Страница:
– О'кей, вот один. Внутри изгороди обитает одно стадо кабр. Кабры не могут перескочить через изгородь, не могут даже коснуться ее. Я обследовала и проследила за каждой каброй по-одиночке, и знаете что выяснила? В стаде нет ни одного самца. Они все самки.
– Грустный вывод, – сказал Эндер. – Ты думаешь, что они оставили по крайней мере одного самца за изгородью.
– Не в этом дело, – продолжила Эла. – Я вообще сомневаюсь есть ли самцы. В последние пять лет каждая взрослая кабра производит на свет потомство по крайней мере один раз в год. Но ни одна из них не спаривалась.
– Может быть, вегетация, – предположил Эндер.
– Потомки не идентичны матерям по своим генам. Это то немногое, что мне удалось выяснить лабораторным путем в тайне от матери. Происходят некоторые генные трансформации.
– Гермафродиты?
– Нет. Чистые самки. Ни намека на мужские половые органы. Можно это назвать важным вопросом? Каким-то образом кабры, без секса, осуществляют генетические изменения.
– В святых писаниях есть чудеса и поинтересней.
– Не иронизируйте.
– По поводу чего? Науки или религии?
– По поводу всего. Вы хотите услышать другие вопросы?
– Да, – откликнулся Эндер.
– Тогда, как вам этот. Трава, на которой вы разлеглись, мы называем ее грама. Все водяные змеи вылупляются здесь. Такие маленькие червячки, что их едва можно различить. Они съедают траву до корней; едят друг друга, сбрасывают шкуру по мере роста. Затем все они, внезапно, когда вся трава превращается в липкую грязь и гниль от их шкур, все они соскальзывают в воду и никогда больше не возвращаются обратно на берег.
Он не был зенобиологом и не сразу улавливал смысл сказанного.
– Водяные змеи вылупляются здесь, но они не выходят откладывать яйца.
Взрослые змеи не выходят из воды, – объяснила она.
– Значит они спариваются до того, как уйти в воду.
– Необычайно забавно. Я видела их спаривание, дело не в этом. Вопрос в том, почему они водяные?
До него не доходил смысл.
– Посмотрите, они полностью адаптировались к жизни под водой. У них есть жабры вдоль легких, они прекрасно плавают, у них есть защитные плавники, короче, они полностью подготовлены к взрослой жизни под водой.
Но почему они развиваются подобным образом, если они рождаются на земле, спариваются на земле, и воспроизводятся на земле? Применительно к тому, что имеет отношение к эволюции, все, что происходит после рождения, не существенно, за исключением периода вынашивания детей. А водяные змеи определенно не вынашивают потомство. Жизнь под водой не повышает их способности к естественному отбору, до тех пор, пока они воспроизводятся.
Они могут соскальзывать в воду и тонуть, и это не будет иметь никакого значения, поскольку размножение и воспроизведение уже произошло.
– Да, – сказал Эндер, – теперь я понимаю.
– В воде встречаются чистые мелкие яйца. Я не видела, чтобы водяные змеи откладывали их, но так как других животных, способных откладывать яйца, в реке или ее окружении нет, то логично предположить, что это яйца водяных змей. Только эти большие чистые яйца – около сантиметра в диаметре – абсолютно стерильны. В них есть питательная среда, все готово, но в них нет эмбриона. В некоторых из них есть гамета, половая клетка, – половина генетического набора клетки, готовая к слиянию – но в одиночку не способная породить жизнь. Я никогда не находила яиц водяных змей на суше.
В один из дней здесь нет ничего, кроме грамы, становящейся все пышнее и пышнее; а наследующее утро все кишит детенышами водяных змей. Разве это не заслуживает стать главным вопросам изучения?
– Это звучит как самозарождение, во всяком случае для меня.
– Да, я бы очень хотела выяснить больше фактов и проверить альтернативные гипотезы, но мама не позволила мне. Однажды я спросила ее об этом, а она поручила мне исследовать амаранта, у меня совсем не стало времени следить за рекой. Другой вопрос. Почему здесь так мало разных видов? На любой планете, даже такой пустынной как Трондейм, тысячи различных видов, особенно в воде. Здесь хватит пальцев одной руки.
Хиндагора – единственная наблюдаемая нами птица. Сакфлаи – единственные насекомые. Кабры – единственные жвачные животные, питающиеся капумом.
Кроме кабр, пожалуй, свиноподобные – самые крупные животные. Только один вид деревьев. Один вид травы прерий – капум. Только одно конкурирующее растение – тропека, длинный вьюн, тянущийся по земле на долгие метры хиндагора вьет гнезда там, где нет тропеки. Что еще? Хиндагора питается сакфлаями и больше ни чем. Сакфлаи едят водоросли, на которых крепятся речные яйца. И наши отходы. Никто не ест хиндагор, никто не питается кабрами.
– Очень ограничено, – сказал Эндер.
– Невообразимо ограничено. Здесь десять тысяч экологических ниш и все они абсолютно не заполнены. Вряд ли эволюция сделала этот мир таким скудным.
– Разве какая-нибудь катастрофа.
– Точно.
– Которая стирает и уничтожает все, кроме горсточки видов, которым удалось приспособиться.
– Да, – сказала Эла, – вы видите? И у меня есть доказательства. Кабры проявляют стадные поведенческие модели. Когда вы подходите к ним, когда они обнюхивают вас, взрослые особи образуют своеобразный круг лицом к центру. Так они могут легко отбрыкаться от возможного нападения и защищают молодняк.
– Кроме кабр так поступают многие другие животные.
– Эта защита, от кого она? Свиноподобные – полностью лесной вид – они никогда не охотятся в прерии. Какая угроза заставила кабр развить подобные образцы поведения? Возможно, она уже исчезла. Относительно недавно – в последние сто тысяч лет, возможно, миллионы лет назад.
– Здесь нет следов падения метеорита, по крайней мере, последние двадцать миллионов лет, – сказал Эндер.
– Нет. Такая катастрофа могла уничтожить все крупные виды животных и растений, но оставила бы сотни мелких видов; или уничтожила бы всю жизнь на суше и оставила бы в море. Но суша, море, все окружение ограблено, хотя уцелели некоторые крупные формы. Нет, я думаю, это заболевание. Болезнь, которая поразила все виды и обрекла их на вымирание, кроме адаптировавшихся к ней. Конечно, мы не можем обнаружить эту болезнь сейчас, поскольку все виды уже адаптировались к ней. Она стала частью их жизненного цикла. Единственный путь обнаружить заболевание…
– Если мы заболеем, – догадался Эндер. – Десколада.
– Поняли? Все опять возвращается к десколаде. Мои прародители обнаружили способ остановить смерти людей, за счет генных исследований.
Кабры и водяные змеи тоже нашли свой путь адаптации, я сомневаюсь, что за счет принятия каких-либо противодействующих веществ. Я думаю, все связано между собой. Таинственные аномалии при воспроизводстве, пустоты экосистемы, все вертится вокруг десколады, ее телец. А мама не разрешает мне изучать их. Она не разрешает исследовать, что они из себя представляют, как работают, как все это связано с…
– Со свиноподобными.
– Да, конечно, но не только с ними, со всеми животными…
Эндер выглядел так, как будто его озарила гениальная догадка. Как будто она объясняла что-либо сверхтрудное.
– В ночь смерти Пайпо она заблокировала все файлы с текущей работой, а так же все файлы, касающиеся исследования десколады. Значит то, что она показывала Пайпо о тельцах десколады, было связано со свиноподобными.
– Поэтому она и заблокировала файлы? – спросила Эла.
– Да, да.
– Тогда я права, правда?
– Да, – сказал он, – спасибо, ты помогла мне больше, чем я ожидал.
– Значит вы скоро расскажете об отце?
Эндер озабоченно посмотрел на нее. – Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я говорил о твоем отце. Ты хочешь, чтобы я рассказал о матери.
– Она не умерла.
– Но ты ведь понимаешь, что я не могу Говорить от имени Макрама без анализа того, что заставило его жениться на Новинхе, и почему они оставались в браке все эти годы.
– Вы правы, это так. Я хочу, чтобы открылись все секреты. Я хочу, чтобы вся информация была разблокирована. Я не хочу больше тайн.
– Я не понимаю, зачем тебе все это, – сказал Эндер. – Я не знаю сколько боли и страдания может принести открытие секретов.
– Посмотрите на мою семью, Говорящий, – ответила она, – как может правда принести больше боли, чем та, которую уже принесли все ее секреты?
Он улыбнулся ей, но улыбка получилась не веселой. Она казалась наигранной, даже грустной.
– Ты права, – сказал он, – полностью права, но проблемы могут возникнуть и после того, как услышишь всю историю целиком.
– Я знаю всю историю настолько, насколько это возможно.
– Так все думают и, как правило, ошибаются.
– Когда вы начнете говорить?
– Скоро, как только смогу.
– Но почему не сейчас? Сегодня? Чего вы ждете?
– Я не смогу ничего сделать, пока не поговорю со свиноподобными.
– Вы шутите, правда? Никто не имеет права говорить со свиноподобными, кроме зенадоров. Это приказ Конгресса. Никто не может нарушить его.
– Да, – произнес Эндер. – Поэтому и становиться все труднее.
– Не труднее, а невозможно…
– Возможно, – сказал он. Он встал, она тоже. – Эла, ты потрясающе помогла мне. Научила всему, на что я только надеялся. Так же как и Олхейдо. Но ему не понравилось как я применил его знания, теперь он думает, что я предал его.
– Он ребенок, а мне уже восемнадцать.
Эндер положил руку ей на плечо и слегка пожал его.
– Ты права, мы друзья.
Она была уверена, что услышала иронию в его словах. Иронию и, возможно, оправдание.
– Да, – уверенно подтвердила она. – Мы – друзья. Навсегда.
Он кивнул, повернулся и оттолкнул лодку от берега. Затем запрыгнул в нее, перепрыгнув грязь и вязкую жижу. Мощным гребком он оторвался от берега, затем оглянулся и улыбнулся ей. Эла улыбнулась в ответ, но улыбка не могла передать ее легкости и приподнятости. Он выслушал все и все сделает как надо. Она верила в это, верила так твердо, что не сразу заметила в своей вере новый источник счастья. Она только знала, что провела целый час с Говорящим от имени Мертвых и теперь ожила так, как не жила все эти годы.
Она нашла свои туфли, одела их и пошла домой. Мама, наверное, до сих пор на биологической станции, но Эла не хотела работать сегодня вечером.
Она хотела пойти домой и приготовить ужин; это было давно забытое действо.
Она надеялась, никто не заговорит с ней, что не возникнет никаких проблем, и ее чувства продлятся подольше.
Эла не успела провести дома и несколько минут, когда в кухню ворвался Майро.
– Эла, ты видела Говорящего? – спросил он.
– Да, – сказала она, – он на реке.
– Где на реке?
Если она скажет, где она его встретила, Майро сразу поймет, что встреча не была случайной.
– Зачем тебе? – спросила она.
– Послушай, Эла, сейчас не время подозрений, пожалуйста. Я должен найти его. Мы послали ему сообщение, но компьютер не нашел его…
– Он гребет вниз по реке, к дому. Скоро он уже должен быть дома.
Майро бросился в гостиную и вскоре Эла услышала, как он набирает текст на клавиатуре. Затем он вернулся.
– Спасибо, – сказал он, – не ждите меня раньше обеда.
– Так срочно?
– Ничуть. – Это было традицией, говорить «ничуть», когда Майро был явно возбужден и торопился, они оба рассмеялись. – Хорошо, совсем не ничуть, а наоборот, очень, но я не могу говорить об этом, ладно?
– Хорошо. Но скоро все секреты будут открыты, Майро.
– Чего я не могу понять, так это почему он не ответил на наш запрос.
Компьютер много раз запрашивал его. Он, что больше не носит импланты в ушах? Иначе запрос компьютера нашел бы его. Конечно, он мог выключить их.
– Нет, – ответила Эла, – огонек горел.
Майро вскинул голову и уставился на нее.
– Ты не могла увидеть маленькой красной точки в ушах импланта, не могла, если он плыл по середине реки.
– Он сходил на берег. Мы разговаривали, – сказала она.
– О чем-то серьезном?
– Ничуть, – улыбнулась она и ответила.
Он тоже улыбнулся, но выглядел немного разочарованным. Она поняла: Ты считаешь в порядке вещей иметь секреты от меня, но я не должна ничего скрывать от тебя, так Майро?
Он не стал спорить, он слишком торопился. Он должен был найти Говорящего и вряд ли вернется к обеду.
Эла почувствовала, что Говорящий сможет поговорить с свиноподобными раньше, чем она предполагала. На мгновение она почувствовала необыкновенную легкость. Томительное ожидание исчезло.
Затем легкость прошла и что-то другое заняло ее место. Болезненный страх. Кошмар отца Чайны, бедный Лайбо, лежал растерзанным на холме.
Только теперь это был не Лайбо. Страшная сцена плыла как в тумане. Это был, Майро. Нет, нет, не Майро. Это был Говорящий. Это был Говорящий, замученный до смерти.
– Нет, нет, – прошептала она.
Она задрожала и кошмар исчез; она вновь принялась за ужин, добавляя специи и тщательно перемешивая тесто. Она хотела достичь иного вкуса, не такого, как клей из амаранта.
Глава 14
– Грустный вывод, – сказал Эндер. – Ты думаешь, что они оставили по крайней мере одного самца за изгородью.
– Не в этом дело, – продолжила Эла. – Я вообще сомневаюсь есть ли самцы. В последние пять лет каждая взрослая кабра производит на свет потомство по крайней мере один раз в год. Но ни одна из них не спаривалась.
– Может быть, вегетация, – предположил Эндер.
– Потомки не идентичны матерям по своим генам. Это то немногое, что мне удалось выяснить лабораторным путем в тайне от матери. Происходят некоторые генные трансформации.
– Гермафродиты?
– Нет. Чистые самки. Ни намека на мужские половые органы. Можно это назвать важным вопросом? Каким-то образом кабры, без секса, осуществляют генетические изменения.
– В святых писаниях есть чудеса и поинтересней.
– Не иронизируйте.
– По поводу чего? Науки или религии?
– По поводу всего. Вы хотите услышать другие вопросы?
– Да, – откликнулся Эндер.
– Тогда, как вам этот. Трава, на которой вы разлеглись, мы называем ее грама. Все водяные змеи вылупляются здесь. Такие маленькие червячки, что их едва можно различить. Они съедают траву до корней; едят друг друга, сбрасывают шкуру по мере роста. Затем все они, внезапно, когда вся трава превращается в липкую грязь и гниль от их шкур, все они соскальзывают в воду и никогда больше не возвращаются обратно на берег.
Он не был зенобиологом и не сразу улавливал смысл сказанного.
– Водяные змеи вылупляются здесь, но они не выходят откладывать яйца.
Взрослые змеи не выходят из воды, – объяснила она.
– Значит они спариваются до того, как уйти в воду.
– Необычайно забавно. Я видела их спаривание, дело не в этом. Вопрос в том, почему они водяные?
До него не доходил смысл.
– Посмотрите, они полностью адаптировались к жизни под водой. У них есть жабры вдоль легких, они прекрасно плавают, у них есть защитные плавники, короче, они полностью подготовлены к взрослой жизни под водой.
Но почему они развиваются подобным образом, если они рождаются на земле, спариваются на земле, и воспроизводятся на земле? Применительно к тому, что имеет отношение к эволюции, все, что происходит после рождения, не существенно, за исключением периода вынашивания детей. А водяные змеи определенно не вынашивают потомство. Жизнь под водой не повышает их способности к естественному отбору, до тех пор, пока они воспроизводятся.
Они могут соскальзывать в воду и тонуть, и это не будет иметь никакого значения, поскольку размножение и воспроизведение уже произошло.
– Да, – сказал Эндер, – теперь я понимаю.
– В воде встречаются чистые мелкие яйца. Я не видела, чтобы водяные змеи откладывали их, но так как других животных, способных откладывать яйца, в реке или ее окружении нет, то логично предположить, что это яйца водяных змей. Только эти большие чистые яйца – около сантиметра в диаметре – абсолютно стерильны. В них есть питательная среда, все готово, но в них нет эмбриона. В некоторых из них есть гамета, половая клетка, – половина генетического набора клетки, готовая к слиянию – но в одиночку не способная породить жизнь. Я никогда не находила яиц водяных змей на суше.
В один из дней здесь нет ничего, кроме грамы, становящейся все пышнее и пышнее; а наследующее утро все кишит детенышами водяных змей. Разве это не заслуживает стать главным вопросам изучения?
– Это звучит как самозарождение, во всяком случае для меня.
– Да, я бы очень хотела выяснить больше фактов и проверить альтернативные гипотезы, но мама не позволила мне. Однажды я спросила ее об этом, а она поручила мне исследовать амаранта, у меня совсем не стало времени следить за рекой. Другой вопрос. Почему здесь так мало разных видов? На любой планете, даже такой пустынной как Трондейм, тысячи различных видов, особенно в воде. Здесь хватит пальцев одной руки.
Хиндагора – единственная наблюдаемая нами птица. Сакфлаи – единственные насекомые. Кабры – единственные жвачные животные, питающиеся капумом.
Кроме кабр, пожалуй, свиноподобные – самые крупные животные. Только один вид деревьев. Один вид травы прерий – капум. Только одно конкурирующее растение – тропека, длинный вьюн, тянущийся по земле на долгие метры хиндагора вьет гнезда там, где нет тропеки. Что еще? Хиндагора питается сакфлаями и больше ни чем. Сакфлаи едят водоросли, на которых крепятся речные яйца. И наши отходы. Никто не ест хиндагор, никто не питается кабрами.
– Очень ограничено, – сказал Эндер.
– Невообразимо ограничено. Здесь десять тысяч экологических ниш и все они абсолютно не заполнены. Вряд ли эволюция сделала этот мир таким скудным.
– Разве какая-нибудь катастрофа.
– Точно.
– Которая стирает и уничтожает все, кроме горсточки видов, которым удалось приспособиться.
– Да, – сказала Эла, – вы видите? И у меня есть доказательства. Кабры проявляют стадные поведенческие модели. Когда вы подходите к ним, когда они обнюхивают вас, взрослые особи образуют своеобразный круг лицом к центру. Так они могут легко отбрыкаться от возможного нападения и защищают молодняк.
– Кроме кабр так поступают многие другие животные.
– Эта защита, от кого она? Свиноподобные – полностью лесной вид – они никогда не охотятся в прерии. Какая угроза заставила кабр развить подобные образцы поведения? Возможно, она уже исчезла. Относительно недавно – в последние сто тысяч лет, возможно, миллионы лет назад.
– Здесь нет следов падения метеорита, по крайней мере, последние двадцать миллионов лет, – сказал Эндер.
– Нет. Такая катастрофа могла уничтожить все крупные виды животных и растений, но оставила бы сотни мелких видов; или уничтожила бы всю жизнь на суше и оставила бы в море. Но суша, море, все окружение ограблено, хотя уцелели некоторые крупные формы. Нет, я думаю, это заболевание. Болезнь, которая поразила все виды и обрекла их на вымирание, кроме адаптировавшихся к ней. Конечно, мы не можем обнаружить эту болезнь сейчас, поскольку все виды уже адаптировались к ней. Она стала частью их жизненного цикла. Единственный путь обнаружить заболевание…
– Если мы заболеем, – догадался Эндер. – Десколада.
– Поняли? Все опять возвращается к десколаде. Мои прародители обнаружили способ остановить смерти людей, за счет генных исследований.
Кабры и водяные змеи тоже нашли свой путь адаптации, я сомневаюсь, что за счет принятия каких-либо противодействующих веществ. Я думаю, все связано между собой. Таинственные аномалии при воспроизводстве, пустоты экосистемы, все вертится вокруг десколады, ее телец. А мама не разрешает мне изучать их. Она не разрешает исследовать, что они из себя представляют, как работают, как все это связано с…
– Со свиноподобными.
– Да, конечно, но не только с ними, со всеми животными…
Эндер выглядел так, как будто его озарила гениальная догадка. Как будто она объясняла что-либо сверхтрудное.
– В ночь смерти Пайпо она заблокировала все файлы с текущей работой, а так же все файлы, касающиеся исследования десколады. Значит то, что она показывала Пайпо о тельцах десколады, было связано со свиноподобными.
– Поэтому она и заблокировала файлы? – спросила Эла.
– Да, да.
– Тогда я права, правда?
– Да, – сказал он, – спасибо, ты помогла мне больше, чем я ожидал.
– Значит вы скоро расскажете об отце?
Эндер озабоченно посмотрел на нее. – Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я говорил о твоем отце. Ты хочешь, чтобы я рассказал о матери.
– Она не умерла.
– Но ты ведь понимаешь, что я не могу Говорить от имени Макрама без анализа того, что заставило его жениться на Новинхе, и почему они оставались в браке все эти годы.
– Вы правы, это так. Я хочу, чтобы открылись все секреты. Я хочу, чтобы вся информация была разблокирована. Я не хочу больше тайн.
– Я не понимаю, зачем тебе все это, – сказал Эндер. – Я не знаю сколько боли и страдания может принести открытие секретов.
– Посмотрите на мою семью, Говорящий, – ответила она, – как может правда принести больше боли, чем та, которую уже принесли все ее секреты?
Он улыбнулся ей, но улыбка получилась не веселой. Она казалась наигранной, даже грустной.
– Ты права, – сказал он, – полностью права, но проблемы могут возникнуть и после того, как услышишь всю историю целиком.
– Я знаю всю историю настолько, насколько это возможно.
– Так все думают и, как правило, ошибаются.
– Когда вы начнете говорить?
– Скоро, как только смогу.
– Но почему не сейчас? Сегодня? Чего вы ждете?
– Я не смогу ничего сделать, пока не поговорю со свиноподобными.
– Вы шутите, правда? Никто не имеет права говорить со свиноподобными, кроме зенадоров. Это приказ Конгресса. Никто не может нарушить его.
– Да, – произнес Эндер. – Поэтому и становиться все труднее.
– Не труднее, а невозможно…
– Возможно, – сказал он. Он встал, она тоже. – Эла, ты потрясающе помогла мне. Научила всему, на что я только надеялся. Так же как и Олхейдо. Но ему не понравилось как я применил его знания, теперь он думает, что я предал его.
– Он ребенок, а мне уже восемнадцать.
Эндер положил руку ей на плечо и слегка пожал его.
– Ты права, мы друзья.
Она была уверена, что услышала иронию в его словах. Иронию и, возможно, оправдание.
– Да, – уверенно подтвердила она. – Мы – друзья. Навсегда.
Он кивнул, повернулся и оттолкнул лодку от берега. Затем запрыгнул в нее, перепрыгнув грязь и вязкую жижу. Мощным гребком он оторвался от берега, затем оглянулся и улыбнулся ей. Эла улыбнулась в ответ, но улыбка не могла передать ее легкости и приподнятости. Он выслушал все и все сделает как надо. Она верила в это, верила так твердо, что не сразу заметила в своей вере новый источник счастья. Она только знала, что провела целый час с Говорящим от имени Мертвых и теперь ожила так, как не жила все эти годы.
Она нашла свои туфли, одела их и пошла домой. Мама, наверное, до сих пор на биологической станции, но Эла не хотела работать сегодня вечером.
Она хотела пойти домой и приготовить ужин; это было давно забытое действо.
Она надеялась, никто не заговорит с ней, что не возникнет никаких проблем, и ее чувства продлятся подольше.
Эла не успела провести дома и несколько минут, когда в кухню ворвался Майро.
– Эла, ты видела Говорящего? – спросил он.
– Да, – сказала она, – он на реке.
– Где на реке?
Если она скажет, где она его встретила, Майро сразу поймет, что встреча не была случайной.
– Зачем тебе? – спросила она.
– Послушай, Эла, сейчас не время подозрений, пожалуйста. Я должен найти его. Мы послали ему сообщение, но компьютер не нашел его…
– Он гребет вниз по реке, к дому. Скоро он уже должен быть дома.
Майро бросился в гостиную и вскоре Эла услышала, как он набирает текст на клавиатуре. Затем он вернулся.
– Спасибо, – сказал он, – не ждите меня раньше обеда.
– Так срочно?
– Ничуть. – Это было традицией, говорить «ничуть», когда Майро был явно возбужден и торопился, они оба рассмеялись. – Хорошо, совсем не ничуть, а наоборот, очень, но я не могу говорить об этом, ладно?
– Хорошо. Но скоро все секреты будут открыты, Майро.
– Чего я не могу понять, так это почему он не ответил на наш запрос.
Компьютер много раз запрашивал его. Он, что больше не носит импланты в ушах? Иначе запрос компьютера нашел бы его. Конечно, он мог выключить их.
– Нет, – ответила Эла, – огонек горел.
Майро вскинул голову и уставился на нее.
– Ты не могла увидеть маленькой красной точки в ушах импланта, не могла, если он плыл по середине реки.
– Он сходил на берег. Мы разговаривали, – сказала она.
– О чем-то серьезном?
– Ничуть, – улыбнулась она и ответила.
Он тоже улыбнулся, но выглядел немного разочарованным. Она поняла: Ты считаешь в порядке вещей иметь секреты от меня, но я не должна ничего скрывать от тебя, так Майро?
Он не стал спорить, он слишком торопился. Он должен был найти Говорящего и вряд ли вернется к обеду.
Эла почувствовала, что Говорящий сможет поговорить с свиноподобными раньше, чем она предполагала. На мгновение она почувствовала необыкновенную легкость. Томительное ожидание исчезло.
Затем легкость прошла и что-то другое заняло ее место. Болезненный страх. Кошмар отца Чайны, бедный Лайбо, лежал растерзанным на холме.
Только теперь это был не Лайбо. Страшная сцена плыла как в тумане. Это был, Майро. Нет, нет, не Майро. Это был Говорящий. Это был Говорящий, замученный до смерти.
– Нет, нет, – прошептала она.
Она задрожала и кошмар исчез; она вновь принялась за ужин, добавляя специи и тщательно перемешивая тесто. Она хотела достичь иного вкуса, не такого, как клей из амаранта.
Глава 14
Ренегаты
Лиф-итер: Хьюман сказал, что когда ваши братья умирают, вы хороните их в земле, а потом ту же землю используете для постройки домов (смеется).
Майро: Нет, мы никогда не копаем там, где похоронены люди.
Лиф-итер(застывает от волнения): Тогда ваши мертвые вообще не приносят вам никакой пользы.
Аунда Кванхетта Фигейро Макамби, Копия диалога 103:0:1:1969:4:13:111.
Эндер ожидал, что возникнут затруднения с проходом через калитку, но Аунда поднесла коробочку, Майро открыл калитку, и все трое прошли через нее. Ничего не произошло. Это было как раз то, на что намекала Эла – никто не хотел выходить за территорию компаунда, поэтому не требовалось сложной системы обеспечения безопасности. То ли людей вполне удовлетворял Милагр, то ли они боялись свиноподобных, а может настолько ненавидели свое заключение и притворялись, что изгороди нет вообще, Эндер не мог найти ответа.
Майро и Аунда были очень напряжены, почти напуганы. Это было понятно, взяв его с собой, они нарушили приказ Конгресса. Но Эндер предполагал, что это отнюдь не первое нарушение. Возбуждение Майро граничило с нетерпением, со спешкой; он боялся, но в то же время хотел посмотреть, что произойдет, вырывался вперед, желая ускорить события. Аунда старалась замедлить их продвижение, шла спокойными ровными шажками, ее холодность не была страхом, это была враждебность. Она не доверяла ему.
Поэтому Эндер не удивился, когда она остановилась за огромным деревом, растущим недалеко от калитки и стала ждать, пока Майро и Эндер не присоединяться к ней. Эндер увидел, как разочарование проскользнуло по лицу Майро, но ему удалось овладеть собой. Его маска безучастия была такой невозмутимой, что ему могли позавидовать многие люди. Эндер поймал себя на том, что сравнивает Майро с мальчиками из Школы Баталий, смотрит на него, как на брата по оружию, и понял, что Майро выбрал правильную тактику поведения. Аунда тоже, но ими двигали разные причины: она чувствовала себя ответственной за случившееся, хотя Эндер был взрослым, а она почти ребенком. Он понял, что она вовсе не медлила. И если уж чего-то и опасалась, то совсем не властей.
– Здесь? – мягко спросил Майро.
– Или нигде, – сказала Аунда.
Эндер заставил себя сесть у основания дерева.
– Это и есть дерево Рутера? – спросил он.
Они восприняли вопрос спокойно – конечно, но мимолетное замешательство звучало как «да». Он озадачил их знанием того, что они считали только своей собственностью. Может быть, я фрамлинг для этих мест, молча произнес Эндер, но я вовсе не невежда.
– Да, – ответила Аунда. – Оно является тотемом, кажется именно от него идут все ценные указания. Особенно последнее время – последние семь-восемь лет. Они не допускают нас к ритуалу общения с предками.
Кажется, он связан с постукиванием по деревьям тяжелыми отполированными палками. Иногда по ночам мы слышали эти удары.
– Палки? От срубленных деревьев?
– Мы допускаем это. А что?
– Потому что у них нет ни каменных, ни металлических орудий, чтобы срубить дерево – правда? Кроме того, поклоняясь деревьям, они не могут срубить их.
– Мы не думаем, что они поклоняются деревьям. Они символизируют умерших предков. Они сажают их. В телах.
Аунда хотела остановить этот разговор, его вопросы, но у Эндера не было намерения допустить, чтобы Аунда или Майро присматривали или опекали его во время вылазки. Эндер намеревался лично переговорить со свиноподобными. Он не сможет подготовить своей Речи, если будет действовать через посредников. Кроме того, он располагал неизвестной им информацией. Он знал теорию Элы.
– А где еще? – спросил он. – Они сажают деревья в другое время?
Они переглянулись.
– Мы не видели, – ответил Майро.
Для Эндера это не было просто любопытством. Он думал о том, что говорила ему Эла об аномалиях воспроизводства.
– А деревья растут сами по себе? Происходит ли осеменение и есть ли молодые деревца и поросль в лесу?
Аунда отрицательно покачала головой.
– В действительности, можно только говорить, что они сажают деревья в телах мертвых. Все остальные деревья, которые мы видели, очень старые. За исключением этих трех.
– Четырех, если мы не поторопимся, – вмешался Майро.
Ах, вот почему они так встревожены. Нетерпеливость Майро была направлена на спасение свинки, которой суждено стать жертвой и еще одним тотемом. Хотя Аунда думает о чем-то другом. Они достаточно разоблачили себя перед ним; теперь он мог позволить начать допрашивать себя. Он выпрямился и закинул голову назад, чтобы посмотреть на крону дерева, раскинувшегося над ним. Его широкие ветки, тусклая зелень фотосинтеза подтверждала совпадение, неизбежность эволюции каждого мира. Здесь была отправная точка всех парадоксов Элы: эволюция этого мира шла в соответствии с моделями, аналогичными для всех Ста Миров, тем не менее в какой-то момент, в каком-то месте эта модель нарушилась, потерпела полный крах. Свиноподобные были одним из десятка видов, которым удалось уцелеть от разрушения. Что представляла из себя десколада, как свиноподобные ориентировались в ней?
Он хотел сменить тему разговора и спросить, почему они расположились за деревом? Это спровоцировало бы Элу задавать свои вопросы. Но в то мгновение, когда его голова запрокинулась назад, легкий бриз тронул листочки, они нежно зашуршали, он вновь почувствовал неведомый прилив сил.
Он уже видел эту листву раньше. Это было невозможно. В Трондейме не росли большие деревья, в Милагре их вообще не было. Почему этот солнечный блеск сквозь листву так знаком ему?
– Говорящий, – сказал Майро.
– Да, – ответил Эндер, отвлекая себя от мимолетных видений.
– Мы не хотели приводить тебя сюда.
Майро говорил уверенно и твердо, он развернулся к Аунде. Эндер понял, что Майро хотел привести его, но он присоединяется к нежеланию Аунды, чтобы показать свое единство с ней. Вы любите друг друга, молча произнес Эндер. А в тот вечер, когда я буду Говорить от имени Смерти Макрама, я буду вынужден сказать, что вы брат и сестра. Табу кровосмешения словно стена разделит вас, и вы возненавидите меня.
– Мы собираемся показать вам некоторого рода… – Аунда не находила подходящего слова.
Майро улыбнулся.
– Мы называем это Подозрительная Деятельность. Это началось случайно, еще со времен Пайпо, а мы продолжили это направление. Все проводится осторожно, очень последовательно. Мы не отказываемся от приказа Конгресса.
Но теперь мы зашли в тупик и нуждаемся в помощи. Несколько лет назад, например, свиноподобные знали только о месизах, они жили в основном за счет этих древесных червей, затем…
– Ты хочешь рассказать прежде всего об этом? – спросила Аунда.
А, подумал Эндер. Для нее не так уж важна иллюзия единства и солидарности, как для него.
– Он здесь еще и Говорить от имени Лайбо, – сказал Майро. – А это произошло как раз перед его смертью.
– Мы не имеем очевидной причинной связи…
– Позвольте мне найти причинные связи, – вопросительно произнес Эндер. – Расскажите, что происходило, когда свиноподобные чувствовали голод.
– Это их жены постоянно голодны, – продолжил Майро, не обращая внимания на взволнованность Аунды. – Видите ли, самцы собирают еду для самок и молодняка, а вокруг не так уж много всего. Они намекнули, что собираются воевать. И что возможно, они все погибнут. – Майро тряхнул головой. – Казалось, что им доставляет удовольствие мысль о гибели.
Аунда встала.
– Он даже не пообещал. Ничего не пообещал.
– Какое обещание вы хотели бы получить? – спросил Эндер.
– Что не… Не расскажете ничего…
– Не расскажу ничего о вас? – снова спросил он.
Она кивнула, хотя эта детская фраза бесила ее.
– Я не могу пообещать подобной вещи, – сказал Эндер, – Говорить – это моя профессия.
Она зло взглянула на Майро.
– Теперь видишь!
Майро выглядел испуганным.
– Вы не можете рассказать. Они опечатают калитку. Они больше не пропустят нас!
– И вы будете вынуждены искать новое направление работы? – спросил Эндер.
Аунда с ненавистью посмотрела на него.
– Это все, что вы понимаете под зенологией? Работа? В этих лесах другая форма разумной жизни. Они ремены, не ваэлзы, и они должны быть познаны.
Эндер не отвечал, он, не отрываясь, смотрел в лицо Аунды.
– Это подобно «Королеве Пчел и Гегемону», – сказал Майро. Свиноподобные подобны баггерам. Только они меньше, слабее, примитивнее.
Нам необходимо изучать их, да, но этого недостаточно. Вы можете изучать зверей, и вас нисколько не заботит, если один из них умрет или будет съеден, но эти – они как мы. Мы не можем изучать их голод, наблюдать их уничтожение в войнах, мы знаем их, мы…
– Любите их, – добавил Эндер.
– Да, – с вызовом ответила Аунда.
– Но если вы бросите их, если перестанете бывать здесь, огорчит ли это их?
– Нет, – сказал Майро.
– Я говорила, что он всегда стремился на роль опекуна, – съязвила Аунда.
Эндер не среагировал.
– Если вы уйдете, чем это обернется для них?
– Это будет подобно… – Майро старался подобрать слова. – Это будет так, как если бы удалось вернуться на Землю, до Ксеноцида, до межзвездных полетов, и сказать им: вы сможете путешествовать между звездами и жить на других планетах. А затем показать сотни маленьких чудес. Свет, зажигающийся нажатием на кнопку, сталь. Даже такие простые вещи – горшок для воды. Сельское хозяйство, земледелие. Они видят вас, знают, кто вы такой, они знают, что тоже смогут стать такими, как вы и делать такие же вещи. Что они вам ответят – забери все назад, не показывай нам ничего, оставь нам нашу хмурую, короткую английскую жизнь, пусть эволюция изменит свой ход? Нет. Они скажут, дай нам, научи нас, помоги нам.
– А вы скажите, не могу, а затем уйдите.
– Слишком поздно! – воскликнул Майро. – Разве вы не понимаете? Они уже увидели чудеса! Они видели, как мы прилетели сюда. Они увидели нас, высоких и сильных, с чудодейственными орудиями и знаниями вещей, о которых они даже не мечтали. Слишком поздно сказать им прощайте и уйти. Они уже знают, что им нужно. И чем дольше мы пробудем, тем больше они будут знать, тем больше мы увидим, как знания помогают им, развивают их. И если вы хоть чуть-чуть умеете анализировать, если вы поймете, что они… они…
– Люди.
– Ремены. Они наши дети. Понимаете?
Эндер улыбнулся.
– Что вы за люди, если ваш сын просит хлеба, то вы даете ему камень?
Аунда кивнула.
– Именно так. Приказ Конгресса повелевает протягивать им камень. Хотя у нас достаточно хлеба.
Эндер поднялся.
– Хорошо, пойдем дальше.
Аунда медлила.
– Вы не дали слово…
– Вы читали «Королеву Пчел и Гегемона»?
– Да, я читал, – сказал Майро.
– Можете вы представить себе человека, называющего себя Говорящим от имени Мертвых, а потом вредящего этим маленьким некто, порквинхам?
Тревоги Аунды заметно убавилось, но враждебность до сих пор оставалась.
– Вы хитрец, сеньор Эндрю, Говорящий от имени Мертвых, вы очень умны и ловки. Вы напомнили ему о королеве пчел, а мне сказали фразой из священного писания, и все на одном дыхании.
– Я всегда с каждым говорю на том языке, который ему понятен, сказал Эндер. – Это – не хитрость, это – ум.
– Таким образом, вы поступите так, как вам заблагорассудится.
– До тех пор, пока это не ударит по свиноподобным.
Аунда скривилась.
– С вашей точки зрения.
– Я всегда руководствуюсь только своей точкой зрения.
Он отошел от нее, вышел из тени дерева, направляясь к лесу, терпеливо ожидавшему на вершине холма. Они направились за ним.
– Я должен сказать вам, – начал Майро, – свиноподобные все равно спросят вас. Они верят, что вы и есть тот Говорящий, написавший «Королеву Пчел и Гегемона».
– Они читали ее?
– Они довольно забавно соединили ее со своей религией. Они обращаются с распечаткой, которую мы им дали, как с настоящей книгой. А теперь они утверждают, что королева пчел разговаривает с ними.
Эндер изумленно уставился на него.
– Что она сказала им? – спросил он.
– Что вы настоящий Говорящий. И что привезли королеву пчел с собой.
Что вы собираетесь оставить ее жить вместе с ними, учить их всему, всему о металлах – и прочая сумасбродная чушь. Очень плохо, что они ожидают от вас подобных невозможных вещей.
Майро: Нет, мы никогда не копаем там, где похоронены люди.
Лиф-итер(застывает от волнения): Тогда ваши мертвые вообще не приносят вам никакой пользы.
Аунда Кванхетта Фигейро Макамби, Копия диалога 103:0:1:1969:4:13:111.
***
Эндер ожидал, что возникнут затруднения с проходом через калитку, но Аунда поднесла коробочку, Майро открыл калитку, и все трое прошли через нее. Ничего не произошло. Это было как раз то, на что намекала Эла – никто не хотел выходить за территорию компаунда, поэтому не требовалось сложной системы обеспечения безопасности. То ли людей вполне удовлетворял Милагр, то ли они боялись свиноподобных, а может настолько ненавидели свое заключение и притворялись, что изгороди нет вообще, Эндер не мог найти ответа.
Майро и Аунда были очень напряжены, почти напуганы. Это было понятно, взяв его с собой, они нарушили приказ Конгресса. Но Эндер предполагал, что это отнюдь не первое нарушение. Возбуждение Майро граничило с нетерпением, со спешкой; он боялся, но в то же время хотел посмотреть, что произойдет, вырывался вперед, желая ускорить события. Аунда старалась замедлить их продвижение, шла спокойными ровными шажками, ее холодность не была страхом, это была враждебность. Она не доверяла ему.
Поэтому Эндер не удивился, когда она остановилась за огромным деревом, растущим недалеко от калитки и стала ждать, пока Майро и Эндер не присоединяться к ней. Эндер увидел, как разочарование проскользнуло по лицу Майро, но ему удалось овладеть собой. Его маска безучастия была такой невозмутимой, что ему могли позавидовать многие люди. Эндер поймал себя на том, что сравнивает Майро с мальчиками из Школы Баталий, смотрит на него, как на брата по оружию, и понял, что Майро выбрал правильную тактику поведения. Аунда тоже, но ими двигали разные причины: она чувствовала себя ответственной за случившееся, хотя Эндер был взрослым, а она почти ребенком. Он понял, что она вовсе не медлила. И если уж чего-то и опасалась, то совсем не властей.
– Здесь? – мягко спросил Майро.
– Или нигде, – сказала Аунда.
Эндер заставил себя сесть у основания дерева.
– Это и есть дерево Рутера? – спросил он.
Они восприняли вопрос спокойно – конечно, но мимолетное замешательство звучало как «да». Он озадачил их знанием того, что они считали только своей собственностью. Может быть, я фрамлинг для этих мест, молча произнес Эндер, но я вовсе не невежда.
– Да, – ответила Аунда. – Оно является тотемом, кажется именно от него идут все ценные указания. Особенно последнее время – последние семь-восемь лет. Они не допускают нас к ритуалу общения с предками.
Кажется, он связан с постукиванием по деревьям тяжелыми отполированными палками. Иногда по ночам мы слышали эти удары.
– Палки? От срубленных деревьев?
– Мы допускаем это. А что?
– Потому что у них нет ни каменных, ни металлических орудий, чтобы срубить дерево – правда? Кроме того, поклоняясь деревьям, они не могут срубить их.
– Мы не думаем, что они поклоняются деревьям. Они символизируют умерших предков. Они сажают их. В телах.
Аунда хотела остановить этот разговор, его вопросы, но у Эндера не было намерения допустить, чтобы Аунда или Майро присматривали или опекали его во время вылазки. Эндер намеревался лично переговорить со свиноподобными. Он не сможет подготовить своей Речи, если будет действовать через посредников. Кроме того, он располагал неизвестной им информацией. Он знал теорию Элы.
– А где еще? – спросил он. – Они сажают деревья в другое время?
Они переглянулись.
– Мы не видели, – ответил Майро.
Для Эндера это не было просто любопытством. Он думал о том, что говорила ему Эла об аномалиях воспроизводства.
– А деревья растут сами по себе? Происходит ли осеменение и есть ли молодые деревца и поросль в лесу?
Аунда отрицательно покачала головой.
– В действительности, можно только говорить, что они сажают деревья в телах мертвых. Все остальные деревья, которые мы видели, очень старые. За исключением этих трех.
– Четырех, если мы не поторопимся, – вмешался Майро.
Ах, вот почему они так встревожены. Нетерпеливость Майро была направлена на спасение свинки, которой суждено стать жертвой и еще одним тотемом. Хотя Аунда думает о чем-то другом. Они достаточно разоблачили себя перед ним; теперь он мог позволить начать допрашивать себя. Он выпрямился и закинул голову назад, чтобы посмотреть на крону дерева, раскинувшегося над ним. Его широкие ветки, тусклая зелень фотосинтеза подтверждала совпадение, неизбежность эволюции каждого мира. Здесь была отправная точка всех парадоксов Элы: эволюция этого мира шла в соответствии с моделями, аналогичными для всех Ста Миров, тем не менее в какой-то момент, в каком-то месте эта модель нарушилась, потерпела полный крах. Свиноподобные были одним из десятка видов, которым удалось уцелеть от разрушения. Что представляла из себя десколада, как свиноподобные ориентировались в ней?
Он хотел сменить тему разговора и спросить, почему они расположились за деревом? Это спровоцировало бы Элу задавать свои вопросы. Но в то мгновение, когда его голова запрокинулась назад, легкий бриз тронул листочки, они нежно зашуршали, он вновь почувствовал неведомый прилив сил.
Он уже видел эту листву раньше. Это было невозможно. В Трондейме не росли большие деревья, в Милагре их вообще не было. Почему этот солнечный блеск сквозь листву так знаком ему?
– Говорящий, – сказал Майро.
– Да, – ответил Эндер, отвлекая себя от мимолетных видений.
– Мы не хотели приводить тебя сюда.
Майро говорил уверенно и твердо, он развернулся к Аунде. Эндер понял, что Майро хотел привести его, но он присоединяется к нежеланию Аунды, чтобы показать свое единство с ней. Вы любите друг друга, молча произнес Эндер. А в тот вечер, когда я буду Говорить от имени Смерти Макрама, я буду вынужден сказать, что вы брат и сестра. Табу кровосмешения словно стена разделит вас, и вы возненавидите меня.
– Мы собираемся показать вам некоторого рода… – Аунда не находила подходящего слова.
Майро улыбнулся.
– Мы называем это Подозрительная Деятельность. Это началось случайно, еще со времен Пайпо, а мы продолжили это направление. Все проводится осторожно, очень последовательно. Мы не отказываемся от приказа Конгресса.
Но теперь мы зашли в тупик и нуждаемся в помощи. Несколько лет назад, например, свиноподобные знали только о месизах, они жили в основном за счет этих древесных червей, затем…
– Ты хочешь рассказать прежде всего об этом? – спросила Аунда.
А, подумал Эндер. Для нее не так уж важна иллюзия единства и солидарности, как для него.
– Он здесь еще и Говорить от имени Лайбо, – сказал Майро. – А это произошло как раз перед его смертью.
– Мы не имеем очевидной причинной связи…
– Позвольте мне найти причинные связи, – вопросительно произнес Эндер. – Расскажите, что происходило, когда свиноподобные чувствовали голод.
– Это их жены постоянно голодны, – продолжил Майро, не обращая внимания на взволнованность Аунды. – Видите ли, самцы собирают еду для самок и молодняка, а вокруг не так уж много всего. Они намекнули, что собираются воевать. И что возможно, они все погибнут. – Майро тряхнул головой. – Казалось, что им доставляет удовольствие мысль о гибели.
Аунда встала.
– Он даже не пообещал. Ничего не пообещал.
– Какое обещание вы хотели бы получить? – спросил Эндер.
– Что не… Не расскажете ничего…
– Не расскажу ничего о вас? – снова спросил он.
Она кивнула, хотя эта детская фраза бесила ее.
– Я не могу пообещать подобной вещи, – сказал Эндер, – Говорить – это моя профессия.
Она зло взглянула на Майро.
– Теперь видишь!
Майро выглядел испуганным.
– Вы не можете рассказать. Они опечатают калитку. Они больше не пропустят нас!
– И вы будете вынуждены искать новое направление работы? – спросил Эндер.
Аунда с ненавистью посмотрела на него.
– Это все, что вы понимаете под зенологией? Работа? В этих лесах другая форма разумной жизни. Они ремены, не ваэлзы, и они должны быть познаны.
Эндер не отвечал, он, не отрываясь, смотрел в лицо Аунды.
– Это подобно «Королеве Пчел и Гегемону», – сказал Майро. Свиноподобные подобны баггерам. Только они меньше, слабее, примитивнее.
Нам необходимо изучать их, да, но этого недостаточно. Вы можете изучать зверей, и вас нисколько не заботит, если один из них умрет или будет съеден, но эти – они как мы. Мы не можем изучать их голод, наблюдать их уничтожение в войнах, мы знаем их, мы…
– Любите их, – добавил Эндер.
– Да, – с вызовом ответила Аунда.
– Но если вы бросите их, если перестанете бывать здесь, огорчит ли это их?
– Нет, – сказал Майро.
– Я говорила, что он всегда стремился на роль опекуна, – съязвила Аунда.
Эндер не среагировал.
– Если вы уйдете, чем это обернется для них?
– Это будет подобно… – Майро старался подобрать слова. – Это будет так, как если бы удалось вернуться на Землю, до Ксеноцида, до межзвездных полетов, и сказать им: вы сможете путешествовать между звездами и жить на других планетах. А затем показать сотни маленьких чудес. Свет, зажигающийся нажатием на кнопку, сталь. Даже такие простые вещи – горшок для воды. Сельское хозяйство, земледелие. Они видят вас, знают, кто вы такой, они знают, что тоже смогут стать такими, как вы и делать такие же вещи. Что они вам ответят – забери все назад, не показывай нам ничего, оставь нам нашу хмурую, короткую английскую жизнь, пусть эволюция изменит свой ход? Нет. Они скажут, дай нам, научи нас, помоги нам.
– А вы скажите, не могу, а затем уйдите.
– Слишком поздно! – воскликнул Майро. – Разве вы не понимаете? Они уже увидели чудеса! Они видели, как мы прилетели сюда. Они увидели нас, высоких и сильных, с чудодейственными орудиями и знаниями вещей, о которых они даже не мечтали. Слишком поздно сказать им прощайте и уйти. Они уже знают, что им нужно. И чем дольше мы пробудем, тем больше они будут знать, тем больше мы увидим, как знания помогают им, развивают их. И если вы хоть чуть-чуть умеете анализировать, если вы поймете, что они… они…
– Люди.
– Ремены. Они наши дети. Понимаете?
Эндер улыбнулся.
– Что вы за люди, если ваш сын просит хлеба, то вы даете ему камень?
Аунда кивнула.
– Именно так. Приказ Конгресса повелевает протягивать им камень. Хотя у нас достаточно хлеба.
Эндер поднялся.
– Хорошо, пойдем дальше.
Аунда медлила.
– Вы не дали слово…
– Вы читали «Королеву Пчел и Гегемона»?
– Да, я читал, – сказал Майро.
– Можете вы представить себе человека, называющего себя Говорящим от имени Мертвых, а потом вредящего этим маленьким некто, порквинхам?
Тревоги Аунды заметно убавилось, но враждебность до сих пор оставалась.
– Вы хитрец, сеньор Эндрю, Говорящий от имени Мертвых, вы очень умны и ловки. Вы напомнили ему о королеве пчел, а мне сказали фразой из священного писания, и все на одном дыхании.
– Я всегда с каждым говорю на том языке, который ему понятен, сказал Эндер. – Это – не хитрость, это – ум.
– Таким образом, вы поступите так, как вам заблагорассудится.
– До тех пор, пока это не ударит по свиноподобным.
Аунда скривилась.
– С вашей точки зрения.
– Я всегда руководствуюсь только своей точкой зрения.
Он отошел от нее, вышел из тени дерева, направляясь к лесу, терпеливо ожидавшему на вершине холма. Они направились за ним.
– Я должен сказать вам, – начал Майро, – свиноподобные все равно спросят вас. Они верят, что вы и есть тот Говорящий, написавший «Королеву Пчел и Гегемона».
– Они читали ее?
– Они довольно забавно соединили ее со своей религией. Они обращаются с распечаткой, которую мы им дали, как с настоящей книгой. А теперь они утверждают, что королева пчел разговаривает с ними.
Эндер изумленно уставился на него.
– Что она сказала им? – спросил он.
– Что вы настоящий Говорящий. И что привезли королеву пчел с собой.
Что вы собираетесь оставить ее жить вместе с ними, учить их всему, всему о металлах – и прочая сумасбродная чушь. Очень плохо, что они ожидают от вас подобных невозможных вещей.