Страница:
– Майро думает, что он поступит лучше, делая так-то и так-то. И всегда это оказывалось лучше. Мать зависела от него во многом. Как я понимаю, нам может понадобиться Майро, когда Конгресс вышлет флот против нас. Он изучит всю информацию, все, что мы накопили за долгие годы, сложит все в единую систему, и скажет, что делать.
Эндер не мог сдержаться. Он смеялся.
– Такая бредовая идея? – спросил Олхейдо.
– Я знаю, ты все понимаешь лучше, чем другие, – сказал Эндер. – Я подумаю над этим, возможно, ты и прав.
Какое-то время они летели молча.
– Я говорил об этом, – сказал Олхейдо, – ну, о Майро. Сейчас я подумал об этом. Я связал его со старинной историей. Возможно, это была сказка.
– Это была правда, – сказал Эндер.
– Откуда вы знаете?
– Я знал Мазера Рекхема.
Олхейдо присвистнул.
– Вы старый. Вы старше деревьев.
– Я старше любой человеческой колонии. К сожалению, это не прибавило мне мудрости.
– Так вы, действительно, настоящий Эндер? Эндер?
– Поэтому у меня такой пароль.
– Смешно. До вашего появления, епископ предупреждал, что вы – Сатана.
Только Квим отнесся к этому серьезно. Но если бы епископ сказал, что вы Эндер, мы бы закидали вас камнями в тот день, когда вы ступили на нашу землю.
– А почему вы не делаете этого сейчас?
– Сейчас мы уже знаем вас. Это большая разница, правда? Даже Квим перестал вас ненавидеть. Когда действительно хорошо узнаешь человека, его уже невозможно ненавидеть.
– А может быть нельзя лучше узнать человека, пока не перестанешь его ненавидеть.
– Замкнутый парадокс? Дон Кристиан говорит, что настоящую правду можно выразить только путем парадоксов.
– Я не думаю, что это связано с правдой, Олхейдо. Это скорее причина и следствие. Мы никак не сможем разделить их. Наука отказывается признавать любые причины, кроме первопричины – достаточно снести одну доминошку, и все нарушится. Но когда дело касается людей, человечества значение имеет только конечная причина, цель. Что человек постоянно держит в голове. Если когда-нибудь поймешь, по-настоящему поймешь, что хочет человек, ты не сможешь его больше ненавидеть. Ты можешь опасаться его, но не ненавидеть, поскольку ты можешь обнаружить подобное желание в своем сердце.
– Маме не нравится, что вы Эндер.
– Я знаю.
– Но она все равно любит вас.
– Я знаю.
– И Квим – вот уж смешно, теперь он знает, что вы – Эндер, и он вас больше любит и ценит за это.
– Потому что он – крестоносец, а я обязан своей репутацией выигранному походу.
– И я, – сказал Олхейдо.
– И ты.
– Вы убили людей больше, чем кто-либо за всю историю человечества.
– Будь на высоте, старайся делать лучше, что бы ты ни делал. Так всегда говорила моя мать.
– Но когда вы Говорили от имени отца, вы заставили меня жалеть его.
Вы заставили людей любить друг друга и забыть былые обиды. Как вы могли уничтожить столько людей во время Ксеноцида?
– Я думал, это была игра. Я не думал, что все происходит по-настоящему. Но это не служит оправданием, Олхейдо. Если бы я знал, что идет настоящее, реальное сражение, я бы сделал то же самое. Мы думали, что они хотят убить нас. Мы ошибались, но у нас не было способа проверить это.
– Эндер тряхнул головой. – Кроме этого, я лучше знал. Я знал своего врага.
Поэтому мне удалось разбить его, королеву пчел. Я знал ее настолько хорошо, что полюбил ее, или может быть полюбил ее настолько, что узнал о ней все. Я не хотел больше сражаться с ней. Я хотел спокойствия, хотел вернуться домой. Так я взорвал ее планету.
– А сегодня мы нашли место, чтобы возродить ее к жизни. – Олхейдо стал очень серьезным. – А вы уверены, что она не попытается снова? Вы уверены, что она не постарается стереть человечество с лица земли, начиная с вас?
– Я уверен, – сказал Эндер, – во всем.
– Абсолютной уверенности не существует.
– Уверен настолько, чтобы вернуть ее к жизни, – сказал Эндер. – Я уверен так же, как и все мы. Мы достаточно уверены, чтобы поверить. В этом и есть правда. Когда мы уверены подобным образом, мы называем это знаниями. Фактами. Мы ставим на эту карту свою жизнь.
– Я догадываюсь, что вы делаете. Ставите свою жизнь на ее существование. Но что она такое?
– Я более самонадеян. Я ставлю и твою жизнь тоже, жизнь всех людей, не спрашивая их мнения.
– Смешно, – сказал Олхейдо. – Если бы я спросил, могут ли они доверять Эндеру в том, что может поставить под угрозу их будущее, будущее всей человеческой расы, конечно, они ответили, что нет. Но если бы я спросил, стали бы они доверять Говорящему от имени Мертвых, большинство бы ответило «да». Они даже не догадаются, что вы один и тот же человек.
– Да, смешно, – ответил Эндер.
Но никто не смеялся. Прошло много времени, прежде чем Олхейдо заговорил вновь. Его думы вернулись к тому, с чего он начал.
– Я не хочу, чтобы Майро уезжал от нас за тридцать лет.
– Двадцать лет.
– Через двадцать лет мне будет тридцать два. А он вернется в том же возрасте. Двадцать лет. На двенадцать лет моложе меня. Если здесь найдется девушка, которая пожелает выйти замуж за урода с металлическими глазами, я могу быть женатым и иметь детей. Он даже сможет не узнать меня. Во всяком случае, я больше не буду его младшим братом. – Олхейдо вздохнул. – Для меня это все равно, что он умрет.
– Нет, – сказал Эндер. – Это будет подобно переходу из второй жизни в третью.
– Это тоже почти что смерть, – произнес Олхейдо.
– И в то же время – второе рождение, – сказал Эндер. – Можно и умирать, если знаешь, что сможешь заново родиться.
Валентина связалась с ним на следующий день. Пальцы Эндера дрожали, когда он принимал вызов и давал команды терминалу. Это был вызов, полномасштабный канал ансибла. Чрезвычайно дорогостоящий, но это не имело значения. Все связи ансибла со Ста Мирами были отключены, но Джейн организовала их связь безотлагательно. Для Эндера это означало, что Валентина в опасности. Конгресс Звездных Путей мог догадаться о причастности Эндера к восстанию и подслушать их разговор.
Она была старой. Голограмма ее лица отражала долгие годы, проведенные среди ветров, на островах среди цветов и морей Трондейма. Но улыбка осталась прежней, в глазах светился тот же огонек. Эндер в молчании разглядывал жестокое творение времени. Она тоже в молчании взирала на его молодость. На нее нахлынули прошлые воспоминания.
– А, Эндер, – наконец сказала она. – Какой ты молодой.
– Надеюсь, останусь таким же красивым с возрастом.
Она засмеялась. Затем заплакала. Он не мог даже заплакать. Как он мог? Он не видел ее всего пару месяцев. Для нее же прошло двадцать два года.
– Я думаю, ты слышала, – сказал он, – о наших проблемах. Разногласиях с Конгрессом.
– Я думаю, ты в гуще всего.
– Ситуация очень сложная, – сказал Эндер. – Но я рад, что я здесь. Я собираюсь остаться.
Она кивнула и отвела глаза.
– Да, я догадывалась. Но я вызвала тебя, чтобы еще раз убедиться. Я не хочу тратить пару декад, добираясь до тебя, чтобы прилететь и узнать, что ты уже отбыл неизвестно куда.
– Ко мне?
– Я слишком потрясена и восхищена твоей революцией, Эндер. После двадцати лет, потраченных на увеличение семьи, обучение студентов, любовь к мужу, жизнь в мире и покое, я думала, что не смогу воскресить Демосфена.
Но когда появились слухи о незаконных контактах со свиноподобными, а особенно сообщения о восстании в Луситании, и люди начали говорить чудовищные вещи, я увидела, что закипает старая, давно забытая ненависть.
Помнишь видео о баггерах? Какими страшными и угрожающими они казались тогда? Теперь стали показывать фильмы о телах двух зенологов, не могу вспомнить их имена, но наводящие ужас ролики можно видеть везде. А затем сообщения о десколаде, о том, что где бы ни появлялись жители Луситании, они разрушат все – более омерзительной лжи невозможно вообразить.
– Это правда, – сказал Эндер, – но мы работаем. Пытаемся найти средства, препятствующие распространению десколады при попадании на другие планеты.
– Правда это или нет, Эндер, все это неизбежно ведет к войне. Я хорошо помню войну – никто больше не знает об этом. Поэтому я воскресила Демосфена. Я вторглась в некоторые закрытые области компьютерной памяти и прочитала отчеты. Их флот вооружен Маленьким Доктором, Эндер. Если они решат использовать его, они взорвут Луситанию. Как ты…
– Так же, как и я в свое время. Всемогущая справедливость. Ты когда-нибудь думала, что я кончу тем же способом. Я, который жил всегда с мечом в руках…
– Прекрати шутить, Эндер! Я уже достаточно зрелая матрона. Я растратила чувство юмора и былую веселость. По крайней мере, сейчас мне не до шуток. Я напечатала несколько резких статей о деятельности Конгресса Звездных Путей и опубликовала их под именем Демосфена. Они ищут меня. Они называют это изменой.
– Поэтому ты едешь сюда?
– Не только я. Дорогой Жак тоже решил повернуть против своих братьев и сестер. Мы уже купили корабль. Нам помогает некто Джейн – она бдительно следит за каждым нашим шагом из компьютера.
– Я знаю Джейн, – сказал Эндер.
– Так у тебя целая организация здесь! Я была шокирована, когда мне сообщили о возможности переговорить с тобой. Мы предполагали, что твой ансибл отключен.
– Мы имеем влиятельных друзей.
– Эндер, Жак и я уезжаем сегодня. Мы привезем наших троих детей.
– Твой первый – …
– Да, Сифта, которая заставила меня быть такой толстой, когда ты покидал нас. Ей почти двадцать два года. Очень приятная девушка. А так же нашего лучшего друга, наставницу детей по имени Пликт.
– У меня была студентка с таким именем, – сказал Эндер, вспоминая разговор, состоявшийся два месяца назад.
– О, да, конечно, это было двадцать лет назад, Эндер. Мы также привезем несколько лучших людей Жака и их семьи. В общем, что-то наподобие ковчега. Но мы не будем тебе неожиданностью – у тебя целых двадцать лет для подготовки. Фактически даже больше, около тридцати лет. Мы проведем наш вояж в другом направлении, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что мы стремимся в Луситанию.
Приедут сюда. Через тридцать лет. Я буду старше, чем ты сейчас.
Приедут сюда. У меня тоже будет семья. Наши с Новинхой дети. Если у нас будут собственные дети, они смогут вырасти.
Так, вспоминая о Новинхе, он вспомнил и о Майро, вспомнил, что советовал ему Олхейдо несколько дней назад, в тот день, когда они нашли место для королевы пчел.
– Ты не придешь в ужас, – сказал Эндер, – если я пошлю кого-нибудь встретить вас в пути?
– Встретить вас? В космосе? Нет, не посылай, Эндер – это слишком жестокая жертва, забраться так далеко, когда компьютеры в навигации почти бессильны…
– Это не только для тебя, хотя я хочу, чтобы он встретил именно тебя.
Он один из зенологов. Он очень пострадал во время несчастного случая.
Поврежден мозг, как от удара. Это один из блестящих умов Луситании, по словам людей, которым я доверяю, но сейчас он потерял связь с реальность.
Однако он понадобиться нам позднее. Когда появитесь вы. Он очень хороший, Вал. Он превратит последнюю неделю вашего вояжа в экспресс-институт. Он введет вас в курс всего.
– Твой друг сможет нам помочь в управлении кораблем. Мы хорошие навигаторы, но только в море.
– Джейн скорректирует всю информацию по навигации в бортовом компьютере, как только вы стартуете.
– Эндер – для тебя это будет тридцать лет, а для меня – я увижу тебя через несколько недель. – Она снова заплакала.
– Может быть, я буду встречать вас вместе с Майро.
– Нет! – закричала она. – Я хочу, чтобы ты стал старым и сгорбленным, как только возможно. Я не хочу разговаривать с тридцатилетним братом, как сейчас.
– Тридцатипятилетним.
– Оставайся там и жди меня на месте! – настаивала она.
– Хорошо, останусь, – согласился он, – но Майро, мальчик, которого я посылаю к вам. Относись к нему, как к моему сыну.
Она кивнула.
– Сейчас такое опасное время, Эндер. Я хочу, чтобы с нами был Петр.
– А я нет. Если бы он примкнул к нашему восстанию, он положил бы конец Гегемону Ста Миров. Нам следует хотеть, чтобы они не вмешивались.
– Я думаю невозможно одно без другого, – произнесла Вал. – Но мы поспорим об этом позже. До свидания, мой дорогой брат.
Он не ответил. Он просто смотрел на нее, как она печально улыбнулась и отключила соединение.
Эндеру не пришлось просить Майро; Джейн уже обо всем рассказала ему.
– Ваша сестра Демосфен? – спросил Майро. Эндер привык к его невнятной речи. А может, он стал четче говорить. Во всяком случае, его несложно было понять.
– Мы очень талантливая семья, – сказал Эндер. – Я надеюсь, ты будешь похож на нее.
– Я надеюсь, она на меня, – Майро смеялся, но выглядел испуганным.
– Я просил ее принять тебя как сына.
Майро кивнул.
– Я знаю, – сказал он. А затем произнес очень внятно. – Она показала мне ваш диалог.
Эндер покрылся холодным потом.
Голос Джейн зазвучал в ухе.
– Мне следовало спросить тебя, – сказала она. – Но ты ведь все равно сказал бы «да».
Это не было посягательством на личные секреты, как думал Эндер. Это свидетельствовало о том, что Джейн очень сблизилась с Майро. Примирись с этим, сказал он себе. Он тот, кого она искала, и кто ей нужен сейчас.
– Мы отпустим тебя, – сказал Эндер.
– Те, кто мог отпустить меня, давно уже не держат меня, – сказал Майро в ответ. – Потому что они считают, что я умер.
– Ты нужен нам живой, – произнес Эндер.
– Когда я вернусь назад, мне по-прежнему будет девятнадцать. И мой мозг по-прежнему останется поврежден.
– Но ты останешься прежним Майро, блестящим, надежным, любимым. Ты присоединишься, а может и возглавишь восстание, Майро. Изгородь навсегда исчезнет для тебя. Именно для тебя, а не по другим причинам. Не заставляй нас унижаться.
Майро улыбнулся, Эндер не стал выяснять, почему его улыбка получилась такой кривой, из-за паралича или из-за горечи и печали.
– Скажи мне что-нибудь, – попросил Майро.
– Я не сумею. Она все скажет.
– Но это не сложно. Я только хочу узнать, ради чего умерли Пайпо и Лайбо. За что свиноподобные хотели увековечить их.
Эндер все понимал гораздо лучше, чем Майро. Он понимал, почему мальчика так волнует этот вопрос. Майро узнал, что он сын Лайбо всего за несколько часов до попытки перелезть через изгородь. Пайпо, затем Лайбо, потом Майро; отец, сын, внук, три зенолога навсегда потеряли будущее ради спасения свиноподобных. Майро надеялся, что поняв, за что умерли его предки, он сможет лучше перенести собственные утраты.
Майро старался говорить медленно и отчетливо, чтобы Эндер мог понять его невнятную речь.
– Я знаю, что свиноподобные думали, что отдают им дань уважения. Я знаю, что на их месте должны были умереть Мандачува и Лиф-итер. Что касается Лайбо, то я знаю происходившее. Это случилось, когда созрел первый урожай амаранта и стало вдоволь пищи. Они наградили его за это. Но почему не раньше? Почему ни тогда, когда мы учили их использовать в пищу корни мендоры? Почему не тогда, когда мы учили их делать глиняные горшки и стрелы?
– Правду? – спросил Эндер.
По его тону Майро понял, что правда будет нелегкой и неприятной.
– Да, – сказал он.
– Ни Пайпо, ни Лайбо по-настоящему не заслужили уважения. Жены награждали не амарант. Дело в том, что Лиф-итер убедил их позволить появиться целому поколению младенцев, даже хотя у них не было достаточно пищи, чтобы прокормить их после того, как они покинут материнское дерево.
Это был громадный риск, и если бы он ошибся, то погибло бы целое поколение свиноподобных. Лайбо обеспечил урожай, но Лиф-итер был тем, кто подвел население к такой черте, когда им стал необходим этот хлеб.
Майро кивнул.
– А Пайпо?
– Пайпо рассказал им об его открытии десколады, которая убивала людей, была частью их нормальной физиологии. Их тела совершали преобразования, которые убивали людей. Мандачува рассказал женам, что это означало, что люди отнюдь не богоподобны и не всемогущи. А в некотором роде, даже слабее Маленьких Некто. То, что делало людей сильнее свиноподобных, не было чем-то наследственным – наши габариты, наши умы, наш язык – не было дано изначально, а объяснялось тем, что мы несколько тысяч лет опередили их в образовании. Если они смогут освоить все наши знания, тогда мы, люди, не будем сильнее их. Открытие Мандачувы состояло в том, что люди и свиноподобные потенциально равны – именно оно заслужило награду, а не информация Пайпо, которая привела к нему.
– Значит, оба они…
– Свиноподобные не хотели убивать ни Пайпо, ни Лайбо. В обоих случаях решающее достижение принадлежит свиньям. Единственная причина гибели Пайпо и Лайбо то, что они не смогли сами взять нож и убить своего друга.
Майро увидел, как боль исказила лицо Эндера, несмотря на все его старания справиться с ней. Потому что то, о чем намеревался сказать Майро, было личной горечью Эндера.
– Вы, – произнес Майро. – Вы можете убить кого-угодно.
– С этим умением я родился, – сказал Эндер.
– Вы убили Хьюмана, потому что знали, это даст ему новую лучшую жизнь?
– Да.
– И мне? – спросил Майро.
– Да, – сказал Эндер. – Отослать тебя – это почти тоже, что убить.
– Но наступит ли для меня новая, лучшая жизнь?
– Я не знаю. Но тебе будет лучше, чем дереву.
Майро рассмеялся.
– Да, у меня будут преимущества перед старым Хьюманом – по крайней мере, я могу двигаться. И никто не будет бить меня палками, потому что я могу говорить. – Улыбка исчезла с лица Майро. – Но зато он может иметь тысячи детишек.
– Не думай, что всю жизнь останешься холостяком, – сказал Эндер. – Ты можешь обмануться.
– Надеюсь, – произнес Майро.
Затем помолчал немного.
– Говорящий?
– Зови меня Эндер.
– Эндер, неужели Пайпо и Лайбо умерли ни за что?
Эндер понял, что скрывал этот вопрос: неужели я терплю все эти муки тоже ни за что?
– Существуют и худшие причины для гибели, – ответил Эндер. – Умереть, потому что не смочь стать убийцей.
– А что делать тому, кто не может убить, не может умереть и жить тоже не может?
– Не решай за самого себя, – сказал Эндер. – Когда-нибудь ты сможешь сделать все три вещи.
Майро улетел следующим утром. Прощания были полны слез. Первую неделю Новинхе было очень тяжело оставаться дома. Отсутствие Майро очень болезненно сказывалось на ней. Хотя она и согласилась с Эндером, что это благо для Майро, чувства брали свое и она горько переживала потерю сына.
Эндер удивлялся и собственным чувствам. Испытывали ли его родители подобное горе, когда он покинул дом? Он думал, что нет. Или они надеялись на его возвращение? Он уже любил детей другого человека сильнее, чем его родители любили собственных детей. Теперь, три тысячи лет спустя, он мог показать им, как должен вести себя отец. Епископ Перегрино обвенчал их во внутренней часовне. По подсчетам Новинхи, она была достаточно молода, чтобы иметь еще шестерых детей, если поторопиться. Они с воодушевлением взялись за эту задачу.
Но перед венчанием произошел ряд знаменательных событий. Одним летним днем Эла, Аунда, и Новинха представили ему результаты своей работы и выводы: жизненный цикл и структуры свиноподобных, самцы и самки, и вероятная реконструкция их жизненной модели жизни до того, как десколада навсегда привязала их к деревьям, являются для них не больше, чем родина.
Эндер сформировал собственное мнение о свиноподобных, особенно о том, кто был на самом деле Хьюман перед вступлением в третью жизнь.
Целую неделю он прожил среди свиноподобных, работая над «Жизнью Хьюмана». Мандачува и Лиф-итер тщательно прочитывали его наработки, обсуждали их с ним; он исправлял и перерабатывал; наконец, книга была готова. В этот день он пригласил всех, кто работал со свиноподобными – всю семью Рибейра, Аунду и ее сестер, всех техников, знакомящих свиноподобных с технологиями, школьников дона Кристиана, епископа Перегрино и мэра Боскуинху – и прочитал им книгу. Чтение заняло не слишком много времени, менее часа. Они собрались на холме рядом с молодым саженцем Хьюмана, рвущимся ввысь, и уже достигшем почти трех метров. Тень раскидистого дерева Рутера защищала их от яркого полуденного солнца.
– Говорящий, – сказал епископ. – Ты наставил нас на путь гуманизма.
У других слушателей, менее искушенных в красноречии, не нашлось слов, ни сейчас, ни после. Но с этого дня они знали, кто были свиноподобные, так же, как прочитав «Королеву Пчел и Гегемона», поняли все человечество и его бесконечные поиски величия, вечные блуждания по пустыне подозрений и раздоров.
– Именно за этим я вызвала тебя, – сказала Новинха. – Я мечтала сама написать эту книгу. Но ты справился с этим лучше.
– Я сыграл в истории гораздо больше ролей, чем запланировал, – сказал Эндер. – Но ты исполнила свою мечту, Иванова. Именно твоя работа дала жизнь этой книге. И ты и твои дети сделали все, чтобы она появилась.
Он подписал ее так же, как и все остальные: Говорящий от имени Мертвых.
Джейн взяла книгу и разнесла ее по ансиблу через световые годы по всем Ста Мирам. Вместе с ней она опубликовала текст Договора, снабженный иллюстрациями Олхейдо о его подписании и вступлении Хьюмана в третью жизнь. Она донесла книгу вместе с договором до каждого, даже самого отдаленного уголка Ста Миров, давая возможность всем людям ознакомиться и понять, что происходит на самом деле. Копии посылались, как сообщения, от компьютера к компьютеру. И к тому времени, как Конгресс Звездных Путей узнал об этом, она получила слишком широкое распространение, чтобы замалчивать о ней.
Они старались дискредитировать ее, как фальшивку. Объявили иллюстрации грубым монтажом. Технический анализ открыл, что автором новой книги не может быть тот же человек, который написал первые две. Записи ансибла технически доказали, что она не могла поступить с Луситании, где нет связи с ансиблом. Некоторые люди поверили им. Для большинства это не имело значения. Многие, кто прочитал «Жизнь Хьюмана», так и не нашли в себе сил признать свиноподобных, как ременов.
Многие приняли книгу и признали свиноподобных, они еще раз сопоставили все с теми статьями, которые появились под именем Демосфена несколько месяцев назад, и начали кампанию за отзыв флота, который был уже на пути в Луситанию, называя его «Вторым Ксеноцидом». Это было гадкое, угрожающее прозвище. У Конгресса не хватило бы тюрем, чтобы заставить замолчать всех, включившихся в кампанию. Конгресс ожидал, что война начнется тогда, когда флот достигнет Луситании, через сорок лет. Вместо этого, война разгорелась прямо сейчас. Это было подобно бомбе, разорвавшейся прямо под ногами. Многие свято поверили тому, о чем написал Говорящий от имени Мертвых. Большинство оказалось готовыми принять и признать свиноподобных как ременов. Они стали видеть в тех, кто желает им гибели, грязных убийц.
Однажды, осенним днем, Эндер взял тщательно упакованный кокон. Он, Новинха, Олхейдо, Квим и Эла преодолели километры капума и вышли к берегу реки. Маргаритки, которые они посадили в невероятном количестве вокруг, буйно цвели. Зима обещала быть мягкой, и королева пчел будет спасена от десколады.
Эндер бережно развернул кокон на берегу реки и положил королеву пчел в те апартаменты, которые они подготовили вместе с Олхейдо. Около пещеры они бросили только что убитую кабру.
Олхейдо отвез их обратно. Эндер оплакивал ту пустоту, которая появилась в его сердце, его все еще страшила предстоящая сила возрождающейся королевы пчел. Новинха гладила и успокаивала его. Квим усердно молился, а Эла пела старинную народную песню древней Бразилии, подслушанную однажды у шахтеров. Это было хорошее время, благодатная планета. Все оказалось лучше, чем мечтал Эндер, блуждая среди начищенных до блеска коридоров Школы Баталий, где он сражался за свою жизнь.
– Я с легкостью могу умереть сейчас, – сказал Эндер, – дело всей моей жизни исполнено.
– Мое тоже, – сказала Новинха, – но я думаю, это означает начало новой жизни.
А позади их, в сыром влажном воздухе темной неглубокой пещеры сильные мощные челюсти разорвали оболочку кокона. Вялое полупрозрачное скелетообразное тело выползло наружу. Ее крылья постепенно расправлялись и подрагивали в сиянии солнца. Она медленно и неуверенно проползла по берегу и, собрав последние силы, набросилась на источающую запах тушу кабры.
Маленькими кусочками она поглощала мясо. Насытившись, она разродилась долгожданными яйцами. Отложив их в мясе кабры, она съела несколько маргариток, наслаждаясь ощущениями своей возрожденной жизни.
Сияние солнца, легкий бриз, обдувающий ее крылья, холод воды под ногами, яйца, вбирающие в себя тепло и оплодотворяющиеся в мягкой плоти кабры: жизнь, такая долгожданная и до сегодняшнего дня бывшая лишь мечтой.
Болезненная мысль о том, что она последний отпрыск своего рода исчезла навсегда. Она снова первая, дающая жизнь.
Эндер не мог сдержаться. Он смеялся.
– Такая бредовая идея? – спросил Олхейдо.
– Я знаю, ты все понимаешь лучше, чем другие, – сказал Эндер. – Я подумаю над этим, возможно, ты и прав.
Какое-то время они летели молча.
– Я говорил об этом, – сказал Олхейдо, – ну, о Майро. Сейчас я подумал об этом. Я связал его со старинной историей. Возможно, это была сказка.
– Это была правда, – сказал Эндер.
– Откуда вы знаете?
– Я знал Мазера Рекхема.
Олхейдо присвистнул.
– Вы старый. Вы старше деревьев.
– Я старше любой человеческой колонии. К сожалению, это не прибавило мне мудрости.
– Так вы, действительно, настоящий Эндер? Эндер?
– Поэтому у меня такой пароль.
– Смешно. До вашего появления, епископ предупреждал, что вы – Сатана.
Только Квим отнесся к этому серьезно. Но если бы епископ сказал, что вы Эндер, мы бы закидали вас камнями в тот день, когда вы ступили на нашу землю.
– А почему вы не делаете этого сейчас?
– Сейчас мы уже знаем вас. Это большая разница, правда? Даже Квим перестал вас ненавидеть. Когда действительно хорошо узнаешь человека, его уже невозможно ненавидеть.
– А может быть нельзя лучше узнать человека, пока не перестанешь его ненавидеть.
– Замкнутый парадокс? Дон Кристиан говорит, что настоящую правду можно выразить только путем парадоксов.
– Я не думаю, что это связано с правдой, Олхейдо. Это скорее причина и следствие. Мы никак не сможем разделить их. Наука отказывается признавать любые причины, кроме первопричины – достаточно снести одну доминошку, и все нарушится. Но когда дело касается людей, человечества значение имеет только конечная причина, цель. Что человек постоянно держит в голове. Если когда-нибудь поймешь, по-настоящему поймешь, что хочет человек, ты не сможешь его больше ненавидеть. Ты можешь опасаться его, но не ненавидеть, поскольку ты можешь обнаружить подобное желание в своем сердце.
– Маме не нравится, что вы Эндер.
– Я знаю.
– Но она все равно любит вас.
– Я знаю.
– И Квим – вот уж смешно, теперь он знает, что вы – Эндер, и он вас больше любит и ценит за это.
– Потому что он – крестоносец, а я обязан своей репутацией выигранному походу.
– И я, – сказал Олхейдо.
– И ты.
– Вы убили людей больше, чем кто-либо за всю историю человечества.
– Будь на высоте, старайся делать лучше, что бы ты ни делал. Так всегда говорила моя мать.
– Но когда вы Говорили от имени отца, вы заставили меня жалеть его.
Вы заставили людей любить друг друга и забыть былые обиды. Как вы могли уничтожить столько людей во время Ксеноцида?
– Я думал, это была игра. Я не думал, что все происходит по-настоящему. Но это не служит оправданием, Олхейдо. Если бы я знал, что идет настоящее, реальное сражение, я бы сделал то же самое. Мы думали, что они хотят убить нас. Мы ошибались, но у нас не было способа проверить это.
– Эндер тряхнул головой. – Кроме этого, я лучше знал. Я знал своего врага.
Поэтому мне удалось разбить его, королеву пчел. Я знал ее настолько хорошо, что полюбил ее, или может быть полюбил ее настолько, что узнал о ней все. Я не хотел больше сражаться с ней. Я хотел спокойствия, хотел вернуться домой. Так я взорвал ее планету.
– А сегодня мы нашли место, чтобы возродить ее к жизни. – Олхейдо стал очень серьезным. – А вы уверены, что она не попытается снова? Вы уверены, что она не постарается стереть человечество с лица земли, начиная с вас?
– Я уверен, – сказал Эндер, – во всем.
– Абсолютной уверенности не существует.
– Уверен настолько, чтобы вернуть ее к жизни, – сказал Эндер. – Я уверен так же, как и все мы. Мы достаточно уверены, чтобы поверить. В этом и есть правда. Когда мы уверены подобным образом, мы называем это знаниями. Фактами. Мы ставим на эту карту свою жизнь.
– Я догадываюсь, что вы делаете. Ставите свою жизнь на ее существование. Но что она такое?
– Я более самонадеян. Я ставлю и твою жизнь тоже, жизнь всех людей, не спрашивая их мнения.
– Смешно, – сказал Олхейдо. – Если бы я спросил, могут ли они доверять Эндеру в том, что может поставить под угрозу их будущее, будущее всей человеческой расы, конечно, они ответили, что нет. Но если бы я спросил, стали бы они доверять Говорящему от имени Мертвых, большинство бы ответило «да». Они даже не догадаются, что вы один и тот же человек.
– Да, смешно, – ответил Эндер.
Но никто не смеялся. Прошло много времени, прежде чем Олхейдо заговорил вновь. Его думы вернулись к тому, с чего он начал.
– Я не хочу, чтобы Майро уезжал от нас за тридцать лет.
– Двадцать лет.
– Через двадцать лет мне будет тридцать два. А он вернется в том же возрасте. Двадцать лет. На двенадцать лет моложе меня. Если здесь найдется девушка, которая пожелает выйти замуж за урода с металлическими глазами, я могу быть женатым и иметь детей. Он даже сможет не узнать меня. Во всяком случае, я больше не буду его младшим братом. – Олхейдо вздохнул. – Для меня это все равно, что он умрет.
– Нет, – сказал Эндер. – Это будет подобно переходу из второй жизни в третью.
– Это тоже почти что смерть, – произнес Олхейдо.
– И в то же время – второе рождение, – сказал Эндер. – Можно и умирать, если знаешь, что сможешь заново родиться.
***
Валентина связалась с ним на следующий день. Пальцы Эндера дрожали, когда он принимал вызов и давал команды терминалу. Это был вызов, полномасштабный канал ансибла. Чрезвычайно дорогостоящий, но это не имело значения. Все связи ансибла со Ста Мирами были отключены, но Джейн организовала их связь безотлагательно. Для Эндера это означало, что Валентина в опасности. Конгресс Звездных Путей мог догадаться о причастности Эндера к восстанию и подслушать их разговор.
Она была старой. Голограмма ее лица отражала долгие годы, проведенные среди ветров, на островах среди цветов и морей Трондейма. Но улыбка осталась прежней, в глазах светился тот же огонек. Эндер в молчании разглядывал жестокое творение времени. Она тоже в молчании взирала на его молодость. На нее нахлынули прошлые воспоминания.
– А, Эндер, – наконец сказала она. – Какой ты молодой.
– Надеюсь, останусь таким же красивым с возрастом.
Она засмеялась. Затем заплакала. Он не мог даже заплакать. Как он мог? Он не видел ее всего пару месяцев. Для нее же прошло двадцать два года.
– Я думаю, ты слышала, – сказал он, – о наших проблемах. Разногласиях с Конгрессом.
– Я думаю, ты в гуще всего.
– Ситуация очень сложная, – сказал Эндер. – Но я рад, что я здесь. Я собираюсь остаться.
Она кивнула и отвела глаза.
– Да, я догадывалась. Но я вызвала тебя, чтобы еще раз убедиться. Я не хочу тратить пару декад, добираясь до тебя, чтобы прилететь и узнать, что ты уже отбыл неизвестно куда.
– Ко мне?
– Я слишком потрясена и восхищена твоей революцией, Эндер. После двадцати лет, потраченных на увеличение семьи, обучение студентов, любовь к мужу, жизнь в мире и покое, я думала, что не смогу воскресить Демосфена.
Но когда появились слухи о незаконных контактах со свиноподобными, а особенно сообщения о восстании в Луситании, и люди начали говорить чудовищные вещи, я увидела, что закипает старая, давно забытая ненависть.
Помнишь видео о баггерах? Какими страшными и угрожающими они казались тогда? Теперь стали показывать фильмы о телах двух зенологов, не могу вспомнить их имена, но наводящие ужас ролики можно видеть везде. А затем сообщения о десколаде, о том, что где бы ни появлялись жители Луситании, они разрушат все – более омерзительной лжи невозможно вообразить.
– Это правда, – сказал Эндер, – но мы работаем. Пытаемся найти средства, препятствующие распространению десколады при попадании на другие планеты.
– Правда это или нет, Эндер, все это неизбежно ведет к войне. Я хорошо помню войну – никто больше не знает об этом. Поэтому я воскресила Демосфена. Я вторглась в некоторые закрытые области компьютерной памяти и прочитала отчеты. Их флот вооружен Маленьким Доктором, Эндер. Если они решат использовать его, они взорвут Луситанию. Как ты…
– Так же, как и я в свое время. Всемогущая справедливость. Ты когда-нибудь думала, что я кончу тем же способом. Я, который жил всегда с мечом в руках…
– Прекрати шутить, Эндер! Я уже достаточно зрелая матрона. Я растратила чувство юмора и былую веселость. По крайней мере, сейчас мне не до шуток. Я напечатала несколько резких статей о деятельности Конгресса Звездных Путей и опубликовала их под именем Демосфена. Они ищут меня. Они называют это изменой.
– Поэтому ты едешь сюда?
– Не только я. Дорогой Жак тоже решил повернуть против своих братьев и сестер. Мы уже купили корабль. Нам помогает некто Джейн – она бдительно следит за каждым нашим шагом из компьютера.
– Я знаю Джейн, – сказал Эндер.
– Так у тебя целая организация здесь! Я была шокирована, когда мне сообщили о возможности переговорить с тобой. Мы предполагали, что твой ансибл отключен.
– Мы имеем влиятельных друзей.
– Эндер, Жак и я уезжаем сегодня. Мы привезем наших троих детей.
– Твой первый – …
– Да, Сифта, которая заставила меня быть такой толстой, когда ты покидал нас. Ей почти двадцать два года. Очень приятная девушка. А так же нашего лучшего друга, наставницу детей по имени Пликт.
– У меня была студентка с таким именем, – сказал Эндер, вспоминая разговор, состоявшийся два месяца назад.
– О, да, конечно, это было двадцать лет назад, Эндер. Мы также привезем несколько лучших людей Жака и их семьи. В общем, что-то наподобие ковчега. Но мы не будем тебе неожиданностью – у тебя целых двадцать лет для подготовки. Фактически даже больше, около тридцати лет. Мы проведем наш вояж в другом направлении, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что мы стремимся в Луситанию.
Приедут сюда. Через тридцать лет. Я буду старше, чем ты сейчас.
Приедут сюда. У меня тоже будет семья. Наши с Новинхой дети. Если у нас будут собственные дети, они смогут вырасти.
Так, вспоминая о Новинхе, он вспомнил и о Майро, вспомнил, что советовал ему Олхейдо несколько дней назад, в тот день, когда они нашли место для королевы пчел.
– Ты не придешь в ужас, – сказал Эндер, – если я пошлю кого-нибудь встретить вас в пути?
– Встретить вас? В космосе? Нет, не посылай, Эндер – это слишком жестокая жертва, забраться так далеко, когда компьютеры в навигации почти бессильны…
– Это не только для тебя, хотя я хочу, чтобы он встретил именно тебя.
Он один из зенологов. Он очень пострадал во время несчастного случая.
Поврежден мозг, как от удара. Это один из блестящих умов Луситании, по словам людей, которым я доверяю, но сейчас он потерял связь с реальность.
Однако он понадобиться нам позднее. Когда появитесь вы. Он очень хороший, Вал. Он превратит последнюю неделю вашего вояжа в экспресс-институт. Он введет вас в курс всего.
– Твой друг сможет нам помочь в управлении кораблем. Мы хорошие навигаторы, но только в море.
– Джейн скорректирует всю информацию по навигации в бортовом компьютере, как только вы стартуете.
– Эндер – для тебя это будет тридцать лет, а для меня – я увижу тебя через несколько недель. – Она снова заплакала.
– Может быть, я буду встречать вас вместе с Майро.
– Нет! – закричала она. – Я хочу, чтобы ты стал старым и сгорбленным, как только возможно. Я не хочу разговаривать с тридцатилетним братом, как сейчас.
– Тридцатипятилетним.
– Оставайся там и жди меня на месте! – настаивала она.
– Хорошо, останусь, – согласился он, – но Майро, мальчик, которого я посылаю к вам. Относись к нему, как к моему сыну.
Она кивнула.
– Сейчас такое опасное время, Эндер. Я хочу, чтобы с нами был Петр.
– А я нет. Если бы он примкнул к нашему восстанию, он положил бы конец Гегемону Ста Миров. Нам следует хотеть, чтобы они не вмешивались.
– Я думаю невозможно одно без другого, – произнесла Вал. – Но мы поспорим об этом позже. До свидания, мой дорогой брат.
Он не ответил. Он просто смотрел на нее, как она печально улыбнулась и отключила соединение.
***
Эндеру не пришлось просить Майро; Джейн уже обо всем рассказала ему.
– Ваша сестра Демосфен? – спросил Майро. Эндер привык к его невнятной речи. А может, он стал четче говорить. Во всяком случае, его несложно было понять.
– Мы очень талантливая семья, – сказал Эндер. – Я надеюсь, ты будешь похож на нее.
– Я надеюсь, она на меня, – Майро смеялся, но выглядел испуганным.
– Я просил ее принять тебя как сына.
Майро кивнул.
– Я знаю, – сказал он. А затем произнес очень внятно. – Она показала мне ваш диалог.
Эндер покрылся холодным потом.
Голос Джейн зазвучал в ухе.
– Мне следовало спросить тебя, – сказала она. – Но ты ведь все равно сказал бы «да».
Это не было посягательством на личные секреты, как думал Эндер. Это свидетельствовало о том, что Джейн очень сблизилась с Майро. Примирись с этим, сказал он себе. Он тот, кого она искала, и кто ей нужен сейчас.
– Мы отпустим тебя, – сказал Эндер.
– Те, кто мог отпустить меня, давно уже не держат меня, – сказал Майро в ответ. – Потому что они считают, что я умер.
– Ты нужен нам живой, – произнес Эндер.
– Когда я вернусь назад, мне по-прежнему будет девятнадцать. И мой мозг по-прежнему останется поврежден.
– Но ты останешься прежним Майро, блестящим, надежным, любимым. Ты присоединишься, а может и возглавишь восстание, Майро. Изгородь навсегда исчезнет для тебя. Именно для тебя, а не по другим причинам. Не заставляй нас унижаться.
Майро улыбнулся, Эндер не стал выяснять, почему его улыбка получилась такой кривой, из-за паралича или из-за горечи и печали.
– Скажи мне что-нибудь, – попросил Майро.
– Я не сумею. Она все скажет.
– Но это не сложно. Я только хочу узнать, ради чего умерли Пайпо и Лайбо. За что свиноподобные хотели увековечить их.
Эндер все понимал гораздо лучше, чем Майро. Он понимал, почему мальчика так волнует этот вопрос. Майро узнал, что он сын Лайбо всего за несколько часов до попытки перелезть через изгородь. Пайпо, затем Лайбо, потом Майро; отец, сын, внук, три зенолога навсегда потеряли будущее ради спасения свиноподобных. Майро надеялся, что поняв, за что умерли его предки, он сможет лучше перенести собственные утраты.
Майро старался говорить медленно и отчетливо, чтобы Эндер мог понять его невнятную речь.
– Я знаю, что свиноподобные думали, что отдают им дань уважения. Я знаю, что на их месте должны были умереть Мандачува и Лиф-итер. Что касается Лайбо, то я знаю происходившее. Это случилось, когда созрел первый урожай амаранта и стало вдоволь пищи. Они наградили его за это. Но почему не раньше? Почему ни тогда, когда мы учили их использовать в пищу корни мендоры? Почему не тогда, когда мы учили их делать глиняные горшки и стрелы?
– Правду? – спросил Эндер.
По его тону Майро понял, что правда будет нелегкой и неприятной.
– Да, – сказал он.
– Ни Пайпо, ни Лайбо по-настоящему не заслужили уважения. Жены награждали не амарант. Дело в том, что Лиф-итер убедил их позволить появиться целому поколению младенцев, даже хотя у них не было достаточно пищи, чтобы прокормить их после того, как они покинут материнское дерево.
Это был громадный риск, и если бы он ошибся, то погибло бы целое поколение свиноподобных. Лайбо обеспечил урожай, но Лиф-итер был тем, кто подвел население к такой черте, когда им стал необходим этот хлеб.
Майро кивнул.
– А Пайпо?
– Пайпо рассказал им об его открытии десколады, которая убивала людей, была частью их нормальной физиологии. Их тела совершали преобразования, которые убивали людей. Мандачува рассказал женам, что это означало, что люди отнюдь не богоподобны и не всемогущи. А в некотором роде, даже слабее Маленьких Некто. То, что делало людей сильнее свиноподобных, не было чем-то наследственным – наши габариты, наши умы, наш язык – не было дано изначально, а объяснялось тем, что мы несколько тысяч лет опередили их в образовании. Если они смогут освоить все наши знания, тогда мы, люди, не будем сильнее их. Открытие Мандачувы состояло в том, что люди и свиноподобные потенциально равны – именно оно заслужило награду, а не информация Пайпо, которая привела к нему.
– Значит, оба они…
– Свиноподобные не хотели убивать ни Пайпо, ни Лайбо. В обоих случаях решающее достижение принадлежит свиньям. Единственная причина гибели Пайпо и Лайбо то, что они не смогли сами взять нож и убить своего друга.
Майро увидел, как боль исказила лицо Эндера, несмотря на все его старания справиться с ней. Потому что то, о чем намеревался сказать Майро, было личной горечью Эндера.
– Вы, – произнес Майро. – Вы можете убить кого-угодно.
– С этим умением я родился, – сказал Эндер.
– Вы убили Хьюмана, потому что знали, это даст ему новую лучшую жизнь?
– Да.
– И мне? – спросил Майро.
– Да, – сказал Эндер. – Отослать тебя – это почти тоже, что убить.
– Но наступит ли для меня новая, лучшая жизнь?
– Я не знаю. Но тебе будет лучше, чем дереву.
Майро рассмеялся.
– Да, у меня будут преимущества перед старым Хьюманом – по крайней мере, я могу двигаться. И никто не будет бить меня палками, потому что я могу говорить. – Улыбка исчезла с лица Майро. – Но зато он может иметь тысячи детишек.
– Не думай, что всю жизнь останешься холостяком, – сказал Эндер. – Ты можешь обмануться.
– Надеюсь, – произнес Майро.
Затем помолчал немного.
– Говорящий?
– Зови меня Эндер.
– Эндер, неужели Пайпо и Лайбо умерли ни за что?
Эндер понял, что скрывал этот вопрос: неужели я терплю все эти муки тоже ни за что?
– Существуют и худшие причины для гибели, – ответил Эндер. – Умереть, потому что не смочь стать убийцей.
– А что делать тому, кто не может убить, не может умереть и жить тоже не может?
– Не решай за самого себя, – сказал Эндер. – Когда-нибудь ты сможешь сделать все три вещи.
Майро улетел следующим утром. Прощания были полны слез. Первую неделю Новинхе было очень тяжело оставаться дома. Отсутствие Майро очень болезненно сказывалось на ней. Хотя она и согласилась с Эндером, что это благо для Майро, чувства брали свое и она горько переживала потерю сына.
Эндер удивлялся и собственным чувствам. Испытывали ли его родители подобное горе, когда он покинул дом? Он думал, что нет. Или они надеялись на его возвращение? Он уже любил детей другого человека сильнее, чем его родители любили собственных детей. Теперь, три тысячи лет спустя, он мог показать им, как должен вести себя отец. Епископ Перегрино обвенчал их во внутренней часовне. По подсчетам Новинхи, она была достаточно молода, чтобы иметь еще шестерых детей, если поторопиться. Они с воодушевлением взялись за эту задачу.
***
Но перед венчанием произошел ряд знаменательных событий. Одним летним днем Эла, Аунда, и Новинха представили ему результаты своей работы и выводы: жизненный цикл и структуры свиноподобных, самцы и самки, и вероятная реконструкция их жизненной модели жизни до того, как десколада навсегда привязала их к деревьям, являются для них не больше, чем родина.
Эндер сформировал собственное мнение о свиноподобных, особенно о том, кто был на самом деле Хьюман перед вступлением в третью жизнь.
Целую неделю он прожил среди свиноподобных, работая над «Жизнью Хьюмана». Мандачува и Лиф-итер тщательно прочитывали его наработки, обсуждали их с ним; он исправлял и перерабатывал; наконец, книга была готова. В этот день он пригласил всех, кто работал со свиноподобными – всю семью Рибейра, Аунду и ее сестер, всех техников, знакомящих свиноподобных с технологиями, школьников дона Кристиана, епископа Перегрино и мэра Боскуинху – и прочитал им книгу. Чтение заняло не слишком много времени, менее часа. Они собрались на холме рядом с молодым саженцем Хьюмана, рвущимся ввысь, и уже достигшем почти трех метров. Тень раскидистого дерева Рутера защищала их от яркого полуденного солнца.
– Говорящий, – сказал епископ. – Ты наставил нас на путь гуманизма.
У других слушателей, менее искушенных в красноречии, не нашлось слов, ни сейчас, ни после. Но с этого дня они знали, кто были свиноподобные, так же, как прочитав «Королеву Пчел и Гегемона», поняли все человечество и его бесконечные поиски величия, вечные блуждания по пустыне подозрений и раздоров.
– Именно за этим я вызвала тебя, – сказала Новинха. – Я мечтала сама написать эту книгу. Но ты справился с этим лучше.
– Я сыграл в истории гораздо больше ролей, чем запланировал, – сказал Эндер. – Но ты исполнила свою мечту, Иванова. Именно твоя работа дала жизнь этой книге. И ты и твои дети сделали все, чтобы она появилась.
Он подписал ее так же, как и все остальные: Говорящий от имени Мертвых.
Джейн взяла книгу и разнесла ее по ансиблу через световые годы по всем Ста Мирам. Вместе с ней она опубликовала текст Договора, снабженный иллюстрациями Олхейдо о его подписании и вступлении Хьюмана в третью жизнь. Она донесла книгу вместе с договором до каждого, даже самого отдаленного уголка Ста Миров, давая возможность всем людям ознакомиться и понять, что происходит на самом деле. Копии посылались, как сообщения, от компьютера к компьютеру. И к тому времени, как Конгресс Звездных Путей узнал об этом, она получила слишком широкое распространение, чтобы замалчивать о ней.
Они старались дискредитировать ее, как фальшивку. Объявили иллюстрации грубым монтажом. Технический анализ открыл, что автором новой книги не может быть тот же человек, который написал первые две. Записи ансибла технически доказали, что она не могла поступить с Луситании, где нет связи с ансиблом. Некоторые люди поверили им. Для большинства это не имело значения. Многие, кто прочитал «Жизнь Хьюмана», так и не нашли в себе сил признать свиноподобных, как ременов.
Многие приняли книгу и признали свиноподобных, они еще раз сопоставили все с теми статьями, которые появились под именем Демосфена несколько месяцев назад, и начали кампанию за отзыв флота, который был уже на пути в Луситанию, называя его «Вторым Ксеноцидом». Это было гадкое, угрожающее прозвище. У Конгресса не хватило бы тюрем, чтобы заставить замолчать всех, включившихся в кампанию. Конгресс ожидал, что война начнется тогда, когда флот достигнет Луситании, через сорок лет. Вместо этого, война разгорелась прямо сейчас. Это было подобно бомбе, разорвавшейся прямо под ногами. Многие свято поверили тому, о чем написал Говорящий от имени Мертвых. Большинство оказалось готовыми принять и признать свиноподобных как ременов. Они стали видеть в тех, кто желает им гибели, грязных убийц.
***
Однажды, осенним днем, Эндер взял тщательно упакованный кокон. Он, Новинха, Олхейдо, Квим и Эла преодолели километры капума и вышли к берегу реки. Маргаритки, которые они посадили в невероятном количестве вокруг, буйно цвели. Зима обещала быть мягкой, и королева пчел будет спасена от десколады.
Эндер бережно развернул кокон на берегу реки и положил королеву пчел в те апартаменты, которые они подготовили вместе с Олхейдо. Около пещеры они бросили только что убитую кабру.
Олхейдо отвез их обратно. Эндер оплакивал ту пустоту, которая появилась в его сердце, его все еще страшила предстоящая сила возрождающейся королевы пчел. Новинха гладила и успокаивала его. Квим усердно молился, а Эла пела старинную народную песню древней Бразилии, подслушанную однажды у шахтеров. Это было хорошее время, благодатная планета. Все оказалось лучше, чем мечтал Эндер, блуждая среди начищенных до блеска коридоров Школы Баталий, где он сражался за свою жизнь.
– Я с легкостью могу умереть сейчас, – сказал Эндер, – дело всей моей жизни исполнено.
– Мое тоже, – сказала Новинха, – но я думаю, это означает начало новой жизни.
***
А позади их, в сыром влажном воздухе темной неглубокой пещеры сильные мощные челюсти разорвали оболочку кокона. Вялое полупрозрачное скелетообразное тело выползло наружу. Ее крылья постепенно расправлялись и подрагивали в сиянии солнца. Она медленно и неуверенно проползла по берегу и, собрав последние силы, набросилась на источающую запах тушу кабры.
Маленькими кусочками она поглощала мясо. Насытившись, она разродилась долгожданными яйцами. Отложив их в мясе кабры, она съела несколько маргариток, наслаждаясь ощущениями своей возрожденной жизни.
Сияние солнца, легкий бриз, обдувающий ее крылья, холод воды под ногами, яйца, вбирающие в себя тепло и оплодотворяющиеся в мягкой плоти кабры: жизнь, такая долгожданная и до сегодняшнего дня бывшая лишь мечтой.
Болезненная мысль о том, что она последний отпрыск своего рода исчезла навсегда. Она снова первая, дающая жизнь.