Карпущенко Сергей. Коронованный странник

   Он вновь решительно взялся за ручку двери и надавил её вниз, дверь отворилась, и, стараясь не скрипнуть сапогами, Норов, вытаскивая из кармана мундира пистолет, не отрывая взгляда от белой "горки", двинулся к алькову. А в голове, точно шестеренки хорошо отлаженных английских часов, крутились мысли, холодные и четкие: "Сейчас я разбужу его, велю одеться и под угрозой пистолета выведу из спальни. Мы пройдем мимо моих ребят, и они даже не заподозрят неладное. Потом я введу его в кордегардию, пошлю толкового унтера или сразу двух к Муравьеву-Апостолу и Бестужеву - пусть своих черниговцев и полтавцв поднимают, ведь они тут же все поймут, поймут, что я сотворил. Я же вначале запрусь в кордегардии, сделав Александра своим заложником. Если кто-то попытается взломать дверь, скажу, что убью императора. Потом мы переведем его в каземат и потребуем вначале подписать указ о введении конституции, а после и манифест об отречении. Вот так-то..."
   Он пошел к алькову. Александр крепко спал с полуоткрытым ртом, и слюна стекла на подушку, расшитую кружевами. На голове царя был вязаный колпак, и Норову подумалось некстати: "Елизавета, должно быть, вязала мужу, чтобы головке, волос лишенной, нехолодно ночью было". Он ещё с полминуты смотрел на спящего, а потом, направляя пистолет прямо ему в лицо, потряс императора за плечо...
   Александр проснулся мгновенно - Норов даже и не ожидал такого скорого пробуждения от крепко спящего человека. Оторвал от подушки голову, а когда увидел направленный на него пистолет, резко приподнялся, опираясь на локоть.
   - Кто здесь?! - испуганно и довольно громко спросил император, а Норов, уже не боявшийся ничего, приложил к губам палец:
   - Тише, ваше величество, шуметь не надо!
   - Норов, это ты? - словно повинуясь приказу капитана и на самом деле говоря почти шепотом, спросил Александр. - Что ты делаешь здесь и почему у тебя пистоолет?
   - Ваше величество, - с холодным злорадством, понимая, что в его власти сейчас находится монарх России, а он его подданный, повелевает им, заговорил Норов, - я пришел к вам от имени тайного общества, задавшегося целью превратить империю в республику. Я арестую вас, и не пытайтесь кричать и звать на помощь. В ином случая я просто... застрелю вас, мне нечего терять!
   - Но как ты посмел?
   - Не стоит задавать пустые вопросы, ваше величество. Одевайтесь. Вам помочь? И помните: выстрел будет ответом на ваш крик.
   Тяжело дыша и хватаясь за левую часть груди, Александр с трудом поднялся, спустил с кровати ноги. Норов видел, что царь сильно возбужден. Обхватив голову руками, он сидел ошеломленный и подавленный, тихие, неясные слова слетали с его сухих губ, и Норову показалось, что он просто сетует на судьбу.
   - Да одевайтесь же! - тоном, каким отдают приказы, потребовал Норов. Мне каждая минута дорога! Вам принести одежду? Начнете с панталон или сорочки?
   Но Александр был недвижим. Он даже перестал бормотать и убрал с головы руки, опустив их на край постели. Норов видел, что Александр сидит на кровати уже не в прежней позе подавленного горем, оскорбленного до глубины души монарха. Скорее задумчивость наполняла сейчас все сознание Александра. Этого Норов совсем не ожидал, и он отчего-то испугался:
   - Да вы оденетесь или нет? Или вы хотите, чтобы я убил вас, что послужило бы поводом к кровавой междоусобице в стране? Нам нужно от вас лишь отерчение.
   Сидящий вдруг поднял на Норова свои большие, светлые глаза. Все лицо его выражало спокойствие, почти безмятежное спокойствие, а губы едва заметно растянулись в улыбке.
   - Норов, ты хочешь моего отречения? Что ж, я отрекаюсь...
   - Ну так и собирайтесь же! - в тревоге воскликнул капитан.
   - Нет, постой, - помотал головой, обряженной в смешной колпак, император. - Я отрекаюсь, но не желаю, чтобы власть переходила к бунтовщицам. Сам не знаешь разве, чем кончилась для Франции революция?
   - Не к бунтовщикам перейдет высшая власть в стране, а к диктатору. Им будя я, покуда народные избранники не решат, что делать дальше.
   И снова царь помотал головой с горькой улыбкой на лице.
   - Нет. Норов, не нужно этого, диктаторства не нужно. Я знаю твой характер ещё с тех пор, как ты подрался с Николаем. Ты сам бы не отказался стать... императором...
   - Да что вы такое говорите? - молвил Норов, пораженный прозрением Александра. - Одевайтесь...
   - Нет, сядь со мною рядом, Норов, - ласково предложил Александр. - Не бойся, я не стану кричать. Я просто должен тебе кое-что сказать.
   Не приказ монарха, а просьба человека, имевшего в душе что-то большое, пока ещё непонятное Норову, имевшего какую-то тайну, заставила Норова опуститься на кровать рядом с Александром. Он все ещё держал пистолет наведенным на императора, но тот словно не замечал оружия.
   - Послушай, - тихо начал Александр, - престол давно уже тяготит меня, и скрыться за стенами какого-нибудь монастыря было бы для меня величайшей отрадой. Я уже давно решил оставить трон, но можешь представить, как отнеслись бы к этому шагу в России, в Европе, во всем мире? Победитель французов, человек, повелевающий шестью частью суши, вдруг уходит в монахи!
   Норов молчал. Вначале он подумал было, что Александр просто собрался усыпить его бдительность, вызвать к нему сострадание или просто обмануть. О лукавстве императора Норов слышал не раз, а поэтому твердо сказал:
   - Нет, я не верю вам, ваше величество. От трона не отказываются добровольно, да и каким же образом, скажите, я смог бы заменить вас на троне? Ведь вы именно на это и намекали мне?
   - Не намекал, нет! - с горячностью возразил государь. - Я уйду, сейчас же покину этот дом, а ты... останешься.
   Норов был ошеломлен. Не веря своим ушам, он спросил:
   - Как это... останусь? В каком же качестве? Вы что же, добровольно передадите скипетр мне? Но не вам ли лучше всех известно, что правила престолонаследия требуют передачи царственной власти по прямой мужской линии! Не ваш ли батюшка утвердил такой порядок?!
   - Все верно. Норов, все верно! - горячо зашептал Алексадр, продвигаясь к капитану ближе. - Но мы и не станем попирать закон!
   - Тогда я вас не понимаю! Вы просто смеетесь надо мной! Вы, государь, уйдете, а я останусь в вашей спальне? Завтра же в неё войдут все те, кто прекрасно знал, что монарх России - Александр, а вовсе не какой-то егерский капитан. Или вы мне предлагаете сослаться на ваше... странное решение и поставить всех перед фактом: страной отныне правит император Василий Норов? Да вы, простите, великодушно, белены объелись!
   Александр не обиделся. Он лишь печально улыбнулся, но тотчас его глаза заискрились озорством:
   - Нет, не Норова встретят они выходящим из спальни, а меня, то есть вас в обличьи государя!
   Норов, не боясь того, что он будет услышан, расхохотался. Разговор принимал престранный оборот, Александр явно издевался над ним, видно, пытаясь выиграть время, но смех капитана внезапно вызвал на лицо царя выражение глубочайшей серьезности, и император сказал:
   - Я не шучу, Норов. Теперь же внимаательно послушайте меня и не перебивайте, ведь я все-таки... ваш государь покамест. Так вот, я ухожу, вы же остаетесь. Человек вы благородный и, уверен, умело распорядитесь властью, дабы принести России одно лишь благо. Я немало сделал для своей страны, я устал царствовать, мне не под силу новации вроде введения республиканского правления. Вы же осуществите это от моего имени. теперь о главном, Чтобы никто не смог заподозрить обман нужно сильно изменить вашу внешность, до неузнаваемости. Вы моложе меня, но ростом мы под стать друг другу. Сие немаловажно - вы без труда сумеете облечься во все мои одежды. Теперь же о лице... Вам не доводилось наблюдать, как обезображивает оспа лицо человека?
   - Ну как же, видел... - слушал Норов Александра, словно зачарованный. От тихой, но страстной речи царя исходил какой-то могучий поток энергии, обволакивавший сознание капитана.
   - Так вот, сейчас я приглашу сюда лейб-медика, господина Виллие. Он чрезвычайно предан мне...
   И Александр сделал попытку встать с постели, однако Норов, подумавший, что император так долго улещал его своей речью лишь для того, чтобы уйти из спальни и позвать на помощь, грубо схватил его за руку:
   - Нет, никуда вы не пойдете!
   - Да пустите же, Норов! - с неприязнью высвободил Александр свою руку и с укором посмотрел на капитана, - Не верите слову императора? Я обещаю вам вернуться с медиком. Это в моих интересах!
   - В длинной ночной рубахе, в колпаке, Александр быстро пошел к дверям, отворил их, а Норов так и остался на кровати. Он был уверен, что сейчас явятся флигель-адъютанты, и он будет арестован. "Да как же я мог поверить всей этой галиматье о замене своей персоной государя? - в отчаяньи думал Норов. - Обольстил он меня, как глупую девицу обольстил!"
   Минули пять минут, десять, а Александр все не появлялся, и Василий Сергеевич с горечью подумал: "Если сейчас сюда войдут люди, чтобы взять меня под стражу, я не вынесу позора - застрелюсь прежде, чем они потребуют отдать им пистолет и шпагу!" Но не флигель-адъютанты, а Александр и худощавый, сутулый Виллие явились в спальне. Медик нес в руке кожаный чемоданчик с покатыми боками, был заспан, но сосредоточен. Видно, Александр поднял его с постели - доктор пришел в одной рубашке, даже жилета не было на нем.
   - Милый Виллие, - обратился к доктору на английском языке Александр, положив обе руки ему на плечи, - вы любите меня?
   Норов заметил, что медик смутился. Наверное, царь впервые задавал ему такой прямой вопрос.
   - О, государь, - пробормотал Виллие, - если бы вы приказали, я бы своим ланцетом ради вас сейчас же перерезал бы себе вены.
   Александр улыбнулся:
   - Нет, не нужно резать вены, но обещайте мне, коль любите меня, исполнить все точно так, как я вам прикажу.
   - Приказывайте, я все исполню! - И баронет, долгие годы верой и правдой служивший Александру, наклонился, быстро схватил его руку и страстно поцеловал её.
   - Итак, я вам верю, - мягко высвободил руку Александр. - Ну, слушайте... меня вы больше не увидите, я удаляюсь в монастырь, ибо давно уже власть меня тяготит, и я хочу послужить Богу в рясе монаха, и пусть меня никто не ищет - богатый вклад, который я собираюсь сделать в избранную мной обитель, станет надежной гарантией того, что архимандрит не раскроет мое инкгнито.
   На лице Виллие изобразилось искреннее страдание, было видно, что он готов броситься к императору с мольбами оставить столь поспешное и странное намерение, но Александр, заметив это, сделал предостерегающий знак рукой:
   - Я так решил давно, и мое решение непоколебимо.
   - Но кто же заменит вас? - сморщив лицо в плаксивой гримасе, спросил лейб-медик.
   - Кто? Вот этот офицер, - ответил царь, - Он - очень достойный человек, из старинной дворянской семьи, герой войны. Пусть правит Россией он. Однако... - Александр поднял руку вверх, предлагая Виллие обратить особое внимание на последующие вслед за этим слова, - однако я призвал вас, баронет, затем, чтобы вы постарались придать ему хоть какое-то сходство с моим лицом...
   - Лейб-медик, сокрушенно вздохнув, внимательно взглянул на Норова, стоявшего недвижно, ошеломленного.
   - Это невозможно, мой государь, - отрицательно покачал головой Виллие, - Молодой человек, хоть и имеет форму черепа, сходную с вашей головой, но черты лица...
   - Так исказите их! - нетерпеливо бросил Александр, но тут дар речи вернулся к Норову и он сказал:
   - Ваше величество, вы поспешили признать сюда доктора, хотя у меня и не спросили, готов ли я уродовать себя ради короны или нет.
   - Александр сложил на груди руки и полупрезрительно взглянул на Норова:
   - Нет на свете вещи более притягательной, чем власть! Будь вы просто диктатором, ваши сотоварищи ограничили бы вас в своих стремлениях, а монарху все подвластно. Вы будете парить над всеми, никто не посмеет вам в чем-то возразить. Когда-то я сам наслаждался самодержавной властью, но в конце концов я устал. Так примите же её из моих рук, но действуйте осмотрительно - конституция, о которой вы мечтаете, ограничит ваши возможности, Норов, я уверен, что вы скоро избавитесь от сих молодеческих предрассудков и станете править по заветам старинных русских царей как помазанник Божий! Вам я передаю свое помазанничество! Ну, теперь вы согласны изменить свою внешность?
   "Что ж, пусть будет так, - подумал Норов. - Диктаторство или самовластное монархическое правление - не все ли равно? Главное то, к каким результатам приведет страну мое правление. Я стану первым властителем России, освободившим её от ужасов рабства и единовластия посредством разумного управления страной, через умные и благородные законы!"
   - Да, я согласен! - твердо заявил Норов. - Врачу не составит труда приживить мне оспу - в детстве, я знаю, мне её не прививали.
   - Прекрасно, - кивнул Александр. - Теперь же, Виллие, приступайте. У вас есть все необходимое для того, чтобы сей молодой человек уже завтра страдал от оспы и все его лицо покрылось нарывами?
   Никогда прежде баронету Виллие не приходилось заражать человека оспой ради того, чтобы он серьезно заболел ею. Доктор сурово сдвинул брови, открыл свой чемоданчик и, поискав в нем что-то, извлек баночку и ланцет, мрачно сказал, вдруг перейдя на русский:
   - Раз вы, государь, приказали мне делать это, я буду делать! Здесь у меня - оспенный соскоб, но не коровий, который я обычно применяю при прививании, то есть инокуляции, а человечий. Господин офицер заболеет сильной оспой...
   - Но упаси Боже, не погубите его совсем, баронет! - предостерег эскулапа Александр.
   - Пусть ваше величество будет спокойный, - засучивал рукава рубашки Виллие. - Я вылечу молодой человек. Так, я буду приступать. Пусть господин офицер...
   Александр снова поднял руку:
   - С завтрашнего дня, Виллие, вы уже станете обращаться к господину офицеру, как обращались ко мне - "ваше величество" или "государь император".
   - Да, да, но это будет завтра. Сейчас же пусть господин офицер обнажит свою правую руку.
   Норов все ещё колебался. Он не боялся оспы, не страшился того, что его лицо может стать уродливым до неузнаваемости. Одна мысль закралась в его сознание: а что, если его обманывают, и Александр, успев договориться с Виллие, введет в его тело смертельный яд?
   - Вы не обманываете меня, ваше величество? - спросил Василий Сергеевич. Оспой ли я буду заражен?
   - Вы ещё сомневаетесь? - нетерпеливо воскликнул император. - Не верите мне? А я думал, что вы имеете более благородное сердце! Ну, снимайте же мундир - он вам больше не понадобится. Снимайте, снимайте!
   Поразмышляв ещё немного, Норов сунул пистолет в карман, расстегнул чешуи кивера и снял его, потом стал развязывать шарф, снял офицерский знак, и начал расстегивать одну за другой пуговицы мундира, снял его и обнажил руку. Смочив корпию спиртом, Виллие протер кожу на предплечье, отточенным ланцетом сделал неглубокий надрез, а после палочкой ввел в ранку немного из того, что хранилось в его банке.
   - Теперь ты перевязывай руку, - сказал Виллие будто самому себе, уже через пять минут плотная повязка охватывала предплечье капитана. Выполнив операцию, лейб-медик поклонился государю:
   - Я сделал о, что вы просил, ваше величество. Но... но этого мало. Надобно сильно проредить волосы молодого человека. Завтра я всем объявлю, что у государя - оспа, и никто, кроме меня, не пусть смеет заходить к нему. Через неделю, надеюсь, прорвутся выступившие на лице нарывы. Вам же, молодой человек, советую лежать в постели...
   Александр был возбужден. Он радостно потирал руки, лоб, точно желая собраться с мыслями?:
   - Да, да Виллие! Сейчас же уберите лишние волосы с головы господина капитана. За сим делом вам надобно будет следить постоянно.
   Покуда лецб-медик занимался уничтожением богатой шевелюры Норова, Александр, так и не сняв ночной рубахи, в колпаке, сел за стол. Трехрогий шандал освещал его. Достав из шкатулки лист гербовой бумаги, он принялся писать:
   "По указу Его Императорского Величества Императора Александра Павловича, Самодержца Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая.
   Предъявитель сего, восемнадцатого егерского полка капитан Василий Норов уволен в отпуск на два года от нижеписанного числа с тем, что во все время сего отпуска может иметь местопребывание в России там, где пожелает. По миновании же двухгодичного срока не может нигде проживать под строгою за то ответственностью и обязан явиться в полк на службу.
   Отпускной билет дан в крепости Бобруйск сентября 13 дня 1823 года.
   Александр"
   "Тринадцатое число! - подумал император. - День-то какой нехороший для начала сего важного дела. А впрочем, все это одни лишь предрассудки!"
   Потом, накапав на бумагу красного сургуча, государь приложил к нему свою печать ив ынул из шкатулки другой лист. Необходимо было составить письмо Аракчееву.
   "Милейший Алексей Андреевич! - вывел Александр вначале своим красивым, с большим наклоном почерком. - Спешу уведомить тебя, что во время пребывания в Бобруйске постигла меня беда. Несмотря на сделанную мне ещё в младенчестве прививку против оспы, сидя проклятая болезнь поразила меня жестойчашим образом. Все полагали, включая лейб-медиков Виллие и Рожерсона, я о сем знаю, что нахожусь я на смертной одре. Но, хвала Господу Богу нашему, сия напасть отступила от меня благодаря неусыпным стараниям докторов и заступничеству Спасителя. Однако, на мое лицо самому смотреть страшно - глубоко изрыто оно оспой. Прошу тебя, имей усердие и приуготовь к встрече со мною, внешность свою изменившим, милую мою супругу Елизавету Алексеевну и матушку, да и всех высших сановников государства. Токмо пусть сие прискорбное событие не становится притчей во языцах в широких слоях публики нашей, готовой злословить, но не сочувствовать даже нам, монархам.
   На сем остаюсь любящий тебя Александр".
   Встав из-за стола, Александр подошел к Норову, над внешностью которого все ещё трудился Виллие, и прочел ему написанное, но капитан, прослушав, решительно запротестовал:
   - Сие послание к презренному временщику, всеми ненавидимому, я отправлять не стану. Едва я приеду в Петербург, как сразу же отправлю змея. как все его именуют, в отставку!
   Александр мягко возразил:
   - Господин капитан, то есть ваше величество, а вот сего шагая я вам не рекомендую предпринимать, хотя бы до времени. На шее генарала от артиллерии и начальника над всеми военными поселениями графа Аракчеева - все дела государства. К тому же он предан мне, то бишь вам, до безумия. Он и станет вашей верной поддержкой. Положитесь на него, Неров. Более близких друзей вы не сыщите. Так что отправьте-ка это письмо тогда, когда ваша болезнь уже будет на исходе.
   - Хорошо, сделаю так, как вы велите, но уж потом...
   Александр не обратил внимания на слова капитана. Он снова ходил по комнате, потирая руки, находясь в состоянии сосредоточенного возбуждения.
   - Вилле, я вижу, ваша работа близится к концу. Ну так сходите к моему камердинеру Анисиму. пусть оденется и поскорее идет сюда.
   Скоро в спальне появился Анисим. Худой, высокий, бритый, он был похож на Виллие. Молчаливый, неулыбчивый, исполнительный и аккуратный, он нравится Александру больше всего других камердинеров. Именно этому человеку император и хотел довериться в исполнении своего предприятия.
   - Голубчик, - ласково обратился он к нему, - вначале пойди в кордегардию и отправь одного из егерей на квартиру капитана Норова. Скажи, что господин капитан просит принести в комендантский дом его шинель, сюртук и фуражку, да не мешкая принести. Сам же после кучера Илью разбуди и вели немедля запрягать трех лучших лошадей, пусть возьмет коляску, ту самую, английскую, что подарил мне принц Вюртембергский. Только пусть вначале вензель мой закрасит так, чтобы его не видно было. Сделаешь, что я велел, собираться в дорогу начинай - три пары моего белья возьми, погребец походынй, посуду кой-какую, еды сбери дня на два, все это уложи в коляску, и близ конюшни оба меня ждите. Ну, все понял?
   - Понял, ваше величество, - поклонился Анисим, не показывая виду, что немало озадачен странным приказаньем его величества. Когда камердинер скрылся за дверью, Александр, обращаясь к Норову, сказал:
   - Ну, а вы, Василь Сергеич, стаскивайте с себя сапоги и панталоны. Посмотрим, впору ль они будут... бывшему императору России.
   Не прошло и получаса, как в спальню принесли узел. В нем - шинель, сюртук, фуражка. Александр был уж в сапогах и панталонах Норова, пришедшихся ему впору. Быстро надел сюртук, поверх него - шинель, надел фуражку. Анисим в спальню заглянул - чуть не охнул от удивления. Не в привычном для него генеральском мундире с кавалерией ((снока. Орденская лента.)) через плечо, не с густыми эполетами на плечах стоял перед ним любимый государь, а в серой офицерской шинели.
   - Ну, что оробел, Анисим? - улыбнулся Александр. - Ничего, привыкнешь! Сии вещички, - указал на мундир, шарф и кивер Норова, - в узел завяжи может, в дороге пригодятся.
   Норов, уже облаченный в длинную рубаху государя, в колпаке, сделал вперед два шага.
   - Ваше величество, повремените. Дайте только от мундира ордена свои отцеплю. Мои сие награды, а не ваши.
   - Что ж, ты прав и волен сделать это, Норов.
   Покуда Василий Сергеевич возился с орденами, Александр из шкафа достал объемистую шкатулку, обложенную перламутром. На крышке - ручка, чтобы удобней было переносить. Ящик полированного дерева достал - пистолетный ящик. Со шкатулкой и ящиком в руках подошел к Норову, державшему в руке свои награды. Анисим уж выносил из спальни узел. Александр посмотрел Норову в глаза долгим, добрым взглядом. Сказал негромко:
   - Спасибо вам, Василь Сергеич. Будто камень с плеч моих упал. Правь Россией, да только правь по правде. Помни, что благо подданных твоих - цель твоей жизни. И ничего не бойся. Никто подлога не заметит. Не посмеют заметить просто...
   Хотел обнять капитана на прощанье, да руки занятыми были. Только и блеснул слезой, мелькнувшей на белесых, реденьких ресницах. К Виллие шагнул:
   - Тайну эту, баронет, храните до самой смерти. Советом новому государю помогайте, когда понадобится. Вы-то в делах дворцовых поднаторели.
   Лейб-медик хотел было прильнуть к государевой руке, державшей пистолетный ящик, но Александр её отвел. Сказал:
   - Ему теперь руку будешь целовать. Он твой император! Все, уезжаю, ухожу из мира, Устал...
   И вышел из спальни, с надвинутой на глаза фуражкой. Василий Сергеевич и Виллие проводили его взглядом, а после Норов подошел к постели и устало опустился на нее. В ночной рубахе, спускавшейся едва ли не до поля, в колпаке, он выглядел смешным и жалким. Еще несколько часов назад он гнал от себя одну лишь мысль сделаться диктатором, арестовать царя, теперь же он сам стал императором, и головной убор, так не походивший на корону российских монархов, казался Норову, однако, таким тяжелым что не хватало сил держать голову прямо. И он сидел на постели, понурясь, неподвижно, сцепив на коленях свои сильные руки.
   3
   ГОСПОДА УЛАНЫ
   Коляска с Александром выехала из южных ворот крепости на рассвете, и ясное солнечное утро, отличная погода - это показалось беглецу хорошим предзнаменованием. Хотелось мчаться прямо по первым лучам солнца навстречу долгожданной свободе, мечта о которой так давно томила Александра. На сердце было легко, как никогда, душа полнилась счастьем, и Александр мгновенно забыл о том, сколь придирчиво изучал караульный поручик его отпускной билет, долго вглядывался то в лист бумаги, то в лицо сидевшего в коляске офицера. Вначале Александр немного смутился, даже испугался - а вдруг узнает? Но поручик лишь вернул ему билет, взял под козырек и сказал тоном человека, наделенного немалыми правами:
   - Проезжайте, господин капитан.
   Проехали, не останавливаясь с полверсты, миновали лагерь, открылось пространство большого поля с ещё не убранными стогами. И тут кучер Илья, здоровенный, бородатый мужик, бывший дворовый, сидевший на облучке рядом с Анисимом, одетый в армяк из доброго сукна, в поярковую кучерскую шляпу, поворачивая голову, спросил:
   - А куда править, ваше величество?
   Александр, довольный уже тем, что покинул крепость, ещё мало думавший о том, по какой дороге ехать, призадумался. Потом сказал:
   - Илюша, останови-ка ненадолго лошадей. - И когда тройка встала, Александр, помолчав, заговорил:
   - Друзья мои, - так обратился он к кучеру и к камердинеру впервые, объявляю вам, что с нынешнего часа, даже с минуты сей, вы ни разу не обратитесь ко мне как к государю. Я решился добровольно оставить престол, и одежда, что на мне теперь, должна всем говорить, что в коляске едет не император Александр Павлович, а капитан восемнадцатого егерского полка. Помните всечасно, что слова "ваше величество", обращенные ко мне прилюдно, испортят все начинание мое. Именуйте меня так: "ваше высокоблагородие", а звоут меня Василий Сергеич Норов. Тройку же ты Илья погонишь в Киев по Гомельской дороге. В Киеве я навек укроюсь за стенами Киево-Печерской лавры, где проведу остаток отпущенных мне Богом лет, а то и дней. Такова воля государева моя, и никто не смеет помешать мне волю сию исполнить. По приезде в лавру, отпущу вас с миром, щедро одарив за службу. Деньги, врученные вам, верным моим слугам и друзьям, позволят вам безбедно прожить до скончания дней. Впрочем, вольны вы будете, если сердца ваши расположены к тому окажутся, остаться вместе со мною в монастыре, пострижение приняв и надев на себя монашескую рясу.