При взгляде на нож всех охватило чувство неловкости. Инспектор Эллиот выпрямился:
— Где вы это нашли?
— Он был глубоко воткнут в густой кустарник, сэр, — сказал сержант Бертон, прищурившись, чтобы оценить расстояние, — примерно футах в десяти от пруда с лилиями.
— В каком направлении от пруда?
— Влево, если стоять спиной к дому. К этой высокой изгороди, которая служит южной границей. Немного ближе к дому, чем к пруду с лилиями. Видите ли, сэр, — осторожно объяснил сержант, — мне повезло, что я его нашел. Мы могли бы искать месяц, но так и не найти его. Чтобы отыскать его, нужно было бы срезать весь кустарник. Этот тис очень плотный и густой. Это все из-за дождя. Я случайно провел рукой по плоской верхушке кустарника; просто так, ничего не имея в виду, понимаете ли; я просто раздумывал, где искать. Кустарник был мокрый, и я коснулся рукой чего-то красно-коричневого. Это была кровь, оставленная ножом на подстриженной поверхности кустарника, когда он падал вниз. Кусты не повреждены. Я просунул руку внутрь. Кустарник, как видите, защитил улику от дождя.
— Вы полагаете, кто-то сунул нож в кустарник?
Сержант Бертон задумался.
— Да, наверное, так. Я думаю. Его воткнули прямо вниз. Или же… это хороший, настоящий нож, сэр. Лезвие такое же тяжелое, как и рукоятка. Если кто-то его выбросил или подбросил в воздух, он должен был упасть лезвием вниз и точно так же пройти насквозь.
Взгляд сержанта Бертона ничего не выражал. Доктор Фелл, погруженный в какие-то неясные размышления, вскинул голову, упрямо выпятив большую верхнюю губу.
— Хм, — произнес он. — Выбросили? Вы хотите сказать, после самоубийства нож отшвырнули?
Слегка пошевелив головой, Бертон ничего не ответил.
— Это тот нож, который нам нужен, — заявил инспектор Эллиот. — Мне не понравились две или три рваные раны у этого малого. Они больше напоминали следы избиения или разрывы. Но посмотрите сюда! Посмотрите на зазубрины на этом лезвии. Не я буду, если они не подойдут! Что скажете?
— О мисс Дейн и старом мистере Ноулзе, сэр?
— Да, попросите их прийти сюда. Хорошо поработали, сержант, очень хорошо. Пойдите посмотрите, нет ли для меня каких-нибудь новостей от врача.
Доктор Фелл и инспектор начали спорить о чем-то, а Пейдж взял из коридора зонт и отправился за Маделин.
Ни дождь, ни снег не могли повлиять на аккуратность Маделин или нарушить ее хорошее настроение. На ней была прозрачная водонепроницаемая накидка с капюшоном — создавалось впечатление, будто она завернута в целлофан. Ее волосы слегка вились над ушами; лицо у нее было бледным, но здоровым, нос и рот чуть широковатыми, глаза немного удлиненными; но чем больше вы смотрели на нее, тем больше пленяла ее красота. Похоже, она вовсе не хотела, чтобы ее заметили; она скорее была из породы прирожденных слушателей. Темно-синие глаза и глубокий, искренний взгляд довершали портрет. Хотя Маделин обладала хорошей фигурой — Пейдж всегда проклинал себя за то, что любовался ее фигурой, — она казалась очень хрупкой. Маделин оперлась о его руку и неуверенно улыбнулась, а он любезно помог ей выйти из машины и подставил зонт.
— Я очень рада, что это происходит в вашем доме, — тихо произнесла она. — Так почему-то легче. Но я действительно не знала, как поступить, и нашла лучшим выходом привезти его сюда.
Она оглянулась на тучного Ноулза, выходящего из машины. Ноулз даже в дождь не расставался со своим котелком и сейчас вперевалку пробирался по грязи.
Пейдж проводил Маделин в кабинет и торжественно представил. Он хотел похвастаться ею перед доктором Феллом. Разумеется, реакция доктора была самой что ни на есть ожидаемой. Он смотрел на нее так, что казалось, будто вот-вот отлетят несколько пуговок на его жилете; у него загорелись глаза, скрытые пенсне; доктор поднялся с довольным смешком и сам взял у нее накидку, когда она села.
Инспектор Эллиот был в высшей степени оживлен и вежлив. Он вел себя как продавец за прилавком.
— Да, мисс Дейн? Что я могу для вас сделать?
Маделин посмотрела на свои сцепленные руки и, нахмурившись, огляделась, пока ее простодушный взгляд не встретился с глазами инспектора.
— Видите ли, это очень трудно объяснить, — сказала она. — Я попробую… Кто-то должен это сделать после ужасного события, происшедшего вчера вечером. Однако я не хочу, чтобы Ноулз попал в неприятную ситуацию. Он не должен, мистер Эллиот…
— Если вас что-то беспокоит, мисс Дейн, расскажите мне все, — оживленно прервал ее Эллиот, — и никто не попадет в неприятную ситуацию.
Она с благодарностью взглянула на него:
— Тогда, вероятно… Ноулз, лучше вы расскажите сами! Все, что рассказали мне.
— Эх-хе-хе, — усмехнулся доктор Фелл. — Садитесь, приятель!
— Нет, сэр, спасибо. Я…
— Сядьте! — прогремел доктор Фелл.
Испугавшись, что доктор толкнет его, а это казалось неизбежным, Ноулз подчинился. Он был честным человеком, иногда до глупости честным. У него было одно из тех лиц, которые в моменты душевного стресса становятся прозрачно-розовыми; казалось, что оно просвечивает, как яичная скорлупа. Он сел на край кресла и стал вертеть в руках свой котелок. Доктор Фелл предложил ему сигару, но он отказался.
— Интересно, сэр, я могу говорить откровенно?
— Именно это я бы вам и посоветовал, — сухо ответил Эллиот. — Итак?
— Разумеется, сэр, я понимаю, что должен был сразу же все рассказать леди Фарнли. Но я не мог. Если честно, я не мог заставить себя сделать это. Видите ли, именно она помогла мне попасть в «Фарнли-Клоуз» после смерти полковника Мардейла. Думаю, я могу вам сказать, что отношусь к ней лучше, чем к кому бы то ни было. Честное слово, — добавил Ноулз, внезапно поддавшись сентиментальности, — она же была мисс Молли, дочерью доктора из Саттон-Чарт. Я знал…
Эллиот нетерпеливо прервал его:
— Да, это нам известно. Но о чем же вы хотели рассказать нам?
— О покойном сэре Джоне Фарнли, сэр, — сказал Ноулз. — Он покончил с собой. Я это видел.
Затяжное молчание прерывалось только стуком капель утихающего дождя. Тишина стояла такая, что Пейдж услышал шуршание своего рукава, когда оглянулся, чтобы посмотреть, спрятан ли запачканный складной нож; он не хотел, чтобы его увидела Маделин. К счастью, его накрыли газетами. Инспектор Эллиот, оставив напускную мягкость, неотрывно смотрел на дворецкого. Доктор Фелл издавал какие-то слабые, невнятные звуки: не то жужжание, не то свист сквозь сжатые зубы — он любил иногда насвистывать мелодию «Aupres de ma blonde» [2]. Выглядел он полусонным.
— Вы… видели… как он это сделал?
— Да, сэр. Я мог бы рассказать вам об этом сегодня утром, только вы меня не спрашивали; и, честно говоря, я не уверен, что рассказал бы вам даже тогда. А дело было так. Вчера вечером я стоял у окна Зеленой комнаты, находящейся как раз над библиотекой. Окно выходит в сад, где все и случилось. Я видел все.
Это правда, вспомнил Пейдж. Когда они с Барроузом подбежали к пруду, чтобы посмотреть на тело, он заметил Ноулза, высунувшегося из окна комнаты над библиотекой.
— Какое у меня зрение, вам всякий скажет, — с жаром произнес Ноулз, и даже его ботинки возбужденно скрипнули. — Мне семьдесят четыре года, а я могу прочесть номер мотоцикла на расстоянии шестидесяти ярдов. Выходя в сад, я вижу даже надпись на почтовом ящике, а она сделана маленькими буквами… — Он смутился.
— Вы видели, как сэр Джон перерезал себе горло?
— Да, сэр. Почти видел.
— Почти? Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал, сэр. Я не видел точно, как он… ну, вы знаете… потому что он стоял ко мне спиной. Но я видел, как он поднял руки. И возле него не было ни одной живой души. Помните, я сказал, что смотрел в сад прямо на него? Я видел всю круглую открытую поляну около пруда и песчаную полосу между прудом и ближайшим кустарником шириной в добрых пять футов. Никто не мог подойти к нему так, чтобы я этого не заметил. Он был один на этом открытом пространстве, как на духу говорю!
Со стороны сонного доктора Фелла донесся монотонный свист.
— "Tous les oiseaux du monde, — бормотал доктор, — viennent у faire leurs nids" [3]… — Вдруг он спросил: — А зачем сэру Джону нужно было кончать с собой?
Ноулз взял себя в руки:
— Потому что он не был сэром Джоном Фарнли, сэр! Другой джентльмен — сэр Джон Фарнли. Я это понял, как только увидел его вчера вечером.
Инспектор Эллиот оставался бесстрастным:
— Почему вы так говорите?
— Трудно объяснить вам так, чтобы вы поняли, сэр, — пожаловался Ноулз, впервые в жизни проявив бестактность. — Мне семьдесят четыре года. Когда в 1912 году юный мистер Джонни уехал в Америку, я был уже далеко не молод. Видите ли, для стариков, вроде меня, люди помоложе почти не меняются. Они всегда кажутся теми же — пятнадцать им лет, тридцать или сорок пять. Бог с вами, разве я бы мог не узнать настоящего мистера Джонни, увидев его? Послушайте! — воскликнул Ноулз, опять забывшись и подняв палец. — Я не говорю, что, когда покойный джентльмен появился здесь и сказал, что он сэр Джон, я сразу заметил подмену. Нет. Вовсе нет! Я подумал: «Что ж, он изменился; он жил в Америке, а после этого людей никогда не узнаешь, это так естественно, а я постарел». Поэтому я никогда по-настоящему не подозревал, что это не мой хозяин, хотя, должен признать, иногда он говорил такое, что…
— Но…
— Вы скажете, — продолжил Ноулз с забавной и подкупающей серьезностью, — что в старину я не работал в «Фарнли-Клоуз»! Это правда. Я работаю здесь только десять лет, с тех пор как мисс Молли попросила покойного сэра Дадли оказать мне эту честь. Но когда я служил у полковника Мардейла, юный мистер Джонни проводил много времени в большом фруктовом саду между домами полковника и майора…
— Майора?
— Майора Дейна, сэр, отца мисс Маделин; они с полковником были большими друзьями. Так вот, юный мистер Джонни любил этот сад и лес за ним. Этот сад, знаете ли, расположен рядом с Ханджинг-Чарт. Мистер Джонни воображал себя волшебником, средневековым рыцарем и не знаю кем еще; но кое-что мне вовсе не нравилось. Во всяком случае, вчера вечером, еще до того, как новый джентльмен принялся спрашивать меня о кроликах и всем прочем, я понял, что он-то и есть настоящий мистер Джонни. И он понял, что я его узнал. Вот почему он попросил позвать меня. Но что я мог сказать?
Пейдж прекрасно помнил этот разговор. Но он помнил и другое; он спрашивал себя, догадался ли об этом и Эллиот? Он бросил взгляд на Маделин.
Инспектор Эллиот открыл свою записную книжку:
— Значит, он покончил с собой? Так?
— Да, сэр.
— Вы видели, каким оружием он воспользовался?
— Боюсь, не очень хорошо.
— Я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне все, что видели. Например, вы говорите, что были в Зеленой комнате, когда это произошло. Когда и почему вы туда пошли?
Ноулз заметно смутился:
— Думаю, сэр, это было за две-три минуты до происшествия…
— Девять двадцать семь или девять двадцать восемь? Так когда же? — спросил инспектор Эллиот, питавший болезненную страсть к точности.
— Не могу сказать, сэр. Я не веду счет времени. Что-то вроде этого. Я был в коридоре рядом со столовой, на тот случай, если понадоблюсь, хотя в столовой никого, кроме мистера Уэлкина, не было. Затем мистер Натаниэль Барроуз вышел из гостиной и спросил меня, где можно найти электрический фонарь. Я сказал, что, по-моему, фонарь есть в Зеленой комнате наверху, которую покойный… джентльмен использовал под кабинет, и пошел наверх, чтобы принести его. А потом я узнал, — Ноулз понимал, что дает показания, о чем красноречиво свидетельствовала его манера говорить, — что мистер Барроуз нашел его в одном из ящиков стола в холле… но я не знал, что он был там.
— Продолжайте.
— Я поднялся и вошел в Зеленую комнату…
— Вы зажгли свет?
— Нет, — ответил несколько возбужденный Ноулз, — не сразу. В комнате нет настенного выключателя. Свет включается выключателем, свисающим с люстры. Стол, на котором я предполагал найти фонарик, стоит между окнами. Я подошел к нему и по дороге выглянул в окно.
— В какое окно?
— Правое, выходящее в сад.
— Окно было открыто?
— Да, сэр. Так оно и было. Вы, должно быть, заметили, что вдоль стены библиотеки растут деревья. Они подрезаны так, чтобы не заслонять вид из окон верхнего этажа. Потолки в большинстве комнат около восемнадцати футов высотой, за исключением комнат нового крыла, немного смахивающего на кукольный домик. Вот деревья и подрезали так, чтобы они были немного ниже окон Зеленой комнаты. Она и называется Зеленой, потому что из ее окон вы видите верхушки деревьев. Теперь вы понимаете, что я смотрел на сад сверху.
Ноулз встал с кресла и показал, как он высунулся из окна. Эта поза, по-видимому, была для него болезненной, но он был настроен настолько решительно, что, превозмогая боль, сохранял положение.
— Вот, видите, так я и стоял! Свет из библиотеки освещал зеленые листья. — Он показал рукой. — А дальше идет сад с кустарниковой изгородью и тропинкой, а в центре — пруд. Освещение в саду неплохое, сэр. Я всегда видел, как они играли в теннис. Потом появился сэр Джон, или джентльмен, назвавшийся этим именем, и остановился, держа руки в карманах.
Тут Ноулзу пришлось прекратить спектакль и сесть.
— Это все, — сказал он, отдуваясь.
— Все? — переспросил инспектор Эллиот.
— Да, сэр.
Удивленный, Эллиот уставился на него:
— Но что произошло дальше, приятель?
— Только это. Мне показалось, что внизу, в деревьях, кто-то зашевелился, и я посмотрел туда. Когда я снова поднял взгляд…
— Вы хотите сказать, — спокойно и осторожно произнес Эллиот, — что не видели, что произошло потом?
— Нет, сэр. Я видел, как он упал в пруд.
— И все?
— Понимаете, сэр, никто бы не успел трижды перерезать ему горло и убежать! Этого не могло быть. Он все время был один — и до и после. Поэтому я думаю, что он покончил с собой!
— Чем же он при этом воспользовался?
— По-моему, каким-то ножом.
— По-вашему! Вы видели нож?
— Не совсем… нет.
— Вы видели у него в руках нож?
— Не совсем. Слишком далеко, чтобы я мог разглядеть, сэр, — ответил Ноулз; вспомнив, что у него есть свое место в этом мире, он с достоинством выпрямился. — Я хочу дать вам правдивое, насколько это возможно, описание того, что я видел!
— И что же он потом сделал с ножом? Выкинул? Что стало с ножом?
— Я не заметил, сэр. Честно, не заметил! Я смотрел только на него, и мне кажется, что-то происходило прямо перед его лицом.
— Он мог выбросить нож?
— Наверное, мог. Не знаю.
— Вы бы увидели, если бы он его выбросил?
Ноулз долго думал.
— Это бы зависело от размера ножа. Летучих мышей я могу разглядеть. А иногда, сэр, не видишь и теннисного мяча, пока…
Он был очень старым человеком. Его лицо погрустнело, и сначала все подумали, что он заплачет. Но он снова заговорил с достоинством:
— Простите, сэр. Если вы мне не верите, можно мне идти?
— Ах, черт возьми, я не хотел вас обидеть! — воскликнул Эллиот с юношеской непринужденностью, и уши у него слегка покраснели.
Маделин Дейн, за все время не сказавшая ни слова, смотрела на него с чуть заметной улыбкой.
— Еще один вопрос, — непреклонно продолжал Эллиот. — Если вы хорошо видели весь сад, видели ли вы еще кого-нибудь в момент… нападения?
— В то время, когда это произошло, сэр? Нет. Сразу после этого, правда, я зажег свет в Зеленой комнате, но к этому времени в саду уже собралось несколько человек. Но до того… во время… простите, сэр… да, кто-то был! — Ноулз поднял палец и нахмурился. — Там кто-то был, когда это произошло. Я его видел! Вы помните, я сказал, что слышал шевеление в деревьях за окнами библиотеки?
— Да, и что же?
— Я посмотрел вниз. Это отвлекло мое внимание. Там был джентльмен, он глядел в окна библиотеки. Я видел ясно; ведь ветви деревьев, конечно, не достают до окон, и маленькая полоска между деревьями и окнами была освещена. Он стоял и смотрел в библиотеку.
— Кто это был?
— Новый джентльмен, сэр. Настоящий мистер Джонни, которого я знал. Тот, который сейчас называет себя мистером Патриком Гором.
Воцарилось молчание. Эллиот очень осторожно положил ручку и взглянул на доктора Фелла. Доктор не шевельнулся; если бы не блеснул его маленький, полуоткрытый глаз, могло бы показаться, что он спит.
— Я правильно понял? — спросил Эллиот. — Вы видели, как во время нападения — самоубийства, убийства, или как еще это назвать, — мистер Патрик Гор стоял под окнами библиотеки?
— Да, сэр. Он стоял слева, на южной стороне. Поэтому я и разглядел его лицо.
— Вы можете в этом поклясться?
— Да, сэр, конечно, — сказал Ноулз, широко открыв глаза.
— Вы слышали какие-нибудь звуки борьбы, всплески, падение и тому подобное?
— Да, сэр.
Эллиот сдержанно кивнул и снова перелистал записную книжку.
— Я бы хотел прочесть вам часть показаний мистера Гора, касающуюся событий этого времени. Слушайте. «Я прогуливался. Сначала курил на лужайке перед домом. Затем прошел на южную сторону дома, в этот сад. Я не слышал никаких звуков, кроме всплеска, да и то очень слабо. По-моему, я его услышал, когда обходил вокруг дома». Далее он рассказывает, что пошел по боковой тропинке вдоль южной границы. Итак, вы говорите, что, когда раздался всплеск, он стоял внизу и смотрел в окно библиотеки. Его показания этому противоречат.
— Я не могу изменить его показания, сэр, — беспомощно ответил Ноулз. — Простите, но не могу. Он делал именно то, что я сказал.
— Но что он предпринял после того, как вы увидели, что сэр Джон упал в пруд?
— Не могу сказать. Я тогда смотрел в сторону пруда.
Эллиот колебался, он что-то пробормотал себе под нос и посмотрел на доктора Фелла:
— Вы хотите еще что-нибудь спросить, доктор?
— Да, — сказал доктор Фелл. Он встряхнулся и с сияющей улыбкой взглянул на Маделин, которая улыбнулась ему в ответ. Затем, приняв вид человека, любящего истину, столь же приветливо посмотрел на Ноулза. — Ваш рассказ вызывает несколько мучительных вопросов, дружище! Например, если Патрик Гор и есть настоящий наследник, вопрос заключается в том, кто и зачем украл «Дактилограф»? Но займемся сначала другим досадным вопросом: самоубийство или убийство? — Доктор Фелл подумал. — Сэр Джон Фарнли — я хочу сказать, покойный — был правшой, не так ли?
— Правшой? Да, сэр.
— У вас создалось впечатление, что он держал нож именно в правой руке, когда он стоял там?
— О да, сэр.
— Хм… так. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне, что он делал руками после своего странного падения в пруд. Забудьте о ноже. Допустим, нож вы разглядеть не смогли. Расскажите только, что он делал руками.
— Он приложил их к горлу, сэр, — вот так, — сказал Ноулз, показав на себе. — Потом он пошевелился, а потом поднял их над головой и выбросил в стороны — вот так. — Ноулз широко раскинул руки. — Сразу после этого он бросился в пруд и начал там корчиться.
— Он не скрестил руки? Он просто поднял их и отбросил в разные стороны? Так?
— Именно так, сэр.
Доктор Фелл взял со стола свою трость с набалдашником из черного дерева и поднялся. С трудом подойдя к столу, он взял прикрытый газетой предмет, развернул его и показал Ноулзу запачканный кровью складной нож.
— Дело вот в чем, — начал он. — Если Фарнли держал нож в правой руке — так должно было быть при самоубийстве — и не делал никаких жестов, только широко раскинул руки, — даже если он помогал себе левой рукой, правая рука все равно сжимала нож крепче, — то в это время нож вылетел у него из правой руки. Превосходно! Но объяснит ли кто-нибудь, как этот нож мог полностью изменить свою траекторию в воздухе, пролететь над прудом и упасть в кусты футах в десяти слева? И все это, заметьте, после того, как тот, кто его кинул, нанес себе три смертельные раны? Не сходится, знаете ли! — Очевидно забыв, что он держит газету с неприятным предметом почти под носом Маделин, доктор Фелл неодобрительно посмотрел на нее. Потом он взглянул на дворецкого. — С другой стороны, как мы можем сомневаться в зрении этого малого? Он говорит, что Фарнли у пруда был один; и его словам можно найти подтверждение. Натаниэль Барроуз склонен согласиться, что покойный был один. Леди Фарнли, выбежав на балкон сразу же после всплеска, никого не увидела ни возле пруда, ни поблизости. Нам придется сделать выбор. С одной стороны, происшествие выглядит абсурдным самоубийством; но, с другой стороны, к несчастью, это может быть более чем продуманное убийство. Может быть, кто-нибудь соизволит высказать хоть какие-то соображения?
Глава 9
— Где вы это нашли?
— Он был глубоко воткнут в густой кустарник, сэр, — сказал сержант Бертон, прищурившись, чтобы оценить расстояние, — примерно футах в десяти от пруда с лилиями.
— В каком направлении от пруда?
— Влево, если стоять спиной к дому. К этой высокой изгороди, которая служит южной границей. Немного ближе к дому, чем к пруду с лилиями. Видите ли, сэр, — осторожно объяснил сержант, — мне повезло, что я его нашел. Мы могли бы искать месяц, но так и не найти его. Чтобы отыскать его, нужно было бы срезать весь кустарник. Этот тис очень плотный и густой. Это все из-за дождя. Я случайно провел рукой по плоской верхушке кустарника; просто так, ничего не имея в виду, понимаете ли; я просто раздумывал, где искать. Кустарник был мокрый, и я коснулся рукой чего-то красно-коричневого. Это была кровь, оставленная ножом на подстриженной поверхности кустарника, когда он падал вниз. Кусты не повреждены. Я просунул руку внутрь. Кустарник, как видите, защитил улику от дождя.
— Вы полагаете, кто-то сунул нож в кустарник?
Сержант Бертон задумался.
— Да, наверное, так. Я думаю. Его воткнули прямо вниз. Или же… это хороший, настоящий нож, сэр. Лезвие такое же тяжелое, как и рукоятка. Если кто-то его выбросил или подбросил в воздух, он должен был упасть лезвием вниз и точно так же пройти насквозь.
Взгляд сержанта Бертона ничего не выражал. Доктор Фелл, погруженный в какие-то неясные размышления, вскинул голову, упрямо выпятив большую верхнюю губу.
— Хм, — произнес он. — Выбросили? Вы хотите сказать, после самоубийства нож отшвырнули?
Слегка пошевелив головой, Бертон ничего не ответил.
— Это тот нож, который нам нужен, — заявил инспектор Эллиот. — Мне не понравились две или три рваные раны у этого малого. Они больше напоминали следы избиения или разрывы. Но посмотрите сюда! Посмотрите на зазубрины на этом лезвии. Не я буду, если они не подойдут! Что скажете?
— О мисс Дейн и старом мистере Ноулзе, сэр?
— Да, попросите их прийти сюда. Хорошо поработали, сержант, очень хорошо. Пойдите посмотрите, нет ли для меня каких-нибудь новостей от врача.
Доктор Фелл и инспектор начали спорить о чем-то, а Пейдж взял из коридора зонт и отправился за Маделин.
Ни дождь, ни снег не могли повлиять на аккуратность Маделин или нарушить ее хорошее настроение. На ней была прозрачная водонепроницаемая накидка с капюшоном — создавалось впечатление, будто она завернута в целлофан. Ее волосы слегка вились над ушами; лицо у нее было бледным, но здоровым, нос и рот чуть широковатыми, глаза немного удлиненными; но чем больше вы смотрели на нее, тем больше пленяла ее красота. Похоже, она вовсе не хотела, чтобы ее заметили; она скорее была из породы прирожденных слушателей. Темно-синие глаза и глубокий, искренний взгляд довершали портрет. Хотя Маделин обладала хорошей фигурой — Пейдж всегда проклинал себя за то, что любовался ее фигурой, — она казалась очень хрупкой. Маделин оперлась о его руку и неуверенно улыбнулась, а он любезно помог ей выйти из машины и подставил зонт.
— Я очень рада, что это происходит в вашем доме, — тихо произнесла она. — Так почему-то легче. Но я действительно не знала, как поступить, и нашла лучшим выходом привезти его сюда.
Она оглянулась на тучного Ноулза, выходящего из машины. Ноулз даже в дождь не расставался со своим котелком и сейчас вперевалку пробирался по грязи.
Пейдж проводил Маделин в кабинет и торжественно представил. Он хотел похвастаться ею перед доктором Феллом. Разумеется, реакция доктора была самой что ни на есть ожидаемой. Он смотрел на нее так, что казалось, будто вот-вот отлетят несколько пуговок на его жилете; у него загорелись глаза, скрытые пенсне; доктор поднялся с довольным смешком и сам взял у нее накидку, когда она села.
Инспектор Эллиот был в высшей степени оживлен и вежлив. Он вел себя как продавец за прилавком.
— Да, мисс Дейн? Что я могу для вас сделать?
Маделин посмотрела на свои сцепленные руки и, нахмурившись, огляделась, пока ее простодушный взгляд не встретился с глазами инспектора.
— Видите ли, это очень трудно объяснить, — сказала она. — Я попробую… Кто-то должен это сделать после ужасного события, происшедшего вчера вечером. Однако я не хочу, чтобы Ноулз попал в неприятную ситуацию. Он не должен, мистер Эллиот…
— Если вас что-то беспокоит, мисс Дейн, расскажите мне все, — оживленно прервал ее Эллиот, — и никто не попадет в неприятную ситуацию.
Она с благодарностью взглянула на него:
— Тогда, вероятно… Ноулз, лучше вы расскажите сами! Все, что рассказали мне.
— Эх-хе-хе, — усмехнулся доктор Фелл. — Садитесь, приятель!
— Нет, сэр, спасибо. Я…
— Сядьте! — прогремел доктор Фелл.
Испугавшись, что доктор толкнет его, а это казалось неизбежным, Ноулз подчинился. Он был честным человеком, иногда до глупости честным. У него было одно из тех лиц, которые в моменты душевного стресса становятся прозрачно-розовыми; казалось, что оно просвечивает, как яичная скорлупа. Он сел на край кресла и стал вертеть в руках свой котелок. Доктор Фелл предложил ему сигару, но он отказался.
— Интересно, сэр, я могу говорить откровенно?
— Именно это я бы вам и посоветовал, — сухо ответил Эллиот. — Итак?
— Разумеется, сэр, я понимаю, что должен был сразу же все рассказать леди Фарнли. Но я не мог. Если честно, я не мог заставить себя сделать это. Видите ли, именно она помогла мне попасть в «Фарнли-Клоуз» после смерти полковника Мардейла. Думаю, я могу вам сказать, что отношусь к ней лучше, чем к кому бы то ни было. Честное слово, — добавил Ноулз, внезапно поддавшись сентиментальности, — она же была мисс Молли, дочерью доктора из Саттон-Чарт. Я знал…
Эллиот нетерпеливо прервал его:
— Да, это нам известно. Но о чем же вы хотели рассказать нам?
— О покойном сэре Джоне Фарнли, сэр, — сказал Ноулз. — Он покончил с собой. Я это видел.
Затяжное молчание прерывалось только стуком капель утихающего дождя. Тишина стояла такая, что Пейдж услышал шуршание своего рукава, когда оглянулся, чтобы посмотреть, спрятан ли запачканный складной нож; он не хотел, чтобы его увидела Маделин. К счастью, его накрыли газетами. Инспектор Эллиот, оставив напускную мягкость, неотрывно смотрел на дворецкого. Доктор Фелл издавал какие-то слабые, невнятные звуки: не то жужжание, не то свист сквозь сжатые зубы — он любил иногда насвистывать мелодию «Aupres de ma blonde» [2]. Выглядел он полусонным.
— Вы… видели… как он это сделал?
— Да, сэр. Я мог бы рассказать вам об этом сегодня утром, только вы меня не спрашивали; и, честно говоря, я не уверен, что рассказал бы вам даже тогда. А дело было так. Вчера вечером я стоял у окна Зеленой комнаты, находящейся как раз над библиотекой. Окно выходит в сад, где все и случилось. Я видел все.
Это правда, вспомнил Пейдж. Когда они с Барроузом подбежали к пруду, чтобы посмотреть на тело, он заметил Ноулза, высунувшегося из окна комнаты над библиотекой.
— Какое у меня зрение, вам всякий скажет, — с жаром произнес Ноулз, и даже его ботинки возбужденно скрипнули. — Мне семьдесят четыре года, а я могу прочесть номер мотоцикла на расстоянии шестидесяти ярдов. Выходя в сад, я вижу даже надпись на почтовом ящике, а она сделана маленькими буквами… — Он смутился.
— Вы видели, как сэр Джон перерезал себе горло?
— Да, сэр. Почти видел.
— Почти? Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал, сэр. Я не видел точно, как он… ну, вы знаете… потому что он стоял ко мне спиной. Но я видел, как он поднял руки. И возле него не было ни одной живой души. Помните, я сказал, что смотрел в сад прямо на него? Я видел всю круглую открытую поляну около пруда и песчаную полосу между прудом и ближайшим кустарником шириной в добрых пять футов. Никто не мог подойти к нему так, чтобы я этого не заметил. Он был один на этом открытом пространстве, как на духу говорю!
Со стороны сонного доктора Фелла донесся монотонный свист.
— "Tous les oiseaux du monde, — бормотал доктор, — viennent у faire leurs nids" [3]… — Вдруг он спросил: — А зачем сэру Джону нужно было кончать с собой?
Ноулз взял себя в руки:
— Потому что он не был сэром Джоном Фарнли, сэр! Другой джентльмен — сэр Джон Фарнли. Я это понял, как только увидел его вчера вечером.
Инспектор Эллиот оставался бесстрастным:
— Почему вы так говорите?
— Трудно объяснить вам так, чтобы вы поняли, сэр, — пожаловался Ноулз, впервые в жизни проявив бестактность. — Мне семьдесят четыре года. Когда в 1912 году юный мистер Джонни уехал в Америку, я был уже далеко не молод. Видите ли, для стариков, вроде меня, люди помоложе почти не меняются. Они всегда кажутся теми же — пятнадцать им лет, тридцать или сорок пять. Бог с вами, разве я бы мог не узнать настоящего мистера Джонни, увидев его? Послушайте! — воскликнул Ноулз, опять забывшись и подняв палец. — Я не говорю, что, когда покойный джентльмен появился здесь и сказал, что он сэр Джон, я сразу заметил подмену. Нет. Вовсе нет! Я подумал: «Что ж, он изменился; он жил в Америке, а после этого людей никогда не узнаешь, это так естественно, а я постарел». Поэтому я никогда по-настоящему не подозревал, что это не мой хозяин, хотя, должен признать, иногда он говорил такое, что…
— Но…
— Вы скажете, — продолжил Ноулз с забавной и подкупающей серьезностью, — что в старину я не работал в «Фарнли-Клоуз»! Это правда. Я работаю здесь только десять лет, с тех пор как мисс Молли попросила покойного сэра Дадли оказать мне эту честь. Но когда я служил у полковника Мардейла, юный мистер Джонни проводил много времени в большом фруктовом саду между домами полковника и майора…
— Майора?
— Майора Дейна, сэр, отца мисс Маделин; они с полковником были большими друзьями. Так вот, юный мистер Джонни любил этот сад и лес за ним. Этот сад, знаете ли, расположен рядом с Ханджинг-Чарт. Мистер Джонни воображал себя волшебником, средневековым рыцарем и не знаю кем еще; но кое-что мне вовсе не нравилось. Во всяком случае, вчера вечером, еще до того, как новый джентльмен принялся спрашивать меня о кроликах и всем прочем, я понял, что он-то и есть настоящий мистер Джонни. И он понял, что я его узнал. Вот почему он попросил позвать меня. Но что я мог сказать?
Пейдж прекрасно помнил этот разговор. Но он помнил и другое; он спрашивал себя, догадался ли об этом и Эллиот? Он бросил взгляд на Маделин.
Инспектор Эллиот открыл свою записную книжку:
— Значит, он покончил с собой? Так?
— Да, сэр.
— Вы видели, каким оружием он воспользовался?
— Боюсь, не очень хорошо.
— Я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне все, что видели. Например, вы говорите, что были в Зеленой комнате, когда это произошло. Когда и почему вы туда пошли?
Ноулз заметно смутился:
— Думаю, сэр, это было за две-три минуты до происшествия…
— Девять двадцать семь или девять двадцать восемь? Так когда же? — спросил инспектор Эллиот, питавший болезненную страсть к точности.
— Не могу сказать, сэр. Я не веду счет времени. Что-то вроде этого. Я был в коридоре рядом со столовой, на тот случай, если понадоблюсь, хотя в столовой никого, кроме мистера Уэлкина, не было. Затем мистер Натаниэль Барроуз вышел из гостиной и спросил меня, где можно найти электрический фонарь. Я сказал, что, по-моему, фонарь есть в Зеленой комнате наверху, которую покойный… джентльмен использовал под кабинет, и пошел наверх, чтобы принести его. А потом я узнал, — Ноулз понимал, что дает показания, о чем красноречиво свидетельствовала его манера говорить, — что мистер Барроуз нашел его в одном из ящиков стола в холле… но я не знал, что он был там.
— Продолжайте.
— Я поднялся и вошел в Зеленую комнату…
— Вы зажгли свет?
— Нет, — ответил несколько возбужденный Ноулз, — не сразу. В комнате нет настенного выключателя. Свет включается выключателем, свисающим с люстры. Стол, на котором я предполагал найти фонарик, стоит между окнами. Я подошел к нему и по дороге выглянул в окно.
— В какое окно?
— Правое, выходящее в сад.
— Окно было открыто?
— Да, сэр. Так оно и было. Вы, должно быть, заметили, что вдоль стены библиотеки растут деревья. Они подрезаны так, чтобы не заслонять вид из окон верхнего этажа. Потолки в большинстве комнат около восемнадцати футов высотой, за исключением комнат нового крыла, немного смахивающего на кукольный домик. Вот деревья и подрезали так, чтобы они были немного ниже окон Зеленой комнаты. Она и называется Зеленой, потому что из ее окон вы видите верхушки деревьев. Теперь вы понимаете, что я смотрел на сад сверху.
Ноулз встал с кресла и показал, как он высунулся из окна. Эта поза, по-видимому, была для него болезненной, но он был настроен настолько решительно, что, превозмогая боль, сохранял положение.
— Вот, видите, так я и стоял! Свет из библиотеки освещал зеленые листья. — Он показал рукой. — А дальше идет сад с кустарниковой изгородью и тропинкой, а в центре — пруд. Освещение в саду неплохое, сэр. Я всегда видел, как они играли в теннис. Потом появился сэр Джон, или джентльмен, назвавшийся этим именем, и остановился, держа руки в карманах.
Тут Ноулзу пришлось прекратить спектакль и сесть.
— Это все, — сказал он, отдуваясь.
— Все? — переспросил инспектор Эллиот.
— Да, сэр.
Удивленный, Эллиот уставился на него:
— Но что произошло дальше, приятель?
— Только это. Мне показалось, что внизу, в деревьях, кто-то зашевелился, и я посмотрел туда. Когда я снова поднял взгляд…
— Вы хотите сказать, — спокойно и осторожно произнес Эллиот, — что не видели, что произошло потом?
— Нет, сэр. Я видел, как он упал в пруд.
— И все?
— Понимаете, сэр, никто бы не успел трижды перерезать ему горло и убежать! Этого не могло быть. Он все время был один — и до и после. Поэтому я думаю, что он покончил с собой!
— Чем же он при этом воспользовался?
— По-моему, каким-то ножом.
— По-вашему! Вы видели нож?
— Не совсем… нет.
— Вы видели у него в руках нож?
— Не совсем. Слишком далеко, чтобы я мог разглядеть, сэр, — ответил Ноулз; вспомнив, что у него есть свое место в этом мире, он с достоинством выпрямился. — Я хочу дать вам правдивое, насколько это возможно, описание того, что я видел!
— И что же он потом сделал с ножом? Выкинул? Что стало с ножом?
— Я не заметил, сэр. Честно, не заметил! Я смотрел только на него, и мне кажется, что-то происходило прямо перед его лицом.
— Он мог выбросить нож?
— Наверное, мог. Не знаю.
— Вы бы увидели, если бы он его выбросил?
Ноулз долго думал.
— Это бы зависело от размера ножа. Летучих мышей я могу разглядеть. А иногда, сэр, не видишь и теннисного мяча, пока…
Он был очень старым человеком. Его лицо погрустнело, и сначала все подумали, что он заплачет. Но он снова заговорил с достоинством:
— Простите, сэр. Если вы мне не верите, можно мне идти?
— Ах, черт возьми, я не хотел вас обидеть! — воскликнул Эллиот с юношеской непринужденностью, и уши у него слегка покраснели.
Маделин Дейн, за все время не сказавшая ни слова, смотрела на него с чуть заметной улыбкой.
— Еще один вопрос, — непреклонно продолжал Эллиот. — Если вы хорошо видели весь сад, видели ли вы еще кого-нибудь в момент… нападения?
— В то время, когда это произошло, сэр? Нет. Сразу после этого, правда, я зажег свет в Зеленой комнате, но к этому времени в саду уже собралось несколько человек. Но до того… во время… простите, сэр… да, кто-то был! — Ноулз поднял палец и нахмурился. — Там кто-то был, когда это произошло. Я его видел! Вы помните, я сказал, что слышал шевеление в деревьях за окнами библиотеки?
— Да, и что же?
— Я посмотрел вниз. Это отвлекло мое внимание. Там был джентльмен, он глядел в окна библиотеки. Я видел ясно; ведь ветви деревьев, конечно, не достают до окон, и маленькая полоска между деревьями и окнами была освещена. Он стоял и смотрел в библиотеку.
— Кто это был?
— Новый джентльмен, сэр. Настоящий мистер Джонни, которого я знал. Тот, который сейчас называет себя мистером Патриком Гором.
Воцарилось молчание. Эллиот очень осторожно положил ручку и взглянул на доктора Фелла. Доктор не шевельнулся; если бы не блеснул его маленький, полуоткрытый глаз, могло бы показаться, что он спит.
— Я правильно понял? — спросил Эллиот. — Вы видели, как во время нападения — самоубийства, убийства, или как еще это назвать, — мистер Патрик Гор стоял под окнами библиотеки?
— Да, сэр. Он стоял слева, на южной стороне. Поэтому я и разглядел его лицо.
— Вы можете в этом поклясться?
— Да, сэр, конечно, — сказал Ноулз, широко открыв глаза.
— Вы слышали какие-нибудь звуки борьбы, всплески, падение и тому подобное?
— Да, сэр.
Эллиот сдержанно кивнул и снова перелистал записную книжку.
— Я бы хотел прочесть вам часть показаний мистера Гора, касающуюся событий этого времени. Слушайте. «Я прогуливался. Сначала курил на лужайке перед домом. Затем прошел на южную сторону дома, в этот сад. Я не слышал никаких звуков, кроме всплеска, да и то очень слабо. По-моему, я его услышал, когда обходил вокруг дома». Далее он рассказывает, что пошел по боковой тропинке вдоль южной границы. Итак, вы говорите, что, когда раздался всплеск, он стоял внизу и смотрел в окно библиотеки. Его показания этому противоречат.
— Я не могу изменить его показания, сэр, — беспомощно ответил Ноулз. — Простите, но не могу. Он делал именно то, что я сказал.
— Но что он предпринял после того, как вы увидели, что сэр Джон упал в пруд?
— Не могу сказать. Я тогда смотрел в сторону пруда.
Эллиот колебался, он что-то пробормотал себе под нос и посмотрел на доктора Фелла:
— Вы хотите еще что-нибудь спросить, доктор?
— Да, — сказал доктор Фелл. Он встряхнулся и с сияющей улыбкой взглянул на Маделин, которая улыбнулась ему в ответ. Затем, приняв вид человека, любящего истину, столь же приветливо посмотрел на Ноулза. — Ваш рассказ вызывает несколько мучительных вопросов, дружище! Например, если Патрик Гор и есть настоящий наследник, вопрос заключается в том, кто и зачем украл «Дактилограф»? Но займемся сначала другим досадным вопросом: самоубийство или убийство? — Доктор Фелл подумал. — Сэр Джон Фарнли — я хочу сказать, покойный — был правшой, не так ли?
— Правшой? Да, сэр.
— У вас создалось впечатление, что он держал нож именно в правой руке, когда он стоял там?
— О да, сэр.
— Хм… так. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне, что он делал руками после своего странного падения в пруд. Забудьте о ноже. Допустим, нож вы разглядеть не смогли. Расскажите только, что он делал руками.
— Он приложил их к горлу, сэр, — вот так, — сказал Ноулз, показав на себе. — Потом он пошевелился, а потом поднял их над головой и выбросил в стороны — вот так. — Ноулз широко раскинул руки. — Сразу после этого он бросился в пруд и начал там корчиться.
— Он не скрестил руки? Он просто поднял их и отбросил в разные стороны? Так?
— Именно так, сэр.
Доктор Фелл взял со стола свою трость с набалдашником из черного дерева и поднялся. С трудом подойдя к столу, он взял прикрытый газетой предмет, развернул его и показал Ноулзу запачканный кровью складной нож.
— Дело вот в чем, — начал он. — Если Фарнли держал нож в правой руке — так должно было быть при самоубийстве — и не делал никаких жестов, только широко раскинул руки, — даже если он помогал себе левой рукой, правая рука все равно сжимала нож крепче, — то в это время нож вылетел у него из правой руки. Превосходно! Но объяснит ли кто-нибудь, как этот нож мог полностью изменить свою траекторию в воздухе, пролететь над прудом и упасть в кусты футах в десяти слева? И все это, заметьте, после того, как тот, кто его кинул, нанес себе три смертельные раны? Не сходится, знаете ли! — Очевидно забыв, что он держит газету с неприятным предметом почти под носом Маделин, доктор Фелл неодобрительно посмотрел на нее. Потом он взглянул на дворецкого. — С другой стороны, как мы можем сомневаться в зрении этого малого? Он говорит, что Фарнли у пруда был один; и его словам можно найти подтверждение. Натаниэль Барроуз склонен согласиться, что покойный был один. Леди Фарнли, выбежав на балкон сразу же после всплеска, никого не увидела ни возле пруда, ни поблизости. Нам придется сделать выбор. С одной стороны, происшествие выглядит абсурдным самоубийством; но, с другой стороны, к несчастью, это может быть более чем продуманное убийство. Может быть, кто-нибудь соизволит высказать хоть какие-то соображения?
Глава 9
Доктор Фелл не получил ответа, да и не ждал его. Некоторое время он, мигая, смотрел на книжные полки, и лишь когда Ноулз смущенно кашлянул, Фелл, казалось, пробудился это сна.
— Простите, сэр, это… — Ноулз кивнул на нож.
— Да, мы так думаем. Его нашли в кустарнике, слева от пруда. Как, по-вашему, это стыкуется с самоубийством?
— Не знаю, сэр.
— Вы видели этот нож раньше?
— По-моему, нет, сэр.
— А вы, мисс Дейн?
Хотя Маделин, казалось, была напугана и шокирована, она спокойно покачала головой и наклонилась вперед. Пейдж вновь залюбовался ее широковатым лицом с чуть приплюснутым носом, который ничуть не умалял ее красоты. Видя ее, он всегда искал каких-то сравнений и эпитетов и находил что-то средневековое в разрезе ее глаз, в полноте губ. В ней все дышало спокойствием, в голову лезли ассоциации с розовым садом. Сентиментальность сравнения была простительна Пейджу.
— Боюсь, вы понимаете, — почти жалобно произнесла Маделин, — что я вообще не имею права быть здесь и что я вмешалась в дело меня не касающееся! И все же, полагаю, я должна была сделать это. — Она улыбнулась Ноулзу. — Не подождете ли вы меня в машине?
Ноулз поклонился и вышел, расстроенный и озабоченный. Седой дождь продолжал барабанить по стеклам.
— Так, — произнес доктор Фелл, садясь и складывая руки на набалдашник трости. — Именно вам я хотел задать несколько вопросов, мисс Дейн! Что вы думаете о словах Ноулза? Я имею в виду его мнение о настоящем наследнике.
— Думаю, что все гораздо сложнее, чем вам кажется.
— Вы верите тому, что он сказал?
— О, я не сомневаюсь в его абсолютной искренности; вы должны были бы ее почувствовать. Но он старик. Он всегда был фанатично предан Молли — ее отец, вы знаете, однажды спас Ноулзу жизнь, — а затем юному Джону Фарнли. Я помню, он как-то сделал для Джона коническую шляпу колдуна из синего картона, со звездами из серебряной бумаги и всякой всячиной. Когда возникла эта проблема, он просто не мог сказать Молли… не мог! Поэтому он пришел ко мне. Они все приходят ко мне. А я пытаюсь помочь им, чем могу.
Доктор Фелл наморщил лоб:
— И все же мне интересно… хм… хорошо ли вы раньше знали Джона Фарнли? Я понял, — тут он просиял, — между вами ведь тогда было юношеское чувство?
Она скривилась:
— Вы напоминаете мне, что я уже не так юна. Мне тридцать пять лет. Или около того — вы не можете требовать от меня большой точности. Нет, между нами никогда не было юношеского чувства, правда. Не то чтобы я возражала, но это его не интересовало. Он… он целовал меня один или два раза, в саду и в лесу. Но он обычно говорил, что ему надоел в моем лице Старый Адам — или лучше Старая Ева? Иными словами — дьявол.
— Но вы так и не вышли замуж?
— О, это нечестно! — воскликнула Маделин, покраснев и засмеявшись. — Вы говорите так, словно я всю жизнь просидела в углу у камина в темных очках и с вязаньем в руках…
— Мисс Дейн, — громоподобно и торжественно произнес доктор Фелл. — Я этого не говорил! Я хочу сказать, что вижу у ваших дверей очередь просителей длиной с Великую Китайскую стену; я представляю нубийских рабов, склонившихся под тяжестью огромных коробок с шоколадом… я могу… хм… Но не будем об этом!
Пейдж уже давно не видел, как люди искренне краснеют; он считал, что подобные проявления чувств давно забыты; поэтому ему очень нравилось смотреть, как краснеет Маделин. А сказала она вот что:
— Если вы думаете, что все эти годы я питала к Джону Фарнли романтическую страсть, то, боюсь, вы безнадежно ошибаетесь. — Ее глаза загорелись. — Я всегда немного боялась его и даже не уверена, что он мне тогда нравился!
— Тогда?
— Да. Он мне понравился позже, но только понравился.
— Мисс Дейн, — проворчал доктор Фелл, тряхнув своими тремя подбородками и с любопытством повертев головой, — какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что вы хотите нам что-то сообщить. Вы так и не ответили на мой вопрос. Считаете ли вы, что Фарнли был обманщиком?
Она чуть заметно пошевелилась:
— Доктор Фелл, я не пытаюсь говорить загадками. Честно, не пытаюсь; и, полагаю, мне есть что вам сказать. Но прежде, чем я скажу, не расскажете ли мне вы или кто-нибудь другой, что произошло вчера вечером в «Фарнли-Клоуз»? Я имею в виду, до этого ужасного события. То есть что каждый из этих двоих говорил и делал, доказывая, что он и есть настоящий наследник?
— Простите, сэр, это… — Ноулз кивнул на нож.
— Да, мы так думаем. Его нашли в кустарнике, слева от пруда. Как, по-вашему, это стыкуется с самоубийством?
— Не знаю, сэр.
— Вы видели этот нож раньше?
— По-моему, нет, сэр.
— А вы, мисс Дейн?
Хотя Маделин, казалось, была напугана и шокирована, она спокойно покачала головой и наклонилась вперед. Пейдж вновь залюбовался ее широковатым лицом с чуть приплюснутым носом, который ничуть не умалял ее красоты. Видя ее, он всегда искал каких-то сравнений и эпитетов и находил что-то средневековое в разрезе ее глаз, в полноте губ. В ней все дышало спокойствием, в голову лезли ассоциации с розовым садом. Сентиментальность сравнения была простительна Пейджу.
— Боюсь, вы понимаете, — почти жалобно произнесла Маделин, — что я вообще не имею права быть здесь и что я вмешалась в дело меня не касающееся! И все же, полагаю, я должна была сделать это. — Она улыбнулась Ноулзу. — Не подождете ли вы меня в машине?
Ноулз поклонился и вышел, расстроенный и озабоченный. Седой дождь продолжал барабанить по стеклам.
— Так, — произнес доктор Фелл, садясь и складывая руки на набалдашник трости. — Именно вам я хотел задать несколько вопросов, мисс Дейн! Что вы думаете о словах Ноулза? Я имею в виду его мнение о настоящем наследнике.
— Думаю, что все гораздо сложнее, чем вам кажется.
— Вы верите тому, что он сказал?
— О, я не сомневаюсь в его абсолютной искренности; вы должны были бы ее почувствовать. Но он старик. Он всегда был фанатично предан Молли — ее отец, вы знаете, однажды спас Ноулзу жизнь, — а затем юному Джону Фарнли. Я помню, он как-то сделал для Джона коническую шляпу колдуна из синего картона, со звездами из серебряной бумаги и всякой всячиной. Когда возникла эта проблема, он просто не мог сказать Молли… не мог! Поэтому он пришел ко мне. Они все приходят ко мне. А я пытаюсь помочь им, чем могу.
Доктор Фелл наморщил лоб:
— И все же мне интересно… хм… хорошо ли вы раньше знали Джона Фарнли? Я понял, — тут он просиял, — между вами ведь тогда было юношеское чувство?
Она скривилась:
— Вы напоминаете мне, что я уже не так юна. Мне тридцать пять лет. Или около того — вы не можете требовать от меня большой точности. Нет, между нами никогда не было юношеского чувства, правда. Не то чтобы я возражала, но это его не интересовало. Он… он целовал меня один или два раза, в саду и в лесу. Но он обычно говорил, что ему надоел в моем лице Старый Адам — или лучше Старая Ева? Иными словами — дьявол.
— Но вы так и не вышли замуж?
— О, это нечестно! — воскликнула Маделин, покраснев и засмеявшись. — Вы говорите так, словно я всю жизнь просидела в углу у камина в темных очках и с вязаньем в руках…
— Мисс Дейн, — громоподобно и торжественно произнес доктор Фелл. — Я этого не говорил! Я хочу сказать, что вижу у ваших дверей очередь просителей длиной с Великую Китайскую стену; я представляю нубийских рабов, склонившихся под тяжестью огромных коробок с шоколадом… я могу… хм… Но не будем об этом!
Пейдж уже давно не видел, как люди искренне краснеют; он считал, что подобные проявления чувств давно забыты; поэтому ему очень нравилось смотреть, как краснеет Маделин. А сказала она вот что:
— Если вы думаете, что все эти годы я питала к Джону Фарнли романтическую страсть, то, боюсь, вы безнадежно ошибаетесь. — Ее глаза загорелись. — Я всегда немного боялась его и даже не уверена, что он мне тогда нравился!
— Тогда?
— Да. Он мне понравился позже, но только понравился.
— Мисс Дейн, — проворчал доктор Фелл, тряхнув своими тремя подбородками и с любопытством повертев головой, — какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что вы хотите нам что-то сообщить. Вы так и не ответили на мой вопрос. Считаете ли вы, что Фарнли был обманщиком?
Она чуть заметно пошевелилась:
— Доктор Фелл, я не пытаюсь говорить загадками. Честно, не пытаюсь; и, полагаю, мне есть что вам сказать. Но прежде, чем я скажу, не расскажете ли мне вы или кто-нибудь другой, что произошло вчера вечером в «Фарнли-Клоуз»? Я имею в виду, до этого ужасного события. То есть что каждый из этих двоих говорил и делал, доказывая, что он и есть настоящий наследник?