Страница:
Рэнд вытянул руку и уставился на нее. Ринди рассмеялся, а мальчик покраснел, резко опустив руку.
— Неужели это настолько тебя удивляет? Рэнд покусал нижнюю губу, прежде чем ответить.
— Точно не знаю, — медленно проговорил он. — Интересно, а вы можете увидеть… зло?
— Антибога Умма. Зло легче выявить по его делам, нежели по виду. Но понять зло бывает гораздо сложнее, чем добро.
— Общеизвестная истина, — Рэнд положил голову на спинку сидения. Подголовник, предназначенный для чоя, располагался гораздо выше.
— Одна из многих, связующая нас. Союз образован благодаря сходству, а не различиям.
Глаза Рэнда метнулись в его сторону.
— Мне казалось, что это вас радует, — он замолчал, и Ринди уже хотел оставить его в покое, ибо человек выглядел усталым, но не смог.
— Мы разлучили тебя с Палатоном, — произнес он, — только по необходимости. Он никогда бы не позволил нам настоять на большем.
Бирюзовые глаза пристально изучали Прелата. Ринди разгладил одежду на коленях, выравнивая складки и подбирая слова.
— Чо с трудом принимает пришельцев. За последние несколько столетий их побывало здесь менее десятка.
На горизонте выросло массивное черное строение. Его высокая ограда защищала двор от толп, до сих пор наводняющих улицы. В темных окнах отражалось небо Чо. Рэнд заметил, что Ринди неотрывно смотрит в сторону здания, и понял, что именно к нему они направляются.
— У меня не было выбора, кроме как оказаться здесь, — произнес Рэнд. Он чувствовал, как его грудь сжимается от тоски, и старался сдержать слезы, подступающие к глазам.
— И, к несчастью, наследник не дал нам выбора, кроме как принять тебя. Но это не означает, что мы не можем принять меры предосторожности.
Ворота открылись с пугающей бесшумностью. Машина въехала в них. Охрана выстроилась вдоль стен. По мере того, как машина приближалась к зданию, Рэнд разглядел чоя, вышедших из боковой двери. Они были одеты в защитные костюмы, похожие на древние скафандры для дальнего космоса или одежду спасателей, работающих во время стихийных бедствий. Ринди поднялся с кресла.
— Я останусь с тобой, — произнес Прелат.
Как друг? Или некто, желающий узнать все плохое, что может оказаться в нем? Рэнд сдержал в себе вопросы, на которые ему никто бы не ответил, и сосредоточился на защите, показанной ему Палатоном. Он не сомневался, что сейчас эта защита понадобится ему сильнее всего.
Глава 6
Глава 7
— Неужели это настолько тебя удивляет? Рэнд покусал нижнюю губу, прежде чем ответить.
— Точно не знаю, — медленно проговорил он. — Интересно, а вы можете увидеть… зло?
— Антибога Умма. Зло легче выявить по его делам, нежели по виду. Но понять зло бывает гораздо сложнее, чем добро.
— Общеизвестная истина, — Рэнд положил голову на спинку сидения. Подголовник, предназначенный для чоя, располагался гораздо выше.
— Одна из многих, связующая нас. Союз образован благодаря сходству, а не различиям.
Глаза Рэнда метнулись в его сторону.
— Мне казалось, что это вас радует, — он замолчал, и Ринди уже хотел оставить его в покое, ибо человек выглядел усталым, но не смог.
— Мы разлучили тебя с Палатоном, — произнес он, — только по необходимости. Он никогда бы не позволил нам настоять на большем.
Бирюзовые глаза пристально изучали Прелата. Ринди разгладил одежду на коленях, выравнивая складки и подбирая слова.
— Чо с трудом принимает пришельцев. За последние несколько столетий их побывало здесь менее десятка.
На горизонте выросло массивное черное строение. Его высокая ограда защищала двор от толп, до сих пор наводняющих улицы. В темных окнах отражалось небо Чо. Рэнд заметил, что Ринди неотрывно смотрит в сторону здания, и понял, что именно к нему они направляются.
— У меня не было выбора, кроме как оказаться здесь, — произнес Рэнд. Он чувствовал, как его грудь сжимается от тоски, и старался сдержать слезы, подступающие к глазам.
— И, к несчастью, наследник не дал нам выбора, кроме как принять тебя. Но это не означает, что мы не можем принять меры предосторожности.
Ворота открылись с пугающей бесшумностью. Машина въехала в них. Охрана выстроилась вдоль стен. По мере того, как машина приближалась к зданию, Рэнд разглядел чоя, вышедших из боковой двери. Они были одеты в защитные костюмы, похожие на древние скафандры для дальнего космоса или одежду спасателей, работающих во время стихийных бедствий. Ринди поднялся с кресла.
— Я останусь с тобой, — произнес Прелат.
Как друг? Или некто, желающий узнать все плохое, что может оказаться в нем? Рэнд сдержал в себе вопросы, на которые ему никто бы не ответил, и сосредоточился на защите, показанной ему Палатоном. Он не сомневался, что сейчас эта защита понадобится ему сильнее всего.
Глава 6
Хат отвернулся от экранов, обрывая движением руки захлебывающиеся голоса комментаторов и с наслаждением наблюдая, как в комнате воцаряется тишина и полумрак. Как хищники, они будут виться над Палатоном, пока от того не останутся обглоданные кости, думал Хат. Или над Чаролоном — пока не оставят на его месте только черные обгоревшие камни. Бесстыдные торговцы сплетнями.
А сам он — не больше, чем нянька, подумал землянин, поднимаясь на ноги. Крыло помещения школы Голубой Гряды было пустым, тихим и унылым. Из него уже исчезло всякое напоминание о курсантах, окончивших школу полгода назад. Вскоре ожидалось прибытие новичков. Они появятся сразу же после того, как Палатон, наследник императора, просмотрит результаты регулярных испытаний, проведенных по всей планете. Почти всю жизнь Хат провел в Голубой Гряде — сначала как курсант, затем — тезар, а сейчас — как наставник, и все это время результаты испытаний проверял только Паншинеа. Хат задумался, будет ли другим способ проверки на этот раз. Как странно, что его бывший однокашник окажется вершителем судеб…
Не то, чтобы способности самого Хата, как тезара, никогда не равнялись способностям Палатона или Недара — нет. Скромность была не в его привычках. Но Хат был практичным чоя, крепко привязанным к земле и камням своего Дома. Оставив Земной дом ради Голубой Гряды, он ни разу не оглянулся. Он сомневался, что когда-нибудь семья услышит о каких-либо событиях в его жизни — разве что о смерти. Он отдал все, чтобы стать тезаром, а когда его попросили расстаться с мечтой ради будущих тезаров, он был рад сделать это. Да, он был счастлив оказаться наставником, учителем и даже нянькой — это радовало его сильнее, чем звание тезара, покорителя Хаоса. Старый наставник Моамеб хорошо понимал его, и когда попросил занять свое место, Хату не пришлось жертвовать космосом.
По странной иронии, Хат, который никогда особенно не заботился о своем бахдаре и его использовании при полетах в Хаосе и межпространственных прыжках, не потерял своего бахдара, как большинство других тезаров, не сгорел, мучаясь при отмирании нервных путей, отвечающих за психические способности, не страдал от потери силы, после чего остается только боль, мучительная болезнь и ожидание предстоящей смерти. Его не постигла участь тезара — та, которая, как считали, постигла Палатона.
Хат не верил в то, что Палатон погиб, потерялся при сгорании бахдара, хотя его исчезновение стало излюбленной темой сообщений на несколько лет. В сущности, исчезновение и возвращение Палатона прошли перед Хатордом по мере того, как вырастали курсанты Голубой Гряды. Если бы он тревожился о Палатоне, он присоединился бы к заинтересованным лицам, высказывая свои догадки, но не сделал этого. Ни один и ни одна чоя, которых знал Хат, никогда не горели так ярко, как Палатон. Следовательно, он не мог угаснуть просто так. Пройдет не меньше нескольких десятков лет, прежде чем невыносимый блеск его бахдара поблекнет. Хат был уверен, что именно так все и произойдет.
Что касается Недара, этот боевой пилот несомненно должен был сгореть, но в полете, а не в мирной обстановке, ожидая неизбежной болезни и смерти. Хат был уверен, что с ним все так и будет. Хотя о Палатоне он не слышал уже несколько лет, Недар время от времени появлялся в Голубой Гряде. У него, как и у Палатона, были в жилом крыле для тезаров свои комнаты. Эти комнаты оставались запертыми и пустыми, пока надменный чоя не возвращался и не открывал их. Когда он бывал в школе (Недар никогда не занимал место, он овладевал им со всей возможной полнотой), курсанты приходили взглянуть на него, чоя с несравненными способностями, легенду своего времени — такую же, какой стал Палатон. К удовольствию и удивлению Хата, его бывший однокашник доброжелательно относился к курсантам. Он не уставал рассказывать им о Хаосе и терпеливо отвечал на потоки вопросов.
Единственное, что он отказывался обсуждать с ними — свой бахдар. Разговоры о нем считались серьезным нарушением правил, тем не менее некоторые пытались заговорить о бахдаре, потому что постоянно думали о нем, как, к примеру, о сексе. Какое ощущение испытываешь, когда он горит все ярче? Как чувствуешь себя, когда внезапно начинаешь его терять, понимать, что бахдар подводит? Как смириться с этим?
Эти вопросы Недар отметал жестким, угрюмым взглядом и просто оставлял без ответа. Обычно курсанты, задавшие их, смущались и уходили, не возвращаясь ни в этот вечер, ни во все время пребывания Недара в школе. Даже самые дерзкие понимали, что злоупотребили доверием Недара.
Но Недар никогда не смотрел с подобной злобой на Хата, и тот не боялся когда-нибудь натолкнуться на такой взгляд. Они с Недаром были друзьями, хотя с чего началась их дружба, Хат так и не мог понять. Хат поступил в школу только благодаря своему дару и потому, что хорошо оплачиваемые контракты были неоценимы для его семьи. Недар прибыл сюда потому, что его отвергла школа Соляных Утесов, и, несмотря на все высокомерие, он родился со страстным желанием летать, необходимым ему, как дыхание. Хат чувствовал это.
Они с Палатоном тоже были друзьями, но у Палатона было слишком много знакомых. Он не поддавался порывам, благодаря которым Недар оставался одиноким, он был доброжелательным ко всем чоя.
Проходя по пустым коридорам, Хат вспоминал о тех временах, когда только зарождалась их дружба. Страх перед полетами был его постоянным спутником. Он умел летать, но не хотел этого. Заботы о курсантах, разделение их радостей и опасений гораздо больше волновали Хата. Страх перед полетом пронизывал самую глубину его души, и Хат боялся в этом признаться. Тот роковой день, когда погиб самый первый курсант — гораздо раньше, в самом начале тренировок — навечно оставил в нем страх. Это была ужасная, невообразимая случайность. Смерть всегда овевала тенью летные школы — в конце концов, курсантам приходилось летать вслепую, полагаясь всего лишь на крылья планеров и свой бахдар. Так начинались заключительные испытания тех, кому предстояло стать тезарами. Долгие месяцы изучения математики и физики должны были выдержать все желающие повелевать вселенной, но здесь, в Голубой Гряде, каждому приходилось прежде научиться управлять непостоянными ветрами Чо. С началом потери сенсорных способностей всегда погибали один-два курсанта — этого ожидали заранее.
Но тот случай был совсем иным. И каким-то, непонятным Хату образом, в нем был замешан Недар. Об этом знали только Хат и Моамеб, тезар, который помогал наставникам Голубой Гряды. Тогда Хата послали сообщить Недару, что он признан невиновным. Никто так и не узнал, что Недар находился под подозрением.
Хат отправился в комнату к Недару и нашел его выпивающим в одиночестве. Жало страха опять пронзило Хата. Недар сидел во вращающемся кресле, положив обутые в сапоги ноги на стол, со стаканом в руке. Такой чоя, как Недар, мог бы одним взглядом лишить Хата дара речи, и потому он застыл на пороге комнаты.
В конце концов Недар взглянул на него.
— Зачем ты пришел? — требовательно спросил он.
Но в его голосах Хат различил то, за что Недара можно было пожалеть. Недар боялся.
— Если меня исключат отсюда, — произнес Хат, — я никогда не смогу вернуться домой. Я боюсь этого каждый день.
Недар сбросил ноги на пол. Он помолчал, прежде чем ответить:
— Какое мне до этого дело?
И тогда Хат сообщил ему о том, что расследование завершено и что Недар признан невиновным.
С того самого дня между ними что-то произошло. Они оба надолго запомнили это, и теперь, когда низкие, вибрирующие голоса позвали Хата из тени, Хат безбоязненно повернулся. Он почти ожидал услышать Недара.
— Недар! Ты вернулся домой!
Хат затопил камин в своем кабинете. Он наблюдал, как отблески пламени пляшут на осунувшемся лице его друга. Недар всегда был привлекательным. Теперь же его черты заострились так, что на них было больно смотреть, глаза потухли и утонули в морщинах. Тезар держал в руке стакан, изредка отпивая из него янтарную жидкость — только затем, чтобы смочить пересохшее горло.
Рассказанное им изумило Хата: отступники, тайная колония, отречение тезаров от своих Домов ради поддержания традиции полетов. Уничтожение и муки… Хат сидел, не шевелясь.
— Об этом мне еще никто не говорил, — пробормотал он. — Я никогда не слышал об Аризаре, пока абдрелики не обвинили нас перед Союзом. И никто никогда не упоминал о колонизации…
— Публично этого никто и не стал бы делать. Их вычистили с Аризара, сожгли дотла, чтобы было труднее вести поиски. Никаких доказательств не осталось. Мне бы хотелось испытывать сожаление, но эти отступники были слишком жестокими в достижении своих целей. Они хотели убить меня, — закончил Недар. — Мой труп собирались увезти и выбросить. Но я не умер! У меня еще оставался бахдар, искра, которую удалось сохранить, пока я не набрался сил, чтобы бороться и освободиться.
Теперь Хат понимал, откуда взялась ненависть в его глазах.
— Недар, я…
— Нет, выслушай меня. Если я останусь здесь, ты окажешься в опасности. Палатон обязательно вернется… и я пока не знаю, враг он или они использовали его так же безжалостно, как меня. Но я знаю… — ненависть в глазах Недара вспыхнула ярче, чем огонь, возле которого они сидели. — Он был там! Он выжил, а я чуть не погиб. Я не могу доверять ему, пока не узнаю правду.
— Я тоже, — не раздумывая, выпалил Хат и тут же прикусил губу. — Как тебе удалось приземлиться? Везде были поставлены щиты от… — Он остановился: щиты были приготовлены против Палатона.
Недар улыбнулся, но улыбка так и не возникла в его глазах.
— Я прибыл после него, как только открылся порт. Приземлился недалеко отсюда. Мне хотелось оказаться дома, в Голубой Гряде. Ты же знаешь, это мой единственный настоящий дом.
— И ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь — ты знаешь об этом, брат.
— До тех пор, пока это не угрожает тебе или курсантам. Но никто не должен знать, что я здесь, Хат — даже мой Дом или родня. Я не хочу невольно причинить вред кому-нибудь из вас.
Хат сидел на краешке стула, теперь же он отодвинулся.
— Вряд ли Палатон участвовал в этом.
— Не знаю, что и думать о нем, — Недар сглотнул. — Героя можно одурачить так же легко, как любого другого, если он достаточно слеп. Паншинеа сделал его зависимым или считает, что сделал, поскольку объявил своим наследником. Нам обоим известно, что император не намерен оставлять престол, пока он жив. Но насколько я знаю Палатона, он считает, что способен освободиться от этой зависимости или хотя бы бороться, если император начнет затягивать узлы. Кто знает, что завело его на Аризар.
— Понимаю.
— Правда? — пробормотал Недар. — Хат, тебе придется нелегко, если враги выследят меня.
— Школа Голубой Гряды защищает своих тезаров. Защищает и помогает им. Мне пора, — Хат поднялся. — Ты можешь остаться здесь. Я попрошу принести сюда ужин.
Недар отдал ему салют почти полным стаканом.
— Спасибо, — он откинулся в кресле и зажмурил глаза, глядя на огонь.
Хат осторожно закрыл дверь, чтобы не потревожить его.
Им не хотелось прикасаться к нему. Он видел это по их лицам даже через защитные маски, когда они увели его от Ринди. Рэнд попробовал возразить, но старый чоя взглянул на него так строго, как будто просил не позориться самому и не позорить Палатона, и Рэнд прикусил губу, поняв Прелата. Внутри черного здания его провели в обнесенную решетками комнату. Его раздели, сняли даже гипс и повязки, уложили на решетчатый стол и, после того, как бесцеремонно рассмотрели его глаза, дали очки с красноватыми стеклами. А затем на него направили какой-то луч, предварительно выйдя за барьер, как будто он, Рэнд, был разносчиком опаснейшей из болезней.
Рэнд лежал на решетке и старался прогнать неприятные мысли. Несмотря на направленный на него луч, от которого глазам было больно даже через защитные очки, в комнате стало прохладно, и Рэнд задрожал. Чоя переговаривались, не обращая на него внимания, но они говорили на трейде, и потому Рэнд все понимал.
— Что у нас есть об этих существах?
— Квино собрали о них немало сведений. Они успели проделать большую исследовательскую работу, прежде чем Союз обвинил их во вмешательстве. Хочешь, чтобы я запросил их?
— Пожалуй. Дай-ка я еще раз посмотрю на него.
Последовала пауза, во время которой женщина-чоя — по крайней мере, Рэнду ее голоса показались женскими, но разглядеть фигуру и лицо под мешковатым костюмом он так и не смог — фыркнула и произнесла:
— Нам известно, что это млекопитающее с внешними половыми органами — которые, думаю, слишком чувствительны к смене температуры.
Рэнд почувствовал, как по его телу прошел жар — от макушки до пят. Чоя продолжали отрывисто переговариваться, они работали с информацией из базы данных. Он услышал:
— Вряд он слишком сильно загрязнен. Такие повязки могли быть сделаны на орбитальной станции — они наверняка обработали его.
— Оставь их. Отправь на стерилизацию, а потом вновь наложим. Нет смысла тратить на него новый материал.
Да, на него вообще нет смысла что-нибудь тратить. Рэнд повернул голову, когда луч сканера надвинулся на него, засияв в полную силу. Он прищурился. За ним наблюдали, как за подопытным животным.
Чоя за барьером заметили его движение.
— Лежи смирно! — и добавили в сторону: — Придется сканировать снова. Надо было заранее привязать его.
Рэнд облизнул внезапно пересохшие губы. Он заставил себя не шевелиться, несмотря на то, что разбинтованная нога ужасно ныла и он чувствовал, как судорога сводит мышцу бедра.
Должно быть, это подергивание было видно на экране, потому что чоя резко воскликнул:
— Что это?
— Мышечный спазм, по всей вероятности. Да. С этой конечности были сняты повязки.
— Сделай запись для последующего осмотра. По-видимому, ему не слишком больно.
Рэнд подумывал о том, не спросить ли чоя, для чего его готовят — неужто для продажи? Прожектор вновь придвинулся к лицу, но Рэнду удалось не шевельнуться. Прошла томительная минута, и старший из чоя заключил:
— Готово. Теперь потребуется физический осмотр. Есть добровольцы?
Женщина воскликнула подрагивающими от отвращения голосами:
— Только не я! Второй чоя спросил:
— Исследование полостей, отверстий — словом, полный осмотр?
— Нам необходимы эти сведения.
Послышался тяжелый вздох. Затем тот же голос произнес:
— В пределах моих возможностей я мог бы это сделать.
Рэнд наблюдал, как одна из высоких, закутанных в мешковатый костюм фигур отделилась от двух других за барьером и направилась к нему. Чоя выдвинул ящик из-под решетчатого стола, и Рэнд услышал позвякивание инструментов.
Стол подняли повыше. Боль пронзила ногу Рэнда, и он вздрогнул. Затянутая в перчатку рука чоя метнулась и придавила его к столу.
— Если ты потребовал от нас гостеприимства, — произнесли голоса существа, лицо которого было почти скрыто под маской, а глаза блестели твердо, как драгоценные камни, — то тебе придется смириться с некоторыми неудобствами. Мы не хотим, чтобы сюда была завезена болезнь — намеренно или случайно.
Рэнд вздохнул, борясь с болью и страхом.
— За кого вы меня принимаете?
— Затрудняюсь сказать. Но буду иметь более полное представление, когда прочитаю отчеты квино. Ты с планеты класса Зет — для меня это совершенно незнакомые дебри. — Чоя еще раз прижал его ладонью к столу и склонился. — Будет лучше, если ты расслабишься.
Они обошлись с Рэндом не лучше и тогда, когда принесли обратно простерилизованные повязки. Чоя, проводивший осмотр, отступил с гримасой, которая легко читалась даже под маской.
— Хватит с меня грязной работы. Триста, иди сюда и перевяжи его.
Рэнд лежал оскорбленный и измученный, спина ныла от решетчатого стола. Чоя осматривала его так же бесцеремонно, как кусок мяса. Перевязка казалась облегчением только из-за того, что, по-видимому, означала завершение осмотра, то, что вскоре его оденут и выпустят отсюда.
Женщина-чоя грубо и быстро перевязала ему руку, ногу и плечо. Она явно торопилась. Первый чоя вернулся за барьер. Старший из чоя заметил:
— Возьми пробы волос, кожи и всех выделений организма.
Триста забормотала ругательства сквозь стиснутые зубы. Рэнд поднял голову. Она ударила его ладонью в перчатке по лбу, коротко приказав «лежать!»
Он почувствовал ледяное прикосновение скальпеля к бедру, отчего его кожа покрылась мурашками.
— Я сам… — начал Рэнд, но чоя коротко перебила:
— Я возьму все, что понадобится, — и нашла катетер.
Рэнд сжимал зубы от нарастающих в нем унижения и боли. Закончив сбор проб, чоя отступила. Ее глаза были странного желтого цвета.
— Сейчас принесут твою одежду.
— А что, вивисекции не будет? — мстительно поинтересовался Рэнд.
Ее глаза потемнели.
— Не беспокойся, если понадобится — будет. Что касается меня, я бы просто вышвырнула тебя отсюда, — она отошла, удаляясь из поля зрения Рэнда. — Жди здесь.
Рэнду было некуда идти, как бы ему этого ни хотелось. Он лежал тихо, прислушиваясь к тому, как чоя обсуждают достоверность отчетов квино.
— Этого не может быть!
— Чего не может быть?
— Даже если учесть объем его мозга… вы только посмотрите!
Послышался характерный смешок чоя — сухой и отрывистый.
— Согласно этим данным, у каменных столбов Кирлона больше разума, чем у людей! Не могу этому поверить!
— Значит, ничего более сложного, чем случайная резонансная чувствительность? Ты уверен?
— Это данные Союза, подтвержденные квино.
— Не удивительно, что у абдреликов текут слюнки при виде них. Эти существа потерпели неудачу в Союзе, и теперь ГНаск считает их планету просто большой обеденной кастрюлей.
У Рэнда сжалось сердце. Они считали его не более разумным, чем какое-нибудь животное. Тогда зачем он понадобился Палатону? Что увидел в нем тезар такого, что не смогли разглядеть другие чоя? И куда подевался Ринди?
Через несколько томительных минут в комнату вошла чоя со сваленной на металлическом подносе одеждой Рэнда. Она сбросила одежду на край стола, приказав:
— Одевайся.
Она не спросила, нужна ли ему помощь, и Рэнд ни о чем ее не попросил. Ему пришлось напрячься, чтобы осторожно слезть со стола, но он справился с этой задачей.
За барьером появился Ринди.
— Вы уже закончили?
Самый высокий из закутанных в мешковатые костюмы чоя повернулся к Прелату.
— Я бы хотел провести несколько общих тестов на интеллект и исследовать парапсихологические способности.
Ринди задумчиво взглянул на него и покачал головой.
— По этому поводу обратитесь к данным Союза. Такое исследование будет бесполезной тратой времени. Думаю, мне придется настаивать, чтобы вы передали его мне, если вы завершили процесс стерилизации.
Высокий чоя с блестящими, как камни глазами, сухо заметил:
— Еще немного — и он испустит дух, — и отвернулся.
Рэнд не сомневался в этом. Он обмяк в протянутых к нему руках Ринди. Старый чоя взглянул на него.
— В жизни нам всем приходится претерпеть испытания, — произнес он, — и некоторые из них неизбежны.
Рэнд не смог ему ответить. Он сосредоточился только на том, чтобы потихоньку переставлять по полу ноги. Своим защищенным бахдаром он чувствовал, как чоя смотрят ему вслед — с ненавистью и презрением. Он задумался, что могли сделать люди, чтобы заслужить такое отношение. Неужели чоя относятся подобным образом ко всем пришельцам?
А сам он — не больше, чем нянька, подумал землянин, поднимаясь на ноги. Крыло помещения школы Голубой Гряды было пустым, тихим и унылым. Из него уже исчезло всякое напоминание о курсантах, окончивших школу полгода назад. Вскоре ожидалось прибытие новичков. Они появятся сразу же после того, как Палатон, наследник императора, просмотрит результаты регулярных испытаний, проведенных по всей планете. Почти всю жизнь Хат провел в Голубой Гряде — сначала как курсант, затем — тезар, а сейчас — как наставник, и все это время результаты испытаний проверял только Паншинеа. Хат задумался, будет ли другим способ проверки на этот раз. Как странно, что его бывший однокашник окажется вершителем судеб…
Не то, чтобы способности самого Хата, как тезара, никогда не равнялись способностям Палатона или Недара — нет. Скромность была не в его привычках. Но Хат был практичным чоя, крепко привязанным к земле и камням своего Дома. Оставив Земной дом ради Голубой Гряды, он ни разу не оглянулся. Он сомневался, что когда-нибудь семья услышит о каких-либо событиях в его жизни — разве что о смерти. Он отдал все, чтобы стать тезаром, а когда его попросили расстаться с мечтой ради будущих тезаров, он был рад сделать это. Да, он был счастлив оказаться наставником, учителем и даже нянькой — это радовало его сильнее, чем звание тезара, покорителя Хаоса. Старый наставник Моамеб хорошо понимал его, и когда попросил занять свое место, Хату не пришлось жертвовать космосом.
По странной иронии, Хат, который никогда особенно не заботился о своем бахдаре и его использовании при полетах в Хаосе и межпространственных прыжках, не потерял своего бахдара, как большинство других тезаров, не сгорел, мучаясь при отмирании нервных путей, отвечающих за психические способности, не страдал от потери силы, после чего остается только боль, мучительная болезнь и ожидание предстоящей смерти. Его не постигла участь тезара — та, которая, как считали, постигла Палатона.
Хат не верил в то, что Палатон погиб, потерялся при сгорании бахдара, хотя его исчезновение стало излюбленной темой сообщений на несколько лет. В сущности, исчезновение и возвращение Палатона прошли перед Хатордом по мере того, как вырастали курсанты Голубой Гряды. Если бы он тревожился о Палатоне, он присоединился бы к заинтересованным лицам, высказывая свои догадки, но не сделал этого. Ни один и ни одна чоя, которых знал Хат, никогда не горели так ярко, как Палатон. Следовательно, он не мог угаснуть просто так. Пройдет не меньше нескольких десятков лет, прежде чем невыносимый блеск его бахдара поблекнет. Хат был уверен, что именно так все и произойдет.
Что касается Недара, этот боевой пилот несомненно должен был сгореть, но в полете, а не в мирной обстановке, ожидая неизбежной болезни и смерти. Хат был уверен, что с ним все так и будет. Хотя о Палатоне он не слышал уже несколько лет, Недар время от времени появлялся в Голубой Гряде. У него, как и у Палатона, были в жилом крыле для тезаров свои комнаты. Эти комнаты оставались запертыми и пустыми, пока надменный чоя не возвращался и не открывал их. Когда он бывал в школе (Недар никогда не занимал место, он овладевал им со всей возможной полнотой), курсанты приходили взглянуть на него, чоя с несравненными способностями, легенду своего времени — такую же, какой стал Палатон. К удовольствию и удивлению Хата, его бывший однокашник доброжелательно относился к курсантам. Он не уставал рассказывать им о Хаосе и терпеливо отвечал на потоки вопросов.
Единственное, что он отказывался обсуждать с ними — свой бахдар. Разговоры о нем считались серьезным нарушением правил, тем не менее некоторые пытались заговорить о бахдаре, потому что постоянно думали о нем, как, к примеру, о сексе. Какое ощущение испытываешь, когда он горит все ярче? Как чувствуешь себя, когда внезапно начинаешь его терять, понимать, что бахдар подводит? Как смириться с этим?
Эти вопросы Недар отметал жестким, угрюмым взглядом и просто оставлял без ответа. Обычно курсанты, задавшие их, смущались и уходили, не возвращаясь ни в этот вечер, ни во все время пребывания Недара в школе. Даже самые дерзкие понимали, что злоупотребили доверием Недара.
Но Недар никогда не смотрел с подобной злобой на Хата, и тот не боялся когда-нибудь натолкнуться на такой взгляд. Они с Недаром были друзьями, хотя с чего началась их дружба, Хат так и не мог понять. Хат поступил в школу только благодаря своему дару и потому, что хорошо оплачиваемые контракты были неоценимы для его семьи. Недар прибыл сюда потому, что его отвергла школа Соляных Утесов, и, несмотря на все высокомерие, он родился со страстным желанием летать, необходимым ему, как дыхание. Хат чувствовал это.
Они с Палатоном тоже были друзьями, но у Палатона было слишком много знакомых. Он не поддавался порывам, благодаря которым Недар оставался одиноким, он был доброжелательным ко всем чоя.
Проходя по пустым коридорам, Хат вспоминал о тех временах, когда только зарождалась их дружба. Страх перед полетами был его постоянным спутником. Он умел летать, но не хотел этого. Заботы о курсантах, разделение их радостей и опасений гораздо больше волновали Хата. Страх перед полетом пронизывал самую глубину его души, и Хат боялся в этом признаться. Тот роковой день, когда погиб самый первый курсант — гораздо раньше, в самом начале тренировок — навечно оставил в нем страх. Это была ужасная, невообразимая случайность. Смерть всегда овевала тенью летные школы — в конце концов, курсантам приходилось летать вслепую, полагаясь всего лишь на крылья планеров и свой бахдар. Так начинались заключительные испытания тех, кому предстояло стать тезарами. Долгие месяцы изучения математики и физики должны были выдержать все желающие повелевать вселенной, но здесь, в Голубой Гряде, каждому приходилось прежде научиться управлять непостоянными ветрами Чо. С началом потери сенсорных способностей всегда погибали один-два курсанта — этого ожидали заранее.
Но тот случай был совсем иным. И каким-то, непонятным Хату образом, в нем был замешан Недар. Об этом знали только Хат и Моамеб, тезар, который помогал наставникам Голубой Гряды. Тогда Хата послали сообщить Недару, что он признан невиновным. Никто так и не узнал, что Недар находился под подозрением.
Хат отправился в комнату к Недару и нашел его выпивающим в одиночестве. Жало страха опять пронзило Хата. Недар сидел во вращающемся кресле, положив обутые в сапоги ноги на стол, со стаканом в руке. Такой чоя, как Недар, мог бы одним взглядом лишить Хата дара речи, и потому он застыл на пороге комнаты.
В конце концов Недар взглянул на него.
— Зачем ты пришел? — требовательно спросил он.
Но в его голосах Хат различил то, за что Недара можно было пожалеть. Недар боялся.
— Если меня исключат отсюда, — произнес Хат, — я никогда не смогу вернуться домой. Я боюсь этого каждый день.
Недар сбросил ноги на пол. Он помолчал, прежде чем ответить:
— Какое мне до этого дело?
И тогда Хат сообщил ему о том, что расследование завершено и что Недар признан невиновным.
С того самого дня между ними что-то произошло. Они оба надолго запомнили это, и теперь, когда низкие, вибрирующие голоса позвали Хата из тени, Хат безбоязненно повернулся. Он почти ожидал услышать Недара.
— Недар! Ты вернулся домой!
Хат затопил камин в своем кабинете. Он наблюдал, как отблески пламени пляшут на осунувшемся лице его друга. Недар всегда был привлекательным. Теперь же его черты заострились так, что на них было больно смотреть, глаза потухли и утонули в морщинах. Тезар держал в руке стакан, изредка отпивая из него янтарную жидкость — только затем, чтобы смочить пересохшее горло.
Рассказанное им изумило Хата: отступники, тайная колония, отречение тезаров от своих Домов ради поддержания традиции полетов. Уничтожение и муки… Хат сидел, не шевелясь.
— Об этом мне еще никто не говорил, — пробормотал он. — Я никогда не слышал об Аризаре, пока абдрелики не обвинили нас перед Союзом. И никто никогда не упоминал о колонизации…
— Публично этого никто и не стал бы делать. Их вычистили с Аризара, сожгли дотла, чтобы было труднее вести поиски. Никаких доказательств не осталось. Мне бы хотелось испытывать сожаление, но эти отступники были слишком жестокими в достижении своих целей. Они хотели убить меня, — закончил Недар. — Мой труп собирались увезти и выбросить. Но я не умер! У меня еще оставался бахдар, искра, которую удалось сохранить, пока я не набрался сил, чтобы бороться и освободиться.
Теперь Хат понимал, откуда взялась ненависть в его глазах.
— Недар, я…
— Нет, выслушай меня. Если я останусь здесь, ты окажешься в опасности. Палатон обязательно вернется… и я пока не знаю, враг он или они использовали его так же безжалостно, как меня. Но я знаю… — ненависть в глазах Недара вспыхнула ярче, чем огонь, возле которого они сидели. — Он был там! Он выжил, а я чуть не погиб. Я не могу доверять ему, пока не узнаю правду.
— Я тоже, — не раздумывая, выпалил Хат и тут же прикусил губу. — Как тебе удалось приземлиться? Везде были поставлены щиты от… — Он остановился: щиты были приготовлены против Палатона.
Недар улыбнулся, но улыбка так и не возникла в его глазах.
— Я прибыл после него, как только открылся порт. Приземлился недалеко отсюда. Мне хотелось оказаться дома, в Голубой Гряде. Ты же знаешь, это мой единственный настоящий дом.
— И ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь — ты знаешь об этом, брат.
— До тех пор, пока это не угрожает тебе или курсантам. Но никто не должен знать, что я здесь, Хат — даже мой Дом или родня. Я не хочу невольно причинить вред кому-нибудь из вас.
Хат сидел на краешке стула, теперь же он отодвинулся.
— Вряд ли Палатон участвовал в этом.
— Не знаю, что и думать о нем, — Недар сглотнул. — Героя можно одурачить так же легко, как любого другого, если он достаточно слеп. Паншинеа сделал его зависимым или считает, что сделал, поскольку объявил своим наследником. Нам обоим известно, что император не намерен оставлять престол, пока он жив. Но насколько я знаю Палатона, он считает, что способен освободиться от этой зависимости или хотя бы бороться, если император начнет затягивать узлы. Кто знает, что завело его на Аризар.
— Понимаю.
— Правда? — пробормотал Недар. — Хат, тебе придется нелегко, если враги выследят меня.
— Школа Голубой Гряды защищает своих тезаров. Защищает и помогает им. Мне пора, — Хат поднялся. — Ты можешь остаться здесь. Я попрошу принести сюда ужин.
Недар отдал ему салют почти полным стаканом.
— Спасибо, — он откинулся в кресле и зажмурил глаза, глядя на огонь.
Хат осторожно закрыл дверь, чтобы не потревожить его.
Им не хотелось прикасаться к нему. Он видел это по их лицам даже через защитные маски, когда они увели его от Ринди. Рэнд попробовал возразить, но старый чоя взглянул на него так строго, как будто просил не позориться самому и не позорить Палатона, и Рэнд прикусил губу, поняв Прелата. Внутри черного здания его провели в обнесенную решетками комнату. Его раздели, сняли даже гипс и повязки, уложили на решетчатый стол и, после того, как бесцеремонно рассмотрели его глаза, дали очки с красноватыми стеклами. А затем на него направили какой-то луч, предварительно выйдя за барьер, как будто он, Рэнд, был разносчиком опаснейшей из болезней.
Рэнд лежал на решетке и старался прогнать неприятные мысли. Несмотря на направленный на него луч, от которого глазам было больно даже через защитные очки, в комнате стало прохладно, и Рэнд задрожал. Чоя переговаривались, не обращая на него внимания, но они говорили на трейде, и потому Рэнд все понимал.
— Что у нас есть об этих существах?
— Квино собрали о них немало сведений. Они успели проделать большую исследовательскую работу, прежде чем Союз обвинил их во вмешательстве. Хочешь, чтобы я запросил их?
— Пожалуй. Дай-ка я еще раз посмотрю на него.
Последовала пауза, во время которой женщина-чоя — по крайней мере, Рэнду ее голоса показались женскими, но разглядеть фигуру и лицо под мешковатым костюмом он так и не смог — фыркнула и произнесла:
— Нам известно, что это млекопитающее с внешними половыми органами — которые, думаю, слишком чувствительны к смене температуры.
Рэнд почувствовал, как по его телу прошел жар — от макушки до пят. Чоя продолжали отрывисто переговариваться, они работали с информацией из базы данных. Он услышал:
— Вряд он слишком сильно загрязнен. Такие повязки могли быть сделаны на орбитальной станции — они наверняка обработали его.
— Оставь их. Отправь на стерилизацию, а потом вновь наложим. Нет смысла тратить на него новый материал.
Да, на него вообще нет смысла что-нибудь тратить. Рэнд повернул голову, когда луч сканера надвинулся на него, засияв в полную силу. Он прищурился. За ним наблюдали, как за подопытным животным.
Чоя за барьером заметили его движение.
— Лежи смирно! — и добавили в сторону: — Придется сканировать снова. Надо было заранее привязать его.
Рэнд облизнул внезапно пересохшие губы. Он заставил себя не шевелиться, несмотря на то, что разбинтованная нога ужасно ныла и он чувствовал, как судорога сводит мышцу бедра.
Должно быть, это подергивание было видно на экране, потому что чоя резко воскликнул:
— Что это?
— Мышечный спазм, по всей вероятности. Да. С этой конечности были сняты повязки.
— Сделай запись для последующего осмотра. По-видимому, ему не слишком больно.
Рэнд подумывал о том, не спросить ли чоя, для чего его готовят — неужто для продажи? Прожектор вновь придвинулся к лицу, но Рэнду удалось не шевельнуться. Прошла томительная минута, и старший из чоя заключил:
— Готово. Теперь потребуется физический осмотр. Есть добровольцы?
Женщина воскликнула подрагивающими от отвращения голосами:
— Только не я! Второй чоя спросил:
— Исследование полостей, отверстий — словом, полный осмотр?
— Нам необходимы эти сведения.
Послышался тяжелый вздох. Затем тот же голос произнес:
— В пределах моих возможностей я мог бы это сделать.
Рэнд наблюдал, как одна из высоких, закутанных в мешковатый костюм фигур отделилась от двух других за барьером и направилась к нему. Чоя выдвинул ящик из-под решетчатого стола, и Рэнд услышал позвякивание инструментов.
Стол подняли повыше. Боль пронзила ногу Рэнда, и он вздрогнул. Затянутая в перчатку рука чоя метнулась и придавила его к столу.
— Если ты потребовал от нас гостеприимства, — произнесли голоса существа, лицо которого было почти скрыто под маской, а глаза блестели твердо, как драгоценные камни, — то тебе придется смириться с некоторыми неудобствами. Мы не хотим, чтобы сюда была завезена болезнь — намеренно или случайно.
Рэнд вздохнул, борясь с болью и страхом.
— За кого вы меня принимаете?
— Затрудняюсь сказать. Но буду иметь более полное представление, когда прочитаю отчеты квино. Ты с планеты класса Зет — для меня это совершенно незнакомые дебри. — Чоя еще раз прижал его ладонью к столу и склонился. — Будет лучше, если ты расслабишься.
Они обошлись с Рэндом не лучше и тогда, когда принесли обратно простерилизованные повязки. Чоя, проводивший осмотр, отступил с гримасой, которая легко читалась даже под маской.
— Хватит с меня грязной работы. Триста, иди сюда и перевяжи его.
Рэнд лежал оскорбленный и измученный, спина ныла от решетчатого стола. Чоя осматривала его так же бесцеремонно, как кусок мяса. Перевязка казалась облегчением только из-за того, что, по-видимому, означала завершение осмотра, то, что вскоре его оденут и выпустят отсюда.
Женщина-чоя грубо и быстро перевязала ему руку, ногу и плечо. Она явно торопилась. Первый чоя вернулся за барьер. Старший из чоя заметил:
— Возьми пробы волос, кожи и всех выделений организма.
Триста забормотала ругательства сквозь стиснутые зубы. Рэнд поднял голову. Она ударила его ладонью в перчатке по лбу, коротко приказав «лежать!»
Он почувствовал ледяное прикосновение скальпеля к бедру, отчего его кожа покрылась мурашками.
— Я сам… — начал Рэнд, но чоя коротко перебила:
— Я возьму все, что понадобится, — и нашла катетер.
Рэнд сжимал зубы от нарастающих в нем унижения и боли. Закончив сбор проб, чоя отступила. Ее глаза были странного желтого цвета.
— Сейчас принесут твою одежду.
— А что, вивисекции не будет? — мстительно поинтересовался Рэнд.
Ее глаза потемнели.
— Не беспокойся, если понадобится — будет. Что касается меня, я бы просто вышвырнула тебя отсюда, — она отошла, удаляясь из поля зрения Рэнда. — Жди здесь.
Рэнду было некуда идти, как бы ему этого ни хотелось. Он лежал тихо, прислушиваясь к тому, как чоя обсуждают достоверность отчетов квино.
— Этого не может быть!
— Чего не может быть?
— Даже если учесть объем его мозга… вы только посмотрите!
Послышался характерный смешок чоя — сухой и отрывистый.
— Согласно этим данным, у каменных столбов Кирлона больше разума, чем у людей! Не могу этому поверить!
— Значит, ничего более сложного, чем случайная резонансная чувствительность? Ты уверен?
— Это данные Союза, подтвержденные квино.
— Не удивительно, что у абдреликов текут слюнки при виде них. Эти существа потерпели неудачу в Союзе, и теперь ГНаск считает их планету просто большой обеденной кастрюлей.
У Рэнда сжалось сердце. Они считали его не более разумным, чем какое-нибудь животное. Тогда зачем он понадобился Палатону? Что увидел в нем тезар такого, что не смогли разглядеть другие чоя? И куда подевался Ринди?
Через несколько томительных минут в комнату вошла чоя со сваленной на металлическом подносе одеждой Рэнда. Она сбросила одежду на край стола, приказав:
— Одевайся.
Она не спросила, нужна ли ему помощь, и Рэнд ни о чем ее не попросил. Ему пришлось напрячься, чтобы осторожно слезть со стола, но он справился с этой задачей.
За барьером появился Ринди.
— Вы уже закончили?
Самый высокий из закутанных в мешковатые костюмы чоя повернулся к Прелату.
— Я бы хотел провести несколько общих тестов на интеллект и исследовать парапсихологические способности.
Ринди задумчиво взглянул на него и покачал головой.
— По этому поводу обратитесь к данным Союза. Такое исследование будет бесполезной тратой времени. Думаю, мне придется настаивать, чтобы вы передали его мне, если вы завершили процесс стерилизации.
Высокий чоя с блестящими, как камни глазами, сухо заметил:
— Еще немного — и он испустит дух, — и отвернулся.
Рэнд не сомневался в этом. Он обмяк в протянутых к нему руках Ринди. Старый чоя взглянул на него.
— В жизни нам всем приходится претерпеть испытания, — произнес он, — и некоторые из них неизбежны.
Рэнд не смог ему ответить. Он сосредоточился только на том, чтобы потихоньку переставлять по полу ноги. Своим защищенным бахдаром он чувствовал, как чоя смотрят ему вслед — с ненавистью и презрением. Он задумался, что могли сделать люди, чтобы заслужить такое отношение. Неужели чоя относятся подобным образом ко всем пришельцам?
Глава 7
— Кто вам позволил так обращаться с ним?
Яростный голос Палатона заставил Рэнда приоткрыть на мгновение глаза, когда двое охранников укладывали его на ложе в комнате. Ринди с учтивым поклоном оставил его еще в коридоре. Только Йорана стояла рядом, ничуть не смущаясь гнева Палатона.
Она холодно проследила, как охранники поприветствовали ее и вышли. Как только за ними закрылась дверь, она легко повернулась к Палатону и объявила:
— Таков был мой приказ.
— Твой? Твой приказ? И чего ты пыталась этим достичь? Это мой подопечный. Я дал слово защищать его…
— От своего народа? — сухо перебила Йорана. Она отвела от лица выбившуюся из прически прядь волос.
Ярость Палатона выразилась в нескольких энергичных фразах на языке чоя, которых Рэнд никогда не слышал, не понял, но не сомневался, что когда-нибудь они ему пригодятся. Лицо Йораны побледнело под украшениями, но она не отступила. Дождавшись, пока Палатон выговорится, она заметила:
— Иначе для него было бы невозможно найти охрану. Он не выдержал даже перелета через Хаос — так неужели ты хочешь, чтобы он остался без защиты только потому, что наши охранники страдают ксенофобией, а я не в силах следить за ними или переубедить их? По крайней мере, теперь я могу просто назначить для него охрану.
Палатон испустил глубокий вздох.
— Я буду охранять его.
Йорана перевела взгляд с Палатона на Рэнда, который не сдвинулся с того места, куда его положили, вытянув перед собой перевязанную ногу и выставив плечо с рукой почти под прямым углом к грудной клетке.
— Не сомневаюсь, ты блестяще справишься с этой задачей.
Челюсти Палатона задвигались, как будто он прожевал, но так и не решился выплюнуть ответ. Йорана подождала с полуулыбкой, изогнувшей губы, а затем отступила, как бы считая поединок законченным.
— Наследник, нам необходимо поговорить. Палатон подошел к Рэнду и устроил его поудобнее, а затем приглушил в комнате свет.
— С тобой все в порядке?
Рэнд устало кивнул и пробормотал:
— Они ненавидят меня.
— Нет, они тебя боятся.
— Разве это не одно и то же?
— Для цивилизованных существ — нет, — Палатон подложил подушку ему под голову. — Или, по крайней мере, я надеюсь на это.
— Я никуда отсюда не денусь, — Рэнд положил голову на подушку в форме рогового гребня и закрыл глаза.
Палатон понял его и присоединился к Йоране. Не говоря ни слова, она провела его по крылу дворца и вниз по лестнице.
Палатон молча дошел до комнаты, в которой узнал библиотеку Паншинеа с потайным входом со стороны двора и камином — когда император находился здесь, камин ярко пылал, неважно, шел на улице дождь или сияло солнце, но теперь он был пустым и холодным. Вместо тепла комнату наполнили эмоции Йораны. Палатону не понадобился бахдар, чтобы почувствовать их.
— Тебе не следовало привозить его сюда, — начала Йорана, и ее голоса задрожали от сдержанного гнева и беспокойства. — И не следовало обращаться к тем, кого ты не в состоянии контролировать и чьи действия не способен предугадать. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, что натворил?
— Я не мог не привезти его сюда, — ровным тоном отозвался Палатон, не глядя на нее. — Он не способен защититься, он был пешкой в чужой игре. Но он знает ответы на вопросы, которые нам еще предстоит задать, и потому опасен и для самого себя, и для нас.
Яростный голос Палатона заставил Рэнда приоткрыть на мгновение глаза, когда двое охранников укладывали его на ложе в комнате. Ринди с учтивым поклоном оставил его еще в коридоре. Только Йорана стояла рядом, ничуть не смущаясь гнева Палатона.
Она холодно проследила, как охранники поприветствовали ее и вышли. Как только за ними закрылась дверь, она легко повернулась к Палатону и объявила:
— Таков был мой приказ.
— Твой? Твой приказ? И чего ты пыталась этим достичь? Это мой подопечный. Я дал слово защищать его…
— От своего народа? — сухо перебила Йорана. Она отвела от лица выбившуюся из прически прядь волос.
Ярость Палатона выразилась в нескольких энергичных фразах на языке чоя, которых Рэнд никогда не слышал, не понял, но не сомневался, что когда-нибудь они ему пригодятся. Лицо Йораны побледнело под украшениями, но она не отступила. Дождавшись, пока Палатон выговорится, она заметила:
— Иначе для него было бы невозможно найти охрану. Он не выдержал даже перелета через Хаос — так неужели ты хочешь, чтобы он остался без защиты только потому, что наши охранники страдают ксенофобией, а я не в силах следить за ними или переубедить их? По крайней мере, теперь я могу просто назначить для него охрану.
Палатон испустил глубокий вздох.
— Я буду охранять его.
Йорана перевела взгляд с Палатона на Рэнда, который не сдвинулся с того места, куда его положили, вытянув перед собой перевязанную ногу и выставив плечо с рукой почти под прямым углом к грудной клетке.
— Не сомневаюсь, ты блестяще справишься с этой задачей.
Челюсти Палатона задвигались, как будто он прожевал, но так и не решился выплюнуть ответ. Йорана подождала с полуулыбкой, изогнувшей губы, а затем отступила, как бы считая поединок законченным.
— Наследник, нам необходимо поговорить. Палатон подошел к Рэнду и устроил его поудобнее, а затем приглушил в комнате свет.
— С тобой все в порядке?
Рэнд устало кивнул и пробормотал:
— Они ненавидят меня.
— Нет, они тебя боятся.
— Разве это не одно и то же?
— Для цивилизованных существ — нет, — Палатон подложил подушку ему под голову. — Или, по крайней мере, я надеюсь на это.
— Я никуда отсюда не денусь, — Рэнд положил голову на подушку в форме рогового гребня и закрыл глаза.
Палатон понял его и присоединился к Йоране. Не говоря ни слова, она провела его по крылу дворца и вниз по лестнице.
Палатон молча дошел до комнаты, в которой узнал библиотеку Паншинеа с потайным входом со стороны двора и камином — когда император находился здесь, камин ярко пылал, неважно, шел на улице дождь или сияло солнце, но теперь он был пустым и холодным. Вместо тепла комнату наполнили эмоции Йораны. Палатону не понадобился бахдар, чтобы почувствовать их.
— Тебе не следовало привозить его сюда, — начала Йорана, и ее голоса задрожали от сдержанного гнева и беспокойства. — И не следовало обращаться к тем, кого ты не в состоянии контролировать и чьи действия не способен предугадать. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, что натворил?
— Я не мог не привезти его сюда, — ровным тоном отозвался Палатон, не глядя на нее. — Он не способен защититься, он был пешкой в чужой игре. Но он знает ответы на вопросы, которые нам еще предстоит задать, и потому опасен и для самого себя, и для нас.