Страница:
— Ничего… Что до биографии — какая она может быть у двадцатидвухлетней девчонки. Отец — вертухай на зоне, мать — сотрудница в лагерной администрации. С детства — с зэками и охранниками. Закончила юрфак, поступила в Высшую школу Милиции. Отправили на стажировку… Все.
Кажется, вытирать слезы и сопли девчонке не придется, облегченно подумал Славка. Крепкий орешек. Биография — дай Бог каждому, почти вся связана с лагерями и зэками. Можно отбросить сухой, официальный тон, заменить его более человеческим. Сыщик пересел на диванчик, втиснутый между металлической стеной массивного сейфа и шатающимся книжным шкафом. Девица охотно заняла указанное ей место рядом. Поправила пышную прическу.
— Ко мне есть — вопросы, просьбы? — маясь от невесть откуда
появившихся бюрократических выражений, спросил Дымов.
Девица в очередной раз рассмеялась. Делала это она удивительно приятно. Славка не мог определить, какие музыкальные инструменты зазвучали. Скорей всего, скрипка.
— Извините за смех… Чувствую себя, словно на допросе… Нехватает конвоира за плечами и наручников… Единственный вопрос — о чем шла речь в кабинете начальника? Что за тройное убийство? О каком российском терминаторе вспоминал начальник? Почему вы так нервничали?
Вот это набросала вопросиков! Часа не хватит отвечать! Дымов нерешительно поглядел на девушку. Время есть, почему не пооткровенничать? Появится чувство доверия, без которого работа сыщиков просто немыслима.
— Был у меня друг, такой же детектив… Нет, вру, не такой — намного умней. Честно признаюсь, я — несерьезный человек, люблю шутить, а он… Впрочем, это неважно…
Начал Славка говорить неохотно, пересиливая нежелание выплеснуть перед сопливой девчонкой трагические события почти годичной давности. Постепенно увлекся. Прошел час, другой. Он не слышал хлопанья дверей соседних кабинетов, приглушенных разговоров в коридоре, даже телефонных звонков. Пристукнет трубкой, будто убьет надоевшую муху, и снова говорит. Не девчонке, растопыревшей колдовский глазки — самому себе.
— … поэтому мне повсюду чудится киллер, который зверски расправился с женой Мишки и добрым десятком ни в чем неповинных людей. Именно из за него погиб Тимов… Вот и насторожила серия странных убийств.
— Почему странных?
— У каждого киллера своя манера расправляться с жертвой. Терминатор предпочитал выстрел не в грудь или в голову — в горло. Как бы загонял кляп. И еще одно: отсутствие контрольной пули. Убийца настолько уверен в безошибочности выстрела, что пренебрегал «контролькой». Не исключено, конечно, что нелюдь, убивший авторитета и двух его шестерок, работает, как бы под Собкова… И все же — странно…
Черт его дернул невесть зачем поехать к Филимону? Костомарова прикрыла бы его хваленной федоровской крышей, а что может сделать Некуда? Выглушить с «другом» пару бутылок горилки да рассказать десяток древних анекдотов. Коттедж в Подмосковье — запасная база на самый крайний случай. А он еще не наступил.
Александра измучила жажда, кружилась голова. Неужели удар кастетом повлек за собой сотрясение мозга? Только и не хватает заболеть! Впереди — обязательная ликвидация Ахмета, последнего из троих, знающих киллера в лицо, выход на заказанного Монахом Пушкарева.
Лежать в постели под присмотром купленных врачей и сестер он не имеет права!
Покачиваясь на вялых ногах, Собков в изнеможении опустился на скамью остановочного павильона. Прислонил ноющую голову к прохладной
металлической стойке, из-под прикрытых век внимательно огляделся. Со
стороны — обычная современная действительность: похмельный синдром.
Перебрал мужик, вот и страдает.
Рядом сидит дедок с корзиной на коленях. Напротив оживленно беседуют две женщины: пожилая и молодая. Возле павильона с наслаждением пьет баночное пиво парнишка лет шестнадцати. Интеллигентного вида очкарик читает газету. Две малолетки подрагивают несозревшми грудками, хихикают, бросают на очкарика призывные взгляды.
Кажется, чисто.
— Только-что, своими глазами видела: бандюги порешили проходившего мимо мужичка, — таинственно информировала пожилая женщина. — Пять раз ткнули ножом. Милиции наехало — страсть…
— Вовсе не ножиком — по башке тюкнули, — не открывая глаз, внес поправку дед. — Привяжи язык, балаболка, — потеряешь. Я тожеть не баз глаз
— видал.
Сплетница окинула непрошенного свидетеля пренебрежительным взглядом, но решила не вступать в утомительную дискуссию — без того потом исходит, жара несусветная. Но по женскому обычаю не уступила: последжнее слово всегда остаются за слабым полом.
— Уж не знаю — ножиком, не ножиком. Доктора разберутся. В морге.
Увезли несчастного в больничку…
— Никуда не увезли, — снова возразил старик. — Своими ногами потопал. Вон рядышком сидит, — ткнул он заскорузлым пальцем в Собкова. — Ну, до чего же бабы трепливы. Так обмусолят, так изобразят — впору в печь забраться да заслонкой защититься… Правду говорю, мил-человек или тоже брешу?
— Правду, — преодолел слабость Александр. — Чистую правду гонишь, дед.
Окинув испуганными взглядами ожившего мужика, женщины снова зашептались. Видимо, пришли к согласию и, подватив чемоданы, рванули через дорогу. Подальше от греха. Мало ли что придет в голову бандюгам — захотят добить супротивника, попадешь под случайные пули.
Наконец подкатил потрепанный «икарус». Александр с трудом забрался в салон, опустился на свободное сидение и застыл. Заснуть не заснул — окунулся в полудрему. Отдыхал и одновременно фиксировал разговоры, об"явления водителя, появление в автобусе новых пассажиров.
И — размышлял.
Кому он прищемил хвост? Убивать не хотели — скорей всего, решили затолкнуть в машину, увезти в более безопасное место и там уже спокойно побазарить. Сыскари так не поступают, к тому же именно они повязали напавших на него пехотинцев. Вдруг — из одного гнезда? И такое случается. Тогда — ворон ворону глаз не клюет. Старая истина.
Чушь, которая всегда почему-то лезет в больную голову.
Единственный правдоподобный вариант — ахметовцы. «Кунак» начал партию первым: двинул своих боевиков. Ну, что ж, пусть пеняет на себя: тем самым он ускорил свой конец. Очередь за киллером киллером. Помедлит — кранты. Пока Любка старается спасти сопостельника, платит бешенные деньги незнакомому Федору, он примет свои меры. Более надежные.
Пристроившийся рядом дедок продолжил безостановочно сипеть, обдавая соседа чесночным ароматом… Пусть трепется говорун, сейчас он — отличное прикрытие. Сидят рядышком два мужика, молодой и старый, обсуждают рыночные цены на выпивку и закусь — ничего подозрительного.
Мимо прошмыгнула патрульная машина. Сидящие в ней менты равнодушно покуривают, на автобус даже не смотрят. И все же Собков насторожился. Рука привычно скользнула к спрятанному за поясом пистолету. Господи, до чего же его расслабил несильный удар кастетом! Если и дальше так пойдет, при виде паршивого гаишника станет хвататься за оружие. Пора взять себя в руки! Виновна не рана от удара кастетом — постоянное напряжение.
Притворившись — разглаживает прическу, Александр осторожно ошупал голову. Кровь запеклась, приедет в особняк — срежет волосы, промоет марганцовкой, зальет иодом. Все дела! Нет, не все! Выбритая проплешина — лишняя примета, а у него имеющихся хватает. Один горбатый нос чего стоит!
Сойдя с автобуса, Собков купил в аптечном киоске бинт, вату, пузырки с иодом и марганцовкой. Кто знает, есть ли все это у Любки, лучше запастись. Переселение к Никуде откладывается на неопределенный срок. Возможно — навсегда…
В холле тихо беседуют Феликс и Валера. При появлении «Поронина» почтительно поднялись. Пусть не хозяин, но человек, близкий Костомаровой. Пожалуется на дефицит вежливости — жди скандала.
— Как прошла поездка? — остановился киллер перед коротышкой. — Пасли?
— Не заметил…
— Ну, и слава Богу… А меня поранили, — киллер небрежно ткнул пальцем в макушку. — Ничего, как говорится, до свадьбы заживет… Хозяйка дома?
Конечно, дома, куда ей деваться, если «мерседес» на месте. Костомарова ножками не ходит — отвыкла, даже в парикмахерскую, расположенную в пяти шагах, Феликс отвозит ее на машине.
— Куда-то поехала, — обиженно скривился водитель. — Предложил отвезти
— отказалась… Такси вызвала. Пойду покопаюсь в машинке. Полечу малость.
Интересная новость? Впрочем, вернется Любка — сама расскажет. Заберется любовник под подол — не устоит, расплывется манной кашицей, засюсюкает. Скорей всего, заботливая баба отправилась к Федору. Значит, торги еще не окончены, цена за охрану Любкиной «собственности» не согласована.
— Иди. Ты мне не нужен, — коротышка поднялся со стула, потянулся, внимательно поглядел на собеседника. И медленно пошагал к выходу. — Валера, пошли поможешь.
Толстые, сильные пальцы телохранителя оказались неожиданно ласковыми, мягкими. Он промыл рану, обстриг пораженное место, залил иодом и заклеил пластырем. Удовлетворенно оглядел, осторожно подровнял ножницами края.
— Тюбетейку принесу.
— На кой ляд мне твой среднеазиатский убор? Люди станут шарахаться.
— Солнце, — великан показал на окно. — Напечет.
— Черт с тобой, тащи тюбетейку, шляпу, панаму…
Александр сбросил одежду, залез в привычный халат и растянулся на диване. Сегодня он отдохнет, завтра пойдет выслеживать паршивого кавказца. Пора выходить на ворюгу-политика, а тут Ахмет сковал киллера не хуже браслетов. Нападение возле автобусной остановки — первый сигнал. Не отреагирует — последует второй. Скорей всего, последний.
Поспать не удалось. Едва задремал — телефонный звонок.
Обычно Собков не подходит к аппарату, боится засветиться, но сейчас нет выхода. Лучше ответить самому, нежели это сделают Феликс либо Валера.
— Слушаю, — пробурчал он с недовольством. Наверняка ищут Любку. Либо сотрудники фирмы, либо трепливые подружки. — Вас слушают!
— Сергея Сергеевича, пожалуйста.
В первый раз ему звонят в особняк. Не хозяйке — ее секспринадлежности. Интересно, кому и для чего он понадобился? Появилось чувство приближающейся опасности, мышцы напряглись, верхняя губа привычно приподнялась. Ахметовцы не решатся, не тот уровень. Неужели сыскари?
— Слушаю, — с легким налетом недовольства повторил Александр. Будто его либо разбудили, либо вытащили из туалета.
— Дорогой Сережка, прими привет от земляков! — радостно заорала трубка. — Низко кланяются тебе Иван Семенович с супружницей, Петька-банкир, известная тебе Натка.
Страх испарился. Киллер внимательно вслушивался в парольные фразы, искал в них неправильности. Все нормально. Упоминание имени Натка — завершение пароля, требование произнести ответную фразу.
— Спасибо, друг. Особенно, за весточку от Анастасии…
— Какой Анастасии? Наталья привет передает… И не только привет — посылочку. Извини, доставить не могу — с раннего утра до поздней ночи занят переговорами… Придется тебе подсуетиться…
— Куда?
— Аллея, ведущая к парадному входу в МГУ. Погуляй по ней, подыши свежим воздухом, освобожусь — подрулю… Сговорились?
— Когда?
— Да, сегодня же, конечно! Завтра поутру улетаю в Сибирь. В четыре дня устраивает?
— Буду…
Киллер не сомневался — предлагаемая встреча «прикидочная». Пока он будет дышать свежим воздухом, шестерки Монаха проверят все вокруг, начиная от автобусно-троллейбусной остановке и кончая под"ездом Университета. Только потом вылупится… не Монах, конечно, его посланец. Он-то и приведет киллера либо в снятую на время квартиру, либо в гостиничный номер.
Ну, что ж, придется сыграть в поддавки. Изобразить тупого служаку, озабоченного только одним — получением «зарплаты»…
А разве это не так? Собков, действительно, поиздержался, перешел на полное иждивение любовницы. Подвело исчезновение Бульбы. Почему исчезновение? Старого бандита повязали и выставили на рынке в качестве наживки. Кто — тоже не вопрос: ахметовцы. Зато встреча с Монахом сулит получение бабок, возможно — наводчиков, не исключено — настоящего оружия.
Но киллер не столько радуется предстоящей встрече, сколько страшится ее. Монах обязательно заведет речь о ликвидации депутата Думы, а он по-прежнему не хочет связываться с политиками. Навар от выполнении этого заказа невелик, а опасностей предостаточно. Значительно легче завалить бизнесменов любого ранга, авторитетов преступного мира либо даже пронырливых журналистов.
Отказаться — не получится, Монах не из тех боссов, которые терпят непослушание. Слишком скор на расправу, стреляет, не задумыываясь. Как правило, прямо из кармана. Дырявит свой костюм и тело «наглеца». После жалеет — и погубленный костюм и убитого боевика, плачется.
Вряд ли он решится так поступить с российским терминатором. Понимает — не успеет, Не в пример ожиревшему боссу реакция Пули — сказочная. Опередит…
Собков добротно подготовился к опасной встрече. Пользуясь отсутствием Костомаровой и Феликса, вызвал в свою комнату Валеру, проинструктировал. Сейчас молчаливый телохранитель — единственная его защита.
В конце концов, с иногознающим Валерой придется расстаться. На кладбище. Жаль, конечно, киллер привык к молчаливому богатырю с наивными детскими глазами. Но подставлять себя глупо. Жалость — самая опасная черта любого наемного убийцы. Расслабляет, подкашивает уверенность.
— Все понял?
— Да…
— Тогда подожди меня внизу. И ничему не удивляйся.
Проводив помощника, киллер присел к зеркалу, раскрыл заветный чемоданчик. Прикладывал к лицу многочисленные усики и бородки, примерял разноцветные парики, задумчиво перебирал тюбики и флакончики. Все это — главное оружие конспиратора, его надежда и опора, не подействует — в игру вступит оружие. Тот самый маломощный пистолетик, который ему подарила сожительница.
Учитывая встречу на университетской территории, выбрал образ пожилого профессора, отягощенного научными проблемами. Небольшая бородка, такие же усики, взлохмаченный полуседой парик. В дополнении — трость с серебрянным набалдашником, темные очки, потертый костюмчик, разношенные туфли…
Дай Бог, чтобы коротышка подольше ковырялся во внутренностях любимого «мерса». А если он уже вернулся в привычный холл и читает газету? Что подумает, увидев хозяина в маскарадном одеянии?
Черт с ним, пусть ломает себе перетруженную башку!
Когда в холл спустился пожилой ученый, слегка сгорбленный, чуточку подслеповатый, Валера послал ему одобрительную улыбку театрального фаната. Того и гляди подсунет блокнотик и ручку для получения автографа.
Господь услышал его молитву — Феликса в холле не было.
— Как договорились, идешь шагах в двадцати от меня, следишь за возможной слежкой. На месте садишься на скамейку, читаешь газету или книгу… Уйду — двигаешься следом…Только осторожно. Пастухи — народ тертый, засекут — оба пропали, не помилуют… Ну, я, ладно — холостяк, а у тебя — больной сын. Кстати, как прошла операция?
— Спасибо. Нормально.
Легкий намек на благотворительный поступок встречен благодарной улыбкой…
Прошелестел недолгий летний дождик. Летний? Скоро холодная осень, за ней подкрадется зима. А киллер все еще сидит в России, неизвестно, когда покинет ее. Вслед за Ахметом придется убрать Бестана, потом — Пушкарева. Сколько уйдет дорогого времени!
Небесная влага скупо оросила пожухлые листья деревьев и посеревшую траву газонов. Снова выглянуло солнце, высушило влажный асфальт, вылизало кусты и кроны. Студенты и преподаватели в рубашках с короткими рукавами, минибрюках и миниюбках, изнывали от духоты.
Каково упакованному в костюм с галстуком-удавкой «профессору»?
Александр буквально обливался потом, но крепился. Триста метров — в одну сторону, триста — в обратную. Мелкие нерешительные шаги полуслепого человека. Спрятанная под пиджаком «мухобойка», кажется, прожигает рубашку.
Когда же дерьмовый «земляк» завершит проверку безопасности и подкатится к нему с распахнутыми об"ятиями? Мысленно поливая монаховца матерными словообразованиями, Пуля добродушно улыбался, раскланивался с незнакомыми встречными-поперечными, снимал и снова возвращал на поврежденную макушку старомодную шляпу. Благо, проплешина спрятана под париком.
На одной из скамеек — две студентки-ягодки. Делают вид — читают, а сами, из-за прикрытия учебников, мечут взгляды на парней. Рядом с ними и устроился Валера. Откинулся на спинку скамейки, внимательно изучает газетную статейку. Но Собков уверен: спокойствие — маскарад, на самом деле телохранитель отслеживает возможную опасность.
Молодец, парень! Александр ощутил неожиданную теплоту. И к кому — к обыкновенному телохранителю, примитивной шестерке, которого он решил после «использвания» убрать? Так же равнодушно и легко, как убирают с дороги камешек, о который можно споткнуться.
Киллер изгнал из головы размягченные мысли, сосредоточился на главном: предстоящей встрече с Монахом.
Наконец, связник об"явился!
— Землячок?
Мужчина средних лет, щуплый, вихрастый, одет в голубую безрукавку и белые, полотнянные брюки. Изображает радость человека, неожиданно встретившего давнего друга, а в глазах — боязнь и тоска. Трусит, сявка, дрожит за свою не раз битую шкуру!
Обнимает «земляка» и шепчет.
— Гостиница «Космос». Рэм Робинсон. Американец.
Громко восхищается здоровым видом «сибиряка», безумолку сыпет приветы от друзей и знакомых.
— Спасибо… А где обещанная посылочка? — так же оживленно интересуется «профессор». — Я просил кой-какие научные материалы…
— Все бы тебе — науку, книжный червь! Не знаю, что в посылке, к тому же, посылка — слишком громко сказано. Небольшой пакет. Натка выпустила книжонку — презентует. Ну и баночка с сибирским медком — балуйся, вспоминай родное Приобье!
Получив посылку и положив ее в портфель, «профессор» обменялся с земляком дружеским рукопожатием. Тот облегченно вздохнул. Будто переданный по назначению невесомый пакет давил на него, прижимал к земле.
— Будь здоров, — поспешно попрощался он. — Дел у меня — не провернешь, а времени мало — вечером улетаю домой.
Связник пошел к университету. Собков из-под прикрытия черных очков осторожно оглядел немноголюдную аллею. Ничего подозрительного, встреча с посланцем командира «Эскадрона смерти», кажется, завершилась благополучно. Медленно пошел к остновке. Краем глаза увидел: Валера аккуратно сложил газету, поднялся, что-то промолвил девчонкам. Наверно, комплимент. Те охотно захихикали, поморгали накрашенными глазками.
Нужно спешить. Монах не терпит опозданий, его посланец, наверняка, уже доложил по телефону: «посылка» передана, жди гостя. Шаркая подошвами, «профессор» пошел к автобусной остановке. Телохранитель, выдерживая заданную дистанцию — полсотни шагов, двинулся следом.
И все же пришлось задержаться.
Возле остановочного павильончика «профессор» заинтересовался резвым пацаненком, которого держала за руку полная немолодая женщина — наверно, бабушка. Точь в точь его сынок, Тимошка. Тот тоже не признавал опеки, вырывался, дергался. Но никогда не плакал. Терпеть не мог слюнявых поцелуев, об"ятий.
Боль пронзила сердце острой иглой, отозвалась в раненной голове… Тимошка, малыш, неужели так и не доведется вместе порыбачить, искупаться в речке, почитать книжки? Наверно, не удастся. Теперь у его сына другой отец, с ним он и гуляет…
Мальчишка вертел головой, пытался освободиться. Его внимание привлекли бесстрашно разгуливающие голуби. Увлеченная беседой со сверстницей, бабушка на миг потеряла бдительность — внук вырвался и бросился на проезжую часть улицы. Прямо под колеса мчащегося «мерседеса».
Закричали женщины. Всполошенно завизжали тормоза легковушки. Казалось, несчастья не избежать. В последний момент, забыв о разыгрываемой роли слабого, полуслепого старика, Собков бросился к малышу. Выхватил его буквально из-под колес, отбросил в сторону. Успокаиваясь, долго чистил ладонью, якобы, испачканные брюки. На самом деле отслеживал реакцию окружающих на свой дурацкий поступок.
— Спасибо вам, добрый человек! — прохлюпала заложенным носом бабушка. — Скажите свое имя — молиться буду.
Этого еще не хватает, раздраженно подумал Александр. Может быть, паспорт пред"явить на имя Поронина или Жана Респерана? Записать адресок приморской виллы?
— Следить надо за внуком! — едва не добавил «старая курва», с трудом удержался. — Он у вас — резвый.
Не слушая слезливых благодарностей, отчаянно матеря свою идиотскую сентиметальность, киллер зашаркал в сторону от остановки. Пришлось прогуляться до следующей. Слава Богу, слезливая бабушка не решилась пойти следом, проливала на обалдевшего внука ливень слез, причитала.
В результате, он на целых полчаса опоздал на встречу с Монахом…
В огромном холле фешенебельной, следовательно — невероятно дорогой, гостиницы все прошло на удивление гладко. Если бы дежурный администратор мог проникнуть в сознание чудака-профессора, который погружен в некие «научные» размышления, он немедля бросился бы к телефону — вызывать уголовный розыск. Или, скорей всего, сделал бы вид — ничего не замечает. В наше время небезопасно противодействовать бандитам и насильникам, вполне можно заработать бесплатную путевку… на тот свет.
— Вам — господина Робинсона? — подобострастно переспросил он. — Присядьте, будьте добры. Сейчас узнаю…
Собков прищурился, перевел взгляд с межвежьей фигуры телохранителя на свободное кресло возле журнального столика. Тот понял. Уселся, снова развернул осточертевшую газетенку. Конечно, прикрытие, прямо скажем, примитивное, описанное не в одном детективе. Но по мнению наивного Валеры
— сверхталантливое.
Появиться у команлира эскадрона в сопровождении телохранителя не менее опасно, нежели без него. Учитывая это, Валера задействован в качестве древнерусского засадного полка. Не исключено, что после беседы с эскадронным за «профессором» пойдут другие киллеры. Монах может заподозрить «предательство» терминатора, или еще что-нибудь другое зародится в его больной башке. Тогда в дополнении к изворотливости Пули понадобится медвежья сила его помощника.
Не прошло и десяти минут, как Собков переступил порог трехкомнатных аппартаментов стоимостью не в одну тысячу долларов. Завистливо огляделся. При любых режимах власти, от тоталитарной до самой, что ни на есть, демократической, повторяется одно и то же: господа жируют, шестерки завистливо подтирают слюнки, все остальные запивают хлеб слегка подслащенной водичкой. Хорошо еще, если подслащенной.
Слава Богу, он попал в разряд завистливых шестерок! Ему нет необходимости дрожащими пальцами мусолить в потрепанном бумажнике нищенские рублевки, для него открыты двери в рестораны и сауны. И все же обидно: киллер ежеминутно рискует свободой и жизнью, а его босс, под надежным прикрытием дипломатического либо гостевого паспорта, балдеет в тысячедолларовом номере, попивает коньячок, приглашает на ночку, тоже многодолларовых, элитных проституток.
Демонстрируя грызущую его обиду, Александр небрежно швырнул на пол портфель, повесил на спинку кресла потный пиджак и развалился на диване, забросив ноги на журнальный столик. Хамство, конечно, но как по другому показать свое ущербное состояние?
Карающего выстрела Собков не ожидал: гостиница не место для расправы.
Но он был уверен: наглость боевика злопамятный босс не забудет и не простит.
Действительно, Монах не стал воспитывать наглеца. Ограничился многозначительной гримасой. Дернул кончиком мясистого носа. Будто принюхался — не пьян ли киллер, не несет ли от него запашком спиртного. Убедился — нет, не пахнет.
— Устал, дорогой? Перетрудился? — заботливо спросил он.
— Фу, устал зверски! — выдохнул киллер.
— Отдохни, милый, расслабься.
За щирмой понимания и доброты так и бурлит злость. Позлись, дорогой, потрепи нервишки, дай Бог, инфаркт приключится. Отпоем, похороним, помянем. Киллер исходил злостью.
А вот всегдашний матерщиник и развратник необычно вежлив, щеголяет культурными выражениями. Значит, ищет способ расквитаться. Александр за недолгие часы общения — в Сибири, потом — во Франции — изучил характер страшного босса. Многое почерпнул из пугливых недомолвок коллег по кровавому бизнесу.
— Прости, Монах, я действительно устал. Последние дни пришлось потрудиться…
Не стоит искушать судьбу. Ноги сброшены на устилающий паркет длиноворсовый ковер. На губах терминатора расцвела подобострастная улыбочка.
Монах ответил тем же,
— Слышал, слышал про твои труды, Сашенька. За Ганса получи.
Он страдальчески вздохнул, спотыкаясь, будто по ковру разбросаны камни, между которыми приходится лавировать, прошел к вделанному в стену сейфу. Возвратился со стопкой зеленых.
— Можешь не проверять — все, как договорились, — киллер кивнул и спрятал гонорар во внутренний карман висящего на спинке кресла пиджака. — Бестана можешь не искать — отпели фрайера в Ереване, расстарались тамошние эскадронцы… Ну, Ганс — ладно, заказан, а зачем потрошишь его шестерок и пехотинцев, зачем рискуешь? Ведь знаешь, за них я платить не стану… Или нашелся другой заказчик? — с плохо скрытой угрозой спросил он.
Кажется, вытирать слезы и сопли девчонке не придется, облегченно подумал Славка. Крепкий орешек. Биография — дай Бог каждому, почти вся связана с лагерями и зэками. Можно отбросить сухой, официальный тон, заменить его более человеческим. Сыщик пересел на диванчик, втиснутый между металлической стеной массивного сейфа и шатающимся книжным шкафом. Девица охотно заняла указанное ей место рядом. Поправила пышную прическу.
— Ко мне есть — вопросы, просьбы? — маясь от невесть откуда
появившихся бюрократических выражений, спросил Дымов.
Девица в очередной раз рассмеялась. Делала это она удивительно приятно. Славка не мог определить, какие музыкальные инструменты зазвучали. Скорей всего, скрипка.
— Извините за смех… Чувствую себя, словно на допросе… Нехватает конвоира за плечами и наручников… Единственный вопрос — о чем шла речь в кабинете начальника? Что за тройное убийство? О каком российском терминаторе вспоминал начальник? Почему вы так нервничали?
Вот это набросала вопросиков! Часа не хватит отвечать! Дымов нерешительно поглядел на девушку. Время есть, почему не пооткровенничать? Появится чувство доверия, без которого работа сыщиков просто немыслима.
— Был у меня друг, такой же детектив… Нет, вру, не такой — намного умней. Честно признаюсь, я — несерьезный человек, люблю шутить, а он… Впрочем, это неважно…
Начал Славка говорить неохотно, пересиливая нежелание выплеснуть перед сопливой девчонкой трагические события почти годичной давности. Постепенно увлекся. Прошел час, другой. Он не слышал хлопанья дверей соседних кабинетов, приглушенных разговоров в коридоре, даже телефонных звонков. Пристукнет трубкой, будто убьет надоевшую муху, и снова говорит. Не девчонке, растопыревшей колдовский глазки — самому себе.
— … поэтому мне повсюду чудится киллер, который зверски расправился с женой Мишки и добрым десятком ни в чем неповинных людей. Именно из за него погиб Тимов… Вот и насторожила серия странных убийств.
— Почему странных?
— У каждого киллера своя манера расправляться с жертвой. Терминатор предпочитал выстрел не в грудь или в голову — в горло. Как бы загонял кляп. И еще одно: отсутствие контрольной пули. Убийца настолько уверен в безошибочности выстрела, что пренебрегал «контролькой». Не исключено, конечно, что нелюдь, убивший авторитета и двух его шестерок, работает, как бы под Собкова… И все же — странно…
Черт его дернул невесть зачем поехать к Филимону? Костомарова прикрыла бы его хваленной федоровской крышей, а что может сделать Некуда? Выглушить с «другом» пару бутылок горилки да рассказать десяток древних анекдотов. Коттедж в Подмосковье — запасная база на самый крайний случай. А он еще не наступил.
Александра измучила жажда, кружилась голова. Неужели удар кастетом повлек за собой сотрясение мозга? Только и не хватает заболеть! Впереди — обязательная ликвидация Ахмета, последнего из троих, знающих киллера в лицо, выход на заказанного Монахом Пушкарева.
Лежать в постели под присмотром купленных врачей и сестер он не имеет права!
Покачиваясь на вялых ногах, Собков в изнеможении опустился на скамью остановочного павильона. Прислонил ноющую голову к прохладной
металлической стойке, из-под прикрытых век внимательно огляделся. Со
стороны — обычная современная действительность: похмельный синдром.
Перебрал мужик, вот и страдает.
Рядом сидит дедок с корзиной на коленях. Напротив оживленно беседуют две женщины: пожилая и молодая. Возле павильона с наслаждением пьет баночное пиво парнишка лет шестнадцати. Интеллигентного вида очкарик читает газету. Две малолетки подрагивают несозревшми грудками, хихикают, бросают на очкарика призывные взгляды.
Кажется, чисто.
— Только-что, своими глазами видела: бандюги порешили проходившего мимо мужичка, — таинственно информировала пожилая женщина. — Пять раз ткнули ножом. Милиции наехало — страсть…
— Вовсе не ножиком — по башке тюкнули, — не открывая глаз, внес поправку дед. — Привяжи язык, балаболка, — потеряешь. Я тожеть не баз глаз
— видал.
Сплетница окинула непрошенного свидетеля пренебрежительным взглядом, но решила не вступать в утомительную дискуссию — без того потом исходит, жара несусветная. Но по женскому обычаю не уступила: последжнее слово всегда остаются за слабым полом.
— Уж не знаю — ножиком, не ножиком. Доктора разберутся. В морге.
Увезли несчастного в больничку…
— Никуда не увезли, — снова возразил старик. — Своими ногами потопал. Вон рядышком сидит, — ткнул он заскорузлым пальцем в Собкова. — Ну, до чего же бабы трепливы. Так обмусолят, так изобразят — впору в печь забраться да заслонкой защититься… Правду говорю, мил-человек или тоже брешу?
— Правду, — преодолел слабость Александр. — Чистую правду гонишь, дед.
Окинув испуганными взглядами ожившего мужика, женщины снова зашептались. Видимо, пришли к согласию и, подватив чемоданы, рванули через дорогу. Подальше от греха. Мало ли что придет в голову бандюгам — захотят добить супротивника, попадешь под случайные пули.
Наконец подкатил потрепанный «икарус». Александр с трудом забрался в салон, опустился на свободное сидение и застыл. Заснуть не заснул — окунулся в полудрему. Отдыхал и одновременно фиксировал разговоры, об"явления водителя, появление в автобусе новых пассажиров.
И — размышлял.
Кому он прищемил хвост? Убивать не хотели — скорей всего, решили затолкнуть в машину, увезти в более безопасное место и там уже спокойно побазарить. Сыскари так не поступают, к тому же именно они повязали напавших на него пехотинцев. Вдруг — из одного гнезда? И такое случается. Тогда — ворон ворону глаз не клюет. Старая истина.
Чушь, которая всегда почему-то лезет в больную голову.
Единственный правдоподобный вариант — ахметовцы. «Кунак» начал партию первым: двинул своих боевиков. Ну, что ж, пусть пеняет на себя: тем самым он ускорил свой конец. Очередь за киллером киллером. Помедлит — кранты. Пока Любка старается спасти сопостельника, платит бешенные деньги незнакомому Федору, он примет свои меры. Более надежные.
Пристроившийся рядом дедок продолжил безостановочно сипеть, обдавая соседа чесночным ароматом… Пусть трепется говорун, сейчас он — отличное прикрытие. Сидят рядышком два мужика, молодой и старый, обсуждают рыночные цены на выпивку и закусь — ничего подозрительного.
Мимо прошмыгнула патрульная машина. Сидящие в ней менты равнодушно покуривают, на автобус даже не смотрят. И все же Собков насторожился. Рука привычно скользнула к спрятанному за поясом пистолету. Господи, до чего же его расслабил несильный удар кастетом! Если и дальше так пойдет, при виде паршивого гаишника станет хвататься за оружие. Пора взять себя в руки! Виновна не рана от удара кастетом — постоянное напряжение.
Притворившись — разглаживает прическу, Александр осторожно ошупал голову. Кровь запеклась, приедет в особняк — срежет волосы, промоет марганцовкой, зальет иодом. Все дела! Нет, не все! Выбритая проплешина — лишняя примета, а у него имеющихся хватает. Один горбатый нос чего стоит!
Сойдя с автобуса, Собков купил в аптечном киоске бинт, вату, пузырки с иодом и марганцовкой. Кто знает, есть ли все это у Любки, лучше запастись. Переселение к Никуде откладывается на неопределенный срок. Возможно — навсегда…
В холле тихо беседуют Феликс и Валера. При появлении «Поронина» почтительно поднялись. Пусть не хозяин, но человек, близкий Костомаровой. Пожалуется на дефицит вежливости — жди скандала.
— Как прошла поездка? — остановился киллер перед коротышкой. — Пасли?
— Не заметил…
— Ну, и слава Богу… А меня поранили, — киллер небрежно ткнул пальцем в макушку. — Ничего, как говорится, до свадьбы заживет… Хозяйка дома?
Конечно, дома, куда ей деваться, если «мерседес» на месте. Костомарова ножками не ходит — отвыкла, даже в парикмахерскую, расположенную в пяти шагах, Феликс отвозит ее на машине.
— Куда-то поехала, — обиженно скривился водитель. — Предложил отвезти
— отказалась… Такси вызвала. Пойду покопаюсь в машинке. Полечу малость.
Интересная новость? Впрочем, вернется Любка — сама расскажет. Заберется любовник под подол — не устоит, расплывется манной кашицей, засюсюкает. Скорей всего, заботливая баба отправилась к Федору. Значит, торги еще не окончены, цена за охрану Любкиной «собственности» не согласована.
— Иди. Ты мне не нужен, — коротышка поднялся со стула, потянулся, внимательно поглядел на собеседника. И медленно пошагал к выходу. — Валера, пошли поможешь.
Толстые, сильные пальцы телохранителя оказались неожиданно ласковыми, мягкими. Он промыл рану, обстриг пораженное место, залил иодом и заклеил пластырем. Удовлетворенно оглядел, осторожно подровнял ножницами края.
— Тюбетейку принесу.
— На кой ляд мне твой среднеазиатский убор? Люди станут шарахаться.
— Солнце, — великан показал на окно. — Напечет.
— Черт с тобой, тащи тюбетейку, шляпу, панаму…
Александр сбросил одежду, залез в привычный халат и растянулся на диване. Сегодня он отдохнет, завтра пойдет выслеживать паршивого кавказца. Пора выходить на ворюгу-политика, а тут Ахмет сковал киллера не хуже браслетов. Нападение возле автобусной остановки — первый сигнал. Не отреагирует — последует второй. Скорей всего, последний.
Поспать не удалось. Едва задремал — телефонный звонок.
Обычно Собков не подходит к аппарату, боится засветиться, но сейчас нет выхода. Лучше ответить самому, нежели это сделают Феликс либо Валера.
— Слушаю, — пробурчал он с недовольством. Наверняка ищут Любку. Либо сотрудники фирмы, либо трепливые подружки. — Вас слушают!
— Сергея Сергеевича, пожалуйста.
В первый раз ему звонят в особняк. Не хозяйке — ее секспринадлежности. Интересно, кому и для чего он понадобился? Появилось чувство приближающейся опасности, мышцы напряглись, верхняя губа привычно приподнялась. Ахметовцы не решатся, не тот уровень. Неужели сыскари?
— Слушаю, — с легким налетом недовольства повторил Александр. Будто его либо разбудили, либо вытащили из туалета.
— Дорогой Сережка, прими привет от земляков! — радостно заорала трубка. — Низко кланяются тебе Иван Семенович с супружницей, Петька-банкир, известная тебе Натка.
Страх испарился. Киллер внимательно вслушивался в парольные фразы, искал в них неправильности. Все нормально. Упоминание имени Натка — завершение пароля, требование произнести ответную фразу.
— Спасибо, друг. Особенно, за весточку от Анастасии…
— Какой Анастасии? Наталья привет передает… И не только привет — посылочку. Извини, доставить не могу — с раннего утра до поздней ночи занят переговорами… Придется тебе подсуетиться…
— Куда?
— Аллея, ведущая к парадному входу в МГУ. Погуляй по ней, подыши свежим воздухом, освобожусь — подрулю… Сговорились?
— Когда?
— Да, сегодня же, конечно! Завтра поутру улетаю в Сибирь. В четыре дня устраивает?
— Буду…
Киллер не сомневался — предлагаемая встреча «прикидочная». Пока он будет дышать свежим воздухом, шестерки Монаха проверят все вокруг, начиная от автобусно-троллейбусной остановке и кончая под"ездом Университета. Только потом вылупится… не Монах, конечно, его посланец. Он-то и приведет киллера либо в снятую на время квартиру, либо в гостиничный номер.
Ну, что ж, придется сыграть в поддавки. Изобразить тупого служаку, озабоченного только одним — получением «зарплаты»…
А разве это не так? Собков, действительно, поиздержался, перешел на полное иждивение любовницы. Подвело исчезновение Бульбы. Почему исчезновение? Старого бандита повязали и выставили на рынке в качестве наживки. Кто — тоже не вопрос: ахметовцы. Зато встреча с Монахом сулит получение бабок, возможно — наводчиков, не исключено — настоящего оружия.
Но киллер не столько радуется предстоящей встрече, сколько страшится ее. Монах обязательно заведет речь о ликвидации депутата Думы, а он по-прежнему не хочет связываться с политиками. Навар от выполнении этого заказа невелик, а опасностей предостаточно. Значительно легче завалить бизнесменов любого ранга, авторитетов преступного мира либо даже пронырливых журналистов.
Отказаться — не получится, Монах не из тех боссов, которые терпят непослушание. Слишком скор на расправу, стреляет, не задумыываясь. Как правило, прямо из кармана. Дырявит свой костюм и тело «наглеца». После жалеет — и погубленный костюм и убитого боевика, плачется.
Вряд ли он решится так поступить с российским терминатором. Понимает — не успеет, Не в пример ожиревшему боссу реакция Пули — сказочная. Опередит…
Собков добротно подготовился к опасной встрече. Пользуясь отсутствием Костомаровой и Феликса, вызвал в свою комнату Валеру, проинструктировал. Сейчас молчаливый телохранитель — единственная его защита.
В конце концов, с иногознающим Валерой придется расстаться. На кладбище. Жаль, конечно, киллер привык к молчаливому богатырю с наивными детскими глазами. Но подставлять себя глупо. Жалость — самая опасная черта любого наемного убийцы. Расслабляет, подкашивает уверенность.
— Все понял?
— Да…
— Тогда подожди меня внизу. И ничему не удивляйся.
Проводив помощника, киллер присел к зеркалу, раскрыл заветный чемоданчик. Прикладывал к лицу многочисленные усики и бородки, примерял разноцветные парики, задумчиво перебирал тюбики и флакончики. Все это — главное оружие конспиратора, его надежда и опора, не подействует — в игру вступит оружие. Тот самый маломощный пистолетик, который ему подарила сожительница.
Учитывая встречу на университетской территории, выбрал образ пожилого профессора, отягощенного научными проблемами. Небольшая бородка, такие же усики, взлохмаченный полуседой парик. В дополнении — трость с серебрянным набалдашником, темные очки, потертый костюмчик, разношенные туфли…
Дай Бог, чтобы коротышка подольше ковырялся во внутренностях любимого «мерса». А если он уже вернулся в привычный холл и читает газету? Что подумает, увидев хозяина в маскарадном одеянии?
Черт с ним, пусть ломает себе перетруженную башку!
Когда в холл спустился пожилой ученый, слегка сгорбленный, чуточку подслеповатый, Валера послал ему одобрительную улыбку театрального фаната. Того и гляди подсунет блокнотик и ручку для получения автографа.
Господь услышал его молитву — Феликса в холле не было.
— Как договорились, идешь шагах в двадцати от меня, следишь за возможной слежкой. На месте садишься на скамейку, читаешь газету или книгу… Уйду — двигаешься следом…Только осторожно. Пастухи — народ тертый, засекут — оба пропали, не помилуют… Ну, я, ладно — холостяк, а у тебя — больной сын. Кстати, как прошла операция?
— Спасибо. Нормально.
Легкий намек на благотворительный поступок встречен благодарной улыбкой…
Прошелестел недолгий летний дождик. Летний? Скоро холодная осень, за ней подкрадется зима. А киллер все еще сидит в России, неизвестно, когда покинет ее. Вслед за Ахметом придется убрать Бестана, потом — Пушкарева. Сколько уйдет дорогого времени!
Небесная влага скупо оросила пожухлые листья деревьев и посеревшую траву газонов. Снова выглянуло солнце, высушило влажный асфальт, вылизало кусты и кроны. Студенты и преподаватели в рубашках с короткими рукавами, минибрюках и миниюбках, изнывали от духоты.
Каково упакованному в костюм с галстуком-удавкой «профессору»?
Александр буквально обливался потом, но крепился. Триста метров — в одну сторону, триста — в обратную. Мелкие нерешительные шаги полуслепого человека. Спрятанная под пиджаком «мухобойка», кажется, прожигает рубашку.
Когда же дерьмовый «земляк» завершит проверку безопасности и подкатится к нему с распахнутыми об"ятиями? Мысленно поливая монаховца матерными словообразованиями, Пуля добродушно улыбался, раскланивался с незнакомыми встречными-поперечными, снимал и снова возвращал на поврежденную макушку старомодную шляпу. Благо, проплешина спрятана под париком.
На одной из скамеек — две студентки-ягодки. Делают вид — читают, а сами, из-за прикрытия учебников, мечут взгляды на парней. Рядом с ними и устроился Валера. Откинулся на спинку скамейки, внимательно изучает газетную статейку. Но Собков уверен: спокойствие — маскарад, на самом деле телохранитель отслеживает возможную опасность.
Молодец, парень! Александр ощутил неожиданную теплоту. И к кому — к обыкновенному телохранителю, примитивной шестерке, которого он решил после «использвания» убрать? Так же равнодушно и легко, как убирают с дороги камешек, о который можно споткнуться.
Киллер изгнал из головы размягченные мысли, сосредоточился на главном: предстоящей встрече с Монахом.
Наконец, связник об"явился!
— Землячок?
Мужчина средних лет, щуплый, вихрастый, одет в голубую безрукавку и белые, полотнянные брюки. Изображает радость человека, неожиданно встретившего давнего друга, а в глазах — боязнь и тоска. Трусит, сявка, дрожит за свою не раз битую шкуру!
Обнимает «земляка» и шепчет.
— Гостиница «Космос». Рэм Робинсон. Американец.
Громко восхищается здоровым видом «сибиряка», безумолку сыпет приветы от друзей и знакомых.
— Спасибо… А где обещанная посылочка? — так же оживленно интересуется «профессор». — Я просил кой-какие научные материалы…
— Все бы тебе — науку, книжный червь! Не знаю, что в посылке, к тому же, посылка — слишком громко сказано. Небольшой пакет. Натка выпустила книжонку — презентует. Ну и баночка с сибирским медком — балуйся, вспоминай родное Приобье!
Получив посылку и положив ее в портфель, «профессор» обменялся с земляком дружеским рукопожатием. Тот облегченно вздохнул. Будто переданный по назначению невесомый пакет давил на него, прижимал к земле.
— Будь здоров, — поспешно попрощался он. — Дел у меня — не провернешь, а времени мало — вечером улетаю домой.
Связник пошел к университету. Собков из-под прикрытия черных очков осторожно оглядел немноголюдную аллею. Ничего подозрительного, встреча с посланцем командира «Эскадрона смерти», кажется, завершилась благополучно. Медленно пошел к остновке. Краем глаза увидел: Валера аккуратно сложил газету, поднялся, что-то промолвил девчонкам. Наверно, комплимент. Те охотно захихикали, поморгали накрашенными глазками.
Нужно спешить. Монах не терпит опозданий, его посланец, наверняка, уже доложил по телефону: «посылка» передана, жди гостя. Шаркая подошвами, «профессор» пошел к автобусной остановке. Телохранитель, выдерживая заданную дистанцию — полсотни шагов, двинулся следом.
И все же пришлось задержаться.
Возле остановочного павильончика «профессор» заинтересовался резвым пацаненком, которого держала за руку полная немолодая женщина — наверно, бабушка. Точь в точь его сынок, Тимошка. Тот тоже не признавал опеки, вырывался, дергался. Но никогда не плакал. Терпеть не мог слюнявых поцелуев, об"ятий.
Боль пронзила сердце острой иглой, отозвалась в раненной голове… Тимошка, малыш, неужели так и не доведется вместе порыбачить, искупаться в речке, почитать книжки? Наверно, не удастся. Теперь у его сына другой отец, с ним он и гуляет…
Мальчишка вертел головой, пытался освободиться. Его внимание привлекли бесстрашно разгуливающие голуби. Увлеченная беседой со сверстницей, бабушка на миг потеряла бдительность — внук вырвался и бросился на проезжую часть улицы. Прямо под колеса мчащегося «мерседеса».
Закричали женщины. Всполошенно завизжали тормоза легковушки. Казалось, несчастья не избежать. В последний момент, забыв о разыгрываемой роли слабого, полуслепого старика, Собков бросился к малышу. Выхватил его буквально из-под колес, отбросил в сторону. Успокаиваясь, долго чистил ладонью, якобы, испачканные брюки. На самом деле отслеживал реакцию окружающих на свой дурацкий поступок.
— Спасибо вам, добрый человек! — прохлюпала заложенным носом бабушка. — Скажите свое имя — молиться буду.
Этого еще не хватает, раздраженно подумал Александр. Может быть, паспорт пред"явить на имя Поронина или Жана Респерана? Записать адресок приморской виллы?
— Следить надо за внуком! — едва не добавил «старая курва», с трудом удержался. — Он у вас — резвый.
Не слушая слезливых благодарностей, отчаянно матеря свою идиотскую сентиметальность, киллер зашаркал в сторону от остановки. Пришлось прогуляться до следующей. Слава Богу, слезливая бабушка не решилась пойти следом, проливала на обалдевшего внука ливень слез, причитала.
В результате, он на целых полчаса опоздал на встречу с Монахом…
В огромном холле фешенебельной, следовательно — невероятно дорогой, гостиницы все прошло на удивление гладко. Если бы дежурный администратор мог проникнуть в сознание чудака-профессора, который погружен в некие «научные» размышления, он немедля бросился бы к телефону — вызывать уголовный розыск. Или, скорей всего, сделал бы вид — ничего не замечает. В наше время небезопасно противодействовать бандитам и насильникам, вполне можно заработать бесплатную путевку… на тот свет.
— Вам — господина Робинсона? — подобострастно переспросил он. — Присядьте, будьте добры. Сейчас узнаю…
Собков прищурился, перевел взгляд с межвежьей фигуры телохранителя на свободное кресло возле журнального столика. Тот понял. Уселся, снова развернул осточертевшую газетенку. Конечно, прикрытие, прямо скажем, примитивное, описанное не в одном детективе. Но по мнению наивного Валеры
— сверхталантливое.
Появиться у команлира эскадрона в сопровождении телохранителя не менее опасно, нежели без него. Учитывая это, Валера задействован в качестве древнерусского засадного полка. Не исключено, что после беседы с эскадронным за «профессором» пойдут другие киллеры. Монах может заподозрить «предательство» терминатора, или еще что-нибудь другое зародится в его больной башке. Тогда в дополнении к изворотливости Пули понадобится медвежья сила его помощника.
Не прошло и десяти минут, как Собков переступил порог трехкомнатных аппартаментов стоимостью не в одну тысячу долларов. Завистливо огляделся. При любых режимах власти, от тоталитарной до самой, что ни на есть, демократической, повторяется одно и то же: господа жируют, шестерки завистливо подтирают слюнки, все остальные запивают хлеб слегка подслащенной водичкой. Хорошо еще, если подслащенной.
Слава Богу, он попал в разряд завистливых шестерок! Ему нет необходимости дрожащими пальцами мусолить в потрепанном бумажнике нищенские рублевки, для него открыты двери в рестораны и сауны. И все же обидно: киллер ежеминутно рискует свободой и жизнью, а его босс, под надежным прикрытием дипломатического либо гостевого паспорта, балдеет в тысячедолларовом номере, попивает коньячок, приглашает на ночку, тоже многодолларовых, элитных проституток.
Демонстрируя грызущую его обиду, Александр небрежно швырнул на пол портфель, повесил на спинку кресла потный пиджак и развалился на диване, забросив ноги на журнальный столик. Хамство, конечно, но как по другому показать свое ущербное состояние?
Карающего выстрела Собков не ожидал: гостиница не место для расправы.
Но он был уверен: наглость боевика злопамятный босс не забудет и не простит.
Действительно, Монах не стал воспитывать наглеца. Ограничился многозначительной гримасой. Дернул кончиком мясистого носа. Будто принюхался — не пьян ли киллер, не несет ли от него запашком спиртного. Убедился — нет, не пахнет.
— Устал, дорогой? Перетрудился? — заботливо спросил он.
— Фу, устал зверски! — выдохнул киллер.
— Отдохни, милый, расслабься.
За щирмой понимания и доброты так и бурлит злость. Позлись, дорогой, потрепи нервишки, дай Бог, инфаркт приключится. Отпоем, похороним, помянем. Киллер исходил злостью.
А вот всегдашний матерщиник и развратник необычно вежлив, щеголяет культурными выражениями. Значит, ищет способ расквитаться. Александр за недолгие часы общения — в Сибири, потом — во Франции — изучил характер страшного босса. Многое почерпнул из пугливых недомолвок коллег по кровавому бизнесу.
— Прости, Монах, я действительно устал. Последние дни пришлось потрудиться…
Не стоит искушать судьбу. Ноги сброшены на устилающий паркет длиноворсовый ковер. На губах терминатора расцвела подобострастная улыбочка.
Монах ответил тем же,
— Слышал, слышал про твои труды, Сашенька. За Ганса получи.
Он страдальчески вздохнул, спотыкаясь, будто по ковру разбросаны камни, между которыми приходится лавировать, прошел к вделанному в стену сейфу. Возвратился со стопкой зеленых.
— Можешь не проверять — все, как договорились, — киллер кивнул и спрятал гонорар во внутренний карман висящего на спинке кресла пиджака. — Бестана можешь не искать — отпели фрайера в Ереване, расстарались тамошние эскадронцы… Ну, Ганс — ладно, заказан, а зачем потрошишь его шестерок и пехотинцев, зачем рискуешь? Ведь знаешь, за них я платить не стану… Или нашелся другой заказчик? — с плохо скрытой угрозой спросил он.