Страница:
Значит, Ринди не спал, но, может быть, случайно задремал. Кативар помедлил, собираясь с мыслями.
— Палатон? — донесся из комнаты слабый, негромкий, но еще красивый голос.
Молодой чоя с поклоном шагнул в полутьму гостиной.
— Беседуешь с призраками, Риндалан?
— Кативар! Что ты делаешь здесь в такой час? — Ринди сидел на диване с обнаженными ногами, его костлявую фигуру обвивали складки свободной одежды, пальцем руки он заложил страницу в книге. — Будь добр, подай мне надежду на возвращение Палатона.
Вероятно, чтобы нанести удар, хватило бы одной новости. Кативар сделал скорбную гримасу.
— У меня есть новость, которую я счел своим долгом сообщить лично.
Ринди не шевельнулся, но на его лице появилась тень. Кативар подумал, что за свою долгую жизнь Прелату довелось выслушать немало плохих вестей.
— Что случилось?
— Заблудшие восстали. Они громят дома и лавки Чаролона. Никому не удается призвать их к порядку, — последняя фраза была произнесена с удовлетворением, которое Кативару не удалось скрыть. Он взглянул в сторону небольшого окна с цветным декоративным стеклом — единственного окна в гостиной Ринди. — Если выглянуть на улицу, на горизонте видно пламя.
Ринди выругался — кратко и выразительно. Он выпрямился на диване, поднял увенчанную гребнем голову и устало прикрыл глаза.
— Йорана ушла, ничего не сказав — вероятно, она сочла, что мне лучше этого не знать, — Прелат вновь взглянул на Кативара, и его глаза проницательно блеснули. — Но почему ты принес мне эту боль?
— Это наш долг, — сдержанно отозвался Кативар, но его слова не поспевали за мыслями. Если новость не вызвала потрясения, надо действовать иначе. — Если они никому не подчиняются, то могут прислушаться к Гласу Божьему. Я пришел спросить, не хочешь ли ты присоединиться ко мне и помочь восстановить порядок?
Ринди вытащил палец из книги и в задумчивости уронил ее на пол. Затем решительно встал, расправляя вечернюю одежду.
— Если ты подождешь меня пару минут, Кативар, я иду с тобой.
Кативар поклонился, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Толпа обязательно нападет на них. С ним самим ничего не случится, но за жизнь Ринди он не станет ручаться. Кативар не задумывался над тем, что последует за смертью Ринди — даже если его будут почитать как мученика. В конце концов, грядущие события сделают это мученичество бесполезным, и о нем забудут.
Важна была только его немедленная смерть, которая открыла бы дорогу всем планам Кативара. Он ухмыльнулся, слыша из другой комнаты возню поспешно одевающегося Ринди. Кативар выпрямился, только когда ему удалось согнать с лица торжествующее выражение. Он был доволен собой.
Глава 24
Глава 25
— Палатон? — донесся из комнаты слабый, негромкий, но еще красивый голос.
Молодой чоя с поклоном шагнул в полутьму гостиной.
— Беседуешь с призраками, Риндалан?
— Кативар! Что ты делаешь здесь в такой час? — Ринди сидел на диване с обнаженными ногами, его костлявую фигуру обвивали складки свободной одежды, пальцем руки он заложил страницу в книге. — Будь добр, подай мне надежду на возвращение Палатона.
Вероятно, чтобы нанести удар, хватило бы одной новости. Кативар сделал скорбную гримасу.
— У меня есть новость, которую я счел своим долгом сообщить лично.
Ринди не шевельнулся, но на его лице появилась тень. Кативар подумал, что за свою долгую жизнь Прелату довелось выслушать немало плохих вестей.
— Что случилось?
— Заблудшие восстали. Они громят дома и лавки Чаролона. Никому не удается призвать их к порядку, — последняя фраза была произнесена с удовлетворением, которое Кативару не удалось скрыть. Он взглянул в сторону небольшого окна с цветным декоративным стеклом — единственного окна в гостиной Ринди. — Если выглянуть на улицу, на горизонте видно пламя.
Ринди выругался — кратко и выразительно. Он выпрямился на диване, поднял увенчанную гребнем голову и устало прикрыл глаза.
— Йорана ушла, ничего не сказав — вероятно, она сочла, что мне лучше этого не знать, — Прелат вновь взглянул на Кативара, и его глаза проницательно блеснули. — Но почему ты принес мне эту боль?
— Это наш долг, — сдержанно отозвался Кативар, но его слова не поспевали за мыслями. Если новость не вызвала потрясения, надо действовать иначе. — Если они никому не подчиняются, то могут прислушаться к Гласу Божьему. Я пришел спросить, не хочешь ли ты присоединиться ко мне и помочь восстановить порядок?
Ринди вытащил палец из книги и в задумчивости уронил ее на пол. Затем решительно встал, расправляя вечернюю одежду.
— Если ты подождешь меня пару минут, Кативар, я иду с тобой.
Кативар поклонился, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Толпа обязательно нападет на них. С ним самим ничего не случится, но за жизнь Ринди он не станет ручаться. Кативар не задумывался над тем, что последует за смертью Ринди — даже если его будут почитать как мученика. В конце концов, грядущие события сделают это мученичество бесполезным, и о нем забудут.
Важна была только его немедленная смерть, которая открыла бы дорогу всем планам Кативара. Он ухмыльнулся, слыша из другой комнаты возню поспешно одевающегося Ринди. Кативар выпрямился, только когда ему удалось согнать с лица торжествующее выражение. Он был доволен собой.
Глава 24
— Ничто другое не объяснит странный интерес чоя к людям на Аризаре. Ничто, кроме этого, не поможет обвинить их в нарушении прав народа планеты класса Зет. Каким-то образом этот человек смог пролететь сквозь Хаос так же уверенно, как чоя. Он может управлять тезарианским устройством, — ррРаск горделиво выпрямился, изложив свои выводы.
Беван сполз с каталки и теперь лежал на грязном полу, положив голову на колени Алексы. Она осторожно водила пальцами по его лицу, опасаясь дотрагиваться до спутанных, грязных, некогда шелковистых и блестящих волос. Беван свернулся клубком и замурлыкал себе под нос, не осознавая ее присутствия, хотя сам подполз к ней.
— У нас нет никаких доказательств. Только опыт Алексы убеждает нас, что чоя стремятся к духовным контактам, — ГНаск насмешливо поднял губу и обнажил клыки, на которых еще виднелись остатки его последней трапезы. Он сплюнул на пол. — Духи не способны совершать межпространственные полеты.
Блестящие глаза ррРаска на мгновение обратились в сторону Алексы, и он возразил:
— Время от времени нам попадается какой-нибудь чоя. Даже подробные анатомические исследования тела и тезарианского устройства не дали нам необходимую информацию.
Алекса подавила дрожь, поняв, на что намекает командир флота — ей представились муки вивисекции.
— Едва ли это существо, — ГНаск толкнул Бевана массивной ногой в бок, — поможет нам.
— Самое важное — если он умеет пилотировать корабли. Стоит ему проложить дорогу, и я последую за ним.
Алекса в испуге подняла голову.
— Чо… — произнесла она. — Значит, вы полетите не для того, чтобы защитить их, а чтобы напасть! — она перевела взгляд на ухмыляющегося ГНаска.
— Вот именно, маленькая охотница, — ответил он. — Теперь ты все поняла.
Алексу внезапно обдало жаром. ГНаск разыгрывал комедию, болтая с ррРаском и ожидая, пока она сама сделает вывод, к какому они уже давно пришли. Она покачала головой.
— Он не сможет лететь, — нехотя сказала она.
— Сам — скорее всего не сможет. Но если рядом будешь ты, я не сомневаюсь в успехе.
Алекса вздрогнула. Грязное существо, валяющееся у ее ног, когда-то находилось с ней в самых интимных отношениях. Но разве сможет она вновь коснуться его — телесно или душевно?
Теперь Беван вызывал у Алексы отвращение. В худшие дни он представлялся ей хитрой, увертливой добычей, мешающей ей утолить голод.
Алекса не позволила ГНаску заметить выражение ее лица.
— Сколько у нас времени?
— Нам некогда ждать, — ответил ррРаск, — мы должны быть готовы нанести удар прямо сейчас. К тому же понадобится время, чтобы набрать ускорение и пролететь сквозь Хаос.
Беван резко дернулся. Его голова откинулась, и взгляд уперся в глаза Алексы. Когда-то у него были прекрасные, темные, живые глаза. Теперь они напоминали пересохшие лужи.
— Но каким образом он, по-вашему, сможет доставить нас туда? — с горечью спросила Алекса.
Лицо Бевана просияло, как будто он пробудился от ее голоса. Усмешка, похожая на гримасу боли, исказила грязное лицо.
— Алфавит, — произнес он. — Это как перемешанный алфавит… И мы пройдем от А до Я, — он закашлялся и со стоном уткнулся в ее колени.
Алекса внезапно склонилась, обнимая Бевана и помогая ему восстановить дыхание. Она оглянулась через плечо на ГНаска и заявила, подчеркивая каждое слово:
— Я ничем не могу ему помочь.
— Что же тебе нужно?
Если ей предстоит это сделать, то ГНаск поплатится за свой замысел.
— Ваша ванна, — сказала она. — Мне надо вымыть его и успокоить.
Лицо ГНаска окаменело. Тарш, который завис над его лбом, затрясся всем телом. Алекса наблюдала, как ГНаск принимает решение. Он отказался бы даже прикасаться к ванне до тех пор, пока ее полностью не сольют и не очистят после купания человека, а это было сложной задачей в космосе, и Алекса прекрасно знала об этом. Она собиралась лишить абдрелика его самого излюбленного удовольствия.
ГНаск повернулся к ней спиной, прорычав что-то ррРаску, когда проходил мимо. Он громко хлопнул дверью, удаляясь в жилые помещения станции.
ррРаск откашлялся.
— Поступай, как хочешь, — произнес он, но Алекса уже знала, что получила то, чего добивалась.
Она осторожно отстранила Бевана и поднялась.
— Вези его за мной, — приказала она командующему флота и пошла вперед.
Абдрелик фыркнул, исполняя приказ.
Палатон встал за спиной Руфин.
— Мне казалось, ты сообщила о том, что преследователи отстали.
— Верно, но я не сказала, что мы не получили никаких повреждений, — Руфин окинула взглядом пульт. Отметины и трещины покрывали его прежде гладкую поверхность, кое-где виднелись оплавленные дыры, из которых торчали перепутанные провода. — Аппарат связи разбит полностью.
— И не только он, — заметил Палатон, понимающе улыбнувшись Руфин. — С этим уже ничего не поделаешь. Попытайся исправить все, что можешь. При посадке нас обязательно заметит охрана — посадка будет трудной, тезар, но мы окажемся дома. Так что им не придется долго тревожиться.
— А пока, — ледяным тоном заметила Руфин, — никто не знает, что стало с наследником и его подопечным, и я не могу вести счет в этой командной игре.
— Значит, ты умеешь в нее играть? — Палатон мгновенно отвлекся. Он обнажил зубы и стукнул ногтем пальца по коронке на одном из них. — Однажды мне чуть не вышибли зуб, но я забил решающий гол.
Руфин усмехнулась.
— Я играла в защите, — заметила она и вздохнула. — Может быть, Чо приходит конец, но она все еще отбивается.
— Естественно, — Палатон положил руку ей на плечо. — Я немного отдохну. Позови, если я понадоблюсь тебе.
Руфин кивнула и повернулась в кресле, с сокрушенными восклицаниями ковыряясь в аппарате связи.
Рэнд свернулся в разложенном пассажирском кресле. Палатон осторожно присел рядом, думая, что мальчик спит, но Рэнд спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. При взлете глиссер получил незначительные повреждения. Связь прервана.
Рэнд спустил ноги на пол и сел.
— Здесь есть какая-нибудь еда?
— Ты все еще голоден?
— Еще бы! Я бы съел ту штуку в фиолетовой обертке. Но только не серую кашу!
— Значит, ты предпочитаешь овощной массе углеводы и сахар?
— Это и в самом деле овощи? — Рэнд скорчил гримасу, видя, как Палатон открывает шкаф в салоне и достает припасы. — Нет, этим ты меня не убедишь.
Палатон обнаружил несколько сладких плиток и подал их Рэнду.
— Это поддержит тебя ненадолго. Скоро мы будем дома.
— А если нет, ты еще услышишь, как урчит у меня в животе! — Рэнд развернул плитку и мгновенно проглотил ее, слизнув с пальцев сладкие крошки.
Палатон опустился в кресло, наблюдая, как человек радуется еде. В этом существе была детская непосредственность — вероятно, с возрастом и зрелостью она должна была пройти. Палатону казалось, что если человек лишится способности радоваться, он будет действительно жалким существом. Подобно полноводным рекам, у истоков скрывающимся под землей, радости было необходимо выходить на поверхность, облегчая жизнь. Палатон позволил себе сейчас такую радость, видя наслаждение Рэнда.
Вскоре он задремал, а проснулся оттого, что Руфин тронула его за плечо. Перед пробуждением Палатону снились струйки воды, текущие из разбитых кувшинов, и пыльные могильные плиты с надписями «Ты меня помнишь?» Едва он успел узнать в своем видении надгробный памятник матери, как Руфин разбудила его.
— Что такое?
— Мне удалось частично наладить связь. Она забита помехами, ответить на нее нельзя, — лицо Руфин было серьезным и усталым. — Думаю, тебе будет лучше пойти в кабину и послушать, — она повернулась к Рэнду, который тоже проснулся, — и тебе тоже.
Они столпились в кабине. Руфин наладила связь так, как только было возможно для аппарата, работающего на последнем издыхании. Она переводила сообщения на трейд, и Рэнд постепенно понимал смысл новостей.
— …окружили здание конгресса. Было введено осадное положение, но действия войск оказались недостаточно эффективными. Все присутствующие в здании вынуждены остаться там. Обстрел помешал эвакуации через восточное крыло… Бесконтрольные грабежи в торговых кварталах… — треск прервал сообщение. Палатон удивленно перевел взгляд на Руфин.
— Что все это значит?
— Мятеж, — ответила она. — После покушения в Сету.
— Что?
— Новость о покушении быстро распространилась среди Заблудших.
— Надо остановить их! Мятеж во всем Чаролоне?
— Насколько я поняла, да, — мрачно отозвалась Руфин. — И по всей Чо.
— Этого нельзя допустить…
— Но что ты можешь поделать? — резонно заметил Рэнд. — Им нельзя даже ничего сообщить.
— Я сделаю все, что смогу. Рэнд пожал плечами.
— Тогда пойдем со мной, — он протянул Палатону руку ладонью вверх.
Руфин сказала им вслед:
— Я постараюсь что-нибудь сделать. Мы будем на месте через три часа.
Его волосы еще не высохли, исхудалое тело сжалось в одном из старых костюмов Алексы. Беван сидел, обхватив себя руками, пока она пыталась накормить его. От запаха приготовленной еды у Алексы началась тошнота, и она боролась с желанием устроить охоту и добыть себе мясо — сладкую, красную, истекающую кровью теплую плоть.
Внезапно Беван протянул руку и взял ее за запястье. Ложка в ее руке дрогнула.
— Я знаю их тайну, — сообщил он, — и за это они отравили меня.
— Какую тайну?
Беван смотрел ей прямо в глаза.
— Я могу летать через Хаос, — объявил он. — Я знаю, как они это делают.
— Научи меня.
Он покачал головой и убрал руку.
— Ты не сможешь. И слюнтяи абдрелики тоже не смогут, даже если я скажу им.
— Но ведь ты это умеешь?
Беван решительно кивнул. Он вынул ложку из ее пальцев и принялся с жадностью есть. Алекса сидела рядом, наблюдая за ним.
— Что стало с Рэндом? — вдруг спросила она.
Беван замер. Капля яблочного соуса вытекла из его рта. Он подобрал ее и тщательно облизал палец.
— Не знаю.
— Его забрали чоя и увезли на свою планету.
— Вампиры, — яростно выпалил Беван, — они высосут у него душу.
— ГНаск представил Союзу жалобу — обо всех нас, кого они увезли и отравили… но нам нужен Рэнд. Надо спасти Рэнда, если только еще не поздно.
Беван отвел глаза.
— Но тебя же не отравили.
— Помнишь Аризар? Помнишь верхнюю школу — с мертвыми и сумасшедшими? Им наплевать на то, что станет с нами. Надо забрать Рэнда оттуда.
Беван уронил ложку в тарелку.
— Ты любишь Рэнда больше, чем меня, верно? — прежним, отчетливым голосом спросил он.
Алекса вздрогнула.
— Я люблю вас обоих, и ничего не могу с этим поделать. Но Рэнд никогда не понимал того, что понял ты… Он никогда не понимал, что значит отдаваться полностью…
— Делиться даже бедами, — закончил Беван. Их взгляды встретились.
— Да, даже бедами, — подтвердила Алекса.
— Если мы его спасем, ты отдашь его абдреликам?
Алексу охватила внезапная ярость. Она склонилась ближе и поклялась:
— Нет! Никогда!
— Ты мне обещаешь?
Она поцеловала его в лоб со словами:
— Обещаю. Но что скажешь ты? Ты можешь дать мне обещание?
Крохотные золотистые искры осветили его потухшие глаза.
— Обещания здесь ни к чему. Я могу увезти тебя туда, — ответил он. — И умру.
Он издал прерывистый смешок, запустил пальцы в еду и принялся жевать, чавкая и подбирая падающие между пальцами крошки и капли.
Алекса поднялась, повернулась лицом к экрану и подала знак, что сейчас выходит. Дверь неслышно открылась. ррРаск ждал ее в коридоре.
— Он готов, — произнесла она.
— Запуск состоится, как только мы известим ГНаска.
Алекса кивнула.
— Кто полетит с Беваном?
— Ты. И экипаж из нескольких абдреликов. Флот готов следовать за вами.
Абдрелики ничем не рисковали. Но им с Беваном предстоит остаться почти наедине. В такой ситуации возможно все, решила Алекса и задумалась.
Ринди ухватился за руку Кативара. Стены зданий дрожали от гула толпы. Улицы усеивал мусор, обломки и осколки разбитых витрин. Чаролон казался грязным и непривлекательным, и яркий утренний свет только подчеркивал недостатки его облика. Мимо бежали чоя — возбужденные, суматошные, поглощенные грабежом и разрушением, и на их лицах можно было разглядеть жадность, злорадство, возбуждение. Один из них резко оттолкнул в сторону Ринди и поспешил прочь, даже не оглянувшись. Старый Прелат еще крепче сжал руку Кативара.
— Как же их остановить, — бормотал Ринди, и его слабые голоса были почти не слышны среди гула толпы. — Как заставить их выслушать нас?
Кативар уже сомневался в собственной безопасности.
— Они не станут слушать. Напрасно я привел тебя сюда.
Глаза им резал дым от горящей неподалеку лавки — ее содержимое было уже растаскано грабителями, двери сорваны с петель. Кативар закашлялся и повел Ринди прочь. Они едва успели отойти на несколько шагов, как пламя вспыхнуло сильнее и вырвалось наружу, обдавая жаром их спины. Ринди охнул и прибавил шагу. Кативар оглянулся, удивляясь, что питало ярость огня в пустом доме. Может быть, ненависть?
Эта мысль принесла ему удовлетворение. Чтобы завершить свою работу, ему было нужно именно такое топливо. Он отметил это в памяти на будущее.
Ринди высвободил руку на углу улицы. Здесь она переходила в круглую площадь, впереди стояли деревья бульваров — зеленая полоска, которая оставалась чистой и свежей, несмотря на окружающий погром. Ринди склонил голову с трепещущими на ветру волосами, и направился к парку.
Кативар следовал за ним по пятам. Их нагнала машина, полная простолюдинов, свистящих и издевающихся над прохожими. Глаза Кативара сузились от оскорбления. Простолюдины заухмылялись ему в ответ, как будто считали этот довод весомым. Поплотнее запахнувшись в свою просторную одежду священника, Кативар пошел рядом с Ринди.
Старый чоя вскарабкался на пьедестал в парке. Статуя Паншинеа, которая прежде украшала его, лежала на земле, разбитая на неузнаваемые обломки. Риндалан с горящими глазами обернулся к Кативару.
— Я соберу их, — сказал он. — И мы совершим то, что сможем. Пусть они не видят Бога, но не глухие же они!
Он простер руки, так что широкие рукава свалились, обнажив их до самых локтей, и запел.
Только тут Кативар понял, какую силу и непреклонную веру видит перед собой. Он вздрогнул от напевных голосов старого чоя. Несмотря на все планы, сердце Кативара забилось, и он понял, с каким соперником ему придется бороться, чтобы удовлетворить свои честолюбивые стремления. Но все, что он мог сделать сейчас — смотреть вверх, на стоящего на пьедестале чоя, и удивляться. Голоса Риндалана перекрывали вой сирен и крик, треск пламени и шум борьбы — их можно было расслышать за несколько кварталов и не только расслышать: эти голоса призывали, требовали ответа, и чоя, толпящиеся у немногих уцелевших лавок, начали поворачивать головы и прислушиваться.
Чоя пришли, как и предвидел Риндалан. Копоть покрывала их лица, в глазах вспыхивали гнев и разочарование. Чоя-матери в лохмотьях, с усталыми лицами несли на руках худых детей, крепко прижав их к себе. Молодежь смущенно пробиралась в толпе, издавая похожие на громкие хлопки звуки, которые только усиливали голоса Риндалана.
Вдруг старый чоя замолчал. До сих пор он смотрел в небо, но теперь перевел взгляд на огромную толпу у своих ног, заполонившую парк и прилегающую к нему площадь.
Кативар чувствовал, как его легкие жалит едкий дым. Два рослых простолюдина встали вплотную к нему, и Кативар расставил локти, отвоевывая себе место. Один из Заблудших вполголоса выругался, получив удар локтем в бок, но не отвел глаз от Риндалана.
Это мощь, думал Кативар. Он воспользовался своим бахдаром, чтобы созвать их. Каким же бахдаром обладал этот старец! В нем нарастало отвращение — никто не имеет права на силу, способную подчинить себе других, ни ради зла, ни ради блага.
Ринди вытянул вперед руку ладонью вниз — рука тряслась от напряжения. Он не мог унять дрожь, хотя видно было, что он даже закусил губы.
— Бог слышит вас, — провозгласил он. — Бог вас видит, даже если вы не способны увидеть его. Бог скорбит о ваших страданиях…
В тишине послышался крик:
— Он сам сказал тебе об этом?
Ринди кивнул и опустил дрожащую руку вдоль тела.
— Да, сказал. Разве Он не должен был этого сделать? Он печется о всех. Вы можете услышать Его — через шум, треск пламени, крики и стоны — вы можете услышать Его! Слушайте!
Кативар наблюдал, как чоя подняли головы к небу с восторженными лицами ожидая чуда, охваченные благоговением и трепетом, и их глаза ярко блестели в сумеречном свете. Как удалось сделать это старому чоя?
И тем не менее Кативар тоже слышал — он убеждал себя, что причиной всему летний ветер, нагретый солнцем, шум и треск пламени, но во все эти звуки вплетался еще один — стон, плач, тихое бормотание: казалось, в отчаянии скорбит весь город. Ни у кого из слушающих его голос не оставалось сомнений в его горе.
Одна из чоя упала на колени, прижав к себе двоих детей. Она рыдала, уткнувшись лицом в их волосы.
— Прости, прости меня! — вскрикивала она. Ринди вновь простер руки.
— Ступайте к своим близким и знакомым, — велел он, — расскажите им, что вы слышали. Прекратите свои злодеяния. Идите домой и слушайте. Все мы — братья. Прислушайтесь к скорби и ответьте ей миром.
На мгновение Кативару казалось, что этому худощавому, старому моя с трепещущими на ветру одеждами удалось сотворить чудо. Но вдруг кто-то с яростным воплем бросил камень — обломок статуи. Ринди обернулся на крик. Он не уклонился. Пущенный меткой рукой камень угодил ему прямо в основание рогового гребня. Кровь брызнула струей, и Прелат покачнулся. Он взглянул на Кативара, и тот успел подставить руки — как раз вовремя, чтобы подхватить Ринди, упавшего с пьедестала в бушующую от ненависти толпу.
Беван сполз с каталки и теперь лежал на грязном полу, положив голову на колени Алексы. Она осторожно водила пальцами по его лицу, опасаясь дотрагиваться до спутанных, грязных, некогда шелковистых и блестящих волос. Беван свернулся клубком и замурлыкал себе под нос, не осознавая ее присутствия, хотя сам подполз к ней.
— У нас нет никаких доказательств. Только опыт Алексы убеждает нас, что чоя стремятся к духовным контактам, — ГНаск насмешливо поднял губу и обнажил клыки, на которых еще виднелись остатки его последней трапезы. Он сплюнул на пол. — Духи не способны совершать межпространственные полеты.
Блестящие глаза ррРаска на мгновение обратились в сторону Алексы, и он возразил:
— Время от времени нам попадается какой-нибудь чоя. Даже подробные анатомические исследования тела и тезарианского устройства не дали нам необходимую информацию.
Алекса подавила дрожь, поняв, на что намекает командир флота — ей представились муки вивисекции.
— Едва ли это существо, — ГНаск толкнул Бевана массивной ногой в бок, — поможет нам.
— Самое важное — если он умеет пилотировать корабли. Стоит ему проложить дорогу, и я последую за ним.
Алекса в испуге подняла голову.
— Чо… — произнесла она. — Значит, вы полетите не для того, чтобы защитить их, а чтобы напасть! — она перевела взгляд на ухмыляющегося ГНаска.
— Вот именно, маленькая охотница, — ответил он. — Теперь ты все поняла.
Алексу внезапно обдало жаром. ГНаск разыгрывал комедию, болтая с ррРаском и ожидая, пока она сама сделает вывод, к какому они уже давно пришли. Она покачала головой.
— Он не сможет лететь, — нехотя сказала она.
— Сам — скорее всего не сможет. Но если рядом будешь ты, я не сомневаюсь в успехе.
Алекса вздрогнула. Грязное существо, валяющееся у ее ног, когда-то находилось с ней в самых интимных отношениях. Но разве сможет она вновь коснуться его — телесно или душевно?
Теперь Беван вызывал у Алексы отвращение. В худшие дни он представлялся ей хитрой, увертливой добычей, мешающей ей утолить голод.
Алекса не позволила ГНаску заметить выражение ее лица.
— Сколько у нас времени?
— Нам некогда ждать, — ответил ррРаск, — мы должны быть готовы нанести удар прямо сейчас. К тому же понадобится время, чтобы набрать ускорение и пролететь сквозь Хаос.
Беван резко дернулся. Его голова откинулась, и взгляд уперся в глаза Алексы. Когда-то у него были прекрасные, темные, живые глаза. Теперь они напоминали пересохшие лужи.
— Но каким образом он, по-вашему, сможет доставить нас туда? — с горечью спросила Алекса.
Лицо Бевана просияло, как будто он пробудился от ее голоса. Усмешка, похожая на гримасу боли, исказила грязное лицо.
— Алфавит, — произнес он. — Это как перемешанный алфавит… И мы пройдем от А до Я, — он закашлялся и со стоном уткнулся в ее колени.
Алекса внезапно склонилась, обнимая Бевана и помогая ему восстановить дыхание. Она оглянулась через плечо на ГНаска и заявила, подчеркивая каждое слово:
— Я ничем не могу ему помочь.
— Что же тебе нужно?
Если ей предстоит это сделать, то ГНаск поплатится за свой замысел.
— Ваша ванна, — сказала она. — Мне надо вымыть его и успокоить.
Лицо ГНаска окаменело. Тарш, который завис над его лбом, затрясся всем телом. Алекса наблюдала, как ГНаск принимает решение. Он отказался бы даже прикасаться к ванне до тех пор, пока ее полностью не сольют и не очистят после купания человека, а это было сложной задачей в космосе, и Алекса прекрасно знала об этом. Она собиралась лишить абдрелика его самого излюбленного удовольствия.
ГНаск повернулся к ней спиной, прорычав что-то ррРаску, когда проходил мимо. Он громко хлопнул дверью, удаляясь в жилые помещения станции.
ррРаск откашлялся.
— Поступай, как хочешь, — произнес он, но Алекса уже знала, что получила то, чего добивалась.
Она осторожно отстранила Бевана и поднялась.
— Вези его за мной, — приказала она командующему флота и пошла вперед.
Абдрелик фыркнул, исполняя приказ.
Палатон встал за спиной Руфин.
— Мне казалось, ты сообщила о том, что преследователи отстали.
— Верно, но я не сказала, что мы не получили никаких повреждений, — Руфин окинула взглядом пульт. Отметины и трещины покрывали его прежде гладкую поверхность, кое-где виднелись оплавленные дыры, из которых торчали перепутанные провода. — Аппарат связи разбит полностью.
— И не только он, — заметил Палатон, понимающе улыбнувшись Руфин. — С этим уже ничего не поделаешь. Попытайся исправить все, что можешь. При посадке нас обязательно заметит охрана — посадка будет трудной, тезар, но мы окажемся дома. Так что им не придется долго тревожиться.
— А пока, — ледяным тоном заметила Руфин, — никто не знает, что стало с наследником и его подопечным, и я не могу вести счет в этой командной игре.
— Значит, ты умеешь в нее играть? — Палатон мгновенно отвлекся. Он обнажил зубы и стукнул ногтем пальца по коронке на одном из них. — Однажды мне чуть не вышибли зуб, но я забил решающий гол.
Руфин усмехнулась.
— Я играла в защите, — заметила она и вздохнула. — Может быть, Чо приходит конец, но она все еще отбивается.
— Естественно, — Палатон положил руку ей на плечо. — Я немного отдохну. Позови, если я понадоблюсь тебе.
Руфин кивнула и повернулась в кресле, с сокрушенными восклицаниями ковыряясь в аппарате связи.
Рэнд свернулся в разложенном пассажирском кресле. Палатон осторожно присел рядом, думая, что мальчик спит, но Рэнд спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. При взлете глиссер получил незначительные повреждения. Связь прервана.
Рэнд спустил ноги на пол и сел.
— Здесь есть какая-нибудь еда?
— Ты все еще голоден?
— Еще бы! Я бы съел ту штуку в фиолетовой обертке. Но только не серую кашу!
— Значит, ты предпочитаешь овощной массе углеводы и сахар?
— Это и в самом деле овощи? — Рэнд скорчил гримасу, видя, как Палатон открывает шкаф в салоне и достает припасы. — Нет, этим ты меня не убедишь.
Палатон обнаружил несколько сладких плиток и подал их Рэнду.
— Это поддержит тебя ненадолго. Скоро мы будем дома.
— А если нет, ты еще услышишь, как урчит у меня в животе! — Рэнд развернул плитку и мгновенно проглотил ее, слизнув с пальцев сладкие крошки.
Палатон опустился в кресло, наблюдая, как человек радуется еде. В этом существе была детская непосредственность — вероятно, с возрастом и зрелостью она должна была пройти. Палатону казалось, что если человек лишится способности радоваться, он будет действительно жалким существом. Подобно полноводным рекам, у истоков скрывающимся под землей, радости было необходимо выходить на поверхность, облегчая жизнь. Палатон позволил себе сейчас такую радость, видя наслаждение Рэнда.
Вскоре он задремал, а проснулся оттого, что Руфин тронула его за плечо. Перед пробуждением Палатону снились струйки воды, текущие из разбитых кувшинов, и пыльные могильные плиты с надписями «Ты меня помнишь?» Едва он успел узнать в своем видении надгробный памятник матери, как Руфин разбудила его.
— Что такое?
— Мне удалось частично наладить связь. Она забита помехами, ответить на нее нельзя, — лицо Руфин было серьезным и усталым. — Думаю, тебе будет лучше пойти в кабину и послушать, — она повернулась к Рэнду, который тоже проснулся, — и тебе тоже.
Они столпились в кабине. Руфин наладила связь так, как только было возможно для аппарата, работающего на последнем издыхании. Она переводила сообщения на трейд, и Рэнд постепенно понимал смысл новостей.
— …окружили здание конгресса. Было введено осадное положение, но действия войск оказались недостаточно эффективными. Все присутствующие в здании вынуждены остаться там. Обстрел помешал эвакуации через восточное крыло… Бесконтрольные грабежи в торговых кварталах… — треск прервал сообщение. Палатон удивленно перевел взгляд на Руфин.
— Что все это значит?
— Мятеж, — ответила она. — После покушения в Сету.
— Что?
— Новость о покушении быстро распространилась среди Заблудших.
— Надо остановить их! Мятеж во всем Чаролоне?
— Насколько я поняла, да, — мрачно отозвалась Руфин. — И по всей Чо.
— Этого нельзя допустить…
— Но что ты можешь поделать? — резонно заметил Рэнд. — Им нельзя даже ничего сообщить.
— Я сделаю все, что смогу. Рэнд пожал плечами.
— Тогда пойдем со мной, — он протянул Палатону руку ладонью вверх.
Руфин сказала им вслед:
— Я постараюсь что-нибудь сделать. Мы будем на месте через три часа.
Его волосы еще не высохли, исхудалое тело сжалось в одном из старых костюмов Алексы. Беван сидел, обхватив себя руками, пока она пыталась накормить его. От запаха приготовленной еды у Алексы началась тошнота, и она боролась с желанием устроить охоту и добыть себе мясо — сладкую, красную, истекающую кровью теплую плоть.
Внезапно Беван протянул руку и взял ее за запястье. Ложка в ее руке дрогнула.
— Я знаю их тайну, — сообщил он, — и за это они отравили меня.
— Какую тайну?
Беван смотрел ей прямо в глаза.
— Я могу летать через Хаос, — объявил он. — Я знаю, как они это делают.
— Научи меня.
Он покачал головой и убрал руку.
— Ты не сможешь. И слюнтяи абдрелики тоже не смогут, даже если я скажу им.
— Но ведь ты это умеешь?
Беван решительно кивнул. Он вынул ложку из ее пальцев и принялся с жадностью есть. Алекса сидела рядом, наблюдая за ним.
— Что стало с Рэндом? — вдруг спросила она.
Беван замер. Капля яблочного соуса вытекла из его рта. Он подобрал ее и тщательно облизал палец.
— Не знаю.
— Его забрали чоя и увезли на свою планету.
— Вампиры, — яростно выпалил Беван, — они высосут у него душу.
— ГНаск представил Союзу жалобу — обо всех нас, кого они увезли и отравили… но нам нужен Рэнд. Надо спасти Рэнда, если только еще не поздно.
Беван отвел глаза.
— Но тебя же не отравили.
— Помнишь Аризар? Помнишь верхнюю школу — с мертвыми и сумасшедшими? Им наплевать на то, что станет с нами. Надо забрать Рэнда оттуда.
Беван уронил ложку в тарелку.
— Ты любишь Рэнда больше, чем меня, верно? — прежним, отчетливым голосом спросил он.
Алекса вздрогнула.
— Я люблю вас обоих, и ничего не могу с этим поделать. Но Рэнд никогда не понимал того, что понял ты… Он никогда не понимал, что значит отдаваться полностью…
— Делиться даже бедами, — закончил Беван. Их взгляды встретились.
— Да, даже бедами, — подтвердила Алекса.
— Если мы его спасем, ты отдашь его абдреликам?
Алексу охватила внезапная ярость. Она склонилась ближе и поклялась:
— Нет! Никогда!
— Ты мне обещаешь?
Она поцеловала его в лоб со словами:
— Обещаю. Но что скажешь ты? Ты можешь дать мне обещание?
Крохотные золотистые искры осветили его потухшие глаза.
— Обещания здесь ни к чему. Я могу увезти тебя туда, — ответил он. — И умру.
Он издал прерывистый смешок, запустил пальцы в еду и принялся жевать, чавкая и подбирая падающие между пальцами крошки и капли.
Алекса поднялась, повернулась лицом к экрану и подала знак, что сейчас выходит. Дверь неслышно открылась. ррРаск ждал ее в коридоре.
— Он готов, — произнесла она.
— Запуск состоится, как только мы известим ГНаска.
Алекса кивнула.
— Кто полетит с Беваном?
— Ты. И экипаж из нескольких абдреликов. Флот готов следовать за вами.
Абдрелики ничем не рисковали. Но им с Беваном предстоит остаться почти наедине. В такой ситуации возможно все, решила Алекса и задумалась.
Ринди ухватился за руку Кативара. Стены зданий дрожали от гула толпы. Улицы усеивал мусор, обломки и осколки разбитых витрин. Чаролон казался грязным и непривлекательным, и яркий утренний свет только подчеркивал недостатки его облика. Мимо бежали чоя — возбужденные, суматошные, поглощенные грабежом и разрушением, и на их лицах можно было разглядеть жадность, злорадство, возбуждение. Один из них резко оттолкнул в сторону Ринди и поспешил прочь, даже не оглянувшись. Старый Прелат еще крепче сжал руку Кативара.
— Как же их остановить, — бормотал Ринди, и его слабые голоса были почти не слышны среди гула толпы. — Как заставить их выслушать нас?
Кативар уже сомневался в собственной безопасности.
— Они не станут слушать. Напрасно я привел тебя сюда.
Глаза им резал дым от горящей неподалеку лавки — ее содержимое было уже растаскано грабителями, двери сорваны с петель. Кативар закашлялся и повел Ринди прочь. Они едва успели отойти на несколько шагов, как пламя вспыхнуло сильнее и вырвалось наружу, обдавая жаром их спины. Ринди охнул и прибавил шагу. Кативар оглянулся, удивляясь, что питало ярость огня в пустом доме. Может быть, ненависть?
Эта мысль принесла ему удовлетворение. Чтобы завершить свою работу, ему было нужно именно такое топливо. Он отметил это в памяти на будущее.
Ринди высвободил руку на углу улицы. Здесь она переходила в круглую площадь, впереди стояли деревья бульваров — зеленая полоска, которая оставалась чистой и свежей, несмотря на окружающий погром. Ринди склонил голову с трепещущими на ветру волосами, и направился к парку.
Кативар следовал за ним по пятам. Их нагнала машина, полная простолюдинов, свистящих и издевающихся над прохожими. Глаза Кативара сузились от оскорбления. Простолюдины заухмылялись ему в ответ, как будто считали этот довод весомым. Поплотнее запахнувшись в свою просторную одежду священника, Кативар пошел рядом с Ринди.
Старый чоя вскарабкался на пьедестал в парке. Статуя Паншинеа, которая прежде украшала его, лежала на земле, разбитая на неузнаваемые обломки. Риндалан с горящими глазами обернулся к Кативару.
— Я соберу их, — сказал он. — И мы совершим то, что сможем. Пусть они не видят Бога, но не глухие же они!
Он простер руки, так что широкие рукава свалились, обнажив их до самых локтей, и запел.
Только тут Кативар понял, какую силу и непреклонную веру видит перед собой. Он вздрогнул от напевных голосов старого чоя. Несмотря на все планы, сердце Кативара забилось, и он понял, с каким соперником ему придется бороться, чтобы удовлетворить свои честолюбивые стремления. Но все, что он мог сделать сейчас — смотреть вверх, на стоящего на пьедестале чоя, и удивляться. Голоса Риндалана перекрывали вой сирен и крик, треск пламени и шум борьбы — их можно было расслышать за несколько кварталов и не только расслышать: эти голоса призывали, требовали ответа, и чоя, толпящиеся у немногих уцелевших лавок, начали поворачивать головы и прислушиваться.
Чоя пришли, как и предвидел Риндалан. Копоть покрывала их лица, в глазах вспыхивали гнев и разочарование. Чоя-матери в лохмотьях, с усталыми лицами несли на руках худых детей, крепко прижав их к себе. Молодежь смущенно пробиралась в толпе, издавая похожие на громкие хлопки звуки, которые только усиливали голоса Риндалана.
Вдруг старый чоя замолчал. До сих пор он смотрел в небо, но теперь перевел взгляд на огромную толпу у своих ног, заполонившую парк и прилегающую к нему площадь.
Кативар чувствовал, как его легкие жалит едкий дым. Два рослых простолюдина встали вплотную к нему, и Кативар расставил локти, отвоевывая себе место. Один из Заблудших вполголоса выругался, получив удар локтем в бок, но не отвел глаз от Риндалана.
Это мощь, думал Кативар. Он воспользовался своим бахдаром, чтобы созвать их. Каким же бахдаром обладал этот старец! В нем нарастало отвращение — никто не имеет права на силу, способную подчинить себе других, ни ради зла, ни ради блага.
Ринди вытянул вперед руку ладонью вниз — рука тряслась от напряжения. Он не мог унять дрожь, хотя видно было, что он даже закусил губы.
— Бог слышит вас, — провозгласил он. — Бог вас видит, даже если вы не способны увидеть его. Бог скорбит о ваших страданиях…
В тишине послышался крик:
— Он сам сказал тебе об этом?
Ринди кивнул и опустил дрожащую руку вдоль тела.
— Да, сказал. Разве Он не должен был этого сделать? Он печется о всех. Вы можете услышать Его — через шум, треск пламени, крики и стоны — вы можете услышать Его! Слушайте!
Кативар наблюдал, как чоя подняли головы к небу с восторженными лицами ожидая чуда, охваченные благоговением и трепетом, и их глаза ярко блестели в сумеречном свете. Как удалось сделать это старому чоя?
И тем не менее Кативар тоже слышал — он убеждал себя, что причиной всему летний ветер, нагретый солнцем, шум и треск пламени, но во все эти звуки вплетался еще один — стон, плач, тихое бормотание: казалось, в отчаянии скорбит весь город. Ни у кого из слушающих его голос не оставалось сомнений в его горе.
Одна из чоя упала на колени, прижав к себе двоих детей. Она рыдала, уткнувшись лицом в их волосы.
— Прости, прости меня! — вскрикивала она. Ринди вновь простер руки.
— Ступайте к своим близким и знакомым, — велел он, — расскажите им, что вы слышали. Прекратите свои злодеяния. Идите домой и слушайте. Все мы — братья. Прислушайтесь к скорби и ответьте ей миром.
На мгновение Кативару казалось, что этому худощавому, старому моя с трепещущими на ветру одеждами удалось сотворить чудо. Но вдруг кто-то с яростным воплем бросил камень — обломок статуи. Ринди обернулся на крик. Он не уклонился. Пущенный меткой рукой камень угодил ему прямо в основание рогового гребня. Кровь брызнула струей, и Прелат покачнулся. Он взглянул на Кативара, и тот успел подставить руки — как раз вовремя, чтобы подхватить Ринди, упавшего с пьедестала в бушующую от ненависти толпу.
Глава 25
Рэнд сидел в салоне глиссера, сложив руки на коленях. Он чувствовал, что стоящего рядом Палатона одолевают гнев, раздражение и тревога. Бахдар Палатона говорил ему, что стоит только взглянуть глубже, и он найдет ответы на вопросы, мучающие его, но он не хотел задавать эти вопросы.
— Ты не можешь отвечать за это, — произнес Рэнд, взглянув на Палатона.
Пилот слегка нагнулся над ним.
— Почему?
— Ты не мог предвидеть, что случится в Сету. Палатон сел с усталым вздохом.
— Нет, мог. Земной дом уже пытался прикончить меня. Я знаю, что одно покушение было организовано ими, а может быть, и другое. Мы с Йораной обсуждали эту возможность. Но гораздо важнее было расположить в свою пользу конгресс.
— Важнее, чем твоя жизнь?
— Да. И еще важнее, чем твоя — извини, Рэнд.
Рэнд пожал плечами.
— Я не принадлежу себе с тех пор, как оказался на Аризаре, — он повернул левую руку ладонью вверх и провел по линиям на ней пальцем правой руки. Левая рука открывала возможности, а линии правой — то, как он распорядится ими. Линия жизни на обеих руках была невероятно длинной, и Рэнд задумался, почему она такая. — Возьми ее, — наконец произнес он. — Возьми назад свою силу. Не надо больше медлить.
— Я сделал бы это, если бы смог.
— Ты можешь, — Рэнд пристально взглянул в глаза Палатону, и тот отвернулся. — Я видел это прежде и вижу сейчас. Ты отшвырнул книгу, но увидел то, что искал.
— Но ты ничего не видел!
— Наш бахдар говорит мне совсем иное. Я видел ответ, но ты отверг его.
Палатон заерзал в кресле.
— Я вправе это сделать.
— Мы возвращаемся в охваченный мятежом город. Судя по словам Руфин, началось то, что ты хотел предотвратить.
— Не совсем так, — Палатон поднес руку к голове и потер основание рогового гребня — так осторожно, что Рэнду показалось, будто внушительный вес гребня беспокоит его. Неужели у чоя бывают головные боли? По-видимому, так и есть. — Больше всего я боюсь, что Дома вступят в открытую войну. Но этого пока не случилось. Простолюдины протестуют против неравенства, против того, что они считают несправедливым. Мы — цивилизованный народ. Мы высоко взлетели, нам предстоит долгое падение, но пока мы еще удерживаемся.
— Вам не устоять, если хищники налетят, чтобы растащить остатки Чо после гражданской войны.
— Неужели ты считаешь, что я забыл об этом? Почему же я отправился сюда — разве только чтобы помочь Паншинеа? — Палатон резко оборвал себя и собрался с мыслями, прежде чем продолжать. — Ты знаешь больше, чем следовало бы. Отныне я не хочу подвергать тебя опасности.
— Уже слишком поздно, — тихо произнес Рэнд. — Я знаю, кто вы такие. Мне было трудно понять причины вашей ксенофобии… страх тех, с кем я встречался. Чем я мог их так напугать? Отвращение еще понятно, но не страх. Потом, в Сету, меня понемногу осенило. Вы боитесь чужаков, стараясь скрыть свои способности. Как тезар ты способен защититься. Но ты не можешь загородить своим щитом весь народ… не можешь объяснить, почему среди вас настолько сильно расслоение — на тех, кто обладает способностями, и тех, у кого их нет. Вы отличаетесь не только отношением к религии.
Палатон молчал, не сводя глаз с Рэнда.
Во рту у Рэнда пересохло. Он сглотнул, зная, что все сказанное сейчас может стоить ему жизни.
— Уровень ваших способностей снижается из поколения в поколение. Ваши приборы, машины, целые города не могут функционировать так, как прежде, потому что никто из вас не обладает способностями, чтобы задействовать их. Вероятно, тезары наиболее талантливы из вас, и вы пользуетесь этим для совершения межпространственных полетов — вот почему никто из ваших врагов не может повторить ваш путь. Но в то же время ваши способности сгорают — и у каждого отдельного чоя, и у всего народа. А что касается меня… догадываюсь, что я послужил всего-навсего фильтром — точно не знаю. Как Брату мне предстояло принять вашу психическую силу и пропустить ее сквозь себя. Очистить, восстановить и вернуть тебе. Но никто и не предполагал, что мне удастся узнать то, что я теперь знаю.
— Да, — согласился Палатон. — Этого еще никому не удавалось.
— А раз так, меня следует уничтожить. Делай то, что должен.
— Нет.
— Ты должен, черт побери! Я не хочу быть причиной гибели целой планеты — ни твоей, ни своей! — Рэнд стиснул кулаки, слыша, как стучит сердце в груди.
— Вот в этом я с тобой согласен.
— Тогда что же мы будем делать? Палатон взглянул на собственные руки.
— Ты не можешь отвечать за это, — произнес Рэнд, взглянув на Палатона.
Пилот слегка нагнулся над ним.
— Почему?
— Ты не мог предвидеть, что случится в Сету. Палатон сел с усталым вздохом.
— Нет, мог. Земной дом уже пытался прикончить меня. Я знаю, что одно покушение было организовано ими, а может быть, и другое. Мы с Йораной обсуждали эту возможность. Но гораздо важнее было расположить в свою пользу конгресс.
— Важнее, чем твоя жизнь?
— Да. И еще важнее, чем твоя — извини, Рэнд.
Рэнд пожал плечами.
— Я не принадлежу себе с тех пор, как оказался на Аризаре, — он повернул левую руку ладонью вверх и провел по линиям на ней пальцем правой руки. Левая рука открывала возможности, а линии правой — то, как он распорядится ими. Линия жизни на обеих руках была невероятно длинной, и Рэнд задумался, почему она такая. — Возьми ее, — наконец произнес он. — Возьми назад свою силу. Не надо больше медлить.
— Я сделал бы это, если бы смог.
— Ты можешь, — Рэнд пристально взглянул в глаза Палатону, и тот отвернулся. — Я видел это прежде и вижу сейчас. Ты отшвырнул книгу, но увидел то, что искал.
— Но ты ничего не видел!
— Наш бахдар говорит мне совсем иное. Я видел ответ, но ты отверг его.
Палатон заерзал в кресле.
— Я вправе это сделать.
— Мы возвращаемся в охваченный мятежом город. Судя по словам Руфин, началось то, что ты хотел предотвратить.
— Не совсем так, — Палатон поднес руку к голове и потер основание рогового гребня — так осторожно, что Рэнду показалось, будто внушительный вес гребня беспокоит его. Неужели у чоя бывают головные боли? По-видимому, так и есть. — Больше всего я боюсь, что Дома вступят в открытую войну. Но этого пока не случилось. Простолюдины протестуют против неравенства, против того, что они считают несправедливым. Мы — цивилизованный народ. Мы высоко взлетели, нам предстоит долгое падение, но пока мы еще удерживаемся.
— Вам не устоять, если хищники налетят, чтобы растащить остатки Чо после гражданской войны.
— Неужели ты считаешь, что я забыл об этом? Почему же я отправился сюда — разве только чтобы помочь Паншинеа? — Палатон резко оборвал себя и собрался с мыслями, прежде чем продолжать. — Ты знаешь больше, чем следовало бы. Отныне я не хочу подвергать тебя опасности.
— Уже слишком поздно, — тихо произнес Рэнд. — Я знаю, кто вы такие. Мне было трудно понять причины вашей ксенофобии… страх тех, с кем я встречался. Чем я мог их так напугать? Отвращение еще понятно, но не страх. Потом, в Сету, меня понемногу осенило. Вы боитесь чужаков, стараясь скрыть свои способности. Как тезар ты способен защититься. Но ты не можешь загородить своим щитом весь народ… не можешь объяснить, почему среди вас настолько сильно расслоение — на тех, кто обладает способностями, и тех, у кого их нет. Вы отличаетесь не только отношением к религии.
Палатон молчал, не сводя глаз с Рэнда.
Во рту у Рэнда пересохло. Он сглотнул, зная, что все сказанное сейчас может стоить ему жизни.
— Уровень ваших способностей снижается из поколения в поколение. Ваши приборы, машины, целые города не могут функционировать так, как прежде, потому что никто из вас не обладает способностями, чтобы задействовать их. Вероятно, тезары наиболее талантливы из вас, и вы пользуетесь этим для совершения межпространственных полетов — вот почему никто из ваших врагов не может повторить ваш путь. Но в то же время ваши способности сгорают — и у каждого отдельного чоя, и у всего народа. А что касается меня… догадываюсь, что я послужил всего-навсего фильтром — точно не знаю. Как Брату мне предстояло принять вашу психическую силу и пропустить ее сквозь себя. Очистить, восстановить и вернуть тебе. Но никто и не предполагал, что мне удастся узнать то, что я теперь знаю.
— Да, — согласился Палатон. — Этого еще никому не удавалось.
— А раз так, меня следует уничтожить. Делай то, что должен.
— Нет.
— Ты должен, черт побери! Я не хочу быть причиной гибели целой планеты — ни твоей, ни своей! — Рэнд стиснул кулаки, слыша, как стучит сердце в груди.
— Вот в этом я с тобой согласен.
— Тогда что же мы будем делать? Палатон взглянул на собственные руки.