Страница:
Я люблю смотреть, как прыгают в пропасть. Белую черту я никогда не пересекал и не пересекаю – я смотрю снизу со скамеечки. Молодёжь любит прыгать – захватывает дух! У всех прыгнувших сияющие счастливые лица. Я сижу и думаю: может быть, дух и не покидал землю, а совсем наоборот? Разве жизнь можно понять?!
Однажды я как-то сказал о том, что раньше здесь действительно прыгали в пропасть для того, чтобы разбиться, – мне не поверили, подумали, что это шутка такая чудная.
Начался век развлечений и недостоверной информации. Дети теперь не ходят в школу, а сидят по домам перед многочисленными экранами. Появились развлекательные науки, и никто по-настоящему не знает, что вымысел, а что было и есть в действительности, и никого это особо не беспокоит.
Завтра мой юбилей. Меня будет поздравлять мэр нашего города, и происходить это будет в парке аттракционов. Завтра я наконец-то перейду через белую черту. Я сказал организаторам, что в свои годы я ещё остроумен, во мне не иссякло чувство юмора, и даже пообещал пошутить.
Храм
Идеальное благополучие
Ритмы, которые мы выбираем
День шута
«Я самое жалкое, самое ничтожное существо на свете! Зачем я существую? Почему я не могу пребывать в вечном покое, превратиться в точку, исчезнуть из мира, погрузиться в абсолютное небытие? Мне ничего и ни от кого не нужно. К чему эта мука? Зачем? Я абсолютно беззащитен, я не в силах защитить себя от мира! У меня есть тело, которое может страдать, я могу испытывать боль, недомогания. Мне необходимо дышать, принимать пищу и жидкости. Этого требует моё тело, но не я! Зачем мне всё это? Для физических мучений? Со мной могут сделать всё что угодно!!!
Я могу испытывать душевные муки, у меня легкоранимая чувствительная душа, меня так легко задеть, обидеть. Душевные страдания для меня невыносимы! Для чего я такой чувствительный, для больших страданий? Зачем мне душа? За что мне дана жизнь?
О, боже! Сюда идут! Шаги! Сейчас начнётся пытка! Мой покой будет безжалостно нарушен самым наглым и бесцеремонным образом! Меня будут терзать! Ужас! Скрипнула дверь! Им опять от меня что-то нужно! Сейчас весь мир будет терзать меня!»
– Ваше Величество! Ваше Величество! Не изволите ли проснуться, Ваше Величество?
– У-у-у! – «Вот они, мучения!!!»
– Прикажете ли подать завтрак в постель или ночной горшок?
– У-у-у! Убирайся вон!
– Слушаюсь, Ваше Величество! Но Ваше Величество будет гневаться на меня за то, что я не смог разбудить Ваше Величество к началу казни. Народ на площади, преступники уже доставлены к эшафоту. Прикажете начинать казнь?
– Начинать!
– Может быть, Ваше Величество пожелает кого-нибудь помиловать?
– У-у-у!
– На сегодня назначена казнь сорока бунтовщиков и одного философа!
– Философа?
– Того самого, Ваше Величество, который посмел утверждать, что его, ничтожного червя, и Ваше Величество ожидает одинаковая судьба.
– Завтрак!
– Подать завтрак Его Величеству!!!
– Завтрак Императору!!!
– Почему ты не дрожишь, философ?! Ты небось знаешь, что нас ожидает после того, как наши головы упадут на помост?!
– Можешь не волноваться – хорошего ничего! К плохому ты привык, а если и будет что-то хорошее, то лишь для того, чтобы потом больнее было.
– Ты умеешь утешать лучше священника, – усмехнулся хмурый бунтовщик, – видно недаром тебя казнят!
– А ну-ка, заткнитесь все! – рыкнул стражник. – Идёт глашатай Императора!
– Его Величество, Величайший Император Мира, Завоеватель всех стран и Повелитель всех народов, Дэвид Великолепный повелевает: преступников перед казнью накормить завтраком, философа доставить во дворец к Его Величеству!
– Я слышал, что философия – это наука о мудрости. Как же ты, философ, эту мудрость не усвоил, а так глупо оказался среди преступников, идущих на казнь?
– Во-первых, Ваше Величество, вас кто-то ввёл в заблуждение: философия – это не наука о мудрости, это наука о невежестве!
– Вот как? Зачем же нужна такая наука? Обоснуй свои слова!
– Философия не даёт знаний, она лишь строит предположения, которые либо оказываются неверными, либо их невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но именно философия показывает людям глубину их невежества и тем самым может способствовать стремлению людей к обретению подлинных знаний.
– Продолжай!
– Во-вторых, я сам пожелал, чтобы мне отрубили голову. Такова моя воля!
– Ты больше похож на шута, чем на философа! Но объясни мне, откуда у тебя такое странное желание?
– Я говорил лишь то, что соответствует истине. А чиновникам не нравится истина, поскольку империя основана на насилии и лжи. Я считаю, что эта империя не имеет права на существование. Она должна быть разрушена! Всё в мире движется, в соответствии с моими представлениями и моей волей. В этом движении есть и моя казнь, и гибель империи. Ничто не может заставить меня поступать не так, как мне бы этого хотелось, на всё будет моя воля. Я должен быть казнён.
– Много ли людей слушало твои речи?
– Совсем немного.
– Кто-нибудь понял тебя?
– Думаю, что никто.
– Откройте балкон! Я буду разговаривать с народом! Я хочу показать тебе истину, философ!
– Слава Императору!!! Слава!!! Слава!!! – Дворцовая площадь дрожала от восторга, охватившего всех, включая приговорённых к смерти.
Император поднял ладонь – воцарилось молчание.
– Кто из вас готов умереть за Империю и Императора?
Площадь захлестнула волна нескончаемого ликования.
– Что скажешь на это, философ?
– Они не понимают! Но достаточно понимания одного человека.
Император снова поднял ладонь.
– Я прощаю тех неразумных, которые сейчас раскаются и поклянутся перед вами, что никогда не будут чинить кровавых преступлений и выступать против власти!
Император покинул балкон, который, казалось, сотрясался от грохота толпы.
– Ты можешь идти, куда тебе вздумается, философ! Твои рассуждения смешны!
– Я не прошу милости!
– Ты не заслужил смерти! Просишь ли ты её у меня?
– Истина осуществляется без просьб!
– Я мог бы запереть тебя в дом для умалишённых, но хочу посмотреть, насколько сильна твоя воля. Ты можешь надеть костюм шута, пойти на площадь и просить, чтобы тебя казнили. В костюме шута перед собственной казнью ты можешь излагать людям все свои идеи, никто тебя не остановит! Но вряд ли у палача поднимется рука на невинного человека, у которого помутился разум!
– Благодарю вас, Ваше Величество!
– И всё-таки странно! Ты знаешь, что толпе твоя истина не нужна! Так зачем всё это?
– Это моя прихоть!
– Прихоть??? Так это прихоть!!! Ха-ха-ха-ха!!! Чудесно! Чудесно! Это я могу понять! Ты очень меня порадовал, философ! Ты не скучный человек!
– Почему прекратился смех?
– Ваше Величество, один из помилованных преступников отрубил шуту голову! Преступник схвачен! Прикажете его казнить или отпустить на волю?
– Всё равно! Это не имеет никакого значения!
В хрониках говорится, что через шесть лет после описываемых событий Империя Дэвида Великолепного распалась на несколько отдельных самостоятельных государств. По приговору сената бывший император был казнён на Дворцовой площади. Известны его последние слова: «Палач! Отруби мне голову! Такова моя воля!»
Опять космос
Однажды я как-то сказал о том, что раньше здесь действительно прыгали в пропасть для того, чтобы разбиться, – мне не поверили, подумали, что это шутка такая чудная.
Начался век развлечений и недостоверной информации. Дети теперь не ходят в школу, а сидят по домам перед многочисленными экранами. Появились развлекательные науки, и никто по-настоящему не знает, что вымысел, а что было и есть в действительности, и никого это особо не беспокоит.
Завтра мой юбилей. Меня будет поздравлять мэр нашего города, и происходить это будет в парке аттракционов. Завтра я наконец-то перейду через белую черту. Я сказал организаторам, что в свои годы я ещё остроумен, во мне не иссякло чувство юмора, и даже пообещал пошутить.
Храм
Строительство храма началось с купола. Весть об этом необычном строительстве быстро разнеслась по всей Многоголосой. Любопытные приезжали со всех краёв, чтобы своими глазами увидеть диковинное сооружение из строительных лесов, увенчанное разноцветным куполом.
– То, что строится снизу вверх, – это не храм, а бытовое сооружение. Храм должен строиться сверху! – говорил Арихитек, строитель храма – человек неординарный, известный странными высказываниями.
Учёные, архитекторы, строители, математики, механики, скульпторы, художники и просто люди, стремящиеся ко всему незаурядному, съезжались сюда как на праздник. Они подсказывали решения сложных технических проблем, спорили, рассчитывали устойчивость, изобретали оригинальные конструкции по замене временных опор, механизмы для вдавливания фундамента, предлагали свои конструкции башен для поднятия и опускания храма. Прямо здесь создавались и опробовались новые строительные технологии.
Каждый камень, каждая деталь вначале поднимались выше купола, а затем опускались вниз. Все строители и художники, начавшие расписывать купол, каждое утро также поднимались выше храма, а затем уже опускались вниз и приступали к своей работе.
Казалось, что конструкция, имеющая колоссальный вес, парит в воздухе над причудливыми подъёмными сооружениями и вот-вот рухнет. Многие боялись подходить близко к строящемуся храму в ожидании катастрофы.
Каждый день приезжали сюда и знатные люди – финансисты и просто очень богатые. Для них это было экономическое чудо. Они думали о том, что стоимость строительства такого храма в сотни раз выше стоимости строительства храма обыкновенного, а конечный результат тот же самый.
Строительство храмов почти всегда дело политическое. Какой-нибудь завоеватель, разоривший соседние страны, строил храм для более полного удовлетворения своих амбиций и тщеславия. Строили храмы священнослужители. Храмы великих священнослужителей всегда строились чуть выше, чем храмы богов, которым они служили. Правители возводили храмы для объединения народа единой идеей служения богам и сенату, чтобы держать его в повиновении и, по возможности, в страхе.
Иногда и простолюдины после слишком кровопролитных войн собирали жалкие гроши и строили храмы в память об ужасных трагедиях. Иногда храмы строились беспричинно, потому что всегда есть богатые люди, со страхом думающие о своей смерти и желающие увековечить себя в компании с солидными богами. Всё же очень часто денег на завершение строительства храмов не хватало. На строительство этого храма деньги находились всегда. Храм не посвящался богам, вечно укоряющим человека, – строился Храм Человеческой Глупости.
Арихитек заявил, что в храме персонально будет увековечен любой, кто пожелает увековечиться, но для этого нужно совершить какой-либо подвиг, соответствующий храму. Подвиги совершались! Но какие! Над ними потешалась вся Многоголосая.
Великие и грозные боги по разным причинам тоже заслуживали великой чести – быть в храме, тем более что межрелигиозные войны велись довольно часто. Спор возник только из-за главного бога, сотворившего мир. Яростные споры не стихали, единого мнения не было.
– Кто же, как не он, сотворил человеческую глупость?! – вопрошал Арихитек. – И неужели он, сотворивший мир, не причастен ко всей глупости мира?!
Наконец народное собрание вынесло решение: достоин быть в храме!
Не было ни одного исторического персонажа, о котором можно было бы сказать, что в этом храме ему не место. Все были к месту и по праву!
Так был построен самый человечный храм. Он не упал, строительство было успешно завершено. Лучшие скульпторы и художники того времени изобразили природу, людей и богов. Там были изображены сцены подлинных исторических событий. Всё вроде бы как в других серьёзных храмах, но люди толпами приходили туда, чтобы смеяться. Поводов для смеха было предостаточно. Вся история людей и богов была представлена в подлинном свете.
– Это не настоящий храм! – возмущались священники.
– Это самый что ни на есть подлинный храм! – отвечал Арихитек. – Кто усомнится в человеческой глупости?! А храмы богам – это памятники вашему сомнению!
«Этот храм, – писал Георгий, – я обнаружил на одной очень древней и уютной планете. Он сразу привлёк моё внимание, так как очень отличался от всех других строений. В нём гармонично сочеталось великое и комическое, грустное и смешное. Без объяснений Капитана можно было догадаться – это Храм Человеческой Глупости.
Капитан рассказал, что этот храм неоднократно пытались разрушить по разным причинам, в частности из-за надписи над главным входом: «В память обо всех».
– Что значит «обо всех»? – спросил я Капитана. – Это значит – и о нас тоже?
– Логично, – ответил Капитан».
– То, что строится снизу вверх, – это не храм, а бытовое сооружение. Храм должен строиться сверху! – говорил Арихитек, строитель храма – человек неординарный, известный странными высказываниями.
Учёные, архитекторы, строители, математики, механики, скульпторы, художники и просто люди, стремящиеся ко всему незаурядному, съезжались сюда как на праздник. Они подсказывали решения сложных технических проблем, спорили, рассчитывали устойчивость, изобретали оригинальные конструкции по замене временных опор, механизмы для вдавливания фундамента, предлагали свои конструкции башен для поднятия и опускания храма. Прямо здесь создавались и опробовались новые строительные технологии.
Каждый камень, каждая деталь вначале поднимались выше купола, а затем опускались вниз. Все строители и художники, начавшие расписывать купол, каждое утро также поднимались выше храма, а затем уже опускались вниз и приступали к своей работе.
Казалось, что конструкция, имеющая колоссальный вес, парит в воздухе над причудливыми подъёмными сооружениями и вот-вот рухнет. Многие боялись подходить близко к строящемуся храму в ожидании катастрофы.
Каждый день приезжали сюда и знатные люди – финансисты и просто очень богатые. Для них это было экономическое чудо. Они думали о том, что стоимость строительства такого храма в сотни раз выше стоимости строительства храма обыкновенного, а конечный результат тот же самый.
Строительство храмов почти всегда дело политическое. Какой-нибудь завоеватель, разоривший соседние страны, строил храм для более полного удовлетворения своих амбиций и тщеславия. Строили храмы священнослужители. Храмы великих священнослужителей всегда строились чуть выше, чем храмы богов, которым они служили. Правители возводили храмы для объединения народа единой идеей служения богам и сенату, чтобы держать его в повиновении и, по возможности, в страхе.
Иногда и простолюдины после слишком кровопролитных войн собирали жалкие гроши и строили храмы в память об ужасных трагедиях. Иногда храмы строились беспричинно, потому что всегда есть богатые люди, со страхом думающие о своей смерти и желающие увековечить себя в компании с солидными богами. Всё же очень часто денег на завершение строительства храмов не хватало. На строительство этого храма деньги находились всегда. Храм не посвящался богам, вечно укоряющим человека, – строился Храм Человеческой Глупости.
Арихитек заявил, что в храме персонально будет увековечен любой, кто пожелает увековечиться, но для этого нужно совершить какой-либо подвиг, соответствующий храму. Подвиги совершались! Но какие! Над ними потешалась вся Многоголосая.
Великие и грозные боги по разным причинам тоже заслуживали великой чести – быть в храме, тем более что межрелигиозные войны велись довольно часто. Спор возник только из-за главного бога, сотворившего мир. Яростные споры не стихали, единого мнения не было.
– Кто же, как не он, сотворил человеческую глупость?! – вопрошал Арихитек. – И неужели он, сотворивший мир, не причастен ко всей глупости мира?!
Наконец народное собрание вынесло решение: достоин быть в храме!
Не было ни одного исторического персонажа, о котором можно было бы сказать, что в этом храме ему не место. Все были к месту и по праву!
Так был построен самый человечный храм. Он не упал, строительство было успешно завершено. Лучшие скульпторы и художники того времени изобразили природу, людей и богов. Там были изображены сцены подлинных исторических событий. Всё вроде бы как в других серьёзных храмах, но люди толпами приходили туда, чтобы смеяться. Поводов для смеха было предостаточно. Вся история людей и богов была представлена в подлинном свете.
– Это не настоящий храм! – возмущались священники.
– Это самый что ни на есть подлинный храм! – отвечал Арихитек. – Кто усомнится в человеческой глупости?! А храмы богам – это памятники вашему сомнению!
«Этот храм, – писал Георгий, – я обнаружил на одной очень древней и уютной планете. Он сразу привлёк моё внимание, так как очень отличался от всех других строений. В нём гармонично сочеталось великое и комическое, грустное и смешное. Без объяснений Капитана можно было догадаться – это Храм Человеческой Глупости.
Капитан рассказал, что этот храм неоднократно пытались разрушить по разным причинам, в частности из-за надписи над главным входом: «В память обо всех».
– Что значит «обо всех»? – спросил я Капитана. – Это значит – и о нас тоже?
– Логично, – ответил Капитан».
Идеальное благополучие
– Теперь ты рассказать про твой смерть! – попросила Людвика.
Людвика всегда говорила легко и свободно, нисколько не заботясь о правильности своей речи. В дверь в это время позвонили.
– Здравствуйте! Я собираю деньги с подъезда на похороны Маргариты Сергеевны, – заявила заспанная старушка с серьёзным лицом.
– Очень хорошо! – выступил вперёд Антонио. – Просто великолепно! Сколько вы хотите собрать?
– На поминки ведь ещё хоть сколько-нибудь нужно! – озабоченно лопотала старушка.
– Вот, возьмите, пожалуйста!
– Ой! Это очень много! – Она начала неумело считать, рискуя всё рассыпать. – Это ж два раза похоронить можно!
– Было бы просто замечательно!
– Какой добрый молодой человек!
– И непременно с оркестром! Я хочу слышать музыку!
Они снова расположились в кабинете.
– Я думала, что, выйдя на пенсию, буду жить так, как мне нравится, что всё у меня будет по-другому, – начала Людмила Петровна. – До этого я никогда не была лентяйкой, а тут решила, что сначала нужно отдохнуть и позаботиться о своём благополучии.
Мне было достаточно малейших признаков благополучия, чтобы облениться и ничего не делать. Вернее, я считала, что я думаю. Ну как человек может думать, если у него всё благополучно?!
Людмила Петровна развела руки в стороны. Очень эмоционально.
– Такая простая мысль мне тогда в голову не приходила! Я много спала, ела. Когда я смотрела на себя в зеркало…
– В простое зеркало? – уточнил Константин.
– …в простое зеркало, то я себе очень не нравилась! Как я могла нравиться кому-то ещё?! Я ненавидела своё лицо – ужасная смесь довольства и страдания! Можно по-разному читать книги, слушать музыку, посещать театры и выставки. Если в итоге твой разум укладывает всё это на полочку твоего благополучия, то нет никакой разницы в том, что ты делаешь. Проще смотреть телевизор и читать детективы – результат тот же самый! Разум будет стремиться к упрощению. Ему нужны впечатления, он разборчив, но не настолько!
– Это очень понятно! – согласился Константин.
– Я хочу рассказать об одном своём впечатлении ещё школьного периода. Я иногда заходила в гости к одной своей школьной подруге, Розе. Она жила на соседней улице, в коммунальной квартире. Почему-то я обратила внимание на одну неприятную старуху, которая жила в этой квартире. Какая-то она была неприветливая, всегда сонная и раздражительная.
Однажды я наблюдала, как она стоит на кухне и на массивной чугунной сковороде жарит массивные толстые котлеты, и сама она в велюровом халате до самого пола, такая же, как и её котлеты, массивная и толстая. И вся такая всем недовольная! И у меня вдруг мелькнула мысль: «А зачем она живёт? Зачем же жить, если всё не нравится?» И тогда я подумала: «Вот такой я не буду никогда!»
Я почему-то долго помнила эту сцену, как я стою с портфелем у дверей, а она у плиты жарит свои котлеты. Почему я её так помнила? Не только потому, что она умерла через несколько дней!
– Чудесная у вас способность – отправлять старушек на тот свет! – заметил Антонио.
– И вот стою я перед зеркалом, смотрю на себя и вдруг вижу то же самое! Я вспомнила её! Я такая же, как она! И мне себя ничуть не жаль, и выхода не вижу никакого! Такое отчаяние я пережила! Такую безысходность! Как будто кто-то подшутил над моей самоуверенностью! Я незаметно для себя стала такой, какой мне меньше всего хотелось бы быть. Многие люди со старостью начинают больше беречь себя, лелеять свою слабость, ни в чём не упускают своей выгоды. Моя подруга говорила, что это люди, умудрённые жизненным опытом, но сейчас я понимаю – никакой мудрости здесь нет. Это наш разум заводит нас в тупик. Только скажи своему разуму: «Я хочу, чтобы у меня всё было благополучно!», и он приведёт тебя в самый ад!
– Интересно! – сказал Константин. – А если мы захотим «жизни вечной», где мы окажемся?
– Ты действительно это хотеть знать? – спросила Людвика.
– Нет-нет! Это я так! Размышляю! – спохватился Константин.
– Когда умерла моя подруга, – продолжала Людмила Петровна, – я решила, что настало время вернуться в свою квартиру, где каждая вещь что-то мне напоминает о моей жизни. Вошла и подумала: «Вынести все вещи из квартиры, и от моей жизни не останется ничего! И нет ничего, что не умерло бы вместе со мной!»
– Но вы умерли как-то удачно! – сказал Антонио. – От вас кое-что осталось!
– Я кое-что нашла. Когда я была молодой и смотрела, как некоторые люди прозябают, влачат жалкое существование, я думала: почему? Я решила: значит, это их устраивает! У каждого человека в любой ситуации есть выбор: вверх или вниз! Всегда человек может этот шаг сделать. Если человек вообще может что-то сделать – это именно такой шаг!
– Но не всегда понятно, какой это шаг, – возразил Константин. – Какой ведёт вверх, а какой куда-нибудь в сторону. Иногда не знаешь, где верх, где низ!
– Это всегда понятно! Можно сказать по-другому – это шаг к духу! А это понятно всегда! Наш разум слишком старательно выполняет своё предназначение, даёт нам возможность существовать, осуществлять наши стремления, создаёт условия для чего-то, а для чего – этого он постичь уже не может. «Для чего» – это уже внутри нас. Разум не знает, что существование – это ещё не всё.
– И какой же шаг вы сделали? – спросил Константин.
– Я видела, что превратилась в какую-то дрянь и что скоро умру. И ничего в жизни больше не будет. Я решила хотя бы умереть по-своему, а не так, как мне предназначено судьбой, высшим разумом или кем-то ещё. Я вернулась в свой внутренний мир, а у него совсем другая логика. И вся моя никчёмная жизнь приобрела смысл.
– Не понимаю, – возразил Константин, – какая же здесь логика? Ваш последний шаг имеет смысл, а предыдущая жизнь – она и осталась такой, какой она была! Как можно задним числом внести смысл в свою прошедшую жизнь?
– Здесь есть одна тонкость! Сейчас я вижу, что вся моя жизнь вела меня к этому шагу, но если бы я этот шаг не сделала, то оказалась бы, что моя жизнь вела меня куда-то ещё.
– Где здесь логика? – недоумевал Константин. – Человек, допустим, делает какой-то случайный шаг в своей жизни, а потом ему кажется, что к этому шагу его подвела вся предшествующая жизнь. Это всего лишь его интерпретация! Он, конечно, может всё что угодно думать о своей прошедшей жизни, но она от этого не изменится!
Он посмотрел на Людвику и понял, что всё может быть не обязательно так – может быть как-то ещё.
Людвика всегда говорила легко и свободно, нисколько не заботясь о правильности своей речи. В дверь в это время позвонили.
– Здравствуйте! Я собираю деньги с подъезда на похороны Маргариты Сергеевны, – заявила заспанная старушка с серьёзным лицом.
– Очень хорошо! – выступил вперёд Антонио. – Просто великолепно! Сколько вы хотите собрать?
– На поминки ведь ещё хоть сколько-нибудь нужно! – озабоченно лопотала старушка.
– Вот, возьмите, пожалуйста!
– Ой! Это очень много! – Она начала неумело считать, рискуя всё рассыпать. – Это ж два раза похоронить можно!
– Было бы просто замечательно!
– Какой добрый молодой человек!
– И непременно с оркестром! Я хочу слышать музыку!
Они снова расположились в кабинете.
– Я думала, что, выйдя на пенсию, буду жить так, как мне нравится, что всё у меня будет по-другому, – начала Людмила Петровна. – До этого я никогда не была лентяйкой, а тут решила, что сначала нужно отдохнуть и позаботиться о своём благополучии.
Мне было достаточно малейших признаков благополучия, чтобы облениться и ничего не делать. Вернее, я считала, что я думаю. Ну как человек может думать, если у него всё благополучно?!
Людмила Петровна развела руки в стороны. Очень эмоционально.
– Такая простая мысль мне тогда в голову не приходила! Я много спала, ела. Когда я смотрела на себя в зеркало…
– В простое зеркало? – уточнил Константин.
– …в простое зеркало, то я себе очень не нравилась! Как я могла нравиться кому-то ещё?! Я ненавидела своё лицо – ужасная смесь довольства и страдания! Можно по-разному читать книги, слушать музыку, посещать театры и выставки. Если в итоге твой разум укладывает всё это на полочку твоего благополучия, то нет никакой разницы в том, что ты делаешь. Проще смотреть телевизор и читать детективы – результат тот же самый! Разум будет стремиться к упрощению. Ему нужны впечатления, он разборчив, но не настолько!
– Это очень понятно! – согласился Константин.
– Я хочу рассказать об одном своём впечатлении ещё школьного периода. Я иногда заходила в гости к одной своей школьной подруге, Розе. Она жила на соседней улице, в коммунальной квартире. Почему-то я обратила внимание на одну неприятную старуху, которая жила в этой квартире. Какая-то она была неприветливая, всегда сонная и раздражительная.
Однажды я наблюдала, как она стоит на кухне и на массивной чугунной сковороде жарит массивные толстые котлеты, и сама она в велюровом халате до самого пола, такая же, как и её котлеты, массивная и толстая. И вся такая всем недовольная! И у меня вдруг мелькнула мысль: «А зачем она живёт? Зачем же жить, если всё не нравится?» И тогда я подумала: «Вот такой я не буду никогда!»
Я почему-то долго помнила эту сцену, как я стою с портфелем у дверей, а она у плиты жарит свои котлеты. Почему я её так помнила? Не только потому, что она умерла через несколько дней!
– Чудесная у вас способность – отправлять старушек на тот свет! – заметил Антонио.
– И вот стою я перед зеркалом, смотрю на себя и вдруг вижу то же самое! Я вспомнила её! Я такая же, как она! И мне себя ничуть не жаль, и выхода не вижу никакого! Такое отчаяние я пережила! Такую безысходность! Как будто кто-то подшутил над моей самоуверенностью! Я незаметно для себя стала такой, какой мне меньше всего хотелось бы быть. Многие люди со старостью начинают больше беречь себя, лелеять свою слабость, ни в чём не упускают своей выгоды. Моя подруга говорила, что это люди, умудрённые жизненным опытом, но сейчас я понимаю – никакой мудрости здесь нет. Это наш разум заводит нас в тупик. Только скажи своему разуму: «Я хочу, чтобы у меня всё было благополучно!», и он приведёт тебя в самый ад!
– Интересно! – сказал Константин. – А если мы захотим «жизни вечной», где мы окажемся?
– Ты действительно это хотеть знать? – спросила Людвика.
– Нет-нет! Это я так! Размышляю! – спохватился Константин.
– Когда умерла моя подруга, – продолжала Людмила Петровна, – я решила, что настало время вернуться в свою квартиру, где каждая вещь что-то мне напоминает о моей жизни. Вошла и подумала: «Вынести все вещи из квартиры, и от моей жизни не останется ничего! И нет ничего, что не умерло бы вместе со мной!»
– Но вы умерли как-то удачно! – сказал Антонио. – От вас кое-что осталось!
– Я кое-что нашла. Когда я была молодой и смотрела, как некоторые люди прозябают, влачат жалкое существование, я думала: почему? Я решила: значит, это их устраивает! У каждого человека в любой ситуации есть выбор: вверх или вниз! Всегда человек может этот шаг сделать. Если человек вообще может что-то сделать – это именно такой шаг!
– Но не всегда понятно, какой это шаг, – возразил Константин. – Какой ведёт вверх, а какой куда-нибудь в сторону. Иногда не знаешь, где верх, где низ!
– Это всегда понятно! Можно сказать по-другому – это шаг к духу! А это понятно всегда! Наш разум слишком старательно выполняет своё предназначение, даёт нам возможность существовать, осуществлять наши стремления, создаёт условия для чего-то, а для чего – этого он постичь уже не может. «Для чего» – это уже внутри нас. Разум не знает, что существование – это ещё не всё.
– И какой же шаг вы сделали? – спросил Константин.
– Я видела, что превратилась в какую-то дрянь и что скоро умру. И ничего в жизни больше не будет. Я решила хотя бы умереть по-своему, а не так, как мне предназначено судьбой, высшим разумом или кем-то ещё. Я вернулась в свой внутренний мир, а у него совсем другая логика. И вся моя никчёмная жизнь приобрела смысл.
– Не понимаю, – возразил Константин, – какая же здесь логика? Ваш последний шаг имеет смысл, а предыдущая жизнь – она и осталась такой, какой она была! Как можно задним числом внести смысл в свою прошедшую жизнь?
– Здесь есть одна тонкость! Сейчас я вижу, что вся моя жизнь вела меня к этому шагу, но если бы я этот шаг не сделала, то оказалась бы, что моя жизнь вела меня куда-то ещё.
– Где здесь логика? – недоумевал Константин. – Человек, допустим, делает какой-то случайный шаг в своей жизни, а потом ему кажется, что к этому шагу его подвела вся предшествующая жизнь. Это всего лишь его интерпретация! Он, конечно, может всё что угодно думать о своей прошедшей жизни, но она от этого не изменится!
Он посмотрел на Людвику и понял, что всё может быть не обязательно так – может быть как-то ещё.
Ритмы, которые мы выбираем
Если человек сбился со своего жизненного ритма – он представляет собой весьма жалкое зрелище: и в жизни ему не живётся, и всё-то ему не так. Но пока много раз не собьешься с ритма и не найдёшь его снова, никогда не задумаешься ни о каких ритмах. Найти подходящий ритм – дело не простое, но чаще всё происходит само собой, какие-то события вовлекают человека в свои ритмы. Подхватит такой ритм человека, а человеку кажется, что это его ритм, это он такой и жизнь у него такая. А бывает, что не втягивает человека в водоворот нужных событий, обошёл его стороной «Его Величество Случай», и прозябает человек на задворках жизни. Такой ритм Антонио называл «никакой».
Человек с «никаким» ритмом чего-то ждёт в жизни, сам не знает чего, будто что-то изменится и всё будет по-другому, а сам продолжает жить в случайных ритмах, которые преподносят ему ничтожные обстоятельства.
Антонио менял свои ритмы сам, в отличие от тех, кто эксплуатирует свои удачные ритмы до конца, а потом, волею случая, они в один миг становятся «никакими».
Чтобы нужные обстоятельства возникали, считал Антонио, нужно, ни с чем не считаясь, поддерживать нужный ритм, быть слегка сумасшедшим.
И это у него получалось. Он всегда был в каком-то своём ритме.
Приглашенный оркестр ожидал репетиций, но их не было. Все были на взводе, никто не знал, что нужно будет играть и как. Но пришли и заняли указанные места, чтобы не сорвать мероприятие. В последние минуты дирижёр поймал за руку помощницу Антонио, неадекватно спокойную и какую-то расслабленную, и взволнованно объяснил ей ситуацию.
– Да? Оркестр? – сонно переспросила она.
– Что нам делать???
– Смотрите на него: покажет на вас пальцем – играйте; поднимет ладонь – остановитесь.
– Что мы должны играть?
– Ну, «Калинку-малинку» какую-нибудь! Я сейчас пойду, всё выясню и вам скажу!
И ничего она не выяснила! Мероприятие началось!
– Что будем играть?
– «Калинку-малинку»!!! – раздражённо ответил дирижёр. – Принципиально!
И когда в момент напряженной тишины Антонио торжественно указал пальцем на оркестр, оркестр вразнобой заиграл «Калинку-малинку».
– «Мы играем на свадьбах и похоронах!» – гнусаво прокомментировал Антонио и сделал из своего лица нечто невероятно кислое.
Зал лопался от смеха!
– Какой позор! – прошептал дирижёр.
Антонио издалека махал руками, скакал, кривлялся и гримасничал, изображая нужную мелодию. Всякий раз оказывалось не то! Антонио сокрушался, народ хохотал до слёз, в оркестре никто не смеялся.
– Он из нас идиотов делает! Я отказываюсь играть!!! – воскликнул пожилой саксофонист, дрожа от негодования.
– Всё-ё-ё!!! – как-то неестественно завопил дирижёр и в гневе сломал свою палочку. – Мы уходим!!! Собираемся! К чёрту контракт!
Музыканты стали беспорядочно собираться под хохот публики.
– Что ты сидишь? Я сказал «собираемся»!
– Вон!!!
– Что вон? – дирижёр повернулся.
К нему, как нашкодивший кот, на четвереньках приближался Антонио. Дирижёр не в силах был удержаться от истерического смеха, вмиг переполнившего его от кончиков ногтей на ногах до кончиков седых волос.
– Нам не объяснили… мы приехали за полтора часа… мы думали, будет репетиция…
Антонио со всем соглашался и послушно кивал. Кивал, кивал и кивал! А публика заходилась от хохота!
Когда оркестр наконец-то правильно и даже виртуозно сыграл нужную мелодию, овациям не было конца! Дирижёра восторженно поздравляли, говорили о том, как гениально он разыграл сцену вместе с шутом Антонио.
Ему никто не верил, включая музыкантов оркестра, что эта сцена не была спланирована и отрепетирована.
– Нам-то зачем говорить это?! – сказали музыканты.
– Такие условия контракта! – бросил кто-то.
И всем сразу всё стало ясно, и больше дирижёру никто вопросов не задавал, а он сам перестал говорить на эту тему.
– Ну ты хоть, Палыч, признайся! Ты кричал: «Из нас идиотов делают! Отказываюсь играть!» Знал ведь всё и никому не сказал! Что «нет»?! Ты нас за дураков считаешь? Между прочим, это уже оскорбление!
Антонио никогда ни к чему не готовился, достаточно быть в ритме. И если это сильный ритм, тогда в него впишется всё, что бы ни произошло. Когда выступал «шут Антонио», не было такого времени, чтобы внимание зрителей было не приковано к его выступлению, даже когда он молчал и сидел за столом с кислой физиономией. Он сидел как надо!
И когда все присутствующие звенели бокалами и оживлённо беседовали между собой – у всех было ощущение, что выступление продолжается. Одно его движение могло всё изменить. Некоторые даже спиной чувствовали – опять что-то начинает происходить. С Антонио не мог сравниться никто!
– Давай выпьем за тебя, Антонио! – предложил однажды президент. – Мы с тобой на равных! Никто, кроме меня, этого не понимает. Я один знаю, почему ты самый лучший шут в мире! Ты никогда никого не развлекаешь – ты всегда развлекаешься сам!
За несколько дней до встречи с Людмилой Петровной и Константином Антонио вспоминал Георгия по какому-то совершенно незначительному поводу. Он замечал, что значительные события начинаются с событий едва заметных, которые повторяются с нарастающей интенсивностью. Что-то ещё напоминало в эти дни о Георгии. Именно следуя ритму Антонио решил наудачу «заехать к Георгию».
Константину не верилось, что Антонио впервые за несколько лет посетил квартиру Георгия и именно в нужный момент. Он так и хотел сказать слово «случайно», но не сказал.
В глазах Антонио Константин был похож на воинствующего динозавра. У него не было своего ритма, никакого. Он был тот самый «никакой» и не имел понятия ни о каких ритмах. Его паузы в разговорах, когда ему в голову внезапно приходила какая-нибудь мысль, могли кого угодно вывести из себя. Он не замечал, что у него часто меняется настроение. Слова Антонио о том, что нужно хотя бы немного обращать внимание на своё настроение, он просто игнорировал. Он шёл напролом, раздирая ритмы, сомнения, внутренние противоречия.
Человек с «никаким» ритмом чего-то ждёт в жизни, сам не знает чего, будто что-то изменится и всё будет по-другому, а сам продолжает жить в случайных ритмах, которые преподносят ему ничтожные обстоятельства.
Антонио менял свои ритмы сам, в отличие от тех, кто эксплуатирует свои удачные ритмы до конца, а потом, волею случая, они в один миг становятся «никакими».
Чтобы нужные обстоятельства возникали, считал Антонио, нужно, ни с чем не считаясь, поддерживать нужный ритм, быть слегка сумасшедшим.
И это у него получалось. Он всегда был в каком-то своём ритме.
Приглашенный оркестр ожидал репетиций, но их не было. Все были на взводе, никто не знал, что нужно будет играть и как. Но пришли и заняли указанные места, чтобы не сорвать мероприятие. В последние минуты дирижёр поймал за руку помощницу Антонио, неадекватно спокойную и какую-то расслабленную, и взволнованно объяснил ей ситуацию.
– Да? Оркестр? – сонно переспросила она.
– Что нам делать???
– Смотрите на него: покажет на вас пальцем – играйте; поднимет ладонь – остановитесь.
– Что мы должны играть?
– Ну, «Калинку-малинку» какую-нибудь! Я сейчас пойду, всё выясню и вам скажу!
И ничего она не выяснила! Мероприятие началось!
– Что будем играть?
– «Калинку-малинку»!!! – раздражённо ответил дирижёр. – Принципиально!
И когда в момент напряженной тишины Антонио торжественно указал пальцем на оркестр, оркестр вразнобой заиграл «Калинку-малинку».
– «Мы играем на свадьбах и похоронах!» – гнусаво прокомментировал Антонио и сделал из своего лица нечто невероятно кислое.
Зал лопался от смеха!
– Какой позор! – прошептал дирижёр.
Антонио издалека махал руками, скакал, кривлялся и гримасничал, изображая нужную мелодию. Всякий раз оказывалось не то! Антонио сокрушался, народ хохотал до слёз, в оркестре никто не смеялся.
– Он из нас идиотов делает! Я отказываюсь играть!!! – воскликнул пожилой саксофонист, дрожа от негодования.
– Всё-ё-ё!!! – как-то неестественно завопил дирижёр и в гневе сломал свою палочку. – Мы уходим!!! Собираемся! К чёрту контракт!
Музыканты стали беспорядочно собираться под хохот публики.
– Что ты сидишь? Я сказал «собираемся»!
– Вон!!!
– Что вон? – дирижёр повернулся.
К нему, как нашкодивший кот, на четвереньках приближался Антонио. Дирижёр не в силах был удержаться от истерического смеха, вмиг переполнившего его от кончиков ногтей на ногах до кончиков седых волос.
– Нам не объяснили… мы приехали за полтора часа… мы думали, будет репетиция…
Антонио со всем соглашался и послушно кивал. Кивал, кивал и кивал! А публика заходилась от хохота!
Когда оркестр наконец-то правильно и даже виртуозно сыграл нужную мелодию, овациям не было конца! Дирижёра восторженно поздравляли, говорили о том, как гениально он разыграл сцену вместе с шутом Антонио.
Ему никто не верил, включая музыкантов оркестра, что эта сцена не была спланирована и отрепетирована.
– Нам-то зачем говорить это?! – сказали музыканты.
– Такие условия контракта! – бросил кто-то.
И всем сразу всё стало ясно, и больше дирижёру никто вопросов не задавал, а он сам перестал говорить на эту тему.
– Ну ты хоть, Палыч, признайся! Ты кричал: «Из нас идиотов делают! Отказываюсь играть!» Знал ведь всё и никому не сказал! Что «нет»?! Ты нас за дураков считаешь? Между прочим, это уже оскорбление!
Антонио никогда ни к чему не готовился, достаточно быть в ритме. И если это сильный ритм, тогда в него впишется всё, что бы ни произошло. Когда выступал «шут Антонио», не было такого времени, чтобы внимание зрителей было не приковано к его выступлению, даже когда он молчал и сидел за столом с кислой физиономией. Он сидел как надо!
И когда все присутствующие звенели бокалами и оживлённо беседовали между собой – у всех было ощущение, что выступление продолжается. Одно его движение могло всё изменить. Некоторые даже спиной чувствовали – опять что-то начинает происходить. С Антонио не мог сравниться никто!
– Давай выпьем за тебя, Антонио! – предложил однажды президент. – Мы с тобой на равных! Никто, кроме меня, этого не понимает. Я один знаю, почему ты самый лучший шут в мире! Ты никогда никого не развлекаешь – ты всегда развлекаешься сам!
За несколько дней до встречи с Людмилой Петровной и Константином Антонио вспоминал Георгия по какому-то совершенно незначительному поводу. Он замечал, что значительные события начинаются с событий едва заметных, которые повторяются с нарастающей интенсивностью. Что-то ещё напоминало в эти дни о Георгии. Именно следуя ритму Антонио решил наудачу «заехать к Георгию».
Константину не верилось, что Антонио впервые за несколько лет посетил квартиру Георгия и именно в нужный момент. Он так и хотел сказать слово «случайно», но не сказал.
В глазах Антонио Константин был похож на воинствующего динозавра. У него не было своего ритма, никакого. Он был тот самый «никакой» и не имел понятия ни о каких ритмах. Его паузы в разговорах, когда ему в голову внезапно приходила какая-нибудь мысль, могли кого угодно вывести из себя. Он не замечал, что у него часто меняется настроение. Слова Антонио о том, что нужно хотя бы немного обращать внимание на своё настроение, он просто игнорировал. Он шёл напролом, раздирая ритмы, сомнения, внутренние противоречия.
День шута
(Из записок Георгия)
«Я самое жалкое, самое ничтожное существо на свете! Зачем я существую? Почему я не могу пребывать в вечном покое, превратиться в точку, исчезнуть из мира, погрузиться в абсолютное небытие? Мне ничего и ни от кого не нужно. К чему эта мука? Зачем? Я абсолютно беззащитен, я не в силах защитить себя от мира! У меня есть тело, которое может страдать, я могу испытывать боль, недомогания. Мне необходимо дышать, принимать пищу и жидкости. Этого требует моё тело, но не я! Зачем мне всё это? Для физических мучений? Со мной могут сделать всё что угодно!!!
Я могу испытывать душевные муки, у меня легкоранимая чувствительная душа, меня так легко задеть, обидеть. Душевные страдания для меня невыносимы! Для чего я такой чувствительный, для больших страданий? Зачем мне душа? За что мне дана жизнь?
О, боже! Сюда идут! Шаги! Сейчас начнётся пытка! Мой покой будет безжалостно нарушен самым наглым и бесцеремонным образом! Меня будут терзать! Ужас! Скрипнула дверь! Им опять от меня что-то нужно! Сейчас весь мир будет терзать меня!»
– Ваше Величество! Ваше Величество! Не изволите ли проснуться, Ваше Величество?
– У-у-у! – «Вот они, мучения!!!»
– Прикажете ли подать завтрак в постель или ночной горшок?
– У-у-у! Убирайся вон!
– Слушаюсь, Ваше Величество! Но Ваше Величество будет гневаться на меня за то, что я не смог разбудить Ваше Величество к началу казни. Народ на площади, преступники уже доставлены к эшафоту. Прикажете начинать казнь?
– Начинать!
– Может быть, Ваше Величество пожелает кого-нибудь помиловать?
– У-у-у!
– На сегодня назначена казнь сорока бунтовщиков и одного философа!
– Философа?
– Того самого, Ваше Величество, который посмел утверждать, что его, ничтожного червя, и Ваше Величество ожидает одинаковая судьба.
– Завтрак!
– Подать завтрак Его Величеству!!!
– Завтрак Императору!!!
– Почему ты не дрожишь, философ?! Ты небось знаешь, что нас ожидает после того, как наши головы упадут на помост?!
– Можешь не волноваться – хорошего ничего! К плохому ты привык, а если и будет что-то хорошее, то лишь для того, чтобы потом больнее было.
– Ты умеешь утешать лучше священника, – усмехнулся хмурый бунтовщик, – видно недаром тебя казнят!
– А ну-ка, заткнитесь все! – рыкнул стражник. – Идёт глашатай Императора!
– Его Величество, Величайший Император Мира, Завоеватель всех стран и Повелитель всех народов, Дэвид Великолепный повелевает: преступников перед казнью накормить завтраком, философа доставить во дворец к Его Величеству!
– Я слышал, что философия – это наука о мудрости. Как же ты, философ, эту мудрость не усвоил, а так глупо оказался среди преступников, идущих на казнь?
– Во-первых, Ваше Величество, вас кто-то ввёл в заблуждение: философия – это не наука о мудрости, это наука о невежестве!
– Вот как? Зачем же нужна такая наука? Обоснуй свои слова!
– Философия не даёт знаний, она лишь строит предположения, которые либо оказываются неверными, либо их невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но именно философия показывает людям глубину их невежества и тем самым может способствовать стремлению людей к обретению подлинных знаний.
– Продолжай!
– Во-вторых, я сам пожелал, чтобы мне отрубили голову. Такова моя воля!
– Ты больше похож на шута, чем на философа! Но объясни мне, откуда у тебя такое странное желание?
– Я говорил лишь то, что соответствует истине. А чиновникам не нравится истина, поскольку империя основана на насилии и лжи. Я считаю, что эта империя не имеет права на существование. Она должна быть разрушена! Всё в мире движется, в соответствии с моими представлениями и моей волей. В этом движении есть и моя казнь, и гибель империи. Ничто не может заставить меня поступать не так, как мне бы этого хотелось, на всё будет моя воля. Я должен быть казнён.
– Много ли людей слушало твои речи?
– Совсем немного.
– Кто-нибудь понял тебя?
– Думаю, что никто.
– Откройте балкон! Я буду разговаривать с народом! Я хочу показать тебе истину, философ!
– Слава Императору!!! Слава!!! Слава!!! – Дворцовая площадь дрожала от восторга, охватившего всех, включая приговорённых к смерти.
Император поднял ладонь – воцарилось молчание.
– Кто из вас готов умереть за Империю и Императора?
Площадь захлестнула волна нескончаемого ликования.
– Что скажешь на это, философ?
– Они не понимают! Но достаточно понимания одного человека.
Император снова поднял ладонь.
– Я прощаю тех неразумных, которые сейчас раскаются и поклянутся перед вами, что никогда не будут чинить кровавых преступлений и выступать против власти!
Император покинул балкон, который, казалось, сотрясался от грохота толпы.
– Ты можешь идти, куда тебе вздумается, философ! Твои рассуждения смешны!
– Я не прошу милости!
– Ты не заслужил смерти! Просишь ли ты её у меня?
– Истина осуществляется без просьб!
– Я мог бы запереть тебя в дом для умалишённых, но хочу посмотреть, насколько сильна твоя воля. Ты можешь надеть костюм шута, пойти на площадь и просить, чтобы тебя казнили. В костюме шута перед собственной казнью ты можешь излагать людям все свои идеи, никто тебя не остановит! Но вряд ли у палача поднимется рука на невинного человека, у которого помутился разум!
– Благодарю вас, Ваше Величество!
– И всё-таки странно! Ты знаешь, что толпе твоя истина не нужна! Так зачем всё это?
– Это моя прихоть!
– Прихоть??? Так это прихоть!!! Ха-ха-ха-ха!!! Чудесно! Чудесно! Это я могу понять! Ты очень меня порадовал, философ! Ты не скучный человек!
– Почему прекратился смех?
– Ваше Величество, один из помилованных преступников отрубил шуту голову! Преступник схвачен! Прикажете его казнить или отпустить на волю?
– Всё равно! Это не имеет никакого значения!
В хрониках говорится, что через шесть лет после описываемых событий Империя Дэвида Великолепного распалась на несколько отдельных самостоятельных государств. По приговору сената бывший император был казнён на Дворцовой площади. Известны его последние слова: «Палач! Отруби мне голову! Такова моя воля!»
Опять космос
– Мне не нужны все эти преобразования! Я хочу лишь знать точное расстояние от поверхности Земли до границ вашей Ассоциации в километрах! Только цифру!
Капитан объяснил мне, что это за цифра.
– Спасибо, Капитан! Такой информации о размерах числа мне вполне достаточно!
Больше я подобных вопросов не задавал. Что-то есть неправильное в цифрах, как-то они плохо действуют на всё живое в человеке. У меня даже заболел живот и испортилось настроение.
Капитан объяснил мне, что это за цифра.
– Спасибо, Капитан! Такой информации о размерах числа мне вполне достаточно!
Больше я подобных вопросов не задавал. Что-то есть неправильное в цифрах, как-то они плохо действуют на всё живое в человеке. У меня даже заболел живот и испортилось настроение.