Страница:
Его губы вновь пересохли. Беван протянул руку к кружке, обнаружил, что она вновь наполнена и ждет, и поднес ее к губам. Он осушил ее несколькими глотками, думая о тщетных усилиях затушить внутренний огонь.
У Бевана стали слипаться глаза. Он засыпал, и в полудреме гадал, что было нужно чоя. Он погрузился в сон, сожалея о нарушенном обещании.
Пламмер нырнул под разрушенную арку двери. Бетонная балка обвалилась, перегораживая вход в здание. Оно выглядело таким же разрушенным, как любое из зданий космопорта. Миффер ждал его, терпеливо вышагивая по обшитой деревянными панелями комнате.
— Он опять заснул?
— Да. Но он весь горячий.
Миффер выпрямился и взглянул через опустевший город на отдаленные вершины гор. С горизонта надвигалась гроза. Чтобы достичь гор, тучам понадобилось бы всего несколько дней. Грозовой фронт задел бы их только краем, гор не коснулись бы ни дождь со снегом, ни град, ни гроза. Однако будут ли горы надежным убежищем — это еще следовало проверить.
— Оставь возле него побольше воды. Я попытаюсь сегодня купить лекарственные травы, — зарит почесал рукой вытянутую мордочку. — Надеюсь, он достоин всех этих хлопот.
— Спасательные бригады уже заплатили мне за помощь в поисках. Не было бы смысла рыться в мусоре, если мы еще не знали, что получили.
Миффер насмешливо фыркнул.
— С чего ты взял, что этот чужак знает больше нас?
Голос Пламмера превратился в свистящий шепот.
— Он — один из них. Его руки справятся с любой техникой. Он все узнает!
— Тогда постарайся, чтобы он выжил… и проснулся, — казалось, Миффер не обратил внимания на раздражение Пламмера. — Или плата за помощь будет возвращена — за твой счет.
Пламмер провел руками по бокам и затеребил передник.
— Знаю, — уныло произнес он. — Знаю.
Глиссер пронесся над кварталом, поток воздуха от него поднял вихри пыли и пепла. Оба зарита сморщились и закашлялись от резкого ветра. Внизу забормотал человек, мечущийся в лихорадке, задергался, стараясь поведать о своих кошмарах и избавиться от них. Никто из заритов не обратил внимания ни на его голос, ни на слова, как будто зная, что у них не хватит ни способностей, ни опыта, чтобы понять, что тревожит человека.
У подножия холмов выпал град, усеяв землю белой крупой. Ринди выглядел совсем замерзшим, пока брел вслед за Палатоном, но ни разу не пожаловался. Они разглядывали очертания фундаментов того, что некогда было процветающим Домом. Палатон остановился, и пожилой чоя понял, что здесь нет никакой ошибки; высокое тело Палатона прикрывало его от ветра и дождя. Риндалан взял Палатона за локоть.
— Ничего не осталось.
— Да, — голоса Палатона прозвучали глухо, так, что расслышать их мог он один.
— Абдрелики жестоко потрудились. Густая грива волос Палатона трепетала на ветру, как знамя.
— Согласно предварительным отчетам разведки, здесь оставались уцелевшие здания. Ринди, у абдреликов не было времени разрушить все до основания — ни времени, ни мощи. Это самоуничтожение.
Прелат поднял подбородок. Он обдумывал намек в словах тезара.
— Чтобы избежать раскрытия?
— Точно. И я сомневаюсь, что среди этого ; мусора мы разыщем кости чоя. Это заставляет задать вопрос не только о том, куда они делись, но и как они совершили вот это.
Чтобы избежать погони, бросить эту планету и найти другую, было необходимо владеть секретом межпространственного прыжка. Это означало, что либо среди чоя-отступников были пилоты, либо они наняли их. Значит, существовали тезары, заключающее контракты, не санкционированные их летными школами или императором, или даже Союзом на Скорби, точно так же, как были тезары, которые заключили контракт на пилотирование боевых кораблей абдреликов к Аризару, не испытывая угрызений совести за то, что нападают на своих братьев.
Старый чоя испустил глубокий, дрожащий вздох.
— Мне жаль видеть все это, — произнес он, и ; его голоса задрожали от эмоций. — Но здесь уже ничего не поделать.
— Да. И гроза упрямо движется сюда. Ты замерз, мальчик болен… нам больше здесь нечего искать и делать, — Палатон круто повернулся. Его ступни глубоко вдавились в грязь, пепел и растаявшие градины. — Думаю, зариты будут рады видеть, что мы уезжаем.
Ринди поплотнее запахнул одежды вокруг плеч.
— Здешний Дом не слишком хорошо обошелся с ними. Я ясно вижу признаки генетического вмешательства и регрессии. Они — умный народ. Если бы наши братья не приложили к этому руку, кто знает, какой бы мы нашли сейчас эту планету. Паншинеа будет недоволен этим, Палатон.
— А ты думаешь, я в восторге? — Палатон слегка нахмурился, глядя на спутника.
— Знаю, что совсем напротив. Предлагаю компромисс, — и Ринди поднес узловатый палец к губам.
Он предлагал молчание. Палатон отвернулся и торопливо вздохнул.
— Я сделаю все, что смогу, — ответил он и протянул руку. — Здесь скользко. Давай вернемся к крейсеру.
Риндалан принял его помощь.
— Повсюду предательство, — заметил он.
Из космоса Аризар выглядел ничем не примечательной голубой планеткой у звезды типа G5, вполне подходящей для жизни чоя. Повреждения были, но незаметные для невооруженного глаза, и даже те, которые выявлялись при помощи техники, можно было исправить самое большее за год-два. У планеты было две маленьких луны, которые едва ли можно было считать спутниками, но они двигались друг за другом и создавали достаточную защиту для корабля, который облетал планету под их прикрытием. Луны не скрывали суматоху космических кораблей вокруг Аризара.
Тот, кто наблюдал сейчас за планетой, заметил крейсер, покидающий космопорт, набирающий ускорение, а затем снижающий скорость при достижении глубокого космоса. Наблюдатель знал этот корабль, его опознавательные знаки и, похоже, догадывался, кто мог вести его. Он с трудом вздохнул, как будто это зрелище доставило ему невыносимую боль, задержал дыхание и выдохнул. От этого он закашлялся, и коренастый, перепуганный чоя, сидящий в кресле пилота рядом с наблюдателем, резко дернул рукой, будто от удивления.
Внимание наблюдателя отвлеклось только на секунду, а затем его глаза вновь обратились к крейсеру.
— Палатон, — выдохнул наблюдатель. Последовал еще один трудный до слез вздох и судорожный кашель. — Не теперь. Сейчас мне тебя не достать… но я это сделаю! Я верну все, что ты украл у меня, и все, что у тебя есть.
Он схватил за грудь коренастого чоя.
— Видишь, Стаден? Это летит наследник престола Чо. Я добивался этого, я этого хотел. Он побеждал меня с самого начала… мне следовало убить его еще в Голубой Гряде, когда мы были курсантами — у меня был шанс… но он летал лучше меня даже тогда. Все у него получалось лучше, чем у меня! Я выполнял военные контракты и побеждал, а он… он устранял причины войн! Он мог победить, даже обороняясь! Что же оставалось делать мне?
Молчаливый чоя не ответил. Его кожа побледнела так, что казалась серой, скулы заострились, как у трупа, из него была будто высосана вся жизненная сила.
Но Недар не замечал этого и не тревожился. Он встряхнул чоя резким движением, требуя внимания.
— Я чуть не рыдал, когда император послал за ним… а затем по-настоящему рыдал, когда Паншинеа отослал его, чтобы защитить от извращенной атмосферы столицы, и позвал меня. Он не тревожился, вовлекая меня в свои грязные дела. Нет. Палатон был всем, я — ничем. Его называли «герой-изгнанник». А я? Кем был я? Тезаром и не более того, а часто — даже меньше, чем тезаром. Он отнял у меня жизнь… нет, не тем ножом, что меня ранил. Неудивительно, что они сочли меня мертвым и поручили твоим нежным заботам, чтобы отправить домой и похоронить. И ты мне еще пригодишься, Стаден.
Обессиленный, с горящими глазами, Недар откинулся в кресло у пульта и прижал ладони к заживающей ране в груди. Его голоса превратились в шепот.
— Они отняли у меня бахдар и оставили только ненависть, сжигающую меня. Как думаешь, хватит ли ее, чтобы уничтожить Палатона?
Недар сделал еще один глубокий вздох, захрипев и издав низкий стон. Он откинул голову на спинку кресла, и иссиня-черная грива упала с его горделивого рогового гребня. Он видел, как удалялись от планеты боевые корабли абдреликов, совершив налет. Умение военного пилота помогло ему остаться незамеченным. Он видел, как чоя уничтожили свой Дом и бежали, обстреляв его напоследок, бежали через Хаос в неведомое, хотя у Недара хватило бахдара, похищенного у безответного чоя, сидящего рядом, чтобы запомнить мерцание изгиба Хаоса, в который они вошли.
Всего этого Палатон не знал. Недару предстояло обратить свое знание себе на пользу, против Палатона. Сейчас ему были нужны союзники. Его покровительница Витерна слишком легко способна расстаться с ним. Он не добьется у нее доверия, пока не вернет свою силу. Кроме того, могут найтись и другие союзники, думал Недар.
— Отвези меня домой, Стаден. Но не для того, чтобы похоронить — до этого еще далеко. Я успокоюсь не раньше, чем будет уничтожен Палатон, — он коротко вздохнул и смежил веки, но его лицо не расслабилось, оставалось искаженным ненавистью.
Глава 3
У Бевана стали слипаться глаза. Он засыпал, и в полудреме гадал, что было нужно чоя. Он погрузился в сон, сожалея о нарушенном обещании.
Пламмер нырнул под разрушенную арку двери. Бетонная балка обвалилась, перегораживая вход в здание. Оно выглядело таким же разрушенным, как любое из зданий космопорта. Миффер ждал его, терпеливо вышагивая по обшитой деревянными панелями комнате.
— Он опять заснул?
— Да. Но он весь горячий.
Миффер выпрямился и взглянул через опустевший город на отдаленные вершины гор. С горизонта надвигалась гроза. Чтобы достичь гор, тучам понадобилось бы всего несколько дней. Грозовой фронт задел бы их только краем, гор не коснулись бы ни дождь со снегом, ни град, ни гроза. Однако будут ли горы надежным убежищем — это еще следовало проверить.
— Оставь возле него побольше воды. Я попытаюсь сегодня купить лекарственные травы, — зарит почесал рукой вытянутую мордочку. — Надеюсь, он достоин всех этих хлопот.
— Спасательные бригады уже заплатили мне за помощь в поисках. Не было бы смысла рыться в мусоре, если мы еще не знали, что получили.
Миффер насмешливо фыркнул.
— С чего ты взял, что этот чужак знает больше нас?
Голос Пламмера превратился в свистящий шепот.
— Он — один из них. Его руки справятся с любой техникой. Он все узнает!
— Тогда постарайся, чтобы он выжил… и проснулся, — казалось, Миффер не обратил внимания на раздражение Пламмера. — Или плата за помощь будет возвращена — за твой счет.
Пламмер провел руками по бокам и затеребил передник.
— Знаю, — уныло произнес он. — Знаю.
Глиссер пронесся над кварталом, поток воздуха от него поднял вихри пыли и пепла. Оба зарита сморщились и закашлялись от резкого ветра. Внизу забормотал человек, мечущийся в лихорадке, задергался, стараясь поведать о своих кошмарах и избавиться от них. Никто из заритов не обратил внимания ни на его голос, ни на слова, как будто зная, что у них не хватит ни способностей, ни опыта, чтобы понять, что тревожит человека.
У подножия холмов выпал град, усеяв землю белой крупой. Ринди выглядел совсем замерзшим, пока брел вслед за Палатоном, но ни разу не пожаловался. Они разглядывали очертания фундаментов того, что некогда было процветающим Домом. Палатон остановился, и пожилой чоя понял, что здесь нет никакой ошибки; высокое тело Палатона прикрывало его от ветра и дождя. Риндалан взял Палатона за локоть.
— Ничего не осталось.
— Да, — голоса Палатона прозвучали глухо, так, что расслышать их мог он один.
— Абдрелики жестоко потрудились. Густая грива волос Палатона трепетала на ветру, как знамя.
— Согласно предварительным отчетам разведки, здесь оставались уцелевшие здания. Ринди, у абдреликов не было времени разрушить все до основания — ни времени, ни мощи. Это самоуничтожение.
Прелат поднял подбородок. Он обдумывал намек в словах тезара.
— Чтобы избежать раскрытия?
— Точно. И я сомневаюсь, что среди этого ; мусора мы разыщем кости чоя. Это заставляет задать вопрос не только о том, куда они делись, но и как они совершили вот это.
Чтобы избежать погони, бросить эту планету и найти другую, было необходимо владеть секретом межпространственного прыжка. Это означало, что либо среди чоя-отступников были пилоты, либо они наняли их. Значит, существовали тезары, заключающее контракты, не санкционированные их летными школами или императором, или даже Союзом на Скорби, точно так же, как были тезары, которые заключили контракт на пилотирование боевых кораблей абдреликов к Аризару, не испытывая угрызений совести за то, что нападают на своих братьев.
Старый чоя испустил глубокий, дрожащий вздох.
— Мне жаль видеть все это, — произнес он, и ; его голоса задрожали от эмоций. — Но здесь уже ничего не поделать.
— Да. И гроза упрямо движется сюда. Ты замерз, мальчик болен… нам больше здесь нечего искать и делать, — Палатон круто повернулся. Его ступни глубоко вдавились в грязь, пепел и растаявшие градины. — Думаю, зариты будут рады видеть, что мы уезжаем.
Ринди поплотнее запахнул одежды вокруг плеч.
— Здешний Дом не слишком хорошо обошелся с ними. Я ясно вижу признаки генетического вмешательства и регрессии. Они — умный народ. Если бы наши братья не приложили к этому руку, кто знает, какой бы мы нашли сейчас эту планету. Паншинеа будет недоволен этим, Палатон.
— А ты думаешь, я в восторге? — Палатон слегка нахмурился, глядя на спутника.
— Знаю, что совсем напротив. Предлагаю компромисс, — и Ринди поднес узловатый палец к губам.
Он предлагал молчание. Палатон отвернулся и торопливо вздохнул.
— Я сделаю все, что смогу, — ответил он и протянул руку. — Здесь скользко. Давай вернемся к крейсеру.
Риндалан принял его помощь.
— Повсюду предательство, — заметил он.
Из космоса Аризар выглядел ничем не примечательной голубой планеткой у звезды типа G5, вполне подходящей для жизни чоя. Повреждения были, но незаметные для невооруженного глаза, и даже те, которые выявлялись при помощи техники, можно было исправить самое большее за год-два. У планеты было две маленьких луны, которые едва ли можно было считать спутниками, но они двигались друг за другом и создавали достаточную защиту для корабля, который облетал планету под их прикрытием. Луны не скрывали суматоху космических кораблей вокруг Аризара.
Тот, кто наблюдал сейчас за планетой, заметил крейсер, покидающий космопорт, набирающий ускорение, а затем снижающий скорость при достижении глубокого космоса. Наблюдатель знал этот корабль, его опознавательные знаки и, похоже, догадывался, кто мог вести его. Он с трудом вздохнул, как будто это зрелище доставило ему невыносимую боль, задержал дыхание и выдохнул. От этого он закашлялся, и коренастый, перепуганный чоя, сидящий в кресле пилота рядом с наблюдателем, резко дернул рукой, будто от удивления.
Внимание наблюдателя отвлеклось только на секунду, а затем его глаза вновь обратились к крейсеру.
— Палатон, — выдохнул наблюдатель. Последовал еще один трудный до слез вздох и судорожный кашель. — Не теперь. Сейчас мне тебя не достать… но я это сделаю! Я верну все, что ты украл у меня, и все, что у тебя есть.
Он схватил за грудь коренастого чоя.
— Видишь, Стаден? Это летит наследник престола Чо. Я добивался этого, я этого хотел. Он побеждал меня с самого начала… мне следовало убить его еще в Голубой Гряде, когда мы были курсантами — у меня был шанс… но он летал лучше меня даже тогда. Все у него получалось лучше, чем у меня! Я выполнял военные контракты и побеждал, а он… он устранял причины войн! Он мог победить, даже обороняясь! Что же оставалось делать мне?
Молчаливый чоя не ответил. Его кожа побледнела так, что казалась серой, скулы заострились, как у трупа, из него была будто высосана вся жизненная сила.
Но Недар не замечал этого и не тревожился. Он встряхнул чоя резким движением, требуя внимания.
— Я чуть не рыдал, когда император послал за ним… а затем по-настоящему рыдал, когда Паншинеа отослал его, чтобы защитить от извращенной атмосферы столицы, и позвал меня. Он не тревожился, вовлекая меня в свои грязные дела. Нет. Палатон был всем, я — ничем. Его называли «герой-изгнанник». А я? Кем был я? Тезаром и не более того, а часто — даже меньше, чем тезаром. Он отнял у меня жизнь… нет, не тем ножом, что меня ранил. Неудивительно, что они сочли меня мертвым и поручили твоим нежным заботам, чтобы отправить домой и похоронить. И ты мне еще пригодишься, Стаден.
Обессиленный, с горящими глазами, Недар откинулся в кресло у пульта и прижал ладони к заживающей ране в груди. Его голоса превратились в шепот.
— Они отняли у меня бахдар и оставили только ненависть, сжигающую меня. Как думаешь, хватит ли ее, чтобы уничтожить Палатона?
Недар сделал еще один глубокий вздох, захрипев и издав низкий стон. Он откинул голову на спинку кресла, и иссиня-черная грива упала с его горделивого рогового гребня. Он видел, как удалялись от планеты боевые корабли абдреликов, совершив налет. Умение военного пилота помогло ему остаться незамеченным. Он видел, как чоя уничтожили свой Дом и бежали, обстреляв его напоследок, бежали через Хаос в неведомое, хотя у Недара хватило бахдара, похищенного у безответного чоя, сидящего рядом, чтобы запомнить мерцание изгиба Хаоса, в который они вошли.
Всего этого Палатон не знал. Недару предстояло обратить свое знание себе на пользу, против Палатона. Сейчас ему были нужны союзники. Его покровительница Витерна слишком легко способна расстаться с ним. Он не добьется у нее доверия, пока не вернет свою силу. Кроме того, могут найтись и другие союзники, думал Недар.
— Отвези меня домой, Стаден. Но не для того, чтобы похоронить — до этого еще далеко. Я успокоюсь не раньше, чем будет уничтожен Палатон, — он коротко вздохнул и смежил веки, но его лицо не расслабилось, оставалось искаженным ненавистью.
Глава 3
Посланник Джон Тейлор Томас шагал по аллеям Союза, пренебрегая проходящим мимо транспортом и разминая ноги после дня, проведенного в кабинете. Это вошло у его в привычку — предпочитать пешие прогулки поездкам в транспорте, привычка, помогающая ему сохранить форму и оставаться на грани между зрелостью и старостью. Лишь дождевые капли, падавшие на его редеющие волосу, напоминая, что он уже не молод.
Головы проходящих мимо существ поворачивались вслед ему, отмечая, что посланник облачен в защитную одежду, а значит, совсем не так беспомощен, как кажется. Одежда искажала тень, которая поднималась и опадала в такт его шагам. Разумеется, такая защита могла выдержать не всякое нападение, но при покушении вполне могла помочь ему сохранить жизнь. Так уже случалось, хотя давным-давно.
Томас запрокинул голову и взглянул на небо, учуянное серыми тучами, движущимися слишком быстро, чтобы пролить дождь на город Союза. Он вдохнул свежий воздух. Каким бы ни было прошлое Скорби, ее народ был либо слишком умен, чтобы сохранить свою планету, либо вымер слишком давно, и равновесие на планете восстановилось. Посланник завидовал их мудрости.
Он замедлил шаги, приблизившись к заполненной прозрачным кристаллом реке. Во всем городе были естественные водоемы, ручьи, пруды и озера, а с утесов, возвышающихся на горизонте, изливались водопады — их питали холодные горные озера. Но кристаллизованные реки и озера в городе были не природного происхождения, их наполняла не вода, а материал, напоминающий кварц — он превратил эти реки и озера в могилы.
Томас задержался у берега реки. Большинство живущих в Чертогах Союза быстро привыкали к этому зрелищу. Посланник так и не смог к нему привыкнуть и знал, что нескольких его знакомых по-прежнему потрясал этот вид. Одним из этих знакомых был чоя, которому посланник хотел бы доверять.
Набережная слегка расширялась, и здесь, среди рощи осыпанных золотистыми пятнами деревьев, Томас нашел скамью и сел. Хотя скамья и не совсем подходила для человеческого тела, она не причиняла слишком большого неудобства. Позицию Томас выбрал не случайно — здесь кварцевый поток переходил в озеро, отсюда мост тянулся в центральный район города, и здесь мертвые были видны особенно отчетливо.
Как мотыльки, на целую вечность заключенные в янтаре, мертвые существа были заключены в кристалл. Томасу казалось, что на их лицах отражается и изумление, и испуг. Матери прижимали к себе детей. Юные влюбленные обнимали друг друга, как будто страсть могла спасти их от неминуемой гибели. Никто не знал, что здесь случилось, какие враги явились и погубили целый народ, как это было сделано, ибо превратить воду в кварц казалось невозможным, однако доказательство было налицо. Бережно сохранив свою планету, этот народ подвергся нападению врагов — неизвестных, неназванных.
Скорбь нашли, и увиденное на ней зрелище стали считать предзнаменованием. «Такая судьба и смерть ждет и вас», казалось, говорила планета тем, кто еще не одумался. Поэтому постоянно враждующие между собой инопланетяне, которые обнаружили планету, оставили ее нетронутой и основали на ней Союз. Трупы в кварце сохранились неповрежденными, несмотря на отчаянные попытки ксенобиологов и археологов исследовать их.
Позади Джона Тейлора Томаса послышался шорох, он уловил и его, и знакомый запах, и понял, что существо, с которым он назначил встречу, уже прибыло. Посланник не шелохнулся — никогда не следовало проявлять страх перед врагами.
— Вы до сих пор не побороли нерешительность, посланник?
— Пожалуй, да, посланник, — ответил Томас ГНаску, а затем повернулся на скамье.
Абдрелик устроился у подножия одного из деревьев. Кожа на его лице собралась в глубокие морщины.
— Можете убрать защиту, Томас. Думаю, нас с вами многое связывает.
Проклиная себя за нанесенное абдрелику оскорбление, Томас убрал защитное поле до минимального уровня. Его встреча с абдреликом обещала быть краткой, и Томас решил не церемониться.
— Где она?
— У меня. С ней все в порядке, если не считать, что мы успели забрать ее из самого пекла.
Томас взглянул в поросячьи глазки абдрелика.
— Она ранена?
— Разумеется, нет. Ваша дочь — поразительная… особь. Разум и чувство здравого смысла сочетаются в ней с пониманием, когда необходимо воспользоваться тем или иным.
Томас почувствовал облегчение. Алекса в безопасности. Настолько в безопасности, насколько может быть после вживления симбионта. Настолько здорова, насколько возможно… после всего.
— Значит, вы добились всего, чего хотели.
— Не совсем так, — ГНаск сделал чудовищно глубокий вдох. ГНаск был амфибией, и внезапное осознание, насколько опасен он может быть под водой, поразило Томаса. — Нашим друзьям не понравилось это маленькое исследование. Они уничтожили свое поселение и доказательство, которое было нам необходимо. Однако… думаю, мы можем причинить чоя еще немало неприятностей.
— Мы говорили не только о неприятностях. Мы решили обвинить их во вмешательстве в дела другого народа, нарушении прав народа планеты класса Зет.
ГНаск поднес тыльную сторону мясистой ладони к углу рта и слегка вытер его.
— Договоренность была такой, что если подтвердится вмешательство чоя, они не останутся безнаказанными. Паншинеа — умнейшее существо, посланник. Я не решусь обвинить его, не представив самые убедительные доказательства. И как только мне это удастся, вы получите свою дочь обратно.
— Но мы можем хотя бы увидеться? Что-то промелькнуло в мутных глазах ГНаска.
— Если она этого захочет, — сказал он и поднялся. — Мы будем поддерживать связь, Томас. И перестаньте тревожиться. Ей неплохо живется с нами.
С этими словами абдрелик повернулся и ушел, взбираясь на холм, по направлению к заросшей травой аллее, ведущей к улицам и кварталам города.
Томас стоял, глядя ему вслед. Он закрыл глаза, чтобы облегчить боль. Значит, она не погибла на Аризаре, хотя он знал, что его единственная и любимая дочь умерла уже много лет назад — когда абдрелик впервые вживил своего симбионта в ее тело. Томас открыл глаза и обнаружил, что его кулак сжался, а ногти впились в ладонь.
ГНаск не знал, что нанятый Томасом биохимик уже работал над поисками нейтрального средства, чтобы избавить Алексу от симбионта, как только она вернется к отцу. Работа была долгой и нудной, но последние вести, полученные Томасом, оказались обнадеживающими — чрезвычайно обнадеживающими.
— Мы не настолько просты, как тебе кажется, — пробормотал Томас. Лист сорвался с ветки над его головой и опустился на его плечо. Томас поднял голову и прибавил защитное поле на полную мощность. На этой планете он жил среди врагов и никогда не должен был забывать об этом.
Рэнд не отходил от иллюминатора, несмотря на предупреждение на пульте, что вскоре он будет закрыт при прохождении через Хаос. Его рука и бедро слегка побаливали — эта находящая приливами боль напоминала Рэнду и о том, что он был ранен, и о том, что дело идет на поправку. Он наблюдал, как планета, на которую он возлагал столько надежд и в конце концов ничего не получил, становится маленькой, умещающейся в иллюминаторе.
Он не слышал, как вошел Палатон, но внезапно ощутил его присутствие. Рэнд повернулся и заметил:
— Там ничего не осталось.
— Да, почти ничего.
Двойные голоса чоя подчеркивали один другой. Рэнд слышал скорбь и силу в обоих голосах, и различие было едва уловимым, так что Рэнд сам удивлялся, как мог заметить его. Рэнд смутился.
— Мне следовало быть там.
Палатон взглянул на него. Морщины прорезали его лоб с неуправляемой прядью волос и гордо вздымающимся над ним остроконечным роговым гребнем.
— Но неужели нам ничего не удалось сохранить — оттуда, с Аризара? Никакой надежды, взаимопонимания?
— Мне не… — Рэнд замолчал и сделал отчаянный жест ладонью, не находя слов.
— Да, — кивнул Палатон, — может быть. Но у тебя еще все впереди — вот что самое главное.
Впереди было осуществление возможностей. Исполнение надежд. Именно это разглядел в нем чоя и ради этого спас его. Именно это чоя видели везде, куда ни обращались — потенциал. Понимание того, как мыслит чужое ему существо, на мгновение ошеломило Рэнда.
Должно быть, это напоминает ситуацию, когда глядя на что-нибудь, видишь не только моментальную сущность этого предмета, но и возможности, скрытые в нем? Что, если они ошибаются? Откуда они знают о своей правоте? Должно быть, такую уверенность придает им опыт. Рэнд задумался об уверенности, приходящей с опытом. Неудивительно, что чоя возглавили Союз космических народов. Неудивительно, что они стали пилотами, покорителями Хаоса. Единственное, что удивляло Рэнда — то, что Палатон разглядел нечто именно в нем.
Палатон сел гибким и плавным движением. Протянув руку, он положил ее Рэнду на плечо и тут же убрал. Этот жест был таким быстрым, что Рэнд не был уверен, не почудилось ли это ему.
Чоя не любили случайных физических контактов. Рэнд взглянул на инопланетянина, на его роговой гребень, подхватывающий гриву волос, которые спускались с затылка массивной головы Палатона. Интересно, бились ли они своими гребнями, как лоси и олени, на заре развития их народа? А может, роговая корона выросла, чтобы защитить их мощный мозг внутри черепа? Откуда взялся их инстинкт всегда держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки? Рэнд подумал, что никогда об этом не узнает. Если он мало что знал о самом себе, своем народе, вряд ли можно было надеяться узнать что-то о совершенно чужих существах.
Он принялся противоречить сам себе, как только увидел тень, промелькнувшую в глазах чоя с золотистыми крапинками. В душе Рэнда нарастало сомнение и беспокойство.
— Ты не сказал Риндалану, — заметил он, слегка запнувшись на имени старого чоя.
Палатон во вздохом откинулся на спинку своего кресла.
— Нет. Да и как я мог? Все мы, чоя, связаны вместе в различных замыслах единого Вездесущего Бога. Он не понял бы, какая связь существует между нами.
Рэнд добавил тихо:
— Он не понял бы, что я ношу твой бахдар.
— Да, — лицо Палатона напряглось, как будто он собирался с мыслями. — И никто бы этого не понял. Думаю, Ринди мог бы попытаться, но поскольку я не смогу прочесть его мысли… лучше не рисковать. Рэнд, это очень важно. Ты должен понять, что я не могу, допустить, чтобы о связи между нами узнали. Рэнд склонил голову.
— Кажется, я понимаю.
— Правда? — Палатон отвернулся от иллюминатора, за которым взгляд натыкался только на черный бархат пространства. — Я прошу об этом не ради себя, а ради Чо.
Минуту Рэнд молчал, думая о доме, в котором с помощью единственного человека все обернулось бы иначе, но, вероятно, такого не могло бы случиться, хотя одному Богу известно, сколько тысяч человек пытались сделать это на протяжении всей истории. Но быть императором планеты… его мысли и зрение затуманились. Рэнд провел руками по лицу, отгоняя туман и зная, что эта временная слепота — последствие препарата, данного в школе еще до бегства и налета. Этот препарат должен был искусственно поставить его в зависимость от чужого существа, сидящего рядом. Совсем необязательно было так делать. Вероятно, чоя не имели представления о дружбе, потому и пытались добиться связи такими методами. Рэнд знал, что мало-помалу слепота овладеет им, ему придется это пережить, а затем все пройдет. Он радовался тому, что не получил полную дозу препарата. Ему предстояло менее тяжкое испытание.
Но чистота мыслей была совсем иным делом. Казалось, в его голове умещаются мысли и его самого, и чоя… и Рэнд ничего не понимал, кроме того, что его мысли затеняются, каждое их слово вызывает противоречие, каждый образ заменяется совершенно иным. Даже его голос принадлежал одновременно и ему, и кому-то еще… Рэнд глубоко вздохнул, и этот вздох привлек внимание Палатона.
— Ты устал, — чоя поднялся. — Мне бы не хотелось делать это сейчас, но боюсь, потом нам не хватит времени, а тебе необходимо узнать, как защититься, как сберечь то, что ты носишь в себе, — лицо Палатона напряглось. — Если они об этом узнают, то уничтожат не только меня, но и тебя.
Рэнд сухо подумал, что он уже привык подвергать себя опасности, но мысль о потере Палатона вызвала в нем странное чувство, чем-то родственное панике. Он ощутил, как это чувство постепенно уходит, заменяясь пустотой, и насторожился.
— Объясни мне, что надо делать, — попросил он.
Рэнд не пытался понять, почему то, что объясняет ему Палатон, должно подействовать — он просто слушал и пытался повторить сам.
В общем это походило на приглушение биения собственного сердца, на электрический ток, порожденный его мыслями. Повторить это оказалось легче, чем предполагал Рэнд, когда Палатон подробно объяснил ему способ защиты. Как только Рэнду это удалось, он почувствовал облегчение. Спор двух существ в нем утих, если не совсем исчез.
Рэнд вопросительно взглянул на Палатона.
— Я все понял. Когда я должен это делать?
— Постоянно, — отозвался пилот. — Не тревожься, вскоре это войдет в привычку.
Действительно, он оказался прав. Но непривычные усилия утомили Рэнда, и он обмяк, хоть и старался держаться.
Палатон подхватил его.
— Тебе уже пора отправляться в свою каюту, — в его голосе прозвучала тревога — предстоял межпространственный прыжок.
— Нет, — все давнее желание Рэнда слилось в его внутреннем голосе, давно знакомом голосе, подчиняться которому он привык. — Разреши мне посмотреть на Хаос вместе с тобой.
Чоя слегка покачал головой, глядя на человека. Палатон не носил украшений на лице, подобно многим чоя, и нити тонких лицевых мышц привычно напрягались под первым, прозрачным слоем кожи. Его выражение стало слишком явным.
— Нет, — отказался он.
В трейде, на котором они говорили, не было слова «пожалуйста». Эквивалентами считались выражения «подумай еще раз» или «не торопись», которыми пользовались, желая заключить сделку. Слово, которое чуть не слетело с его губ, разозлило Рэнда, но он сдержался. Между ними не могло и речи быть о сделке — возможна была только мольба. Рэнд не представлял, что ему откажут. Он сразу сбросил щит, который только что с таким трудом воздвиг.
Второй голос, тень, мечущаяся в его голове, подсказал нужное слово. Рэнд произнес его, и Палатон вздрогнул, как от удара. Его губы приоткрылись, он помолчал, а затем осторожно произнес:
— Ты рискуешь своим рассудком. Только тезары могут без опасений совершать то, о чем ты просишь. Там искажается реальность…
— Я знаю, что меня ждет. Я не хочу сидеть в безопасности, я хочу летать! — Рэнд вскочил на ноги, несмотря на гипс и боль, которая прошила его от резкого движения. — Я хочу лететь туда, куда летишь ты, видеть то, что ты видишь. Я покинул дом, чтобы получить на это право!
Кривая усмешка коснулась губ Палатона.
— Ты хочешь видеть то, что, по-твоему, видел я? Никто в моем народе не смог бы пообещать сделать из тебя пилота, неважно, какими бы отступниками ни были эти чоя. Ты не представляешь, чего это стоит, и твои надежды и желания тут вовсе ни при чем — все зависит от генетического кода, от того, что ты не в силах изменить.
— Но как мне узнать об этом, откуда это известно вам, если вы не даете нам даже малейшего шанса? Никто другой не позволит мне того, что можешь позволить ты.
— Потому что это невозможно.
— Тезарианское устройство — всего-навсего маленький черный ящик. Я видел его. Я видел, как пилоты носят его с корабля на корабль. Это машина. Так научи меня управлять ею!
Палатон поднес руку ко лбу, к тому месту, где располагалось основание рогового гребня, как будто желая потереть его. Он устало опустил руку, не донеся ее до головы.
— Не могу.
Головы проходящих мимо существ поворачивались вслед ему, отмечая, что посланник облачен в защитную одежду, а значит, совсем не так беспомощен, как кажется. Одежда искажала тень, которая поднималась и опадала в такт его шагам. Разумеется, такая защита могла выдержать не всякое нападение, но при покушении вполне могла помочь ему сохранить жизнь. Так уже случалось, хотя давным-давно.
Томас запрокинул голову и взглянул на небо, учуянное серыми тучами, движущимися слишком быстро, чтобы пролить дождь на город Союза. Он вдохнул свежий воздух. Каким бы ни было прошлое Скорби, ее народ был либо слишком умен, чтобы сохранить свою планету, либо вымер слишком давно, и равновесие на планете восстановилось. Посланник завидовал их мудрости.
Он замедлил шаги, приблизившись к заполненной прозрачным кристаллом реке. Во всем городе были естественные водоемы, ручьи, пруды и озера, а с утесов, возвышающихся на горизонте, изливались водопады — их питали холодные горные озера. Но кристаллизованные реки и озера в городе были не природного происхождения, их наполняла не вода, а материал, напоминающий кварц — он превратил эти реки и озера в могилы.
Томас задержался у берега реки. Большинство живущих в Чертогах Союза быстро привыкали к этому зрелищу. Посланник так и не смог к нему привыкнуть и знал, что нескольких его знакомых по-прежнему потрясал этот вид. Одним из этих знакомых был чоя, которому посланник хотел бы доверять.
Набережная слегка расширялась, и здесь, среди рощи осыпанных золотистыми пятнами деревьев, Томас нашел скамью и сел. Хотя скамья и не совсем подходила для человеческого тела, она не причиняла слишком большого неудобства. Позицию Томас выбрал не случайно — здесь кварцевый поток переходил в озеро, отсюда мост тянулся в центральный район города, и здесь мертвые были видны особенно отчетливо.
Как мотыльки, на целую вечность заключенные в янтаре, мертвые существа были заключены в кристалл. Томасу казалось, что на их лицах отражается и изумление, и испуг. Матери прижимали к себе детей. Юные влюбленные обнимали друг друга, как будто страсть могла спасти их от неминуемой гибели. Никто не знал, что здесь случилось, какие враги явились и погубили целый народ, как это было сделано, ибо превратить воду в кварц казалось невозможным, однако доказательство было налицо. Бережно сохранив свою планету, этот народ подвергся нападению врагов — неизвестных, неназванных.
Скорбь нашли, и увиденное на ней зрелище стали считать предзнаменованием. «Такая судьба и смерть ждет и вас», казалось, говорила планета тем, кто еще не одумался. Поэтому постоянно враждующие между собой инопланетяне, которые обнаружили планету, оставили ее нетронутой и основали на ней Союз. Трупы в кварце сохранились неповрежденными, несмотря на отчаянные попытки ксенобиологов и археологов исследовать их.
Позади Джона Тейлора Томаса послышался шорох, он уловил и его, и знакомый запах, и понял, что существо, с которым он назначил встречу, уже прибыло. Посланник не шелохнулся — никогда не следовало проявлять страх перед врагами.
— Вы до сих пор не побороли нерешительность, посланник?
— Пожалуй, да, посланник, — ответил Томас ГНаску, а затем повернулся на скамье.
Абдрелик устроился у подножия одного из деревьев. Кожа на его лице собралась в глубокие морщины.
— Можете убрать защиту, Томас. Думаю, нас с вами многое связывает.
Проклиная себя за нанесенное абдрелику оскорбление, Томас убрал защитное поле до минимального уровня. Его встреча с абдреликом обещала быть краткой, и Томас решил не церемониться.
— Где она?
— У меня. С ней все в порядке, если не считать, что мы успели забрать ее из самого пекла.
Томас взглянул в поросячьи глазки абдрелика.
— Она ранена?
— Разумеется, нет. Ваша дочь — поразительная… особь. Разум и чувство здравого смысла сочетаются в ней с пониманием, когда необходимо воспользоваться тем или иным.
Томас почувствовал облегчение. Алекса в безопасности. Настолько в безопасности, насколько может быть после вживления симбионта. Настолько здорова, насколько возможно… после всего.
— Значит, вы добились всего, чего хотели.
— Не совсем так, — ГНаск сделал чудовищно глубокий вдох. ГНаск был амфибией, и внезапное осознание, насколько опасен он может быть под водой, поразило Томаса. — Нашим друзьям не понравилось это маленькое исследование. Они уничтожили свое поселение и доказательство, которое было нам необходимо. Однако… думаю, мы можем причинить чоя еще немало неприятностей.
— Мы говорили не только о неприятностях. Мы решили обвинить их во вмешательстве в дела другого народа, нарушении прав народа планеты класса Зет.
ГНаск поднес тыльную сторону мясистой ладони к углу рта и слегка вытер его.
— Договоренность была такой, что если подтвердится вмешательство чоя, они не останутся безнаказанными. Паншинеа — умнейшее существо, посланник. Я не решусь обвинить его, не представив самые убедительные доказательства. И как только мне это удастся, вы получите свою дочь обратно.
— Но мы можем хотя бы увидеться? Что-то промелькнуло в мутных глазах ГНаска.
— Если она этого захочет, — сказал он и поднялся. — Мы будем поддерживать связь, Томас. И перестаньте тревожиться. Ей неплохо живется с нами.
С этими словами абдрелик повернулся и ушел, взбираясь на холм, по направлению к заросшей травой аллее, ведущей к улицам и кварталам города.
Томас стоял, глядя ему вслед. Он закрыл глаза, чтобы облегчить боль. Значит, она не погибла на Аризаре, хотя он знал, что его единственная и любимая дочь умерла уже много лет назад — когда абдрелик впервые вживил своего симбионта в ее тело. Томас открыл глаза и обнаружил, что его кулак сжался, а ногти впились в ладонь.
ГНаск не знал, что нанятый Томасом биохимик уже работал над поисками нейтрального средства, чтобы избавить Алексу от симбионта, как только она вернется к отцу. Работа была долгой и нудной, но последние вести, полученные Томасом, оказались обнадеживающими — чрезвычайно обнадеживающими.
— Мы не настолько просты, как тебе кажется, — пробормотал Томас. Лист сорвался с ветки над его головой и опустился на его плечо. Томас поднял голову и прибавил защитное поле на полную мощность. На этой планете он жил среди врагов и никогда не должен был забывать об этом.
Рэнд не отходил от иллюминатора, несмотря на предупреждение на пульте, что вскоре он будет закрыт при прохождении через Хаос. Его рука и бедро слегка побаливали — эта находящая приливами боль напоминала Рэнду и о том, что он был ранен, и о том, что дело идет на поправку. Он наблюдал, как планета, на которую он возлагал столько надежд и в конце концов ничего не получил, становится маленькой, умещающейся в иллюминаторе.
Он не слышал, как вошел Палатон, но внезапно ощутил его присутствие. Рэнд повернулся и заметил:
— Там ничего не осталось.
— Да, почти ничего.
Двойные голоса чоя подчеркивали один другой. Рэнд слышал скорбь и силу в обоих голосах, и различие было едва уловимым, так что Рэнд сам удивлялся, как мог заметить его. Рэнд смутился.
— Мне следовало быть там.
Палатон взглянул на него. Морщины прорезали его лоб с неуправляемой прядью волос и гордо вздымающимся над ним остроконечным роговым гребнем.
— Но неужели нам ничего не удалось сохранить — оттуда, с Аризара? Никакой надежды, взаимопонимания?
— Мне не… — Рэнд замолчал и сделал отчаянный жест ладонью, не находя слов.
— Да, — кивнул Палатон, — может быть. Но у тебя еще все впереди — вот что самое главное.
Впереди было осуществление возможностей. Исполнение надежд. Именно это разглядел в нем чоя и ради этого спас его. Именно это чоя видели везде, куда ни обращались — потенциал. Понимание того, как мыслит чужое ему существо, на мгновение ошеломило Рэнда.
Должно быть, это напоминает ситуацию, когда глядя на что-нибудь, видишь не только моментальную сущность этого предмета, но и возможности, скрытые в нем? Что, если они ошибаются? Откуда они знают о своей правоте? Должно быть, такую уверенность придает им опыт. Рэнд задумался об уверенности, приходящей с опытом. Неудивительно, что чоя возглавили Союз космических народов. Неудивительно, что они стали пилотами, покорителями Хаоса. Единственное, что удивляло Рэнда — то, что Палатон разглядел нечто именно в нем.
Палатон сел гибким и плавным движением. Протянув руку, он положил ее Рэнду на плечо и тут же убрал. Этот жест был таким быстрым, что Рэнд не был уверен, не почудилось ли это ему.
Чоя не любили случайных физических контактов. Рэнд взглянул на инопланетянина, на его роговой гребень, подхватывающий гриву волос, которые спускались с затылка массивной головы Палатона. Интересно, бились ли они своими гребнями, как лоси и олени, на заре развития их народа? А может, роговая корона выросла, чтобы защитить их мощный мозг внутри черепа? Откуда взялся их инстинкт всегда держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки? Рэнд подумал, что никогда об этом не узнает. Если он мало что знал о самом себе, своем народе, вряд ли можно было надеяться узнать что-то о совершенно чужих существах.
Он принялся противоречить сам себе, как только увидел тень, промелькнувшую в глазах чоя с золотистыми крапинками. В душе Рэнда нарастало сомнение и беспокойство.
— Ты не сказал Риндалану, — заметил он, слегка запнувшись на имени старого чоя.
Палатон во вздохом откинулся на спинку своего кресла.
— Нет. Да и как я мог? Все мы, чоя, связаны вместе в различных замыслах единого Вездесущего Бога. Он не понял бы, какая связь существует между нами.
Рэнд добавил тихо:
— Он не понял бы, что я ношу твой бахдар.
— Да, — лицо Палатона напряглось, как будто он собирался с мыслями. — И никто бы этого не понял. Думаю, Ринди мог бы попытаться, но поскольку я не смогу прочесть его мысли… лучше не рисковать. Рэнд, это очень важно. Ты должен понять, что я не могу, допустить, чтобы о связи между нами узнали. Рэнд склонил голову.
— Кажется, я понимаю.
— Правда? — Палатон отвернулся от иллюминатора, за которым взгляд натыкался только на черный бархат пространства. — Я прошу об этом не ради себя, а ради Чо.
Минуту Рэнд молчал, думая о доме, в котором с помощью единственного человека все обернулось бы иначе, но, вероятно, такого не могло бы случиться, хотя одному Богу известно, сколько тысяч человек пытались сделать это на протяжении всей истории. Но быть императором планеты… его мысли и зрение затуманились. Рэнд провел руками по лицу, отгоняя туман и зная, что эта временная слепота — последствие препарата, данного в школе еще до бегства и налета. Этот препарат должен был искусственно поставить его в зависимость от чужого существа, сидящего рядом. Совсем необязательно было так делать. Вероятно, чоя не имели представления о дружбе, потому и пытались добиться связи такими методами. Рэнд знал, что мало-помалу слепота овладеет им, ему придется это пережить, а затем все пройдет. Он радовался тому, что не получил полную дозу препарата. Ему предстояло менее тяжкое испытание.
Но чистота мыслей была совсем иным делом. Казалось, в его голове умещаются мысли и его самого, и чоя… и Рэнд ничего не понимал, кроме того, что его мысли затеняются, каждое их слово вызывает противоречие, каждый образ заменяется совершенно иным. Даже его голос принадлежал одновременно и ему, и кому-то еще… Рэнд глубоко вздохнул, и этот вздох привлек внимание Палатона.
— Ты устал, — чоя поднялся. — Мне бы не хотелось делать это сейчас, но боюсь, потом нам не хватит времени, а тебе необходимо узнать, как защититься, как сберечь то, что ты носишь в себе, — лицо Палатона напряглось. — Если они об этом узнают, то уничтожат не только меня, но и тебя.
Рэнд сухо подумал, что он уже привык подвергать себя опасности, но мысль о потере Палатона вызвала в нем странное чувство, чем-то родственное панике. Он ощутил, как это чувство постепенно уходит, заменяясь пустотой, и насторожился.
— Объясни мне, что надо делать, — попросил он.
Рэнд не пытался понять, почему то, что объясняет ему Палатон, должно подействовать — он просто слушал и пытался повторить сам.
В общем это походило на приглушение биения собственного сердца, на электрический ток, порожденный его мыслями. Повторить это оказалось легче, чем предполагал Рэнд, когда Палатон подробно объяснил ему способ защиты. Как только Рэнду это удалось, он почувствовал облегчение. Спор двух существ в нем утих, если не совсем исчез.
Рэнд вопросительно взглянул на Палатона.
— Я все понял. Когда я должен это делать?
— Постоянно, — отозвался пилот. — Не тревожься, вскоре это войдет в привычку.
Действительно, он оказался прав. Но непривычные усилия утомили Рэнда, и он обмяк, хоть и старался держаться.
Палатон подхватил его.
— Тебе уже пора отправляться в свою каюту, — в его голосе прозвучала тревога — предстоял межпространственный прыжок.
— Нет, — все давнее желание Рэнда слилось в его внутреннем голосе, давно знакомом голосе, подчиняться которому он привык. — Разреши мне посмотреть на Хаос вместе с тобой.
Чоя слегка покачал головой, глядя на человека. Палатон не носил украшений на лице, подобно многим чоя, и нити тонких лицевых мышц привычно напрягались под первым, прозрачным слоем кожи. Его выражение стало слишком явным.
— Нет, — отказался он.
В трейде, на котором они говорили, не было слова «пожалуйста». Эквивалентами считались выражения «подумай еще раз» или «не торопись», которыми пользовались, желая заключить сделку. Слово, которое чуть не слетело с его губ, разозлило Рэнда, но он сдержался. Между ними не могло и речи быть о сделке — возможна была только мольба. Рэнд не представлял, что ему откажут. Он сразу сбросил щит, который только что с таким трудом воздвиг.
Второй голос, тень, мечущаяся в его голове, подсказал нужное слово. Рэнд произнес его, и Палатон вздрогнул, как от удара. Его губы приоткрылись, он помолчал, а затем осторожно произнес:
— Ты рискуешь своим рассудком. Только тезары могут без опасений совершать то, о чем ты просишь. Там искажается реальность…
— Я знаю, что меня ждет. Я не хочу сидеть в безопасности, я хочу летать! — Рэнд вскочил на ноги, несмотря на гипс и боль, которая прошила его от резкого движения. — Я хочу лететь туда, куда летишь ты, видеть то, что ты видишь. Я покинул дом, чтобы получить на это право!
Кривая усмешка коснулась губ Палатона.
— Ты хочешь видеть то, что, по-твоему, видел я? Никто в моем народе не смог бы пообещать сделать из тебя пилота, неважно, какими бы отступниками ни были эти чоя. Ты не представляешь, чего это стоит, и твои надежды и желания тут вовсе ни при чем — все зависит от генетического кода, от того, что ты не в силах изменить.
— Но как мне узнать об этом, откуда это известно вам, если вы не даете нам даже малейшего шанса? Никто другой не позволит мне того, что можешь позволить ты.
— Потому что это невозможно.
— Тезарианское устройство — всего-навсего маленький черный ящик. Я видел его. Я видел, как пилоты носят его с корабля на корабль. Это машина. Так научи меня управлять ею!
Палатон поднес руку ко лбу, к тому месту, где располагалось основание рогового гребня, как будто желая потереть его. Он устало опустил руку, не донеся ее до головы.
— Не могу.