Страница:
Вдруг где-то у входа в барак раздался чей-то властный голос, послышались шаги, дверь проскрипела. Оба офицера устремили взгляд в ту сторону, откуда донесся шум - прозвенев шпорами, простучав каблуками начищенных до зеркального блеска ботфортов, в барак с брезгливой миной на лице вошел флигель-адъютант. Как и следовало флигель-адъютанту, с металлом в голосе спросил:
- Подполковник Муравьев-Апостол и прапорщик Бестужев-Рюмин?
- Офицеры тотчас поднялись из-за стола. Серж кивнул, сильно побледнев:
- Да, вы правы.
- Я и не сомневался, в том, что прав, - отчеканил флигель-адъютант. Соизвольте немедленно одеться по полной форме, но без шпаг, и следовательно за мной. Я вас за дверью подожду. Здесь такой скверный запах... - И поморщившись, флигель-адъютант снова застучал по полу каблуками и зазвенел шпорами, в чем видел, должно быть, особый шик.
- Ну, что я говорил? - с глубокой печалью, но очень тихо промолвил Бестужев-Рюмин, одеваясь, - Но не думай, я так просто им не отдамся... - И он вынул из кармана небольшой, изящный пистолет и показал его Сержу. - Или его застрелю, или...
- И Муравьев-Апостол не сказал ему ни слова.
- Флигель-адъютант, гордо восседая на великолепном жеребце, держал поводья одной рукой, другую же молодцевато упер в бок.
Мишель и Серж шли по обеим сторонам от лошади.
- А что за надобность появилась в нас? - не удержался, чтобы не задать вопрос Мишель - на душе почему-то было спокойно и легко.
- Флигель-адъютант, солидности ради немного помолчав, ответил неохотно:
- Их величество желает видеть вас, а зачем - не знаю. Будьте предельно аккуратны в поведении, чтобы ни единым резким словом, ни единым неловским жестом не обеспокоить их величество, чувствующее себя ещё не слишком здоровым.
Тот же флигель-адъютант провел их по коридорам комендантского дома, только здесь он уже старался совсем не топать и не звенеть шпорами. Что-то шепнул дежурившему у дверей камендинеру, тот кивнул и, осторожно отрыв дверь, прошел в помещение.
- Их величество государь император просят господ офицеров пожаловать к нему, - почти шепотом, но очень важно объявил вышедший в коридор камердинер и поклонился, пропуская Сержа и Мишеля в покои царя.
- Они прошли в небольшую по размерам спальню, скромно убранную, их сердца бились ровно и спокойно, потому что каждый знал, какая участь их ждет, но в то же время сильное любопытство влекло их - хотелось поскорее узнать, почему именно Александр пригласил их к себе, а не комендант Бобруйска или жандармский начальник.
Войдя, они увидели императора сидящим в кресле. На нем был шелковый стеганый халат, и колпак нелепо сидел на его голове. Издалека было видно, что лицо Александра воспалено, изрыто едва зажившими язвами от прорвавшихся нарывов. Они часто видели Александра, теперь же его невозможно было узнать - совсем другой человек сидел и молча смотрел на вошедших.
- Подойдите ближе, господа, - послышался слабый голос государя.
Серж и Мишель сделали по направлению к нему несколько шагов.
- Нет, ещё ближе, ближе, - настойчиво, но в то же время мягко просил Александр, - Не бойтесь, заразиться оспой от меня вы уже не сможете.
Офицеры встали совсем неподалеку от человека с изуродованным лицом. Серж смотрел на Александра, и ему даже чуть-чуть стало жаль его. "Да, подумал он, - болезнь и смерть не щадит и помазанников..."
Александр молчал, а потом, приглушая голос почти до шепота, спросил:
- Неужели вы не узнали меня?
- Муравьев-Апостол присмотрелся к чертам лица императора, и вдруг в его сознании мгновенно соединились воедино явившиеся из глубины памяти детали лица совсем другого человека, и он едва не потерял от неожиданности сознание. Качнувшись, не смог сдержать восклицания:
- Базиль??!
- Тс-с! - поднес к губам "император" указательный палец. - Только тише. Одно неосторожное слово погубит и вас и меня. Ну, так слушайте меня внимательно. Конечно, вы решили, что я предал вас, смалодушествовал, не решился арестовать Александра? Нет, решился! Я вошел в его спальню - тот почивал. Я разбудил его, навел на него свой пистолет, он же обратился ко мне со страстной речью. Оказалось, что Александр давно мечтал оставить престол, и тут такой счастливый явился случай. Он уехал, чтобы скрыться в монастыре, я же остался вместо него. Лейб-медик нарочно заразил меня оспой, чтобы сделать мое лицо неузнаваемым, и я покуда не был разоблачен, да и впредь, я полагаю, меня не разоблачат. А вот и главное: не нужно бунта. Я, находясь на вершине власти, проведу преобразования - уничтожу военные поселения, введу конституцию, отменю рабство крестьян. Я сделаю своими руками все то, что хотели сделать вы. Верьте, я предан вашему делу, но повторяю - не надо крови, междоусобиц, тайных заговоров. Всем нам представился счастливый случай, и будем уповать на Бога. Он приведет меня и вас к полному успеху во всех начинаниях наших.
Ошеломленные, но счастливые, Серж и Мишель стояли и молчали, но вот Бестужев-Рюмин молвил:
- А вы не видите уловки, манера в поступке Александра? Вдруг он вернется, чтобы внезапно арестовать вас, а заодно и всех нас?
- Уверен ,что он был искренним со мной, - покачал головою Норов. - В случае ином Александр уже давно б вернулся.
- Ну, Базиль, дай Бог тебе удачи! Как я тебе верил! - горячо прошептал Серж. - Но только бы никто не увидел подмены.
- Не увидят, - улыбнулся Норов страшной улыбкой сделавшей его лицо ещё уродливей. - Не захотят увидеть. А теперь - идите и покойны будьте.
Серж и Мишель поклонились Норову так почтительно и низко, как на самом деле следовало бы поклониться государю. Но в свой поклон они вкладывали сейчас иное - преклонение перед подвигом их верного товарища.
* * *
"Черт бы побрал этих улан со всем их третьим Украинским! - думал раздраженно Александр, когда его коляска, ведомая умелым Ильей, мчалась прочь от расположения кавалерийской части, - Пьяницы, казнокрады, пустомели! Ни к полковому начальству нет почтения, ни даже к особе государя императора! Ах, как я правильно сделал, что покинул престол. И все же, как в то же время обидно, что я совсем не знал своей армии, которой так гордился! Нет, вернись я вновь на престол, навел бы порядок! Всякую сволочь прогнал бы из армии, ввел бы строгий конкурс при получении нового чина. И, конечно же, надзор, надзор! Заведенных мною жандармов мало - умница Пестель, - усмехнулся Александр, - пишет в своем проекте, что Россию нужно наводнить конными и пешими жандармами - пятьдесят тысяч жандармов! Сие мудрая, мудрая мысль! А впрочем жаль мне своих пятидесяти тысяч рублей ведь пропьют все на каком-нибудь бамферфлюхтере, и не дадут ни полушки рядовым уланам, и в рваных рейтузах будут ходить они, а оружие, которому минул срок, если военная надобность явится, негодным в бою окажется. Ах, беда-то какая! Ну да мне теперь все равно - пусть братец мой. Николя, когда престол займет, сей вред искореняет. Рука у него твердая".
И ещё об одном обстоятельстве думал Александр с краской стыда на лице: "Именуюсь именем чужим, не тем, что мне при крещении дано было. Грех-то какой! А в лавру приеду, кем тогда представиться архимандриту? Или открыться ему во всем? Нет, страшно - вдруг проговорится кому-нибудь! Так Норовым к нему и войду да упрошу поскорее пострижение совершить, чтобы от чужого имени избавиться, от мирского вообще. Да, назовут меня при постриге Пафнутием каким-нибудь или Никитой, и все забыто будет за стеной монастырской, да за крепкой стеной имени нового. Скорей бы до Киева добраться! И то ещё дурно, что узнавать во мне императора стали. Не пошел бы распространяться тот Шервуд о сходстве заезжего капитана с государем императором - догонят, вернут, уговорят вернуться, а человек я слабый, соглашусь, вот и возвращусь со стыдом, опозоренный - от обязанностей удрать-де захотел, дезертиром заглазно называть станут. Боже, добраться бы поскорей до лавры!"
Так ехал Александр в коляске с поднятым кожаным верхом, не желая любоваться ни прелестными сельскими видами с рощицами, уже облаченными в золото осенней листвы, с холмиками, на которых сказочными великанами стояли ветряные мельницы, с белыми крестьянскими хатками. Все было безразлично Александру, недовольному собой, спешащему поскорее стать другим человеком.
Но однажды из состояния задумчивости вывел его голос Ильи, замедлившего бег тройки и спросившего у кого-то:
- Эй, мужчина, а что за городишка там вона, впереди виднеется?
- Дак то ж Гомель, сыне! - словно удивляясь вопросу, ответил "мужчина", а Илья тут же повернулся к Александру:
- "Ваше высокоблагородие, переночуем в Гомеле аль нет?
Лошади уж заморились, не кормлены, да и вам отдых-то не помешал бы. Три дня едем, на постоялых дворах ночуем, а здеся, по всему видно, гостиница приличная отыщется. Отоспитесь за милую душу.
Александр, уже готовый было провести эту ночь где-нибудь посреди поля, в коляске, укрывшись теплой меховой полстью, хотел уже отдать приказание не останавливаться в городе, но вдруг подумал: "А что? И впрямь пусть лошади отдохнут, да и Илья с Анисимом устали".
- Ладно, ищи гостиницу, да только поприличней.
- Самую лучшую отыщем, вашесыкородие, - по-военнному, вжившись в роль капитанского денщика, ответил Илья и хлестнул по крупу коренника кнутом.
- Но-о, пошли, доходяги!
"Приличную" гостиницу, однако, искали долго. Уже въехав в город, Анисим и Илья долго расспрашивали прохожих, где сыскать такую, чтобы "хорошему барину" было покойно провести ночь, а перед сном получить вкусный ужин. Наконец дали адрес, и скоро тройка остановилась у двухэтажного деревянного дома с высоким крыльцом. Большая вывеска с коряво выведенными буквами подсказала, что Александр скоротает ночь в самом "Париже". Увидев вывеску, Александр усмехнулся и при помощи соскочившего с облучка Анисима сошел на булыжник мостовой.
Он был одет в сюртук, но погоны обер-офицера тут же привлекли внимание гостиничных служителей, облепивших Александра, едва он вошел в зал, как мухи сахарную голову.
- Благодарим, что почтили нас своим присутствием!
- Вы в лучшей гостинице Гомеля! Наисовершеннейшие удобства! И совсем недорого!
- Апартаменты в три покоя с умывальником и отхожим местом!
Служители кланялись со сладкими улыбками на лицах в ожидании щедрых чаевых. Появился и сам хозяин гостиницы в поношенном фраке с затертыми до белизны швами. Тоже кланялся и улыбался. И Александру все это было неприятно видеть, потому что закралась мысль: "А не узнали ли они меня? Неужели перед капитаном так бы лебезили?"
- Я только на одну ночь. Покажите моим людям, куда снести вещи, - с недовольной миной на лице заговорил Александр. - И ужин приготовьте, покуда я умоюсь.
- Все будет сделано в самом лучшем виде, не тревожьтесь! - так и таял хозяин. - Поросенок с хреном? Уха стерляжья? Кулебяка? Водочки подать?
- Да, все годится только всего понемногу.
- Останетесь довольны, господин офицер!
Когда через полчаса Александр спустился в зал, два половых, чуть касаясь его локтей, по-холуйски согнувшись в поясницах, повели его к столу, накрытому, заметил сразу Александр, давно не стиранной скатертью. Ложка, вилка, хоть и серебряные, но потемневшие, не чищенные уже с полгода.
"Ну, а в монастыре-то лучше разве будет? - утешил себя Александр. Оловянными ложками есть буду, а то и деревянными. Готовиться надо..."
Даже не взглянув на гафинчик с водкой, Александр принялся за уху, в которой вместо стерляжьего мяса плавали несколько хрящей, вдобавок к этому уху была пересолена настолько, что, съев всего несколько ложек, Александр отставил тарелку подальше, хоть и подумал между тем: "А в лавре-то на хлебе и квасе сидеть придется".
А поросенка и кулебяку все не несли. Александр, скучая, стал посматривать на сидящих за соседними столами людей - каких-то мелких чиновников, мещан, скверно одетых, бранившихся, кричавших, уже порядком захмелевших, а из соседней комнаты, где, видимо, находился бильярд, вперемешку со стуком шаров, неслось:
- Карамболем бей, карамболем, ослиная твоя башка!
- Да не учи ты меня хрен еловый, а то кием заеду по сусалам, и будет тебе карамболь с карамелем вместе! Вот так, третьего в лузу!
- А и не попал, косорукий черт, не попал! Говорил же, карамболем бить надо! Ну, полезай под стол, да чтоб пять раз из конца в конец прошмыгал!
Проигравший, видно, и впрямь полез под стол, потому что раздалось улюлюканье, стук кулаков по столу и крики:
"Так тебе и надо, ослиной морде! Не станешь больше в благородную игру играть - ишь, мастак выискался!
Александру стало до того противно, муторно, что он уже хотел сказать половому, чтобы еду принесли в его "апартаменты", но тут в зал буквально влетел огромного роста человек в синем долгополом кафтане с длинной, чуть ли не до половину груди бородой. За ним, семеня. поспевал парень в фуражке, тоже в длинном кафтане. Бородатый же, добежав до середины зала, закричал, не обращая внимания на посетителей:
- Гришка! Гришка! Подь сюды скорее! Сам Поликарп Кузьмич по твою лохматую душу явился!
Подбежавшим к нему Гришкой был тот самый хозяин гостиницы, что рекомендовал Александру "апартаменты" с умывальником и отхожим местом. Хозяин замер перед бородатым в подобострастной позе, а человек в синем кафтане притянул его к себе за лацканы фрака и что-то стал шептать ему на ухо. Хозяин согласно кивал, торопливо говоря:
- Согласен, Поликарп Кузьмич, на все согласен, по рукам, по рукам!
А потом бородатый оттолкнул от себя человека во фраке, и тот быстро скрылся за дверью. Поликарп же Кузьмич с достоинством и даже с презрением обвел взглядом сидевших за столами людей и вдруг замер, увидев Александра. Он смотрел на него своими страшными, втиснутыми глубоко внутрь черепа глазами долго, и Александру стало очень неловко. "Узнал!" - подумал он со страхом и отвернулся. Но Поликарп Кузьмич уже шел к его столу, но не стремительной походкой, а едва ли не на цыпочках, чуть согнувшись. Остановившись неподалеку, он низко, в пояс поклонился Александру, украсив свое широкое, смуглое лицо льстивой улыбкой:
- Позволю себе отрекомендоваться - Поликарп Кузьмич Переделкин, купец второй гильдии и заводчик. Зело приятно зреть в столь гадком месте особу, украшенную воинским мундиром. Премного обяжете, ваша милость, ежели позволите присесть хоть на самый краешек стула близ вашего стола.
Александру было неприятно соседство этого человека, но он с любезной улыбкой кивнул:
- Да, да, садитесь.
Когда купец, точно выученный медведь, осторожно опустился на стул, то вкрадчиво, что давалось ему с великим трудом, заговорил:
- Судя по вашей благороднейшей внешности, в гвардии изволите служить?
- Н-нет, в армейском егерском полку, - и добавил хотя сразу же осознал, что совершил ошибку: - Капитан Василий Сергеич Норов.
- Ах-те-те-те! - покачал головой Поликарп Кузьмич. - А по статской линии какое соответствие сему чину имеет быть?
- Титулярный советник, девятый класс. Впрочем, мне скоро выходит майорский чин, а это уж, согласно табели, коллежский асессор, - невольно солгал Александр, потому что что-то подсказало ему - титулярным советником государю быть совсем уж не с руки.
- Ах-те-те-те! - чуть ли не с восторгом воскликнул купец. - Стало быть, потомственный дворянин?
- Разумеется.
Купец сделал плечами какое-то нетерпеливое движение и придвинулся поближе к Александру.
- А позвольте моему невежеству спросить: и именьецем обладаете?
- Есть небольшое, с полтыщи душ в Тамбовской губернии.
- Ах вы, милый мой батюшка! - весь сиял от восторга Поликарп Кузьмич. - С кем довелось за одним столом-то сиживать. Вовек не забуду милости вашей, господин капитан!
"Знал бы ты, борода, с кем сидишь, так и вовсе бы язык отнялся", - не без самодовольства подумал Александр, а "борода" продолжал:
- А не прогневайтесь, сударь милый, за такой вопросец: семейными узами изволите ли быть обременены?
- Нет, не обременен, - ответил Александр, зная, что и "нестоящий" Норов не был женат. К тому же его занимала игра, которую он сам и затеял, а поэтому Александр с улыбкой добавил: - Вот получу майорский чин, тогда и подыщу себе невесту.
Он не заметил, как волна довольства прокатилась по смуглому лицу купца, а Поликарп Кузьмич, указав на отодвинутую в сторону тарелку с недоеденной ухой, спросил:
- Что ж, не пошла в горло-то?
- Не пошла. Вот сижу да жду поросенка и кулебяку.
- До Страшного суда ждать будете, милостивый государь! - с горячностью воскликнул купец. - Да поросенка, если дождетесь, принесут вам душного. Не ведаете разве, куда попали? Одно слово, что "Париж". На самом же деле срамнее места в нашем городишке и не сыщешь. Уморят вас здесь совсем, ибо хозяина здешнего я как облупленного знаю - подлец из подлецов он, прощелыга! А сие ещё мало, если только пронесет опосля их ужина, - уснуть вздумаете, не уснете ни на минуту, ибо клопы да блохи на вас полезут, точно полчища турецкие. Совсем зажрут. Да и это не все, сударь! - И, оглянувшись по сторонам, зашептал: - Нехорошее место, разбойничий вертеп: или зарежут ночью, или ограбят дочисту, по крайней мере. Им бы, татям, только заманить к себе приличного господина, а там - поминай как звали!
Александр не на шутку перепугался. Похоже, Поликарп Кузьмич был осведомлен о порядках, царящих в "Париже", и Александр с тревогой спросил:
- Так что же делать мне? Уезжать отсюда?
- Непременно, непременно уезжать, сударь золотой! - шептал купец, и глаза его под страшно насупленными бровями, казалось, ушли ещё глубже, так что их и вовсе не видно было. - А уезжать, знаю, куда вам надобно, - ко мне, ко мне. Дом у меня большой, каменный, с мезонином. Устрою вас так, как князя светлейшего, на перину положу, на какой, наверно, сам государь император не почивал. А ужином каким угощу! Здесь вы, вижу, водочку пьете, - он щелкнул ногтем по графину, - так скажу, не пейте - моего заводца вино, худое-прехудое. У себя же в дому попотчую вас шампанским, лисбонским, ренским, мадеркой, лафитом - погреб знатный. Не говорю уж о разносолах всяких - язык проглотите. А поразвлекут вас маленько две дщери мои, Феклушка да Аннушка, не девки, а пряники: первая - пряник медовый, вторая имбирный, просто изюм, а не девки. К тому же выпросили у меня, старика, чтоб одевались по самой наиспоследней моде, француза-учителя, шаромыжника, им в дом привел, музыканта, который их на фортепьянах играть учит, да учителя танцев. Вишь, барынями стать захотели, но я не препятствую - пусть себе! А старшая, Фекла, у меня сегодня именинница - тезоименинство у неё с древнего житья святой, первомученицей Феклой. Так что, ежели пожалуете в мой дом, то премногим и их, херувимов моих, обяжете. А завтра, Бог с вами, отправляйтесь в путь-дорогу, а я вам в путь ещё разных-разностей соберу. А все сие говорю лишь потому, что очинно благородных и военных людей привечаю, ибо сам подлого сословия и невежда полный.
Поликарп Кузьмич вдруг, скривившись лицом, вспыхнул и полез в свой глаз, как видно, убирать слезу обиды на судьбу.
"Вот же какой замечательный человек! - подумал Александр. - Да чтобы я без него делал? И точно, отравили бы меня здесь или ограбили б. Народ-то здесь преподозрительнейший. Что ж, погощу у купца. Ни разу в доме купеческом не бывал".
- Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, Поликарп Кузьмич.
Купец, сидевший до этих слов с напряженным, точно окаменевшми лицом, ожидая того, какой ответ дает "сударь милый", подскочил на стуле, азартно хлопнул в ладоши, дотянулся до Александра, облапил его своими огромными ручищами и звонко чмокнул в щеку:
- Ну, ублажили душу старика, милостивый государь! Велите вещи выносить!
Сам же подбежал к стоявшему поодаль юноше в фуражке - наверное, к приказчику - и что-то долго шептал ему на ухо. Тот понятливо кивнул и выбежал из зала. И скоро коляска с Александром уже ехала вслед за бричкой Поликарпа Кузьмича.
Дом купца на самом деле оказался каменным, о двух этажах и с мезонином, правда, строил здание, заметил Александр, архитектор неумелый ни единой детали, ни одного одного украшения не было на лицевом фасаде, а поэтому дом казался похожим на какой-то огромный амбар или дровяной склад. Хозяин помог Александру сойти с коляски, провел его по коридорам, лестницам, прихожим - все без прикрас, без изящной мебели, даже без зеркал. Ввел в большую комнату с очень низким потолком, главным предметом в котором была огромная кровать, и впрямь пышная, с пирамидой положенных одна на другую подушек.
- Здесь и почивать будете, голубь мой любезный, отдохните с дороги, а через часок покличут вас к столу, - сказал купец и, пятясь, скрылся за дверью.
Чемоданы и шкатулка Александра уже были занесены, и он тут же стал готовиться ко встрече с Феклушкой и Аннушкой. Вначале он посчитал необходимым подобрать подарок для именинницы, долго рылся в шкатулке, наконец остановился на серьгах с бриллиантами в обрамлении рубинов. Потом стал переодеваться, чтобы выйти к барышням при всем параде. Мундир немного помялся, но Александр, поморщившись, решил: "И так сойдет, не на придворный же я бал приехал". Опрыскав себя духами и причесав остатки волос, Александр понял, что вполне готов быть представленным купеческим дочерям. А тут за ним и явились, чтобы вести в гостиную.
Он снова долго шел по переходам большого дома вслед за посланным за ним слугой, наконец звуки фортепьяно, фальшивые и неуверенные, подсказали Александру, что он у цели. Слуга отворил дверь, и Александр очутился в большой гостиной, стены которой были увешаны портретами - совершеннейшей мазней, - должно быть, предков и родственников Поликарпа Кузьмича. Он увидел и двух девиц - одна сидела за роялем, а другая рукой оперлась об инструмент. Александру показалось, что девушки нарочно поджидали его, заняв такое положение. Он в некоторой растерянности остановился в дверях, ожидая того, что явится Поликарп Кузьмич и представит его дочерям, но быстро понял, что в этом доме церемонии - вещь излишняя, а поэтому, сделав несколько шагов вперед, поклонился и сказал:
- Имею честь представиться - капитан восемнадцатого егерского полка Василий Сергеич Норов!
- Фекла, - жеманно присела в реверансе девица лет двадцати, богато, но безвкусно одетая, румянощекая и круглолицая.
- Анна, - повторила вслед за сестрой младшая Переделкина то же упражнение. - Папенька нам говорил, что нас почтил свом присутствием какой-то благородный господин...
- Да, очень, очень благородный, - заулыбался Александр, сразу понявший, что с этими девицами-простушками он может принять развязно-благодушный тон. - Но благородный господин к тому ж осведомлен, что госпожа, именуемая Феклой, сегодня именинница, Кто же из двух прелестных созданий будет Феклой?
Старшая зарделась, став ещё красней лицом, и снова присела в неловком реверансе.
- Это буду я, господин капитан.
Александр, страстно любивший женщин, ещё более того любил делать им подарки. Его супруга, возлюбленные, фрейлины, камерфрау ко дню их именин всегда получали из рук государя подарки, часто очень дорогие, и Александр всегда был вознагражден, когда видел на лицах тех, кому он преподносил презенты, искреннюю радость и восторг. Александр Павлович был любезным джентльменом, сам знал о впечатлении, производимым своим галантным поведением на женщин, а поэтому теперь он не хотел расставаться со своей привычкой.
Изящная коробочка с серьгами была извлечена из кармана мундира, и Александр, шагнув к румянощекой Фекле, приподняв крышку, проговорил:
- Сударыня, драгоценнейшая Фекла Поликарповна, я буду счастлив, если вы примете из рук заезжего капитана сей скромный подарок. И да хранит вас Бог.
- Восторг, мигом явиввшийся на лице Феклы, красноречиво свидетельствовал о том, что подарок пришелся по вкусу.
- Батюшки! Василий Сергеич! Да неужто это мне?
- Вам, именно вам, - был польщен произведенным эффектом Александр.
Аннушка, видно, завидуя сестре, раскрыла от изумления рот, а Фекла остолбенело глядела на подарок, выпучив глаза. Вдруг откуда ни возьмись за её спиной возник Поликарп Кузьмич, посмотрел через плечо дочери на серьги и грозно прокричал:
- Кланяйся господину капитану, дура, в ноги, в ноги кланяйся! Тыщ на десять подарок! Кланяйся, говорю!
Он даже пихнул девицу в затылок, и та в пояс поклонилась Александру, которому стало очень неловко, хотя он не попытался удержать девушку, поняв, что таковы были порядки в этом доме. Купец же выхватил из рук дочери коробочку, осторожно опустил её в карман кафтана и, скорчив на лице подобие слащавой улыбки, проговорил, обращаясь к Александру:
- Пущай до времени у меня полежат - чтоб не растеряла да не поломала по дурости своей. Ну, вы тут посидите да покалякайте маленько, а спустя малое время к столу попросим. - И, поклонившись Александру, убежал.
Гостя усадили в удобное кресло, сами девицы сели на стульях напротив, потратив перед этим немало времени на то, чтобы расправить подолы своих пышных платьев. Потом, пожирая Александра глазами, защебетали, перебивая одна другую:
- Ах, Василий Сергеевич, как вам идет ваш мундир! - улыбалась красноликая Фекла. - Эти эполеты, и шарф - все так к лифу!
- А пуговицы-то орленые, сестрица! - восхищалась Анна, маленькая, пухленькая блондинка, курносая и востроглазая. - А шпоры! Как мне нравится, когда они звенят!
- Василь Сергеич, а правда, что некоторые офицеры подвешивают на шпоры бубенцы, и когда идут, то кажется, будто тройка едет!
Александр, совсем не смущаясь от пристальных вглядов девиц, с добродушной улыбкой ответил Фекле:
- Подполковник Муравьев-Апостол и прапорщик Бестужев-Рюмин?
- Офицеры тотчас поднялись из-за стола. Серж кивнул, сильно побледнев:
- Да, вы правы.
- Я и не сомневался, в том, что прав, - отчеканил флигель-адъютант. Соизвольте немедленно одеться по полной форме, но без шпаг, и следовательно за мной. Я вас за дверью подожду. Здесь такой скверный запах... - И поморщившись, флигель-адъютант снова застучал по полу каблуками и зазвенел шпорами, в чем видел, должно быть, особый шик.
- Ну, что я говорил? - с глубокой печалью, но очень тихо промолвил Бестужев-Рюмин, одеваясь, - Но не думай, я так просто им не отдамся... - И он вынул из кармана небольшой, изящный пистолет и показал его Сержу. - Или его застрелю, или...
- И Муравьев-Апостол не сказал ему ни слова.
- Флигель-адъютант, гордо восседая на великолепном жеребце, держал поводья одной рукой, другую же молодцевато упер в бок.
Мишель и Серж шли по обеим сторонам от лошади.
- А что за надобность появилась в нас? - не удержался, чтобы не задать вопрос Мишель - на душе почему-то было спокойно и легко.
- Флигель-адъютант, солидности ради немного помолчав, ответил неохотно:
- Их величество желает видеть вас, а зачем - не знаю. Будьте предельно аккуратны в поведении, чтобы ни единым резким словом, ни единым неловским жестом не обеспокоить их величество, чувствующее себя ещё не слишком здоровым.
Тот же флигель-адъютант провел их по коридорам комендантского дома, только здесь он уже старался совсем не топать и не звенеть шпорами. Что-то шепнул дежурившему у дверей камендинеру, тот кивнул и, осторожно отрыв дверь, прошел в помещение.
- Их величество государь император просят господ офицеров пожаловать к нему, - почти шепотом, но очень важно объявил вышедший в коридор камердинер и поклонился, пропуская Сержа и Мишеля в покои царя.
- Они прошли в небольшую по размерам спальню, скромно убранную, их сердца бились ровно и спокойно, потому что каждый знал, какая участь их ждет, но в то же время сильное любопытство влекло их - хотелось поскорее узнать, почему именно Александр пригласил их к себе, а не комендант Бобруйска или жандармский начальник.
Войдя, они увидели императора сидящим в кресле. На нем был шелковый стеганый халат, и колпак нелепо сидел на его голове. Издалека было видно, что лицо Александра воспалено, изрыто едва зажившими язвами от прорвавшихся нарывов. Они часто видели Александра, теперь же его невозможно было узнать - совсем другой человек сидел и молча смотрел на вошедших.
- Подойдите ближе, господа, - послышался слабый голос государя.
Серж и Мишель сделали по направлению к нему несколько шагов.
- Нет, ещё ближе, ближе, - настойчиво, но в то же время мягко просил Александр, - Не бойтесь, заразиться оспой от меня вы уже не сможете.
Офицеры встали совсем неподалеку от человека с изуродованным лицом. Серж смотрел на Александра, и ему даже чуть-чуть стало жаль его. "Да, подумал он, - болезнь и смерть не щадит и помазанников..."
Александр молчал, а потом, приглушая голос почти до шепота, спросил:
- Неужели вы не узнали меня?
- Муравьев-Апостол присмотрелся к чертам лица императора, и вдруг в его сознании мгновенно соединились воедино явившиеся из глубины памяти детали лица совсем другого человека, и он едва не потерял от неожиданности сознание. Качнувшись, не смог сдержать восклицания:
- Базиль??!
- Тс-с! - поднес к губам "император" указательный палец. - Только тише. Одно неосторожное слово погубит и вас и меня. Ну, так слушайте меня внимательно. Конечно, вы решили, что я предал вас, смалодушествовал, не решился арестовать Александра? Нет, решился! Я вошел в его спальню - тот почивал. Я разбудил его, навел на него свой пистолет, он же обратился ко мне со страстной речью. Оказалось, что Александр давно мечтал оставить престол, и тут такой счастливый явился случай. Он уехал, чтобы скрыться в монастыре, я же остался вместо него. Лейб-медик нарочно заразил меня оспой, чтобы сделать мое лицо неузнаваемым, и я покуда не был разоблачен, да и впредь, я полагаю, меня не разоблачат. А вот и главное: не нужно бунта. Я, находясь на вершине власти, проведу преобразования - уничтожу военные поселения, введу конституцию, отменю рабство крестьян. Я сделаю своими руками все то, что хотели сделать вы. Верьте, я предан вашему делу, но повторяю - не надо крови, междоусобиц, тайных заговоров. Всем нам представился счастливый случай, и будем уповать на Бога. Он приведет меня и вас к полному успеху во всех начинаниях наших.
Ошеломленные, но счастливые, Серж и Мишель стояли и молчали, но вот Бестужев-Рюмин молвил:
- А вы не видите уловки, манера в поступке Александра? Вдруг он вернется, чтобы внезапно арестовать вас, а заодно и всех нас?
- Уверен ,что он был искренним со мной, - покачал головою Норов. - В случае ином Александр уже давно б вернулся.
- Ну, Базиль, дай Бог тебе удачи! Как я тебе верил! - горячо прошептал Серж. - Но только бы никто не увидел подмены.
- Не увидят, - улыбнулся Норов страшной улыбкой сделавшей его лицо ещё уродливей. - Не захотят увидеть. А теперь - идите и покойны будьте.
Серж и Мишель поклонились Норову так почтительно и низко, как на самом деле следовало бы поклониться государю. Но в свой поклон они вкладывали сейчас иное - преклонение перед подвигом их верного товарища.
* * *
"Черт бы побрал этих улан со всем их третьим Украинским! - думал раздраженно Александр, когда его коляска, ведомая умелым Ильей, мчалась прочь от расположения кавалерийской части, - Пьяницы, казнокрады, пустомели! Ни к полковому начальству нет почтения, ни даже к особе государя императора! Ах, как я правильно сделал, что покинул престол. И все же, как в то же время обидно, что я совсем не знал своей армии, которой так гордился! Нет, вернись я вновь на престол, навел бы порядок! Всякую сволочь прогнал бы из армии, ввел бы строгий конкурс при получении нового чина. И, конечно же, надзор, надзор! Заведенных мною жандармов мало - умница Пестель, - усмехнулся Александр, - пишет в своем проекте, что Россию нужно наводнить конными и пешими жандармами - пятьдесят тысяч жандармов! Сие мудрая, мудрая мысль! А впрочем жаль мне своих пятидесяти тысяч рублей ведь пропьют все на каком-нибудь бамферфлюхтере, и не дадут ни полушки рядовым уланам, и в рваных рейтузах будут ходить они, а оружие, которому минул срок, если военная надобность явится, негодным в бою окажется. Ах, беда-то какая! Ну да мне теперь все равно - пусть братец мой. Николя, когда престол займет, сей вред искореняет. Рука у него твердая".
И ещё об одном обстоятельстве думал Александр с краской стыда на лице: "Именуюсь именем чужим, не тем, что мне при крещении дано было. Грех-то какой! А в лавру приеду, кем тогда представиться архимандриту? Или открыться ему во всем? Нет, страшно - вдруг проговорится кому-нибудь! Так Норовым к нему и войду да упрошу поскорее пострижение совершить, чтобы от чужого имени избавиться, от мирского вообще. Да, назовут меня при постриге Пафнутием каким-нибудь или Никитой, и все забыто будет за стеной монастырской, да за крепкой стеной имени нового. Скорей бы до Киева добраться! И то ещё дурно, что узнавать во мне императора стали. Не пошел бы распространяться тот Шервуд о сходстве заезжего капитана с государем императором - догонят, вернут, уговорят вернуться, а человек я слабый, соглашусь, вот и возвращусь со стыдом, опозоренный - от обязанностей удрать-де захотел, дезертиром заглазно называть станут. Боже, добраться бы поскорей до лавры!"
Так ехал Александр в коляске с поднятым кожаным верхом, не желая любоваться ни прелестными сельскими видами с рощицами, уже облаченными в золото осенней листвы, с холмиками, на которых сказочными великанами стояли ветряные мельницы, с белыми крестьянскими хатками. Все было безразлично Александру, недовольному собой, спешащему поскорее стать другим человеком.
Но однажды из состояния задумчивости вывел его голос Ильи, замедлившего бег тройки и спросившего у кого-то:
- Эй, мужчина, а что за городишка там вона, впереди виднеется?
- Дак то ж Гомель, сыне! - словно удивляясь вопросу, ответил "мужчина", а Илья тут же повернулся к Александру:
- "Ваше высокоблагородие, переночуем в Гомеле аль нет?
Лошади уж заморились, не кормлены, да и вам отдых-то не помешал бы. Три дня едем, на постоялых дворах ночуем, а здеся, по всему видно, гостиница приличная отыщется. Отоспитесь за милую душу.
Александр, уже готовый было провести эту ночь где-нибудь посреди поля, в коляске, укрывшись теплой меховой полстью, хотел уже отдать приказание не останавливаться в городе, но вдруг подумал: "А что? И впрямь пусть лошади отдохнут, да и Илья с Анисимом устали".
- Ладно, ищи гостиницу, да только поприличней.
- Самую лучшую отыщем, вашесыкородие, - по-военнному, вжившись в роль капитанского денщика, ответил Илья и хлестнул по крупу коренника кнутом.
- Но-о, пошли, доходяги!
"Приличную" гостиницу, однако, искали долго. Уже въехав в город, Анисим и Илья долго расспрашивали прохожих, где сыскать такую, чтобы "хорошему барину" было покойно провести ночь, а перед сном получить вкусный ужин. Наконец дали адрес, и скоро тройка остановилась у двухэтажного деревянного дома с высоким крыльцом. Большая вывеска с коряво выведенными буквами подсказала, что Александр скоротает ночь в самом "Париже". Увидев вывеску, Александр усмехнулся и при помощи соскочившего с облучка Анисима сошел на булыжник мостовой.
Он был одет в сюртук, но погоны обер-офицера тут же привлекли внимание гостиничных служителей, облепивших Александра, едва он вошел в зал, как мухи сахарную голову.
- Благодарим, что почтили нас своим присутствием!
- Вы в лучшей гостинице Гомеля! Наисовершеннейшие удобства! И совсем недорого!
- Апартаменты в три покоя с умывальником и отхожим местом!
Служители кланялись со сладкими улыбками на лицах в ожидании щедрых чаевых. Появился и сам хозяин гостиницы в поношенном фраке с затертыми до белизны швами. Тоже кланялся и улыбался. И Александру все это было неприятно видеть, потому что закралась мысль: "А не узнали ли они меня? Неужели перед капитаном так бы лебезили?"
- Я только на одну ночь. Покажите моим людям, куда снести вещи, - с недовольной миной на лице заговорил Александр. - И ужин приготовьте, покуда я умоюсь.
- Все будет сделано в самом лучшем виде, не тревожьтесь! - так и таял хозяин. - Поросенок с хреном? Уха стерляжья? Кулебяка? Водочки подать?
- Да, все годится только всего понемногу.
- Останетесь довольны, господин офицер!
Когда через полчаса Александр спустился в зал, два половых, чуть касаясь его локтей, по-холуйски согнувшись в поясницах, повели его к столу, накрытому, заметил сразу Александр, давно не стиранной скатертью. Ложка, вилка, хоть и серебряные, но потемневшие, не чищенные уже с полгода.
"Ну, а в монастыре-то лучше разве будет? - утешил себя Александр. Оловянными ложками есть буду, а то и деревянными. Готовиться надо..."
Даже не взглянув на гафинчик с водкой, Александр принялся за уху, в которой вместо стерляжьего мяса плавали несколько хрящей, вдобавок к этому уху была пересолена настолько, что, съев всего несколько ложек, Александр отставил тарелку подальше, хоть и подумал между тем: "А в лавре-то на хлебе и квасе сидеть придется".
А поросенка и кулебяку все не несли. Александр, скучая, стал посматривать на сидящих за соседними столами людей - каких-то мелких чиновников, мещан, скверно одетых, бранившихся, кричавших, уже порядком захмелевших, а из соседней комнаты, где, видимо, находился бильярд, вперемешку со стуком шаров, неслось:
- Карамболем бей, карамболем, ослиная твоя башка!
- Да не учи ты меня хрен еловый, а то кием заеду по сусалам, и будет тебе карамболь с карамелем вместе! Вот так, третьего в лузу!
- А и не попал, косорукий черт, не попал! Говорил же, карамболем бить надо! Ну, полезай под стол, да чтоб пять раз из конца в конец прошмыгал!
Проигравший, видно, и впрямь полез под стол, потому что раздалось улюлюканье, стук кулаков по столу и крики:
"Так тебе и надо, ослиной морде! Не станешь больше в благородную игру играть - ишь, мастак выискался!
Александру стало до того противно, муторно, что он уже хотел сказать половому, чтобы еду принесли в его "апартаменты", но тут в зал буквально влетел огромного роста человек в синем долгополом кафтане с длинной, чуть ли не до половину груди бородой. За ним, семеня. поспевал парень в фуражке, тоже в длинном кафтане. Бородатый же, добежав до середины зала, закричал, не обращая внимания на посетителей:
- Гришка! Гришка! Подь сюды скорее! Сам Поликарп Кузьмич по твою лохматую душу явился!
Подбежавшим к нему Гришкой был тот самый хозяин гостиницы, что рекомендовал Александру "апартаменты" с умывальником и отхожим местом. Хозяин замер перед бородатым в подобострастной позе, а человек в синем кафтане притянул его к себе за лацканы фрака и что-то стал шептать ему на ухо. Хозяин согласно кивал, торопливо говоря:
- Согласен, Поликарп Кузьмич, на все согласен, по рукам, по рукам!
А потом бородатый оттолкнул от себя человека во фраке, и тот быстро скрылся за дверью. Поликарп же Кузьмич с достоинством и даже с презрением обвел взглядом сидевших за столами людей и вдруг замер, увидев Александра. Он смотрел на него своими страшными, втиснутыми глубоко внутрь черепа глазами долго, и Александру стало очень неловко. "Узнал!" - подумал он со страхом и отвернулся. Но Поликарп Кузьмич уже шел к его столу, но не стремительной походкой, а едва ли не на цыпочках, чуть согнувшись. Остановившись неподалеку, он низко, в пояс поклонился Александру, украсив свое широкое, смуглое лицо льстивой улыбкой:
- Позволю себе отрекомендоваться - Поликарп Кузьмич Переделкин, купец второй гильдии и заводчик. Зело приятно зреть в столь гадком месте особу, украшенную воинским мундиром. Премного обяжете, ваша милость, ежели позволите присесть хоть на самый краешек стула близ вашего стола.
Александру было неприятно соседство этого человека, но он с любезной улыбкой кивнул:
- Да, да, садитесь.
Когда купец, точно выученный медведь, осторожно опустился на стул, то вкрадчиво, что давалось ему с великим трудом, заговорил:
- Судя по вашей благороднейшей внешности, в гвардии изволите служить?
- Н-нет, в армейском егерском полку, - и добавил хотя сразу же осознал, что совершил ошибку: - Капитан Василий Сергеич Норов.
- Ах-те-те-те! - покачал головой Поликарп Кузьмич. - А по статской линии какое соответствие сему чину имеет быть?
- Титулярный советник, девятый класс. Впрочем, мне скоро выходит майорский чин, а это уж, согласно табели, коллежский асессор, - невольно солгал Александр, потому что что-то подсказало ему - титулярным советником государю быть совсем уж не с руки.
- Ах-те-те-те! - чуть ли не с восторгом воскликнул купец. - Стало быть, потомственный дворянин?
- Разумеется.
Купец сделал плечами какое-то нетерпеливое движение и придвинулся поближе к Александру.
- А позвольте моему невежеству спросить: и именьецем обладаете?
- Есть небольшое, с полтыщи душ в Тамбовской губернии.
- Ах вы, милый мой батюшка! - весь сиял от восторга Поликарп Кузьмич. - С кем довелось за одним столом-то сиживать. Вовек не забуду милости вашей, господин капитан!
"Знал бы ты, борода, с кем сидишь, так и вовсе бы язык отнялся", - не без самодовольства подумал Александр, а "борода" продолжал:
- А не прогневайтесь, сударь милый, за такой вопросец: семейными узами изволите ли быть обременены?
- Нет, не обременен, - ответил Александр, зная, что и "нестоящий" Норов не был женат. К тому же его занимала игра, которую он сам и затеял, а поэтому Александр с улыбкой добавил: - Вот получу майорский чин, тогда и подыщу себе невесту.
Он не заметил, как волна довольства прокатилась по смуглому лицу купца, а Поликарп Кузьмич, указав на отодвинутую в сторону тарелку с недоеденной ухой, спросил:
- Что ж, не пошла в горло-то?
- Не пошла. Вот сижу да жду поросенка и кулебяку.
- До Страшного суда ждать будете, милостивый государь! - с горячностью воскликнул купец. - Да поросенка, если дождетесь, принесут вам душного. Не ведаете разве, куда попали? Одно слово, что "Париж". На самом же деле срамнее места в нашем городишке и не сыщешь. Уморят вас здесь совсем, ибо хозяина здешнего я как облупленного знаю - подлец из подлецов он, прощелыга! А сие ещё мало, если только пронесет опосля их ужина, - уснуть вздумаете, не уснете ни на минуту, ибо клопы да блохи на вас полезут, точно полчища турецкие. Совсем зажрут. Да и это не все, сударь! - И, оглянувшись по сторонам, зашептал: - Нехорошее место, разбойничий вертеп: или зарежут ночью, или ограбят дочисту, по крайней мере. Им бы, татям, только заманить к себе приличного господина, а там - поминай как звали!
Александр не на шутку перепугался. Похоже, Поликарп Кузьмич был осведомлен о порядках, царящих в "Париже", и Александр с тревогой спросил:
- Так что же делать мне? Уезжать отсюда?
- Непременно, непременно уезжать, сударь золотой! - шептал купец, и глаза его под страшно насупленными бровями, казалось, ушли ещё глубже, так что их и вовсе не видно было. - А уезжать, знаю, куда вам надобно, - ко мне, ко мне. Дом у меня большой, каменный, с мезонином. Устрою вас так, как князя светлейшего, на перину положу, на какой, наверно, сам государь император не почивал. А ужином каким угощу! Здесь вы, вижу, водочку пьете, - он щелкнул ногтем по графину, - так скажу, не пейте - моего заводца вино, худое-прехудое. У себя же в дому попотчую вас шампанским, лисбонским, ренским, мадеркой, лафитом - погреб знатный. Не говорю уж о разносолах всяких - язык проглотите. А поразвлекут вас маленько две дщери мои, Феклушка да Аннушка, не девки, а пряники: первая - пряник медовый, вторая имбирный, просто изюм, а не девки. К тому же выпросили у меня, старика, чтоб одевались по самой наиспоследней моде, француза-учителя, шаромыжника, им в дом привел, музыканта, который их на фортепьянах играть учит, да учителя танцев. Вишь, барынями стать захотели, но я не препятствую - пусть себе! А старшая, Фекла, у меня сегодня именинница - тезоименинство у неё с древнего житья святой, первомученицей Феклой. Так что, ежели пожалуете в мой дом, то премногим и их, херувимов моих, обяжете. А завтра, Бог с вами, отправляйтесь в путь-дорогу, а я вам в путь ещё разных-разностей соберу. А все сие говорю лишь потому, что очинно благородных и военных людей привечаю, ибо сам подлого сословия и невежда полный.
Поликарп Кузьмич вдруг, скривившись лицом, вспыхнул и полез в свой глаз, как видно, убирать слезу обиды на судьбу.
"Вот же какой замечательный человек! - подумал Александр. - Да чтобы я без него делал? И точно, отравили бы меня здесь или ограбили б. Народ-то здесь преподозрительнейший. Что ж, погощу у купца. Ни разу в доме купеческом не бывал".
- Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, Поликарп Кузьмич.
Купец, сидевший до этих слов с напряженным, точно окаменевшми лицом, ожидая того, какой ответ дает "сударь милый", подскочил на стуле, азартно хлопнул в ладоши, дотянулся до Александра, облапил его своими огромными ручищами и звонко чмокнул в щеку:
- Ну, ублажили душу старика, милостивый государь! Велите вещи выносить!
Сам же подбежал к стоявшему поодаль юноше в фуражке - наверное, к приказчику - и что-то долго шептал ему на ухо. Тот понятливо кивнул и выбежал из зала. И скоро коляска с Александром уже ехала вслед за бричкой Поликарпа Кузьмича.
Дом купца на самом деле оказался каменным, о двух этажах и с мезонином, правда, строил здание, заметил Александр, архитектор неумелый ни единой детали, ни одного одного украшения не было на лицевом фасаде, а поэтому дом казался похожим на какой-то огромный амбар или дровяной склад. Хозяин помог Александру сойти с коляски, провел его по коридорам, лестницам, прихожим - все без прикрас, без изящной мебели, даже без зеркал. Ввел в большую комнату с очень низким потолком, главным предметом в котором была огромная кровать, и впрямь пышная, с пирамидой положенных одна на другую подушек.
- Здесь и почивать будете, голубь мой любезный, отдохните с дороги, а через часок покличут вас к столу, - сказал купец и, пятясь, скрылся за дверью.
Чемоданы и шкатулка Александра уже были занесены, и он тут же стал готовиться ко встрече с Феклушкой и Аннушкой. Вначале он посчитал необходимым подобрать подарок для именинницы, долго рылся в шкатулке, наконец остановился на серьгах с бриллиантами в обрамлении рубинов. Потом стал переодеваться, чтобы выйти к барышням при всем параде. Мундир немного помялся, но Александр, поморщившись, решил: "И так сойдет, не на придворный же я бал приехал". Опрыскав себя духами и причесав остатки волос, Александр понял, что вполне готов быть представленным купеческим дочерям. А тут за ним и явились, чтобы вести в гостиную.
Он снова долго шел по переходам большого дома вслед за посланным за ним слугой, наконец звуки фортепьяно, фальшивые и неуверенные, подсказали Александру, что он у цели. Слуга отворил дверь, и Александр очутился в большой гостиной, стены которой были увешаны портретами - совершеннейшей мазней, - должно быть, предков и родственников Поликарпа Кузьмича. Он увидел и двух девиц - одна сидела за роялем, а другая рукой оперлась об инструмент. Александру показалось, что девушки нарочно поджидали его, заняв такое положение. Он в некоторой растерянности остановился в дверях, ожидая того, что явится Поликарп Кузьмич и представит его дочерям, но быстро понял, что в этом доме церемонии - вещь излишняя, а поэтому, сделав несколько шагов вперед, поклонился и сказал:
- Имею честь представиться - капитан восемнадцатого егерского полка Василий Сергеич Норов!
- Фекла, - жеманно присела в реверансе девица лет двадцати, богато, но безвкусно одетая, румянощекая и круглолицая.
- Анна, - повторила вслед за сестрой младшая Переделкина то же упражнение. - Папенька нам говорил, что нас почтил свом присутствием какой-то благородный господин...
- Да, очень, очень благородный, - заулыбался Александр, сразу понявший, что с этими девицами-простушками он может принять развязно-благодушный тон. - Но благородный господин к тому ж осведомлен, что госпожа, именуемая Феклой, сегодня именинница, Кто же из двух прелестных созданий будет Феклой?
Старшая зарделась, став ещё красней лицом, и снова присела в неловком реверансе.
- Это буду я, господин капитан.
Александр, страстно любивший женщин, ещё более того любил делать им подарки. Его супруга, возлюбленные, фрейлины, камерфрау ко дню их именин всегда получали из рук государя подарки, часто очень дорогие, и Александр всегда был вознагражден, когда видел на лицах тех, кому он преподносил презенты, искреннюю радость и восторг. Александр Павлович был любезным джентльменом, сам знал о впечатлении, производимым своим галантным поведением на женщин, а поэтому теперь он не хотел расставаться со своей привычкой.
Изящная коробочка с серьгами была извлечена из кармана мундира, и Александр, шагнув к румянощекой Фекле, приподняв крышку, проговорил:
- Сударыня, драгоценнейшая Фекла Поликарповна, я буду счастлив, если вы примете из рук заезжего капитана сей скромный подарок. И да хранит вас Бог.
- Восторг, мигом явиввшийся на лице Феклы, красноречиво свидетельствовал о том, что подарок пришелся по вкусу.
- Батюшки! Василий Сергеич! Да неужто это мне?
- Вам, именно вам, - был польщен произведенным эффектом Александр.
Аннушка, видно, завидуя сестре, раскрыла от изумления рот, а Фекла остолбенело глядела на подарок, выпучив глаза. Вдруг откуда ни возьмись за её спиной возник Поликарп Кузьмич, посмотрел через плечо дочери на серьги и грозно прокричал:
- Кланяйся господину капитану, дура, в ноги, в ноги кланяйся! Тыщ на десять подарок! Кланяйся, говорю!
Он даже пихнул девицу в затылок, и та в пояс поклонилась Александру, которому стало очень неловко, хотя он не попытался удержать девушку, поняв, что таковы были порядки в этом доме. Купец же выхватил из рук дочери коробочку, осторожно опустил её в карман кафтана и, скорчив на лице подобие слащавой улыбки, проговорил, обращаясь к Александру:
- Пущай до времени у меня полежат - чтоб не растеряла да не поломала по дурости своей. Ну, вы тут посидите да покалякайте маленько, а спустя малое время к столу попросим. - И, поклонившись Александру, убежал.
Гостя усадили в удобное кресло, сами девицы сели на стульях напротив, потратив перед этим немало времени на то, чтобы расправить подолы своих пышных платьев. Потом, пожирая Александра глазами, защебетали, перебивая одна другую:
- Ах, Василий Сергеевич, как вам идет ваш мундир! - улыбалась красноликая Фекла. - Эти эполеты, и шарф - все так к лифу!
- А пуговицы-то орленые, сестрица! - восхищалась Анна, маленькая, пухленькая блондинка, курносая и востроглазая. - А шпоры! Как мне нравится, когда они звенят!
- Василь Сергеич, а правда, что некоторые офицеры подвешивают на шпоры бубенцы, и когда идут, то кажется, будто тройка едет!
Александр, совсем не смущаясь от пристальных вглядов девиц, с добродушной улыбкой ответил Фекле: