Каплан Виталий. Полоса невезения

   Я завалился на очень уютный кожаный диванчик, облокотился о плотный краевой валик. Тут было темновато, свет Юрик не зажег, и лишь полная луна заливала комнату светом. Спать хотелось неимоверно, хотя в эту ночь, похоже, не придется. Последняя моя ночь в "Березках". Семнадцатое число, инспекция моя кончилась, так, фактически, и не начавшись. Уж не устроила ли мне добрая Лена недельку дополнительного отпуска?
   Не очень-то он веселый вышел, отпуск. Встреча с Димкой... дурацкие эти скины... и уж апофеоз - недавнее судилище. Что ж теперь с парнем будет?
   - Хороший, кстати, парнишка, хоть и дурак, - вновь откликнулся на мои мысли Осоргин. - И угораздило же его в эту самую "Вегу" попасть. Интересно, кто же так хорошо придумал?
   - Наверное, хотели, чтобы подальше от дома, - предположил я. - Чтобы не сбегал к непутевой маме.
   Так! Я прикусил кончик языка чуть ли не до крови. Вот так и раскрываются тайные агенты глиняных. Откуда мне может быть известно про веселого поведения Димкину мать?
   Осоргин, однако, нисколько не оживился. Помолчал, потом, резко выбросив вперед руку, поймал заблудившегося мотылька и выпустил его в окно, в свободный полет.
   - Что уж теперь чужие локти кусать, - хмыкнул он и потер пальцы друг о друга, счищая налипшую пыльцу. - Теперь надо думать, как с пацаном быть. Замордует его эта Стогова. Как пить дать отправит в этот психоцентр.
   - Слушай, - не сдержал я любопытства, - а что это за такое загадочное место? В Столице мне никто о нем не говорил, и даже в базе его не было. Может, я рылом не вышел, чтобы допуск к сим тайнам получить?
   Юрик посмотрел на меня грустно.
   - Нормальное у тебя рыло, не комплексуй. Если еще и побрить смальца... Короче, это не секретные сведения, а обычное наше раздолбайство, когда правая рука не дружит с левой. В общем, это новая идея воспитательного департамента. Они же, знаешь, такие экспериментаторы-новаторы, им энергию девать некуда. А уж от любви к детям скоро лопнут. То они отдел нестандартных воспитательных зафигачат, то аж на целый центр размахнутся. Мудрецы...
   Я поежился, вспомнив педагога Валуева.
   - Так вот, - продолжил Юрик, - с месяц назад в недрах нашего струнноугодного ведомства родился проект. Что делать с несовершеннолетними отморозками? С такими, которые никакому перевоспитанию не поддаются? Которые в свои пятнадцать-шестнадцать лет уже законченные подонки, за плечами у которых насилие, кровь и все такое? Убивать? Может, и стоило бы, да Высокая Струна не велит. Дети все ж таки. Пороть тоже поздно, да и не одобряются у нас такие методы.
   Я механически кивнул. Очень, очень они у нас не одобряются! Вплоть до Коридора Прощения и свинцовых птичек на Лунном поле. Если за какую-то оплеуху...
   - Вот и додумались наши светлые умы до Центра психокоррекции. Если убивать западло, а перевоспитать невозможно - значит, будем лечить. Стирать из психики агрессию. Книжки читал всякие? "Возвращение со звезд", "Заводной апельсин"? Главное, дело-то нехитрое. Либо лоботомию, либо психотропами задавить. И выйдут оттуда тихие-тихие дети, неспособные ни по морде дать, ни тарелку каши съесть без посторонней помощи. Короче, предполагается там этот педагогический брак обнулить и держать до восемнадцати, а после передавать в государственные интернаты для идиотов. Конечно, на словах-то все у них красиво лепится, дескать, не все так просто, помимо стандартных методов еще и тонкие энергии Струны, ведутся исследования по сохранению высших разделов психики... только если они когда-нибудь и подберут нужную частоту вибраций, скольких искалечить к тому времени успеют? Но, однако же, выделены средства, им отдали в Заполье хорошее помещение, бывший оборонный "ящик", набирают штат. И вроде бы с сентября начинают прием контингента. Вот так, Костян. Чуешь, какие ветры дуют?
   Я чуял. Гнилью теперь тянуло из августовской ночи, и раздавались по углам какие-то мышиные шорохи.
   - И что, никакого выхода нет? - пробурчал я. - Зверство же. И ладно бы какой-нибудь шестнадцатилетний маньяк-расчленитель, а то ведь... Мне показалось, вполне нормальный парень. Диковатый малость, импульсивный. Но за это - ломать мозги? Уж честнее пулю в затылок...
   - Да и я тебе про что толкую, - вздохнул Осоргин. - Он, если уж правду говорить, вообще ни в чем не виноват. Выпустил скинов, пожалел. Значит, сердце у человека есть. Значит, может сочувствовать, понимает, каково это сидеть в темноте и расстрела ждать. Вдобавок смелый, знал ведь, что потом по головке не погладят. Правда, не настолько смелый, чтобы ко мне прийти в кабинет и кулаком стукнуть - что, типа, за садизм такой, зачем пацанам психологическую пытку устроили? Ну, то есть, конечно, другими словами сказал бы. Но это ведь понятно - не доверяют они нам до конца, вот и лезут поперек нас в пекло. А вылезать оттуда не умеют. Дети есть дети.
   - То есть будь он не в "Веге", а у тебя в "Березках", и выпусти он точно так же этих белых воинов...
   - То все свелось бы к тому, что вызвал бы я его вот сюда, посадил бы на этот диванчик и полчаса бы мозги прочищал. На предмет что бывает, когда хотят "как лучше". Но он - в "Веге", а это такой... заповедник. И я ни чего с ними не могу поделать, у ихнего смотрителя, Ситрека, в совете Старших Хранителей огромное влияние.
   Когда я готовился к поездке в "Березки", то, разумеется, полистал сведения и о прочих "упсах". Но на "Веге" взгляд тогда не зафиксировался, и кто там рулит, я благополучно забыл. Оказалось - зря.
   - Володя Ситрек - сложная штучка, - продолжал Осоргин. - Абсолютно убежденный в своей правоте, неподкупный, кристально честный, в быту аскетичен, вредных привычек не имеет. Детей любит фанатично. Вот скажи, чего нашей Высокой Струне еще надо? Будь он нечист на руку или если бы, к примеру, тайно развлекался с пятилетними девочками - Струна при первом же восхождении его б и сожгла. А так - ничего с ним не поделать, упертость и странные фантазии Струна не фиксит.
   Я мысленно хмыкнул. Что ж это тогда меня она не придушила, тайного беглеца? Остается признать: Струна - дело тонкое. А где тонко - там и рвется.
   - Ну и что теперь? Жаловаться на самый верх? Главному?
   Осоргин не ответил. Повернувшись лицом к окну, он молчал, плечи его как-то странно закаменели, а пальцы со всей силы вцепились в белый подоконник, словно желая его отломить.
   - Смотри, какой расклад, - наконец отозвался он. - К утру подсчитают детские голоса. И уверяю тебя, большинство скажет, что Соболев - предатель, и с ним надо по всей строгости. Ты не забывай про ту малышню, которых избили. Дашеньку, которой ребро сломали. У нас, знаешь, старшие мелких мало сказать не обижают, а вообще за них горой. Самому же пришлось внедрять... А Соболев, кстати, для них почти чужой. Вот и смотри. А дальше, учитывая демократическое волеизблевание нашей детской массы, нам троим - мне, Стоговой и тебе - придется решать судьбу Соболева. При этом невозможно оставить его в "Веге". Невозможно перевести в "Березки" - если я и стану этого добиваться, то на волокиту уйдет хорошо если месяц. А ждать "Вега" не станет - зафигачит пацана в Заполье. На улицу его тоже не выгнать. Патронаж "Струны". Получается, либо Заполье, либо...
   Он вновь замолчал и потянулся за сигаретой. Желтое пламя зажигалки ударило меня по глазам, рассыпалось множеством розовых точек-искорок.
   - Что "либо"? - почему-то шепотом спросил я.
   - Есть один вариант, - Осоргин затянулся и выпустил сизое колечко дыма. - Называется "индивидуальный патронаж". В исключительных случаях ребенка, может взять на воспитание кто-то из наших людей, рангом не ниже Хранителя второй категории. С разрешения его начальства. И взяв, он несет за него ответственность вплоть до совершеннолетия. Ответственность не только моральную. При восхождении к Струне отвечать придется сразу за двоих. Имей это в виду. Ну, на государственном уровне, как сам понимаешь, оформляется опекунство... Вот и смотри сам. Утром мы будем решать. Ольга начнет орать про свою любимую психокоррекцию. А я напомню об исключительном варианте. И тут вопрос в кандидатуре. Я отпадаю, поскольку и так веду приют, мне просто не разрешат его взять, типа недопустимое совмещение обязанностей. Ольга, ясен веник, его не возьмет. Остаешься ты. До второй категории дослужился... И если тебе даст добро твое непосредственное начальство, то есть Елена Ивановна...
   Я сидел и чувствовал, как кто-то огрел меня по голове невидимой подушкой. Хоть и мягкой, но более чем увесистой. Взять на воспитание хулигана Соболева... хотя какого уж там хулигана... Димку, который мне доверился... и которому доверился я... Да о чем вообще разговор, если альтернатива - вырезанные скальпелем мозги? И в то же время холодный трезвый голосок у меня в мозгу шептал, что ожидает меня веселое будущее. Что с Димкой мне придется трудно, характер отнюдь не сахарный... Что если меня все же когда-нибудь разоблачат, то не пожалеют и пацана. Это ж надо мальчик находился под длительным воздействием глиняного и сам от него глины набрался. Значит, как минимум очередной приют, а как максимум - центр психокоррекции в Заполье. А если разоблачение случится лет через пять, когда Димка вырастет? Станут ли тогда с ним церемониться?
   Впрочем, я и сам понимал, что все это шкура неубитого медведя, а решать надо сейчас. В эту вот пропитанную лунным светом, пропахшую полынью секунду.
   - О чем разговор, Юра? Конечно, я согласен. Спасать так спасать, самое струнное дело. Только вот разрешит ли Елена Ивановна?
   - Так позвони, - пожал плечами Осоргин.
   - Сейчас? - присвистнул я. - В половину третьего ночи? Да ты понимаешь, куда она нас обоих пошлет?
   - Ты больной, да? - скорбно посмотрел на меня Юрик. - При чем тут ночь, когда такие дела варятся. Короче, подотри сопли и доставай "мыльницу".
   Тон его ощутимо изменился. Так, наверное, офицер Осоргин командовал своими солдатами - там, в душном и пыльном Дальнегорске, где в воздухе дрожало марево из испарений крови, ненависти и боли. И попробуй такому не подчинись - мигом разложит на простые множители.
   Хмуро кивнув, я вынул мыльницу, пощелкал кнопками. Долго шли гудки, потом прорезался мрачный голос:
   - Ну, Косточка, что еще у нас плохого?
   Как ни странно, я успокоился и минуты за две вкратце рассказал ей о здешних событиях. Потом перешел к главному - к варианту "индивидуального патронажа".
   Лена слушала внимательно, не перебивала. Лишь хмыкала в некоторых местах.
   - Ладно, я все поняла, - вздохнула она. - Маразм крепчает. Хорошо меня там у вас не было, я бы этой дуре всю ее гладкую морду расцарапала б... Шучу, шучу, есть же бесконтактные методы... В общем, что мне говорить? Вы там с Юрием все правильно решили. Так что забирай мальчика, какие проблемы. Заодно, - в голосе ее прорезалась ирония, - будет практическая польза. Типа постирать там, продуктов купить, полы помыть... А то живешь как безумный ученый из древней фантастики... некому о тебе и заботиться. Ты, между прочим, раз уж за такое дело берешься, то с этим, как его... Димой... ты построже. Не то от рук отобьется, мальчик-то явно не подарок. Сразу поставь его на место. Он типа как твой ординарец, и значит, дисциплина чтобы военная.
   Осоргин, которому прекрасно был слышен Ленин голос, одобрительно кивал.
   - А как приедешь завтра, напишешь подробнейший отчет, по этой самой "Веге" и лично госпоже Стоговой. Начнем позиционную войну. Ситрек этот совсем уже оборзел. Ладно, чао. А то я тут как раз спала...
   Я отчетливо представил, как при этих словах она сладко потянулась. И по телу пробежала жаркая волна. Лена, Ленка, Елена Ивановна! Ну почему та ночь оказалась первой и последней? Почему в Столице ничего у нас не срослось? Может, оно и к лучшему, спекся бы я от ее пламени... И все же, все же...
   В "мыльнице" послышался писк тонких гудков.
   - Ну вот, а ты боялся, - наставительно воздел палец Осоргин. - Теперь переходим ко второму пункту нашей программы.
   Он вдруг оказался возле стоящего в дальнем углу маленького холодильничка, с метр высотой. Я вообще раньше принимал этот агрегат за тумбочку. Миг - и оттуда, из освещенного тусклой лампочкой нутра явилась запотевшая бутылка водки "Командор", а затем - неприхотливая, но обильная закуска.
   - Это с какой радости? - ошалел я.
   - Радости? - уставился на меня Юрик. - Ты что, родной, забыл, какое сегодня число?
   - Семнадцатое августа. А что?
   Осоргин одарил меня долгим и внимательным взглядом. Как будто ледяные иголочки, выползая из его глаз, кололи мне кожу на лице. И я, конечно, вспомнил. Семнадцатое августа! Кровавый и бессмысленный штурм Дальнегорска, танки на Заводской площади... невнятица газетных заголовков. Годовщина, однако.
   - Извини, Юр, совсем из головы вылетело, за нашей-то суетой... Грустная дата.
   - Куда уж веселее, - кивнул Юрик и резко свинтил бутылке жестяную пробку. - Отметить надо. Помянуть ребят. Ты не бойся, тебя я спаивать не буду. День завтра сложный, боевой... а ты, объективно говоря, по этой части не силен. - Он постучал ногтем по горлышку бутылки. - Так что глотни символически. А я уж... Расслабиться, короче, надо.
   Он разлил водку по стаканам в неравной пропорции - мне на два пальца, себе - почти до края.
   - Ну давай! Пусть им всем земля будет пухом, кто там остался. И гореть в аду тем, кто все это дерьмо затеял!
   Мы выпили одновременно. Водка обожгла горло, но я не обратил на это внимания. Заботливый Юрик, однако, сейчас же накормил меня огурцом.
   - Давай! Кушай хорошо, утром чтобы ни следов. А то представь, что Стогова о нас подумает... Блин... О каких мы глупостях. Там все было иначе... Там таких Стоговых...
   На этот раз он пьянел быстро. Видно, душа просила. Глаза его блестели, речь сделалась отрывистой.
   - Думаешь, я тот мост забыл? Фигли... Он же мне снится, понимаешь? Часто... Ты должен понимать, тебя тоже обожгло. Я ж тогда молодой был... Прапорщик. С флота уже уволился, остался на сверхсрочную. Переподготовку прошел... У нас спецподразделение было. Знаешь, держали когда-то таких универсалов на границах с капстранами. Преследование по берегу, по морю... Хоть в космосе, хоть у шайтана в жопе... Вот. Я и еще восемь ребят, срочников, но тоже не очкастых плоскостопиков. Мы сторожили границу, мы знали как оборонять, но нападение... Ну вот, и когда наши руководящие крысюки начали свой "дранг нах остен", нас как раз и бросили, типа прикрывать пехоту. Ты прикинь, у нас специализация - оборона, в землю чтобы зубами и держаться, пока регулярные части не подойдут. А нас туда, в наступление - типа вы там близко, фактор внезапности и все дела!
   Он добавил извилистое матросское выражение и снова плеснул себе в стакан. Махнул, зажевал соленым помидором и продолжал:
   - И смотри - кинули они в наступление пехтуру, пацанов-салажат, ни фига не обученных. Те и ломят грудью, а мы сзади, прикрываем типа. То есть зачищаем. Знаешь, как? Знаешь. Чуть где в окне шевельнется что - гранату. Подвал - и туда гранату. У родины боеприпасов много, чего жалеть, да? К вечеру никто и не шевелился. А мальчишки гибнут, косяками. А мы идем и подбираем тела. Весело, да? Те-то, ублюдки, они уже смылись, по горам своим засели... кроме тех, что с генералами нашими водку пьют и гешефты перетирают... А тут крови... Ты поверишь, я потом уже, когда вернулся, сдвинулся слегка. Руки по десять раз в день мыл, всё запах мерещился. И сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы... Ну и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья, и...
   Он с такой силой сдавил стакан, что я испугался - сейчас раздавит и порежется осколками. Но обошлось. То ли стаканы у Юрика повышенной устойчивости, то ли сам он не настолько уж потерял самоконтроль. И все же надо было увести его от слишком уж опасных воспоминаний. Еще немного - и он полезет в мою заимствованную душу.
   - Слушай, а как получилось, что ты в "Струну" попал? Как я понимаю, ты один из первых?
   Осоргин задумчиво посмотрел на стакан в своей руке, на почти допитую бутылку. Помотал головой.
   - Да, мне тоже хватит... А насчет "Струны". Да, так вот получилось. Уволился я из рядов, после Дальнегорска. И контузия была, и вообще... ну ты понял. Поехал домой к себе, в Южный. Ну а там встретил человека. Вот именно - человека! - он выделил голосом это слово. - Ну, узнал про всякое такое... Тогда ведь ничего еще у нас не было. Только Струна, да несколько одиночек, сбившихся в стаю... Решали местные вопросы. Потом уже сегменты в других городах появились, первые приюты тогда же... Потом все стало организовано... как видишь, даже слишком... Поначалу всерьез нас не принимали. КПН, ясное дело, рыл, но эти-то люди мудрые, всего насмотрелись, таких "секретных материалов", что никаким янки не снилось. Поняли, что лучше с нами дружить, тем более, ничего вредного мы вроде как не хотим. А вот "братва" долго не верила. Потом уж догнала, что со Струной шутки плохи, но у них мысли на одну тему настроены - как бы бабла срубить, - Юрик ухмыльнулся. - Союзы нам предлагали, на "стрелки" звали, в киллеры, прикинь, переманивали... Кое-кто командовать даже пробовал. Один пахан так и сказал: "Пацаны, ну вы ж втыкаете, такое своевольничать - это ж не по понятиям!" Покойник держал в Южном порнобизнес...
   Было в нем что-то от героев детских книжек - героев, которых в нормальной, взрослой жизни не бывает. Вот ведь, кажется, простой мужик, сидит в мятой майке, водку пьет, а прозвенела у него внутри какая-то струнка - и готово дело, хату покинул, пошел воевать. Нутряная какая-то, былинная сила жила в нем. И не от Высокой Струны питалась эта сила, сейчас я чувствовал это совершенно явственно. Такой вот Илья-Муромец тридцать три года валяется на печи, а потом как встанет - горы свернет и всем темным силам даст прикурить "Беломора". А после сядет пить горькую, потому что тесно ему в наших земных рамках, тесно и безысходно. Рубит он чудищу поганому головы, а те отрастают в геометрической прогрессии...
   - Ты пойми, - сказал он вдруг совершенно трезво, - всё у нас гораздо сложнее, чем кажется. Это многие понимают, это даже Старик понимает. Его многие недооценивают, считают "логотипом фирмы", этаким дедушкой в маразме - а он ведь всё знает, он всё видит... С ним пытаются заигрывать, им хотят вертеть-крутить, только хрен им... Он еще держит вожжи... Пока еще держит... И понимает, как запутался. Пожалуй, только он один и понимает.
   "А как же ты?" - чуть было не спросил я, но вовремя удержался.
   - А, ладно! Не в раковину же выливать, - вдруг рассмеялся Осоргин наполнил стакан остатками водки. Залпом жахнул, выдохнул и повернулся ко мне:
   - Будешь говорить со Стариком - не забудь, что я сказал. Пригодится. Понял?
   Я кивнул. Что еще оставалось? Хотя о каком Старике идет речь, и почему это с ним надо говорить, я упорно не понимал. Кто-то из высшего руководства? Может, спросить у Лены? А еще лучше не спрашивать... Сколько раз убеждался: язык мой - враг мой...
   - Ты как, Костя? В норме? - Юрик подошел ко мне, присел на корточки, всмотрелся в мои глаза. - Плывешь уже, чую. Так что иди-ка ты спать, завтра с утра в бой. Сделаем мы эту дамочку, не боись. И пацана выручим, и вообще... прорвемся, Костян! Ты иди... а я тут посижу, кузнечиков послушаю... чувство такое, знаешь... как перед расстрелом...
   Он был хорош - причем сразу и во всех смыслах. И пожелав спокойной ночи, я удалился. И еще стоя на пороге, понял, что пожелал невозможного.
   Часть пятая
   Прогулки с Флейтистом
   1.
   - Ну что, бурная неделя получилась, да? - Лена расплылась в улыбке. Неподражаемо она улыбается, уникально. Всё тут смешано - и удивление, и женское кокетство, и усталая ирония тертой жизнью бабы. Лариса - та была проще... все равно что букварь против средневекового китайского трактата о сущности пустоты. И года не прошло, а уже лицо ее вспоминается с трудом. Впрочем, это и к лучшему. Меньше боли.
   - Да уж, - подтвердил я. - Можно сказать, расслабился на природе. Разве что шашлыков не было. Правда, барана чуть было не зарезали...
   - Преувеличиваешь. Довольно неглупый парнишка. Даже перспективный. Я тут его личное дело полистала... Кстати, и тебе не мешает ознакомиться, раз уж оформляем индивидуальный патронаж.
   В животе у меня зашевелилось нечто склизкое. Впрочем, не столь уж и активно. Видимо, начинаю привыкать к этому. Балансировать на грани - оно ведь тоже приедается.
   - Почитаю на досуге, - кивнул я. - Тут-то что было?
   - А, - махнула она рукой. - В основном - по мелочи.
   Здесь она поскромничала. За время моего непродолжительного отсутствия кабинет радикально преобразился. Ремонт, ползущий с целеустремленностью голодного удава от подвала к крыше, не миновал и нашего отдела. Теперь стены оббили светло-серой кожей, в потолке утопили светильник, формой своей изображающий греческую арфу. Мягкие кресла словно обнимали тебя, избавляя от усталости, нервов и прочей суеты, а непонятно где скрытый кондиционер навевал прохладу вкупе с мыслями о вечном.
   - Ну как тебе вообще "Березки"? - мягко спросила Лена.
   - Понравилось, - признался я. - А тебя в каком смысле интересует? Я же в отчете...
   - Да читала я твой отчет, читала, - сморщилась Лена. - Сразу видно бывшего программиста, творившего хелпы. Разжевано все до консистенции манной каши. Так ведь ты не для того туда катался, чтобы писать об отсутствии нарушений или высоко поставленной воспитательной работе. Отчет это вообще пустая формальность. А вот внутренние ощущения как? Ничего не царапнуло, не задело?
   Я выдержал паузу и хмыкнул:
   - Еще как царапнуло! Судилище вот это идиотское, извини уж за прямоту. Только ведь не "Березки" это уже, а "Вега". Вот если б меня туда послали я вернулся бы весь в ранах и язвах, а также в невидимых миру слезах.
   Лена терпеливо кивнула.
   - Разумеется. Потому и не послали. Надо же щадить тонкое душевное равновесие наших сотрудников. Откровенно говоря, опасно это, под Ситрека копать. Крепко сидит дядька, этакий железный дровосек. Щепки летят... Впрочем, все равно толку бы не было. Ходили бы там за тобой толпы воспитателей, изображали бы рай земной, и хрен бы ты увидел что неположенно. С этим Димой твоим еще не самое худшее... у меня на "Вегу" такая информашка есть, что хоть стой, хоть падай. Но, к несчастью, никакого криминала. В Мраморный зал не потянешь. Высокая Струна - она ж такая высокая, что мелочи ей и неразличимы... с птичьего полета. А мы-то с тобой знаем, кто имеет привычку прятаться в мелочах.
   - Но делать же что-то надо? - заметил я. С Леной не соскучишься. Вот уже прозвучала тонкая критика нашего загадочного божества, Высокой нашей Струны... Интересно, до каких глубин ереси она дооткровенничается в дальнейшем? И ведь, главное, мне это нравится!
   - "Тихо ползи, улитка..." Делаем. Вот напишем с тобой подробный рапорт о случае Соболева, в сентябре будет очередной Совет Хранителей, вот там и попробуем укусить. Но пока рано. Между прочим, эта девица Стогова уже накатала рапорт на тебя. Типа недопустимое легкомыслие, фактическая защита преступника, недостойного именоваться ребенком, и прочая лабуда. Еще бы, вырвал добычу из пасти. Ну да чепуха, мы в броне, пускай какашками кидается.
   Так-так... Наконец-то я нажил в "Струне" врага! Это показатель. Значит, по-настоящему становлюсь тут своим человеком. Врастаю, пускаю корни... скоро, наверное, зацвету...
   - Кстати, как твой подопечный? - Лена переменила тему. - Сильно шокирован всеми этими приключениями?
   Сказать, что Димка был шокирован - это ничего не сказать. Как он потом признался, труднее всего ему было скрыть радость. Наконец-то вырвался из опостылевшей "Веги". Прилетел, так сказать, на Землю. К своим. Я понимал, конечно, что эйфория скоро пройдет, и вот тогда начнутся проблемы. Но два дня - слишком малый срок.
   - Да ничего, вроде бы. Отвыкает от казарменной жизни. В компьютерные игры режется...
   - Ты его не распускай, - напомнила Лена. - Сразу возьми в ежовые руковицы. Жаль, что нет у тебя педагогического опыта, не знаешь, как это делается... ну да ничего, мы тут все тебе поможем. Кстати, скоро сентябрь, ему в школу надо.
   - В прежнюю? - выдохнул я в ужасе, представив, как Димка отправляется в 543-й гадюшник, навстречу своему (а также моему) прошлому.
   - Ну вот еще глупости! - отрезала Лена. - В нормальную школу пойдет. В нашу, струнную. У наших людей, между прочим, тоже есть дети, и люди хотят, чтобы те учились не в помойке, а как следует. Так что называется "нетрадиционная гимназия №101".
   - Нетрадиционная? - пожал я плечами.
   - Не боись, никаких экспериментов в духе "Веги". Нормальная школа, обычные методики, сильные предметники. Специально подбирали, чтобы не энтузиасты с горящими глазами, а опытные учителя старой закалки.
   - В чем же тогда нетрадиционность? - удивился я.
   - В названии. Так оказалось проще зарегистрировать в департаменте образования. По многим причинам не стоило давить наши обычные рычаги. Незачем чиновному люду догадываться, что ниточки ведут к Фонду... Короче, я к чему - тебе сегодня оттуда позвонят, объяснят, что и как. Так что ребенку намекни, типа кончаются каникулы...
   - Угу, намекну.
   - Они, кстати, и для тебя кончаются, - лукаво добавила Лена. - Тут наша шестая группа напортачила делов, надо разгребать. Я на твой аккаунт уже перебросила материалы, займись с понедельника. Там ситуация какая-то непонятная, а ребята по привычке решили в лоб... и промахнулись. Надо как-то тоньше, интеллигентнее. Так что с понедельника займись. А завтра... - облизнула она губы, - завтра мы будем отдыхать.
   И на что же это намек? Дернулась у меня внутри какая-то жилка, но разум тут же пролил на нее холодный душ. Не так все было бы, решись она вернуть то, мухинское...