Калмыков Юрий. Самопознание шута

   – Занудство? – удивилась Людмила Петровна. – А сидеть в пещере – это не занудство?
   – Не могу объяснить… – Антонио запрокинул голову назад и разглядывал потолок. – Важно, кто сидит!
   Именно в этот момент опять наступила ясность! Антонио сделал молчаливый знак, чтобы все замерли. Он смотрел в открытую дверь комнаты. Все тоже прислушались и посмотрели в открытую дверь.

Всегда где-то здесь

   Когда вечно смеющегося и любящего всякую шутку дедушку закапывали в яму, он шёл по аллее кладбища с цветущими яблонями, и весь мир готов был вот-вот расколоться от его возмущения: «Этого не может быть! Так быть не может!» И он бы раскололся, этот мир, ибо Антонио знал – такой мир не имеет права на существование! Ещё мгновение – и вся Вселенная с её звёздами и планетами, горами и морями, деревьями и пустынями, с воронами и тиграми, армиями и пароходами, пустынями и городами, дворцами и пирамидами растворилась бы в воздухе, как будто никогда её и не было…
   Но появился он! Сияющий от радости мужчина с кудрявыми волосами на голове, с кудрявой бородкой. Сдерживая в себе великий смех, стоял он перед Антонио, как бы говоря: «Ну! Давай, Антонио! Догадайся!» Готовый в любой миг рассмеяться вместе с Антонио гомерическим хохотом! Изумлённый Антонио понял, что весь мир – это какая-то шутка, видимо, очень смешная! Но из-за того, что Антонио разглядывал этого человека, момент был упущен. Антонио не догадался. Человек с гримасой сожаления о том, что вот-вот должно было случиться и не случилось, растворился в воздухе. Но Антонио понял, что этот человек всегда где-то здесь. Только начни догадываться, и он опять появится – так оно и оказалось на самом деле.
   Как только он растворился в воздухе, Антонио окликнули мать и старший брат – они бежали за ним, ведь он ушёл от могилы внезапно, ничего никому не сказав. Антонио очень любил дедушку, это дедушка стал называть его не Антоном, а Антонио. Дедушка, типичный хитроватый рязанский мужик, из глубинки, почему-то любил всё итальянское.
   – Антонио! Мой мальчик! Мы так за тебя испугались!
   – Почему, мама? Чего вы боялись?
   Они не понимали, почему Антонио весел и спокоен. Ни малейшего огорчения не было на его лице.
   «Они даже боятся подумать о том, чего испугались, – как же они могут разгадать это?!» – с горечью думал Антонио, и на его лице впервые появилась кривая усмешка.
 
   Он точно знал, что, если кому-нибудь рассказать о смеющемся человеке, тот не появится больше никогда. И он не рассказывал никогда и никому о человеке, а скорее о самом Духе, готовом рассмеяться в любой миг, как только Антонио поймёт и догадается обо всём. О чём – не понятно, но в тот миг, когда Антонио догадается, Дух неистово рассмеётся, и весь мир растворится в сияющем свете, и будет ясно всё и навсегда. Дух ждёт, и, когда Антонио бывает близок к разгадке, Дух появляется перед ним, едва сдерживая свой смех.
 
   Сейчас он стоял в коридоре, слева от двери, его не было видно, но Антонио знал, что он там стоит – на скалистом морском берегу, в блаженстве запрокинув голову, смотрит в высокое голубое небо, и в нём бурлит бесконечный смех! Всем померещился запах моря, плеск волн и далёкий крик чаек. Он появился, как только Антонио произнёс: «Важно, кто сидит!»
   Все молча смотрели в дверь, и Людмила Петровна, повернувшись к Антонио, тихо произнесла:
   – Я думала, это только тишина!
   Константин решительно поднялся и вышел в коридор.
   – Здесь никого нет! – объявил он.
   – Конечно! – ответил Антонио. – Кто там может быть?!
   – Если там быть никого не должно, то никого и не будет! – резонно заметила Людмила Петровна.
   – Но вы туда так загадочно смотрели, как будто там есть кто-то, кто лучше нас знает, как мы можем познать самих себя. Увы! Такого нет и быть не может – это я знаю точно!
   – А вы, Антонио, в течение трёх месяцев найдёте ваш миг для самопознания или у вас дела? – спросила Людмила Петровна, и в её глазах был блеск вместо обычной тусклости.
   Это было приглашение к участию в нелепом спектакле. Его приглашал сам Дух, и это было очевидно! Антонио встал и заговорил, величественно прохаживаясь из стороны в сторону:
   – Вы, Людмила Петровна, из-за вашей восхитительной небрежности даже чашку в руках не можете удержать, а рассуждаете о восточных мастерах – мне это приятно! А ты, Громила, за неделю можешь на скрипке научиться играть, как Паганини, – для тебя это не сложно! Я всегда там, где абсурд!!! Вы можете во мне не сомневаться – я с вами! Может быть, нам и познавать себя при помощи абсурда?

Богиня

   Константин вышел на улицу, он вызвался сходить в магазин и купить чего-нибудь к чаю.
   «Когда выходишь на улицу, всегда меняется настроение! Сразу начинаешь думать о другом, а всё, что было в помещении, кажется не таким уж важным…»
   Нужно было решить, в какой магазин сходить или съездить на машине. Реальные дела всегда вытесняют то, что было до этого в голове. Купив эклеров и других пирожных, он подумал, что в этом магазине он один из всех думает о самопознании. Судя по лицам, все были заняты тем, что называется «своими делами».
   В это время он заметил стоящую посреди магазина хрупкую блондинку в элегантной соломенной шляпке. Она смотрела на всех каким-то рассеянным взглядом, но, заметив Константина, она чему-то улыбнулась и решительно пошла к выходу. Константин тоже пошёл.
   Она шла впереди него. Он сначала о чём-то думал, но потом всё с большим интересом стал смотреть на идущую впереди блондинку…
   Чаще всего походка ничего не означает, особенно в большом городе. Женщина идёт, потому что ей надо идти, и всё! Она не идёт для кого-то и ничего не хочет показать своей походкой – просто идёт, как в лесу, когда на неё никто не смотрит. Поток пассажиров или прохожих её не интересует – все на одно лицо! Мысли где-то далеко, а ноги идут сами собой, как умеют.
   Но если женщина знает, что на неё смотрят и ею интересуются, она идёт совсем по-другому! Некоторые женщины ходят так, как будто на них всегда кто-то с восхищением смотрит. Но это редкость!
   Блондинка в соломенной шляпке, шедшая впереди Константина своей походкой, вызвала у него обычный интерес. Об этой походке ему как-то нечего было сказать, она не бросалась в глаза. Лёгкая, и всё! Потом он подумал: «Удивительно лёгкая!»
   Ему в голову как-то приходила мысль, что ни вес, ни физическая подготовка на лёгкость походки не влияют – лёгкость зависит только от отношения к жизни!
   «Интересно, – подумал Константин, – какое же у неё отношение к жизни при такой лёгкой походке? Наверно, это самая легкомысленная женщина на свете!»
   Блондинка в шляпке шла впереди. Так почему-то совпадало, что Константину нужно было идти туда же, куда и ей.
   Ему захотелось обогнать её, как бы невзначай взглянуть в её сторону, чтобы увидеть лицо. Он ускорил шаг, но потом подумал, что так делать не стоит, поскольку это будет вмешательством в её личную жизнь.
   Он уже подходил к дому. Странное совпадение – она шла в направлении подъезда Людмилы Петровны, поднялась на третий этаж. Константин отставал от неё на полтора лестничных пролёта, и, непонятно почему, он уже понял, куда идёт блондинка. Когда она позвонила в дверь квартиры Людмилы Петровны, у Константина появилась какая-то необычная лёгкость.
   «Легко и странно!»
   – Здравствуйте! Я есть богиня! Меня звать Людвика! Богиня для кошка! Я прилетать к вам гости, Южная Америка, видеть вас, я есть литовка из большая гора.
   – Вы тоже здесь! Как чудесно, что вы пришли! Я уж думала, что я одна! – бросилась к ней Людмила Петровна. – Входите! Какая вы отважная! Как вы мне нравитесь! Меня зовут Людмила!
   Откуда-то выбежала чёрная кошка и тёрлась о ногу блондинки.
   – Я к тебе тоже приходить! – богиня наклонилась и погладила кошку. – Она встречать меня этот город!
   Кошка подняла хвост и, довольная, прошмыгнула в открытую дверь.
   – Мы рады вас приветствовать, богиня! – выступил вперёд Антонио. – Именно вас здесь и не хватало! Шут Антонио! К вашим услугам!
   – Приятно рада!
   Она повернулась к Константину.
   – Вам хотеть видеть мой лицо? – она засмеялась. – Вы не хотеть видеть свой лицо?
   Константин не нашёлся, что сказать, реальность как-то потерялась. Если разум ничего не может объяснить, то он просто исчезает. Она говорила что-то ещё. Слова звучали гулко и странно, примерно как в бассейне, когда в ушах вода. Он смотрел прямо перед собой, но пространство перед ним было не таким, как всегда, каким-то новым.
   «Мы что-то делаем с пространством, чтобы нам в любой момент было удобно о чём-нибудь подумать, приспосабливаем его к своим мыслям. Какое же оно без наших мыслей, без разума? Может быть, люди и водку пьют для того, чтобы увидеть подлинную реальность?» – усмехнулся Константин.
 
   Они позвали его. Они уже сидели в комнате и оживлённо беседовали.
   – Да! Я сейчас!
   Он подошёл к зеркалу, и всё переменилось.
   «Если хочешь увидеть себя – никогда не надо смотреть в зеркало!» – Он улыбнулся своему парадоксальному высказыванию.
   Появился приятный страх.
   «Бывает же и такое! – удивился Константин. – Приятный страх».
   Но страх есть страх, он быстро перестаёт быть приятным.
   «Можно прямо сейчас взять и уйти! Дверь рядом! „Это“ я ещё успею, „оно“ от меня никуда не уйдёт! Зайти и сказать: „Прошу меня извинить! Совсем забыл! У меня деловая встреча! Уже опаздываю! Спасибо за кофе! Мне было очень приятно! В другой раз обязательно! Всегда рад…“ Ничто не может скрыть хамство лучше, чем вежливость!
   Людмила Петровна даже поблагодарит за то, что я помог ей перевезти вещи. Возможно, кто-нибудь скажет, что и эклеры к чаю я принёс замечательные, и очень жаль, что я не могу составить компанию… Так вежливость заменяет настоящие отношения.
   Отшельник? Самопознание? «От своих слов я не отказываюсь! Через три месяца, познав себя, готов буду дать свои предложения! И вам желаю больших успехов на этом пути!» У кого-то будут большие успехи, у кого-то поменьше, один – поймёт одно, другой – другое. Всё нормально…»
   Константин отвернулся от зеркала и отошёл в сторону.
   «… Но какая это будет мерзкая ложь!»
   – Вы хотеть уйти? – спросила Людвика. Они все вышли в коридор.
   – Да, хотел!
   – Но почему, Костя? – спросила Людмила Петровна.
   – Видимо, разум так уж устроен, что бы мы ни делали необычного, нам всегда нужно вернуться к обыденному, к привычному. А у меня такое впечатление, что если мы сейчас соберёмся в этой комнате, то к привычному уже не вернёмся никогда.
   – Правда! Как интересно! – воскликнула Людмила Петровна. – А мне как раз приснился такой сон!
   И все снова вошли в комнату, перешагнув через приятный страх и неясное предчувствие Константина.
   – Будто иду я по нашему дачному посёлку, – рассказывала свой сон Людмила Петровна. – Решила с рынка пойти к своей даче новым путём. А уже стало смеркаться, и не так быстро, как это летом обычно происходит. И вот иду я и ничего не узнаю. Долго шла. Ну, думаю, надо идти обратно, возвратиться опять к рынку и пойти привычной дорогой. Пошла. Иду, а знакомых мест всё нет и нет, и прохожих как-то не видно – спросить не у кого. А посёлок какой-то огромный, уж давно он должен был закончиться. Смотрю: а дома пошли какие-то необычные, и люди глядят на меня из-за оград какие-то тоже необычные и разговаривают между собой на непонятном языке. Ходила я, ходила, а люди совсем уже какие-то другие и на обычных людей мало похожие, и на меня они смотрят как на что-то диковинное, а посёлок всё не кончается, в какую сторону ни пойди. И тут я с ужасом поняла, что он имеет такую особенность: в какую сторону ни пойди, как ни старайся вернуться обратно – уходишь всё дальше и дальше куда-то, а обратно уже не попадаешь никогда! От страха я и проснулась!
   – Вы будете штурманом в наших поисках! Это то, что надо! Мы вам доверяем! – сказал Антонио.
   Константин засмеялся, но мурашки всё же пробежали по его спине, то ли от рассказа Людмилы Петровны, то ли оттого, что она так переменилась.
   «Она знает!» – сказал себе Константин.
   Это у него такая дурацкая игра в пророка. Он неожиданно для самого себя мысленно произносит фразу, которая ему нравится, и надеется, что в ней есть какой-то скрытый смысл. Что знает Людмила Петровна? О чём идёт речь? Он понятия не имеет, но нравится ему такая игра с самим собой. Видимо, при этом он ощущает себя кем-то значительным.
   – Я там, куда вы искать. Я уже знать себя и три месяца ждать вас для хорошая компания! – объявила Людвика.
   – Спасибо! Для меня это такое счастье! Не могу передать словами! Слов таких нет! – с небывалой радостью ответила Людмила Петровна.
   До этого она смотрела на Людвику так, как будто та может раствориться в воздухе в любой момент. Константин недоумевал. Он посмотрел на Антонио, стараясь понять, как Антонио относится к появлению непонятно откуда взявшейся богини.
   – А что будет после того, как мы найдём? – спросил Антонио.
   – «После того» не бывает! – ответила Людвика.
   – Да, это верно! – согласился Антонио.
   И тут вдруг какая-то потрясающая мысль отразилась на его лице. Он, сделав знак тишины, смотрел в дверь коридора. Как в прошлый раз. Теперь и Константину показалось, что он слышит плеск морских волн и отдалённые крики чаек. Они какое-то время молча слушали эти звуки. Людвика тоже с интересом смотрела в коридор. Потом всё стихло.
   – Ты познакомить меня с твой приятель? – спросила она у Антонио.
   – Тебя?! – с возмущением начал было Антонио, но спохватился. – Простите, богиня! Но не могу обещать! Разве что при случае!
   – Я понимать! – щёки богини слегка зарумянились.
   С одной стороны, эти люди были Константину чрезвычайно приятны, он пребывал в какой-то радости, забытой с детства. Но была и другая сторона!
   Он не хотел чувствовать себя тупым пнём.
   «Во всём должны быть ясность и последовательность. Нужно во всём разобраться!»
   Он был твёрдо убеждён в том, что всякую мистику и религии придумали жулики для своих очень понятных мелочных целей. Они наглым и бессовестным образом приватизировали так называемую духовность и теперь требуют плату за вход. Своей наглой ложью они только чинят препятствия для подлинного научного познания мира…
   Не всегда он так думал. Думал по-разному. И сам замечал, что убеждения очень зависят от его настроений. Сейчас настроение было какое-то такое.
   – Такое впечатление, – сказал Константин, – что в коридоре был слышен шум моря.
   – И вы слышали?! – откликнулась Людмила Петровна.
   – Да! Но откуда?
   – Не знаю! И Георгий был сегодня. Откуда пришёл и куда ушёл, мы с вами не знаем.
   – Но звуки моря можно ещё как-то объяснить… – начал было Константин.
   – Толстый объяснений портят тонкий вещь! – прервала его Людвика.
   – Не понимаю! Если вы что-то знаете, то почему вы нам это не можете объяснить? – спросил Константин у Людвики.
   – Это есть случайно! – с иронией ответила Людвика. – Почему вы хотеть давать для свой разум пища, переваренный другой человек? Как называться такой пища? Почему брезговать кушать переваренный пища для своя тела, а кормить такой пища своя разум? Что хотеть от разум получать, если кормить такой пища?!
   «Она права!» – устыдился Константин.
   – Приятного аппетита, сэр! – добавил Антонио.

Мираж мудрости

   Константин невольно углубился в размышления о «вкусной и здоровой пище» для разума, а заодно уж и о системе образования в стране, культуре, литературе и искусстве в широком смысле. Одновременно он принимал участие и в разговоре. И то и другое вместе он делал плохо.
   Речь зашла о зеркале как о бесполезной и вредной вещи. Но Людвика сообщила, что это зеркало «самый ценный вещь в этой городе», просто никто здесь не умеет им пользоваться. Она научит, как с ним обращаться. Зеркало знает «божественный истина» и может отвечать на «правильный вопросы», давая «нужный свежий пища» для тех, кто «хотеть знать». Зеркало в ответ на сегодняшние наши разговоры уже указало на записи, сделанные Георгием в течение последнего года его жизни «в этой доме».
   Решено было не делать ничего, что не способствует самопознанию. Появилась уникальная возможность – познать себя в этот период с помощью загадочного зеркала. О том, что они ограничили себя определённым сроком, зеркало, естественно, знает. Начали они тут же, с чтения записей Георгия. Читал Антонио. Вот первое, что попалось в руки…
 
   Несколько лет я читал книгу «Дао де Цзин», размышлял и взирал на мир сквозь её строки. Мир был подобен прогулке по весеннему лесу, когда ещё пасмурно. Под ногами, между стволами елей и берёз, лежит подтаявший снег, а первые лужи затянуты тонкими корочками льда. Дышится прохладой вечности и горизонтом, виднеющимся сквозь кустарник и бескрайние поля.
   Я мыслил, смотрел и чувствовал точно так же, как сам автор. У нас было одно дыхание. Так по крайней мере мне казалось.
   Но однажды я купил новое издание этой книги, с другим переводом, начал просматривать её и… Вначале я возмутился «неточностью перевода» – как можно допускать такое преступное легкомыслие?! Затем понял, что это совсем другая книга! Иной взгляд, иное понимание многих вещей. Я стал сравнивать два разных перевода, с негодованием отвергая второй перевод, пока не нашёл во втором варианте фразу, которая мне понравилась гораздо больше, чем в первом.
   Тщательно изучив новый для меня вариант перевода, я понял, что это два различных мировоззрения. Но где же подлинный Лао-цзы? Первоисточник был утерян, книга переписывалась бесчисленное множество раз. Что осталось от Лао-цзы? Я стал искать другие варианты переводов; когда их набралось у меня более двадцати, я записался на курсы изучения китайского языка. Ясность исчезла, и мир превращался в хаос.
   Однажды ночью я сидел за своим письменным столом, разложив на нём тексты, пять или шесть вариантов перевода одного параграфа, сравнивая их между собой, и размышляя. Ко мне подошёл старый китаец и спросил:
   – Что ты делаешь?
   – Читаю Лао-цзы! – ответил я.
   Не взглянув на тексты, он сказал:
   – Никогда я не говорил и не писал ничего подобного!
   И тут я понял абсурдность того, что я делаю. Чужая мудрость лишь как в зеркале отражалась в моём разуме. Это был мираж, который я принял за мудрость собственную. Внутри меня ничего не изменилось, я остался таким же, каким и был.
   Я понял, что «книгу мудрости» написать невозможно, потому что для читающего это всегда будет «книга чужой мудрости».
   Хорошо забыв Лао-цзы, я начал искать сам. Через много лет я вновь взял в руки его книгу и просмотрел её. Вроде бы всё то же самое – и ничего общего. Совсем другая Вселенная, существующая на других основах.
 
   Пока обсуждали то, что написал Георгий, Константин пытался найти объяснение: откуда же взялась Людвика? Не с неба же она свалилась?!
   – А что значит быть богиней кошек? – невпопад спросил Константин.
   – Значит, любить кошка и терпеть кошка.
   – А какие же в горах кошки? – недоумевал Константин.
   – Очень большие!
   – А у вас вещи и документы есть? – занудствовал Константин.
   – Вы хотеть видеть моя чемодана? Мы поехать за моя чемодана!
   И Людвика с Константином поехали в аэропорт.
   – Прошу вас, богиня! – Антонио вручил Людвике ключи от своей машины.

Чемодана

   – Мы даже не спросили, какая у него машина. Я предлагаю поехать на моей!
   – Брать ключи не есть напрасно.
   – Узнать, конечно, можно. Нажать на кнопку на брелке, какая-нибудь машина откликнется, но он ведь не дал документы на машину…
   Константин не стал продолжать, он вдруг представил себе, что между ним и Людвикой идёт важного вида переводчик и, взглянув на Константина и улыбнувшись ему, говорит Людвике на непонятном языке: «Несёт какую-то чушь! Не следует обращать внимания».
   На нажатие кнопки сигнализации отреагировал двухместный спортивный автомобиль бордового цвета.
   – Угу! Нажимать ногами, дёргать, крутить, – деловито покивала головой Людвика, и автомобиль сорвался с места.
   – Едет! Быстро! Уйдёт! – заорал коротко стриженный верзила в джипе с тонированными стёклами.
   Двери захлопнулись, и джип тоже сорвался с места с диким завыванием резины. В джипе сидели «серьёзные парни», они приехали издалека по неотложным делам, но обстоятельства для них сложились таким образом, что, бросив все дела, они гонялись за «красной машиной», чтобы «проучить этого наглеца», который «ездит по-хамски». И дело усугубилось тем, что они, погнавшись за наглецом, не попали на деловую встречу, и им пришлось по телефону извиняться перед другими «серьёзными парнями», чего они ох как не любят! Антонио обладал способностью доводить такого типа людей «до белого каления».
   Они не видели, кто сидит за рулём «красной машины», когда гонялись за ней по городу, и сейчас, обнаружив её во дворе, следили за ней, но упустили момент и не заметили, кто в неё сел.
   – Не туда поехали! – вскричал Константин. – Здесь одностороннее движение! Нужно было… Осторожно! Фу! Слишком быстро! Мы едем по встречной полосе!!!
   – Что есть встречный полоса?
   – Когда машины едут навстречу! Красный!!! Мы проехали на красный! Опять светофор! Опять красный!!!
   – Что есть светофор?
   – Огоньки!!! Круглые!!! Красный! Желтый! Зелёный! На красный нужно останавливаться!
   – Зачем останавливаться, если не приехать?
   – Чтобы не врезаться!!! А!!! Мимо! Ты умеешь ездить?
   – Ехать могу, уметь нет.
   – Нельзя ездить, если не умеешь!!!
   – Мы хотеть ехать или хотеть уметь?!
   – Не знаю!!! Ты когда-нибудь ездила?
   – Ездить такси, ездить автобус. Я платить монета.
   Больше он не спрашивал ни о чём. Вцепившись руками во что-то, ожидая столкновения в любой момент, он только смотрел, как чудом проносился их автомобиль из одной критической ситуации в другую.
   «Живыми мы не выберемся! На такой скорости – невозможно!» Это было лицо смерти, тошнотворное, животное, не приукрашенное человеческими мыслями и чувствами.
   Доехали! Не верилось! Машина стоит, и двигатель выключен. Из машины можно выйти. Тряслись ноги и руки. Людвика что-то сказала про «моя чемодана». Она была совершенно спокойна, езда не произвела на неё никакого впечатления.
   Если бы Константин в это время мог что-либо воспринимать, то обязательно обратил бы внимание на то, как из черного джипа с тонированными стеклами, остановившегося позади их машины, вытряхиваются «крепкие парни», потрясённые ездой и ещё не поверившие до конца тому, что они доехали.
   Один из них, тот, что сидел за рулём, лёг на газон и, раскинув руки, тупо глядел в небо. Трое других хохотали над ним и делились впечатлениями…
   – Ноги подгибаются, не держат!
   – Меня трясёт всего!
   – Девка за рулём!
   – Ха-ха-ха-ха!!!
   – За руль я больше не сяду! Делайте со мной что хотите! – заявил лежащий.
   – Покатались!
   – Только на такси! Тихо-тихо!
   – Как мы проскочили!!! Как проскочили!!!
   Когда началась эта гонка, водитель джипа с несвойственной ему одержимостью впился глазами в «красную машину», как бойцовская собака зубами впивается в свою жертву. Со стороны могло бы показаться, что остатки здравомыслия навсегда слетели с его лица. Наверно, если бы дорога не была такой опасной, то разум во время паузы мог бы ему вякнуть что-нибудь своё, но не вякнул – пауз не было, аварийные ситуации следовали одна за другой. Приехали.
   – Братки! Мы офонарели – гоняемся за бабой! У нас крыша едет! С этим надо завязывать!
   – Сначала выпить!
   И братки, оставив машину на том месте, где остановились, не закрыв дверей, с брошенным на заднем сиденье автоматом Калашникова, с привёрнутым глушителем, пошли как следует выпить и закусить.
   Константин с Людвикой беспрепятственно прошли к месту выдачи багажа, взяли чемодан и точно так же вышли из терминала, минуя какие-то очереди и досмотры, хотя все в это время как-то усиленно боролись с терроризмом. Видимо, Людвика просто не понимала, зачем всё это нужно, а Константин думал только об одном: «Обратно тоже нужно ехать». Внутренне содрогаясь от того, что опять нужно садиться в этот автомобиль, он с наигранной небрежностью, как ему казалось, произнёс:
   – Ну, теперь я поеду за рулём! Я покажу тебе, как нужно ездить по всем правилам!
   – Это есть мой дело! – ответила Людвика и села за руль.
   – Ты в первый раз за рулём?
   Они уже ехали.
   – Разве ты не видеть меня, когда ехать сюда? – удивилась она.
   – Видеть! – кивнул головой Константин.
 
   Опять на каждом шагу случались аварийные ситуации, но они опять-таки доехали. Людвика ловко припарковала машину. Константин хотел выйти, но Людвика не спешила.
   – Почему ты бояться ехать?
   – Я много раз думал, что мы разобьёмся.
   – Ты думать, что это есть случайность, а я есть безумный женщин, который носиться, как молодые люди, на удача, сломя голова?
   – Честно говоря, да!
   – Ты не уметь честно думать. Твой голова ветер!
   Константин в другой раз постарался бы что-нибудь возразить, уточнить, что имела в виду Людвика под словами «честно думать», или самому попытаться это понять, но не сейчас. Он был так измотан впечатлениями, что мысли не складывались в слова и вообще ни во что не складывались.