Страница:
На миг у Палатона перехватило дыхание. Мальчик видел с помощью бахдара. Больше он не был его пассивным хранилищем. Но как же Рэнд пользовался им? Данные Союза подтверждали наличие у людей низких парапсихологических способностей, несмотря на их странные легенды. Неужели бахдар, очищенный Рэндом, горит так ярко, что выплескивается наружу? И если так, как Рэнду удается справляться с ним? Палатон уставился на человека, который обязан быть Заблудшим, но теперь не был им. Но что сказать ему? И надо ли давать объяснения? Он не мог видеть его глазами, он не знал, что видит Рэнд.
— Возможно, это побочный эффект. Нельзя полагаться на него.
— Здесь я могу полагаться только на тебя, да еще на старика Ринди, а этого мало. Тени разделяются, как только я отворачиваюсь, все исчезает. Если я лишусь этого, — Рэнд отвернулся от Палатона, глядя на холодный и пустой камин, — я буду узником внутри собственного тела. Ты не захотел даже, чтобы меня сопровождал Траскар. Кажется, я боюсь все больше. И потому не хочу оставаться один.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Они взглянули друг на друга, и Рэнд спросил с прорвавшимся в его голосе отчаянием:
— Но как ты сможешь остановить это?
Человеку была необходима вся правда, на которую только мог отважиться Палатон.
— Не знаю… пока. Но то, что ты видишь, частично вызвано моим бахдаром.
— Твоей силой?
— Да.
Рэнд вытянул палец и обвел контур резного стола, стоящего рядом с его креслом.
— Края искрятся, как бронзовые, или как будто осыпанные волшебной пыльцой — бледно-желтой, тонкой и блестящей.
— У всех вещей?
Человек кивнул.
Палатон никогда не видел ничего подобного. Аура, которую он мог читать, главным образом была проявлением эмоций других чоя, хотя, сосредоточившись, он видел слабые ауры органических, живых или некогда живых предметов. Так было, когда сила оставалась при нем. А теперь он обнаруживал только тусклые цвета, очертания предметов, на которые смотрел.
— Я никогда еще такого не видел, — произнес он, — но это неважно. Каждый из нас обладает особой, присущей только ему силой.
— И прячет ее, — губы Рэнда исказились, и он потер руку.
— Что с тобой?
— Немного болит рука.
Палатон вскочил, радуясь, что может что-нибудь предпринять. Он включил внутреннюю связь.
— Дежурный, пришлите врача ко мне в комнаты как можно скорее. Пусть возьмет опознавательную карточку — сигнализация включена.
Рэнд закрыл глаза. Под ними залегли серые тени. Палатон подошел и положил руку ему на плечо. Кожа и кости под тканью рубашки показались ему не такими чужими, как он некогда ожидал.
— Неужели мои сны так утомительны?
— Нет, — глазные яблоки Рэнда шевельнулись под пронизанными голубыми венами веками, как будто он что-то припоминал. — В них я обретаю то, о чем давно мечтаю, — правый кулак Рэнда сжался. — И, если бы я только смог…
Палатон ощутил внезапную напряженность его тела. Этот человек, чужак для Чо и ее народа, жаждал быть тезаром, но это желание не принадлежало ему. Именно бахдар Палатона дарил ему запретные мечты, сущность его души — но неужели ему предстоит наблюдать, как бахдар сгорит внутри Рэнда и окажется потерянным для них обоих?
Палатон решил, что должен забрать у Рэнда свою силу, чего бы это ни стоило, прежде чем она уничтожит их обоих. Он отдернул руку, чтобы человек не уловил его мысли и внутреннюю борьбу. Прежде, чем затянувшаяся пауза стала невыносимой, на пороге появилась чоя — с фигурой, которую чоя называли полной. Она застыла, приложив опознавательную карточку к лазерному датчику, чтобы снять барьер и войти в комнату. Ее волосы каскадом падали на спину с такого маленького рогового гребня, что он казался всего лишь выпуклым наростом над ее бровями.
Чоя втащила за собой свой саквояж. Ее лицо исказилось, украшения на нем частично спрятались в морщинах, — весь облик выдавал безвкусицу.
— Вам, вероятно, надо было вызвать ветеринара, — сухо заметила она. — У меня есть только опыт лечения чоя.
Колкое замечание представительницы Земного дома, в чьих генах было заложено поддержание равновесия и сохранение мирных отношений, совершенно обезоружило Палатона. Рэнд выпрямился в кресле и открыл глаза. В них отражалась боль.
Врач поставила саквояж на стол.
— Но мне удалось просмотреть записи об осмотрах на орбитальной станции и здесь, в Чаролоне, и оказалось, что переломы и повреждения почти не отличаются от обычных, — она оглядела Рэнда серыми глазами, испещренными черными точками. — Ты снял повязки?
— Да, — негромко ответил Рэнд. — Они мне мешали.
— Давно пора было это сделать, — она достала из саквояжа записи и снимки и рассмотрела их. Помедлив, она коснулась соответствующих мест на руке и ноге Рэнда. — Переломы были здесь и вот здесь.
— Да.
Она молча закатала ему рукав и штанину.
— У тебя еще сохранились значительные повреждения кожи — там, где ее натерли шины. Я выпишу тебе слабое болеутоляющее, чтобы успокоить на несколько дней, и хочу напомнить, — врач подняла голову, глядя Рэнду в глаза, — что отсутствие боли не означает, что ты здоров. Палатон, — врач обернулась, — ему необходимы пищевые добавки и лекарственные травы — чтобы укрепить кости.
— А повязки?
— Он уже достаточно долго пробыл в них, так что все обойдется — если, конечно, он будет избегать резких движений. Вот все, что я могу для вас сделать, — она помедлила и несколько раз согнула и разогнула ему руку. — Не беспокоит?
— Нет. А в чем дело? — удивился Рэнд.
— Один локоть, — покачала головой врач, — выглядит так странно… Мне казалось, он должен только мешать, — она закрыла саквояж и поднялась. — Он быстро поправляется. Еще несколько дней, и от травм не останется и следа, — на пороге она задержалась и добавила: — Я пришлю лекарство, — она вышла, вызвав легкую вибрацию барьера.
Рэнд заметил:
— Видишь, я поправляюсь очень быстро. Вероятно, благодаря твоему бахдару.
— Нет, — поспешно возразил Палатон и, заметив изумленный взгляд Рэнда, добавил: — Я хотел сказать, бахдар не имеет ничего общего с выздоровлением.
— Правда? Даже самый сильный?
— Ни в коем случае.
— Да? — Рэнд удивленно нахмурился. — Ты точно знаешь?
— Я уверен в этом, — решительно повторил Палатон. — Никогда еще в истории моего народа бахдар не давал возможность сращивать переломы.
— Мне не нужно болеутоляющее. Хватит сна. — Рэнд откинулся в кресле. Его голос затих. Лицо расслабилось, губы слегка приоткрылись. Палатон понял, что мальчик мгновенно погрузился в сон.
Некоторое время он стоял над ним, прислушиваясь к ритму дыхания человека. Случайно оглянувшись и увидев свое отражение в зеркале, он с удивлением обнаружил, что стоит в позе охранника. Встретившись взглядом с самим собой, Палатон вздохнул.
— Что еще мне остается делать? — пробормотал он.
Глава 14
Глава 15
— Возможно, это побочный эффект. Нельзя полагаться на него.
— Здесь я могу полагаться только на тебя, да еще на старика Ринди, а этого мало. Тени разделяются, как только я отворачиваюсь, все исчезает. Если я лишусь этого, — Рэнд отвернулся от Палатона, глядя на холодный и пустой камин, — я буду узником внутри собственного тела. Ты не захотел даже, чтобы меня сопровождал Траскар. Кажется, я боюсь все больше. И потому не хочу оставаться один.
— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Они взглянули друг на друга, и Рэнд спросил с прорвавшимся в его голосе отчаянием:
— Но как ты сможешь остановить это?
Человеку была необходима вся правда, на которую только мог отважиться Палатон.
— Не знаю… пока. Но то, что ты видишь, частично вызвано моим бахдаром.
— Твоей силой?
— Да.
Рэнд вытянул палец и обвел контур резного стола, стоящего рядом с его креслом.
— Края искрятся, как бронзовые, или как будто осыпанные волшебной пыльцой — бледно-желтой, тонкой и блестящей.
— У всех вещей?
Человек кивнул.
Палатон никогда не видел ничего подобного. Аура, которую он мог читать, главным образом была проявлением эмоций других чоя, хотя, сосредоточившись, он видел слабые ауры органических, живых или некогда живых предметов. Так было, когда сила оставалась при нем. А теперь он обнаруживал только тусклые цвета, очертания предметов, на которые смотрел.
— Я никогда еще такого не видел, — произнес он, — но это неважно. Каждый из нас обладает особой, присущей только ему силой.
— И прячет ее, — губы Рэнда исказились, и он потер руку.
— Что с тобой?
— Немного болит рука.
Палатон вскочил, радуясь, что может что-нибудь предпринять. Он включил внутреннюю связь.
— Дежурный, пришлите врача ко мне в комнаты как можно скорее. Пусть возьмет опознавательную карточку — сигнализация включена.
Рэнд закрыл глаза. Под ними залегли серые тени. Палатон подошел и положил руку ему на плечо. Кожа и кости под тканью рубашки показались ему не такими чужими, как он некогда ожидал.
— Неужели мои сны так утомительны?
— Нет, — глазные яблоки Рэнда шевельнулись под пронизанными голубыми венами веками, как будто он что-то припоминал. — В них я обретаю то, о чем давно мечтаю, — правый кулак Рэнда сжался. — И, если бы я только смог…
Палатон ощутил внезапную напряженность его тела. Этот человек, чужак для Чо и ее народа, жаждал быть тезаром, но это желание не принадлежало ему. Именно бахдар Палатона дарил ему запретные мечты, сущность его души — но неужели ему предстоит наблюдать, как бахдар сгорит внутри Рэнда и окажется потерянным для них обоих?
Палатон решил, что должен забрать у Рэнда свою силу, чего бы это ни стоило, прежде чем она уничтожит их обоих. Он отдернул руку, чтобы человек не уловил его мысли и внутреннюю борьбу. Прежде, чем затянувшаяся пауза стала невыносимой, на пороге появилась чоя — с фигурой, которую чоя называли полной. Она застыла, приложив опознавательную карточку к лазерному датчику, чтобы снять барьер и войти в комнату. Ее волосы каскадом падали на спину с такого маленького рогового гребня, что он казался всего лишь выпуклым наростом над ее бровями.
Чоя втащила за собой свой саквояж. Ее лицо исказилось, украшения на нем частично спрятались в морщинах, — весь облик выдавал безвкусицу.
— Вам, вероятно, надо было вызвать ветеринара, — сухо заметила она. — У меня есть только опыт лечения чоя.
Колкое замечание представительницы Земного дома, в чьих генах было заложено поддержание равновесия и сохранение мирных отношений, совершенно обезоружило Палатона. Рэнд выпрямился в кресле и открыл глаза. В них отражалась боль.
Врач поставила саквояж на стол.
— Но мне удалось просмотреть записи об осмотрах на орбитальной станции и здесь, в Чаролоне, и оказалось, что переломы и повреждения почти не отличаются от обычных, — она оглядела Рэнда серыми глазами, испещренными черными точками. — Ты снял повязки?
— Да, — негромко ответил Рэнд. — Они мне мешали.
— Давно пора было это сделать, — она достала из саквояжа записи и снимки и рассмотрела их. Помедлив, она коснулась соответствующих мест на руке и ноге Рэнда. — Переломы были здесь и вот здесь.
— Да.
Она молча закатала ему рукав и штанину.
— У тебя еще сохранились значительные повреждения кожи — там, где ее натерли шины. Я выпишу тебе слабое болеутоляющее, чтобы успокоить на несколько дней, и хочу напомнить, — врач подняла голову, глядя Рэнду в глаза, — что отсутствие боли не означает, что ты здоров. Палатон, — врач обернулась, — ему необходимы пищевые добавки и лекарственные травы — чтобы укрепить кости.
— А повязки?
— Он уже достаточно долго пробыл в них, так что все обойдется — если, конечно, он будет избегать резких движений. Вот все, что я могу для вас сделать, — она помедлила и несколько раз согнула и разогнула ему руку. — Не беспокоит?
— Нет. А в чем дело? — удивился Рэнд.
— Один локоть, — покачала головой врач, — выглядит так странно… Мне казалось, он должен только мешать, — она закрыла саквояж и поднялась. — Он быстро поправляется. Еще несколько дней, и от травм не останется и следа, — на пороге она задержалась и добавила: — Я пришлю лекарство, — она вышла, вызвав легкую вибрацию барьера.
Рэнд заметил:
— Видишь, я поправляюсь очень быстро. Вероятно, благодаря твоему бахдару.
— Нет, — поспешно возразил Палатон и, заметив изумленный взгляд Рэнда, добавил: — Я хотел сказать, бахдар не имеет ничего общего с выздоровлением.
— Правда? Даже самый сильный?
— Ни в коем случае.
— Да? — Рэнд удивленно нахмурился. — Ты точно знаешь?
— Я уверен в этом, — решительно повторил Палатон. — Никогда еще в истории моего народа бахдар не давал возможность сращивать переломы.
— Мне не нужно болеутоляющее. Хватит сна. — Рэнд откинулся в кресле. Его голос затих. Лицо расслабилось, губы слегка приоткрылись. Палатон понял, что мальчик мгновенно погрузился в сон.
Некоторое время он стоял над ним, прислушиваясь к ритму дыхания человека. Случайно оглянувшись и увидев свое отражение в зеркале, он с удивлением обнаружил, что стоит в позе охранника. Встретившись взглядом с самим собой, Палатон вздохнул.
— Что еще мне остается делать? — пробормотал он.
Глава 14
— Риндалан, — заметил надменный чоя, оправляя одежду, — старый глупец. Он попросил меня распространить милости, которые он проявлял к Паншинеа, на тезара, выбранного в наследники. Я промолчал. Теперь, когда против него выступил конгресс, я был бы идиотом, если бы выполнил его просьбу.
Комната была убрана с богатством и вкусом, и заметно отличалась от других помещений дворца своими покрытыми пластиком стенами, не завешенных тяжелыми старинными гобеленами. Сияющее полуденное солнце заливало комнату ярким светом. Говоривший чоя стоял, горделиво выпрямившись. Он был немного низковатым для сына Звездного дома, но гибким, с большим гребнем. Его рыжеватая грива была заплетена в безуспешной попытке укротить непокорные кудри. Огромные сапфирово-синие глаза сияли жестко и холодно.
Его собеседник отозвался от стола, почти спрятанного в тени — его самого можно было угадать только по блеску глаз.
— Мне радостно слышать, что один из наших Прелатов не лишен здравого смысла, Кативар.
— Мне не остается ничего другого. От Ринди мне достались лишь жалкие остатки его силы, которые он мнит значительными. Он уже давным-давно должен был выйти в отставку и предоставить Паншинеа самому себе, дать ему пасть, как и положено Нисходящему Кругу, — Кативар изящно приподнял бровь. — Разумеется, не я один замечаю это.
Он застегнул и тщательно оправил летнюю куртку, отказываясь от более привычных одежд священника. Подобный поступок мог бы показаться проявлением тщеславия тем, кто не знал Кативара, но остальные сочли бы его проявлением не тщеславия, а прагматизма. Несомненно, этим движением он проверял, на месте ли рукоятка кинжала или другого спрятанного оружия. Его выпуклые мускулы перекатывались под тонкой курткой, создавая впечатление силы и придавая чоя видимость более высокого роста. Кативар был так же внушителен, как и его движения.
— Вы правы, или наш невообразимый союз никогда бы не состоялся, — говорящий чоя положил ладони на стол, очерчивая пальцем деревянную резьбу крышки. — Вы уже сообщили Риндалану, что намерены порвать с ним?
Кативар повернулся и оценивающе оглядел собеседника.
— Неужели вам не понятно, что это было бы слишком глупо? Чем дольше я буду пользоваться его расположением, тем лучше смогу действовать против него. Так или иначе, вскоре он отправится на Скорбь.
— Тогда мы сходимся во мнениях.
— А вы в этом сомневались?
— Я никогда не мучался сомнениями, — чоя встал и отошел в тень, придвинувшись к стене так близко, как будто старался вжаться в нее. — Говорят, Витерна из Небесного дома пытается отозвать свой патент на повторную очистку воды.
Кативар насторожился, обдумывая полученную информацию.
— Если она станет настаивать, это вызовет суматоху во многих округах. Но сможет ли она это сделать?
— Пока не знаю. Законы о первоначальной передаче туманны. С тех пор прошли века. То, что она является наследницей патента, надо еще доказать… вероятно, у нас не будет другого выхода. Она — враг, с которым необходимо считаться, Кативар, неважно, сможет она осуществить свое желание или нет.
— Без помощи Недара — вряд ли. Ей некого объявить наследником престола в его отсутствие, а Недара нигде не могут найти.
— Возможно, он выполняет контракт. Кативар потер висок.
— Если так, то в школе Голубой Гряды знают, где он находится. Проверьте записи школы, как только появится возможность. И обдумывайте каждый свой шаг. Я не хочу никаких осложнений. Начав действовать, мы будем настолько проворны, что ни Паншинеа, ни Палатон не успеют и глазом моргнуть.
— Решено, — чоя ушел в тень, открыл потайную дверь, и комната опустела.
Кативар напряженно прислушался. Воздух в комнате изменился — еле уловимо, из него исчез мускусный аромат другого чоя, и Кативар понял, что его союзник ушел. Он поправил воротник куртки.
— А что касается тебя, дружище Астен, — еле слышно произнес он, — Витерна из Небесного дома променяет тебя на меня, как только обнаружит, что ты жаждешь последовать по стопам ее возлюбленного Недара. Несколько лет я ценил твою поддержку, но ты мне надоел.
Чоя фыркнул, расправил плечи и вышел из комнаты.
Риндалан издал булькающий смешок.
— Он ковыляет, как ребенок, — произнес старый чоя. — А ты гордишься им, как молодой отец.
Рэнд рассмеялся, когда Палатон смущенно хмыкнул. Его темные волосы поблескивали под редкими лучами солнца, проникающими на широкую веранду.
— Это лучше, чем кое-как хромать от стены к стене, — Рэнд глубоко вздохнул и сел. С веранды открывался вид на обширные парки, цветники и сады дворца. — Воздух пахнет совсем иначе. Не знаю, что это такое и как описать это ощущение…
— Возможно, тебе никогда не хватит на это слов, — Палатон подошел поближе, не спуская глаз с человека. — Я побывал на многих планетах, и различия каждый раз изумляли меня, но тонкости их разнообразия не всегда можно уловить, — он глубоко вздохнул. — Оставлю вас вдвоем. Гатон назначил мне встречу, к тому же пора решить вопрос с Заблудшими.
— Как ты намерен поступить с Малаки?
— Что я могу поделать? Я уже предупреждал его. Он ждет от меня того, чего я не в силах дать. Улицы необходимо очистить, Заблудших вернуть домой. Ясно, что конгресс не примет меня и не станет дольше терпеть эту забастовку. Придется разобраться с этой ситуацией как можно скорее, — Палатон положил руку на перила веранды, собравшись уходить, но Ринди умоляюще поднял руку.
— Подожди еще одну-две минуты, чтобы встретиться с Кативаром. Ты обещал мне.
— Я делаю все, что могу, но они слишком часто отвлекают меня на бесполезное подставное лицо, — Палатон обернулся, услышав за собой шаги. Плотная фигура Кативара раздвинула шторы на двери и оказалась на веранде.
Палатон взглянул в недовольные, холодные синие глаза. Затем Кативар обернулся к Ринди и сжал его в объятии, от которого, казалось, захрустели кости старого чоя. Ринди добродушно охнул.
— Довольно, Кативар! Я уже слишком стар для таких приветствий.
Удовольствие промелькнуло на лице молодого священника, он выпустил Риндалана и поставил перед собой.
— Ты уезжаешь слишком надолго, Ринди. Я не согласен исполнить твою просьбу. Ты нужен здесь, дома, — его глаза метнулись в сторону Рэнда. — Это и есть тот человек, который вызвал так много хлопот?
— Да, — коротко отозвался Палатон.
— На вид он едва ли кажется опасным, — Кативар протянул руку. — Надеюсь, ты не откажешься от рукопожатия?
— Не откажусь, — Рэнд осторожно пожал руку чоя — этот жест был знакомым ему и все-таки чужим.
Молодой священник облокотился на перила веранды.
— Ринди говорил мне, что намерен пуститься в превратности политики на Скорби, хоть чем-нибудь помочь Паншинеа. Я мог бы поспорить, но он — мое начальство, и я, разумеется, проиграл бы этот спор. Но единственное, с чем я согласен — что вам понадобится мое присутствие для поддержания равновесия здесь, в Чаролоне.
— Прежде всего надо найти это равновесие, — сухо заметил Палатон.
— В самом деле, — Кативар вновь улыбнулся. — Поэтому буду рад сообщить вам новость, о которой еще не знает даже Ринди.
Старый чоя повернулся, его жидкие волосы растрепались на легком ветру, а роговой гребень, казалось, поднялся при звуке голосов.
— Что за новость?
— Совет Прелатов просит об очищении. Знаю, у Палатона мало времени на исполнение этого ритуала, но я смог уговорить их позволить ему воспользоваться храмом Земного дома здесь, в Сету, а не путешествовать через всю страну. Как только он пройдет ритуал очищения и будет принят Прелатами, конгресс не сможет продолжать выражать свое недовольство.
— Очищение? — изумленно воскликнул Риндалан, а Палатон заметил:
— Да, это будет двухголовый драт.
— Драт?
Чоя взглянул на Рэнда.
— На трейде это означает «змей». Благословение о двух концах, — он сел в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику. — Нельзя ли уклониться от него?
— Вероятно, можно, но не стоит, — ответил Кативар. — Наследник Палатон, это даст Домам возможность узнать, что ваш бахдар горит ярко и чисто, несмотря на случившееся в прошлом, и что наследник престола — сильный и здоровый чоя. Нам необходимо знать об этом, чтобы доверять вам, принять вас, как наместника Паншинеа. Зная о вашем здоровье, конгресс не сможет пересматривать принятые вами решении. Как только это случится, вы обретете необходимое равновесие. Ринди, — и блестящие синие глаза обратились к старому чоя, — разве ты не согласен со мной?
Ринди завозился в кресле, по-видимому, устраиваясь поудобнее в своих просторных одеждах.
— Не знаю… я еще не могу прийти в себя, — он поднял глаза. — Думаю, это может дать преимущество, большее, чем только завоевание надежного положения.
— Что же это за преимущество?
— Тонкое напоминание Заблудшим о том, что имеешь ты и чего лишены они.
Лицо Палатона оставалось непроницаемым.
— Но тогда мне придется на время оставить Рэнда.
— Да, этого не избежать. Он еще не совсем оправился, на улицах Чаролона он будет подвергаться слишком большой опасности, — Ринди скрестил ноги и положил ладонь на выступающую под одеждой коленную чашечку.
Палатону было нечего возразить. Он не мог обнаружить свою слабость перед священниками. Рэнд повернулся лицом к цветнику, боясь, что новый Прелат заметит выражение его лица. Колебания Палатона продолжались всего несколько секунд. Ритуальное очищение для тезара было всего лишь прохождением обычных церемоний. Оно не могло восстановить бахдар, хотя в этом были уверены столетия назад.
Тем не менее при очищении могла открыться его опустошенность.
Это все равно случится — раньше или позже. Палатон заметил, как пристально наблюдает за ним Ринди. Лучше сейчас, решил он — там, где жизнь, там и надежда.
— Ладно, — произнес он, — я попрошу Гатона сделать все необходимые приготовления. Когда состоится очищение?
— Лучше бы поскорее, — ответил Ринди. — Тогда я смогу побыть в это время с мальчиком.
— Со мной ничего не случится, — запротестовал Рэнд, но на его тихий голос никто не обратил внимания.
— Отлично, — ответил Кативар. — Я сообщу об этом совету.
Палатон встал.
— Приготовьте все, — произнес он, слегка повысив голоса, — но Рэнд останется со мной.
Ринди застыл, от него по всей веранде распространилось шоковое поле.
— Палатон, это же священное очищение. Траскар присмотрит за ним в твое отсутствие.
— Я — защитник Рэнда. И на Чо, и на других планетах многие хотели бы воспользоваться такой возможностью, и я не намерен давать им шанс, — он спокойно выдержал ледяной взгляд Кативара. — Сделайте все, что следует.
Прелат опустил подбородок и поклонился.
— Как будет угодно наследнику Палатону.
— Не можете же вы оставить меня здесь! — кричал Беван, цепляясь за руки зарита, пристегивающего его ремни.
— Мы привезли тебя сюда. Что ты будешь делать дальше — твоя забота, — ответил зарит.
— Но это же капсула!
— Внутри крейсера. Мы запустим его. Несомненно, тебя подберут где-нибудь на орбите.
— Не делайте этого! — Беван боролся с паникой — и от неспособности как следует видеть, и от благодушия зарита.
— Больше мы ничем не сможем тебе помочь. Без пилота мы не в состоянии увезти тебя с планеты. Ты окажешься на орбите, и капсула катапультируется прежде, чем разрушится корабль. В ней ты спасешься от возможных преследователей. А затем окажешься где-нибудь возле маршрутов спасателей Союза. Чего же тебе не нравится?
Беван оглядел стены капсулы.
— Я умру здесь, — пробормотал он, чувствуя, как сжимается его горло.
— Зато окажешься за пределами планеты. Это все, на что мы способны, — зарит помолчал. — Прости, Беван. Больше я ничего не смогу тебе пообещать.
Беван почувствовал, как ремни стянули его грудь и руки, и он повис над полом капсулы, чтобы выдержать перегрузки при запуске крейсера или приземление на орбитальной станции. Инстинктивно он стремился ослабить ремни и освободиться.
Зарит пробежал мохнатой рукой по пульту.
— Мы все проверили. Запасов еды и питья тебе хватит на три недели. Наверняка за это время кто-нибудь услышит твой сигнал и подберет тебя. Это спасательная капсула, она предназначена для выживания.
Беван крепко зажмурился. Когда он открыл глаза, ауры предметов и туман перед ними исчезли. Он увидел направленные на него зеленые глаза зарита.
— Я принимаю вашу помощь, — произнес он, с трудом сглотнув. — Это все, что мне остается.
Зарит кивнул. Шерсть на его щеках встала дыбом.
— Чего же еще! — произнес он.
Окружающий их металл и пластик резко завибрировали. Прозрачные, круглые уши зарита приподнялись и прижались к голове.
— Вскоре начнется запуск, — произнес зарит. — Мне пора идти.
— И мне тоже, — с горьким юмором отозвался Беван. Он просунул руку через ремни. — Спасибо тебе и всем твоим собратьям.
Он скорее почувствовал, чем увидел мягкое, но сильное пожатие существа. Зарит вышел, и люк капсулы закрылся надежной дверцей. Беван задрожал в паутине ремней. Он с трудом переносил перелеты. По пути на Аризар его поддерживало только спокойствие и уверенность Рэнда… и внимание Алексы. Казалось, прошла вечность с тех пор, как они были курсантами, предвкушающими таинственное будущее в странной школе. А теперь ему было нечего ждать.
Он оглядел капсулу. Вид перед его глазами вновь расплылся, и Беван выпалил грязное португальское ругательство, тут же улыбнувшись. Когда-то отец Ломбарди ударил его за это, хотя очень терпимым был этот настоятель сиротского приюта. Всякий человек должен знать границы.
— О чем это ты, Бев, старина? — пробормотал он пересохшими губами. — Где теперь твои границы?
Его сердце дрогнуло, когда он почувствовал движение корабля по рельсам пусковой установки. Капсула за счет установленного на ней гироскопа оставалась в одном и том же положении, независимо от движений корабля. По крайней мере, это давало ему какое-то утешение. Ему не придется провести половину своего краткого путешествия, вися вниз головой в космосе, в котором, впрочем, неясно, где верх, где низ.
Вместилище капсулы — старый корабль — затряслось. Беван сглотнул слюну. Он прикрыл глаза, не желая больше пользоваться изменившимся зрением.
Под его веками взорвался фейерверк — сперва оранжево-красными искрами, затем голубыми и наконец белыми. Как только последние искры потухли, успев достичь внутренних тканей глаза, корабль взлетел, и Беван сжался внутри своей упряжи с искаженным от напряжения лицом. Он протянул руку, как будто желая последний раз коснуться земли прежде, чем самому превратиться в пыль.
Комната была убрана с богатством и вкусом, и заметно отличалась от других помещений дворца своими покрытыми пластиком стенами, не завешенных тяжелыми старинными гобеленами. Сияющее полуденное солнце заливало комнату ярким светом. Говоривший чоя стоял, горделиво выпрямившись. Он был немного низковатым для сына Звездного дома, но гибким, с большим гребнем. Его рыжеватая грива была заплетена в безуспешной попытке укротить непокорные кудри. Огромные сапфирово-синие глаза сияли жестко и холодно.
Его собеседник отозвался от стола, почти спрятанного в тени — его самого можно было угадать только по блеску глаз.
— Мне радостно слышать, что один из наших Прелатов не лишен здравого смысла, Кативар.
— Мне не остается ничего другого. От Ринди мне достались лишь жалкие остатки его силы, которые он мнит значительными. Он уже давным-давно должен был выйти в отставку и предоставить Паншинеа самому себе, дать ему пасть, как и положено Нисходящему Кругу, — Кативар изящно приподнял бровь. — Разумеется, не я один замечаю это.
Он застегнул и тщательно оправил летнюю куртку, отказываясь от более привычных одежд священника. Подобный поступок мог бы показаться проявлением тщеславия тем, кто не знал Кативара, но остальные сочли бы его проявлением не тщеславия, а прагматизма. Несомненно, этим движением он проверял, на месте ли рукоятка кинжала или другого спрятанного оружия. Его выпуклые мускулы перекатывались под тонкой курткой, создавая впечатление силы и придавая чоя видимость более высокого роста. Кативар был так же внушителен, как и его движения.
— Вы правы, или наш невообразимый союз никогда бы не состоялся, — говорящий чоя положил ладони на стол, очерчивая пальцем деревянную резьбу крышки. — Вы уже сообщили Риндалану, что намерены порвать с ним?
Кативар повернулся и оценивающе оглядел собеседника.
— Неужели вам не понятно, что это было бы слишком глупо? Чем дольше я буду пользоваться его расположением, тем лучше смогу действовать против него. Так или иначе, вскоре он отправится на Скорбь.
— Тогда мы сходимся во мнениях.
— А вы в этом сомневались?
— Я никогда не мучался сомнениями, — чоя встал и отошел в тень, придвинувшись к стене так близко, как будто старался вжаться в нее. — Говорят, Витерна из Небесного дома пытается отозвать свой патент на повторную очистку воды.
Кативар насторожился, обдумывая полученную информацию.
— Если она станет настаивать, это вызовет суматоху во многих округах. Но сможет ли она это сделать?
— Пока не знаю. Законы о первоначальной передаче туманны. С тех пор прошли века. То, что она является наследницей патента, надо еще доказать… вероятно, у нас не будет другого выхода. Она — враг, с которым необходимо считаться, Кативар, неважно, сможет она осуществить свое желание или нет.
— Без помощи Недара — вряд ли. Ей некого объявить наследником престола в его отсутствие, а Недара нигде не могут найти.
— Возможно, он выполняет контракт. Кативар потер висок.
— Если так, то в школе Голубой Гряды знают, где он находится. Проверьте записи школы, как только появится возможность. И обдумывайте каждый свой шаг. Я не хочу никаких осложнений. Начав действовать, мы будем настолько проворны, что ни Паншинеа, ни Палатон не успеют и глазом моргнуть.
— Решено, — чоя ушел в тень, открыл потайную дверь, и комната опустела.
Кативар напряженно прислушался. Воздух в комнате изменился — еле уловимо, из него исчез мускусный аромат другого чоя, и Кативар понял, что его союзник ушел. Он поправил воротник куртки.
— А что касается тебя, дружище Астен, — еле слышно произнес он, — Витерна из Небесного дома променяет тебя на меня, как только обнаружит, что ты жаждешь последовать по стопам ее возлюбленного Недара. Несколько лет я ценил твою поддержку, но ты мне надоел.
Чоя фыркнул, расправил плечи и вышел из комнаты.
Риндалан издал булькающий смешок.
— Он ковыляет, как ребенок, — произнес старый чоя. — А ты гордишься им, как молодой отец.
Рэнд рассмеялся, когда Палатон смущенно хмыкнул. Его темные волосы поблескивали под редкими лучами солнца, проникающими на широкую веранду.
— Это лучше, чем кое-как хромать от стены к стене, — Рэнд глубоко вздохнул и сел. С веранды открывался вид на обширные парки, цветники и сады дворца. — Воздух пахнет совсем иначе. Не знаю, что это такое и как описать это ощущение…
— Возможно, тебе никогда не хватит на это слов, — Палатон подошел поближе, не спуская глаз с человека. — Я побывал на многих планетах, и различия каждый раз изумляли меня, но тонкости их разнообразия не всегда можно уловить, — он глубоко вздохнул. — Оставлю вас вдвоем. Гатон назначил мне встречу, к тому же пора решить вопрос с Заблудшими.
— Как ты намерен поступить с Малаки?
— Что я могу поделать? Я уже предупреждал его. Он ждет от меня того, чего я не в силах дать. Улицы необходимо очистить, Заблудших вернуть домой. Ясно, что конгресс не примет меня и не станет дольше терпеть эту забастовку. Придется разобраться с этой ситуацией как можно скорее, — Палатон положил руку на перила веранды, собравшись уходить, но Ринди умоляюще поднял руку.
— Подожди еще одну-две минуты, чтобы встретиться с Кативаром. Ты обещал мне.
— Я делаю все, что могу, но они слишком часто отвлекают меня на бесполезное подставное лицо, — Палатон обернулся, услышав за собой шаги. Плотная фигура Кативара раздвинула шторы на двери и оказалась на веранде.
Палатон взглянул в недовольные, холодные синие глаза. Затем Кативар обернулся к Ринди и сжал его в объятии, от которого, казалось, захрустели кости старого чоя. Ринди добродушно охнул.
— Довольно, Кативар! Я уже слишком стар для таких приветствий.
Удовольствие промелькнуло на лице молодого священника, он выпустил Риндалана и поставил перед собой.
— Ты уезжаешь слишком надолго, Ринди. Я не согласен исполнить твою просьбу. Ты нужен здесь, дома, — его глаза метнулись в сторону Рэнда. — Это и есть тот человек, который вызвал так много хлопот?
— Да, — коротко отозвался Палатон.
— На вид он едва ли кажется опасным, — Кативар протянул руку. — Надеюсь, ты не откажешься от рукопожатия?
— Не откажусь, — Рэнд осторожно пожал руку чоя — этот жест был знакомым ему и все-таки чужим.
Молодой священник облокотился на перила веранды.
— Ринди говорил мне, что намерен пуститься в превратности политики на Скорби, хоть чем-нибудь помочь Паншинеа. Я мог бы поспорить, но он — мое начальство, и я, разумеется, проиграл бы этот спор. Но единственное, с чем я согласен — что вам понадобится мое присутствие для поддержания равновесия здесь, в Чаролоне.
— Прежде всего надо найти это равновесие, — сухо заметил Палатон.
— В самом деле, — Кативар вновь улыбнулся. — Поэтому буду рад сообщить вам новость, о которой еще не знает даже Ринди.
Старый чоя повернулся, его жидкие волосы растрепались на легком ветру, а роговой гребень, казалось, поднялся при звуке голосов.
— Что за новость?
— Совет Прелатов просит об очищении. Знаю, у Палатона мало времени на исполнение этого ритуала, но я смог уговорить их позволить ему воспользоваться храмом Земного дома здесь, в Сету, а не путешествовать через всю страну. Как только он пройдет ритуал очищения и будет принят Прелатами, конгресс не сможет продолжать выражать свое недовольство.
— Очищение? — изумленно воскликнул Риндалан, а Палатон заметил:
— Да, это будет двухголовый драт.
— Драт?
Чоя взглянул на Рэнда.
— На трейде это означает «змей». Благословение о двух концах, — он сел в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику. — Нельзя ли уклониться от него?
— Вероятно, можно, но не стоит, — ответил Кативар. — Наследник Палатон, это даст Домам возможность узнать, что ваш бахдар горит ярко и чисто, несмотря на случившееся в прошлом, и что наследник престола — сильный и здоровый чоя. Нам необходимо знать об этом, чтобы доверять вам, принять вас, как наместника Паншинеа. Зная о вашем здоровье, конгресс не сможет пересматривать принятые вами решении. Как только это случится, вы обретете необходимое равновесие. Ринди, — и блестящие синие глаза обратились к старому чоя, — разве ты не согласен со мной?
Ринди завозился в кресле, по-видимому, устраиваясь поудобнее в своих просторных одеждах.
— Не знаю… я еще не могу прийти в себя, — он поднял глаза. — Думаю, это может дать преимущество, большее, чем только завоевание надежного положения.
— Что же это за преимущество?
— Тонкое напоминание Заблудшим о том, что имеешь ты и чего лишены они.
Лицо Палатона оставалось непроницаемым.
— Но тогда мне придется на время оставить Рэнда.
— Да, этого не избежать. Он еще не совсем оправился, на улицах Чаролона он будет подвергаться слишком большой опасности, — Ринди скрестил ноги и положил ладонь на выступающую под одеждой коленную чашечку.
Палатону было нечего возразить. Он не мог обнаружить свою слабость перед священниками. Рэнд повернулся лицом к цветнику, боясь, что новый Прелат заметит выражение его лица. Колебания Палатона продолжались всего несколько секунд. Ритуальное очищение для тезара было всего лишь прохождением обычных церемоний. Оно не могло восстановить бахдар, хотя в этом были уверены столетия назад.
Тем не менее при очищении могла открыться его опустошенность.
Это все равно случится — раньше или позже. Палатон заметил, как пристально наблюдает за ним Ринди. Лучше сейчас, решил он — там, где жизнь, там и надежда.
— Ладно, — произнес он, — я попрошу Гатона сделать все необходимые приготовления. Когда состоится очищение?
— Лучше бы поскорее, — ответил Ринди. — Тогда я смогу побыть в это время с мальчиком.
— Со мной ничего не случится, — запротестовал Рэнд, но на его тихий голос никто не обратил внимания.
— Отлично, — ответил Кативар. — Я сообщу об этом совету.
Палатон встал.
— Приготовьте все, — произнес он, слегка повысив голоса, — но Рэнд останется со мной.
Ринди застыл, от него по всей веранде распространилось шоковое поле.
— Палатон, это же священное очищение. Траскар присмотрит за ним в твое отсутствие.
— Я — защитник Рэнда. И на Чо, и на других планетах многие хотели бы воспользоваться такой возможностью, и я не намерен давать им шанс, — он спокойно выдержал ледяной взгляд Кативара. — Сделайте все, что следует.
Прелат опустил подбородок и поклонился.
— Как будет угодно наследнику Палатону.
— Не можете же вы оставить меня здесь! — кричал Беван, цепляясь за руки зарита, пристегивающего его ремни.
— Мы привезли тебя сюда. Что ты будешь делать дальше — твоя забота, — ответил зарит.
— Но это же капсула!
— Внутри крейсера. Мы запустим его. Несомненно, тебя подберут где-нибудь на орбите.
— Не делайте этого! — Беван боролся с паникой — и от неспособности как следует видеть, и от благодушия зарита.
— Больше мы ничем не сможем тебе помочь. Без пилота мы не в состоянии увезти тебя с планеты. Ты окажешься на орбите, и капсула катапультируется прежде, чем разрушится корабль. В ней ты спасешься от возможных преследователей. А затем окажешься где-нибудь возле маршрутов спасателей Союза. Чего же тебе не нравится?
Беван оглядел стены капсулы.
— Я умру здесь, — пробормотал он, чувствуя, как сжимается его горло.
— Зато окажешься за пределами планеты. Это все, на что мы способны, — зарит помолчал. — Прости, Беван. Больше я ничего не смогу тебе пообещать.
Беван почувствовал, как ремни стянули его грудь и руки, и он повис над полом капсулы, чтобы выдержать перегрузки при запуске крейсера или приземление на орбитальной станции. Инстинктивно он стремился ослабить ремни и освободиться.
Зарит пробежал мохнатой рукой по пульту.
— Мы все проверили. Запасов еды и питья тебе хватит на три недели. Наверняка за это время кто-нибудь услышит твой сигнал и подберет тебя. Это спасательная капсула, она предназначена для выживания.
Беван крепко зажмурился. Когда он открыл глаза, ауры предметов и туман перед ними исчезли. Он увидел направленные на него зеленые глаза зарита.
— Я принимаю вашу помощь, — произнес он, с трудом сглотнув. — Это все, что мне остается.
Зарит кивнул. Шерсть на его щеках встала дыбом.
— Чего же еще! — произнес он.
Окружающий их металл и пластик резко завибрировали. Прозрачные, круглые уши зарита приподнялись и прижались к голове.
— Вскоре начнется запуск, — произнес зарит. — Мне пора идти.
— И мне тоже, — с горьким юмором отозвался Беван. Он просунул руку через ремни. — Спасибо тебе и всем твоим собратьям.
Он скорее почувствовал, чем увидел мягкое, но сильное пожатие существа. Зарит вышел, и люк капсулы закрылся надежной дверцей. Беван задрожал в паутине ремней. Он с трудом переносил перелеты. По пути на Аризар его поддерживало только спокойствие и уверенность Рэнда… и внимание Алексы. Казалось, прошла вечность с тех пор, как они были курсантами, предвкушающими таинственное будущее в странной школе. А теперь ему было нечего ждать.
Он оглядел капсулу. Вид перед его глазами вновь расплылся, и Беван выпалил грязное португальское ругательство, тут же улыбнувшись. Когда-то отец Ломбарди ударил его за это, хотя очень терпимым был этот настоятель сиротского приюта. Всякий человек должен знать границы.
— О чем это ты, Бев, старина? — пробормотал он пересохшими губами. — Где теперь твои границы?
Его сердце дрогнуло, когда он почувствовал движение корабля по рельсам пусковой установки. Капсула за счет установленного на ней гироскопа оставалась в одном и том же положении, независимо от движений корабля. По крайней мере, это давало ему какое-то утешение. Ему не придется провести половину своего краткого путешествия, вися вниз головой в космосе, в котором, впрочем, неясно, где верх, где низ.
Вместилище капсулы — старый корабль — затряслось. Беван сглотнул слюну. Он прикрыл глаза, не желая больше пользоваться изменившимся зрением.
Под его веками взорвался фейерверк — сперва оранжево-красными искрами, затем голубыми и наконец белыми. Как только последние искры потухли, успев достичь внутренних тканей глаза, корабль взлетел, и Беван сжался внутри своей упряжи с искаженным от напряжения лицом. Он протянул руку, как будто желая последний раз коснуться земли прежде, чем самому превратиться в пыль.
Глава 15
Император Чо заполнил собой экран, и его неподвижность была более внушительной, чем движения или жесты. В Чертогах Союза он одевался менее пышно, чем дома, решил Палатон, но тем не менее выглядел, как истинный сын Звездного дома. Свежую кожу его лица покрывала искусно нанесенная сетка золотых крупинок. Светло-зеленые глаза окаймляли темные ободки, как бы создающие пристальный взгляд, проникающий сквозь космос и монитор — прямо в мысли Палатона.
Если бы они встали бок о бок, Паншинеа оказался бы ниже и полнее наследника. В уголках его глаз и рта уже показался веер мелких морщинок, да и отвислый подбородок выдавал возраст. Он выглядел эффектно, так как цвета его роскошных красновато-рыжих волос, поседевших на висках, эхом повторялись в цветах красно-желтого одеяния. Император не приходился Палатону кровным родственником, если не считать самой слабой связи через их Дом, и Палатон даже не думал, что этот чоя может казаться его отцом. Он, как и сам Паншинеа, знал, что между ними существуют более прочные узы, чем узы родства.
Палатон молчал, ожидая, пока начнет император.
Когда император заговорил, связь исказила его голоса, превратив их в почти пронзительный тенор.
— Может, это и хорошо, что улицы столицы заполнили Заблудшие. Иначе… иначе Дома уже послали бы свои войска, и нам пришлось бы воевать, а не бороться с анархией.
— Вы считаете, что введенная цензура — серьезное дело?
— Вполне возможно. Но еще серьезнее тот факт, что Девон из Дома Килгалья объявил Ариата наследником Земного дома. Если Круг и нисходит для нашего Дома, то с каждым днем становится все очевиднее, что Земной дом открыто и законно претендует на престол. Ради этого они позабудут даже о своем обычном нейтралитете.
Палатон не знал эту новость. Значит, Паншинеа получает более подробную информацию, чем он сам… интересно, почему Гатон и Йорана предпочли умолчать? Неужели эта новость — всего лишь подозрение, и Паншинеа в своей обычной блестящей манере уже успел разработать стратегию действий на случай, если подозрение подтвердится?
— Вы предвидели это?
— Боже, конечно, нет. Здравый смысл подсказывает, что предпримут земляне, как только решат действовать, — Паншинеа поднялся с кресла и остановился перед экраном.
— Что будет с летными школами?
— А в чем дело?
— Только что я составил списки трех самых немногочисленных классов, каких еще не бывало со времен эпидемии Проклятого века.
Паншинеа прищурился.
— Опять?
— Значит, в прошлом году курсантов было так же мало?
— Да, — император повернулся, подняв плечо, и встал так, что его лицо было почти не видным на экране. — Мне казалось, что это случайность.
— Во время испытаний мы не даем никаких шансов Заблудшим. Все больше и больше их общин отказываются от участия в испытаниях.
Паншинеа вновь заерзал — невольно, не задумываясь, что его движения отразятся на экране.
— Ты немало поработал.
— Мне оставлено совсем немного дел, только это, да недовольство Домов, — Палатон не позволил императору уклониться от разговора. Он включил еще одну камеру и подошел к ней, глядя в повернутое к нему лицо императора. — Если на испытания не выставляют кандидатов, то что Заблудшие делают с ними? Может ли Малаки создать собственный Дом? И если да, как давно вам известно об этом?
Паншинеа вздернул голову, и его зеленые глаза уставились прямо в экран.
Если бы они встали бок о бок, Паншинеа оказался бы ниже и полнее наследника. В уголках его глаз и рта уже показался веер мелких морщинок, да и отвислый подбородок выдавал возраст. Он выглядел эффектно, так как цвета его роскошных красновато-рыжих волос, поседевших на висках, эхом повторялись в цветах красно-желтого одеяния. Император не приходился Палатону кровным родственником, если не считать самой слабой связи через их Дом, и Палатон даже не думал, что этот чоя может казаться его отцом. Он, как и сам Паншинеа, знал, что между ними существуют более прочные узы, чем узы родства.
Палатон молчал, ожидая, пока начнет император.
Когда император заговорил, связь исказила его голоса, превратив их в почти пронзительный тенор.
— Может, это и хорошо, что улицы столицы заполнили Заблудшие. Иначе… иначе Дома уже послали бы свои войска, и нам пришлось бы воевать, а не бороться с анархией.
— Вы считаете, что введенная цензура — серьезное дело?
— Вполне возможно. Но еще серьезнее тот факт, что Девон из Дома Килгалья объявил Ариата наследником Земного дома. Если Круг и нисходит для нашего Дома, то с каждым днем становится все очевиднее, что Земной дом открыто и законно претендует на престол. Ради этого они позабудут даже о своем обычном нейтралитете.
Палатон не знал эту новость. Значит, Паншинеа получает более подробную информацию, чем он сам… интересно, почему Гатон и Йорана предпочли умолчать? Неужели эта новость — всего лишь подозрение, и Паншинеа в своей обычной блестящей манере уже успел разработать стратегию действий на случай, если подозрение подтвердится?
— Вы предвидели это?
— Боже, конечно, нет. Здравый смысл подсказывает, что предпримут земляне, как только решат действовать, — Паншинеа поднялся с кресла и остановился перед экраном.
— Что будет с летными школами?
— А в чем дело?
— Только что я составил списки трех самых немногочисленных классов, каких еще не бывало со времен эпидемии Проклятого века.
Паншинеа прищурился.
— Опять?
— Значит, в прошлом году курсантов было так же мало?
— Да, — император повернулся, подняв плечо, и встал так, что его лицо было почти не видным на экране. — Мне казалось, что это случайность.
— Во время испытаний мы не даем никаких шансов Заблудшим. Все больше и больше их общин отказываются от участия в испытаниях.
Паншинеа вновь заерзал — невольно, не задумываясь, что его движения отразятся на экране.
— Ты немало поработал.
— Мне оставлено совсем немного дел, только это, да недовольство Домов, — Палатон не позволил императору уклониться от разговора. Он включил еще одну камеру и подошел к ней, глядя в повернутое к нему лицо императора. — Если на испытания не выставляют кандидатов, то что Заблудшие делают с ними? Может ли Малаки создать собственный Дом? И если да, как давно вам известно об этом?
Паншинеа вздернул голову, и его зеленые глаза уставились прямо в экран.