— Мне бы хотелось знать.
Он неотрывно смотрел на приоткрытое окно. Ему казалось, что он говорит не столько для Маделин, сколько для кого-то находящегося снаружи, чье присутствие ощущалось в доме.
— Вероятно, лучше всего начать издалека, — произнес он, по-прежнему глядя на окно. — Позволь кое о чем тебя спросить. Ты когда-нибудь слышала о… культе ведьм в этих местах?
Молчание.
— Да. Ходили слухи. А что?
— Это касается Виктории Дейли. Вчера доктор Фелл и инспектор Эллиот между делом озвучили некоторые факты; я собрал информацию, позволяющую их истолковать, но мне не хватило ума сопоставить эти факты. Сейчас, кажется, наступило просветление! Ты знала, что после убийства Виктории Дейли обнаружили, что ее тело натерто мазью, состоящей из сока пастернака, аконита, лапчатки, белладонны и сажи?
— Но для чего? При чем тут все эти ужасы?
— Очень даже при чем! Это одна из разновидностей знаменитой мази — ты, наверное, о ней слышала, — которой сатанисты натирались перед тем, как отправляться на шабаш [4]. В ней нет одного из самых страшных ингредиентов — плоти ребенка; но, полагаю, даже для сатанистов есть пределы!
— Брайан!
Чем дальше, тем больше ему казалось, что человек, стоящий за всем этим, все меньше напоминает сатаниста, все больше — обыкновенного убийцу.
— Да, да, это правда. Я кое-что об этом знаю и ума не приложу, почему не вспомнил об этом с самого начала. А теперь я хочу, чтобы ты подумала об очевидных выводах, которые мы можем сделать из всего происшедшего, выводах, которые доктор Фелл и инспектор давно уже сделали. Я не имею в виду увлечение Виктории сатанизмом, может быть поверхностное. Это достаточно ясно и без всяких подсказок.
— Почему?
— Следи за моей мыслью. Она использует эту мазь накануне Праздника урожая, в ночь одного из самых крупных сборищ сатанистов. Она убита в одиннадцать сорок пять, а шабаш начинается в полночь. Ясно, что она натерлась этой мазью за несколько минут до того, как ее настиг убийца. Она убита в своей спальне на цокольном этаже, окно которой широко распахнуто, а ведь именно через окно сатанисты отправлялись — или думали, что отправлялись, — на свои сборища!
Хотя Пейдж не смотрел на Маделин, ему казалось, что она слегка нахмурила лоб. Вздохнув, она произнесла:
— По-моему, я понимаю, к чему ты клонишь, Брайан! Ты сказал «думали, что отправлялись», потому что…
— К этому-то я и клоню! Но, во-первых, какие выводы мы можем сделать о ее убийце? Это самое важное. Бродяга ли убил Викторию Дейли или нет, в этом доме во время убийства или сразу после него находился третий человек!
Маделин вскочила. Он по-прежнему не смотрел на нее, но, тем не менее, чувствовал на себе пристальный взгляд ее больших голубых глаз.
— Почему, Брайан? Я ничего не понимаю!
— Из-за состава мази. Ты представляешь, как может действовать это снадобье?
— Очень приблизительно. Расскажи мне.
— За шестьсот лет, — продолжал он, — накопилось множество свидетельств людей, утверждавших, что они посещали шабаши ведьм и видели Сатану. Когда читаешь их, больше всего впечатляет абсолютная искренность и подробные детали. Эти люди описывали то, чего на самом деле не могло быть. Мы не можем отрицать того факта, что культ Сатаны действительно существовал и представлял собой мощную силу со Средних веков до семнадцатого столетия. Организация и управление у сатанистов были не менее сильными, чем у самой церкви. Но откуда эти фантастические полеты по воздуху, эти чудеса и призраки, эти демоны и привидения, эти злые и добрые духи? Такой практический ум, как мой, не может принять все это за чистую монету, однако их существование подтверждается многими людьми, которые не были сумасшедшими, не были истериками и которых никто не пытал. Что же заставляет людей верить в это?
Маделин спокойно констатировала:
— Ахонит и белладонна, или красавка.
Они посмотрели друг на друга.
— Я считаю, что это и есть объяснение, — сказал он, по-прежнему не отрывая глаз от окна. — Некоторые полагают, и, думаю, не без оснований, что в большинстве случаев «ведьма» никогда не покидала своего дома или даже своей комнаты. Ей казалось, что она присутствует на шабаше в роще. Ей казалось, что с помощью магии она попадает к оскверненному алтарю и находит там любовника-демона. Она это видела, потому что главными ингредиентами мази были аконит и белладонна. Ты что-нибудь знаешь о действии таких ядов, втираемых в кожу?
— У моего отца была книга «Судебная медицина», — ответила Маделин. — Я интересовалась…
— Белладонна, проникая через поры кожи и под ногти, быстро вызывает возбуждение, безумные галлюцинации и бред, а, в конце концов, человек теряет сознание. Добавь к этим симптомам вызванные аконитом умственное расстройство, тошноту, замедление движений, нерегулярное сердцебиение и, наконец, беспамятство. Ум, погрязший в изучении сатанинских пирушек (а на столике у постели Виктории Дейли лежала книга, посвященная им), дорисует все остальное. Да, это так. Полагаю, теперь мы знаем, каким образом она «посещала шабаши ведьм» накануне Праздника урожая.
Маделин провела пальцами по краю стола, дико посмотрела на него и кивнула:
— Д-да. Но даже если предположить, что так все и было, Брайан, как это доказывает, что в тот вечер, когда она умерла, в доме был кто-то третий? Я имею в виду, кроме Виктории и бродяги, убившего ее?
— Ты помнишь, как она была одета, когда нашли тело?
— Конечно. Ночная рубашка, халат и домашние тапочки.
— Да. Когда нашли тело. В том-то все и дело. Аккуратная, новая ночная рубашка, не говоря уже о шикарном халате, поверх липкой, масляной мази цвета сажи? Явная несуразица! Халат для шабаша? Костюм для шабаша, если он вообще был, состоял из самых простых лохмотьев, чтобы они не мешали движению и проникновению мази в кожу. Неужели ты не понимаешь, что произошло? В одиноком, темном доме женщина то впадала в бред, то теряла сознание. Бедный бродяга, увидев дом на отшибе с открытым окном, решил, что там найдется чем поживиться. Встретила же его возбужденная женщина, кричавшая в бреду; должно быть, он принял ее за привидение, готовое напасть на него. От страха он потерял голову и убил ее. Виктория, умастив себя мазью и вызвав состояние транса, никогда не надела бы ночную рубашку, халат и тапочки. Убийца тем более не стал бы наряжать свою жертву, потому что на крики прибежали фермер, а потом полицейский и вспугнули его. Но в темном доме еще кое-кто был. Виктория Дейли лежала мертвая, вымазанная этой дрянью и в жутковатом костюме, который вызвал бы ужасный скандал. Какой-то мудрец, может быть, догадался, что произошло. Чтобы предотвратить сплетни вокруг гибели Виктории, этот третий пробрался в спальню прежде, чем обнаружили тело. Помнишь? Двое, услышавшие крики, увидели убийцу, убегающего через окно, и бросились в погоню; они вернулись лишь спустя некоторое время. Именно за этот промежуток некто снял «ведьмовскую» одежду Виктории и для пристойности одел ее в ночную рубашку, халат и тапочки. Вот так. Так было дело. Так это произошло на самом деле.
Его сердце билось учащенно. Образы, так долго ютившиеся в подсознании, стали настолько ясны, что не осталось сомнений в том, что он прав. Он кивнул Маделин:
— Ты знаешь, что это правда, не так ли?
— Брайан! Откуда мне это знать?
— Нет, нет, ты не так меня поняла. Я имею в виду, что ты так же уверена, как я, правда? Эллиот все время работал над этой версией.
Она долго молчала, потом ответила:
— Да, — она вздохнула, — я так думаю. Во всяком случае, я так думала до сегодняшнего вечера. Но намеки доктора Фелла, казалось, никак не согласовываются с моими идеями — и я ему об этом сказала. Кроме того, это, кажется, не согласовывается и с тем, что думают они. Помнишь, он вчера заявил, что в этих местах не было никакого культа ведьм?
— А его и не было.
— Но ты же только что объяснил…
— Я объяснил, что делал один человек. Один, и только один. Вспомни, вчера доктор Фелл говорил: «Все — от душевной жестокости до убийства — дело рук одного человека». И еще: «Скажу вам честно, сатанизм — это сложное дело, сравнимое с интеллектуальными развлечениями, изобретенными человеком». Вдумайся в эти слова, примени к нашей ситуации. Душевная жестокость, плюс интеллектуальное развлечение, плюс смерть Виктории Дейли, плюс неопределенные слухи о колдовстве среди — как это говорил Эллиот? — местного дворянства. Интересно, что побудило этого человека взяться за дело? Просто скука? Неудовлетворенность жизнью, виной которой была невозможность проявить себя на ином поприще? Или склонность к мистике, унаследованная от родителей и действующая на уровне подсознания?
— Так за что же здесь можно ухватиться? — воскликнула Маделин. — Я все время стараюсь понять это. За что нам ухватиться?
Вдруг за ее спиной раздался удар по стеклу, а потом леденящий сердце скрежет. Маделин вскрикнула. От удара полуоткрытая створка окна почти захлопнулась и, задребезжав, стукнула по раме. Пейдж похолодел. Звуки оркестра по-прежнему заполняли комнату. Он подошел к окну и открыл его.
Глава 18
Он неотрывно смотрел на приоткрытое окно. Ему казалось, что он говорит не столько для Маделин, сколько для кого-то находящегося снаружи, чье присутствие ощущалось в доме.
— Вероятно, лучше всего начать издалека, — произнес он, по-прежнему глядя на окно. — Позволь кое о чем тебя спросить. Ты когда-нибудь слышала о… культе ведьм в этих местах?
Молчание.
— Да. Ходили слухи. А что?
— Это касается Виктории Дейли. Вчера доктор Фелл и инспектор Эллиот между делом озвучили некоторые факты; я собрал информацию, позволяющую их истолковать, но мне не хватило ума сопоставить эти факты. Сейчас, кажется, наступило просветление! Ты знала, что после убийства Виктории Дейли обнаружили, что ее тело натерто мазью, состоящей из сока пастернака, аконита, лапчатки, белладонны и сажи?
— Но для чего? При чем тут все эти ужасы?
— Очень даже при чем! Это одна из разновидностей знаменитой мази — ты, наверное, о ней слышала, — которой сатанисты натирались перед тем, как отправляться на шабаш [4]. В ней нет одного из самых страшных ингредиентов — плоти ребенка; но, полагаю, даже для сатанистов есть пределы!
— Брайан!
Чем дальше, тем больше ему казалось, что человек, стоящий за всем этим, все меньше напоминает сатаниста, все больше — обыкновенного убийцу.
— Да, да, это правда. Я кое-что об этом знаю и ума не приложу, почему не вспомнил об этом с самого начала. А теперь я хочу, чтобы ты подумала об очевидных выводах, которые мы можем сделать из всего происшедшего, выводах, которые доктор Фелл и инспектор давно уже сделали. Я не имею в виду увлечение Виктории сатанизмом, может быть поверхностное. Это достаточно ясно и без всяких подсказок.
— Почему?
— Следи за моей мыслью. Она использует эту мазь накануне Праздника урожая, в ночь одного из самых крупных сборищ сатанистов. Она убита в одиннадцать сорок пять, а шабаш начинается в полночь. Ясно, что она натерлась этой мазью за несколько минут до того, как ее настиг убийца. Она убита в своей спальне на цокольном этаже, окно которой широко распахнуто, а ведь именно через окно сатанисты отправлялись — или думали, что отправлялись, — на свои сборища!
Хотя Пейдж не смотрел на Маделин, ему казалось, что она слегка нахмурила лоб. Вздохнув, она произнесла:
— По-моему, я понимаю, к чему ты клонишь, Брайан! Ты сказал «думали, что отправлялись», потому что…
— К этому-то я и клоню! Но, во-первых, какие выводы мы можем сделать о ее убийце? Это самое важное. Бродяга ли убил Викторию Дейли или нет, в этом доме во время убийства или сразу после него находился третий человек!
Маделин вскочила. Он по-прежнему не смотрел на нее, но, тем не менее, чувствовал на себе пристальный взгляд ее больших голубых глаз.
— Почему, Брайан? Я ничего не понимаю!
— Из-за состава мази. Ты представляешь, как может действовать это снадобье?
— Очень приблизительно. Расскажи мне.
— За шестьсот лет, — продолжал он, — накопилось множество свидетельств людей, утверждавших, что они посещали шабаши ведьм и видели Сатану. Когда читаешь их, больше всего впечатляет абсолютная искренность и подробные детали. Эти люди описывали то, чего на самом деле не могло быть. Мы не можем отрицать того факта, что культ Сатаны действительно существовал и представлял собой мощную силу со Средних веков до семнадцатого столетия. Организация и управление у сатанистов были не менее сильными, чем у самой церкви. Но откуда эти фантастические полеты по воздуху, эти чудеса и призраки, эти демоны и привидения, эти злые и добрые духи? Такой практический ум, как мой, не может принять все это за чистую монету, однако их существование подтверждается многими людьми, которые не были сумасшедшими, не были истериками и которых никто не пытал. Что же заставляет людей верить в это?
Маделин спокойно констатировала:
— Ахонит и белладонна, или красавка.
Они посмотрели друг на друга.
— Я считаю, что это и есть объяснение, — сказал он, по-прежнему не отрывая глаз от окна. — Некоторые полагают, и, думаю, не без оснований, что в большинстве случаев «ведьма» никогда не покидала своего дома или даже своей комнаты. Ей казалось, что она присутствует на шабаше в роще. Ей казалось, что с помощью магии она попадает к оскверненному алтарю и находит там любовника-демона. Она это видела, потому что главными ингредиентами мази были аконит и белладонна. Ты что-нибудь знаешь о действии таких ядов, втираемых в кожу?
— У моего отца была книга «Судебная медицина», — ответила Маделин. — Я интересовалась…
— Белладонна, проникая через поры кожи и под ногти, быстро вызывает возбуждение, безумные галлюцинации и бред, а, в конце концов, человек теряет сознание. Добавь к этим симптомам вызванные аконитом умственное расстройство, тошноту, замедление движений, нерегулярное сердцебиение и, наконец, беспамятство. Ум, погрязший в изучении сатанинских пирушек (а на столике у постели Виктории Дейли лежала книга, посвященная им), дорисует все остальное. Да, это так. Полагаю, теперь мы знаем, каким образом она «посещала шабаши ведьм» накануне Праздника урожая.
Маделин провела пальцами по краю стола, дико посмотрела на него и кивнула:
— Д-да. Но даже если предположить, что так все и было, Брайан, как это доказывает, что в тот вечер, когда она умерла, в доме был кто-то третий? Я имею в виду, кроме Виктории и бродяги, убившего ее?
— Ты помнишь, как она была одета, когда нашли тело?
— Конечно. Ночная рубашка, халат и домашние тапочки.
— Да. Когда нашли тело. В том-то все и дело. Аккуратная, новая ночная рубашка, не говоря уже о шикарном халате, поверх липкой, масляной мази цвета сажи? Явная несуразица! Халат для шабаша? Костюм для шабаша, если он вообще был, состоял из самых простых лохмотьев, чтобы они не мешали движению и проникновению мази в кожу. Неужели ты не понимаешь, что произошло? В одиноком, темном доме женщина то впадала в бред, то теряла сознание. Бедный бродяга, увидев дом на отшибе с открытым окном, решил, что там найдется чем поживиться. Встретила же его возбужденная женщина, кричавшая в бреду; должно быть, он принял ее за привидение, готовое напасть на него. От страха он потерял голову и убил ее. Виктория, умастив себя мазью и вызвав состояние транса, никогда не надела бы ночную рубашку, халат и тапочки. Убийца тем более не стал бы наряжать свою жертву, потому что на крики прибежали фермер, а потом полицейский и вспугнули его. Но в темном доме еще кое-кто был. Виктория Дейли лежала мертвая, вымазанная этой дрянью и в жутковатом костюме, который вызвал бы ужасный скандал. Какой-то мудрец, может быть, догадался, что произошло. Чтобы предотвратить сплетни вокруг гибели Виктории, этот третий пробрался в спальню прежде, чем обнаружили тело. Помнишь? Двое, услышавшие крики, увидели убийцу, убегающего через окно, и бросились в погоню; они вернулись лишь спустя некоторое время. Именно за этот промежуток некто снял «ведьмовскую» одежду Виктории и для пристойности одел ее в ночную рубашку, халат и тапочки. Вот так. Так было дело. Так это произошло на самом деле.
Его сердце билось учащенно. Образы, так долго ютившиеся в подсознании, стали настолько ясны, что не осталось сомнений в том, что он прав. Он кивнул Маделин:
— Ты знаешь, что это правда, не так ли?
— Брайан! Откуда мне это знать?
— Нет, нет, ты не так меня поняла. Я имею в виду, что ты так же уверена, как я, правда? Эллиот все время работал над этой версией.
Она долго молчала, потом ответила:
— Да, — она вздохнула, — я так думаю. Во всяком случае, я так думала до сегодняшнего вечера. Но намеки доктора Фелла, казалось, никак не согласовываются с моими идеями — и я ему об этом сказала. Кроме того, это, кажется, не согласовывается и с тем, что думают они. Помнишь, он вчера заявил, что в этих местах не было никакого культа ведьм?
— А его и не было.
— Но ты же только что объяснил…
— Я объяснил, что делал один человек. Один, и только один. Вспомни, вчера доктор Фелл говорил: «Все — от душевной жестокости до убийства — дело рук одного человека». И еще: «Скажу вам честно, сатанизм — это сложное дело, сравнимое с интеллектуальными развлечениями, изобретенными человеком». Вдумайся в эти слова, примени к нашей ситуации. Душевная жестокость, плюс интеллектуальное развлечение, плюс смерть Виктории Дейли, плюс неопределенные слухи о колдовстве среди — как это говорил Эллиот? — местного дворянства. Интересно, что побудило этого человека взяться за дело? Просто скука? Неудовлетворенность жизнью, виной которой была невозможность проявить себя на ином поприще? Или склонность к мистике, унаследованная от родителей и действующая на уровне подсознания?
— Так за что же здесь можно ухватиться? — воскликнула Маделин. — Я все время стараюсь понять это. За что нам ухватиться?
Вдруг за ее спиной раздался удар по стеклу, а потом леденящий сердце скрежет. Маделин вскрикнула. От удара полуоткрытая створка окна почти захлопнулась и, задребезжав, стукнула по раме. Пейдж похолодел. Звуки оркестра по-прежнему заполняли комнату. Он подошел к окну и открыл его.
Глава 18
Доктор Фелл с Эллиотом на поезд не попали. Дело в том, что, когда они добрались в «Фарнли-Клоуз», им доложили, что Бетти Харботтл проснулась и может побеседовать с ними.
Пока они шли по фруктовому саду и лесу, говорили мало. Непосвященному слушателю их слова показались бы загадочными. Но они имели непосредственное отношение к событиям, которые должны были произойти лишь через час-другой, когда самый коварный убийца из всех, с кем пришлось столкнуться доктору Феллу, — так он сейчас думал, — попадется в расставленную ловушку.
В лесу было безлюдно и темно. Освещенные призрачным светом луны, листья деревьев сплетались в тяжелые узоры. Фонарь Эллиота бросал зеленые пятна на голую земляную тропинку. В темноте раздавались два голоса: пронзительный тенор Эллиота и хриплый бас доктора Фелла.
— Сэр, как вы думаете, мы хоть приближаемся к тому, чтобы получить доказательства?
— Думаю, да. Надеюсь. Если я правильно понял характер одного человека, он предоставит нам все доказательства!
— И вы думаете, что ваша ловушка сработает?
— Хм-м… Если она сделает свое дело… Я соорудил ее из палок и камней, лохмотьев и костей, но она должна сослужить нам службу!
— Вы считаете, там, — Эллиот тряхнул головой в сторону дома Маделин, — опасно?
Возникла пауза. В темноте слышались только их шаги да шелест папоротника.
— Черт возьми, я бы тоже хотел это знать! Хотя думаю, вряд ли ей что-то грозит. Посмотрим, что за человек наш убийца. Хитрая бестия, почти такой же бездушный, как старая кукла, при ангельской, благопристойной внешности. Но подчеркиваю: не сказочный монстр, стремящийся все усыпать трупами! Совсем не монстр. Обыкновенный убийца, приятель. Когда я думаю, сколько людей, по всем законам прогрессирующего насилия, могли быть убиты в этом деле, я начинаю покрываться гусиной кожей. Известны случаи, когда убийца, совершив первое преступление и оставшись непойманным, сходил с ума и начинал уничтожать всех подряд. Это все равно, что вынимать оливки из бутылки: с первой возникают большие трудности, зато остальные сами выкатываются на стол. Никто, кажется, не обращает на это внимания. Этот убийца — человек, друг мой. Я, как вы понимаете, не хвалю убийцу за спортивную сдержанность и хорошие манеры, за то, что он не стал дальше убивать людей. Но, господи, Эллиот, сколько людей с самого начала были в опасности! Бетти Харботтл могла быть убита! Одна известная нам леди могла быть убита! За безопасность одного человека я опасался с самого начала. Но все они невредимы. Что это? Его упущения или что-то другое?
Они молча спустились с холма и вышли из леса. В «Фарнли-Клоуз» горело всего несколько огоньков. Они прошли часть сада, обогнули то место, где было совершено убийство, и оказались у передней двери. Их приветливо встретил Ноулз.
— Леди Фарнли удалилась к себе, сэр, — доложил он. — Но доктор Кинг просил меня передать, что вы, господа, если хотите, можете подняться к нему наверх…
— Бетти Харботтл?… — остановил его Эллиот.
— Да, сэр. Думаю, что так.
Когда они поднимались наверх и шли по тускло освещенному коридору мимо Зеленой комнаты к спальне, где лежала девушка, Эллиот посвистывал сквозь зубы. Прежде чем они вошли в спальню, доктор Кинг задержал их на пороге.
— Послушайте, господа, — резко произнес он. — Пять минут, может быть, десять, не больше! Я хочу вас предупредить. Она сейчас спокойна и разговорчива, словно речь идет о поездке в автобусе. Но не заблуждайтесь. Это реакция после морфия. Вы найдете ее наблюдательной и сообразительной — любопытство всегда было основной чертой Бетти, — но не утомляйте ее слишком многочисленными предположениями и вопросами. Это понятно? Ну хорошо. Идемте.
Когда они вошли, миссис Аппс, домоправительница, тотчас же удалилась. Спальня была большой, довольно невзрачной комнатой, освещенной старомодными подсвечниками, переделанными в электрические лампы с круглыми стеклянными абажурами. На стенах висели большие старинные фотографии Фарнли в рамках, а на туалетном столике располагался целый зверинец фарфоровых животных. На крепкой черной квадратной кровати лежала Бетти и смотрела на них с робким интересом.
Такие лица, как у нее, с коротко остриженными волосами, называют «живыми». Бледность и немного впалые глаза были единственными признаками болезни. Она, казалось, обрадовалась посетителям, и единственным, кто смущал ее, был доктор Кинг. Ее руки медленно разглаживали стеганое одеяло.
Доктор Фелл с сияющей улыбкой поглядел на нее. От его присутствия в комнате стало спокойнее.
— Здравствуйте, — поздоровался он.
— Здравствуйте, сэр, — как можно приветливее ответила Бетти.
— Вы знаете, кто вы, моя дорогая? И почему вы здесь?
— О да! Вы хотите, чтобы я вам рассказала, что со мной случилось?
— А вы можете?
— Не возражаю, — согласилась она.
Девушка уставилась на спинку кровати. Доктор Кинг снял часы и положил их на туалетный столик.
— Ну… я, право, не знаю, что вам и сказать. Я поднялась на чердак, чтобы взять яблоко… — Бетти, казалось, вдруг передумала и пошевелилась на постели. — Нет, я не поднималась! — проговорила она.
— Не поднимались?
— Я поднималась не за яблоком. Когда я поправлюсь, моя сестра заберет меня отсюда (а еще у меня будет отпуск в Гастингсе), поэтому я вам скажу. Я поднималась не за яблоком. Я часто поднималась, чтобы попытаться разглядеть, что там находится в запертом чулане.
В ее тоне вовсе не слышалось вызова: она была для этого слишком обессилена; она просто говорила правду, словно находилась под влиянием не морфия, а скорее скополамина.
Доктор Фелл поморщился:
— Но почему вас заинтересовал запертый чулан?
— О, о нем все знают, сэр! Кто-то туда наведывался!
— Наведывался?
— Да, сидел там со светом. На крыше есть маленькое слуховое оконце. По вечерам, если вы находитесь недалеко от дома, а в чулане горит свет, его можно заметить. В доме все знают об этом, хотя делают вид, что мы ничего не знаем! Об этом знает даже мисс Дейн! Однажды вечером я относила посылочку мисс Дейн от сэра Джона. Обратно мне надо было возвращаться по Ханджинг-Чарт. Вот мисс Дейн и спросила меня, не страшно ли мне одной идти по лесу в такой темноте. Я сказала, что нет, ведь мне светит окно на крыше! Я, конечно, пошутила, потому что окно выходит на юг, а тропинка через Ханджинг-Чарт подходит к «Фарнли-Клоуз» с севера. Мисс Дейн засмеялась, обняла меня за плечи и спросила: «Бетти, вы единственная, кто видел свет в этом окне?» Я ответила, что его видели все — ведь мы и правда видели! Всех очень интересовала эта машина, похожая на граммофон, — эта кукла!
Наступила пауза.
— И кто же бывал в этом чулане?
— Ну, большей частью, говорят, сэр Джон. Агнес видела, как он однажды спускался с чердака, весь потный, а в руке держал что-то вроде кнута. Я сказала: «Ты бы тоже вспотела, если бы хоть немного посидела в этом чулане за закрытой дверью». Но Агнес ответила, что по его виду не скажешь, что он очень напуган.
— Хорошо, моя дорогая, а не скажете ли вы нам, что же вчера произошло? А?
Доктор Кинг резко вмешался:
— Две минуты, друзья мои!
Бетти удивилась.
— Ладно, — ответила она. — Я поднялась туда за яблоком. Но на этот раз, проходя мимо двери чулана, я заметила, что висячий замок не заперт. Он свободно висел на скобе. Дверь была закрыта, но чем-то, зажатым между дверью и косяком.
— Как же вы поступили?
— Я пошла и взяла яблоко. Потом вернулась, посмотрела на дверь и съела яблоко. Потом сходила в яблочную комнату еще за одним яблоком, и тут мне пришла мысль: хорошо бы, в конце концов, узнать, что находится в чулане. Но мне хотелось этого не так сильно, как обычно.
— Почему?
— Потому что там что-то шумело, или мне так показалось. Так дребезжат дедушкины часы, когда их заводишь; но звук был не очень громким.
— Вы помните, который тогда был час, Бетти?
— Нет, сэр. Не совсем. Это было после часу, может быть, четверть второго или чуть позже.
— И что вы тогда сделали?
— Я долго колебалась, хотела отказаться от своей затеи, но все-таки открыла дверь. Ее придерживала перчатка, заткнутая между дверью и косяком!
— Перчатка мужская или женская?
— Мужская. Она была или вымазана в масле, или пахла маслом. Она упала на пол. Я вошла и увидела старую куклу, стоящую боком ко мне. Мне не хотелось рассматривать ее, да и видно было не очень хорошо. Но стоило мне войти, как дверь тихонько захлопнулась, кто-то набросил на дверь цепь, и я услышала, как снаружи закрывается висячий замок! Так я оказалась запертой в чулане.
— Осторожно! — резко сказал врач, взяв со стола часы.
Бетти вертела край стеганого одеяла. Доктор Фелл и инспектор глядели друг на друга; красное лицо доктора было суровым и мрачным.
— Но — вы в порядке, Бетти? — кто там был? Кто был в этом маленьком чулане?
— Никого. Никого, кроме старой куклы. Вообще никого.
— Вы в этом уверены?
— О да.
— И что же вы сделали?
— Я ничего не сделала. Я боялась звать на помощь и просить меня освободить. Я боялась, что меня уволят. Было не совсем темно. Я стояла и ничего не делала — ну, может быть, четверть часа. И никто ничего не делал — я имею в виду куклу. Наконец я решила подойти к двери, но не смогла, потому что ее руки обхватили меня.
Если бы в этот момент пепел сигары упал в пепельницу, доктор Фелл клянется, что это было бы слышно. Эллиот слышал собственное дыхание через ноздри. Он спросил:
— Она шевелилась, Бетти? Кукла шевелилась?
— Да, сэр. Она шевелила руками. Они двигались не быстро, и еще… туловище тоже, оно слегка наклонилось в мою сторону, при этом слышался тихий скрежет. Но я не испугалась. Я, казалось, не чувствовала ничего, потому что простояла там с полчаса. Вот чего я испугалась, так это ее глаз! Глаза у нее были не на том месте. Представляете, глаза старой куклы были на юбке, где-то у колен, и они смотрели прямо на меня! Я видела, как они моргают. Но даже они не так уж меня поразили. Я не закричала. Но больше я ничего не помню: я, должно быть, упала в обморок или что-то вроде этого; потом оказалась за дверью, — продолжила Бетти, совершенно не изменив ни выражения лица, ни тона; она лишь взглянула в сторону двери. — Я бы хотела поспать, — жалобно добавила девушка.
Доктор Кинг бесшумно выругался.
— Все, хватит! — сказал он. — Уходите! Да, с ней все будет в порядке, но… уходите!
— Конечно, — согласился Эллиот, посмотрев на закрытые глаза Бетти. — Думаю, нам действительно лучше уйти.
Они вышли, виновато и тихо, доктор Кинг бесшумно закрыл за ними дверь.
— Надеюсь, — пробормотал он, — этот бессвязный бред вам поможет.
По-прежнему молча, доктор Фелл и инспектор прошли втемную Зеленую комнату. Она была обставлена как кабинет, в тяжелом античном стиле; в прямоугольные окна проникал свет луны. Они подошли к ним.
— Кажется, все проясняется, сэр? Даже без… ловушек на дознании?
— Да. Все становится ясно.
— Тогда нам надо отправиться в город и…
— Нет, — возразил доктор Фелл после долгой паузы. — Не вижу в этом необходимости. Полагаю, сейчас нам следует провести эксперимент. Надо ковать железо, пока горячо. Смотрите!
В темноте внизу светлыми, четкими линиями обозначались контуры сада. Перед их взорами простирался лабиринт кустарниковых изгородей, прорезанных беловатыми тропинками; видно было пространство вокруг пруда и белые точки водяных лилий. Но не это привлекло их внимание. Кто-то нес предмет, узнаваемый даже при этом свете, он проскользнул под окнами библиотеки и завернул за южный угол дома.
Доктор Фелл выдохнул. С трудом пробравшись по комнате к центральной люстре, он включил свет и повернулся к Эллиоту, тряхнув капюшоном.
— Психологически все верно, — сардонически заметил он инспектору, — сегодня та самая ночь. Нам пора, приятель! Действовать нужно быстро, или мы потеряем свое преимущество. Прошу вас, соберите всех. Я хотел бы сделать некоторые объяснения относительно того, как мог быть убит человек, когда он стоял один на песчаной полосе; а потом хорошо бы помолиться, чтобы святой Николай упокоил его душу. А?
Их прервал негромкий кашель Ноулза, бесшумно вошедшего в комнату.
— Прошу прощения, сэр, — обратился он к доктору Феллу. — Здесь мистер Марри, и он хочет увидеться с вами, господа. Он говорит, что давно ждет вас.
— Он нас ждет? — со свирепой любезностью осведомился доктор Фелл, просияв и тряхнув капюшоном. — Он сказал, что ему от нас надо?
Ноулз колебался:
— Нет, сэр. Это… — Он снова запнулся. — Он говорит, что его что-то беспокоит, сэр. Он также хочет видеть мистера Барроуза. И что касается…
— Говорите, приятель! Не тяните!
— Могу ли я спросить, сэр, получила ли мисс Дейн куклу?
Инспектор Эллиот резко развернулся:
— Получила ли мисс Дейн куклу? Какую куклу? О чем это вы?
— Вы знаете, сэр, — ответил Ноулз с виноватым выражением лица, которое, будь оно менее вкрадчиво, могло бы показаться злобным, — сегодня позвонила мисс Дейн и попросила вечером прислать куклу. Меня… меня удивила эта странная просьба, но мисс Дейн объяснила, что к ней вечером приедет джентльмен, эксперт по автоматам, и она хочет, чтобы он взглянул на нее.
— Так, — без всякой интонации протянул доктор Фелл. — Она хочет, чтобы он на нее взглянул…
— Да, сэр. Макнил, наш садовник, починил колесо, и я отослал куклу на телеге. Макнил и Парсонз сказали, что дома у мисс Дейн они никого не застали и оставили куклу в угольном сарае. Потом… сюда пришел мистер Барроуз и с досадой сообщил, что она пропала. Он тоже знает этого джентльмена, эксперта по автоматам.
— Как популярна становится ведьма в старости, — прогрохотал доктор Фелл со свистом, который мог выражать удовольствие, а мог и не выражать. — Как замечательно окончить свои дни среди толпы поклонников! Черт возьми, как это забавно! Превосходная женщина, с благородными намерениями, с желанием всех утешать и всеми командовать! Холодные веки, скрывающие, как драгоценный камень, суровый взгляд, который иногда становится мягким, — да! — Он замолчал. — Мистер Марри тоже интересуется куклой?
— Нет, сэр. Во всяком случае, я не знаю об этом.
— Жаль. Что ж, встретимся с ним в библиотеке. Он там чувствует себя как дома. Один из нас тотчас же спустится к нему. Ну и что вы, — обратился он к Эллиоту, когда Ноулз вышел, — думаете об этом?
Эллиот потер подбородок.
— Не знаю. Но, кажется, это не согласуется с тем, что мы знаем. Во всяком случае, неплохо бы нам как можно скорее вернуться в «Монплезир».
— Полностью с вами согласен!
— Здесь должен быть Бертон с машиной. Если он здесь, я доеду до «Монплезира» за три минуты. Если нет…
Бертона в «Фарнли-Клоуз» не было. Эллиот не знал, помешала ли ему какая-нибудь поломка в пути, или ночью он просто ехал медленнее обычного. Взять машину из гаража Фарнли Эллиот не мог: гараж был заперт. Плюнув на все, Эллиот отправился в «Монплезир» по уже знакомой тропинке. Последнее, что он видел, прежде чем углубиться в темный сад, была фигура доктора Фелла, спускавшегося по главной лестнице, он тяжело опирался на свою палку-костыль. Такого лица у доктора Фелла Эллиот никогда не видел.
Инспектор Эллиот уговаривал себя, что причин для спешки нет, однако, поднявшись на вершину холма, он понял, что идет слишком быстро. Ему не особенно нравились эти места. Он размышлял о том, что все они стали жертвами, пусть не такими уж легковерными, череды изощренных обманов, которых стоило бояться не более, чем закопченной маски двуликого Януса на чердаке. Обман в лучшем случае неприятен, в худшем — убийственен, но это всего лишь обман!
Ускорив шаг, он успевал рыскать по сторонам лучом своего фонаря. В нем шевельнулось нечто, рожденное его плотью и кровью. Он с детства подыскивал термин для определения своего теперешнего состояния и нашел его! Этот термин был «звериное чутье»!
Он не ждал, что в доме Маделин что-то произойдет, и был почти уверен, что его услуги не потребуются.
Эллиот был уже на опушке леса, когда услышал выстрел.
Пока они шли по фруктовому саду и лесу, говорили мало. Непосвященному слушателю их слова показались бы загадочными. Но они имели непосредственное отношение к событиям, которые должны были произойти лишь через час-другой, когда самый коварный убийца из всех, с кем пришлось столкнуться доктору Феллу, — так он сейчас думал, — попадется в расставленную ловушку.
В лесу было безлюдно и темно. Освещенные призрачным светом луны, листья деревьев сплетались в тяжелые узоры. Фонарь Эллиота бросал зеленые пятна на голую земляную тропинку. В темноте раздавались два голоса: пронзительный тенор Эллиота и хриплый бас доктора Фелла.
— Сэр, как вы думаете, мы хоть приближаемся к тому, чтобы получить доказательства?
— Думаю, да. Надеюсь. Если я правильно понял характер одного человека, он предоставит нам все доказательства!
— И вы думаете, что ваша ловушка сработает?
— Хм-м… Если она сделает свое дело… Я соорудил ее из палок и камней, лохмотьев и костей, но она должна сослужить нам службу!
— Вы считаете, там, — Эллиот тряхнул головой в сторону дома Маделин, — опасно?
Возникла пауза. В темноте слышались только их шаги да шелест папоротника.
— Черт возьми, я бы тоже хотел это знать! Хотя думаю, вряд ли ей что-то грозит. Посмотрим, что за человек наш убийца. Хитрая бестия, почти такой же бездушный, как старая кукла, при ангельской, благопристойной внешности. Но подчеркиваю: не сказочный монстр, стремящийся все усыпать трупами! Совсем не монстр. Обыкновенный убийца, приятель. Когда я думаю, сколько людей, по всем законам прогрессирующего насилия, могли быть убиты в этом деле, я начинаю покрываться гусиной кожей. Известны случаи, когда убийца, совершив первое преступление и оставшись непойманным, сходил с ума и начинал уничтожать всех подряд. Это все равно, что вынимать оливки из бутылки: с первой возникают большие трудности, зато остальные сами выкатываются на стол. Никто, кажется, не обращает на это внимания. Этот убийца — человек, друг мой. Я, как вы понимаете, не хвалю убийцу за спортивную сдержанность и хорошие манеры, за то, что он не стал дальше убивать людей. Но, господи, Эллиот, сколько людей с самого начала были в опасности! Бетти Харботтл могла быть убита! Одна известная нам леди могла быть убита! За безопасность одного человека я опасался с самого начала. Но все они невредимы. Что это? Его упущения или что-то другое?
Они молча спустились с холма и вышли из леса. В «Фарнли-Клоуз» горело всего несколько огоньков. Они прошли часть сада, обогнули то место, где было совершено убийство, и оказались у передней двери. Их приветливо встретил Ноулз.
— Леди Фарнли удалилась к себе, сэр, — доложил он. — Но доктор Кинг просил меня передать, что вы, господа, если хотите, можете подняться к нему наверх…
— Бетти Харботтл?… — остановил его Эллиот.
— Да, сэр. Думаю, что так.
Когда они поднимались наверх и шли по тускло освещенному коридору мимо Зеленой комнаты к спальне, где лежала девушка, Эллиот посвистывал сквозь зубы. Прежде чем они вошли в спальню, доктор Кинг задержал их на пороге.
— Послушайте, господа, — резко произнес он. — Пять минут, может быть, десять, не больше! Я хочу вас предупредить. Она сейчас спокойна и разговорчива, словно речь идет о поездке в автобусе. Но не заблуждайтесь. Это реакция после морфия. Вы найдете ее наблюдательной и сообразительной — любопытство всегда было основной чертой Бетти, — но не утомляйте ее слишком многочисленными предположениями и вопросами. Это понятно? Ну хорошо. Идемте.
Когда они вошли, миссис Аппс, домоправительница, тотчас же удалилась. Спальня была большой, довольно невзрачной комнатой, освещенной старомодными подсвечниками, переделанными в электрические лампы с круглыми стеклянными абажурами. На стенах висели большие старинные фотографии Фарнли в рамках, а на туалетном столике располагался целый зверинец фарфоровых животных. На крепкой черной квадратной кровати лежала Бетти и смотрела на них с робким интересом.
Такие лица, как у нее, с коротко остриженными волосами, называют «живыми». Бледность и немного впалые глаза были единственными признаками болезни. Она, казалось, обрадовалась посетителям, и единственным, кто смущал ее, был доктор Кинг. Ее руки медленно разглаживали стеганое одеяло.
Доктор Фелл с сияющей улыбкой поглядел на нее. От его присутствия в комнате стало спокойнее.
— Здравствуйте, — поздоровался он.
— Здравствуйте, сэр, — как можно приветливее ответила Бетти.
— Вы знаете, кто вы, моя дорогая? И почему вы здесь?
— О да! Вы хотите, чтобы я вам рассказала, что со мной случилось?
— А вы можете?
— Не возражаю, — согласилась она.
Девушка уставилась на спинку кровати. Доктор Кинг снял часы и положил их на туалетный столик.
— Ну… я, право, не знаю, что вам и сказать. Я поднялась на чердак, чтобы взять яблоко… — Бетти, казалось, вдруг передумала и пошевелилась на постели. — Нет, я не поднималась! — проговорила она.
— Не поднимались?
— Я поднималась не за яблоком. Когда я поправлюсь, моя сестра заберет меня отсюда (а еще у меня будет отпуск в Гастингсе), поэтому я вам скажу. Я поднималась не за яблоком. Я часто поднималась, чтобы попытаться разглядеть, что там находится в запертом чулане.
В ее тоне вовсе не слышалось вызова: она была для этого слишком обессилена; она просто говорила правду, словно находилась под влиянием не морфия, а скорее скополамина.
Доктор Фелл поморщился:
— Но почему вас заинтересовал запертый чулан?
— О, о нем все знают, сэр! Кто-то туда наведывался!
— Наведывался?
— Да, сидел там со светом. На крыше есть маленькое слуховое оконце. По вечерам, если вы находитесь недалеко от дома, а в чулане горит свет, его можно заметить. В доме все знают об этом, хотя делают вид, что мы ничего не знаем! Об этом знает даже мисс Дейн! Однажды вечером я относила посылочку мисс Дейн от сэра Джона. Обратно мне надо было возвращаться по Ханджинг-Чарт. Вот мисс Дейн и спросила меня, не страшно ли мне одной идти по лесу в такой темноте. Я сказала, что нет, ведь мне светит окно на крыше! Я, конечно, пошутила, потому что окно выходит на юг, а тропинка через Ханджинг-Чарт подходит к «Фарнли-Клоуз» с севера. Мисс Дейн засмеялась, обняла меня за плечи и спросила: «Бетти, вы единственная, кто видел свет в этом окне?» Я ответила, что его видели все — ведь мы и правда видели! Всех очень интересовала эта машина, похожая на граммофон, — эта кукла!
Наступила пауза.
— И кто же бывал в этом чулане?
— Ну, большей частью, говорят, сэр Джон. Агнес видела, как он однажды спускался с чердака, весь потный, а в руке держал что-то вроде кнута. Я сказала: «Ты бы тоже вспотела, если бы хоть немного посидела в этом чулане за закрытой дверью». Но Агнес ответила, что по его виду не скажешь, что он очень напуган.
— Хорошо, моя дорогая, а не скажете ли вы нам, что же вчера произошло? А?
Доктор Кинг резко вмешался:
— Две минуты, друзья мои!
Бетти удивилась.
— Ладно, — ответила она. — Я поднялась туда за яблоком. Но на этот раз, проходя мимо двери чулана, я заметила, что висячий замок не заперт. Он свободно висел на скобе. Дверь была закрыта, но чем-то, зажатым между дверью и косяком.
— Как же вы поступили?
— Я пошла и взяла яблоко. Потом вернулась, посмотрела на дверь и съела яблоко. Потом сходила в яблочную комнату еще за одним яблоком, и тут мне пришла мысль: хорошо бы, в конце концов, узнать, что находится в чулане. Но мне хотелось этого не так сильно, как обычно.
— Почему?
— Потому что там что-то шумело, или мне так показалось. Так дребезжат дедушкины часы, когда их заводишь; но звук был не очень громким.
— Вы помните, который тогда был час, Бетти?
— Нет, сэр. Не совсем. Это было после часу, может быть, четверть второго или чуть позже.
— И что вы тогда сделали?
— Я долго колебалась, хотела отказаться от своей затеи, но все-таки открыла дверь. Ее придерживала перчатка, заткнутая между дверью и косяком!
— Перчатка мужская или женская?
— Мужская. Она была или вымазана в масле, или пахла маслом. Она упала на пол. Я вошла и увидела старую куклу, стоящую боком ко мне. Мне не хотелось рассматривать ее, да и видно было не очень хорошо. Но стоило мне войти, как дверь тихонько захлопнулась, кто-то набросил на дверь цепь, и я услышала, как снаружи закрывается висячий замок! Так я оказалась запертой в чулане.
— Осторожно! — резко сказал врач, взяв со стола часы.
Бетти вертела край стеганого одеяла. Доктор Фелл и инспектор глядели друг на друга; красное лицо доктора было суровым и мрачным.
— Но — вы в порядке, Бетти? — кто там был? Кто был в этом маленьком чулане?
— Никого. Никого, кроме старой куклы. Вообще никого.
— Вы в этом уверены?
— О да.
— И что же вы сделали?
— Я ничего не сделала. Я боялась звать на помощь и просить меня освободить. Я боялась, что меня уволят. Было не совсем темно. Я стояла и ничего не делала — ну, может быть, четверть часа. И никто ничего не делал — я имею в виду куклу. Наконец я решила подойти к двери, но не смогла, потому что ее руки обхватили меня.
Если бы в этот момент пепел сигары упал в пепельницу, доктор Фелл клянется, что это было бы слышно. Эллиот слышал собственное дыхание через ноздри. Он спросил:
— Она шевелилась, Бетти? Кукла шевелилась?
— Да, сэр. Она шевелила руками. Они двигались не быстро, и еще… туловище тоже, оно слегка наклонилось в мою сторону, при этом слышался тихий скрежет. Но я не испугалась. Я, казалось, не чувствовала ничего, потому что простояла там с полчаса. Вот чего я испугалась, так это ее глаз! Глаза у нее были не на том месте. Представляете, глаза старой куклы были на юбке, где-то у колен, и они смотрели прямо на меня! Я видела, как они моргают. Но даже они не так уж меня поразили. Я не закричала. Но больше я ничего не помню: я, должно быть, упала в обморок или что-то вроде этого; потом оказалась за дверью, — продолжила Бетти, совершенно не изменив ни выражения лица, ни тона; она лишь взглянула в сторону двери. — Я бы хотела поспать, — жалобно добавила девушка.
Доктор Кинг бесшумно выругался.
— Все, хватит! — сказал он. — Уходите! Да, с ней все будет в порядке, но… уходите!
— Конечно, — согласился Эллиот, посмотрев на закрытые глаза Бетти. — Думаю, нам действительно лучше уйти.
Они вышли, виновато и тихо, доктор Кинг бесшумно закрыл за ними дверь.
— Надеюсь, — пробормотал он, — этот бессвязный бред вам поможет.
По-прежнему молча, доктор Фелл и инспектор прошли втемную Зеленую комнату. Она была обставлена как кабинет, в тяжелом античном стиле; в прямоугольные окна проникал свет луны. Они подошли к ним.
— Кажется, все проясняется, сэр? Даже без… ловушек на дознании?
— Да. Все становится ясно.
— Тогда нам надо отправиться в город и…
— Нет, — возразил доктор Фелл после долгой паузы. — Не вижу в этом необходимости. Полагаю, сейчас нам следует провести эксперимент. Надо ковать железо, пока горячо. Смотрите!
В темноте внизу светлыми, четкими линиями обозначались контуры сада. Перед их взорами простирался лабиринт кустарниковых изгородей, прорезанных беловатыми тропинками; видно было пространство вокруг пруда и белые точки водяных лилий. Но не это привлекло их внимание. Кто-то нес предмет, узнаваемый даже при этом свете, он проскользнул под окнами библиотеки и завернул за южный угол дома.
Доктор Фелл выдохнул. С трудом пробравшись по комнате к центральной люстре, он включил свет и повернулся к Эллиоту, тряхнув капюшоном.
— Психологически все верно, — сардонически заметил он инспектору, — сегодня та самая ночь. Нам пора, приятель! Действовать нужно быстро, или мы потеряем свое преимущество. Прошу вас, соберите всех. Я хотел бы сделать некоторые объяснения относительно того, как мог быть убит человек, когда он стоял один на песчаной полосе; а потом хорошо бы помолиться, чтобы святой Николай упокоил его душу. А?
Их прервал негромкий кашель Ноулза, бесшумно вошедшего в комнату.
— Прошу прощения, сэр, — обратился он к доктору Феллу. — Здесь мистер Марри, и он хочет увидеться с вами, господа. Он говорит, что давно ждет вас.
— Он нас ждет? — со свирепой любезностью осведомился доктор Фелл, просияв и тряхнув капюшоном. — Он сказал, что ему от нас надо?
Ноулз колебался:
— Нет, сэр. Это… — Он снова запнулся. — Он говорит, что его что-то беспокоит, сэр. Он также хочет видеть мистера Барроуза. И что касается…
— Говорите, приятель! Не тяните!
— Могу ли я спросить, сэр, получила ли мисс Дейн куклу?
Инспектор Эллиот резко развернулся:
— Получила ли мисс Дейн куклу? Какую куклу? О чем это вы?
— Вы знаете, сэр, — ответил Ноулз с виноватым выражением лица, которое, будь оно менее вкрадчиво, могло бы показаться злобным, — сегодня позвонила мисс Дейн и попросила вечером прислать куклу. Меня… меня удивила эта странная просьба, но мисс Дейн объяснила, что к ней вечером приедет джентльмен, эксперт по автоматам, и она хочет, чтобы он взглянул на нее.
— Так, — без всякой интонации протянул доктор Фелл. — Она хочет, чтобы он на нее взглянул…
— Да, сэр. Макнил, наш садовник, починил колесо, и я отослал куклу на телеге. Макнил и Парсонз сказали, что дома у мисс Дейн они никого не застали и оставили куклу в угольном сарае. Потом… сюда пришел мистер Барроуз и с досадой сообщил, что она пропала. Он тоже знает этого джентльмена, эксперта по автоматам.
— Как популярна становится ведьма в старости, — прогрохотал доктор Фелл со свистом, который мог выражать удовольствие, а мог и не выражать. — Как замечательно окончить свои дни среди толпы поклонников! Черт возьми, как это забавно! Превосходная женщина, с благородными намерениями, с желанием всех утешать и всеми командовать! Холодные веки, скрывающие, как драгоценный камень, суровый взгляд, который иногда становится мягким, — да! — Он замолчал. — Мистер Марри тоже интересуется куклой?
— Нет, сэр. Во всяком случае, я не знаю об этом.
— Жаль. Что ж, встретимся с ним в библиотеке. Он там чувствует себя как дома. Один из нас тотчас же спустится к нему. Ну и что вы, — обратился он к Эллиоту, когда Ноулз вышел, — думаете об этом?
Эллиот потер подбородок.
— Не знаю. Но, кажется, это не согласуется с тем, что мы знаем. Во всяком случае, неплохо бы нам как можно скорее вернуться в «Монплезир».
— Полностью с вами согласен!
— Здесь должен быть Бертон с машиной. Если он здесь, я доеду до «Монплезира» за три минуты. Если нет…
Бертона в «Фарнли-Клоуз» не было. Эллиот не знал, помешала ли ему какая-нибудь поломка в пути, или ночью он просто ехал медленнее обычного. Взять машину из гаража Фарнли Эллиот не мог: гараж был заперт. Плюнув на все, Эллиот отправился в «Монплезир» по уже знакомой тропинке. Последнее, что он видел, прежде чем углубиться в темный сад, была фигура доктора Фелла, спускавшегося по главной лестнице, он тяжело опирался на свою палку-костыль. Такого лица у доктора Фелла Эллиот никогда не видел.
Инспектор Эллиот уговаривал себя, что причин для спешки нет, однако, поднявшись на вершину холма, он понял, что идет слишком быстро. Ему не особенно нравились эти места. Он размышлял о том, что все они стали жертвами, пусть не такими уж легковерными, череды изощренных обманов, которых стоило бояться не более, чем закопченной маски двуликого Януса на чердаке. Обман в лучшем случае неприятен, в худшем — убийственен, но это всего лишь обман!
Ускорив шаг, он успевал рыскать по сторонам лучом своего фонаря. В нем шевельнулось нечто, рожденное его плотью и кровью. Он с детства подыскивал термин для определения своего теперешнего состояния и нашел его! Этот термин был «звериное чутье»!
Он не ждал, что в доме Маделин что-то произойдет, и был почти уверен, что его услуги не потребуются.
Эллиот был уже на опушке леса, когда услышал выстрел.