный пируэт. Но сейчас — не тогда, не в комнате, где меня повязали. Сейчас у него этот номер не пройдет. Сейчас игра в поддавки кончена.
   Я не стал искушать судьбу. И как только охранник приблизился ко мне на достаточное расстояние, за секунду до его встречного выпада ударил носком ботинка в шею. Не очень сильно. Чтобы не убить. Но так, чтобы отключить. На время.
   Охранник охнул и упал.
   Хозяин вдохнул воздух.
   — Дурак ты! — хрипло сказал он. — Теперь мы будем торговаться с тобой на совсем других условиях.
   — На каких?
   — Просто на жизнь. Без излишеств.
   — Но пока за горло держу я вас. А не вы меня.
   — Это временное преимущество. Скоро все изменится.
   — А это как получится...
   За моей спиной тяжело дышал Козловский-Баранников.
   Я подобрал уроненный охранником пистолет и открыл вытащенным из кармана его пиджака ключом наручники.
   — Слышь, Козловский! Где у них тут главный компьютер? — спросил я, вставляя в ручку двери ножку стула. Дверь была добротная, дубовая, рассчитанная минут на десять активного натиска превосходящих сил противника.
   — Главного компьютера нет. Он в сейфе, в соседнем помещении. Здесь только клавиатура, дисковод и монитор, — отозвался Очень Большой Начальник. — Увы. Для тебя увы.
   — А где ключ от сейфа?
   — Тоже не у меня. И тоже в сейфе.
   — Тогда придется обходиться одним дисководом.
   — Зачем тебе дисковод? — чуть насмешливо спросил Начальник.
   — Например, чтобы стереть всю информацию. К чертовой матери! На правах авторского надзора.
   — У тебя ничего не получится. У тебя не получится даже войти в систему.
   — У меня — нет. У него получится, — кивнул я на Козловского-Баранникова. — Давай запускай. Баранников не тронулся с места.
   — И помни об инвентарном номере на пустой могиле. На твоей могиле.
   И я показал Баранникову пистолет. Вблизи. И со стороны дула.
   Он зажмурил глаза и подошел к монитору.
   — Входи в систему.
   — Я не могу. Здесь установлены пароли.
   — Баранников! — Я посмотрел на него с некоторым даже удивлением. — Тебе ли говорить о паролях? И мне ли, который осведомлен о твоих способностях лучше, чем кто-нибудь? Взламывай защиту!
   — На это потребуется время, — пролепетал Баранников, косясь на Хозяина кабинета. Он все еще не понял, кого ему надо было бояться больше. Его все еще парализовывал страх. Который можно было выбить только более сильным страхом.
   — Десять минут! — сказал я и сильно, по-настоящему сильно, несколько раз ударил его по лицу. До крови.
   Я не испытывал угрызений совести. Мой бывший коллега заслужил большего, чем просто зуботычин. Хотя бы равного тому, что по его милости получил Александр Анатольевич.
   — К станку! Козловский!
   И еще один удар. Чтобы разрушить свой образ добросердечного человека.
   Размазывая по лицу кровь и испуганно оглядываясь, Баранников придвинулся к клавиатуре.
   — Остановись! — твердо сказал Очень Большой Начальник. — Если ты поможешь ему — ты умрешь. Но эта смерть тебе покажется лишь избавлением. От предшествующих мук.
   — Не мешайте мне работать с моим бывшим подчиненным, — попросил я. — Вы ломаете воспитательный процесс.
   И ударил Баранникова еще раз. И снова до крови.
   — Пойми, — сказал я ему, вытирая о его же рубаху кровь с костяшек пальцев. — Они тебя будут мучить еще только потом. А я тебя изобью сейчас. До смерти! И снова ударил. И снова по лицу. Только по лицу! Своим поведением, обращением, своими не самыми изысканными манерами я напоминал дворового хулигана. Типичного. Которого и хотел напоминать. И которых с детских лет более всего и сторонился и боялся благовоспитанный мальчик Коля Баранников.
   — Ну, ты понял меня? Понял?! Тогда шустри. И делай, что тебе велели. Пока я окончательно не рассердился.
   И вновь кулаком в подбородок.
   Правильно выбранный, узнаваемый на уровне безусловных рефлексов тон обращения возымел свое действие. Козловский-Баранников начал ломать пароли. Очень быстро. Примерно с такой же скоростью, как вытряхивал когда-то в детстве мелочь из карманов в ладони хулиганствующих старшеклассников.
   Есть первая степень защиты.
   Есть вторая.
   В углу злобно шипел наблюдавший за происходящим Хозяин кабинета. Но молчал. Наверное, у него в подростковом возрасте тоже не все складывалось благополучно. С учащимися старших классов.
   Есть третья.
   Компьютер открыт. Для пользователя. То есть для меня.
   — Больше сюрпризов не предвидится? Нет? Ну смотри! — показал я кулак Козловскому-Баранникову. Который уже мало напоминал Козловского-Баранникова. А больше боксера-профессионала после вчистую проигранного боя, сопровождавшегося частыми падениями на ринг. Лицом вниз.
   — Интересно, как вы собираетесь стирать память, если программы уничтожения на этом компьютере попросту нет, — подал голос Начальник. — Рашпилем?
   — Дискетой.
   — Не смешите меня. У вас не может быть никакой дискеты.
   — Это почему не может?
   — Потому что вас до прихода сюда обыскали три раза.
   — И даже в ванне помыли. И даже во все скрытые от широкой общественности места заглянули.
   — Ну вот видите! Нет у вас никакой дискеты. Неоткуда ей взяться. Лучше давайте прекратим эту комедию. У вас еще остается шанс...
   — У меня точно дискеты нет. И не могло быть. Но вдруг она была не у меня, а у моего сообщника? Который до поры до времени не высовывался. Например, у вашего телохранителя. О таком повороте сюжета вы не размышляли?
   — У моего телохранителя? — в голос расхохотался Хозяин кабинета. — Который ваш сообщник... Выговорите абсолютную чушь.
   — А вдруг не чушь? Вдруг так оно и есть? Ведь покупаются все! А кто не покупается, тот убеждается. Разными действенными способами. Разве не так? Разве он исключение из правил? Ну подумайте сами... Ну вдруг? Иначе зачем бы я лез волку в пасть? Без надежды выбраться обратно...
   Я подошел к все еще находящемуся без сознания охраннику и перевалил его на живот. И жестом фокусника достал из заднего кармана его брюк дискету. Ту самую, на которую у меня была вся надежда.
   За что ему, моему врагу-сообщнику, самое искреннее спасибо!
   Ну как бы я, без помощи самого главного охранника, смог протащить нужную мне вещицу через все препоны и рогатки, что он же здесь и понаставил? Я же понимал, что меня, если поймают, пересмотрят и перещупают с ног до головы, как жених невесту в первую брачную ночь.
   Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.
   — Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!
   И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.
   Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле...
   Но... колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.
   — А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.
   Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?
   Мы капитулировали.
   — В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?
   — Ясно! — гаркали курсанты.
   Ясно как божий день!
   Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!
   Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.
   Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.
   Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.
   — А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!
   — Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.
   — Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.
   Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С... неизвестным содержимым.
   Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.
   Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.
   В дверь вежливо постучали.
   На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.
   — Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.
   — Что? — не понял Баранников.
   — Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.
   Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.
   — Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.
   — Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.
   — Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.
   Стучаться стали тише.
   Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:
   — Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!
   Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.
   Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.
   — Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.
   Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.
   — Убери пистолет...
   И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада...
   Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.
   Я выстрелил три раза подряд.
   Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.
   Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.
   За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.
   Теперь надо было спешить.
   Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.
   Который стал мной.
   Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.
   И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.
   Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.
   После чего это лицо уже невозможно было опознать. И вот все это, в свою очередь, видел и слышал барахтающийся в ворохе штор и собственного пиджака свидетель. Главный свидетель. Которого никто не сможет оспорить. Потому что не решится. Дверь не выдержала напора множества тел.
   — Что?
   — Что случилось?
   — Кто стрелял?
   — Ты стрелял?..
   Уже почти очухавшийся и приподнявшийся на локте охранник внимательно смотрел на свою пустую руку. И на лежащий поодаль труп.
   — Я?
   — А кто?
   — Ну тогда, получается, я.
   — Да как же он, когда пистолет не у него.
   — А где?
   — Да вот он...
   Картина была абсолютно сумбурна и абсолютно ясна. До запятой. Кто кого, из чего и по какому поводу убил. И почему главные герои сами на себя не похожи.
   — Ты живой? — осторожно тронул меня кто-то за руку.
   Я застонал. Очень естественно. Потому что мне было действительно больно.
   — Живой! Давайте срочно носилки и машину. И в больницу. Пока он не помер.
   Ну вот и машину подали. И носилки. И носильщиков. А я собирался своими ножками выбираться... Вот как все хорошо закончилось.
   Впрочем, нет. Не закончилось...
   — Программистов! — громко, перекрывая все голоса, скомандовал Очень Большой Начальник. — Срочно программистов! Все остальное потом.
   Программистов доставили через минуту.
   — Немедленно проверить память компьютера. И если там что-то есть...
   Программисты склонились над клавиатурой.
   — Есть!
   — Что?
   — Вирусы.
   — Они уже действуют?
   — Да.
   — Сколько информации уничтожено?
   — Пока меньше трех процентов.
   — Вы можете остановить их действие?
   — Конечно. Судя по всему, они не из самых опасных.
   — Тогда не стойте болванами! Работайте! Я снова застонал. Теперь уже не от боли. Теперь уже от отчаяния. Я сделал все, что от меня зависело. И я не сделал ничего. Я прокололся там, где от меня ничего не зависело. И там, где я меньше всего ожидал...
   — Чистим?
   — Чистим.
   Быстро застучали клавиши.
   — Программа пошла...
   Как тупо все закончилось. Если бы я знал, что эти вирусы такие дохлые, я бы забаррикадировал дверь и занял круговую оборону. И держал ее до тех пор, пока они не выели бы все внутренности компьютера. Час бы держал. Два. День.
   Если бы я знал, что эти вирусы такие...
   Эх, Александр Анатольевич! Как же вы так!
   Подтащили носилки.
   — А этого куда? — спросили в стороне, показывая, по всей видимости, на Козловского-Баранникова. Который был мной.
   — Этот пусть пока полежит. Только прикройте его чем-нибудь...
   Как же так вышло? Что все потеряно подле самой финишной черты? Когда ленточка уже щекотала грудь.
   Как же так...
   А может, не потеряно? Может, попробовать поспособствовать этим неповоротливым вирусам? Более знакомыми мне методами?
   Я еле заметно приоткрыл глаза и огляделся.
   Этого я, если сдвинусь хотя бы на пять сантиметров в сторону, смогу достать ногой. Этого — стоящим рядом стулом. Этого правой рукой. Этого — левой. А что делать с теми двумя, стоящими возле двери? И с тем, с автоматом? Он нашпигует меня свинцом раньше, чем я «мама» сказать успею.
   Ну-ка снова. Этого... Этого... Потом этого... Потом...
   Если повезет — может получиться. Если очень повезет, я смогу отвоевать минут двадцать чистого времени. Может, этого им хватит выесть большую часть чужого пирога?
   Я сконцентрировал мысли и силы. Сконцентрировал для броска. Единственного, который давал мне шанс...
   Начну на счет «три»...
   Раз.
   Два...
   — Что такое? Что происходит? — удивленно спросил сидящий за клавиатурой программист. — Что, черт возьми, происходит?
   — Поплыла база данных! Утрачено пять процентов информации. Десять...
   — Как так поплыла? Какая база, если вы уничтожали вирусы?
   — Мы и уничтожали. Вирусы.
   — А поплыла база?
   — А поплыла база!
   — Пятнадцать процентов. Семнадцать. Двадцать пять... Как корова языком... Тридцать...
   — Я ничего не понимаю. Похоже, он...
   — Что он?
   — Похоже, он закодировал пусковые команды вирусов под включение антивируса. И мы, борясь с вирусом, сами того не желая, размножаем его. В геометрической прогрессии...
   — Черт, сорок процентов информации...
   — Ну так выключите компьютер!
   — Это ничего не даст. Его все равно придется включать. Позже. И вирусы продолжат свое дело. С того самого места, где мы прервали их работу. Выход надо искать сейчас. Пока еще можно что-то сделать.
   — Попробуй...
   — Пробую...
   — Шестьдесят процентов информации...
   — А может быть?
   — Может...
   — Семьдесят процентов... У меня такое впечатление, что он заранее знал наши ходы... Что мы работаем по его сценарию...
   — Восемьдесят процентов. Восемьдесят пять. Девяносто... Аут!
   — Как так аут? Вы хотите сказать?..
   Программисты молчали. И компьютер молчал. Безмозглый, как новорожденная амеба.
   — Что вы сидите?! Делайте что-нибудь!
   А что делать? Больной-то помер! Поздно пациента на операционный стол тащить, когда его уже в морге вскрыли.
   Ай да Александр Анатольевич! Ай да молодец! А я, грешным делом, подумал...

Глава 70

   В общем, не так уж плохо все кончилось. Если не считать моего многомесячного прогула по месту основной службы. Ну в той организации, где я состою... Ну короче, состою.
   Оказывается, не закрыли ее. И не разогнали. Это просто Шеф-куратор меня на пушку взял. Для пущей убедительности. Чтобы я согласился сделать то, что я ни при каких других условиях сделать бы не согласился. Вот я и согласился.
   Прогул мне, я так понимаю, не засчитали. Потому что случайный кирпич с крыши не упал Пока не упал. Но на вид поставили. С занесением в личное дело. И регион пребывания сменили. На очень захолустный. На тот, что возле самой границы... Ну не важно какой.
   А как нашли меня? Да очень просто. Через аварийный почтовый ящик, который я, при отсутствии других форм связи, должен был проверять каждые полгода. Хоть живой, хоть мертвый. И который я проверил.
   Вот так вот.
   А что касается одного известного мне Очень Большого Начальника, то ему повезло меньше. Скрутила его какая-то хворь. Скоротечная. С осложнением на память. В неделю скрутила. Был человек — стал калека. Что вчера было — помнит. Что раньше — хоть убей. Ну то есть полная амнезия. До смешного! Главное дело, непонятно, откуда та болезнь взялась. Врачи говорят, может, он съел чего? Или выпил? А я так думаю, что узнал чего-то лишнего. С чем его здоровье не справилось...
   Вот такая ужасная инфекция. Возможно даже, вирусная. Почему инфекция? А потому, что не один он пострадал. А говорят, еще его референт-телохранитель. И кто-то из обслуги. Ничего не помнят. Как новорожденные младенцы. Словно им память ластиком стерли. Ладно, хоть не умерли. А то кое-кто утверждает, что могли бы.
   Такая страшная болезнь.
   Инфекционная.
   Для тех, кто не бережется.
   В общем, все кончилось благополучно. Если газет не читать. И телевизор не смотреть. А если читать и смотреть, то создается впечатление, что сценарий, за которым я так долго охотился, был не один. И даже не два. И даже не три. А гораздо больше. Если судить по результатам. И тогда совершенно неясно, зачем были все эти мои умопомрачительные цирковые кульбиты и глупые попытки остановить руками катящийся под откос паровоз.
   Может, все это было зря?
   Кто его знает...
   Вернее сказать — кто-то знает. Да только другим не говорит...

Вместо послесловия

   "Это неприступная крепость. Мы можем победить Советский Союз только другими методами: идеологическими, психологическими, пропагандой, экономикой...