Страница:
- Вопрос у меня один есть. О наших путешествиях…
- Хочешь спросить, зачем нас Хранители по всем этим городам и весям гоняют?
- Д…д…да… - пораженно вымолвил я. - Неужели вы не знаете?
- Я не знаю, зачем здесь я. Вот этого я точно не знаю. Если исходить из того, что я зачем-то нужен, значит, мы будем не только следствие вести. Но для карательной операции группа у нас жидковата. Вот я и гадаю. Не вяжется ведь все, практикант? - поднял на меня глаза Зигфрид.
- Не вяжется, командир. Вообще, нас тут собрали каждой твари по паре. И на случай боя, и на случай механизм какой разобрать, и на случай зубы больные заговорить. Выходит, Хранители сами не знают, чего ожидать, да? - спросил я.
- Выходит, да. Вообще на такие поручения посылают, если либо изничтожить хотят, либо прославить немеряно. Ты как насчет того, чтобы умереть за Фатерлянд? - ехидно поинтересовался Зигфрид.
- Да не очень как-то впечатляет, - ответил я, размышляя, чем мне обернется моя честность.
- Вот и я не очень. А вот насчет прославиться - всегда пожалуйста. Но пока я с русинами только позорился. Я потерпел от них единственное в своей жизни поражение на поле боя.
- Я знаю. От Изъяслава.
- Вот видишь, практикант. И ты уже знаешь. Я даже не спрашиваю, откуда. Поэтому для меня здесь, как говорится, край. Отсюда мне либо, как папеньке, великому воину, дорога в берлинские кабаки, либо к славе. Поэтому требовать с вас буду нещадно. - по ходу фразы голос у Зигфрида наливался металлом.
- Я и сам понимаю, - пробормотал я.
- Ничего ты не понимаешь, Шамтор. У меня приказ - для нашей миссии мелочей нет.
- Зигфрид, но…- попытался возразить я.
- Я не понимаю, что там происходит наверху, но знаю, что мы здесь не просто так. Каждая деталь, каждая, Шамтор, важна. И не надо тут киснуть. Иди, умывайся. Я пошел будить остальных, - поставил Зигфрид точку в нашей нечаянной беседе у очага.
Когда я вернулся из сеней, в доме уже царило немного бестолковая утренняя суета. Среди этого бедлама Зигфрид излучал спокойствие и уверенность. Лицо у него дернулось только один раз, когда мимо него, величаво поводя бедрами, проплыла в сторону выхода Хельга в короткой холщовой рубашке. Он некоторое время провожал ее глазами, а потом изрек:
- Хельга, давай побыстрее. А то мы до Городища совсем не доедем.
- А нам туда сильно надо? - хихикнула из-за двери наша связистка.
- Сильно. Очень сильно. Короче, у всех пять минут на сборы.
Через пять минут все сидели за столом. Не было только Любавы. Вдруг откуда-то потянуло вкусным запахом яичницы. Сначала в комнату вплыл огромный противень на длинной деревянной ручке, а за ним - и наша хозяйка.
- Яйки… - она поставила на стол аппетитно шкворчащую еду.
- Млеко - она на секунду снова скрылась за дверью и вытащила на свет божий четвертьведерный жбан молока.
- Хлеб, масло - закончила она и тоже уселась на стол.
Я с изумлением осмотрел стол. Они, что, после этого работают? Таким обилием еды можно было накормить полкурса в Академии.
Тут вмешалась Хельга.
- Кушай, Шамтор, кушай. Ты когда-нибудь ездил целый день по русинскому первопутку?
- По чему? - спросил я. Вот, собрались тут на мою голову!
- По первому снегу.
- Нет. А что в этом такого?
- А то, что зарекаться в такие дни ни о чем нельзя. Можно самое простое дело полдня делать. Еще оголодаешь.
- Правильно, Хельга,- поддержал Зигфрид. - Я как раз хотел о делах поговорить. Значит так, сегодня мы осматриваем Муром. Завтра выезжаем в Городище. Путь это неблизкий, но там Федор испытывал свое таинственное оружие. Из этих посещений нам надо понять, есть ли у Федора еще тайные схроны или все оружие здесь, в Муроме. Потом докладываемся и…
- И что? - спросила Любава.
- И ждем указаний.
- А в Муроме как работаем? Как в Бремене? - не стала Любава развивать критическую тему.
- Да. Только у нас меньше времени. - немного нервно ответил Зигфрид.
- Командир, я не понимаю Куда мы так гоним? Мы ведь ничего не успеваем толком разузнать. Ползаем по заброшенным схронам, толком не раскручиваем подозреваемых. Мы куда-то спешим? Есть какое-то место, о котором ты знаешь и куда мы должны попасть к какому-то сроку? - с напором заговорила Любава.
- Нет. - отрывисто бросил Зигфрид - Есть срок, в течение которого мы еще можем хоть что-то сделать. Хранители и сами знают, что мы уже опаздываем. Это как горная лавина. Если она пройдет самые узкие горловины, где ее еще можно задержать и вырвется на простор, все. Лагенвельту конец. Все, что мы узнаем в наших странствиях, используется для того, чтобы в один прекрасный день у войск Ганса не осталось ни одной пули, а у Федора - ни одного "небесного огня". И тогда история выправит сама себя.
И вот тут я подумал, что Зигфрид прав только наполовину. Лагенвельт сможет зализать раны и стать прежним и привычным только, если допустить, что я, и подобные мне, забудут о том, что оружие Грубого мира можно повторить и перестанут хотеть это сделать.
А искать моих коллег по увлечению нужно было здесь, в русинских землях. Насколько я понимаю, конструкцию метателей, которые использовал Федор, было повторить куда проще, чем Гансовы "огненные трубки". Думаю что Федор не дурак и его подчиненные уже начали эксперименты. Значит, я должен был найти хотя бы намеки на таких умельцев и поговорить с друзьями, оставшимися у меня в Муроме после стажировки.
- Как будем действовать? Мойша?
- Я пойду к нашим. Может, подмогнут чем.
- Хельга?
- У наших тоже в русинских землях большое поселение. Тут, недалеко, близ Мурома.
- Любава?
- Опять по лечебницам.
- Шамтор?
- Я к друзьям пойду.
- Каким таким друзьям? - изумилась Любава.
- Я был в Муроме на стажировке. Есть тут пара побратимов, с которыми мы летними ночами меду попили.
- Может, на хозяйстве останешься? Ну что, что тебе студиозы скажут?
Вот от Любавы такого я никак не ожидал. Я открыл рот, чтобы ответить. Но меня опередил Мойша.
- Он, тово, в город пойдет. Практиканты, они ребяты шустрые. Ну, напьется, но ведь не до чертей зеленых. А Шамтор? Поедешь в моей телеге, если в седле прямо сидеть не сможешь.
Я облегченно улыбнулся.
- Поеду.
Зигфрид немного помолчал и подытожил:
- А я поеду на боевое поле, помахаю мечом с местными дружинниками. Под это дело и разговор лучше пойдет. Встречаемся вечером, в восемь. Жду от всех подробных докладов.
После этого мы молча завершили завтрак, и вскоре все стояли перед домом на улице.
- Ну, разбежались? - бросил Мойша Ии исчез в снежном мареве.
Зигфрид и Хельга, оба в длинных тулупах почти до пят, расстегнули деревянные пуговицы, чтобы не мешали, запрыгнули на коней и неспешно поскакали вдоль заборов куда-то в сторону опушки леса. У ворот остались стоять я и Любава. Я полной грудью вдохнул прохладный воздух, запахнул коротенький тулупчик из выдубленной овечьей кожи и сказал:
- Любава, мне в центр города.
Она торопливо ответила:
- Мне тоже.
И мы тронулись в путь. Некоторое время мы молча шли вдоль дороги. Вдруг сзади раздался голос:
- Эй, голубки, вас подвезти, может? Куда путь держите?
Я обернулся. Нас нагоняли сани, доверху груженные чем-то очень мягким. Покрыта поклажа была грубой тканью, аккуратно подоткнутой по краям. Я присмотрелся повнимательнее. Да, это были холсты.
- А дорого возьмешь, парень? - озорным голосом спросила Любава.
- А за поцелуй твой и отвезу, красавица!
- Ну, за поцелуй…- протянула Любава. - Меня мой милый заругает.
- Ладно, садитесь так. Снег скоро повалит по настоящему, к середине дня, заблудитесь.
Я подумал, что, конечно, жить у русин я бы не смог. Это же надо - заблудиться посреди бела дня в центре столичного города! Додумать эту мысль я не успел. Любава легонько подтолкнула меня в спину, и я запрыгнул на сани.
Мы ехали мимо добротных срубов по обеим сторонам улицы. Тут возница неожиданно сказал:
- Что, нравится? Смотри, как новых домов много появилось! Это в последние два года князь с Федором людям деревья на порубку богато дают из своих лесов. А им чего, у них теперь все земли наши под рукой! От их богатств и нам, муромчанам, кое-что перепало.
Это "кое-что" выглядело, конечно, впечатляюще. Терема были построены основательно и надолго, кое-где к ним еще пристраивали крылечки, во дворах валялась свежая стружка.
И тут я услышал тихий шепот Любавы.
- Милый, может, не поедем никуда, а? Полюбимся? Все тело томит. А ведь еще путь неблизкий, успеешь еще намотаться по нашим просторам, вообще ничего хотеть не будешь.
Я так и не понял, то ли это был морок, то ли горячая ладошка Любавы, скользнувшая под полу тулупа, окончательно лишила меня способности соображать. Я набросился на Любаву и начал ее целовать, и, кажется, даже порывался раздеть. Краем глаза я увидел, как возница улыбнулся и уставился вперед на дорогу. И вдруг…вдруг из-за поворота выехали сани и раздался удивительно знакомый звонкий голос:
- Я лица, конечно, не вижу. Но похоже, это ты, Шам!
Я резко выпрямился. На другой стороне улицы остановились маленькие сани, запряженные красавицей-лошадкой. А на облучке сидел…
- Мирослав! Старик! Как ты? - заорал я, забыв про чары Любавы, и спрыгнул с саней.
- Шамтор! Ты тут какими судьбами? - заорал в ответ мой самый лучший русинский друг Мирослав.
- Да я это… - я немного замялся и вдруг придумал. - Я подлечиться приехал.
- И что ты там подцепил, в своем Фатерлянде?
- Да ничего, друзья сказали, что зимой у вас и воздух хорошо лечит.
Мы стояли около его саней и болтали, вспоминая общих друзей. Со стороны нашей повозки донесся голос возницы: "Эй, красавчик, дальше поедешь?" Я повернулся и махнул ему рукой, мол, поезжай…Он нагнулся к Любаве и что-то ей шепнул. Она, как мне показалось, немного обиженно запахнула шубу и дернула подбородком вперед. Возница тронулся и спустя несколько мгновений сани скрылись в заметно сгустившейся снежной пелене.
- Садись, Шамтор. Поехали ко мне. Благо, недалеко. Я вон в том новом доме живу.
- Ого! - присвистнул я. - И за что тебе такая честь выпала?
- Да так. Хотя чего я. Лес личным распоряжением Советника Федора выделяли. И катали сруб его мастера. Я ведь…ты никому не скажешь?
- Не скажу. Как в могиле.
- Я Федору признался, что дома держу в тайнике "Магическую механику", что люблю всякие вещицы мастерить. Ты-то не бросил это дело?
Я даже растерялся. Сказать ему правду? Я ведь тоже теперь не на заднем дворе все эти книги читал. Сам Хранитель Сент…А ладно, что ж я такой дурак, а? Все эти Сенты приходят и уходят, а с Мирославом мы в одной драке против ведьмаков в кабаке на окраине Мурома стояли. И видел он, как я струсил, но виду не подал, а дрался как волк, пока я не успокоился. Нас потом обоих такие красавицы-ведьмы в лечебнице штопали…
- Нет. - Я удивился, заметив, что Мирославу больше ничего знать и не хотелось. Он, видно, просто хотел убедиться, что друг не предал их общую тайную страсть.
- Слушай, Мир, а помнишь Анфису, ведьму, которая мне губы заговаривала?
- Помню. Она мне сейчас с утра до ночи зубы заговаривает. Жена она моя. - с довольно улыбкой добавил он. - Увидишь ее еще. А вот и она.
Действительно, на крыльце роскошного сруба Мирослава появилась высокая красивая женщина в белом малахае и длинной шубе до пят и замахала нам рукой. Из-за ее спины вынырнул суетливый, закутанный до самого носа маленький человечек и что-то закричал тонким голоском. Женщина кивнула, и колобок будто скатился вниз по ступенькам и побежал навстречу саням.
- Это Забава, дочка моя. - расчувствованно произнес Мирослав. - Ну, насчет тебя не спрашиваю, у вас маги не женятся. А у нас с этим делом - полный порядок.
Сани подкатили к крыльцу. Мирослав спрыгнул на обочину, не вошел, а как-то прямо вкатился в ворота, и поднял на вытянутые руки радостно пищащую Забаву. Анфиса подошла и нежно прижалась плечом к груди мужа.
Вот тут я впервые, пожалуй, в жизни пожалел, что в Фатерлянде существуют строгие правила относительно безбрачия магов. Да, мы могли иметь детей, но семьи строго-настрого запрещались. Считалось, что семейная жизнь ослабляет мага. И мне в голову пришел крамольный вопрос: А всегда ли так было?
Пока Мирослав о чем-то шептался с семьей, я стоял в воротах. Вдруг Анфиса глянула на меня, кивнула мужу головой и направилась ко мне.
- Привет, Шамтор! - улыбнулась она. Да, после родов она немного раздобрела, но я уже много раз замечал, что красивые русинки после родов лишь добирают в женском очаровании. - Как твоя губа? Зубы заговаривать не надо?
- Не надо, Анфиса. Все отлично.
- Смотри, как, а ты по-нашему совсем хорошо научился говорить. Что, учительница хорошая была? - Анфиса подмигнула мне и весело рассмеялась.
- Ну, пойдем в дом. - хлопнул меня по плечу Мирослав.
Мы поднялись по крыльцу и зашли. В доме было хорошо. Пахло свежим деревом, пчелиным воском и чем-то еще. Я принюхался. Я уже где-то встречал этот запах, но не мог вспомнить, где.
- Раздевайся, проходи! - весело провозгласил Мирослав.
Мы прошли в светлицу.
- Ну, пока Анфиса на стол накрывает, пойдем, я тебе дом покажу. - сказал Мирослав. Между нами проскользнула малышка Забава. Мирослав нагнулся к ней - Помоги маме, Забава, не надо за папой ходить! У папы гость почетный!
Забава собралась было похныкать, но, посмотрев на нас, передумала и ускакала к матери. И мы пошли по дому. Здесь в каждом углу ощущался спокойный достаток. Ничто не было выставлено напоказ, но каждая вещь была слажена добротно и смотрелась дорого. Я отвечал на шутки, хвалил, восхищался, а сам продолжал принюхиваться к странному запаху.
Наконец, мы спустились в подпол. Там была оборудована просторная комната, с несколькими столами и огромным множеством книжных полок. Вот здесь запах стал явственнее всего. И тут я понял. Так пахло в том самом схроне, который мы с Зигфридом перепахали носами в поисках той злосчастной пули. Это был запах того самого порошка, который высыпался из нее, когда Хельга разделила металлы. На дальнем столе были разбросаны какие-то чертежи и записи. Увидев их, Мирослав замолк, посерьезнел и остановил меня.
- Погоди, Шамтор. Туда тебе нельзя. Сам понимаешь - служба. Пойдем назад в дом.
Я вдруг неожиданно понял, что это - моя последняя вот такая встреча с Мирославом. Мы - все еще старые друзья. Нам все еще есть чего вспомнить вместе. Но мы, похоже, по разные стороны реки, и течение жизни уже никогда не даст возможности построить мост между нами.
Мы отобедали, я наговорил кучу комплиментов Анфисе, но Мирослав, очевидно, почувствовал то же, что и я. Он начал как-то очень быстро сворачивать нашу встречу, избегал любых тем, связанных с Федором и новостями из русинских земель и только пол конец, когда мы вышли попрощаться на крыльцо, внезапно крепко обнял меня и негромко сказал на ухо:
- Может, увидимся еще когда, Шам. Только не знаю, как уж доведется. Давай, будь здоров.
Слегка ошеломленный, я зашагал вдоль улицы. К вечеру снег прекратился, но навалило его немало. К своему удивлению, я увидел, что наше временное пристанище было совсем недалеко от дома Мирослава. В сенях горел свет, и я побыстрее зашагал вперед.
Когда я вошел в дом, там были уже почти все, кроме Любавы. В очаге жарко горел огонь. Зигфрид повернулся ко мне.
- Пришел? И трезвый? Я тебя недооценил, практикант! Садись. Будем ждать Любаву. А потом ужинать и разговаривать.
Ждать Любаву пришлось довольно долго. Мойша, пригревшись у огня, даже задремал. Наконец, она ворвалась в двери и пристроилась в самом углу стола. На меня она смотрела хитро, и даже как-то обидно вызывающе.
- Ну, давайте, следователи, докладывайте! - начал Зигфрид.- Сначала ты, Мойша.
- Ну, это, я, того…
- Кого? - поинтересовалась Любава.
- Яво…Чего ты меня сбиваешь, глупая баба! Короче, я повстречался с нашими. Детали опущу. Но договорились до того, что, когда приедем в Городище, сможем опосля осмотра встретиться с самим Велехом, одним из Старейшин. Он нам что-то сказать хочет. Только я не понимаю, чего…
- Ты уверен, что это не засада? - спросил Зигфрид.
- Что ты городишь, Зигги? - разочарованно протянул Мойша. - Ну с каких это пор наших Старейшин ваши дела интересовать стали? Ежели он чего сказать хочет, так это, чтобы поскорее вся эта ерунда с наших болот ушла. А то поналезут потом всякие!
- Ладно. Хельга!
Хельга довольно двусмысленно поерзала по лавке своей великолепной задницей. Черт, она там что, разогревается так, что ли? Хотя нет. Она извлекла…Опять вопрос - откуда она там это извлекла? На таких юбках карманы шить некуда…Короче, она извлекла откуда-то некую тряпицу, покрытую странными значками и молча протянула Зигфриду.
- Что это? - подозрительно спросил он.
- Это мне дали у нас в поселении. Одна из женщин там прибирается в княжеской усадьбе и нашла вот это. Она говорит, Федор очень сердился на князя, когда тот сказал ему, что потерял эту тряпицу.
- Идите все сюда! - подозвал нас Зигфрид. - Смотрите. И думайте, что это.
Сверху донизу тряпочка была испещрена цифрами и какими-то символами. Я не понимал, что значили символы, но цифры уменьшались сверху вниз. Самая нижняя цифра - 24 - была несколько раз обведена в кружок и жирно подчеркнута. И тут и меня и Мойшу, одновременно осенило:
- Зигфрид, а если это количество "огненных шаров"?
- Да, остаток…- вставила Хельга.
- Так, погодите. - остановил нас Зигфрид. Он молча пошевелил губами, загнул несколько пальцев и продолжил:
- Сходится. Всего Федор, как нам известно, ставил "огненную стену" шесть раз. Здесь получается, что семь. Ну, где-то недосмотрели. Получается…Получается, он тратил на каждую кампанию около двух дюжин боеприпасов?
- Да. - сказал я. - И оставшиеся две дюжины - это его последний запас.
- Значит, вот оно, слабое место! - воскликнул Зигфрид - Нам надо с кого-то начинать. Если мы сейчас лишим Федора окончательно возможности пополнять запасы, его Великое Княжество рухнет как колосс на глиняных ногах! Значит, завтра с утра, к Городищу! Так, теперь ты, Шамтор!
От неожиданности у меня часто-часто забилось сердце. Я понял, что сейчас может произойти и почему Федор осыпал Мирослава такими благами. Мой русинский друг работал над тем самым воспроизведением чужой магии и технологии, которое должно было спасти Великое Княжество Муромское. Если я выдам Мирослава, то…То буду последней скотиной и предателем. Зигфрид уничтожит и его, и Анфису, и маленькую прелестницу Забаву прямо у меня на глазах. А если не выдам…То, возможно, я уничтожу весь Лагенвельт…А может, и не уничтожу…Ведь у Мирослава может и не получиться создать местную "огненную трубу" И что - теоретическая возможность завтра, против трех трупов сегодня?
- У меня ничего…- услышал я свой собственный голос и заметил на себе заинтересованный взгляд Любавы.
- Любава! - разочарованно глядя на меня, протянул Зигфрид. - У тебя что?
- Седьмой пуск, похоже, был у Городища совсем недавно. Причем оттуда привезли очень много трупов и тел с ранениями. Говорят, что одна из "огненных труб" взорвалась во время стрельб и покалечила массу народа. Раньше такого не было.
У меня опять забилось сердце. Значит, этот запах…Они пробуют приготовить "огненный порошок" сами… Что ж, тем лучше, я видел это вещество в деле и мысленно выразил свои соболезнования Анфисе. Единственное, чего не хотелось, так это смерти маленькой дочки Мирослава.
- Так, понятно. Шамтору - выговор за бесцельную трату времени. У нас его мало и мы не можем маяться дурью как делаете это вы молодой человек! - Зигфрид повысил голос и я понял как этот рыцарь вел в бой свой полк. Под руку разозленному Зигфриду Брауншвейгскому лучше было не попадаться.
- Да ладно тебе, Зиги - внезапно вступился Мойша сильно меня удиви, - чего на парня то набросился аки волк голодный? Молодой, он ищо!
- Молодой, - проворчал Зигфрид успокаиваясь, - молодой да ранний… Короче, завтра все отправляемся в Городище. Надо понять, что же там все-таки происходило! А теперь - спать!
Глава 13 - Гиблое место
- Хочешь спросить, зачем нас Хранители по всем этим городам и весям гоняют?
- Д…д…да… - пораженно вымолвил я. - Неужели вы не знаете?
- Я не знаю, зачем здесь я. Вот этого я точно не знаю. Если исходить из того, что я зачем-то нужен, значит, мы будем не только следствие вести. Но для карательной операции группа у нас жидковата. Вот я и гадаю. Не вяжется ведь все, практикант? - поднял на меня глаза Зигфрид.
- Не вяжется, командир. Вообще, нас тут собрали каждой твари по паре. И на случай боя, и на случай механизм какой разобрать, и на случай зубы больные заговорить. Выходит, Хранители сами не знают, чего ожидать, да? - спросил я.
- Выходит, да. Вообще на такие поручения посылают, если либо изничтожить хотят, либо прославить немеряно. Ты как насчет того, чтобы умереть за Фатерлянд? - ехидно поинтересовался Зигфрид.
- Да не очень как-то впечатляет, - ответил я, размышляя, чем мне обернется моя честность.
- Вот и я не очень. А вот насчет прославиться - всегда пожалуйста. Но пока я с русинами только позорился. Я потерпел от них единственное в своей жизни поражение на поле боя.
- Я знаю. От Изъяслава.
- Вот видишь, практикант. И ты уже знаешь. Я даже не спрашиваю, откуда. Поэтому для меня здесь, как говорится, край. Отсюда мне либо, как папеньке, великому воину, дорога в берлинские кабаки, либо к славе. Поэтому требовать с вас буду нещадно. - по ходу фразы голос у Зигфрида наливался металлом.
- Я и сам понимаю, - пробормотал я.
- Ничего ты не понимаешь, Шамтор. У меня приказ - для нашей миссии мелочей нет.
- Зигфрид, но…- попытался возразить я.
- Я не понимаю, что там происходит наверху, но знаю, что мы здесь не просто так. Каждая деталь, каждая, Шамтор, важна. И не надо тут киснуть. Иди, умывайся. Я пошел будить остальных, - поставил Зигфрид точку в нашей нечаянной беседе у очага.
Когда я вернулся из сеней, в доме уже царило немного бестолковая утренняя суета. Среди этого бедлама Зигфрид излучал спокойствие и уверенность. Лицо у него дернулось только один раз, когда мимо него, величаво поводя бедрами, проплыла в сторону выхода Хельга в короткой холщовой рубашке. Он некоторое время провожал ее глазами, а потом изрек:
- Хельга, давай побыстрее. А то мы до Городища совсем не доедем.
- А нам туда сильно надо? - хихикнула из-за двери наша связистка.
- Сильно. Очень сильно. Короче, у всех пять минут на сборы.
Через пять минут все сидели за столом. Не было только Любавы. Вдруг откуда-то потянуло вкусным запахом яичницы. Сначала в комнату вплыл огромный противень на длинной деревянной ручке, а за ним - и наша хозяйка.
- Яйки… - она поставила на стол аппетитно шкворчащую еду.
- Млеко - она на секунду снова скрылась за дверью и вытащила на свет божий четвертьведерный жбан молока.
- Хлеб, масло - закончила она и тоже уселась на стол.
Я с изумлением осмотрел стол. Они, что, после этого работают? Таким обилием еды можно было накормить полкурса в Академии.
Тут вмешалась Хельга.
- Кушай, Шамтор, кушай. Ты когда-нибудь ездил целый день по русинскому первопутку?
- По чему? - спросил я. Вот, собрались тут на мою голову!
- По первому снегу.
- Нет. А что в этом такого?
- А то, что зарекаться в такие дни ни о чем нельзя. Можно самое простое дело полдня делать. Еще оголодаешь.
- Правильно, Хельга,- поддержал Зигфрид. - Я как раз хотел о делах поговорить. Значит так, сегодня мы осматриваем Муром. Завтра выезжаем в Городище. Путь это неблизкий, но там Федор испытывал свое таинственное оружие. Из этих посещений нам надо понять, есть ли у Федора еще тайные схроны или все оружие здесь, в Муроме. Потом докладываемся и…
- И что? - спросила Любава.
- И ждем указаний.
- А в Муроме как работаем? Как в Бремене? - не стала Любава развивать критическую тему.
- Да. Только у нас меньше времени. - немного нервно ответил Зигфрид.
- Командир, я не понимаю Куда мы так гоним? Мы ведь ничего не успеваем толком разузнать. Ползаем по заброшенным схронам, толком не раскручиваем подозреваемых. Мы куда-то спешим? Есть какое-то место, о котором ты знаешь и куда мы должны попасть к какому-то сроку? - с напором заговорила Любава.
- Нет. - отрывисто бросил Зигфрид - Есть срок, в течение которого мы еще можем хоть что-то сделать. Хранители и сами знают, что мы уже опаздываем. Это как горная лавина. Если она пройдет самые узкие горловины, где ее еще можно задержать и вырвется на простор, все. Лагенвельту конец. Все, что мы узнаем в наших странствиях, используется для того, чтобы в один прекрасный день у войск Ганса не осталось ни одной пули, а у Федора - ни одного "небесного огня". И тогда история выправит сама себя.
И вот тут я подумал, что Зигфрид прав только наполовину. Лагенвельт сможет зализать раны и стать прежним и привычным только, если допустить, что я, и подобные мне, забудут о том, что оружие Грубого мира можно повторить и перестанут хотеть это сделать.
А искать моих коллег по увлечению нужно было здесь, в русинских землях. Насколько я понимаю, конструкцию метателей, которые использовал Федор, было повторить куда проще, чем Гансовы "огненные трубки". Думаю что Федор не дурак и его подчиненные уже начали эксперименты. Значит, я должен был найти хотя бы намеки на таких умельцев и поговорить с друзьями, оставшимися у меня в Муроме после стажировки.
- Как будем действовать? Мойша?
- Я пойду к нашим. Может, подмогнут чем.
- Хельга?
- У наших тоже в русинских землях большое поселение. Тут, недалеко, близ Мурома.
- Любава?
- Опять по лечебницам.
- Шамтор?
- Я к друзьям пойду.
- Каким таким друзьям? - изумилась Любава.
- Я был в Муроме на стажировке. Есть тут пара побратимов, с которыми мы летними ночами меду попили.
- Может, на хозяйстве останешься? Ну что, что тебе студиозы скажут?
Вот от Любавы такого я никак не ожидал. Я открыл рот, чтобы ответить. Но меня опередил Мойша.
- Он, тово, в город пойдет. Практиканты, они ребяты шустрые. Ну, напьется, но ведь не до чертей зеленых. А Шамтор? Поедешь в моей телеге, если в седле прямо сидеть не сможешь.
Я облегченно улыбнулся.
- Поеду.
Зигфрид немного помолчал и подытожил:
- А я поеду на боевое поле, помахаю мечом с местными дружинниками. Под это дело и разговор лучше пойдет. Встречаемся вечером, в восемь. Жду от всех подробных докладов.
После этого мы молча завершили завтрак, и вскоре все стояли перед домом на улице.
- Ну, разбежались? - бросил Мойша Ии исчез в снежном мареве.
Зигфрид и Хельга, оба в длинных тулупах почти до пят, расстегнули деревянные пуговицы, чтобы не мешали, запрыгнули на коней и неспешно поскакали вдоль заборов куда-то в сторону опушки леса. У ворот остались стоять я и Любава. Я полной грудью вдохнул прохладный воздух, запахнул коротенький тулупчик из выдубленной овечьей кожи и сказал:
- Любава, мне в центр города.
Она торопливо ответила:
- Мне тоже.
И мы тронулись в путь. Некоторое время мы молча шли вдоль дороги. Вдруг сзади раздался голос:
- Эй, голубки, вас подвезти, может? Куда путь держите?
Я обернулся. Нас нагоняли сани, доверху груженные чем-то очень мягким. Покрыта поклажа была грубой тканью, аккуратно подоткнутой по краям. Я присмотрелся повнимательнее. Да, это были холсты.
- А дорого возьмешь, парень? - озорным голосом спросила Любава.
- А за поцелуй твой и отвезу, красавица!
- Ну, за поцелуй…- протянула Любава. - Меня мой милый заругает.
- Ладно, садитесь так. Снег скоро повалит по настоящему, к середине дня, заблудитесь.
Я подумал, что, конечно, жить у русин я бы не смог. Это же надо - заблудиться посреди бела дня в центре столичного города! Додумать эту мысль я не успел. Любава легонько подтолкнула меня в спину, и я запрыгнул на сани.
Мы ехали мимо добротных срубов по обеим сторонам улицы. Тут возница неожиданно сказал:
- Что, нравится? Смотри, как новых домов много появилось! Это в последние два года князь с Федором людям деревья на порубку богато дают из своих лесов. А им чего, у них теперь все земли наши под рукой! От их богатств и нам, муромчанам, кое-что перепало.
Это "кое-что" выглядело, конечно, впечатляюще. Терема были построены основательно и надолго, кое-где к ним еще пристраивали крылечки, во дворах валялась свежая стружка.
И тут я услышал тихий шепот Любавы.
- Милый, может, не поедем никуда, а? Полюбимся? Все тело томит. А ведь еще путь неблизкий, успеешь еще намотаться по нашим просторам, вообще ничего хотеть не будешь.
Я так и не понял, то ли это был морок, то ли горячая ладошка Любавы, скользнувшая под полу тулупа, окончательно лишила меня способности соображать. Я набросился на Любаву и начал ее целовать, и, кажется, даже порывался раздеть. Краем глаза я увидел, как возница улыбнулся и уставился вперед на дорогу. И вдруг…вдруг из-за поворота выехали сани и раздался удивительно знакомый звонкий голос:
- Я лица, конечно, не вижу. Но похоже, это ты, Шам!
Я резко выпрямился. На другой стороне улицы остановились маленькие сани, запряженные красавицей-лошадкой. А на облучке сидел…
- Мирослав! Старик! Как ты? - заорал я, забыв про чары Любавы, и спрыгнул с саней.
- Шамтор! Ты тут какими судьбами? - заорал в ответ мой самый лучший русинский друг Мирослав.
- Да я это… - я немного замялся и вдруг придумал. - Я подлечиться приехал.
- И что ты там подцепил, в своем Фатерлянде?
- Да ничего, друзья сказали, что зимой у вас и воздух хорошо лечит.
Мы стояли около его саней и болтали, вспоминая общих друзей. Со стороны нашей повозки донесся голос возницы: "Эй, красавчик, дальше поедешь?" Я повернулся и махнул ему рукой, мол, поезжай…Он нагнулся к Любаве и что-то ей шепнул. Она, как мне показалось, немного обиженно запахнула шубу и дернула подбородком вперед. Возница тронулся и спустя несколько мгновений сани скрылись в заметно сгустившейся снежной пелене.
- Садись, Шамтор. Поехали ко мне. Благо, недалеко. Я вон в том новом доме живу.
- Ого! - присвистнул я. - И за что тебе такая честь выпала?
- Да так. Хотя чего я. Лес личным распоряжением Советника Федора выделяли. И катали сруб его мастера. Я ведь…ты никому не скажешь?
- Не скажу. Как в могиле.
- Я Федору признался, что дома держу в тайнике "Магическую механику", что люблю всякие вещицы мастерить. Ты-то не бросил это дело?
Я даже растерялся. Сказать ему правду? Я ведь тоже теперь не на заднем дворе все эти книги читал. Сам Хранитель Сент…А ладно, что ж я такой дурак, а? Все эти Сенты приходят и уходят, а с Мирославом мы в одной драке против ведьмаков в кабаке на окраине Мурома стояли. И видел он, как я струсил, но виду не подал, а дрался как волк, пока я не успокоился. Нас потом обоих такие красавицы-ведьмы в лечебнице штопали…
- Нет. - Я удивился, заметив, что Мирославу больше ничего знать и не хотелось. Он, видно, просто хотел убедиться, что друг не предал их общую тайную страсть.
- Слушай, Мир, а помнишь Анфису, ведьму, которая мне губы заговаривала?
- Помню. Она мне сейчас с утра до ночи зубы заговаривает. Жена она моя. - с довольно улыбкой добавил он. - Увидишь ее еще. А вот и она.
Действительно, на крыльце роскошного сруба Мирослава появилась высокая красивая женщина в белом малахае и длинной шубе до пят и замахала нам рукой. Из-за ее спины вынырнул суетливый, закутанный до самого носа маленький человечек и что-то закричал тонким голоском. Женщина кивнула, и колобок будто скатился вниз по ступенькам и побежал навстречу саням.
- Это Забава, дочка моя. - расчувствованно произнес Мирослав. - Ну, насчет тебя не спрашиваю, у вас маги не женятся. А у нас с этим делом - полный порядок.
Сани подкатили к крыльцу. Мирослав спрыгнул на обочину, не вошел, а как-то прямо вкатился в ворота, и поднял на вытянутые руки радостно пищащую Забаву. Анфиса подошла и нежно прижалась плечом к груди мужа.
Вот тут я впервые, пожалуй, в жизни пожалел, что в Фатерлянде существуют строгие правила относительно безбрачия магов. Да, мы могли иметь детей, но семьи строго-настрого запрещались. Считалось, что семейная жизнь ослабляет мага. И мне в голову пришел крамольный вопрос: А всегда ли так было?
Пока Мирослав о чем-то шептался с семьей, я стоял в воротах. Вдруг Анфиса глянула на меня, кивнула мужу головой и направилась ко мне.
- Привет, Шамтор! - улыбнулась она. Да, после родов она немного раздобрела, но я уже много раз замечал, что красивые русинки после родов лишь добирают в женском очаровании. - Как твоя губа? Зубы заговаривать не надо?
- Не надо, Анфиса. Все отлично.
- Смотри, как, а ты по-нашему совсем хорошо научился говорить. Что, учительница хорошая была? - Анфиса подмигнула мне и весело рассмеялась.
- Ну, пойдем в дом. - хлопнул меня по плечу Мирослав.
Мы поднялись по крыльцу и зашли. В доме было хорошо. Пахло свежим деревом, пчелиным воском и чем-то еще. Я принюхался. Я уже где-то встречал этот запах, но не мог вспомнить, где.
- Раздевайся, проходи! - весело провозгласил Мирослав.
Мы прошли в светлицу.
- Ну, пока Анфиса на стол накрывает, пойдем, я тебе дом покажу. - сказал Мирослав. Между нами проскользнула малышка Забава. Мирослав нагнулся к ней - Помоги маме, Забава, не надо за папой ходить! У папы гость почетный!
Забава собралась было похныкать, но, посмотрев на нас, передумала и ускакала к матери. И мы пошли по дому. Здесь в каждом углу ощущался спокойный достаток. Ничто не было выставлено напоказ, но каждая вещь была слажена добротно и смотрелась дорого. Я отвечал на шутки, хвалил, восхищался, а сам продолжал принюхиваться к странному запаху.
Наконец, мы спустились в подпол. Там была оборудована просторная комната, с несколькими столами и огромным множеством книжных полок. Вот здесь запах стал явственнее всего. И тут я понял. Так пахло в том самом схроне, который мы с Зигфридом перепахали носами в поисках той злосчастной пули. Это был запах того самого порошка, который высыпался из нее, когда Хельга разделила металлы. На дальнем столе были разбросаны какие-то чертежи и записи. Увидев их, Мирослав замолк, посерьезнел и остановил меня.
- Погоди, Шамтор. Туда тебе нельзя. Сам понимаешь - служба. Пойдем назад в дом.
Я вдруг неожиданно понял, что это - моя последняя вот такая встреча с Мирославом. Мы - все еще старые друзья. Нам все еще есть чего вспомнить вместе. Но мы, похоже, по разные стороны реки, и течение жизни уже никогда не даст возможности построить мост между нами.
Мы отобедали, я наговорил кучу комплиментов Анфисе, но Мирослав, очевидно, почувствовал то же, что и я. Он начал как-то очень быстро сворачивать нашу встречу, избегал любых тем, связанных с Федором и новостями из русинских земель и только пол конец, когда мы вышли попрощаться на крыльцо, внезапно крепко обнял меня и негромко сказал на ухо:
- Может, увидимся еще когда, Шам. Только не знаю, как уж доведется. Давай, будь здоров.
Слегка ошеломленный, я зашагал вдоль улицы. К вечеру снег прекратился, но навалило его немало. К своему удивлению, я увидел, что наше временное пристанище было совсем недалеко от дома Мирослава. В сенях горел свет, и я побыстрее зашагал вперед.
Когда я вошел в дом, там были уже почти все, кроме Любавы. В очаге жарко горел огонь. Зигфрид повернулся ко мне.
- Пришел? И трезвый? Я тебя недооценил, практикант! Садись. Будем ждать Любаву. А потом ужинать и разговаривать.
Ждать Любаву пришлось довольно долго. Мойша, пригревшись у огня, даже задремал. Наконец, она ворвалась в двери и пристроилась в самом углу стола. На меня она смотрела хитро, и даже как-то обидно вызывающе.
- Ну, давайте, следователи, докладывайте! - начал Зигфрид.- Сначала ты, Мойша.
- Ну, это, я, того…
- Кого? - поинтересовалась Любава.
- Яво…Чего ты меня сбиваешь, глупая баба! Короче, я повстречался с нашими. Детали опущу. Но договорились до того, что, когда приедем в Городище, сможем опосля осмотра встретиться с самим Велехом, одним из Старейшин. Он нам что-то сказать хочет. Только я не понимаю, чего…
- Ты уверен, что это не засада? - спросил Зигфрид.
- Что ты городишь, Зигги? - разочарованно протянул Мойша. - Ну с каких это пор наших Старейшин ваши дела интересовать стали? Ежели он чего сказать хочет, так это, чтобы поскорее вся эта ерунда с наших болот ушла. А то поналезут потом всякие!
- Ладно. Хельга!
Хельга довольно двусмысленно поерзала по лавке своей великолепной задницей. Черт, она там что, разогревается так, что ли? Хотя нет. Она извлекла…Опять вопрос - откуда она там это извлекла? На таких юбках карманы шить некуда…Короче, она извлекла откуда-то некую тряпицу, покрытую странными значками и молча протянула Зигфриду.
- Что это? - подозрительно спросил он.
- Это мне дали у нас в поселении. Одна из женщин там прибирается в княжеской усадьбе и нашла вот это. Она говорит, Федор очень сердился на князя, когда тот сказал ему, что потерял эту тряпицу.
- Идите все сюда! - подозвал нас Зигфрид. - Смотрите. И думайте, что это.
Сверху донизу тряпочка была испещрена цифрами и какими-то символами. Я не понимал, что значили символы, но цифры уменьшались сверху вниз. Самая нижняя цифра - 24 - была несколько раз обведена в кружок и жирно подчеркнута. И тут и меня и Мойшу, одновременно осенило:
- Зигфрид, а если это количество "огненных шаров"?
- Да, остаток…- вставила Хельга.
- Так, погодите. - остановил нас Зигфрид. Он молча пошевелил губами, загнул несколько пальцев и продолжил:
- Сходится. Всего Федор, как нам известно, ставил "огненную стену" шесть раз. Здесь получается, что семь. Ну, где-то недосмотрели. Получается…Получается, он тратил на каждую кампанию около двух дюжин боеприпасов?
- Да. - сказал я. - И оставшиеся две дюжины - это его последний запас.
- Значит, вот оно, слабое место! - воскликнул Зигфрид - Нам надо с кого-то начинать. Если мы сейчас лишим Федора окончательно возможности пополнять запасы, его Великое Княжество рухнет как колосс на глиняных ногах! Значит, завтра с утра, к Городищу! Так, теперь ты, Шамтор!
От неожиданности у меня часто-часто забилось сердце. Я понял, что сейчас может произойти и почему Федор осыпал Мирослава такими благами. Мой русинский друг работал над тем самым воспроизведением чужой магии и технологии, которое должно было спасти Великое Княжество Муромское. Если я выдам Мирослава, то…То буду последней скотиной и предателем. Зигфрид уничтожит и его, и Анфису, и маленькую прелестницу Забаву прямо у меня на глазах. А если не выдам…То, возможно, я уничтожу весь Лагенвельт…А может, и не уничтожу…Ведь у Мирослава может и не получиться создать местную "огненную трубу" И что - теоретическая возможность завтра, против трех трупов сегодня?
- У меня ничего…- услышал я свой собственный голос и заметил на себе заинтересованный взгляд Любавы.
- Любава! - разочарованно глядя на меня, протянул Зигфрид. - У тебя что?
- Седьмой пуск, похоже, был у Городища совсем недавно. Причем оттуда привезли очень много трупов и тел с ранениями. Говорят, что одна из "огненных труб" взорвалась во время стрельб и покалечила массу народа. Раньше такого не было.
У меня опять забилось сердце. Значит, этот запах…Они пробуют приготовить "огненный порошок" сами… Что ж, тем лучше, я видел это вещество в деле и мысленно выразил свои соболезнования Анфисе. Единственное, чего не хотелось, так это смерти маленькой дочки Мирослава.
- Так, понятно. Шамтору - выговор за бесцельную трату времени. У нас его мало и мы не можем маяться дурью как делаете это вы молодой человек! - Зигфрид повысил голос и я понял как этот рыцарь вел в бой свой полк. Под руку разозленному Зигфриду Брауншвейгскому лучше было не попадаться.
- Да ладно тебе, Зиги - внезапно вступился Мойша сильно меня удиви, - чего на парня то набросился аки волк голодный? Молодой, он ищо!
- Молодой, - проворчал Зигфрид успокаиваясь, - молодой да ранний… Короче, завтра все отправляемся в Городище. Надо понять, что же там все-таки происходило! А теперь - спать!
Глава 13 - Гиблое место
Когда я вышел к завтраку, первое, что я услышал - это обращенные к кому-то слова Зигфрида.
- И ты называешь это "близко"? День пути?
Кто-то невидимый возразил командиру.
- Да по нашим меркам - это рукой подать. Поедем на санях, пригреетесь, поспите в дороге.
- Может, ты мне еще предложишь вашей русской медовухи с собой взять для лучшего самочувствия?
- А что, ваша светлость, не помешает. Ежели запуржит - хотите - за санями бегите для согреву, хотите медовушкой ее попользуйте.
Тут Зигфрид увидел меня.
- Нет, ну ты слышал, что он говорит? Мне, боевому рыцарю, предлагать валяться на саночках, словно бревну какому! А если враг устроит засаду?
Тут я наконец разглядел и его собеседника. Это был дюжий крестьянин в распахнутом на груди тулупе, телосложением не уступавший нашему Зигфриду.
- А ты кто? - поинтересовался я.
- Я - Ванька Киряй. Вольный землепашец. Меня попросили вас в Городище доставить. Не извольте беспокоиться, уважаемые, все уже оплачено.
- А кто платил? - вновь встрепенулся Зигфрид. - Платил тебе кто?
- А черт его знает. - небрежно бросил Ванька. У Зигфрида вытянулось лицо. - Не, не, вы не извольте беспокоиться. Я при Муромской Академии Магии состою. Просто сегодня день выходной и посыльный мне мешочек с деньгами затемно завез и поручение на словах передал.
- Так, черт подери, что тебе поручили? - уже начинал беситься Зигфрид.
- Поручено мне доставить вас к Городищу в целостности, сохранности и душевном благолепии. Я для ентого благолепия тоже вам жбанчик домашней медовухи прихватил. А коней, уважаемый, вы бы здесь оставили. По такой погоде поломать им ноги вы всегда усеете. Первопуток ледком прихватило - сухожилия запросто порежете.
- Так, - я наконец-то стал соображать нормально. - Зигфрид, он прав насчет груженых коней. Но и безлошадными нам оставаться тоже никак нельзя. Слышь, Ваня, а если наши скакуны на привязях за санями или телегами пойдут?
- Ну, эдак мы к ночи второго дня приедем.
- Тебе насчет скорости нашего путешествия какие-нибудь указания были?
- Да нет. Ваше дело - хозяйское.
Зигфрид вроде бы принял решение.
- Короче, Ваня, выходим с распряженными лошадями на привязях. Седла на отдельных санях поедут. Телега, кстати, по такой дороге пройдет?
- А вы еще и телегу в обоз поставить хотите?
Из сеней выдвинулся доселе неприметный Мойша.
- Не хотим, а должны, родимый. Без нее нам никуда.
- А телегу-то покажешь? А то, как бы нам ее на зимние полозья не пришлось переставлять…
- Пошли. - бросил Мойша и оба удалились на улицу.
Зигфрид проводил их взглядом и сказал:
- Короче, практикант, час всем на сборы. Иди, буди женщин.
- А чего я?
- А кто? Я, что ли? Учись. Представь себе, что они не женщины, а типа, бойцы. И давай, устраивай побудку.
Первым "типа бойцом", которому я решил устроить побудку, была Хельга. Я тихонько постучал в ее дверь. Мне никто не ответил. Я осторожно толкнул дверь и вошел. В комнате было тепло и уютно. Хельга спала на животе, по-детски уткнувшись головой в подушку. Одеяло прикрывало ей только спину и ее роскошный зад предстал перед моим взором во всем своем великолепии.
Я открыл рот, чтобы гаркнуть: "Подьем!", как вдруг Хельга зашевелилась и повернув голову ко мне, открыла один глаз и приложила палец к губам. Я озадаченно остался стоять с открытым ртом, чувствуя, как мой маленький дружок в штанах начал решительно предавать всю мою боевую решимость выполнить распоряжение командора.
Окончательно скинув одеяло, Хельга изогнулась и легла на спину поманив меня к себе движением все того же длинного пальчика и взглядом показала на дверь. Я так понял, что ее надлежало закрыть. Совершенно утратив бдительность, я повиновался указанию красавицы. Тут Хельга потянулась и с кошачьей грацией перевернулась на бок. Она глядела на меня, томно подперев щеку ладонью, а второй рукой поправляя чуть примятую со сна грудь. Продолжалось это соблазнительное представление секунд пятнадцать, после чего я на деревянных ногах начал приближаться к кровати. Она полушепотом сказала:
- Я все слышала. Не переживай. Я так понимаю у нас с тобой есть минут десять.
- На что? - заикаясь, поинтересовался я.
- На то, чтобы меня разбудить. Тебе же поставили такую задачу. Давай не будем терять времени, малыш. Иди ко мне.
Остальное я помню довольно смутно. В памяти отложилось только сладкое наслаждение, которое я испытал, войдя в ее распаленное лоно, как нож в горячее масло. Хорошо что в отношениях с этой сильной и зрелой женщиной не надо было мудрить и что-то изобретать. Мы просто любили друг друга страстно, словно двое животных. Я старался на совесть, и пожалуй впервые по-мужски, всем своим естеством, прочувствовал, что значит выражение - "иметь" женщину. Раза три Хельга с очень короткими перерывами словно умирала в сладострастных судорогах под моим натиском. Но вот наконец я захрипел и приготовился к главному моменту. Рука Хельги скользнула вниз и буквально силком вытащила моего теперь уже далеко немаленького дружка из своих чресел. Я изумленно отпрянул от ее тела - и увернуться от моего брызжущего семени Хельга не успела. Видимо, его было слишком много, так как я слышал, как девушка бормочет себе под нос, утирая свободной рукой лицо:
- И ты называешь это "близко"? День пути?
Кто-то невидимый возразил командиру.
- Да по нашим меркам - это рукой подать. Поедем на санях, пригреетесь, поспите в дороге.
- Может, ты мне еще предложишь вашей русской медовухи с собой взять для лучшего самочувствия?
- А что, ваша светлость, не помешает. Ежели запуржит - хотите - за санями бегите для согреву, хотите медовушкой ее попользуйте.
Тут Зигфрид увидел меня.
- Нет, ну ты слышал, что он говорит? Мне, боевому рыцарю, предлагать валяться на саночках, словно бревну какому! А если враг устроит засаду?
Тут я наконец разглядел и его собеседника. Это был дюжий крестьянин в распахнутом на груди тулупе, телосложением не уступавший нашему Зигфриду.
- А ты кто? - поинтересовался я.
- Я - Ванька Киряй. Вольный землепашец. Меня попросили вас в Городище доставить. Не извольте беспокоиться, уважаемые, все уже оплачено.
- А кто платил? - вновь встрепенулся Зигфрид. - Платил тебе кто?
- А черт его знает. - небрежно бросил Ванька. У Зигфрида вытянулось лицо. - Не, не, вы не извольте беспокоиться. Я при Муромской Академии Магии состою. Просто сегодня день выходной и посыльный мне мешочек с деньгами затемно завез и поручение на словах передал.
- Так, черт подери, что тебе поручили? - уже начинал беситься Зигфрид.
- Поручено мне доставить вас к Городищу в целостности, сохранности и душевном благолепии. Я для ентого благолепия тоже вам жбанчик домашней медовухи прихватил. А коней, уважаемый, вы бы здесь оставили. По такой погоде поломать им ноги вы всегда усеете. Первопуток ледком прихватило - сухожилия запросто порежете.
- Так, - я наконец-то стал соображать нормально. - Зигфрид, он прав насчет груженых коней. Но и безлошадными нам оставаться тоже никак нельзя. Слышь, Ваня, а если наши скакуны на привязях за санями или телегами пойдут?
- Ну, эдак мы к ночи второго дня приедем.
- Тебе насчет скорости нашего путешествия какие-нибудь указания были?
- Да нет. Ваше дело - хозяйское.
Зигфрид вроде бы принял решение.
- Короче, Ваня, выходим с распряженными лошадями на привязях. Седла на отдельных санях поедут. Телега, кстати, по такой дороге пройдет?
- А вы еще и телегу в обоз поставить хотите?
Из сеней выдвинулся доселе неприметный Мойша.
- Не хотим, а должны, родимый. Без нее нам никуда.
- А телегу-то покажешь? А то, как бы нам ее на зимние полозья не пришлось переставлять…
- Пошли. - бросил Мойша и оба удалились на улицу.
Зигфрид проводил их взглядом и сказал:
- Короче, практикант, час всем на сборы. Иди, буди женщин.
- А чего я?
- А кто? Я, что ли? Учись. Представь себе, что они не женщины, а типа, бойцы. И давай, устраивай побудку.
Первым "типа бойцом", которому я решил устроить побудку, была Хельга. Я тихонько постучал в ее дверь. Мне никто не ответил. Я осторожно толкнул дверь и вошел. В комнате было тепло и уютно. Хельга спала на животе, по-детски уткнувшись головой в подушку. Одеяло прикрывало ей только спину и ее роскошный зад предстал перед моим взором во всем своем великолепии.
Я открыл рот, чтобы гаркнуть: "Подьем!", как вдруг Хельга зашевелилась и повернув голову ко мне, открыла один глаз и приложила палец к губам. Я озадаченно остался стоять с открытым ртом, чувствуя, как мой маленький дружок в штанах начал решительно предавать всю мою боевую решимость выполнить распоряжение командора.
Окончательно скинув одеяло, Хельга изогнулась и легла на спину поманив меня к себе движением все того же длинного пальчика и взглядом показала на дверь. Я так понял, что ее надлежало закрыть. Совершенно утратив бдительность, я повиновался указанию красавицы. Тут Хельга потянулась и с кошачьей грацией перевернулась на бок. Она глядела на меня, томно подперев щеку ладонью, а второй рукой поправляя чуть примятую со сна грудь. Продолжалось это соблазнительное представление секунд пятнадцать, после чего я на деревянных ногах начал приближаться к кровати. Она полушепотом сказала:
- Я все слышала. Не переживай. Я так понимаю у нас с тобой есть минут десять.
- На что? - заикаясь, поинтересовался я.
- На то, чтобы меня разбудить. Тебе же поставили такую задачу. Давай не будем терять времени, малыш. Иди ко мне.
Остальное я помню довольно смутно. В памяти отложилось только сладкое наслаждение, которое я испытал, войдя в ее распаленное лоно, как нож в горячее масло. Хорошо что в отношениях с этой сильной и зрелой женщиной не надо было мудрить и что-то изобретать. Мы просто любили друг друга страстно, словно двое животных. Я старался на совесть, и пожалуй впервые по-мужски, всем своим естеством, прочувствовал, что значит выражение - "иметь" женщину. Раза три Хельга с очень короткими перерывами словно умирала в сладострастных судорогах под моим натиском. Но вот наконец я захрипел и приготовился к главному моменту. Рука Хельги скользнула вниз и буквально силком вытащила моего теперь уже далеко немаленького дружка из своих чресел. Я изумленно отпрянул от ее тела - и увернуться от моего брызжущего семени Хельга не успела. Видимо, его было слишком много, так как я слышал, как девушка бормочет себе под нос, утирая свободной рукой лицо: