Сергей Витальевич Карелин, Алексей Козуляев
Тонкая Стена:Крушение
Глава 1 - Смерть старого герцога
Ганса разбудил стук в дверь. Стучали довольно деликатно, но настойчиво. Впрочем, юноша спал очень чутко. Его отец герцог Амист Фон Дер Хонник XXI умирал и делал это долго и склочно. Если тебя каждую ночь раз по пять вызывают к умирающему, то развивается волчье чутье на посторонние звуки.
- Кто там? - больше для порядка крикнул Ганс. Все было ясно и без того.
- Ваше Высочество, герцог требует вас к себе! - раздался из-за двери хорошо знакомый ему голос личного камердинера герцога Хуго Бозза.
- Иду, иду, вали отсюда, - ласково сообщил Ганс камердинеру, замершему за дверью, и, тяжело вздохнув, шепотом высказал все, что думал о мерзком холопе. Нацепив на себя парадную одежду (у его предка был пунктик насчет чистоты и опрятности), Ганс вышел в гулкий коридор. Хуго там уже не было.
- Старается, лизоблюд несчастный - пробормотал Ганс, И тут же спохватился - почему лизоблюд, должен же кто-то прислуживать господам. А камердинер Хуго был неплохой.
Вдохнув стылый ночной воздух замка, пахший факельным дегтем и сыростью, Ганс отправился этажом выше в покои герцога. Они занимали четверть правого крыла замка. Герцог никогда не экономил на себе. Это, наверно, была единственная черта в отце, которая нравилась Гансу.
Войдя в огромную спальню, Ганс на секунду приостановился в проеме двери, чтобы в тысячный раз оглядеть покои отца. Вдоль спины Ганса потянуло незнакомым холодком. Похоже, папа действительно собрался отдать Богу душу. Скепсис и раздражение в душе молодого человека как-то незаметно начали уступать место пустоте и растерянности. Теперь его жизнь должна была обрести некий собственный смысл, выйти за пределы бестолкового противостояния воле папеньки. Раньше Ганс как-то не очень задумывался о том, что его отец называл "смыслом правления".
Ему нравилось быть просто герцогским сыном, ни в чем себе не отказывать, много охотиться, пользоваться женщинами, которые не имели смелости отказать сыну герцога, смотреть на всех свысока…да мало ли преимуществ у отпрыска знатного рода.
Он никогда не задумывался, каково это - стоять в зале Герцогского совета не за папиной спиной, стоять, занимая мозги не придумыванием того, как фрейлины выглядят в постели, а делами своих надоедливых подданных.
Из глубины спальни раздался надсадный кашель, и Ганс двинулся к балдахину кровати, скрывавшему иссохшее от болезни тело его отца. Свободного места, несмотря на громадные размеры, в спальне было мало. Одну ее половину занимал огромный шкаф с бесконечными дверьми, тянувшийся сразу вдоль двух стен.
Другую половину занимала гигантская кровать, на которой по молодому делу герцог любил развлекаться с тремя, а то и четырьмя молоденькими служанками. Папа не стеснялся ни своей жены, ни ребенка, и иногда казалось, что он мстил им за то, что они когда-то отняли у него беззаботные годы молодости. После того, как пять лет назад умерла герцогиня, герцог странным образом успокоился и поостыл к лихим амурным забавам. Более того, он даже попытался наставлять сына на путь истинный в точном соответствии с народной мудростью о том, что самые строгие ревнительницы общественной нравственности получаются из стареющих потаскух.
Никаких сыновних чувств Ганс к отцу уже давно не испытывал. Но, надо было делать хорошую мину при плохой игре, чтобы не остаться без наследства. Слава богам, что он единственный законный наследник, и хоть "бастардов", благодаря любвеобильности папочки, набралось бы с добрый взвод, в отношении престолонаследия законы герцогства кривотолков не допускали.
Когда Ганс появился в спальне, в ней, помимо герцога, было еще один человек. У изголовья кровати сидел на низком стульчике сенешаль Эссен Торн, верный слуга отца. Это был крепкий мужчина, в черных волосах которого красиво посверкивали нити седины. Торн был ненамного моложе своего повелителя, но жизнь прожил совсем по-другому. Он много и успешно повоевал на границах герцогства, а в мирные дни удалялся к себе в замок, где совсем не по-дворянски любил играючи поколоть дрова, помахать молотом в кузне, прижать в темном углу приглянувшуюся селянку, а то и какую-нибудь мелкопоместную баронессу. Надо сказать, что такому бравому воину дамы вне зависимости от положения, особо не отказывали и даже гордились тем, что им удалось заполучить Эссена.
На фоне таких явных подвигов Гансу всегда казалось, что отец не живет, а мучается, чем бы заполнить пустые дни жизни. Молодой герцог считал советника своим вторым отцом, потому что среди своих забав и трудов Эссен находил время заботиться о нем больше, чем родной папаша.
- Здравствуйте, Ваше…Высочество! - приветствовал его Эссен, словно запнувшись перед титулом.
- Здравствуй, - кивнул ему Ганс и покосился на барона. Тот лежал на постели. По его бледному лицу, начавшему уже принимать желтоватый оттенок, трудно было что-то сказать. Глаза папаши были закрыты. Шло время, свечи уже ощутимо оплывали, а герцог продолжал молчать.
- Что случилось? - недоуменно поинтересовался у Эссена Ганс.
- Он звал тебя. Подожди - ответил тот и добавил шепотом, - совсем слаб. Сегодня-завтра доктор сказал - умрет.
В этот момент старик открыл глаза, и Ганс невольно вздрогнул. Его обычно бесцветные, практически неживые глаза, теперь смотрели на юношу с ехидством.
- Привет, сын, - прохрипел герцог.
- Здравствуйте, отец, - церемонно поклонился Ганс.
- Брось, - махнул рукой герцог, - сейчас нам не до формальностей. Чувствую, немного мне еще кувыркаться, поэтому я решил передать тебе нашу последнюю волю.
"Нашу последнюю волю". О себе во множественном числе. Что ж, пусть смешно, но абсолютно законно. Сердце Ганса забилось быстрее. Он под предлогом скорой кончины папаши уже успел назанимать кучу денег, поэтому сейчас наступал момент истины.
Старик опять закашлялся. Откашлявшись, он продолжил.
- Итак, сын, хочу я этого или не хочу, ты станешь владельцем герцогства как единственный мой законный наследник. С тобой останется мой Эссен. Он будет помогать тебе, и до тех пор, пока он не умрет сам, ты не вправе подвергнуть его опале. Я знаю - это жестоко, но ты - моя родная кровь, и ты взял от меня худшую половину. Я также хочу, чтобы он помог в том деле, которое я хочу тебе поручить. Наши предки уже несколько веков передают из поколения в поколения тайну, о которой пришло время узнать и тебе.
Сенешаль сделал движение, чтобы встать и выйти из комнаты, оставив августейших особ наедине.
- Эссен, останься, - поднял руку старик.
- Но милорд, эти слова предназначены для ушей вашего сына. Меньше знаешь - крепче спишь, как говорят в моих родных местах.
- Нет, Эссен, ты тоже должен здесь быть. Ганс может не справиться. Ему далеко до меня. Очень далеко.
- Действительно далеко, - подумал Ганс, - до такого маразма, как назначение регента при совершеннолетнем наследнике престола никто в Лагенвельте пока еще не дошел.
Герцог снова замолчал, будто принимал решение, стоит ли поверить свою страшную тайну непутевому сыну. В наступившей тишине особенно отчетливо проявился треск десятков угасающих свечей. На висках у старика выступили крупные капли пота. Наконец он решился и продолжил:
- Ты знаешь, что за Магической Стеной, которая отделяет наш мир от Грубого Мира, иная жизнь. Ганс, тот мир совсем другой. Он живет по непонятным нам законам. И люди там воюют совсем другим оружием. Недалеко от замка есть тайный схрон. Кто заложил чужое оружие в этот тайник, и как он оказался во власти нашего рода, уже неизвестно. Твой прапрапрадед Карл унес в могилу этот секрет. Но содержимое схрона способно перевернуть весь Фатерлянд. Да и не только его. Так что, если ты, Ганс, потрудишься потратить хотя бы пару недель на то, чтобы туда съездить и разобраться, ты получишь в свои руки силу, способную вознести гордое имя герцогов Фатер-Хонникских на самый верх. Карту расположения тайника возьмешь в моем сундуке, в подвале. Может быть, ты сможешь исполнить мечту нашего великого пращура Карла, и объединить разрозненные княжества в огромную империю под нашим началом… Имперская корона будет здорово смотреться на щите нашего герба. Почему бы и нет?
Ганс слушал отца с раскрытым ртом. Старый черт рассуждал предельно здраво. Похоже, он недооценил своего папашу.
- Только действуй постепенно, - продолжил герцог. - Старайся применять это оружие очень аккуратно. Хранители внимательно следят за всем, что происходит в нашем мире. Может быть, в схроне есть и такие вещи, которых боятся даже они. Изучи все и прими решение сам. Если ты сочтешь, что твой отец оставил тебе кучу бесполезной трухи, уничтожь ее. Если ты все же поймешь, как воспользоваться наследием фон дер Хонников, готовься. Тщательно готовься. Ты, Эссен, должен помочь моему мальчику избежать мести Хранителей, если малыш все же начнет действовать. О жестокости этих монстров ты, сынок, можешь узнать из нескольких летописей, которые лежат там же в схроне. Это твое настоящее наследство, сын. И помни. Подобный схрон не единственный. И ты можешь оказаться не единственным, кто может владеть таким оружием. Постарайся оказаться первым. И прости меня за то, что не оставляю тебе денег. Твой старый дурак отец наделал слишком много долгов. Быть может, именно они и свели меня сейчас в могилу.
Ганс остолбенел. Старый греховодник одним махом оставил его нищим. Если поначалу весть о схроне оставила Ганса равнодушным, теперь он внимал каждому слову умирающего. Старик толкал его к тому, чтобы после его смерти разобраться со всеми кредиторами одним ударом. Все, кажется, шло к этому.
Умирающий герцог замолчал. Его дыхание участилось, черты лица начали заостряться.
- Но как пользоваться оружием из схрона? - вырвалось у Ганса.
- Эссен…научит, - просипел старик.
Ганс вопросительно посмотрел на Эссена. Тот кивнул и поднялся. Они вышли из комнаты.
- Что ты думаешь на это счет? - спросил Ганс.
- Знаете, - задумчиво произнес Эссен, - теоретически из другого мира сюда может попасть что угодно, каков бы не был контроль Хранителей. Но герцог прав. У нас в руках оказалось страшное оружие. Милорд, вы готовы воспользоваться им?
- Но я не милорд, - слабо возразил Ганс - этот титул имеет лишь один герцог.
- Герцогу осталось не более суток. Вы наш повелитель.
- Ладно, как только все это закончится, мы займемся делом, Эссен.
- Не сомневаюсь милорд…
- Погоди - повернулся к сенешалю уже собирающийся уходить Ганс, - ты и вправду знаешь, как этим оружием пользоваться?
- Да, милорд. Мне выпала честь видеть это оружие и участвовать в его испытании.
- Что ж, я в предвкушении - заметил Ганс.
Эссен пошел к двери, но потом повернулся и медленно сказал:
- Если честно, выбора у вас нет…милорд.
Они расстались, и юноша отправился спать. Но сон не шел. Разгоряченный ум Ганса пытался найти варианты расплатиться с долгами, не обращаясь к схрону. Но внутренний голос оканчивал все метания и размышления одной и той же фразой "Да чтоб они все сдохли, сукины дети!". Что ж, к утру Гансу стало окончательно ясно, что сукиным детям действительно придется сдохнуть.
Предсказание сенешаля исполнилось почти точно. Старик протянул тридцать шесть часов.
После шикарных поминок, на которые пришлось приглашать всех окрестных герцогов и баронов, дня три ушло на то, чтобы придти в себя и убрать последствия грандиозной пьянки, в которую в Фатерлянде перерастало любое массовое мероприятие.
Больше всего крови Гансу попортил один смазливый дворянчик по фамилии де Саар, правитель одноименного баронства, в первый день поминок затащивший пару почтенных вдов в свои покои, а потом упившийся с ними магического вина в сосиску. Эта веселая компания умудрилась так заблевать и запачкать комнату, что слуги согласились ее убирать только после угрозы порки батогами. Ганс еще подумал, что будь папенька жив и здоров, он бы с удовольствием присоединился к этому шабашу.
Наконец ворота закрылись за последними гостями, и рано утром Ганс, Эссен и пятеро верных людей выехали из стен замка и направились к раскинувшемуся неподалеку лесу. Качаясь в седле, Ганс предвкушал то что его ждало впереди.
По лицу его гуляла немного бесноватая улыбка. Он увидел пару троллей - богатых купцов-кредиторов, вышедших из карет, чтобы с обочины поприветствовать властелина и вопросительно поглядывавших на него из-под кустистых бровей, и с трудом подавил в себе злорадное желание показать им кукиши сразу с двух рук. Даже начавшийся мелкий дождь не смог омрачить его настроения.
С каждым шагом Ганс понимал, насколько прав оказался его отец, решивший одним махом разрубить сложный узел своих обязательств. Молодому герцогу теперь не надо было выстраивать сложные комбинации, от которых по вечерам даже без вина так болит голова.
Когда они въехали в лес, дождь перешел в ливень. Мало того, поднялся жуткий ветер. Лес мгновенно потемнел и ощетинился навстречу пришельцам. Сырые ветки хлестали путников по лицам, где-то вдали раздавались стоны и крики каких-то незнакомых Гансу животных, которых было в лесу великое разнообразие. Выехав на крошечную поляну, в центре которой как живое, пузырилось от дождя небольшое озерцо, процессия встала.
- Милорд, - подъехал к юному герцогу Эссен, - дальше двигаться небезопасно. В такую пору оборотни шалят. Да и всякая нечисть навстречу буре из могил вылезает.
- И чего ты боишься? - усмехнулся Ганс, чуть отъехав от плотно сбившейся друг к другу группы, - ты же маг. И я маг. У нас амулет моего отца. И мы не справимся с жалкой стаей оборотней?
- Но, я же предупреждал, милорд, что надо было взять с собой кого-нибудь из боевых магов.
- Справимся, - нетерпеливо махнул рукой молодой герцог - Эй вы! - повернулся он к остальным, - следуйте за мной! Эссен! Это где-то рядом?
- Да, - вздохнул сенешаль. Двести шагов вон от того дерева.
- Так чего же мы стоим!
Сказано-сделано. Через пятнадцать минут, Эссен, зло отплевываясь от дождя и прикрывшись от ветра крупами лошадей, сотворил нужное заклинание. Над быстро растущей в мокрой земле ямой закружились комки земли и листвы. Потом мимо Ганса пролетел жалобно пищавший крот. За ним - еще один. Дождь продолжал усиливаться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Вдруг круговерть над ямой резко прекратилась.
- Давайте ткань, - скомандовал сенешаль. Солдаты развернули длинные полотнища, заранее приготовленные для того, чтобы заворачивать оружие. Ганс подошел к краю ямы, и увидел, что на ее дне был сооружен деревянный люк. Кто-то из солдат сообразил, что надо бы накрыть горловину полотнищами, чтобы господам не пришлось спускаться вниз по сплошной грязи.
Все равно по пути вниз Ганс поскользнулся и больно подвернул лодыжку. Скрипнули петли двери, и путники оказались в большом просторном зале схрона. Здесь было сухо и тепло. Гансу в нос ударили незнакомые, но приятные запахи. Весь пол был заставлен огромными сундуками. Ганс подошел к одному из них и, кряхтя, откинул тяжелую крышку.
В сундуке он увидел странные длинные приспособления, состоявшие из вырезанного из дерева плоского основания, к которому была приделана длинная трубка черного цвета. Сбоку и снизу у прибора торчали два гвоздика. Ганс осторожно взял мудреную трубку и начал вертеть ее в руках. Пятеро солдат тоже разошлись по схрону, осматривая другие сундуки. К герцогу подошел Эссен.
- Милорд, это называется ружьем, - объяснил он, - Деревянная часть - приклад, - трубка - ствол. Заряжается оно вот такими стрелами. Насколько я понимаю, их приводит в движение огонь, порождаемый ударом вот этого молоточка по днищу стрелы. Все просто, надежно и, главное, быстро, - он нагнулся и вытащил из сундука продолговатую коробку. Открыв ее, Эссен достал остроносую двуцветную желто-серую стрелу, пристроил ее куда-то между трубкой и "прикладом", передернул гвоздик сбоку, упер деревянное ложе в плечо и потянул за гвоздик, а точнее - крючок, торчавший в проушине снизу.
Звук заставил всех присутствующих вздрогнуть. Ганс сделал движение, чтобы выстроить магическую защиту, но дырка в стене возникла задолго до того, как он закончил первое слово заклинания-оберега.
Ганс помолчал, потом подошел к земляной стене и стал ковырять дырку, в которую ушла стрела. В его душе нарастало благоговение.
- Не трудитесь ее искать, милорд. Она ушла в стену на два локтя. - Снова передергивая верхний гвоздик, вскользь бросил Эссен,- еще раз попробовать хотите?
- Что, все, ты уже готов? - обернулся Ганс.
- Да, милорд. Попробуйте сами - с этими словами Эссен протянул ружье Гансу.
Оружие еще хранило теплоту рук Эссена. Взяв его в руки, Ганс испытал удивительную легкость в голове. Магические заклинания требовали для воплощения постоянной концентрации. Одно забытое слово могло лишить тебя жизни. Здесь все было удивительно просто. Ружье как бы говорило: "Положись на меня. Я само все решу, хозяин". Казалось, для этой трубки не было невозможного. Ганс вдруг почувствовал почти нестерпимый прилив мужской силы и виновато оглянулся на Эссена.
Тот улыбнулся.
- Это нормально, милорд. Так происходит с каждым, кто брал эту штуку в руки. Ваш дед приезжал сюда, чтобы излечиться от старческой немощи, стрелял подолгу, а потом прыгал в седло и быстро мчался либо во дворец, либо к баронессе Арселор.
Ганс нажал на крючок. Ружье подпрыгнуло в его руках, больно ударило его по плечу, и выплюнуло сноп огня. Тотчас же в стене напротив появилась аккуратная дырка, а в штанину Ганса стекла теплая струйка семени. Такого Ганс от себя не ожидал. Вместе с облегчением появилась уверенность, что теперь его жизнь вновь вступила в надежное русло.
Эссен с некоторой тревогой и даже удивлением смотрел, как менялось лицо молодого герцога. Когда он понял, что произошло, ему захотелось выругаться. Будущее, еще несколько минут назад казавшееся спокойным и безоблачным, заволокли тучи неизвестности.
- Да, я понимаю и деда и папашу, - стиснув зубы, пробормотал Ганс, - заберем столько, сколько сможем унести. Что у нас здесь еще?
Они пошли вдоль рядов сундуков с откинутыми крышками. В одном из них Ганс увидел толстые трубы с ребристыми поверхностями, чуть прикрытые длинными лентами из соединенных воедино огненных стрел.
- Что это? - обратился он к Эссену. Тот немного помолчал и ответил:
- Это "самострелы", милорд. Самое страшное оружие, которое я когда-либо видел в своей жизни. Эта труба способна выплюнуть за один миг полдюжины "огненных стрел".
- Помните, милорд, - добавил Эссен, - Хранители не дремлют, надо быть осторожнее.
- Да, да, Эссен. Я это помню. Если мы с тобой решим стать самыми сильными правителями Фатерлянда, я даже знаю, с кого мы начнем. Ближайший нас сосед Барон де Саар, очень плохо себя вел на поминках. Я думаю, нам нанесена обида! Как ты считаешь?
- Несомненно, - улыбнулся сенешаль, - я тоже так думаю. Пора ему показать, кто здесь хозяин.
Эссен отметил про себя, что вот это вскользь брошенное "мы с тобой" по возвращении из схрона надо будет как-то узаконить. Такой подход молодого герцога ему определенно нравился.
Как бы отвечая на его мысли, Ганс остановился и задумчиво произнес:
- Эссен, но ведь огненные стрелы когда-то закончатся. Мы не сможем планировать военные компании, не имея возможности пополнять их запасы. Лично я не хотел бы этого делать. Чтобы использовать все это чудо-оружие, надо найти способ пополнять кладовые. Ты займешься этим, Эссен?
В этом вопросе молодого герцога слышались и нотки приказа, и отдаленное эхо мольбы.
- Да, милорд.
- Вот и отлично. А пока - потешимся тем, что есть. Забирайте и пошли.
Когда они поднялись наверх, дождь закончился. Но Ганс почувствовал - что-то не так. И это почувствовал не только он, а и Эссен и солдаты.
- Здесь кто-то есть - произнес сенешаль, оглядывая затихший лес. - Точно. Я же говорил - оборотни!
- Готовьте заклинания, - повернулся к солдатам Ганс, - а мы с тобой постреляем, Эссен. Ты не против опробовать оружие?
- Нет, конечно, только их много. Я чувствую не меньше двадцати.
- А какой ты еще видишь выход? Не можешь ответить…то-то же. Давай займись этими глупцами, а то нас съедят, пока они простое заклинание защиты приготовят.
Едва Эссен успел выполнить распоряжения хозяина, как по лесу прокатился протяжный вой, то затихающий, то снова становящийся громким. На поляну начали выходить оборотни. Это были огромные звери, представлявшие собой подобие волков размерами с взрослого быка. Каждый такой оборотень обладал сам по себе могучей силой, и не каждый маг мог с ним справиться.
- Их очень много…- пробормотал Ганс, обращаясь к Эссену, - я…
- Не переживайте, милорд. Спрячьтесь пока вон в том овражке.
Ганс с изумлением смотрел за манипуляциями сенешаля. Тот быстро выкатил откуда-то из-за дерева ту самую ребристую трубу. На этот раз она была на колесиках, и в середине ее торчал большой лист из неизвестного ему материала. Эссен рухнул в кучу мокрых листьев и направил трубу на оборотней. Изготовился он вовремя. Оборотни заревели и бросились в атаку.
- Защита! - заорал Ганс. Солдаты выкрикнули заклинания. Перед Гансом и Эссеном появилась прозрачная синяя преграда, около которой оборотни остановились. И в этот момент Эссен открыл огонь.
Грохот самострела перекрыл рев оборотней. На минуту герцог оглох. Когда он, наконец, вернулся к реальности, то увидел, что оборотни прыгают на стену в тщетной надежде прорвать ее и валятся наземь, срезанные огненными стрелами.
Обычно, если оборотня убивают, он превращается в того человека, каким был, пока его не укусил другой оборотень. Смерть и агония дают обратный ход заклинанию обращения. Но полное превращение требует естественной погибели.
А вот огненные стрелы действовали против магии оборотней столь эффективно, что те не успевали превращаться в людей, а умирали, наполовину, а то и больше застревая в своем зверином облике.
Перед герцогом происходило нечто невообразимое. Стрелы разрывали тела оборотней, вырывали куски мяса. Ручейки крови поделили траву на луге на множество островков. Это было настоящее побоище. Уцелевшие оборотни бросились бежать, но никто не мог уйти от маленькой посвистывающей смерти. Над поляной повис протяжный вой изуродованных умирающих тварей.
Увидев редеющие ряды оборотней, Ганс воспрял духом и, вскинув ружье, тоже стал стрелять. Вскоре все было кончено. Спасти удалось лишь двум или трем оборотням. Остальная часть стаи полегла на поляне, устлав ее уродливыми искалеченными телами. Над полем кисло пахло дымом от огненных стрел.
- Вот это да! - выдохнул Ганс, - папаша был прав. Если мы найдем способ пополнять наши запасы огненных стрел, мы завоюем этот мир! А теперь - домой! И скорее! Наши женщины ждут нас, Эссен!
- Кто там? - больше для порядка крикнул Ганс. Все было ясно и без того.
- Ваше Высочество, герцог требует вас к себе! - раздался из-за двери хорошо знакомый ему голос личного камердинера герцога Хуго Бозза.
- Иду, иду, вали отсюда, - ласково сообщил Ганс камердинеру, замершему за дверью, и, тяжело вздохнув, шепотом высказал все, что думал о мерзком холопе. Нацепив на себя парадную одежду (у его предка был пунктик насчет чистоты и опрятности), Ганс вышел в гулкий коридор. Хуго там уже не было.
- Старается, лизоблюд несчастный - пробормотал Ганс, И тут же спохватился - почему лизоблюд, должен же кто-то прислуживать господам. А камердинер Хуго был неплохой.
Вдохнув стылый ночной воздух замка, пахший факельным дегтем и сыростью, Ганс отправился этажом выше в покои герцога. Они занимали четверть правого крыла замка. Герцог никогда не экономил на себе. Это, наверно, была единственная черта в отце, которая нравилась Гансу.
Войдя в огромную спальню, Ганс на секунду приостановился в проеме двери, чтобы в тысячный раз оглядеть покои отца. Вдоль спины Ганса потянуло незнакомым холодком. Похоже, папа действительно собрался отдать Богу душу. Скепсис и раздражение в душе молодого человека как-то незаметно начали уступать место пустоте и растерянности. Теперь его жизнь должна была обрести некий собственный смысл, выйти за пределы бестолкового противостояния воле папеньки. Раньше Ганс как-то не очень задумывался о том, что его отец называл "смыслом правления".
Ему нравилось быть просто герцогским сыном, ни в чем себе не отказывать, много охотиться, пользоваться женщинами, которые не имели смелости отказать сыну герцога, смотреть на всех свысока…да мало ли преимуществ у отпрыска знатного рода.
Он никогда не задумывался, каково это - стоять в зале Герцогского совета не за папиной спиной, стоять, занимая мозги не придумыванием того, как фрейлины выглядят в постели, а делами своих надоедливых подданных.
Из глубины спальни раздался надсадный кашель, и Ганс двинулся к балдахину кровати, скрывавшему иссохшее от болезни тело его отца. Свободного места, несмотря на громадные размеры, в спальне было мало. Одну ее половину занимал огромный шкаф с бесконечными дверьми, тянувшийся сразу вдоль двух стен.
Другую половину занимала гигантская кровать, на которой по молодому делу герцог любил развлекаться с тремя, а то и четырьмя молоденькими служанками. Папа не стеснялся ни своей жены, ни ребенка, и иногда казалось, что он мстил им за то, что они когда-то отняли у него беззаботные годы молодости. После того, как пять лет назад умерла герцогиня, герцог странным образом успокоился и поостыл к лихим амурным забавам. Более того, он даже попытался наставлять сына на путь истинный в точном соответствии с народной мудростью о том, что самые строгие ревнительницы общественной нравственности получаются из стареющих потаскух.
Никаких сыновних чувств Ганс к отцу уже давно не испытывал. Но, надо было делать хорошую мину при плохой игре, чтобы не остаться без наследства. Слава богам, что он единственный законный наследник, и хоть "бастардов", благодаря любвеобильности папочки, набралось бы с добрый взвод, в отношении престолонаследия законы герцогства кривотолков не допускали.
Когда Ганс появился в спальне, в ней, помимо герцога, было еще один человек. У изголовья кровати сидел на низком стульчике сенешаль Эссен Торн, верный слуга отца. Это был крепкий мужчина, в черных волосах которого красиво посверкивали нити седины. Торн был ненамного моложе своего повелителя, но жизнь прожил совсем по-другому. Он много и успешно повоевал на границах герцогства, а в мирные дни удалялся к себе в замок, где совсем не по-дворянски любил играючи поколоть дрова, помахать молотом в кузне, прижать в темном углу приглянувшуюся селянку, а то и какую-нибудь мелкопоместную баронессу. Надо сказать, что такому бравому воину дамы вне зависимости от положения, особо не отказывали и даже гордились тем, что им удалось заполучить Эссена.
На фоне таких явных подвигов Гансу всегда казалось, что отец не живет, а мучается, чем бы заполнить пустые дни жизни. Молодой герцог считал советника своим вторым отцом, потому что среди своих забав и трудов Эссен находил время заботиться о нем больше, чем родной папаша.
- Здравствуйте, Ваше…Высочество! - приветствовал его Эссен, словно запнувшись перед титулом.
- Здравствуй, - кивнул ему Ганс и покосился на барона. Тот лежал на постели. По его бледному лицу, начавшему уже принимать желтоватый оттенок, трудно было что-то сказать. Глаза папаши были закрыты. Шло время, свечи уже ощутимо оплывали, а герцог продолжал молчать.
- Что случилось? - недоуменно поинтересовался у Эссена Ганс.
- Он звал тебя. Подожди - ответил тот и добавил шепотом, - совсем слаб. Сегодня-завтра доктор сказал - умрет.
В этот момент старик открыл глаза, и Ганс невольно вздрогнул. Его обычно бесцветные, практически неживые глаза, теперь смотрели на юношу с ехидством.
- Привет, сын, - прохрипел герцог.
- Здравствуйте, отец, - церемонно поклонился Ганс.
- Брось, - махнул рукой герцог, - сейчас нам не до формальностей. Чувствую, немного мне еще кувыркаться, поэтому я решил передать тебе нашу последнюю волю.
"Нашу последнюю волю". О себе во множественном числе. Что ж, пусть смешно, но абсолютно законно. Сердце Ганса забилось быстрее. Он под предлогом скорой кончины папаши уже успел назанимать кучу денег, поэтому сейчас наступал момент истины.
Старик опять закашлялся. Откашлявшись, он продолжил.
- Итак, сын, хочу я этого или не хочу, ты станешь владельцем герцогства как единственный мой законный наследник. С тобой останется мой Эссен. Он будет помогать тебе, и до тех пор, пока он не умрет сам, ты не вправе подвергнуть его опале. Я знаю - это жестоко, но ты - моя родная кровь, и ты взял от меня худшую половину. Я также хочу, чтобы он помог в том деле, которое я хочу тебе поручить. Наши предки уже несколько веков передают из поколения в поколения тайну, о которой пришло время узнать и тебе.
Сенешаль сделал движение, чтобы встать и выйти из комнаты, оставив августейших особ наедине.
- Эссен, останься, - поднял руку старик.
- Но милорд, эти слова предназначены для ушей вашего сына. Меньше знаешь - крепче спишь, как говорят в моих родных местах.
- Нет, Эссен, ты тоже должен здесь быть. Ганс может не справиться. Ему далеко до меня. Очень далеко.
- Действительно далеко, - подумал Ганс, - до такого маразма, как назначение регента при совершеннолетнем наследнике престола никто в Лагенвельте пока еще не дошел.
Герцог снова замолчал, будто принимал решение, стоит ли поверить свою страшную тайну непутевому сыну. В наступившей тишине особенно отчетливо проявился треск десятков угасающих свечей. На висках у старика выступили крупные капли пота. Наконец он решился и продолжил:
- Ты знаешь, что за Магической Стеной, которая отделяет наш мир от Грубого Мира, иная жизнь. Ганс, тот мир совсем другой. Он живет по непонятным нам законам. И люди там воюют совсем другим оружием. Недалеко от замка есть тайный схрон. Кто заложил чужое оружие в этот тайник, и как он оказался во власти нашего рода, уже неизвестно. Твой прапрапрадед Карл унес в могилу этот секрет. Но содержимое схрона способно перевернуть весь Фатерлянд. Да и не только его. Так что, если ты, Ганс, потрудишься потратить хотя бы пару недель на то, чтобы туда съездить и разобраться, ты получишь в свои руки силу, способную вознести гордое имя герцогов Фатер-Хонникских на самый верх. Карту расположения тайника возьмешь в моем сундуке, в подвале. Может быть, ты сможешь исполнить мечту нашего великого пращура Карла, и объединить разрозненные княжества в огромную империю под нашим началом… Имперская корона будет здорово смотреться на щите нашего герба. Почему бы и нет?
Ганс слушал отца с раскрытым ртом. Старый черт рассуждал предельно здраво. Похоже, он недооценил своего папашу.
- Только действуй постепенно, - продолжил герцог. - Старайся применять это оружие очень аккуратно. Хранители внимательно следят за всем, что происходит в нашем мире. Может быть, в схроне есть и такие вещи, которых боятся даже они. Изучи все и прими решение сам. Если ты сочтешь, что твой отец оставил тебе кучу бесполезной трухи, уничтожь ее. Если ты все же поймешь, как воспользоваться наследием фон дер Хонников, готовься. Тщательно готовься. Ты, Эссен, должен помочь моему мальчику избежать мести Хранителей, если малыш все же начнет действовать. О жестокости этих монстров ты, сынок, можешь узнать из нескольких летописей, которые лежат там же в схроне. Это твое настоящее наследство, сын. И помни. Подобный схрон не единственный. И ты можешь оказаться не единственным, кто может владеть таким оружием. Постарайся оказаться первым. И прости меня за то, что не оставляю тебе денег. Твой старый дурак отец наделал слишком много долгов. Быть может, именно они и свели меня сейчас в могилу.
Ганс остолбенел. Старый греховодник одним махом оставил его нищим. Если поначалу весть о схроне оставила Ганса равнодушным, теперь он внимал каждому слову умирающего. Старик толкал его к тому, чтобы после его смерти разобраться со всеми кредиторами одним ударом. Все, кажется, шло к этому.
Умирающий герцог замолчал. Его дыхание участилось, черты лица начали заостряться.
- Но как пользоваться оружием из схрона? - вырвалось у Ганса.
- Эссен…научит, - просипел старик.
Ганс вопросительно посмотрел на Эссена. Тот кивнул и поднялся. Они вышли из комнаты.
- Что ты думаешь на это счет? - спросил Ганс.
- Знаете, - задумчиво произнес Эссен, - теоретически из другого мира сюда может попасть что угодно, каков бы не был контроль Хранителей. Но герцог прав. У нас в руках оказалось страшное оружие. Милорд, вы готовы воспользоваться им?
- Но я не милорд, - слабо возразил Ганс - этот титул имеет лишь один герцог.
- Герцогу осталось не более суток. Вы наш повелитель.
- Ладно, как только все это закончится, мы займемся делом, Эссен.
- Не сомневаюсь милорд…
- Погоди - повернулся к сенешалю уже собирающийся уходить Ганс, - ты и вправду знаешь, как этим оружием пользоваться?
- Да, милорд. Мне выпала честь видеть это оружие и участвовать в его испытании.
- Что ж, я в предвкушении - заметил Ганс.
Эссен пошел к двери, но потом повернулся и медленно сказал:
- Если честно, выбора у вас нет…милорд.
Они расстались, и юноша отправился спать. Но сон не шел. Разгоряченный ум Ганса пытался найти варианты расплатиться с долгами, не обращаясь к схрону. Но внутренний голос оканчивал все метания и размышления одной и той же фразой "Да чтоб они все сдохли, сукины дети!". Что ж, к утру Гансу стало окончательно ясно, что сукиным детям действительно придется сдохнуть.
Предсказание сенешаля исполнилось почти точно. Старик протянул тридцать шесть часов.
После шикарных поминок, на которые пришлось приглашать всех окрестных герцогов и баронов, дня три ушло на то, чтобы придти в себя и убрать последствия грандиозной пьянки, в которую в Фатерлянде перерастало любое массовое мероприятие.
Больше всего крови Гансу попортил один смазливый дворянчик по фамилии де Саар, правитель одноименного баронства, в первый день поминок затащивший пару почтенных вдов в свои покои, а потом упившийся с ними магического вина в сосиску. Эта веселая компания умудрилась так заблевать и запачкать комнату, что слуги согласились ее убирать только после угрозы порки батогами. Ганс еще подумал, что будь папенька жив и здоров, он бы с удовольствием присоединился к этому шабашу.
Наконец ворота закрылись за последними гостями, и рано утром Ганс, Эссен и пятеро верных людей выехали из стен замка и направились к раскинувшемуся неподалеку лесу. Качаясь в седле, Ганс предвкушал то что его ждало впереди.
По лицу его гуляла немного бесноватая улыбка. Он увидел пару троллей - богатых купцов-кредиторов, вышедших из карет, чтобы с обочины поприветствовать властелина и вопросительно поглядывавших на него из-под кустистых бровей, и с трудом подавил в себе злорадное желание показать им кукиши сразу с двух рук. Даже начавшийся мелкий дождь не смог омрачить его настроения.
С каждым шагом Ганс понимал, насколько прав оказался его отец, решивший одним махом разрубить сложный узел своих обязательств. Молодому герцогу теперь не надо было выстраивать сложные комбинации, от которых по вечерам даже без вина так болит голова.
Когда они въехали в лес, дождь перешел в ливень. Мало того, поднялся жуткий ветер. Лес мгновенно потемнел и ощетинился навстречу пришельцам. Сырые ветки хлестали путников по лицам, где-то вдали раздавались стоны и крики каких-то незнакомых Гансу животных, которых было в лесу великое разнообразие. Выехав на крошечную поляну, в центре которой как живое, пузырилось от дождя небольшое озерцо, процессия встала.
- Милорд, - подъехал к юному герцогу Эссен, - дальше двигаться небезопасно. В такую пору оборотни шалят. Да и всякая нечисть навстречу буре из могил вылезает.
- И чего ты боишься? - усмехнулся Ганс, чуть отъехав от плотно сбившейся друг к другу группы, - ты же маг. И я маг. У нас амулет моего отца. И мы не справимся с жалкой стаей оборотней?
- Но, я же предупреждал, милорд, что надо было взять с собой кого-нибудь из боевых магов.
- Справимся, - нетерпеливо махнул рукой молодой герцог - Эй вы! - повернулся он к остальным, - следуйте за мной! Эссен! Это где-то рядом?
- Да, - вздохнул сенешаль. Двести шагов вон от того дерева.
- Так чего же мы стоим!
Сказано-сделано. Через пятнадцать минут, Эссен, зло отплевываясь от дождя и прикрывшись от ветра крупами лошадей, сотворил нужное заклинание. Над быстро растущей в мокрой земле ямой закружились комки земли и листвы. Потом мимо Ганса пролетел жалобно пищавший крот. За ним - еще один. Дождь продолжал усиливаться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Вдруг круговерть над ямой резко прекратилась.
- Давайте ткань, - скомандовал сенешаль. Солдаты развернули длинные полотнища, заранее приготовленные для того, чтобы заворачивать оружие. Ганс подошел к краю ямы, и увидел, что на ее дне был сооружен деревянный люк. Кто-то из солдат сообразил, что надо бы накрыть горловину полотнищами, чтобы господам не пришлось спускаться вниз по сплошной грязи.
Все равно по пути вниз Ганс поскользнулся и больно подвернул лодыжку. Скрипнули петли двери, и путники оказались в большом просторном зале схрона. Здесь было сухо и тепло. Гансу в нос ударили незнакомые, но приятные запахи. Весь пол был заставлен огромными сундуками. Ганс подошел к одному из них и, кряхтя, откинул тяжелую крышку.
В сундуке он увидел странные длинные приспособления, состоявшие из вырезанного из дерева плоского основания, к которому была приделана длинная трубка черного цвета. Сбоку и снизу у прибора торчали два гвоздика. Ганс осторожно взял мудреную трубку и начал вертеть ее в руках. Пятеро солдат тоже разошлись по схрону, осматривая другие сундуки. К герцогу подошел Эссен.
- Милорд, это называется ружьем, - объяснил он, - Деревянная часть - приклад, - трубка - ствол. Заряжается оно вот такими стрелами. Насколько я понимаю, их приводит в движение огонь, порождаемый ударом вот этого молоточка по днищу стрелы. Все просто, надежно и, главное, быстро, - он нагнулся и вытащил из сундука продолговатую коробку. Открыв ее, Эссен достал остроносую двуцветную желто-серую стрелу, пристроил ее куда-то между трубкой и "прикладом", передернул гвоздик сбоку, упер деревянное ложе в плечо и потянул за гвоздик, а точнее - крючок, торчавший в проушине снизу.
Звук заставил всех присутствующих вздрогнуть. Ганс сделал движение, чтобы выстроить магическую защиту, но дырка в стене возникла задолго до того, как он закончил первое слово заклинания-оберега.
Ганс помолчал, потом подошел к земляной стене и стал ковырять дырку, в которую ушла стрела. В его душе нарастало благоговение.
- Не трудитесь ее искать, милорд. Она ушла в стену на два локтя. - Снова передергивая верхний гвоздик, вскользь бросил Эссен,- еще раз попробовать хотите?
- Что, все, ты уже готов? - обернулся Ганс.
- Да, милорд. Попробуйте сами - с этими словами Эссен протянул ружье Гансу.
Оружие еще хранило теплоту рук Эссена. Взяв его в руки, Ганс испытал удивительную легкость в голове. Магические заклинания требовали для воплощения постоянной концентрации. Одно забытое слово могло лишить тебя жизни. Здесь все было удивительно просто. Ружье как бы говорило: "Положись на меня. Я само все решу, хозяин". Казалось, для этой трубки не было невозможного. Ганс вдруг почувствовал почти нестерпимый прилив мужской силы и виновато оглянулся на Эссена.
Тот улыбнулся.
- Это нормально, милорд. Так происходит с каждым, кто брал эту штуку в руки. Ваш дед приезжал сюда, чтобы излечиться от старческой немощи, стрелял подолгу, а потом прыгал в седло и быстро мчался либо во дворец, либо к баронессе Арселор.
Ганс нажал на крючок. Ружье подпрыгнуло в его руках, больно ударило его по плечу, и выплюнуло сноп огня. Тотчас же в стене напротив появилась аккуратная дырка, а в штанину Ганса стекла теплая струйка семени. Такого Ганс от себя не ожидал. Вместе с облегчением появилась уверенность, что теперь его жизнь вновь вступила в надежное русло.
Эссен с некоторой тревогой и даже удивлением смотрел, как менялось лицо молодого герцога. Когда он понял, что произошло, ему захотелось выругаться. Будущее, еще несколько минут назад казавшееся спокойным и безоблачным, заволокли тучи неизвестности.
- Да, я понимаю и деда и папашу, - стиснув зубы, пробормотал Ганс, - заберем столько, сколько сможем унести. Что у нас здесь еще?
Они пошли вдоль рядов сундуков с откинутыми крышками. В одном из них Ганс увидел толстые трубы с ребристыми поверхностями, чуть прикрытые длинными лентами из соединенных воедино огненных стрел.
- Что это? - обратился он к Эссену. Тот немного помолчал и ответил:
- Это "самострелы", милорд. Самое страшное оружие, которое я когда-либо видел в своей жизни. Эта труба способна выплюнуть за один миг полдюжины "огненных стрел".
- Помните, милорд, - добавил Эссен, - Хранители не дремлют, надо быть осторожнее.
- Да, да, Эссен. Я это помню. Если мы с тобой решим стать самыми сильными правителями Фатерлянда, я даже знаю, с кого мы начнем. Ближайший нас сосед Барон де Саар, очень плохо себя вел на поминках. Я думаю, нам нанесена обида! Как ты считаешь?
- Несомненно, - улыбнулся сенешаль, - я тоже так думаю. Пора ему показать, кто здесь хозяин.
Эссен отметил про себя, что вот это вскользь брошенное "мы с тобой" по возвращении из схрона надо будет как-то узаконить. Такой подход молодого герцога ему определенно нравился.
Как бы отвечая на его мысли, Ганс остановился и задумчиво произнес:
- Эссен, но ведь огненные стрелы когда-то закончатся. Мы не сможем планировать военные компании, не имея возможности пополнять их запасы. Лично я не хотел бы этого делать. Чтобы использовать все это чудо-оружие, надо найти способ пополнять кладовые. Ты займешься этим, Эссен?
В этом вопросе молодого герцога слышались и нотки приказа, и отдаленное эхо мольбы.
- Да, милорд.
- Вот и отлично. А пока - потешимся тем, что есть. Забирайте и пошли.
Когда они поднялись наверх, дождь закончился. Но Ганс почувствовал - что-то не так. И это почувствовал не только он, а и Эссен и солдаты.
- Здесь кто-то есть - произнес сенешаль, оглядывая затихший лес. - Точно. Я же говорил - оборотни!
- Готовьте заклинания, - повернулся к солдатам Ганс, - а мы с тобой постреляем, Эссен. Ты не против опробовать оружие?
- Нет, конечно, только их много. Я чувствую не меньше двадцати.
- А какой ты еще видишь выход? Не можешь ответить…то-то же. Давай займись этими глупцами, а то нас съедят, пока они простое заклинание защиты приготовят.
Едва Эссен успел выполнить распоряжения хозяина, как по лесу прокатился протяжный вой, то затихающий, то снова становящийся громким. На поляну начали выходить оборотни. Это были огромные звери, представлявшие собой подобие волков размерами с взрослого быка. Каждый такой оборотень обладал сам по себе могучей силой, и не каждый маг мог с ним справиться.
- Их очень много…- пробормотал Ганс, обращаясь к Эссену, - я…
- Не переживайте, милорд. Спрячьтесь пока вон в том овражке.
Ганс с изумлением смотрел за манипуляциями сенешаля. Тот быстро выкатил откуда-то из-за дерева ту самую ребристую трубу. На этот раз она была на колесиках, и в середине ее торчал большой лист из неизвестного ему материала. Эссен рухнул в кучу мокрых листьев и направил трубу на оборотней. Изготовился он вовремя. Оборотни заревели и бросились в атаку.
- Защита! - заорал Ганс. Солдаты выкрикнули заклинания. Перед Гансом и Эссеном появилась прозрачная синяя преграда, около которой оборотни остановились. И в этот момент Эссен открыл огонь.
Грохот самострела перекрыл рев оборотней. На минуту герцог оглох. Когда он, наконец, вернулся к реальности, то увидел, что оборотни прыгают на стену в тщетной надежде прорвать ее и валятся наземь, срезанные огненными стрелами.
Обычно, если оборотня убивают, он превращается в того человека, каким был, пока его не укусил другой оборотень. Смерть и агония дают обратный ход заклинанию обращения. Но полное превращение требует естественной погибели.
А вот огненные стрелы действовали против магии оборотней столь эффективно, что те не успевали превращаться в людей, а умирали, наполовину, а то и больше застревая в своем зверином облике.
Перед герцогом происходило нечто невообразимое. Стрелы разрывали тела оборотней, вырывали куски мяса. Ручейки крови поделили траву на луге на множество островков. Это было настоящее побоище. Уцелевшие оборотни бросились бежать, но никто не мог уйти от маленькой посвистывающей смерти. Над поляной повис протяжный вой изуродованных умирающих тварей.
Увидев редеющие ряды оборотней, Ганс воспрял духом и, вскинув ружье, тоже стал стрелять. Вскоре все было кончено. Спасти удалось лишь двум или трем оборотням. Остальная часть стаи полегла на поляне, устлав ее уродливыми искалеченными телами. Над полем кисло пахло дымом от огненных стрел.
- Вот это да! - выдохнул Ганс, - папаша был прав. Если мы найдем способ пополнять наши запасы огненных стрел, мы завоюем этот мир! А теперь - домой! И скорее! Наши женщины ждут нас, Эссен!
Глава 2 - Муромский затворник
- Эх, дубинушка, ухнем, Эх, волшебная ухнем, Эх!
Поморщившись, Федор, советник князя Муромского Владимира Тринадцатого, захлопнул окно. Надоели эти лешие. Праздник у них сегодня, видите ли, так все Муромское княжество должно на ушах ходить? Он подумал, не позвать ли стражу, да приказать отправить этих леших, в глухомань, откуда они, собственно, и вылезли. Но затем, поразмыслив, решил, что в данный момент ему пьяный бунт совсем ни к чему.
Лешие, водяные и другие лесные жители были многочисленной и хорошо организованной силой. Такие союзники пригодятся всегда, тем паче, что на их замирение и присоединение к княжеству ушли долгие столетия. Лесные народы долго не хотели терять свою независимость, но, однажды дав присягу верности князьям Мурома, впредь служили им верой и правдой, охраняли границы и по первому зову являлись, когда начиналась война. Взамен утраченной вольницы они испросили себе право не выдавать беглых людей с равнинных земель и соблюдать свои праздники и обряды. Так что праздник этот был, как водится в Муроме, не просто пьянкой, а актом сугубо политическим. По сему поводу властям, видимо, тоже надлежало политически промочить горло.
Федор вздохнул, плеснул себе в массивную деревянную кружку медовухи из кувшина, стоявшего на столе, и, поудобнее устроившись в кресле, сделал большой глоток. Медовуха была выдержанной и ароматной. Недаром винные подвалы Федора славились своими медами во всех русинских княжествах, да и в самом Фатерлянде.
Первые несколько глотков этого прекрасного напитка надлежало испить для чистого удовольствия и не загружать голову мыслями о суетном. Федор прикрыл глаза и попытался как бы вобрать в себя весь уют и благоустроение окружающего мира. В небольшое стрельчатое окошко проникал ослепительно яркий, но холодный свет октябрьского солнца.
Сам Федор сидел в тени, но оттого вдвойне приятно было смотреть на освещенные лучами ярко-желтые бревна сруба княжеского дома. В столбе света весело и бестолково играли пылинки. Федор поставил кружку на стол, откинулся на спинку кресла и крепко задумался. Последнее время он часто, слишком часто прикладывался к кувшину. Время было трудное. Разброд и шатание между шестью княжествами Земли Русинской дошли до точки. Только его дипломатические способности удерживали князей от междоусобной войны.
Так уже повелось, что на Руси реальная власть находилась не в руках князей, а в руках их советников. Причину этого метким и грубым словом определил один из немногих самостоятельных великих правителей Русинов Всеслав - "бабьё". Он знал, что говорил. В отличие от своих иноземных товарок, традиционно быстро выталкивавших сыновей в самостоятельную жизнь, требовавших у мужей обособить выросших детей или отправить их учиться, русинские великие княгини, кем они ни были по рождению, прятали сыночков под подолом до совершеннолетия, жалели их и очень противились обучению отпрысков мужеска пола вне дома. При этом тому же Всеславу, непобедимому на полях сражений, так и не удалось до самой смерти найти оружия против рыданий и ругани княгини Ирины, которыми она встречала всякую его попытку вразумить наследников. Естественно, что среди лоботрясов-сыновей веками действовал отрицательный отбор. Дурак рождал еще большего дурака, но с хорошей родословной.
Поморщившись, Федор, советник князя Муромского Владимира Тринадцатого, захлопнул окно. Надоели эти лешие. Праздник у них сегодня, видите ли, так все Муромское княжество должно на ушах ходить? Он подумал, не позвать ли стражу, да приказать отправить этих леших, в глухомань, откуда они, собственно, и вылезли. Но затем, поразмыслив, решил, что в данный момент ему пьяный бунт совсем ни к чему.
Лешие, водяные и другие лесные жители были многочисленной и хорошо организованной силой. Такие союзники пригодятся всегда, тем паче, что на их замирение и присоединение к княжеству ушли долгие столетия. Лесные народы долго не хотели терять свою независимость, но, однажды дав присягу верности князьям Мурома, впредь служили им верой и правдой, охраняли границы и по первому зову являлись, когда начиналась война. Взамен утраченной вольницы они испросили себе право не выдавать беглых людей с равнинных земель и соблюдать свои праздники и обряды. Так что праздник этот был, как водится в Муроме, не просто пьянкой, а актом сугубо политическим. По сему поводу властям, видимо, тоже надлежало политически промочить горло.
Федор вздохнул, плеснул себе в массивную деревянную кружку медовухи из кувшина, стоявшего на столе, и, поудобнее устроившись в кресле, сделал большой глоток. Медовуха была выдержанной и ароматной. Недаром винные подвалы Федора славились своими медами во всех русинских княжествах, да и в самом Фатерлянде.
Первые несколько глотков этого прекрасного напитка надлежало испить для чистого удовольствия и не загружать голову мыслями о суетном. Федор прикрыл глаза и попытался как бы вобрать в себя весь уют и благоустроение окружающего мира. В небольшое стрельчатое окошко проникал ослепительно яркий, но холодный свет октябрьского солнца.
Сам Федор сидел в тени, но оттого вдвойне приятно было смотреть на освещенные лучами ярко-желтые бревна сруба княжеского дома. В столбе света весело и бестолково играли пылинки. Федор поставил кружку на стол, откинулся на спинку кресла и крепко задумался. Последнее время он часто, слишком часто прикладывался к кувшину. Время было трудное. Разброд и шатание между шестью княжествами Земли Русинской дошли до точки. Только его дипломатические способности удерживали князей от междоусобной войны.
Так уже повелось, что на Руси реальная власть находилась не в руках князей, а в руках их советников. Причину этого метким и грубым словом определил один из немногих самостоятельных великих правителей Русинов Всеслав - "бабьё". Он знал, что говорил. В отличие от своих иноземных товарок, традиционно быстро выталкивавших сыновей в самостоятельную жизнь, требовавших у мужей обособить выросших детей или отправить их учиться, русинские великие княгини, кем они ни были по рождению, прятали сыночков под подолом до совершеннолетия, жалели их и очень противились обучению отпрысков мужеска пола вне дома. При этом тому же Всеславу, непобедимому на полях сражений, так и не удалось до самой смерти найти оружия против рыданий и ругани княгини Ирины, которыми она встречала всякую его попытку вразумить наследников. Естественно, что среди лоботрясов-сыновей веками действовал отрицательный отбор. Дурак рождал еще большего дурака, но с хорошей родословной.