Карлайл Лиз. Соблазнить дьявола

   – Право, лорд Девеллин!
   Но маркиз остановился, только чтобы перевести дух.
   – Ваш любимый цвет темно-синий. Вы любите шляпы с пером. Обожаете бисквит. Вам еще нет тридцати, но вы опасно близки к этому. Вы любите очень сладкий чай. У вас только двое слуг. Вашу компаньонку зовут миссис Кросби. Джулия Кросби. Есть полосатый кот по кличке Томас, известный в Блумсбери мышелов. Ну, как?
   Сидони потрясенно молчала. Неожиданно маркиз взял ее руку и поцеловал.
   – О, я лишил вас дара речи! Воспользуюсь этим намеком и удалюсь.
   Что он и сделал, проворно обойдя каменный памятник лорду Бедфорду и шагая через улицу с изяществом, казавшимся удивительным для человека подобной комплекции… особенно если он пьян.

Глава 6,
в которой сэр Аласдэр приходит на помощь

   В солнечных лучах, падавших из маленьких окон мансарды, танцевали пылинки. Сидони эта комната напоминала о «Веселой русалке», торговом судне Пьера. Наверное, из-за крутых, низких перекрытий и Томаса, крадущегося по балкам в поисках мышей.
   Обычно кот почитал великим счастьем, когда его допускали в мансарду с такими замечательными щелями и закоулками, но сегодня он не проявлял особого рвения. Возможно, потому, что большую часть ночи Сидони металась на кровати, в связи с чем бедному Томасу приходилось цепляться за покрывало, как будто он снова плыл в море.
   Но Томас выспится днем. А вот она едва ли сумеет это сделать. Ночью до нее стало доходить, как сильно она недооценила маркиза Девеллина. Ее высокомерная замкнутость ни в малейшей степени его не отпугнула, и по некоей причине – то ли от скуки, то ли от сущего упрямства – маркиз, похоже, ею заинтересовался.
   Она должна это изменить. Не следует возбуждать его любопытство, иначе Девеллин, возможно, примется наводить справки где-нибудь в другом месте. Он уже опрашивал слугу. Мужчины глупы и предсказуемы, недосягаемые женщины всегда кажутся им пленительными, а умные – вызывающими.
   Ни бросать вызов лорду Девеллину, ни пленять его она не должна. Вместо этого нужно до слез надоесть ему.
   Что не составит большого труда, ибо ни одна женщина не привлекает его внимания на сколько-нибудь продолжительный срок. Днем, решила Сидони, она вернет ему зонт, надев самое немодное платье и с тупейшим выражением лица. Будет дружелюбна, благовоспитанна и чрезвычайно скучна. Маркиз почти наверняка должен потерять к ней всякий интерес. Когда же она закончит свою глупую болтовню, Девеллин будет счастлив выпроводить ее из дома.
   Пока Сидони обдумывала детали плана, в комнату вошла Джулия с кофейным подносом и заявила, что на сегодня они наметили очистить мансарду. Несколько месяцев назад Сидони продала элегантный особняк Клер в Мейфэре и перевезла свои вещи на Бедфорд-плейс, место, которое более соответствовало ее положению. Сундуки Клер до сих пор стояли в мансарде, как навязчивые призраки прошлого.
   Джулия начала распаковывать старые ящики, а Томас, потерявший интерес к балкам, терся о ноги Сидони. Она взяла кота на руки, подошла к окну и невидящими глазами смотрела в небо. Томас усердно мурлыкал, но даже все его старания не помогли ей обрести покой.
   Никогда в жизни Сидони не знала, как ей относиться к матери. Да, Клер любила своих детей, но любила их, словно прелестные фарфоровые безделушки, – преимущественно издали. Джорджа и Сидони воспитывали слуги, а к родителям обычно приводили, чтобы развлечь отца или умиротворить мать, когда не приезжали с визитами ее поклонники. Со временем Клер стала обращаться с Джорджем… почти как с равным. Она безумно любила его, советовалась с ним, прочила ему великое будущее.
   А маленькая Сидони была для матери, скорее куклой, ее наряжали в красивые платьица и выставляли напоказ. К двенадцати годам Сидони научилась играть на фортепьяно и петь, декламировать страницы умной поэзии, говорить на трех языках, чем восхищала друзей Клер. Иногда они с матерью даже одевались одинаково. Сидони помнила, что однажды летом они гуляли по Серпентайну, обе в желтых платьях и шляпках, весело крутя свои желтые зонтики от солнца. Люди смотрели на них с явным восхищением. Клер находила это совершенно очаровательным. Какое-то время.
   Когда же она перестала находить это очаровательным, вернее, когда ее новые молодые любовники начали дарить Сидони не просто мимолетный взгляд, Клер отослала ее домой во Францию, решив, что дочь своенравна и нуждается в исправлении. Только испорченная девушка привлекает к себе подобное внимание.
   Однако родители Клер отклонили честь воспитания незаконнорожденной внучки, отдав ее вместо этого в монастырскую школу. Сидони было только пятнадцать лет, и она слыла не столь искушенной в житейских делах, как могло показаться.
   Через два года печального изгнания Сидони решила, что вполне имеет право быть испорченной девушкой, раз уже за это наказана, и сбежала из монастыря с Пьером Сен-Годаром. Лихой искатель приключений, на десять лет ее старше, не собирался на ней жениться, но сделал это, утверждая, как ни странно, что безнадежно влюблен. Он действительно любил ее настолько, насколько хвастливый мошенник способен любить что-то еще, кроме своих приключений да портовых шлюх. Более того, Сидони не могла сказать, что когда-либо пожалела о содеянном.
   Услышав за спиной какой-то скрежет, она повернулась и увидела, что Джулия толкает в угол опустошенный ими сундук. Груда одежды лежала теперь прямо на полу.
   – Господи! – Сидони бросилась к ней. – Дай помогу. Они вместе установили сундук, и Джулия выпрямилась.
   – Теперь скажи, где витают твои мысли, дорогая, – поддразнила она. – Ты все утро слишком рассеянная.
   – Просто думаю о Клер, – призналась Сидони. – А также о Пьере, как ни странно.
   – Ничего странного, когда молодая вдова горюет о своем муже, – сказала Джулия, быстро отодвинув в сторону какие-то шляпные картонки.
   – Но в том-то и дело, что я не горюю. Хотя порой скучаю по нему. Или, возможно, скучаю по нашей суматошной прежней жизни, когда не было времени размышлять.
   – Ты любила его? Сидони кивнула:
   – Любила, хотя наш брак, я думаю, был в действительности… очередным приключением. Мы поженились, поддавшись внезапному порыву, и жили одним днем. Не знаю почему, но я не могла бы представить нас стареющими вместе. Или живущими в маленьком доме на морском побережье.
   – А также имеющими детей? – уточнила Джулия.
   – Это было бы неразумно. Пьер никогда бы не отказался от моря, я не хотела бы жить в одиночестве, а корабль – не место для воспитания детей.
   – И ты сделала правильный выбор, да? Мне жаль, что ты потеряла его таким молодым. А теперь давай-ка, разберем еще один ящик и на сегодня закончим.
   Они вместе перетащили его на середину комнаты.
   – Этотя раньше не видела, – сказала Джулия. – Он уже стоял тут, когда умерла Клер, значит, в нем какой-нибудь хлам.
   Сидони отстегнула кожаные ремни, подняла крышку на скрипучих петлях.
   – Опять старые платья, как и в том сундуке. Клянусь, я даже не представляла, что у одного человека может быть столько одежды, – призналась она.
   Джулия пожала плечами.
   – Твоя мать была красивой женщиной. Людям нравилось видеть на ней красивую одежду.
   Сидони уселась на табурет, перебрала несколько платьев. И увидела его. Она была уверена. То самое желтое платье. Совпадение вдруг так расстроило ее, что она не могла вздохнуть.
   – Убери это, Джулия, – с трудом выговорила она. – Не хочу его видеть.
   Джулия похлопала ее по колену.
   – Мы передадим его на благотворительный аукцион вместе с кучей вещей, которые уже отобрали. Но сначала просмотрим все до конца.
   Она подняла стопку одежды, где было желтое платье Клер, отложила ее в сторону, на дне сундука остался маленький ящичек резной слоновой кости.
   – Странно! – засмеялась Джулия, открыв крышечку. Под ней было зеркало и несколько отделений.
   – Что это?
   – Коробка для мушек. Я видела такие много раз в театре, но зачем они понадобились твоей матери?
   Сидони долго смотрела внутрь, пока не шевельнулось смутное воспоминание.
   – Для костюмированных балов, – наконец сказала она. – Копни поглубже, я уверена, ты найдешь ее старый парик Марии-Антуанетты.
   Но, лизнув черную ромбовидную мушку, Джулия прилепила ее на щеку.
   – Я похожа наледи времен одного из королей Георгов? – спросила она и кокетливо взмахнула ресницами.
   Сидони каким-то образом сумела засмеяться. Тут мушка Джулии упала, затерявшись в складках юбки. Тогда Сидони тоже взяла одну и прилепила в уголке рта, где недавно была нарисована у Руби Блэк родинка.
   – Похоже на татуировку, да? – спросила Джулия. – Не постоянную, конечно. Хотя она некоторым образом… ну, привлекает взгляд к определенной точке?
   Сидони опять засмеялась.
   – Ты думаешь, я стараюсь привлечь внимание к своей груди?
   – Нет, нет, дорогая! – покраснела Джулия и нерешительно добавила: – Мне часто хотелось узнать…
   – Спрашивай.
   – Ладно. Зачем ты сделала татуировку? Да еще в таком странном месте?
   – Я сделала ее потому, что Пьер мне запретил, – подумав, ответила Сидони. – Знаешь, я была очень своенравной невестой.
   – И своенравной дочерью тоже, – добавила Джулия. – Твоя бедная мать упала в обморок, когда монахини ей написали, что ты сбежала с матросом.
   – Он был морским капитаном, а не матросом.
   – Пусть капитаном. А сколько было тебе? Семнадцать?
   – Да, как раз исполнилось. Во всяком случае, тебя вроде интересует татуировка, а не причины моего замужества.
   – Конечно, продолжай. Расскажи мне про татуировку.
   – Это был наш первый рейс к Мартинике, – задумчиво ответила Сидони. – Мы взяли груз сахара и рома и, когда разгружались в Форде-Франс, увидели на причале старую женщину, рисующую татуировку. Иголкой. Вот как ее делают.
   – Ой! Я не знала.
   – Это не больно. Не очень. Я не видела ничего подобного. Старуха рисовала морского змея на предплечье матроса. Она немного говорила по-французски, но матрос сказал, что она с какого-то острова в Тихом океане. Я решила, что хочу один из тех экзотических рисунков, поэтому села и жестами объяснила ей. Женщина погладила мои черные волосы, затем все мое лицо, взяла карандаш и на клочке бумаги нарисовала маленького ангела. Не знаю почему. Я не просила ее об этом. Тут вернулся Пьер, увидел, что я делаю, и закатил истерику. Мол, его жена не будет иметь татуировку для всеобщего обозрения.
   – И был совершенно прав.
   – Боюсь, я не придала этому значения. У меня засело в голове, что я хочу иметь ее. На следующий день, когда Пьер ушел, чтобы проследить за доставкой запасов провианта, я отправилась в порт. Старухи там не было, однако я нашла ее дом. Кажется, она меня ждала, потому что сразу потянула за собой и опять показала рисунок ангела. Я попросила сделать его, но в таком месте, где бы его видел только Пьер и не мог бы сказать, что я не подчинилась ему.
   – Сидони!
   – Не сочувствуй Пьеру. Когда он слегка остыл, то решил, что ангел ему даже нравится.
   Джулия взялась за следующий ящик.
   – Он был хорошим мужем? – спросила она, стирая пыль обложки вынутой книги.
   – Он пытался. Но был неугомонным по характеру. И слишком обаятельным. Хотя грубостью не отличался никогда. – Сидони достала еще несколько книг.
   – Тогда с замужеством тебе повезло, дорогая. Господи, сколько же их тут! Полный ящик.
   Сидони продолжала механически доставать книги, но думала о Пьере.
   – Это дневники Клер, – сказала она.
   – Ах, вот они где! – вдруг торжествующе воскликнула Джулия. – Те зеленые бархатные туфли.
   В этот момент до мансарды донесся громкий стук дверного молотка. Сидони взглянула на часы, прикрепленные к лифу, и вскочила.
   – Боже мой! Наверно, пришла мисс Хеннеди. – Она быстро отряхнула юбки. – Как я выгляжу?
   – Все в порядке, дорогая, – ответила Джулия, стерев пыль с ее щеки. – Но бедная мисс Хеннеди! Мне очень не понравился ее вчерашний синяк.
   – Мне тоже. Но ей больше незачем беспокоиться насчет лорда Бодли.
   – Почему? Что произошло?
   – Ночью я встречалась с Чарльзом Гриром, – прошептала Сидони. – Морис предложил ему место в своей фирме, и он собирается его принять.
   – Значит, они с мисс Хеннеди в конце концов поженятся?
   Сидони улыбнулась:
   – Хорошие новости, правда?
   Услышав голос Мег, которая звала ее с нижней ступеньки лестницы, Сидони бросилась к двери.
   – Я отнесу туфли в твою комнату, дорогая?
   – Хорошо, спасибо.
   – А что делать с этими дневниками? Оставить тебе? Послать их Джорджу? Или просто выбросить?
   Сидони задумалась. Джордж наверняка швырнет их в огонь. Ей они тоже ни к чему. Но выбросить их она не может себе позволить.
   – Ладно, пусть остаются у меня, – сказала она. – И еще, Джулия…
   Та выглянула из-за балюстрады:
   – Что, дорогая?
   Сидони поднялась на несколько ступенек, чтобы не услышала Мег.
   – Для тебя очень сложно позаимствовать форму гардемарина? Или, может, второго лейтенанта?
   – Морскую форму? – недоверчиво повторила Джулия. – Господи, зачем?
   – В конце концов, я же опытный моряк, не так ли? Я думаю, что буду лихо выглядеть в офицерской форме.
   – Боже, помоги нам! – Джулия зажмурилась. – Ни слова больше, умоляю тебя!
   Будь дружелюбной, благовоспитанной и недалекой, напомнила себе Сидони, берясь за медный дверной молоток у дома номер семнадцать. С мисс Хеннеди все устроено. Теперь на очереди Дьявол. Скучна. Безвкусна. Утомительна. Вот какой она должна показаться ему. Сидони, будто актриса перед выходом на сцену, опять повторила слова, потом вознесла короткую молитву и стукнула молотком в дверь.
   Пусть даже в немодном платье и с добрыми намерениями, более чем рискованно являться одной к человеку вроде маркиза Девеллина. Но весьма глупо было бы просить Джулию, чтобы та проводила ее через улицу. К тому же Сидони вдова, что предполагает некоторую свободу. Она стукнула молотком еще раз, уже довольно решительно.
   Наконец дверь открыл человек, который, по ее смутному воспоминанию, был дворецким.
   – О, мадам Сен-Годар! – обратился он к ней, словно к давней знакомой. – Надеюсь, вы полностью оправились от несчастного случая?
   – Вполне, благодарю вас, – ответила Сидони, передавая зонт. – Его светлость любезно одолжил мне эту вещь, и я хотела бы с признательностью вернуть ее. Он дома?
   – Я сейчас выясню.
   Она вручила ему свою визитную карточку, и, положив ее на серебряный поднос, дворецкий быстро удалился. Спустя минуту Сидони провели не в безвкусно оформленную гостиную, а в кабинет, отделанный деревянными панелями и выходящий окнами в сад. Комната была явно мужской – в ней был полный беспорядок.
   Маркиз сидел в массивном кожаном кресле возле камина, темный жаккардовый халат был, небрежно накинут поверх домашней одежды. Черная щетина свидетельствовала о том, что маркиз уже дня три не брился, а волосы были взлохмачены, будто он сегодня не причесывался. В одной руке он держал трубку, в другой – визитную карточку Сидони, которую вертел в пальцах, как праздный игрок. На подлокотнике кресла стояла большая фаянсовая кружка, до краев наполненная чем-то похожим на холодный кофе, и пепельница с горой смятых коричневых окурков. Ноги маркиза тонули в куче газет, которые он по прочтении, видимо, бросал на пол. Слава Богу, что туда не попал окурок, иначе мог бы случиться пожар.
   Отложив трубку, Девеллин лениво поднялся.
   – Доброе утро, Сид, – с беспечной улыбкой сказал он. – Чему я обязан столь нежданным удовольствием?
   Сидони подавила желание напомнить, что для всех нормальных людей утро давно закончилось. Нет, она должна выглядеть тупой.
   – Я пришла, милорд, чтобы вернуть зонт. Очень вам благодарна. Опять начался дождь, и если бы не ваша доброта, я бы, конечно, простудилась. – Сидони деликатно кашлянула в перчатку. – Мои легкие уже не так хороши, как прежде.
   – Нет? – Он скользнул по ней взглядом. – Отсюда ваши легкие выглядят абсолютно здоровыми.
   Она притворилась, что не понимает двусмысленности.
   – Я также пришла, милорд, чтобы принести извинения. – Сидони умоляюще сложила руки. – Прошлым вечером я была с вами груба. Надеюсь, вы простите меня. В свое оправдание могу только сказать, что… я плохо спала накануне.
   Маркиз выглядел несколько смущенным.
   – Печально это слышать. Пожалуйста, садитесь.
   – О, благодарю, милорд, – сказала она, застенчиво разглаживая юбки. – Конечно, это слабое извинение, но я ужасно страдаю от… – Сидони вспомнила миссис Арбакл, лежавшую на диване, и закончила: – от мигреней. Это мои нервы, понимаете. И еще… мое вдовство. Жизнь полна жестоких разочарований. Так вышло.
   – Боже мой! – воскликнул маркиз, откидываясь в кресле. – От вас я ожидал большего, моя дорогая.
   – Извините?
   В его глазах мелькнуло озорство.
   – Если вы страдаете от расстройства нервов, Сид, тогда я – королева Швеции. – Он взял трубку и выбил в пепельницу сноп искр. – Конечно, это дьявольски грубо, я знаю, но вы не против, если я закурю?
   Сидони с покорным видом улыбнулась и разрешающе махнула рукой.
   – Если это поможет вашим нервам, Сид, – заботливо произнес маркиз, – Ханиуэлл найдет еще одну трубку.
   – Нет, благодарю. Я предпочитаю глотать мой яд.
   – Ага! Это чуть большая дерзость, чем я от вас ожидал. – Девеллин ловко набил трубку. – Кстати, угощайтесь. Бренди на боковом столике.
   – Вы так добры, милорд, – чопорно ответила Сидони. – Но до сумерек я не употребляю спиртных напитков.
   – Как вам угодно, – пожал плечами маркиз. – А теперь я хотел бы получить другое объяснение, Сид. Недавно вы прилагали дьявольские усилия, чтобы невзлюбить меня, сейчас же, по непонятным мне причинам, вы с не меньшими усилиями пытаетесь внушить мне неприязнь к вам.
   Сидони потупила глаза.
   – Я уверена, милорд, что вашими двусмысленными речами вы стараетесь меня успокоить. Но я не могу понять, что вы имеете в виду.
   Маркиз, не вынимая трубки изо рта, засмеялся.
   – Не можете, да? А я уверен в обратном. И если б я пытался вас успокоить, моя дорогая, то не с помощью бесед.
   – Право, лорд Девеллин!
   – Кстати, мне больше понравился тот аметистовый шелк, нежели эта мешковатая вещь мышиного цвета, которая на вас сегодня. Она скрывает ваши э… ваши ценные женские качества.
   У Сидони зачесалась ладонь, но она каким-то образом сумела удержать ее от встречи с физиономией маркиза. «Будь глуповатой», – напомнила она себе.
   – Благодарю вас, милорд. Это было одно из старых платьев Джулии, переделанное мной. Я редко ношу яркие цвета.
   Девеллин поднял сатанинскую бровь.
   – Поношенное платье? – с сомнением произнес он. – Вашей компаньонки? Даже я заметил, что она почти на голову ниже вас.
   – Я выпустила подол. – Сидони простодушно раскрыла глаза, надеясь, что маркиз не сведущ в подолах. – Я довольно хорошо умею обращаться с иглой, милорд. Больше всего я люблю проводить свободное время за шитьем.
   – Шитьем?
   – Разумеется. Для бедных.
   – А, для бедных, – повторил он. – И что же, позвольте спросить, вы для них шьете?
   Сидони пыталась что-нибудь придумать.
   – Вообще-то для бедных я в основном вяжу. Рукавицы. Шарфы. И прочее. Мы с Джулией иногда целые дни проводим за шитьем и вязанием. Если б вы знали, милорд, какая радость помогать тем, кому повезло в жизни меньше, чем вам.
   – Наверное, – согласился маркиз, отводя взгляд.
   – Кажется, милорд, я начинаю утомлять вас, хотя это не входило в мои намерения. Более того, я пришла, чтобы в качестве извинения пригласить вас… Надеюсь, вы не истолкуете это превратно…
   – Вовсе нет! – оживился маркиз.
   – Вы облегчили мою душу, сэр. Понимаете, завтра мы с миссис Кросби ждем к чаю викария. Мы посещаем церковь Святого Георгия в Блумсбери…
   – Св. Джорджа? – прервал он. – Вы француженка, но не католичка?
   Сидони была удивлена, что его это интересует.
   – Моя мать сменила веру, – объяснила она, не вдаваясь в подробности. – Как я уже сказала, раз придет викарий, мы хотели бы пригласить еще одного джентльмена, чтобы уравнять количество мужчин и женщин. Если вы не против немного развлечься, мы бы, возможно, сыграли несколько партий в вист.
   – Сегодня в аду слегка похолодало, дорогая? – усмехнулся маркиз.
   – Извините? – Потом Сидони вспомнила, что сказала прошлым вечером. – Пожалуйста, милорд, позвольте мне принести извинения за едкие слова. Присоединяйтесь к нам завтра.
   – Просто чай и карты с викарием, да? Ни пьянства? Ни игры в кости? Ни обнаженных танцовщиц? – неодобрительно проворчал Девеллин. – Опиума тоже не будет, я полагаю? Жаль разрушать ваши надежды, Сид, но я все равно приду. Это послужит вам уроком.
   Сидони с трудом подавила вздох. Неужели он собирается прийти?
   – Что я могу сказать, милорд? Я польщена.
   – Не польщены. Вы просто в ужасе, Никогда не пытайтесь обмануть закоренелого игрока. Может, я не знаю вашей игры, Сид, но, будьте, уверены, до меня вы еще не доросли.
   Тут в комнату ворвался Ханиуэлл, даже не прикрыв за собой дверь.
   – Милорд! Милорд! О, сэр! Боюсь, это мисс Ледер… Но было слишком поздно. Вслед за дворецким влетела женщина с огненными волосами, которую Сидони тут же узнала.
   – Что это такое? – пронзительно закричала она, ткнув пальцем в ее сторону, но, даже не взглянув на нее.
   Дворецкий бежал. Маркиз выпрямился в кресле.
   – Привет, Камелия, – сказал он. – Какая нежданная радость!
   – Еще бы. «Две недели», – сказал ты, лживая свинья! «О, дорогая Кэмми, бери, сколько хочешь», – сказал ты!
   – Камелия, не понимаю, о чем ты? – спросил Девеллин и быстро посмотрел на Сидони.
   Та сразу вскочила:
   – Возможно, я пойду?
   Женщина склонилась к маркизу, тыча указующим перстом ему в лицо.
   – О том, что ты должен обращаться со мной честно, Девеллин! Я могу не спешить, говорил ты. И вот я прихожу домой. К этому? Ты лжец! Какая адская каша тут заваривается?
   Девеллин выглядел на удивление невозмутимым. – Мадам Сен-Годар, разрешите представить вам мисс Камелию Ледерли, почти знаменитую актрису. Камелия, это мадам Сен-Годар. – Сидони попыталась кивнуть ей. – Между прочим, Камелия, ты заблуждаешься. Мадам Сен-Годар только мягкосердечная богобоязненная соседка, которая пришла, чтобы пригласить меня на чай с викарием. Очевидно, в попытке спасти мою неправедную смертную душу.
   – Неужели? – Рыжая гадко посмотрела на Сидони. – Все месяцы, что я жила тут, я ни разу не видела ее у моей двери, в беспокойстве о моей душе!
   – Может, она слышала, что у тебя ее нет, моя дорогая, – ответил маркиз.
   Рыжая с воплем бросилась на него:
   – Свинья! Ты эгоист и ублюдок!
   Она схватила пепельницу, ударила его по голове, во все стороны разлетелись пепел и окурки.
   Сидони опять села, зачарованная происходящим. Девеллин пытался обхватить противницу за талию, завести ей руки за спину, но рыжая высвободила одну руку и влепила ему звонкую пощечину. Маркиз продолжал борьбу.
   – Камелия, не делай этого. Успокойся. Просто успокойся. Тебе нужен дом? И все? Да?
   – Ты врал мне, – причитала она, размахивая кулаками. – Тогда возьми… ох! – Камелия попала ему локтем в висок. – Тогда бери дом. Я уйду куда-ни… ах!
   Она пыталась задушить маркиза его собственным галстуком.
   – Две недели, ты сказал, – процедила она сквозь зубы. – Не торопись, Камелия, ты сказал!
   Проявляя до сих пор замечательное присутствие духа, маркиз наконец сжал руками ее талию и поднялся. Она, как безумная, то цеплялась за него, то била его свободной рукой или таскала за волосы, но Девеллин продолжал ходить.
   – Камелия, сейчас я посажу тебя на кушетку, – спокойно говорил он. – Я хочу, чтобы ты посидела там, пока мы все решим…
   – Иди к дьяволу, Девеллин! – По пути она схватила подсвечник и снова принялась бить его. – Решим! Я ненавижу, когда ты говоришь это!
   Свеча выпала, маркиз раздавил ее ногой и продолжал ходить, затем бесцеремонно швырнул Камелию на бархатную кушетку.
   – Моя дорогая, – сказал он, переводя дух, – тебе не кажется, что ты напоминаешь собаку на сене?
   – Собаку? Да как ты посмел!
   – Камелия, ты оставила меня, – холодно произнес он. – Бросила меня. Отказалась. Выкинула из своей жизни. Знакомые слова?
   – Да, и теперь хочу вернуться. Я хочу эти проклятые две недели! Но вы с мадам уже сварили кашу, нагло устроились тут…
   Сидони вдруг почувствовала едкий запах, посмотрела в сторону пустого кресла и закричала:
   – Пожар!
   Она бросилась к тлеющим газетам..
   – Пусть разгорятся, – прошипела Камелия, опять потянув Девеллина за галстук. – Когда хорошенько займется, я брошу его в огонь.
   Поскольку маркиз оказался в ловушке, испуганная Сидони быстро схватила его кофе и выплеснула на дымящиеся газеты. Однако Девеллин сумел каким-то образом высвободиться и позвал дворецкого. Побледневший Ханиуэлл уже сам входил в кабинет. Он вскрикнул, бросился к вазе с лилиями, опрокинул ее вместе с цветами на чадящий мусор и залил его водой.
   – Ну и ну! – послышался голос.
   Сидони повернулась и увидела красивого светловолосого джентльмена из «Якоря», стоявшего у двери.
   – Привет, Ал, – сказала Камелия. – Снова пришли отрезвлять Дева?