Карасик Аркадий. Рулетка судьбы

   Фломин, начальник одного из отделов Управления — сухопарый, подтянутый. Его кличка — Грызун. Ибо именно он прогрызает скорлупу генеральских идей, дорабатывает и осуществляет их.
   Они давно знают друг друга, поэтому нет необходимости таиться, глушить друг друга патриотическими лозунгами. Разговаривают спокойно. Будто обсуждают прогноз погоды или семейные неурядицы подчиненных.
   — Есть идея, — задумчиво проинформировал Наседка, поглядывая на
   люстру. Будто в ней завертелось очередное «яйцо», которое собеседник
   обязан облупить. — Хорошая идея. Уже одобренная наверху.
   — Слушаю?
   Минутное молчание. Чайная ложечка ритмично мешает в стакане остывший чай. Другой рукой генерал передвигает на столе карандаши и ручки.
   — В наше время не обойтись без силовых приемов, — тихо продолжил
   Рогов, аккомпанируя себе постукиванием тыльным концом очиненного карандаша.
   Будто ставит знаки препинания: сильный, резкий удар — точка, более тихий
   — запятая. — Ты в области высокой политики далеко не дошколенок, поэтому нет необходимости убеждать и разжевывать… Так я говорю или — не прав?
   «Яйцо» с тухлятинкой, иронически подумал Грызун. Спецслужбы всех стран применяют силовые приемы. Такова уж специфика работы рыцарей плаща и кинжала. Скажи об этом генералу — обидится. Лучше изобразить служебное внимание, с примесью понимания и, соответственно, непременного восторга.
   — Правы. Разжежывать не надо. Тем более, нам с вами, Серафим Всеволодович.
   Хозяин кабинета удовлетворенно кивнул. Ему тоже не хочется углубляться в недра щепетильного вопроса. Предпочитает скользить по поверхности, отделываться намеками. Короче, высиживает «яйца».
   — Отлично. Итак, нужна группа в составе трех-четырех боевиков. Основная задача: ликвидация опасных авторитетов уголовного мира. Не исключено — оппозиционеров. Как смотришь?
   Полковник не с"умел удержаться от пренебрежительной гримасы. Начальник фактически запретил «разжевывание», а сам начал это малоприятное занятие. Фломин отлично знает историю зарубежных спецслужб. Не только из учебных пособий. Многое подчерпнул во время командировок в Соединенные Штаты и в Германию, уточнил из донесений внедренных агентов. Перенос силовых методов на россискую почву — ничего нового в этом нет.
   Наседка похлопал подчиненного по руке. Добродушно рассмеялся.
   — Наберись терпения, выслушай до конца, — Фломин молча кивнул. — Так вот, немногочисленная группа киллеров решит много задач, решить которые другими способами мы сейчас не в силах. Создание особосекретной группы не просто назрело — перезрело.
   — Согласен.
   — Тогда покопайся в нашей картотеке. По моему, там есть подходящие кандидатуры. Доложишь — обсудим, утвердим. Главное не рядовые исполнители
   — нужен коренник. Руководитель… Имеется еще одна неплохая идея.
   Очередное свежеснесенное «яйцо» завертелось над портретом Феликса.
   — Готов выслушать. Уверен — свежая и необходимая. Других у вас просто не бывает.
   — Спасибо за оценку… Фамилие Собков ни о чем не говорит?
   — Говорит, конечно. Так называемый российский терминатор. Классный снайпер. Талантливый конспиратор. Бывший спецназовец. Имеет жену, с которой развелся, сына-малотлетка. Вторая женщина — медсестра военнного госпиталя, погибла во время попытки арестовать сверхкиллера. Третяя — курсант Высшей Школы милиции. Бывший курсант. Сам Собков сейчас, по оперданным, отошел от дел, живет в принадлежащей ему вилле на Средиземноморском побережьи Франции.
   Грызун будто читает анкету. Смотрит не на генерала — на бутылку минералки. Ужасно хочется пить, но приходится терпеть.
   Наседка, выкатив очередное «яйцо», медленно выбрался из тесного для его медвежьей фигуры кресла. Обеими руками потер поясницу. Посетовал на преждевременную старость с ее мерзкими болячками. Переваливаясь с боку на бок, не прекращая говорить, заходил по кабинету.
   — Спасибо. Точно и исчерпывающе… Конечно, срок жизни киллерской группы определить трудно. Зависит от множества обстоятельств. Она может существовать и несколько лет и скончаться после первой же акции…
   Еще одна манера старого разведчика. Запустить пробный шар и проследить куда его отнесет ветром. Будто генерал начисто забыл о «кореннике». Он не только давал возможность помощнику оценить многоходовую идею — сам «вчитывался» в нее.
   Фломин мучился. Он не признавал пустословия. Все то, что сейчас внушал ему Наседка, давно проработано, процеженно через сито секретности, заложено в компьютерную память. Достаточно сигнала, чтобы генеральская идея ожила. Ибо два месяца тому назад Рогов вскользь упомянул о необходимости проведения операций по ликвидации особо опасных элементов.
   — Вернемся к Собкову, — Рогов разочарованно вздохнул. Фломин не клюнул на подброшенную наживку — промолчал. Ни да, ни нет. Пробный шар поболтался в воздухе и возвратился к хозяину. Без желанной информации. — Что говорить, Пуля — профессионал высокой пробы. Недавно появились непроверенные сведения о его гибели. В Греции. Как думаешь, правда или очередная утка, запущенная журналистами?
   Других мнений Рогов не терпел, но все время ими интересовался. С единственной целью — тут же опровергнуть.
   — Думаю — утка. Найденный труп, скорей всего, не Собков. Эксперты выдают разные заключения. Адвокат утверждает, что получил от подзащитного письмо, датированное тремя месяцами позже его предполагаемой смерти.
   — Итак, принимается версия о том, что Александр Собков жив и здоров. В такой случае, он — достойный кандидат в «коренники»… Твое мнение?
   Полковник достал пачку «Мальборы», нерешительно положил ее перед собой.
   — Кури, кури, — благодушно разрешил Рогов, включая настольный вентилятор. После перенесенного инфаркта он боялся любого отклонения от предписанного врачами режима. — Трави свое здороье… Как порешим с кандидатурой Собкова?
   — В принципе, я — за. Если, конечно, он жив. Мужик серьезный, волевой. Но вот чем его взять? Богатством? По оперативным данным чистильщик в прошлом году купил дорогостоящую виллу на юге Франции. Следовательно, в деньгах не нуждается. Безопасностью, приглашением спокойно жить в России? Думаю, откажется…
   — Шерше ля фем, милый, ищи женщину.
   Рогов придвинул черную папку, открыл ее. Стопка бумаг, сверху — цветная фотокарточка красавицы брюнетки. Черные, кучерявые волосы рассыпаны по обнаженным мраморным плечам, в широко распахнутых глазах затаилась насмешка.
   — Ксана Банина, стажер. Двадцать два года. Отец — отставной охранник зоны, мать — бывшая сотрудница лагерной администрации, оба сейчас — на пенсии. Закончила юридический институт, поступила в Высшую школу милиции. Вместе с сыщиками уголовного розыска Столковым и Дымовым разрабатывала Собкова. Стала его любовницей. За помощь в побеге киллера осуждена… Какова наживка?
   Полковник взял фото, равнодушно всмотрелся. Банину он отлично знал по оперативным данным угрозыска. Решил не показывать Наседке своей осведомленности. Пусть старикан порадуется.
   — Наживка вкусная. Можно попробовать. Поручу нашим ребятам отыскать Пулю, прощупать его. Самый выгодный вариант — поставить Собкова в безвыходное положение. Скажем, определить на временное «жительство» в следственный изолятор.
   — Годится… Кому поручишь операцию?
   — Баянову. Придется задействовать наших ребят в Ближнем Зарубежьи.
   Судя по многочисленным «достоинствам» Собкова, выйти на него, тем более, завербовать будет далеко не просто…
   — Согласен. Пробуй, дорогой, шевели мозгами. План доложишь через три дня…
   Все же, как меняются люди, думал полковник по дороге к своему кабинету. Был Рогов отличным резидентом в одной из африканских стран, неплохим атташе в бельгийском посольстве. А сейчас кто? Мозги заплыли жиром, обленился, перестал думать. Ведь знает, отлично знает, с кем им придется иметь дело, с какими трудностями предстоит столкнуться!
   Впрочем, не стоит зря накачвать сложности. Баянов — опытный сыскарь. думающий офицер. Главное — умело поставить задачу, определить приоритеты, нацелить в десятку. А там — что Бог или Сатана скажут.
   Фломин далеко не уверен в успехе задуманной операции. Но отказаться от предложения-приказания начальства — подмочить свою репутацию. Вполне возможно — лишиться должности. Искать нового кореника — терять время. Рогов прав: лучше Собкова все равно не найти.
   В приемной курили офицеры. При появлении Фломина дружно поднялись со стульев, вытянулись.
   — Совещание переносится на пять вечера, — об"явил полковник. — Без опозданий.
   В кабинете, не в пример генеральскому менее вместительному, он позвонил по внутреннему телефону.
   — Баянов, зайди!
   Через четыре минуты вызванный офицер вошел в кабинет начальника отдела.
   — Вот что, Николай, тебе предстоит поиграть в кошки-мышки с самым настоящим сатаной. Садись и слушай…
   Баянов — не новичок в разведке и в контрразведке. Ему довелось работать и в ныне распавшемся Союзе, и за рубежом. Такой же, как полковник, подтянутый, жилистый, с развитой мускулатурой, спрятанной под модным костюмом, он отличался от коллег разве только интеллигентной внешностью. Соседи по лестничной площадке, прохожие на улицах помыслить не могут, что человек в пенсне, с мягким овалом лица и небольшими усиками, окаймляющими пухлые губы, служит в органах госбезопасности. Типичный преподаватель ВУЗа, научный сотрудник или инженер проектной организации.
   Даже жена, Лариса уверена — Николай трудится простым чиновником в одном из силовых министерств. Кратковременные командировки прикрываются симпозиумами или совещаниями, многомесячное отсутствие — стажировками.
   Вот и на этот раз.
   — Снова оставляешь меня одну? Гляди, Колька, я еще молода, вот отдамся Степану Никифоровичу — пожалеешь.
   — Не отдашься, — посмеивался Баянов. — Сын помешает. Петька — моя защита и мои глаза. Увидит — мать загуляла, мигом отобьет телеграмму. Так и так, батя, тонет твой семейный корабль, дал течь, прилетай латать.
   Дальнейшие угрозы и жалобы пресекаются испытанным способом. Благо, Петька играет во дворе, не помешает. На всякий случай заперта на защелку дверь. Один поцелуй, второй, более затяжной. Супруги садятся на диван, потом — ложатся. Лариса что-то шепчет. Ласковое и непонятное. Можно разобрать: насильник, хулиган. Муж не слышит — нетерпеливо раздевает ее догола, сам раздевается…
   — Надолго уезжаешь? — через несколько минут разнеженно шепчет женщина.
   — И — куда?
   — Творческая командировка, — закуривая, привычно врет капитан. — Неограниченная по времени. Прокачусь по Ближнему Зарубежью, обменяюсь с тамошними коллегами опытом… Писем не жди — не будет свободного времени. Задержусь — сообщат с работы.
   — Когда уезжаешь?
   — Успокойся, не завтра и не послезавтра…
   Пошатываясь, Лариса ушла на кухню. Командировку могут отменить, отложить на неопределенное время, послать другого сотрудника. Стоит ли по пустякам трепать нервы и себе и мужу?
   Николай переоделся в спортивный костюм, прихватил с тумбочки сигареты с зажигалкой и ушел на лоджию. Курить и думать. Больше укрыться негде. На кухне — жена, там ее законное рабочее место. В гостиной все время работает телевизор. Вторая комната оккупирована сыном, захламлена разной всячиной, начиная от видака и кончая «домиком для кошки» — злющего кота Еремея, признающего только мальчишку. Появление рядом с его «жильем» Николая или Ларисы он встречает змеиным шипением, выпускает острые когти, распрямляет длинные усы. Короче, требует, чтобы нежелательные лица немедленно покинули чужую территорию.
   Баянов расположился на остекленной лоджии со всеми удобствами: придвинул пепельницу, поставил бутылку с непременным квасом. Приоткрыл форточку.
   Итак, предстоит решение труднейшей задачи — войти в контакт с киллером. С необычным киллером — российским терминатором, сверхметким стрелком и талантливым конспиратором. Как он воспримет предложение российской спецслужбы о сотрудничестве? Собков, по свидетельству знающих его людей, человек непредсказуемый, самолюбивый. Требует особого подхода.
   Появление на его средиземноморской вилле исключается. Полковник совершенно прав. Излишне щепетильная тема предполагаемого разговора требует поставить хозяина виллы в безвыходное положение, а какая «безвыходность» в доме, принадлежащем собеседнику?
   Значит, переговоры придется перенести на нейтралку, скорей всего, на территорию одной бывших советских республик. Сразу сунуться в Россию Пуля не осмелится. Солидно наследил не только в Москве — в других городах. Будет блуждать вдоль границы, выискивая безопасную лазейку.
   Если Баянов не ошибается, сбежавший из России киллер долго не усидит на своей вилле, тоска по родине — или по любимой девушке? — заставит его болтаться возле российских границ, мучительно изобретать пути проникновения в Москву. Ибо только в Москве можно узнать на какой зоне парится Банина.
   Сразу после беседы с полковником, по согласованию со службой внешней разведки, СВР, капитан разослал шифрованные телеграммы резидентам российских спецслужб в странах Ближнего Зарубежья. Пусть нацелят свою агентуру на поиски горбоносого.
   О сделанной Пулей пластической операции ФСБ узнала почти в тот же день. Проинформировал свой человек в Париже. Подтвердил лионский агент.
   Развал Союза мало затронул деловые связи между сотрудниками правоохранительныхх органов. Может быть потому, что они долгие годы работали в одной упряжке, решали одни и те же задачи. Тот же Клименко на Украине, вместе с которым Баянов осуществил ряд операций по внедрению в американскую разведывательную сеть в приграничных странах. Или — Щипок, белорус. С ним они дружили семьями. Или молдаванин, узбек, грузин, армяннин, азербайджанец.
   Помогут ребята, как не помочь. Знают: при необходимости российская спецслужба в долгу не останется, в свою очередь отреагирует на аналогичные просьбы.
   Только после получения подтверждающего сигнала капитан Баянов вылетит в указанную точку. И тогда начнется то самое главное, которое полковник назвал игрой в «кошки-мышки»…
   Николай достал внутреннего кармана фотокарточку поджарого человека с горбоносым лицом и прижатыми к черепу ушами. Александр Собков, прозванный сыщиками российским терминатором.
   Ничего особенного, таких мужиков на улицах — каждый третий либо пятый. И все же, есть кой-какие особенности. Слабосильность явно показная — даже
   на фотокарточке проглядываются тренированные, накачанные мускулы. В
   волевом подбородке и в азиатском разрезе глаз чувствуется незаурядная сила
   воли и хитрость.
   Интересно, кто из них будет кошкой, а кто — мышкой?
   Громко хлопнула входная дверь. Слава Богу, Баянов не забыл открыть задвинутую защелку. Из комнаты сына, вытянув хвост трубой и заранее мяукая радостное приветствие, выскочил Еремка. С разбега прыгнул на плечо любимого хозяина и принялся слизывать пот с его щеки и шеи.
   — А где мамахен? — откусывая от целого батона, Петька заглянул на лоджию. — Жрать хочу страшно… Три часа, представляешь, отстоял вратарем. Всего пять голов пропустил. Как только не лупили — и одинадцатиметровые, и головой. У Славки ножка — дай Боже, как влупит — сам вместе с мячом влетаешь в ворота! А я не поддался!
   — Вот что, новоявленный Пеле, положи на стол хлеб и отправляйся под душ. После разогрей картошку с мясом.
   Лариса помалкивала. Укрылась в гостиной под развесистым фикусом и с улыбкой слушала разговор отца с сыном.
   — Даешь, папахен! — невесть чему порадовался «голкипер». — Сейчас — свобода: хочу моюсь, хочу хожу грязный. А вы с мамахеном живете старыми мерками… Пора перестраиваться.
   Разве снять с приверженца свободы и демократии джинсы да отходить ремнем по тощей заднице? Пусть потом обвинит отца в попрании прав свободного человека, ради Бога, зато научится вести себя прилично.
   Воспитывать мальца не было ни сил, ни желания. Пусть занимается этим жена. Как говорят немцы? Для женщины — кирхен, кюхен, киндер, то бишь, церковь, кухня, дети. А Баянову есть кого воспитывать и наставлять. Хотя
   бы того же Собкова.
   Непокорный малец под душ не встал. Унес хлеб и колбасу в свою комнату. Разделит там «сухой паек» с Еремкой.
   Баянов снова задумался. Легко сказать — сооблазнить профессионального убийцу, на котором столько трупов висит — пяти смертных приговоров заслуживает. Попробуй убедить такого в полном забвении всех его грехов! Рассмеется бандюга и отвалит. Хорошо еще, если не загонит вербовщику свинец в горло.
   Размышления прервал телефонный звонок. Капитана вызывали на службу.
   Оказываается, пришла шифрованная весточка от Клименко. Интересующий Баянова «об»ект" проживает в Одессе, сотрудники Службы безопасности Украины пасут его. Если Николай имеет желание полюбоваться подопечным, пусть торопится.
   Ночным рейсом капитан вылетел в Одессу…
   Долго отдыхать на средиземноморском побережьи Собкову не позволили месть и любовь. Что больше? Трудно сказать. Командир эскадрона смерти Монах, пославший свою шестерку для ликвидации российского терминатора, заочно приговорен бывшим его боевиком. По вине и наказание. Но, пожалуй, любовь — не меньший магнит. Девушка не просто спасла любовника, сама себя поставила вне закона. Легко ли бавшему стажеру, курсанту Вычшей Школы милиции превратиться в бесправную зекшу?
   Разве можно спокойно спать, лежать на морских волнах, лакомиться вкусными блюдами, изготовленными служанкой Жанной? Нет, невозможно! Расплатиться с гнусным Монахом, осудившим его на смерть, вырвать с зоны любимую девушку!
   Александр решился. В Париже знакомый умелец сработает фальшивый паспорт, по которому Собков — французский подданный. Конечно, менты расшифруют ксиву, но он не собирается с ними общаться. Если придется — несколько минут, не больше. Изучить фальшивку за это время сыскарям не под силу.
   Сложный вопрос — как пересечь границу? Казалось бы, ничего трудного, отыщи проводника, затумань ему глаза баксами и шагай за ним, не снимая руки с рукоятки пистолета. Но это только на первый взгляд. Сыскари могут подсунуть в проводники своего агента. Значит, надежней изобразить туриста. Путь морем из Одессы в Новороссийск — наилучший, главное, безопасный. Почти безопасный.
   Решение принято. Как всегда, Александр успокоился.
   Служанка Жанна, имя которой он переделал на русский лад — Анка, не сводила с хозяина глаз. Раньше она обслуживала его не только в столовой, но и в постели, Сейчас — ни малейшего внимания. Смотрит равнодушно, будто перед ним не живая темпераментная красотка — гипсовая статуэтка.
   Она не знает, что в голове хозяина, в сердце, в крови — одна только Ксана! Он постоянно думает о ней. Где она сейчас, чем занимается? На сколько ее осудили за помощь российскому терминатору? На какой зоне она отбывает срок? Под Мурманском, в Сибири, на Дальнем Востоке?
   Снова и снова вспоминается схватка на подмосковной дороге. Александр был на краю гибели. Он физически ощущал направленный ему в грудь пистолетный ствол посланца Монаха, из которого вот-вот вылетит пуля, видел напряженную гримасу на лице убийцы. Не прыгнуть в сторону, не выбить пистолет. Все, конец, кранты! Киллер покорно закрыл глаза.
   И выстрел раздался…
   Но не из пистолета наемного убийцы — в спину эскадронного палача выстрелила девушка. Его любовница и его заложница. Она не только спасла любовнику жизнь, но и отпустила его, не сдала ментам. Тем самым подписала себе приговор суда.
   Постепенно любовь и месть слились в одно целое. Бездельничать на пляже, читать надоевший детективы, лакомиться вкусными блюдами — все это стало чем-то второстепенным. Киллера тянуло в Россию. Да так тянуло, что сделалось невтерпеж.
   Через неделю Собков не выдержал и уехал в Париж…
   Талантливый гравер, бывший медвежатник по прозвищу Лапа жил на окраине города. Необычную кликуху получил он не по фамилии — Лапин, как многие считали. В юности поскользнулся, сломал руку, хирурги вправили, но она почему-то стала сохнуть. По неизвестной причине развилась вторая рука, постепенно превратившаяся в этакую лопату. Отсюда — странная кличка.
   Гравер — из семьи белых эммигрантов, осевших в Париже. Ходят упорные слухи, что он — граф. Соседи и знакомые так его и именуют: граф Лапа.
   К нему и отправился Собков.
   Угрюмый старик с лысой головой и нависшими лохматыми бровями встретил заказчика без особой радости. По унаследованой от дедов и прадедов привычке он сидел за столом, держа на растопыренных пальцах лопатообразной руки блюдце с чаем. Рядом — бутылка с мутным зельем. Надоест прихлебыать горячий чаек — переключается на более крепкий напиток, окосеет — возвращается к блюдцу.
   — Что надо? — угрюмо бросил он, когда служанка ввела в комнату посетителя. — Ежели по делу — садись, доставай из загашника питье, если по безделью — пошел вон!
   — По делу, — сдерживая смех, сообщил Александр. — Бутылек захватил, — выставил он на стол бутылку русской водки, купленной по случаю в привокзальном бистро.
   Блюдце выпало из рук гравера и разбилось. Посетитель не успел опомниться, как половина даренной бутылки вылилась в распахнутый рот алкаша. Он блаженно засопел.
   — Наша, родимая… Какое дело?
   — Нужна ксива.
   — Сколько беру знаешь?
   Собков достал из бокового кармана пухлый бумажник. Не открывая, показал его.
   — Сколько скажешь.
   Лапа назвал такую сумму, что у менее сдержанного человека округлились бы глаза. Александр согласно кивнул.
   — Фамилия, имя, отчество. Остальное додумаю сам.
   — Святослав Иваныч Никифоров, — не задумываясь, продиктовал киллер. — Вот фото, — положил он на стол фотографию бородатого мужика, оставшуюся на память от прежнего владельца виллы.
   Отклеить ее от готового документа, заменив собственным изображением, недолго. Если Лапа предатель, пусть докладывает своим хозяевам о появлении на горизонте очередного русского мафиози. Алкаш есть алкаш, за бутылку горячительного родную мать продаст, не говоря уже о заказчике.
   Гравер снова поднял на уровень рта блюдце с чаем, мельком взглянул на поданную карточку.
   — Не ты?
   — А кто тебе сказал, что ксива для меня? — вопросом на вопрос ответил заказчик. — Для друга стараюсь. Тебе — без разницы.
   — Точно. Наплевать… Через неделю в два часа дня. Раньше не получится, позже меня не найдешь.
   Ровно через неделю Собков вышел от гравера с новеньким паспортом. Казалось бы, все складывается отлично, остается найти безопасные тропки, которые приведут его к воротам Ксаниного лагеря. Но что-то мучило киллера, какое-то непонятное ощущение приближающейся опасности.
   Поэтому он не покинул улицы, на которую выходил под"езд меблирашки. Устроился за столиком уличного бистро и принялся наблюдать за входом в дом и за окнами гравера. Если интуиция не обманывает его, Лапа просто обязан навести на след только-что облагодетельствованного им человека французских или, не дай Бог, русских топтунов.
   Прошел час, второй. Никаких изменений. Александр нахлобучил шляпу, поднялся со стула и… снова сел.
   Из под"езда, оглядываясь по сторонам, вышел Лапа. Если бы старик не осматривал улицу — ничего удивительного, тем более, подозрительного: отправился дедок в магазин за продуктами либо пополнить иссякший запас спиртного. А вот проверка прохожих — к чему невинному человеку таиться, бояться дурного глаза.
   Собков снял приметную шляпу, небрежно скомкал, засунул в карман. Прячась за спинами прохожих, двинулся следом за «графом».
   Лапа передвигался в толпе прохожих на удивление бодро. Никогда не скажешь, что этому богатырю уже подкатило к восьмидесяти, что по всем законам человеческой природы он должен горбиться, запинаться. А тут — прямая, без намека на сгорбленность, фигура, выпяченная мощная грудь, вздернутая лысая голова в лихо надвинутом берете… Гвардеец!
   Завернув за угол, гравер подошел к продавцу газет. Что-то сказал, взял с лотка несколько изданий, заодно незаметно передал свернутую в трубочку записку. Незаметно для всех окружающих, но не для Собкова. Газетчик кивнул и сразу же с противоположной стороны улицы появились два тощих парня, похожих на гончих псов, которых натравили на ничего не подозревающего зверя. Пересмеиваясь, пошли за обнаруженным терминатором. Хитер граф, все же вычислил заказчика!
   Впрочем, французские сыскари оказались настоящими младенцами. Собков «сделал» их без особого труда — просто взял такси и кинул водителю сотенную бумажку.
   Он не знал, что Лапа по совместительству выполняет отдельные поручения российских разведчиков, а тощий, болезненный газетчик — его связник. Тем более чистильщик не предполагал, что через два дня на Лубянке узнают о появившемся в Париже неизвестном господине Никифорове Святославе Ивановиче. Правда, фотография не та, какую ожидали увидеть сыщики, но решили на всякий случай проверить. Лионский лекарь, сделавший киллеру пластическую операцию, подтвердил: на фотке — Собков.
   В свою очередь ни «граф», ни его высокие покровители на Лубянке не догадывались о том, что «Никифоров» сжег в гостиничном туалете дорогостоящий лаповский паспорт. Еще через неделю другой, известный ему изготовитель поддельных документов в рекордный срок — три дня, сработал для него новые документы. На имя Голубева Владимира Сергеевича.