Это хулиганы, говорила она себе. В худшем случае карманные воры. Тот, кого звали Бад, уже шел к ней, потирая ребра. Молодой. Небритый. Руки грязные, одежда тоже.
   – Отвали, да? – ухмыльнулся он. – Смелый разговор для юнги, припертого к стенке.
   Они вдвоем придавили ее к сырому и холодному камню.
   – Похоже, мальчонка-то хорошенький, Бад, – сказал второй, заглядывая ей в лицо. – Как думаешь, что там у него в карманах, а? Идет из парка. Небось, пидор выдал ему пару монет за его девчачью задницу?
   Бад сунул руку в ее карман, к счастью, пустой. Сидони пришлось отвернуться, когда она почувствовала его запах. Кислое дыхание. От немытой кожи несло потом. И оба достаточно пьяны, чтобы это притупило их реакцию. Она двинула его локтем, почти достав.
   – Я сказал, отвали! – крикнула она.
   – Ха! – осклабился Бад. – Тебе, кажись, нравится шататься в Сент-Джеймс-парке по ночам, красавчик. Эй, Паг, ты хоть раз имел такого?
   – Нет, – вдруг испугался тот.
   – Что скажешь, если мы спустим с него морскую одежку и хорошенько отделаем?
   – Господи Иисусе! Прямо тут?
   – А что такого? Мне он нравится.
   – Ты что, Бад, хочешь, чтоб у тебя потом отмер твой член? Давай стащим, что в его карманах, и свалим.
   Воспользовавшись их неуверенностью, Сидони резко выбросила локоть назад. Бад со свистом выпустил из легких воздух и согнулся пополам. Она тут же повернулась и ребром ладони ударила в горло его подельника. Бад прыгнул к ней, но Сидони уже отскочила и выхватила нож.
   – Стоять! Или, клянусь Богом, я убавлю вам обоим паруса.
   Бад побледнел и опустил руки. Паг держался за горло. Сидони отступила еще на три шага, повернулась, нырнула в темноту и помчалась к Стрэнду. Но те явно не хотели сдаваться. Она слышала позади топот, бросилась, разбрызгивая лужи, в какой-то переулок, но, к несчастью, оказалась наугольной пристани. Кругом тьма. Ни одной живой души.
   – Сюда, – донесся из переулка голос Бада. – Я видел его. Он тут.
   Сидони помчалась дальше сквозь лабиринт проходных дворов, потом вдоль реки. Нортумберленд-стрит, лихорадочно соображала она, ведет к Стрэнду. Но сзади неумолимо слышался топот преследователей.
   Неожиданно из темноты выскочил Паг.
   – Кошелек! – рявкнул он. – Давай сюда!
   Блеснуло лезвие. Вскрикнув, Сидони прыгнула к нему и полоснула его по руке своим ножом. Паг охнул, выругался и отстал. Миновав рынок Хангерфорд с пустыми темными прилавками, она свернула за угол. Наконец-то свет уличного фонаря. Нортумберленд. Слава Богу.
   Только сейчас она почувствовала боль и на бегу ощупала предплечье. Тепло. Мокро. Свет фонаря вдруг поплыл у нее перед глазами, Сидони пошатнулась и выронила нож.
   Наслаждаясь бокалом портвейна двенадцатилетней выдержки, Джордж Кембл перечитывал свое любимое место из «Века разума», поэтому стук в дверь счел весьма неразумной помехой. Хотя Джордж ложился очень поздно, он все же не одобрял, когда его без предварительной договоренности отрывали от чтения Томаса Пейна и бутылки превосходного вина.
   Стук в дверь повторился. Морис перестал храпеть и поднял голову со спинки кресла.
   – У нас опять пьяный, Джордж, – проворчал он. – В переулке.
   Кембл со вздохом отложил книгу, достал из ящика пистолет, взял подсвечник и спустился по лестнице в заднюю часть магазина.
   Тем временем стук почти стих и напоминал теперь вялое царапанье. Отодвинув три массивных запора, Кембл поднял над головой подсвечник и открыл дверь. На пороге, держась рукой за плечо, лежал совсем юный морской офицер.
   – Пожалуйста, – хрипло выдавил он. – Пожалуйста… рана…
   Кембл многому научился, занимаясь торговлей, поэтому не опустил пистолет, только оставил свечу, чтобы подхватить юношу под руку. Увы, слишком поздно. Тот потерял сознание. А что еще хуже, Кембл заметил кровь. Она запачкала ткань в том месте, за которое держался парень.
   – Конец моему вечеру. – Джордж вздохнул и громко позвал друга: – Морис! Тебе лучше спуститься. Какой-то полумертвый гардемарин ухитрился выползти из переулка.
   – Опять? – Морис уже сбегал вниз.
   Перекинув юношу через плечо, Кембл стал подниматься по лестнице, а Морис шел сзади, держа свечу.
   – Постой, Джордж, – вдруг сказал он. – Парень теряет свои принадлежности. – Морис успел подхватить его шляпу. – Так-так! Что мы тут имеем?
   Кембл оглянулся, стараясь не сгибаться под тяжестью ноши.
   – Не знаю, как мы. Я лично имею больное колено. Шевелись.
   – Джордж, а ведь парень носит парик, – сообщил Морис, поднимая над головой свечу.
   – Дьявол побери! – процедил Кембл.
   – Точнее… он даже не парень.
   – Дьявол побери! – повторил Кембл.
   – Нет, еще хуже, – сказал Морис, держа парик двумя пальцами, словно пойманную крысу.
   – Хуже? Что может быть хуже окровавленного гардемарина на твоем пороге?
   Морис выпрямился и пожал плечами.
   – Надеюсь, я ошибся, старина. Но, похоже, этот окровавленный гардемарин – твоя сестра.
   Пять минут спустя они уложили былого гардемарина в свободной комнате. Морис умчался будить судомойку, а Кембл одним рывком сорвал пуговицы с жилета Сидони, чтобы освободить ее от него.
   – Господи, не могу тебя понять! Неужели плавание вокруг света и висение на такелаже с ножом в зубах были не достаточно опасными? Теперь понадобилось еще поступить в этот проклятый военно-морской флот?
   Сестра шевельнулась и застонала. Кембл щелкал ножницами, разрезая по швам жилет.
   – Я имею в виду, Сид, что мог бы купить тебе другой корабль. Если ты хочешь именно этого. Хочешь?
   – Ой, перестань.
   Но Кембл не мог остановиться. Это единственная рана? Поверхностная? Господи, только бы не проникающее ранение, только не это! Швырнув окровавленный кительна пол, он вытаскивал из-под нее испачканный кровью жилет и с удивлением обнаружил, что у него дрожат руки. А его руки никогда еще не дрожали. Кровь, словно густой кларет, просочилась сквозь ее рубашку. Ярко-красная на ослепительно-белом. Кембла охватила паника, чувство, до сих пор ему не известное. Быстро разрезав снизу доверху рукав, он увидел первую рану на предплечье, скверную, зияющую. Шейный платок, которым он перетянул ее, остановил кровотечение.
   Морис уже принес мелкий таз и снова исчез. Кембл разрезал второй рукав, ничего плохого не увидел, затем вспорол плотную ткань на груди, слишком поздно осознав, что видит ее грудь, стянутую полотняной лентой. Он швырнул обрывки на пол. Возможно, Сидони будет смущена, когда поймет, что он видел ее полуобнаженной. Чертовски плохо. Это ему наказание за панику. Кембл отложил ножницы, взглянул на обнаженный торс сестры, и в глазах у него потемнело.
   – Господи Боже! О Господи…
   – Джордж, – чуть слышно прошептала она. – Так… глупо.
   Да, самое подходящее для этого слово. Кембл закрыл глаза, снова открыл их, но отвратительное пятно все еще было там, черное, как скорпион. Сидони протянула руку, нащупала его пальцы.
   – Джордж… ведья… не истеку кровью до смерти?
   – Нет, – мрачно ответил брат. – О нет, моя дорогая. Потому что раньше я сам задушу тебя.

Глава 11,
в которой начинается расследование

   Кембл насильно влил ей в рот дозу наркотика, потом собственноручно зашил рану. Как же она вопила, отбивалась, угрожала попортить его интимные части, употребляя выражения, которые леди не должна знать, не говоря уже о том, чтобы пользоваться ими. Но в конце концов наркотик подействовал. Закончив работу, Кембл отрезал маленький остаток шелковой нитки, затем проглотил полпинты бренди.
   Конечно, Джордж не впервые кого-то зашивал, а сейчас это было намного лучше, нежели веревка палача, чем бы все и кончилось, если б неподходящий человек увидел ее проклятую татуировку. Обтерев ей губкой лицо, он бесцельно шагал по комнате, пока, где-то около полудня, Сидони не зашевелилась. Тогда Кембл уже дал волю ярости, которая не шала границ.
   – Значит, этот печально известный Черный Ангел – Да? – начал он вечером, когда она сидела с кружкой некрепкого бульона. – Этот святой заступник падших женщин! Робин Гуд в крестовом походе! Черный Ангел! Что, по сути, французское обозначение для проклятой идиотки!
   – Джордж! – сказала она, когда брат повернулся и направился к ее кровати. – Не ругайся в присутствии дам.
   – Но ты не дама! Ты умалишенная самоубийца с татуировкой на груди!
   Сидони возмущенно глядела на него поверх кружки.
   – Не могу поверить, что ты разрезал мою одежду.
   – А что, по-твоему, я должен был сделать? Оставить тебя с заражением крови от раны, которую я не заметил?
   – Сейчас, пожалуй, мне хотелось бы именно этого, – вздохнула она. – Никогда не думала, что ты будешь так страдать.
   – Ты не думала, что я когда-нибудь узнаю. Поскольку знала, что я с тобой сделаю.
   – Ну и что бы ты сделал? Ты мне не муж, Джордж. И уж тем более не отец. Ты не можешь удержать меня.
   Кембл склонился над кроватью и с опасной усмешкой осведомился:
   – Не могу, дорогая? Тогда испытай меня. Уверяю, ты окажешься в трюме грузового судна, идущего в Бостон, так быстро, что не успеешь сказать излюбленное ругательство пиратов «Дьявол бы меня побрал».
   Сидони не верила своим ушам. Джордж никогда так холодно не разговаривал с ней. Она уже набрала воздуха, чтобы достойно ответить ему, но вместо этого разразилась слезами.
   Брат тут же оказался рядом, прижал ее к себе.
   – Не плачь, Сид! Ради Бога, прости меня. Прости.
   – Мои швы, Джордж, – рыдала она.
   Кембл осторожно выпустил ее из объятий.
   – Сидони, зачем ты этим занимаешься?
   – Это… это трудно объяснить, – выдавила она сквозь рыдания.
   – А ты попробуй.
   Он поднес ей к лицу носовой платок, чтобы сестра, как в детстве, могла высморкаться. И Сидони попыталась рассказать ему все. Как почувствовала усталость от жизни, свою бес полезность. О душевной боли после измены Пьера и его смерти впоследствии. Лондон воскресил в памяти слишком много воспоминаний о матери, она даже стала думать, что возвращение домой, было, ошибкой. Все это, казалось, подталкивало ее к действию. И после одного случая на улице она поняла, что нужно делать.
   Как-то днем она стояла перед витриной на Бонд-стрит в тщетной надежде, что новая шляпа может изменить ее жизнь или хотя бы утешить ее. Тут из магазина дамских шляп вышел надменный джентльмен, сопровождавший изящную, благовоспитанную леди. К нему бросилась испуганная беременная служанка, но джентльмен просто отодвинул ее с дороги и помог леди сесть в фаэтон.
   – Неужели вы позволите своему ребенку умереть с голоду? – прошептала служанка.
   Человек засмеялся и подстегнул великолепную пару лошадей.
   – Шлюхи! – бросил он, с презрением глядя на нее сверху. – У них столько клиентов, что они даже не могут их различить.
   Девушка выглядела так, словно ее ударили, а потом зарыдала. Красивая леди оглянулась с выражением жалости и брезгливости. Что-то внутри у Сидони щелкнуло. Душевная опустошенность сменилась праведным негодованием. Она узнала имя джентльмена, и так родился Черный Ангел. Теперь опозоренная служанка имеет четыреста фунтов в трехпроцентных бумагах и коттедж у болот.
   Неласково оглядев сестру, Кембл принялся ходить по комнате.
   – Пожалуйста, дорогая, продолжай.
   Сидони выложила брату остальное, умолчав, разумеется, об участии Жан-Клода. Рассказала о женщинах, которым помогла, о деньгах, которые часто передавала обществу «Назарет», всегда приходя во вдовьем трауре и под |устой вуалью.
   – Общество «Назарет», – повторил Джордж. – Будь осторожна, моя дорогая. Там добровольно сотрудничают отнюдь не глупые дамы.
   Сидони вспомнила проницательный взгляд леди Кертон. Да, совсем не глупые. Она закончила свое повествование рассказом о синяках на лице Эми Хеннеди, о том, как следила в парке за маркизом Бодли.
   – Господи! – воскликнул Джордж, побледнев. Он сел на кровать и взял сестру за руки. – Послушай меня, Сидони. Ты даже не представляешь, насколько опасна твоя беготня в Сент-Джеймс-парке.
   – Я умею обращаться с людьми вроде Бодли.
   – Нет, глупая, не умеешь. Этот Бодли – не один из твоих испорченных, праздных аристократов. Он ведет жизнь, о которой ты ничего не знаешь, и молю Бога, чтоб никогда не узнала. Ты не можешь понять законы его мира. Это мир содержательниц публичных домов, сутенеров, мир детской проституции. Они убьют, не моргнув глазом даже ребенка, и спокойно пойдут дальше. Ты не понимаешь всей опасности.
   – Да? – Сидони подняла брови. – А ты понимаешь?
   – Не забывай, я с четырнадцати лет живу самостоятельно.
   – В мире сутенеров и тому подобное? – настойчиво спросила она.
   – Да, примерно так, – сердито процедил брат.
   – Тебе незачем было жить самостоятельно, Джордж. Ты мог вернуться домой. К матери, ко мне. Ведь жизнь с нами была бы наверняка лучше твоей прежней?
   Джордж молчал. И его молчание испугало Сидони, она даже подумала, что непоправимо испортила отношения с братом.
   – Полагаю, да, – наконец сказал он. – Мне следовало бы вернуться домой, Сид. Но я был молод и горд. Ненавидел отца. Ненавидел его визиты. Его ложь и все, что он сделал нам. Всем нам, включая мать. Господи, ее было так легко уговорить лестью. Она была так управляема.
   – Так безрассудна, – тихо добавила Сидони.
   – Да. И это тоже.
   – Джордж, а ты знал… людей вроде Бодли?
   – Я научился их сторониться, – мрачно ответил брат. – И, делая это, научился жестокости, единственному способу выжить на улицах, Сид.
   – Однажды мама сказала, – чуть слышно прошептала она, – что ты продал себя, Джордж. Богатым людям. И еще сказала, что ты сделал это намеренно. Чтобы опозорить своего отца.
   – Что бы я ни сделал, я делал то, к чему вынуждала меня жизнь, – процедил Кембл. – И, ей-богу, я поменял имя. Взял первое, которое пришло в голову, и на десятилетия перестал быть Жоржем Буше. И я сделал то, чего никогда в жизни не делали ни мать, ни отец. Я всего добился собственным умом, своей настойчивостью, в поте лица своего.
   – Джордж, – прошептала Сидони, протягивая к нему руку. – Я никогда тебя не стыдилась.
   Брат, видимо, не слышал ее.
   – Да, возможно, я был вором и преступником, но я работал, прокладывая себе дорогу в жизни, моя дорогая. Кто-то может сказать, что я был Жигало. А мне плевать. Изящество и вкус я перенял у людей, которые лучше всех одевались в городе. Став владельцем магазина, я разбогател через три года. И все это потому, что никогда не забывал уроков, полученных на улице… от людей вроде Бодли. Нет, Сид, я не буду таким, как отец. Не буду герцогом Гравенелем. Но кем бы я ни был, я добился всего сам. Я не ждал, что мне дарует это моя голубая кровь. И как бы люди ни называли меня за моей спиной, они не посмеют сказать мне это в лицо.
   – Никто себе этого не позволит, Джордж, – прошептала Сидони, чувствуя подступающие слезы. – Да никто и не захочет.
   Брат горько засмеялся.
   – Девеллин хочет, – сказал он. – Я видел это в Ковент-Гардене по его глазам.
   – Ты сам подстрекал его.
   – Что бы у тебя ни было с ним, Сид, ты должна это прекратить. Он негодяй, я знаю, но мы не желаем ему зла.
   – О чем ты говоришь? – вызывающе спросила она. – Какие у меня с ним, по-твоему, дела?
   Брат пожал плечами.
   – Какие бы ни были, это безумие. Ты не изменишь этот мир, дорогая. И не переделаешь этих людей. Все бесполезно.
   Его тон возмутил Сидони.
   – Как ты смеешь говорить, что моя работа бесполезна! Я помогаю обманутым женщинам. Я знаю. Возможно, я буду это делать, пока меня не повесят.
   Джордж грубо сжал ее здоровую руку.
   – Дурочка, тебя действительно повесят. Есть безопасные и лучшие способы помочь угнетенным. А если ты думаешь, что, ограбив несколько эгоистичных аристократов, ты как-то узаконишь наше рождение, то не обманывай себя. Это не возвысит меня и не унизит Девеллина. Не изменит того, что отец сделал с нашей матерью, она не станет более уважаемой.
   Сидони недоверчиво глядела на брата.
   – Я никогда об этом не думала!
   – Нет, думала. Ты пытаешься мстить за грехи отца так же, как и за грехи тех глупых джентльменов, которых унижаешь. Не обманывай себя.
   – Вздор! Не желаю тебя слушать, Джордж.
   – Я не буду праздно сидеть, и смотреть, как ты губишь себя, пытаясь мстить за несправедливость, с которой нельзя покончить.
   Сидони снова захотелось плакать. Голова у нее болела, рука болела, и все в жизни казалось перевернутым вверх дном. Прав ли Джордж? Может, она представляет себе жизнь детской волшебной сказкой, где злодеи получают по заслугам, а добрые потом живут счастливо?
   – Господи, – наконец сказала она. – Есть ли вообще справедливость, Джордж? Мать не знала ее. Даже не имела надежды. И все из-за отца. Но, отняв у матери надежду, он так и не заплатил за это.
   – И ты не сможешь заставить его платить, дорогая, – уже более ласково ответил брат. – Возможно, тебе удастся заставить других, иногда. Но только некоторых. И совсем недолго. Это не стоит твоей жизни.
   – Значит, невинных женщин и дальше будут обманывать, использовать, делать несчастными? И некому за них отомстить?
   – Пора бы уже повзрослеть, Сид. Наша мать не чувствовала себя несчастной, может, это было только вначале. Она любила возвышенную драму. Любила красивые вещи. А больше всего любила находиться в центре внимания. Вот почему тебя отослали в школу, дорогая, помнишь? Твоя красота и юность оказались слишком резким контрастом.
   – Возможно, ты прав, – прошептала она, прижимая кончики пальцев к вискам. – Джордж, я ничего уже не понимаю!
   Брат поцеловал ее в лоб, поднялся с кровати и вышел из комнаты.
   – Хочу тебе кое-что показать, – сообщил он, вернувшись с газетой. Он развернул ее и указал на маленькую заметку: – Вот почему я хочу, чтобы ты держалась подальше от Девеллина. Он тебя ищет, дорогая. Задает вопросы. Рано или поздно кто-нибудь заговорит.
   – Там одна Джулия, а она скорее умрет.
   Сидони взяла газету и прочла заметку: «Если мисс Руби Блэк из Саутворка обратится к господам Брауну и Пеннингтону, Грейсчерч-стрит, и удостоверит свою личность, то, нисколько не пострадав, получит финансовое предложение, которое принесет ей существенную выгоду».
   – Боже мой! – прошептала она. – Газета сегодняшняя?
   – Нет, вышла несколько дней назад. Тем не менее, Сид, ты подвергаешься смертельной опасности, даже позволяя Девеллину увидеть тебя на улице. Черный ты Ангел или нет, тебе совершенно незачем ходить с ним по городу.
   Джордж прав, хотя не открыл ей ничего нового.
   – Как ты узнал? – с любопытством спросила она.
   – О чем узнал, дорогая?
   – Что заметку поместил Девеллин. Имя Руби Блэк наверняка известно в половине лондонских клубов. Видимо, ты слышал его. Может, ее поместил кто-нибудь еще.
   Джордж покачал головой:
   – Маловероятно. В конце концов, Браун и Пеннингтон – его поверенные.
   – Откуда ты знаешь?
   – Скорее предполагаю. Ведь они с незапамятных времен были адвокатами герцога Гравенеля. Потому-то я и обратил внимание на заметку. Адвокаты отца, Сидони. Одному Богу известно, сколько раз я видел это имя на документах. Та небольшая ежегодная рента, которую получала мать, помнишь? Она как часы приходила через Брауна и Пеннингтона каждый день, начинающий квартал года.
   – Джордж! – Она схватила брата за руку. – Боже, что ты говоришь?
   – А ты не знала?
   Сидони приложила ладонь ко лбу.
   – Элерик… Его имя… Элерик. А фамилия… Хиллард, верно? Я никогда ведь не спрашивала. Боже, до чего ж я была глупа!
   – Верно, Хиллард, – спокойно ответил Джордж. – Он стал наследником Гравенеля после смерти брата.
   – Это был несчастный случай, – запротестовала она. – Просто несчастный случай. Подумать только, мы… родственники! Насколько близкие? Джордж, скажи мне!
   – Дальние, – сказал он, пожимая плечами. – Троюродный брат, возможно, ребенок кузена. Если отец умирает, не имея сына…
   – Законного сына, – перебила Сидони.
   – Любого, – заметил Джордж. – Так или иначе титул все равно передается по родословному дереву так далеко, что потеряешь счет. Теперешний герцог – основательный, честный парень. Абсолютно не похож на нашего отца. И не имеет ничего общего с собственным сыном.
   – Кузены! – простонала Сидони. – Почему ты не предупредил меня, когда я впервые упомянула о нем, Джордж?
   – Потому что я не желаю изменять прошлое. И мне отвратительны разговоры о Девеллине, который получил все на свете и проматывает это. Кроме того, я не думал, что это важно. Откуда мне было знать, что ты затеваешь?
   – Да, конечно. Я понимаю.
   Но брат настороженно смотрел на нее.
   – Я ошибся, дорогая?
   – Ошибся? Насчет чего?
   – Значит, это важно? Сидони молчала.
   – Нет, Джордж, – наконец ответила она. – Полагаю, нет.
   – Хорошо. – Он похлопал ее по руке. – Ты меня встревожила. Теперь поспи. Еще несколько дней отдыха, и ты будешь, здорова, Сид.
   – Я должна вернуться домой, – сказала она, поставив кружку. – В четверг благотворительный бал Уолрейфена. Я сопровождаю мисс Арбакл.
   – Ты должна отдохнуть, – твердо произнес брат. – Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя к четвергу.
   Сидони глядела вслед уходящему брату, однако на пороге Джордж вдруг обернулся.
   – И вот еще что, милая. Как зовут тех парней, которые тебя ранили?
   – Паг. Одного звали Паг. А второго он называл Бад. Ты что, знаешь их?
   Джордж чуть заметно улыбнулся.
   – К сожалению, не имею чести. Но эту оплошность я быстро исправлю.

Глава 12
Когда гремит гром

   В последнее время характер у маркиза Девеллина заметно изменился. Некоторые из его отличительных черт – праздность, невоздержанность, пристрастие к спиртным напиткам – исчезли. Нервная система у него была почти вымотана страстью, нет, одержимостью двумя разными женщинами, которых он теперь потерял.
   Сидони куда-то пропала. Находясь дома, он все время наблюдал за ее дверью. На улице он лихорадочно искал глазами Руби Блэк, надеясь увидеть в толпе ее рыжие волосы. Сказав Аласдэру, что она его больше не интересует, он лгал себе. Маркизу стало казаться, будто внутри у него затаился вредный демон, который дергает за ниточки, вынуждая его, как садист-кукловод, совершать поступки, бесспорно, несвойственные прежнему Девеллину. Не иначе как тот самый демон и вытолкнул его своими проклятыми вилами из кареты Аласдэра прямо на красный плюшевый ковер, ведущий в бальный зал лорда Уолрейфена.
   И вот он стоял там, словно агнец перед закланием, пока громко выкрикивали его имя, чтобы слышала половина света. Все с изумлением повернулись в его сторону, затем, притворившись, что ничего такого они не делали, начали шептаться. Увы, демон и теперь не оставил маркиза в покое, он послал его через весь зал в тот угол, где среди компаньонок и престарелых дам находилась Сидони Сен-Годар. Некоторые могли счесть это дерзостью, но для маркиза это было неким бессознательным движением, тягой к знакомому и приятному. Такой стала для него Сидони.
   Она тоже с удивлением глядела на него. Девеллин крепко взял ее за локоть.
   – Танцуем, – сказал он сквозь зубы.
   Это не было приглашением. Закрыв рот, она передала свой бокал с оршадом кому-то из стоящих рядом, и тогда Девеллин осознал всю жестокость судьбы, преследующей его. Ибо за бокалом повернулась леди Кертон, одна из закадычных подруг его матери.
   – Господи! Элерик?
   Маркиз окаменел. Хотя двадцать лет он показывал нос светскому обществу, он все же не осмелился сделать вид, что не замечает Изабель, вдовствующую графиню Кертон, профессиональный образец добродетели. Он слегка поклонился.
   – Как ваше здоровье?
   – Достаточно хорошо, чтобы не умереть от потрясения, увидев тебя. – Графиня взглянула на его руку, державшую локоть Сидони. – Мадам Сен-Годар, нужно ли представлять вам этого бездельника?
   Сидони покраснела.
   – Я… нет, благодарю вас. Мы уже знакомы.
   – Не могу поверить, что вы это признаете. – Маркиз потянул ее за собой.
   – Разве у меня был выбор? – спросила она. – Кстати, Девеллин, если вы намерены разыгрывать гунна Аттилу, то в одном из театральных сундуков Джулии найдется остроконечный шлем.
   Маркиз пытался найти достойный ответ, но тут услышал музыку. Вальс? Очень хорошо. Он не особенно искусен в более сложных танцах и, слава Богу, ему есть о чем поговорить.
   – Никогда еще не видела человека, столь не подходящего к месту, – усмехнулась она. – Что вас привело сюда?
   – Где вы, дьявол побери, были? – возмутился он. Сидони отступила, почти сбившись с шага.
   – Простите? Я не знала, что должна перед вами отчитываться, милорд.
   – Вы говорили, что мы с вами друзья, Сидони. А друзья не исчезают без предупреждения на три дня. Если вы меня избегаете, я предпочитаю, чтобы вы прямо сказали об этом.
   – Девеллин, половина палаты лордов наблюдает, как я вальсирую с вами, – напомнила она. – И чего, по-вашему, я избегаю?
   Музыка вдруг смолкла.
   – Проклятие! Уже все кончилось.
   – Все кончилось, еще, когда мы начали, Девеллин. И большая часть бала тоже. Это был последний танец.
   Маркиз огляделся. Пары действительно покидали зал, тем не менее он не выпускал руку Сидони, и она нетерпеливо пыталась ее освободить.
   – Я должна идти, Девеллин.
   – Нет, пожалуйста, мне надо с вами поговорить.
   – Я не могу. Я сопровождаю мисс Арбакл.
   – Только пять минут, – умолял он. – Все направляются за стол. Там она в полной безопасности.