Калмыков Юрий. Самопознание шута

   «Я же свидетель, который его знает в лицо!!! Я мог бы давно догадаться, что это серийный маньяк-убийца! Мне было всё равно – я не думал об этом! Меня это не касалось! Я вообразил себя сторонним наблюдателем жизни!»
   Константин взял в киоске бутылку минеральной воды и не спеша отхлебнул пару глотков.
   «Вот оно, высшее удовольствие – просто стоять и пить холодную минеральную воду!»
   Не глядя прямо в сторону Клинобородого, чинно стоявшего в очереди к прилавку, Константин ни на миг не упускал его из виду. Слева от кафе за кирпичной стеной он увидел двух милиционеров с автоматами. Он перешел улицу, как бы в тень дерева у входа в кафе.
   «С его точки зрения, моё поведение объяснимо, я зашёл в тень».
   Теперь он видел и Клинобородого, и милиционеров, которые были от него в нескольких шагах. Клинобородый видел только его и не видел милиционеров.
   Вид милиционеров как-то успокаивал.
   «Это какая-то паранойя! Я на пустом месте обнаружил то, чего нет. Я же ни в чём не уверен! Может быть, уйти отсюда и забыть о дурацких подозрениях!» – мелькнула на какой-то миг спасительная мысль.
   – Пятьдесят! – говорил невысокого роста мужчина кавказской внешности, крутившийся вокруг милиционеров.
   – Сто! – бескомпромиссно отвечал милиционер.
   Мужчина мялся, совал руки во все карманы, картинно разводил руками и говорил:
   – Пятьдесят!!!
   – Сто!
   У милиционеров были лица откровенных садистов, с полным отвращением ко всему, и то, что им в такую жару приходилось как-то двигаться, ходить, разговаривать, они рассматривали как самое изощрённое издевательство над собой.
   «От них никакого толку! Да и что я им скажу? Что Людмила Петровна сон видела?»
   И Константин заметил второй выход из кафе.
   «Они только документы у меня будут проверять несколько минут! Никаких глупых надежд! Ни на кого!»
   Да и какие надежды. Он же видел, с какой неторопливой гибкостью движется Клинобородый, как бы замирая в какие-то мгновения. Только сейчас до Константина дошло, что Клинобородый обладает немереной силой и ловкостью. А Константин интересовался боевыми искусствами и понимал что к чему, но дошло только сейчас.
   Милиционеры посадили в машину очередного «террориста» и уехали.
   В дьявольской хитрости этого человека Константин уже не сомневался.
   «Нет, это не бред и не паранойя, к сожалению! Он меня уже выследил, а я не знаю о нём ничего. Он нападёт внезапно. Если я скроюсь – под угрозой мои родственники и друзья. Возможно, он будет пытать кого-нибудь из них, чтобы узнать, где я нахожусь, он же маньяк!»
   Последняя мысль взбесила Константина.
   «Внезапности у него не получится. Я его убью здесь! Либо я его, либо он меня! К барьеру, сударь!»
   Клинобородый пил чай или кофе, стоя за столиком в самом углу. Ни на миг не упуская его из виду, Константин спокойно вошёл в кафе, взял пластиковый стаканчик с растворимым кофе и подошёл к столику Клинобородого.
   – Здесь свободно?
   Клинобородый слегка кивнул, с интересом глядя на Константина.
   – Простите, можно мне задать вам один вопрос? – спросил Константин.
   – Конечно! – охотно отозвался Клинобородый. Было впечатление, что он не дышит, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
   – Зачем вам всё это нужно? – спросил Константин.
   На лице Клинобородого появилась бесцветная улыбка, больше похожая на изумление, чем на что-либо другое. Он начал говорить медленно, чудовищно спокойным тихим голосом, как бы рассуждая:
   – Вот так! Живёт-живёт человек, к нему подходит другой человек и спрашивает: «Зачем вам всё это нужно?» Обычно этот вопрос я задавал другим. Двести двадцать два человека слышали от меня этот вопрос, и никто толком ничего не смог ответить. Теперь этот вопрос вернулся ко мне, и я должен отвечать, раз уж ты опередил меня. Всё должно быть по-честному. Терпеть не могу нечестных людей!
   – Я тоже! – сказал Константин. – Но я из-за этого никого пока не убивал. А вы решили, что можете судить людей за то, что они нечестные?
   – Пока – это точно сказано… Первым человеком, кому я задал этот вопрос, был мой адвокат. Он хотел выиграть дело. Истина его не интересовала. Столкнулось несколько машин. Металлический хлам! Пустяк! Но все начали лгать! Каждый в своих интересах. Кто их заставлял говорить неправду? Судья тоже потом мне признался, что до истины ему не было никакого дела. Ну, разве тот судья, кому истина не нужна?
   Взгляд Клинобородого обладал такой особенностью: время от времени казалось, что в следующее мгновение он может сделать что-то невообразимое, что никак не вяжется ни с его спокойствием, ни с рассудительностью. Разум подсказывал: «От этого человека можно ожидать чего угодно!»
   – Зачем людям существовать на свете, если истина им не нужна? – искренне изумлялся Клинобородый.
   «Он сумасшедший!» – подумал Константин.
   – Я сказал адвокату: «Вы хотите взять от истины то, что выгодно, и скрыть то, что невыгодно, но истину нельзя разделить. Это то же самое, что распилить живого человека – ему будет больно. Можно ли так поступать?» Он мне со смешком ответил: «Можно! Если хочешь успеха!»
   – Вы его распилили? – автоматически поинтересовался Константин, готовый в любое мгновение напасть или отразить нападение.
   «Как это я забыл, что на свете существуют сумасшедшие?! Двести двадцать два человека! И наверняка его никто не ищет!» – лихорадочно проносились мысли.
   – Какое это имеет значение?! Мы же говорим об Истине!
   – Зачем вы задавали людям этот вопрос?
   – Я его понять хочу, – почти шепотом ответил Клинобородый.
   И взгляд его был каким-то завороженным. Казалось, он сам был очарован своими словами.
   – Кого? – не понял Константин.
   – Бога!
   «Больной человек! Абсолютно больной!» – беспокойно произнёс разум, хватаясь за соломинку, но… Константину вдруг стало интересно! Прошла скованность, улетучилось чувство нереальности происходящего. Он почувствовал себя безрассудно свободно, как будто Клинобородый был больше не опасен, как будто Константин разговаривал с приятелем.
   – Но как же можно понять Бога, спрашивая людей, которые тоже Бога не понимают?!
   – Всё вокруг меня – это Бог! Нет ничего, кроме Бога! И моё тело – тоже Бог! И только внутри меня Бога нет – там я свободен от него. Я хочу понять, чего он от меня хочет, что он со мной делает, зачем всё это? Я заставляю людей разговаривать с Богом.
   Он слегка улыбнулся.
   «Сколько людей содрогалось от этой улыбки!» – подсказал разум.
   – Никто не хочет разговаривать с Богом. Все дрожат за свою шкуру и всячески пытаются меня обмануть. Меня не обманешь.
   – Я считал, что люди именно в минуту смертельной опасности обращаются к Богу, – сказал Константин, – и верующие, и убеждённые атеисты. Все надеются на последнее чудо!
   – Нет, это заблуждение. К Богу не обращается никто – вот это-то и страшно! Люди предпочитают в страшных мучениях умереть, лишь бы не обращаться к Богу. Они обращаются к себе. С кем человек беседует всю жизнь? С самим собой, со своим разумом. Два клоуна или два шута ведут между собой бесконечный диалог. В минуту смертельной опасности один из них со страху готов облачиться в одеяния Бога – но будет ли он Богом?! Духу не хватит! Он так и останется шутом, нарядившимся в одеяния Бога. С Богом может беседовать только Бог.
   – А вам людей не жалко?
   – Жалко? – удивился Клинобородый. – А ему не жалко? Если бы Богу было жалко людей, у него давно разорвалось бы сердце! Тебе их стало жалко только потому, что ты подумал, что мог бы сам оказаться на их месте. Они сами и жалеют себя, и ненавидят себя. Некоторым и себя не жалко. Был, например, один очень богатый. Так ему не себя было жалко, а жаль было, что деньги пропадут. Никак он не мог поверить, что от меня нельзя откупиться, – писал бумажки с кодами, со счетами, с тайниками. Я при нём сжёг все его записки, не посмотрев на них…
   – Вы мерзавец и садист! – вдруг рассвирепел Константин. – Вам нравиться издеваться над беззащитными людьми, и Бог здесь ни при чём!
   – А что их делает беззащитными? – по-прежнему спокойно спросил Клинобородый. – Смотри!
   Он ловко взял стоящий рядом стул с коваными чугунными ножками и одну за другой быстро завязал узлом каждую ножку, словно они были сделаны из пластилина, и поставил стул на место. В воздухе запахло горелой краской. Немногочисленные посетители были заняты своими разговорами и не обращали на них никакого внимания.
   – Моя честность и открытость даёт мне силу, – продолжал он, – и ты такой же, как я, в точности!
   – Я??? – неприятно поразился Константин и машинально оглянулся, чтобы понять, не слушает ли их кто. Как будто его в чём-то уличили.
   И оттого, что Клинобородый заметил это, разозлился ещё больше! Плохо контролируемый гнев волной пробежал по его телу. Какая-то злобная энергия сжалась в нём и приготовилась к прыжку. Это было похоже на то, как если бы кто-то с большой силой сжал стальную пружину, и она замерла на месте, готовая сорваться в любой момент, круша всё на своём пути. Теперь он мог разорвать Клинобородого на части.
   – Ты пока не знаешь себя. Все искатели рано или поздно сталкиваются с силами, которыми они не могут управлять, – с нездешним спокойствием продолжал Клинобородый. – Итак, ты задал мне вопрос: зачем мне всё это нужно? Ну что ж, отвечаю: я не знаю зачем!
   Он сказал это очень искренне, с некоторым оттенком грусти.
   – Всё должно быть по-честному – теперь ты должен убить меня, если ты честный человек. Я не убегу. Никогда я не ударю палец о палец для того, чтобы избежать неприятностей.
   Он деловито и равнодушно достал из кармана старый, но остро отточенный перочинный нож и белоснежным носовым платком стал заворачивать его рукоять.
   – Так не будет отпечатков пальцев.
   И положил нож на стол перед Константином.
   Где-то вдалеке лихорадочно работал разум: «Он готов выкинуть какой-то подлый трюк! Почему он хочет, чтобы я взял нож? Я не вижу, что происходит сзади! Нельзя, чтобы он ушёл! Может быть, он так шутит и никого не убивал? Кто знает, какие шутки у сумасшедших? Этим ножом он совершал убийства!»
   Константин медленно взял нож, замер на какое-то время и резко поднёс нож к горлу Клинобородого.
   «Посетители заняты своими делами. Либо я его, либо он меня – третьего не дано!!! Одно движение – и можно быстрыми шагами уйти через дверь! Сразу никто ничего и не поймёт! Я убийца! Всё по его правилам?! Нет выхода! Нельзя оставить его живым! Туда ему и дорога…»
   Клинобородому не было никакого дела ни до Константина, ни до всего этого презренного мира – он ждал, чтобы его убили. Или даже не ждал.
   «Ему абсолютно всё равно! Будет пребывать в праведной честности! Всё, как хочет он, а не как я хочу! Ну, нет! Может быть, он меня убьёт – ну и пусть! Плевать мне на это! Я буду делать по-своему!»
   И тут Константина осенило! Он решительно положил нож на стол перед Клинобородым.
   – Можно мне задать вам ещё один вопрос?
   – Да, пожалуйста! – вновь заинтересовался Клинобородый.
   – Вы по-прежнему хотите что-то узнать у Бога, что-то спросить у него?
   – Конечно, я своих желаний не меняю.
   – Я знаю человека, который разговаривает с Богом! Или вы боитесь его?
   – Мне очень нужен этот человек. Я хотел бы спросить кое о чём у Бога.
   – Я не знаю, в Москве он сейчас или нет. Он здесь не живёт, а только иногда приезжает.
   Константин стал звонить по мобильному телефону:
   – Тамара, привет! Это Константин. А где сейчас Николай? Рядом?! Дай ему, пожалуйста, трубку! Николай! Здравствуйте! Ничего, спасибо, нормально! Есть вопрос. Один человек ищет Бога и хочет с ним разговаривать. Но человек этот очень опасный – он убивает людей, убил уже двести двадцать два человека. Я рассказал ему, что вы разговариваете с Богом, и он хотел бы встретиться с вами. Он сейчас здесь, передо мной. Я звоню с мобильного телефона.
   Константин продиктовал номер своего мобильного телефона.
   – Минут через десять перезвонит, – сказал он Клинобородому, – спросит и перезвонит.
   Сидели молча. Нож лежал посреди стола. Константин огляделся вокруг. В запретную зону по-прежнему никто не решался смотреть. Только уборщице некуда было деваться – она подметала веником пол вблизи их столика, очень нервно, всем своим видом показывая, что она ничего не видит, не слышит, не замечает и ничего не хочет знать и понимать. На вид ей было лет 25, видимо, приехала она откуда-нибудь из Киргизии искать счастья в Москве. Безропотное, тихое, бесправное существо. Константин заметил, как вздулась вена на её хрупкой шее, и взглянул на Клинобородого. Тот понимал мысли Константина.
   «Возможная свидетельница».
   – Девушка, можно вас на минуточку!
   Она подошла, стараясь улыбаться, но глаза от ужаса были широко открыты.
   – Девушка! Неизвестно, чем закончится наша беседа. Бегите отсюда прямо сейчас из этого города далеко-далеко! Зачем вам всё это нужно?!
   Она поняла. Попятилась назад и как будто очнулась. Сняла с себя халат, бросила его на спинку стула, вышла из кафе и побежала так, как, наверно, в детстве бегала по своим степям.
   – А Бог никого не жалеет! – улыбался краем рта Клинобородый. – Или же этот мир не он создал!
   – Почему не он?
   – Почему все живые существа, для того чтобы жить, вынуждены пожирать друг друга, питаться плотью других? Даже растения притесняют и убивают друг друга. Мы в дерьме, а Бог что же весь в белом?! Жизнь – это преступление?! И этот чудовищный мир создал Бог?! Он что, слаб разумом?! Ничего лучшего не мог придумать?! Или же он решил так злобно посмеяться над нами? Не понимаю!
   Позвонил Николай:
   – Приезжайте завтра с ним сюда где-нибудь в четыре – пять часов!
   – Прямо к вам?
   – Да, сюда его привози! Ничего не надо бояться – всё будет хорошо!
   – Завтра здесь в четыре часа встречаемся и едем к нему! – объявил Константин.
   – Хорошо! Обязательно буду!
 
   Константин ушёл, а через несколько минут в кафе вошли четверо крепких парней.
   – Ушёл! Только что здесь был! Вон он, его дружок, с кем он базарил!
   Клинобородый к тому времени уже успел убрать нож и наслаждался допиванием давно остывшего чая.
   В районе отеля «Три таракана» они оказались совершенно случайно. Один из них, проходя мимо кафе, сквозь стеклянную витрину увидел Константина и узнал его. Пройдя ещё немного, он увидел и злополучный «красный автомобиль». Вернувшись к джипу, он сказал:
   – Видел сейчас ту самую «красную тачку», за которой мы гонялись. Хозяин тачки тоже здесь, в кафе. Я думаю, в аэропорт-то ехала баба, а в первый раз за рулём всё-таки он был!
   – Может быть, с ним разобраться?
   – Из-за него мы тогда на стрелку опоздали и в аэропорту на бабки попали – от ментов откупались! Вот пусть он нам всё компенсирует!
   – Может, не надо! – возразил один из парней. – От этой тачки одни неприятности! Может, лучше не связываться?
   – Ты что, суеверный? От бабок отказываешься? Так и скажи!
   Тот отказаться не захотел.
   Они оценивающе смотрели на Клинобородого. Одет он был так себе, довольно-таки средне.
   – Надо этого брать за жабры!
   Они подошли с двух сторон, один из них ткнул в бок Клинобородому ствол пистолета.
   – Ну, мужик, влип ты здорово! Твой кореш, который здесь был, должен нам крупные бабки: или ты щас приводишь нас к нему, или сам заплатишь!
   – Какой сегодня хороший день! – восхитился Клинобородый.
   – Ты чё, не понял, с кем разговариваешь! – Клинобородый получил пощёчину.
   Клинобородый как будто и не заметил, что его ударили. Здесь не было Константина – он бы заметил, почувствовал и ужаснулся тому, какая чудовищная энергия сжалась в Клинобородом, подобно гигантской стальной пружине! Человеческий разум удержать такое не в состоянии, но ведь её что-то сдерживало до поры до времени.
   – Я заплачу, – успокоил их Клинобородый, – зачем же беспокоить моего друга из-за пустяков!
   – Ты же не знаешь, сколько он нам должен!
   – Так вы мне скажите, сколько! Вы же не будете меня обманывать! Я обмана не терплю.
   – Ты сам сказал, что заплатишь! Поехали за бабками!
   Они сели в чёрный джип и «поехали за бабками».
 
   Почему так происходит? Они вроде бы решили помириться.
   – Давай встретимся завтра в нашем кафе в четыре часа! – предложила Елена.
   – В это время я никак не смогу, – огорчился Константин, – у меня на это время уже назначена встреча.
   – По поводу работы?
   – Нет!
   – Что, очень важная встреча?
   – Да!
   – А ты можешь её отменить или перенести? Или я для тебя не такая важная?
   – Ты очень важная, но я никак не могу отменить эту встречу!
   – Такого не может быть! У тебя могут быть разные обстоятельства! Ты можешь что-нибудь придумать, сказать, что кто-то заболел, кого-то нужно срочно встретить на вокзале, что прорвало трубы и квартиру залило водой!
   – У меня нет телефона этого человека, к тому же я ничего не могу придумывать – всё должно быть честно!
   – А скажи мне честно, как зовут этого человека?
   – Я не знаю!
   – И это ты называешь честно?! Странные у тебя встречи!
   Елена бросила трубку.
   «Ничего странного, – мысленно возразил Константин, – организую переговоры между Богом и серийным убийцей-маньяком! Почему нужно настаивать только на этом времени?! Как я мог это тебе рассказать? Ты будешь это спокойно слушать? Не все люди и не всегда готовы к тому, чтобы знать всё, что происходит!»
   После встречи с Клинобородым Константин заметил, что стал каким-то очень правдивым.
 
   В четыре часа Константин вошёл в кафе, Клинобородый был уже на месте и пил чай.
   – Поехали?
   – Можно задать один вопрос? – Клинобородый к чему-то прислушивался, ощущая своим лицом всё, что было перед ним.
   – Конечно!
   – Уверен ли ты в том, что он разговаривает с Богом? Я ведь обмана не потерплю.
   – Это я хорошо усвоил! – сказал Константин.
   – Если не уверен, то просто скажи: «Не уверен», и разойдёмся навсегда. Обещаю.
   – Я спросил его, могу ли я разговаривать с Богом. Он мне ответил: «Чтобы разговаривать с Богом, нужно так хотеть!!!» И по тому, как он сказал «так хотеть» – сомнений никаких!
   – Я понял, – улыбнулся Клинобородый той особой улыбкой, с которой разбойники восходят на эшафот.
   – Возможно, такое желание сильнее всякого страха или желания жить.
   – Можешь не сомневаться.
   Они вышли из кафе.
   – Моя машина на той стороне, на углу, – сказал Константин.
   – Моя рядом, можно поехать на моей.
   – А вы тоже на машине! Тогда поезжайте за мной! Какая у вас машина?
   – Тот чёрный джип, – ответил Клинобородый.
   По лестнице Константин шёл первым. Клинобородый шёл медленно, казалось, преодолевая сопротивление чудовищной силы.
   «Неужели сбежит?» – возникла даже такая мысль у Константина.
   Не сбежал. Встретились. Представились друг другу. Оказалось, у Клинобородого тоже есть имя, нормальное человеческое.
   – Ты извини, Костя, что я тебе чаю не предлагаю, – сказал Николай, – нам тут вдвоём потолковать нужно.
   На том и расстались.

Из истории, не представляющей исторической ценности

   Георгий пишет, что был допущен к архивам Ассоциации. Капитан рекомендовал ему в первую очередь знакомиться с той информацией, которая наиболее популярна, не отвлекаясь ни на что другое. Естественно, Георгий поступил наоборот. Там фиксируются все посещения архивов, подобно тому как в наше время у нас регистрируются посещения на сайтах в Интернете. Так вот Георгий с удивлением обнаружил, что есть огромные по количеству информации архивы, которые никто ни разу не посещал с момента их создания.
   Капитан объяснил, что давно уже не существует тех стран, планет и галактик. Даже нет самих пространств – они были неоднократно преобразованы. Эти архивы сохранились лишь для того, чтобы иллюстрировать законы изменений пространства и времени. Никакой другой ценности эти архивы для Ассоциации не представляют. И так давно это было, что Георгию лучше об этом не задумываться, если слово «давно» вообще употребимо в данном случае.
   Но это тоже были люди, которые думали, чувствовали, жили. Некоторые документы, показавшиеся Георгию интересными, он записал в адаптированном виде, ему для этого ничего не нужно было переписывать. Из каких миров и эпох он это брал, по каким признакам отбирал, нам неизвестно, скорее всего, он собирал их как разноцветные камешки на морском берегу. Вот один из таких камешков.

Скала достоинства

   Когда я только начал ходить в школу, учителя нам говорили, что не может считаться свободной та страна, в которой нет скалы достоинства. Ещё эту скалу называли скалой истины. Существует легенда. У какого-то древнего царя было два сына, шла война, и предстояло решающее сражение. Сыновья говорили о противнике разное, а от их слов зависел исход битвы. Царю было ясно, что один из сыновей предал его.
   – Чем докажешь свои слова? – спросил он у старшего сына.
   Старший сын в доказательство своих слов бросился в пропасть. Младший сын побледнел, признался царю в своём предательстве и тоже бросился в пропасть.
   – Всё самое дорогое, что есть у человека, ему даруют боги, – сказал царь, – и только за истину человек должен платить сам, и такая плата никому не покажется малой.
   Учитель истории говорит, что царь сказал эти слова совсем по другому поводу, но всем нравится рассказывать эту легенду именно так.
   Потом этот царь решил издать самые справедливые законы. Пригласили разных законоведов, каждый из них написал свод законов.
   – Кто из вас считает свои законы самыми справедливыми и совершенными и в доказательство этого готов броситься в пропасть? – спросил царь.
   Нашелся только один законовед, и его законы действовали в стране десять тысяч лет, до тех пор, пока жизнь не изменилась и не потребовались новые законы.
   Есть и другая легенда, ещё более древняя. Из того времени, когда люди ещё приносили жертвы богам. В те далёкие времена была популярна игра в мяч. Правила этой игры в летописях не сохранились, и сейчас никто не знает, что за игра это была. Известно только, что играли несколько команд и после соревнований лучшие из лучших приносились в жертву богам. Победители пересекали «черту богов» и, перед тем как прыгнуть в пропасть, говорили людям свои последние слова. Их последние слова и их последняя воля считались словами и волей богов.
   Дошли до нас и слова одного из древних летописцев, сумевшего прочитать на каменной плите, сохранившейся от древнего стадиона, такую надпись: «С тех пор, как боги покинули землю, не осталось на ней ничего более достойного и захватывающего, чем игра в мяч».
   В те очень далёкие времена скала наша называлась скалой богов. Отношение людей к этой скале, вернее, к самой традиции, постоянно менялось, теперь её чаще называли скалой самоубийц.
   Я знаю эту скалу с самого раннего детства, сколько помню себя. Наш дом расположен к скале ближе всех других домов, из окна моей комнаты на втором этаже мне как на ладони видна площадка за белой чертой – часть берега, выступающего в море. Берег здесь обрывистый, и лёгкого спуска к морю практически нет. Я не понимаю, почему наш небольшой город построен именно здесь, в таком неудобном месте. Неужели только из-за этой площадки?! Полчаса ходу вправо или влево – и нормальные пологие берега с золотистыми песчаными пляжами, а здесь берега крутые, и в любом месте, если сорвёшься, наверняка насмерть разобьёшься о камни. Но все достойные приходят именно сюда, на эту площадку. Здесь скала достоинства федерального значения. Её охраняют полицейские, всегда здесь толпятся зеваки, паломники и журналисты.
   Вот молодой мужчина, респектабельно одетый, из чиновников высокого ранга, с дорогим портфелем в руке, решительной, деловой походкой идёт к скале. Полицейский вежливо у него что-то спрашивает, и он небрежно отдаёт полицейскому какой-то документ. Мог бы и не делать этого – имеет право.
   – Не желаете ли сделать заявление для прессы? – зашевелились журналисты и фотографы.
   – Не желаю! – не обращая на них особого внимания, он идёт дальше и пересекает белую черту…
   Скальные породы в этих местах очень прочные, насыщенного тёмно-коричневого цвета различных оттенков, а то, что называется белой полосой, – это вертикальная плоскость, состоящая из такой же твёрдой породы, как и сама скала. Она проходит через всю площадку параллельно береговой линии и делит её на две части. Природа как будто специально выделила этот участок суши с обрывистыми вертикальными берегами и наделила его чем-то зловещим. Мне кажется, что даже если бы здесь не было никакой скалы самоубийц, то любой благоразумный человек не стал бы пересекать эту черту без особой нужды – природа ничего не делает просто так.
   Никто, кроме самоубийц и за редким случаем обслуживающего персонала, не имеет права пересекать белую черту или черту смерти, как её ещё называют. Да и никто особо не стремится её пересечь. Существует поверье: тот, кто пересекал белую черту, долго не проживёт. И много тому примеров. Это касается и служащих, убирающих вещи, брошенные самоубийцами. Они считают, сколько раз каждый из них пересекал белую линию. Пересечь белую линию больше семи раз, туда и обратно, говорят, ещё никому из служащих не удавалось.