Ингрид Чарльз. На пути к войне

   — Я прошу тебя дать мне шанс заслужить это право.
   — Никакое это не право!
   Его голоса пронзили голову Рэнда. Он почувствовал себя оскорбленным и приниженным.
   — Значит, ты пытаешься объяснить мне, что пилотами рождаются. Значит, ты знал, кем будешь, прежде, чем научился ходить?
   Губы Палатона слегка искривились.
   — Не совсем так, но ты почти прав. Пилотами рождаются, а не становятся. Пилоты появляются, как алмазы — их очищают, полируют, гранят… но камень с самого начала должен быть алмазом. Тезарианское устройство… — Палатон смутился, затем закончил: — …этим устройством может управлять только тот, кто рожден быть тезаром.
   — Это несправедливо, — возмутился Рэнд. — Если кто-нибудь из вас страстно желает стать пилотом…
   — Невозможное остается невозможным.
   — Знаешь, — Рэнд старался удержаться на ногах, каждая кость в его теле ныла, но ничто не уязвляло его так сильно, как тянущая боль в груди, — Союз не слишком уважительно относится к моей планете. Думаю, мы этого заслуживаем — мы натворили слишком многое даже у себя дома. Но у нас каждый может стать таким, каким хочет — надо только постараться. Есть планеты, которые… — голос подвел Рэнда, но ему удалось сдержаться, — …еще необжитые, совсем молодые. Которые спасут мою планету, если мы сможем их достичь. Если нам позволят. У нас есть ценности, которыми мы сможем торговать. Мы сами — одна из таких ценностей.
   — Прости. Я бы хотел суметь объяснить тебе все более подробно. Пилотом невозможно стать тому, кто не рожден быть тезаром. Это не поддается воздействию. Неважно, откуда ты, с какой планеты. Это свойство чоя, и даже в моем народе немногие могут осуществить то, чего им хочется.
   Рэнд проглотил угловатый ком в горле. Однако он не мог отступить, не мог сдаться. Желание, которое заставило его пролететь неизмеримые расстояния, не позволило ему смириться с отказом. Вместо этого он тихо повторил то слово на языке чоя, пришло к нему неизвестно откуда.
   — Десанда! По крайней мере, разреши мне взглянуть. На минуту. Разреши посмотреть, что такое Хаос.
   На мгновение Палатон прикрыл глаза. Затем вздохнул.
   — Этот корабль веду не я. Надо еще узнать, позволит ли Руфин. Если она согласится, мы увидим Хаос вместе.
 
   Руфин неодобрительно скривила пухлые губы. Ее коренастое тело чоя из Земного дома заполнило кресло в кабине.
   — Если бы об этом меня попросил кто-нибудь другой…
   — Тогда ответь мне так же, как ответила бы кому-нибудь другому. Ты — командир крейсера.
   Ее серые глаза метнулись в сторону мальчика, мающегося в коридоре у двери, на почтительном расстоянии.
   — Я тезар, как и ты, — ответила она Палатону. — Я все понимаю. Но то, о чем ты просишь… — она передернула плечами. — Это кощунство.
   — Это просьба и ничего больше.
   — Наши тайны…
   — Останутся для него тайнами, — перебил Палатон, надеясь, что не солгал. — Неужели ты считаешь, что существо с планеты класса Зет способно разобраться в том, над чем столетия ломали головы умнейшие из ронинов и абдреликов?
   Руфин моргнула.
   — Однако их мы не приглашали в кабины управления, — заметила она.
   Палатон не дрогнул.
   — Он покинул дом, — объяснил он. — Ему пообещали звезды — те, кто не мог их дать. Он не понимает, почему он никогда не добьется, чего желает, почему только мы способны проникать в эти лабиринты. Его сердце изнывает от обмана, и только ты и я сможем объяснить ему, что — возможно, а что — нет, так, чтобы он все понял и смирился.
   Палатон не собирался сообщать Руфин столь многое, но внезапно он почувствовал доверие к этой коренастой чоя, которая, как и он, предпочла расстаться с Домом ради того, чтобы стать тезаром.
   Блестящие серые глаза Руфин слегка расширились.
   — Кто это ему пообещал звезды? — спросила она.
   — Еще не знаю точно, — отозвался Палатон. — Но это были чоя.
   Ее пухлые губы сжались, как только намек дошел до Руфин. Она приняла решение.
   — Входите, — произнесла она, отступая в сторону и повышая голоса. — И будьте осторожны — вскоре предстоит межпространственный прыжок.
   Ей было незачем объяснять это Палатону. Он чувствовал ауру Хаоса всем своим существом. И мальчик позади него, каким бы Заблудшим он ни был, должен был ощутить ее тем, что носил в себе. Палатон ступил через высокий порог в кабину и протянул руку, чтобы помочь Рэнду.
   Он помог Рэнду сесть, ощущая дрожь в его теле, разместить поудобнее загипсованную ногу и пристегнуть пояс. Затем он занял место рядом с Руфин.
   — Спасибо тебе.
   Она бросила в его сторону косой взгляд.
   — Что сделано, то сделано, — сдержанно заметила она. — Вряд ли ты бы стал просить, заранее предвидя отказ, — она положила руку на клавиатуру черного ящика, оставив вторую на пульте крейсера. — Приготовиться… старт!
 
   Рэнд судорожно вздохнул, когда крейсер вздрогнул, прокалывая незримый барьер, и перед его глазами открылся обычный черный бархат космоса, усеянного алмазными капельками звезд, затем он превратился в мешанину красок, сотворенную неведомой рукой. Казалось, стены кабины растворились, и Рэнд обнаружил себя подвешенным в кресле, как кусок мяса перед тем, как его бросят в кастрюлю с супом. На его лице выступил пот, сердце загрохотало от внезапной паники.
   Обшивка крейсера куда-то исчезла. Рэнд не имел представления, куда, но он летел через космос незащищенный, безо всякого корабля. Как только Хаос окружил его, Рэнд понял, что эти лабиринты способны пожрать его целиком.
   Он попробовал глотнуть. Это не помогло: подлокотники кресла, в которое он вцепился, растаяли, как воск, отделившись, как мясо от костей. Взглянув на Палатона, Рэнд напомнил себе, что сам захотел этого.
 
   Палатон не уловил замешательство мальчика. Он не мог думать ни о чем, кроме самого себя, ибо впервые в жизни он пытался пересечь Хаос без бахдара. Ощущение ему не понравилось. Беспорядочное смешение красок, мутное при отсутствии луча бахдара, и тем не менее обступающее его со всех сторон, только чтобы медленно превратиться во мрак, раствориться и смешаться с пустотой, поразили его. Он попытался удержаться от прилива смущения и паники, которая угрожающе нарастала.
   — Тезар! — тихие голоса Руфин были наполнены беспокойством. — Что-нибудь случилось?
   Признаться другому пилоту, что он лишился души? Никогда. Палатон сдержался и не выдал себя.
   — Ничего, Руфин.
   Что она могла заподозрить? Каждый тезар на своем пути встречался с различными лабиринтами Хаоса. Некоторые испытывали смятение, не зная, какой путь выбрать, а другие часто пользовались одним и тем же путем с ясными отметками, по которым можно было ориентироваться. И то, что одним из таких несчастных сейчас оказался сам Палатон, только усиливало его страх. Но теперь Руфин не смогла бы понять его, она слишком поглощена тем, чтобы поскорее вывести крейсер. А что касается… от старого Ринди он защитился. Лишенный бахдара, Палатон еще обладал внутренним щитом, чтобы отражать чужое вторжение. Случайный поиск не смог бы пробить его. Даже если бы Руфин захотела, она не смогла бы разобраться в его эмоциях.
   И он будет бороться до смерти, прежде чем позволит кому-нибудь проникнуть в его душу. Но земляне были солью Чо. В их генах было заложено стремление уравновесить окружающие их силы. Руфин не принадлежала бы к Земному дому, если бы не почувствовала его напряжение и не пожелала бы его смягчить.
   — Тезар, я знаю, как трудно позволить другому вести корабль, на котором летишь. Может быть, ты попробуешь сделать это сам?
   Она загнала его в угол. Палатон не смог бы отказаться от ее любезного предложения, не выдав себя. Он коротко взглянул на ее лицо — на нем не виднелось отражения никакого дьявольского замысла, ничто не затуманивало ее глаза — однако Руфин поддела его так искусно, как не могла бы сделать даже соблазнительница.
   Палатон открыл рот, чтобы отказаться, когда Рэнд издал беспокойный шум, завозившись в предохранительном ремне. Палатон среагировал инстинктивно, как поступил бы с ребенком-чоя, выскочив с кресла и не обращая внимания на мгновенно растворившуюся реальность. На головокружительный миг под его ногами разверзлась бездна, простирающаяся до самых границ вселенной.
   Руфин что-то бормотала, работая на пульте. Палатону не нужен был особенный дар, чтобы понять, что она внезапно встревожилась. Ее движения привлекли внимание Палатона, и он отвернулся от Рэнда.
   Она подняла голову.
   — Лабиринты сместились.
   — Я не стал бы вмешиваться, тезар, даю слово.
   — Но кто-то вмешался, — Руфин покачала головой и раздраженно вздохнула. — Вот опять! Мои привычные пути ускользают. Я еще никогда не видела подобных коридоров.
   — Ты сможешь вывести нас обратно?
   — Думаю, да. Старый Ринди, должно быть, дремлет.
   Палатон слегка удивился ее заявлению, но тут же вспомнил, что старый Прелат обладает более сильным бахдаром, чем два любых вместе взятых чоя, хотя и не обладает всем даром, необходимым для пилотирования межпространственных кораблей. Может быть, он пытается вмешаться во сне? Палатон отстегнул пояс.
   — Я пойду к нему.
   Подбородок Руфин раздраженно дернулся.
   — Ты можешь понадобиться мне здесь.
   — Его надо остановить, — Палатон не мог объяснить ей, что ему нечем помочь.
   Руфин прикусила губу, затем кивнула.
   — Все в порядке.. Путь будет коротким. Я воспользуюсь всем, что имею.
   Если бы Палатон видел это, он заметил бы, что ее аура раскалилась от усилий, когда она пыталась задействовать всю свою энергию и контролировать полет в Хаосе. Крейсер вздрогнул и рванулся вперед, слушая ее команды.
   Рэнд тоже отозвался тихим криком боли.
   Палатон сдержался, когда Рэнд вырвался из кресла, разорвав пояс и с воплем вскочив на ноги. Его бирюзовые глаза были широко открыты. На бледном лице появилось выражение такой потери, что у Палатона дрогнуло сердце.
   Рэнд поднял руку и потянулся к нему. Их пальцы коснулись на краткий миг, и Палатон ощутил сияние бахдара, который ему больше не принадлежал… а потом его захлестнули потоки ужаса и смятения человека.
   Мальчик рухнул на пол кабины, как мертвый.

Глава 4

   Сердце Палатона дрогнуло, и он бросился к Рэнду.
   Руфин оглянулась через плечо.
   — В чем дело?
   Палатон встал на колено так поспешно, что сустав онемел от удара о пол. Он стоял рядом с Рэндом, помогая ему перевернуться лицом вверх. Под закрытыми и бледными веками Рэнда дико метались глазные яблоки. Его дыхание стало коротким и быстрым. Все это мало утешало Палатона.
   — Он без сознания. Это влияние Хаоса.
   — Извини. Если бы мне удалось справиться с управлением одной… с ним будет все в порядке?
   — Я не знаком с психологией этих существ, но думаю, да. Он слишком многое пережил.
   Руфин издала понимающее восклицание. Палатон взял Рэнда на руки, опасаясь задеть повязки.
   — Я отнесу его в каюту. Руфин кивнула, сказав только:
   — Сейчас у меня все в порядке, тезар. Спасибо за помощь.
   Палатон молча принял ее благодарность, поглощенный тем, как бы быстрее донести Рэнда до пассажирской каюты и устроить в ней поудобнее. Там были препараты, способные избавить от состояния внезапной потери ориентации, но Палатон не хотел вводить их Рэнду, пока тот не придет в себя. При его теперешнем состоянии были возможны любые побочные реакции.
   В каюте никого не было. Риндалан обладал привилегией занимать свою собственную кабину. Палатон задумался, действительно ли старый чоя грезит во сне о полете и неужели это он помешал Руфин. Палатон не мог припомнить, была ли в прошлом у Прелата хоть искра таланта, присущего тезару. Вполне вероятно, Руфин тоже боролась с исчезновением дара, сгоранием, которое случалось со всеми ними, когда ровно и ярко горящий огонь внезапно начинал мерцать, а затем исчезал — так быстро, так внезапно, как будто его и не было.
   Он всегда боялся этого. Боялся потянуться к свету и натолкнуться на непроглядный мрак. А теперь он пребывал во мраке, и это оказалось не настолько ужасно. Слабость и невропатия, сопровождающие сгорание, еще не слишком сильно одолевали его. Медленная и мучительная смерть, которой завершалась болезнь, предстояла ему только через десятки лет.
   И если то, что говорили чоя из странной Школы-Дома окажется правдой, очищенный бахдар можно будет взять у Рэнда и начать все заново. Не будет ни болезни, ни пустоты. Его бахдар будет сиять ярко, как вычищенный светильник, совсем недавно мерцающий тускло и неуверенно.
   Чудо. Если только это правда.
   А если неправда, как же тогда они существовали на Аризаре — эта колония Домов, отступники Чо, целое поколение чоя, о которых не знали их братья с родной планеты? Они открыли возможность союза между людьми и тезарами-чоя. Именно они обнаружили, что люди способны быть вместилищем и фильтром для бахдара. Они считали, что могут совершить это чудо.
   И он не смог отказаться, отчаянно желая иметь будущее. Если бы он предвидел последствия, он никогда бы не совершил своего поступка, в отличие от Недара, который готов был выздороветь любыми силами — даже ценой смерти и уничтожения Аризара, даже той ценой, которую он согласился заплатить. И его соперник заплатил собственной жизнью.
   Палатон присоединился бы к нему, если бы это смогло спасти остальных. Цена своего поступка вызывала у него негодование. Даже эта пустота не была достойна случившегося на Аризаре и опасности, которой подвергалась вся планета Чо.
   И он направлялся туда, пытаясь избавить их от еще большей опасности. От обвинения в незаконной колонизации будет нелегко отвертеться. Пока он улаживает беспорядки дома, Паншинеа придется опровергать обвинения всего Союза.
   Один из лабиринтовых ходов Хаоса — тот, в котором они оказались, — назывался Спутанной паутиной. Большинство пилотов видело его, однако действительное местонахождение и внешний вид его могли быть непредсказуемыми. Все пилоты избегали его, как чумы — лабиринт грозил бедой, смертью и уничтожением. Однажды Моамеб рассказал Палатону, что видел посреди Спутанной паутины Пожирателя, подобного огромному пауку, подстерегающему неосторожную жертву.
   Палатон задумался о том, неужели его действия вывели корабль к Спутанной паутине. Он осторожно положил руку на лоб Рэнду, обнаружил, что лоб прохладный и влажный, и убрал руку. Он вновь повторил себе, что у него не было выбора. Что Великий Круг повернулся без его помощи. Что события на Чо развернулись без его участия.
   Все это помогало избавиться от самой незначительной доли вины.
   Он всегда мог повернуться спиной к Паншинеа. Он мог смириться с началом потери бахдара. Он мог отказаться посмотреть в глаза человеку и вступить с ним в союз, значения которого почти не понимал.
   Но иначе он поступить не мог.
   Теперь же он должен пережить все, что им предстоит, и сделать все возможное, чтобы исправить неверные шаги, которые неизбежно должны последовать за первым неразумным шагом. Его мать была искусной рукодельницей. Палатон вспоминал о ее гобеленах, которые видел в юности, о тех полотнах, которые украшали галерею в Чаролоне. Вышивание было сложным делом — иногда настолько, что приходилось делать по единому стежку, не зная, чем грозит этот стежок — ошибкой или триумфом, а иногда всю работу портили капли крови мастерицы. Теперь Палатон начинал понимать связь работы своей матери с ходом жизни. Иногда достойный результат был невозможен без крови и мучительной борьбы.
   Но сейчас, склонившись над неподвижным телом потерявшего сознание человека, он поклялся, что впредь будет проливать только собственную кровь. Он не мог пожертвовать чистотой гобелена будущего.
   Покачивания крейсера в полете едва не убаюкали Палатона, но вдруг Рэнд зашевелился и его веки затрепетали. Такое спокойное пробуждение подало Палатону надежду — существа, потрясенные нереальностью Хаоса, часто просыпались с криками и конвульсиями, пока их мозг боролся с собственным телом. Он подавил зевок, когда Рэнд открыл глаза. Человек несколько раз быстро моргнул и тихо спросил:
   — Палатон?
   — Это я.
   Рэнд взял его за руку.
   — Мне это почти удалось… — произнес он. — Едва не удалось, — он ослабел и отпустил руку.
   — Что удалось?
   — Не знаю…
   — Во сне? — предположил Палатон. — Если, конечно, ты видел сон.
   Глаза Рэнда слегка задвигались в орбитах, и мальчик вновь взглянул на Палатона.
   — Мы их видели, — тихо произнес он и облизнул губы. — Значит, вот что я упускал каждый раз, принимая снотворное…
   — И не только это. Больше я не могу подвергать тебя такому мучению.
   Рэнд повернул голову, желая проверить, открыты ли иллюминаторы. Они были плотно закрыты. Он попытался встать, издал короткий стон.
   — Все тело ноет…
   — Ты сильно ударился об пол. Лицо Рэнда исказилось.
   — Зрелище оказалось достойным этого? — Палатоном овладело любопытство. Неужели Рэнд что-то видел своим заимствованным бахдаром? Это было немыслимо, но Палатон желал знать.
   Странное выражение мелькнуло на лице Рэнда.
   — Точно не знаю… я объясню тебе, — пообещал мальчик.
   Неудовлетворенный Палатон поднялся.
   — Я принесу лекарства.
   — Не надо.
   Почти повернувшись, чтобы пройти к обычной аптечке на дальней стене, Палатон замер, не закончив шаг.
   — Что?
   — Со мной сейчас все в порядке.
   — Рецидив может наступить в любой момент. Я не способен предсказать твою следующую реакцию. Ты можешь потерять все, Рэнд — и осознание реальности, и самого себя. Этого я допустить не могу.
   Мальчик помедлил с ответом. Палатон чувствовал, как вибрирует пол под его ногами. Оставшимся чутьем он понял, что Руфин выправляет крейсер, совершая серию маневров. Действия пилота вызывали быстрые изменения в перцептуальных полях тех, кто не был связан с Хаосом, или тех, кто не мог проникнуть в него. Эффект расходящейся волны влиял на них мгновенно. Палатон не хотел причинять Рэнду страдания. Он торопливо прошагал к аптечке, достал флакон с лекарством и протянул его Рэнду.
   Он вложил лекарства в руку Рэнда, пока внимание мальчика было отвлечено, и хотя Рэнд едва не поперхнулся одной из таблеток, он быстро проглотил ее и скорчил гримасу.
   — Не прими это за отказ.
   — Не приму, — пообещал Палатон. Он подождал, пока Рэнд не закроет глаза и не погрузится в легкую дремоту. Затем занял наблюдательную позицию в ближайшем кресле и стал бороться с влиянием Хаоса на себя самого. Делая размеренные вздохи, он погрузился в успокоительную медитацию, которой научился еще младшим курсантом в школе Голубой Гряды, где по-настоящему началась его жизнь тезара и чоя. Дом его деда был только временным гнездом, колыбелью, мимолетным пристанищем. Школе Голубой Гряды принадлежало его сердце.
   Он опустил голову на изогнутый подголовник, избавляясь от внушительного веса рогового гребня, и позволил себе расслабиться. Ему снились те времена, когда он был простым пилотом на Чо и когда он, тезар, вызывал более бурные приветствия масс, чем сам император.
 
   Низкие голоса Руфин разбудили его.
   — Престолов Палатон, вы свободны?
   Его глаза зачесались, как от горсти песка, горло пересохло, как будто он говорил во сне. Он сел и включил связь между каютой и кабиной управления. Поглядывая на Рэнда, который, по-видимому, мирно спал, Палатон ответил:
   — Слушаю.
   — Я только что запросила разрешение на посадку. Палатон, возникли сложности. Чо отказала нам.
   Такие сложности оказались неожиданными.
   — Что?
   — Наследник Палатон…
   Наследник. Не тезар, а наследник, наследник императора Паншинеа. Наследник всего хаоса, который воцарился дома в отсутствие блестящего, но часто беспорядочного правления Паншинеа, после его внезапного отлета в Чертоги Союза. Неужели ему отказывают как наследнику Паншинеа? Неужели Чо уже вовлечена в борьбу группировок, готовых завладеть престолом?
   — Тебе назвали причину?
   Руфин смущенно кашлянула.
   — Извини. Вероятно, в этом виновата я сама. Я попросила прислать в порт врача для человека. Палатон, конгресс отказался позволить инопланетянину ступить на Чо.
   Он надеялся привезти Рэнда тихо, скрытно, пользуясь привилегиями наследника императора. Но рвение Руфин все погубило. Палатон глубоко вздохнул, погрузившись в размышления.
   По каюте пронесся ветер, дальний люк распахнулся, и вошел Ринди. Его одежда была растрепана, как будто Прелат не только спал в ней, но и боролся. Его узловатая фигура выглядела более хрупкой, чем обычно, когда Прелат занял кресло напротив Палатона. Он сдержанно поинтересовался:
   — Неприятности?
   Прежде, чем ответить, Палатон протянул руку и переключил связь на немой режим, чтобы утаить их беседу от Руфин.
   — Похоже, нам не разрешают посадку.
   — В самом деле? — брови изогнулись, отчего складки морщин разбежались по всему лицу Прелата. — Хотел бы я видеть, как ты собираешься поступить в этом случае. Он скрестил руки на своем тощем животе и взглянул на Палатона с сухим любопытством. Таким образом Прелат сообщал: «Я предупреждал тебя заранее».
   В этой ситуации Палатон не намеревался принять отказ за окончательный ответ. Однако он подозревал, что за отказом может последовать вооруженное сопротивление.
   — Руфин, они настаивают на своем решении?
   — Нас собьют — это точно. Повсюду стоят щиты. Поступило предложение выслать на орбиту корабль-госпиталь, чтобы оказать помощь человеку. После этого связь прервалась.
   Ее ответ подтвердил предположения Палатона. Отвергают не его, а только человека. Ему следовало это предусмотреть. Чоя не любили вмешательства в свою личную жизнь, когда их способности могли быть легко распознаны и раскрыты. Они привыкли к политике полной изоляции уже столетия назад… и не собирались пренебрегать ею ради Палатона. Несколько инопланетян, побывавших на Чо, были допущены сюда в виде великого исключения и по решительному настоянию Союза.
   Рэнд пошевелился. Человек, которого Палатон поклялся защищать так, как он сам защищает его бахдар, был в опасности. У Палатона не было времени играть в политику.
   Ринди с нетерпением спросил:
   — Так что же ты собираешься делать?
   — Заставить конгресс изменить решение.
   — И каким же образом? В его работе принимают участие представители четырехсот восьмидесяти трех округов, не говоря уже о наблюдателях. Принятие такого политически важного решения может занять месяцы, если не годы — даже если бы Паншинеа твердо удерживал позицию на престоле.
   В этом состоял недостаток правительственной системы Чо — планета была разбита на маленькие автономные округа, а не большие блоки народов или материков. Чтобы добиться поддержки, необходимо было затратить великие усилия. Обладающие политической властью Дома и отдельные политики были глухи к тому, что совершали. С другой стороны, управление ресурсами оказывалось гораздо эффективнее при подобной системе. Палатон поднялся.
   — Я не собираюсь принять их игру. Думаю, я смогу апеллировать к высшей инстанции.
   — К высшей инстанции? — вопросил Ринди. — О чем это ты думаешь, сын мой?
   — О мечтах.
   — Что?
   Палатон переключил режим связи. Голоса Руфин были слегка обиженными после столь долгого молчания.
   — Палатон?
   — Я хочу, чтобы ты подключилась к общей системе оповещения.
   — Я смогу сделать это, только сбросив ускорение. Но после этого, Палатон, мы окажемся в зоне досягаемости ракет. Они запросто собьют нас. Если вы этого хотите…
   Палатон мягко прервал ее.
   — Знаю, тезар, — и прежде, чем Руфин вновь заговорила, произнес: — Сообщи мне, когда мы достигнем орбиты и все будет готово.
   Ринди сосредоточенно выдирал нитку из подола своей одежды.
   — Что ты хочешь сделать?
   Палатон оглядел Прелата, и огромные, бледно-голубые глаза Ринди выдержали его взгляд. Палатон ответил:
   — Собираюсь обратиться ко всему народу, прелат. К Заблудшим и Бездомным. Собираюсь попросить об общей забастовке, если нам откажут. Я намерен бесстыдно торговать своей репутацией тезара.
   — Это неслыханно! Палатон, ты играешь тем, о чем не имеешь ни малейшего представления! Даже Паншинеа подумал бы, прежде чем идти на такой шаг.
   — Но разве у меня есть выбор?
   Прелат замолчал. Он поглядел на спящего человека.
   — Вряд ли. Но я прошу тебя все взвесить. Ты предоставишь народу право голоса. Ты дашь им невысказанное обещание в том, что будешь прислушиваться к ним в будущем, что станешь их должником. Такие обещания, неважно, высказаны они или нет, может быть очень трудно сдержать.
   — А если я сообщу конгрессу о своих намерениях, они пойдут на уступки?
   Риндалан напряженно обдумал вопрос. Его редкие каштановые пряди волос вяло свисали с огромного остроконечного гребня. Ринди запустил руку в волосы, как будто взвешивая решения. Затем покачал головой.
   — Вряд ли. Они слишком упрямы.
   — Тогда мне придется обратиться к народу. И поскольку я принял такое решение, думаю, конгрессу будет лучше не знать о нем. Неожиданность окажет свое воздействие. Ринди, я не могу отправиться на планету без Рэнда, и ты это признаешь.
   — Я знаю, что ты убежден в этом, — Прелат вздохнул. Он положил руки на колени, костлявые колени, выступающие под тканью одежды. — Трудные времена заставляют принимать отчаянные решения. Но неужели твое положение настолько серьезно?
   — Ни абдреликам, ни ронинам нельзя позволить заполучить ни Рэнда, ни меня. Только на Чо мы сможем быть под защитой.