Карр Филиппа. Обет молчания

   Но куда она ходила? Несомненно было только одно — Люсию посвятили в эту тайну.
 
   Моя встреча с Аннабе состоялась только после полудня, потому что мы посещали разные классы и наши пути пересекались не часто.
   Когда мы встретились, Аннабелинда сказала:
   — Пойдем в сад.
   Я последовала за ней.
   — Почему ты шпионишь за мной? — воинственно вопросила она.
   Она явно была напугана и заняла оборонительную позицию.
   — Я не шпионила! — резко возразила я. — Я услышала шаги и выглянула в окно, как любой бы на моем месте. Тебя мог увидеть кто-нибудь еще… например, мадемуазель Артуа.
   — Эта старая дура!
   — Она вовсе не старая дура. Она намного умнее тебя. Скажи мне, куда ты ходила? Ведь это было не первый раз, правда?
   — Кто ты такая? Великий Инквизитор?
   — Нет. Просто та, которой ты обязана все объяснить.
   — Я ничего тебе не обязана.
   — Я могла бы пойти и рассказать мадемуазель Артуа о том, что видела прошлой ночью… как ты влезла в дом… и изображала из себя привидение.
   Значит, ты и есть тот призрак, который видела Жанет Карэ!
   Аннабелинда засмеялась.
   — Значит ты не только шпионка, но еще и доносчица! Это была замечательная идея. Все ужасно испугались. Эта мысль пришла мне в голову, когда Мари Кристин ходила во сне. Я подумала, что, услышав мои шаги, все решат, что это опять идет она и не станут беспокоиться. Я решила, что если кто-нибудь увидит меня, то вуаль окажется очень кстати. Меня под ней не узнают.
   — Я узнала тебя.
   — Ну, ты ведь моя милая старая подруга Люсинда, не так ли?
   — Аннабелинда, — сказала я, возвращаясь к ее настоящему имени. — Что ты делала?
   — Так лучше, — сказала она. — Я ненавижу имя» Аннабе «. Никогда не называй меня так, когда мы уедем отсюда.
   — Ты уклоняешься от темы. Что ты делала?
   — Мне хотелось прогуляться.
   — Куда?
   — Просто пройтись. Может быть, мне нравится изображать привидение.
   — Это очень опасно. Ты хочешь, чтобы тебя исключили?
   — Этого бы не случилось.
   — Мне кажется, что тебя бы исключили.
   — Конечно, нет. Дедушка Бурдон близкий друг мадам Рошер. Они бы что-нибудь придумали. Он бы замолвил за меня словечко.
   — Ты рисковала.
   — Ты все еще не поняла, что я люблю рисковать?
   — Расскажи мне, в чем дело. Я не верю, что тебе просто захотелось прогуляться среди ночи.
   — Ты становишься слишком умной, маленькая Люсинда.
   — Эти слова означают, что ты мне ничего не скажешь. Но Люсия все знает.
   — Люсия молодчина.
   — Она такая же, как ты.
   — Конечно.
   — Куда ты ходила, Аннабелинда?
   — Я расскажу тебе это в день твоего восемнадцатилетия.
   — Не говори глупости!
   — Тогда ты поймешь. И, возможно, сама будешь это делать. — В глазах Аннабелинды прыгали чертики. Она сказала:
   — Сейчас я возвращаюсь в школу. Мы ведь не должны опаздывать на вечер бесед. Поэтому будем пай-девочками. Пошли.
   Позднее, видя, как она хихикает с Люсией над общими секретами, я чувствовала себя глубоко уязвленной.

НЕОСТОРОЖНОСТЬ

   Рождество стояло на пороге. Суета и приготовления охватили всю школу, Мы целой компанией, вместе с мисс Каррутерс и мадемуазель дю Пон, преподававшей французский язык, отправились в Монс покупать подарки домашним.
   Короткую поездку на поезде мисс Каррутерс стремилась использовать для того, чтобы мы, прежде чем предаться легкомысленному занятию выбора подарков, смогли осмысленно осмотреть некоторые, как она выражалась, » достопримечательности «.
   Под пыхтенье паровоза она читала нам лекцию.
   — Вы должны знать, девочки, что город Монс построен между реками Труйль и Эно. Около города пересекаются два канала. Один из них проложил Наполеон. Когда-то здесь был лагерь римлян, а сейчас Монс — столица провинции Эно.
   Все это мы слушали вполуха, изучая списки подарков. Аннабе казалась немного озабоченной.
   Она сидела рядом с Люсией и время от времени о чем-то говорила с ней, но у меня создалось впечатление, что эта поездка ей уже несколько наскучила.
   По прибытии в город мы вынуждены были посвятить немного времени осмотру достопримечательностей. На этом настояла мисс Каррутерс, и мы все боялись, что у нас останется мало времени на покупки. Мы осмотрели церковь Сент-Вофру и колокольню, прославившуюся перезвоном своих сорока семи колоколов.
   — И, девочки, — добавила мисс Каррутерс, — в XVIII веке наш герцог Марльборо выиграл битву при Мальплаке недалеко отсюда.
   Наконец, нас отпустили на свободу, и, должна признаться, что огромный магазин, в который нас привели, вызвал у меня больший интерес, чем военные успехи герцога. Оказавшись, наконец, на воле, я купила немного засахаренного миндаля в красивой голубой с серебром коробочке для мамы, миниатюрную копию церкви для отца и перочинный ножик для Чарльза.
   На обратном пути я уселась рядом с Аннабелиндой и спросила, что купила она.
   — Ничего, — последовал краткий ответ.
   — По-моему, тебе скучно, — сказала я.
   — А кому не скучно?
   — Мне.
   — О, тебе понравится, что угодно.
   Аннабелинда была в плохом настроении и, когда я спросила, что ее расстроило, огрызнулась:
   — Почему я должна расстраиваться? Просто мне надоели эти бесконечные рассуждения старой Каррутерс о церквах и колоколах.
   Пришло время нашего отъезда в Англию. За Нами приехала тетя Селеста. Мы провели ночь в Валансьене, но не застали там ни герцогини, ни Жана-Паскаля, и вот мы уже на пути домой.
   В Дувре нас встречали мои родители. Мы без конца обнимались, и они хотели услышать все о школе. Аннабелинда переночевала у нас, а тетя Белинда приехала в Лондон на следующий день.
   Как прекрасно было вернуться домой! Я рассказывала всем о школьной жизни, описала мадам Рошер и чуть менее грозных мадемуазель Артуа и мисс Каррутерс, в общем, всех их. Маме, папе и Чарльзу хотелось послушать и, про полуночную вечеринку, и про хождение во сне Мари Кристин.
   Я уже собиралась рассказать о привидении, но передумала. Почему-то я чувствовала, что Аннабелинде этого не хотелось.
   — Для меня совершенно ясно, — подытожила мама, — что школа тебе очень нравится.
   Я заверила ее в этом, хотя сама бы предпочла, чтобы пансион находился не так далеко.
   — К герцогине все относятся с величайшим почтением, и ее титул очень повысил наш престиж в глазах мадам Рошер, — продолжила я.
   — А как насчет Жана-Паскаля Бурдона? — спросила матушка, — Я не слышала, чтобы ты его упоминала.
   — Мы не видели его.
   — Думаю, у него много дел в Шато Бурдон.
   Вино и другие заботы.
   — Наверное, ты права, мы с тетей Селестой просто переночевали в их доме в Валансьене, правда, Аннабе? Ее так зовут девочки в школе. Они говорят, что» Аннабелинда»— слишком длинное имя.
   — Мне это не нравится, — сказала Аннабелинда. — Я запрещаю тебе называть меня каким-либо именем, кроме моего настоящего.
   Когда мы остались одни, мама сказала:
   — Что такое с Аннабелиндой? Она, кажется, не так влюблена в школу, как ты.
   — Нет, «Сосновый Бор» ей очень нравится. По-моему, она бы предпочла остаться там, а не приезжать домой на Рождество.
   За праздники надо было столько всего сделать, так много всего обсудить, что я забыла об Аннабелинде.
   Дэнверы провели рождественскую неделю с нами, а потом я отправилась в Корнуолл к тете Ребекке, у которой всегда с удовольствием гостила. Тетя Ребекка, как раньше моя мама, с нетерпением ждала рассказа о школе.
   В конце каникул тетя привезла меня в Лондон, и я начала готовиться к возвращению в школу. За несколько Дней до отъезда Аннабелинда с матерью тоже приехала в Лондон.
   Аннабелинда выглядела не лучше, чем в начале рождественских праздников. Она, казалось, не испытывала желания общаться со мной, но вечером накануне отъезда я почувствовала такую тревогу за нее, что направилась в ее комнату с твердым намерением поговорить.
   Я постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
   Аннабелинда лежала в кровати, но не спала.
   — А, это ты, — сердито сказала она.
   — Аннабелинда, — промолвила я, — я беспокоюсь за тебя. Не заболела ли ты? Может быть, я что-то могу сделать для тебя?
   — Ты ничего не можешь сделать, — ответила она. — Я никогда больше не увижу его.
   — Кого?
   — Карла.
   — Карла… ты имеешь в виду садовника?
   — Он не был настоящим садовником. Только на пари. А потом он просто исчез, не сказав мне ни слова — Но почему он должен был предупреждать тебя?
   — Потому что мы были друзьями, — сказала она.
   — Друзьями, — повторила я. — Но ведь ты его видела только пару раз в парке кроме того вечера у нас в доме.
   — Ты ошибаешься, мы были друзьями, друзьями особого рода, — резко ответила она. — Ты понимаешь, что я имею в виду… ну, любовниками.
   От изумления я открыла рот:
   — Любовниками!
   — Перестань повторять мои слова. Ты ничего не понимаешь.
   — Я пойму, если ты расскажешь мне.
   — Ну, нас с Карлом связывала особая дружба.
   Это было так здорово. Я часто виделась с ним.
   Иногда днем, а…
   Я вспомнила, как она проскальзывала в дом, поднималась по лестнице, изображая привидение.
   — А иногда ночью, — добавила я.
   Аннабелинда улыбнулась и стала немного похожа на себя прежнюю.
   — Это было замечательно. Люсия все знала.
   Она такая молодчина! Ну, у нее у самой были похождения. Она очень помогла мне. Обычно она клала сверток с какими-нибудь вещами в мою кровать, создавая впечатление, что это я там лежу… просто на случай, если войдет старушка Арти.
   — И поэтому ты так расстроена? Ты дружила с ним, и он даже не сказал тебе, что исчезнет?
   Аннабелинда кивнула, снова став печальной.
   — Друзья так не поступают…
   — Может быть, его внезапно вызвали куда-нибудь.
   — Он мог оставить, записку.
   — Ну, это нелегко. Ему не полагалось иметь какие-либо дела с воспитанницами.
   Я была потрясена и сбита с толку.
   — Ну, представь себе… ты и Карл.
   И это все, что я смогла сказать.
   — Он очень красив.
   — Конечно.
   — И довольно оригинален. Я имею в виду, заключить это пари.
   — В нем действительно есть что-то необычное.
   Возможно, он снова появится.
   — Будет слишком поздно. Нам было так весело вместе! Его всегда так интересовала школа. Он, бывало, задавал мне о ней множество вопросов. Он заставил меня нарисовать ее план. Как-то ночью я впустила его в дом.
   — Впустила его!
   Аннабелинда кивнула.
   — Мы влезли в окно.
   — Я видела, как ты это делаешь.
   — Да. Это очень легко. Я просто отодвигала задвижку на окне и оставляла его открытым, чтобы можно было вернуться. Я договорилась с Люсией, что, если меня не будет до двух часов ночи, она спустится вниз и удостоверится, что никто не закрыл задвижку. Люсия помогала мне.
   — И ты приводила Карла в школу!
   — Только один раз. Он что-то хотел посмотреть в здании. Это было так волнующе… пробираться в темноте… конечно, с фонарем.
   — Вас могли поймать!
   — Подумаешь! — промолвила Аннабелинда, возводя глаза к потолку.
   — Тебя могли бы исключить.
   — Ерунда. Дедушка Бурдон не допустил бы этого. Мадам Рошер его очень любит. Мне кажется, что много лет назад, когда она была молодой и красивой, он был ее любовником. По-моему, мой дедушка был любовником половины француженок.
   Он не дал бы меня исключить.
   — А ты отчаянная… но теперь из-за этого Карла ты несчастна.
   Аннабелинда молчала.
   — Хорошо, — сказала я. — Я рада, что теперь все знаю. Ты просто девушка, тоскующая по своему возлюбленному.
   — Не говори никому об этом. Сама не знаю, почему я рассказала тебе.
   — Потому что, несмотря ни на что, мы все еще подруги.
   — Думаю, что да…
   — Я очень беспокоилась за тебя. Ты преодолеешь это. Будут другие.
   Аннабелинда слегка улыбнулась мне.
   — Спасибо, что пришла, Люсинда.
   Она давно не была такой приветливой.
   — Я рада, что сделала это, — ответила я. — Спокойной ночи.
   На следующий день мы отправились обратно в Бельгию; Мои родители, тетя Белинда, как и раньше, проводили нас до Дувра. Потом они вернулись в Лондон, а мы с тетей Селестой отправились в Валансьен. Жан-Паскаль Бурдон и герцогиня все еще находились в Шато Бурдон в Медоке.
   В школе нас разместили для следующего семестра. Я с радостью обнаружила, что у меня прежние соседки. Люсия же уехала, и Аннабелинда осталась в комнате одна.
   Я подумала: «Ей это понравится. Но уверена, что ей будет недоставать Люсии».
   Через неделю после нашего возвращения Аннабелинда упала в обморок на уроке английского.
   Меня там, конечно, не было, но я сразу узнала об этом.
   Аннабелинду отнесли в комнату и послали за врачом. После осмотра Аннабелинды он некоторое время беседовал наедине с мадам Рошер.
   Я тревожилась за подругу, начинала догадываться, что дело не только в тоске по утраченному возлюбленному. Я направлялась к ее комнате, но у самых дверей меня остановила мадемуазель Артуа.
   — Куда вы идете, Люсинда? — спросила она.
   — Повидать Аннабелинду. Я узнала, что к ней приглашали врача.
   — Аннабелинду нельзя беспокоить.
   — Я не, буду ее беспокоить. Ведь она мне как сестра. Мы очень много времени проводили вместе… всегда.
   — Да, это так, но Аннабелинду нельзя тревожить. Пожалуйста, идите в свой класс. — Воспитательница посмотрела на часы. — А не то опоздаете, — прибавила она.
   Я не могла ни на чем сосредоточиться. Аннабелинда заболела. Мне хотелось находиться рядом с ней. Какие бы размолвки ни возникали между нами, она являлась как бы частью меня. Как мои родители… как тетя Селеста… Я не могла вынести, что меня не пускают к Аннабелинде.
   В течение двух дней она оставалась в своей комнате, и мне не разрешали навестить ее. Я начала думать, что у нее какая-то заразная болезнь.
   Потом в школу прибыл Жан-Паскаль Бурдон вместе с герцогиней, и его сразу проводили в мадам Рошер.
   Днем мадам Рошер послала за мной.
   — Здесь герцогиня и месье Бурдон, — сказала она мне, как будто я не знала этого. — Они хотели бы поговорить с вами. Они ждут вас в моей гостиной. Можете сейчас пройти к ним.
   Задавая себе вопрос, что бы это могло означать, Я поспешила туда.
   Герцогиня расцеловала меня в обе щеки. Жан-Паскаль стоял на несколько шагов позади нее, потом вышел вперед и, взяв обе мои руки в свои, поцеловал меня так же, как и она, ласково улыбнувшись.
   — Моя милая Люсинда, — сказал он. — Я вижу, что ты беспокоишься за Аннабелинду. Бедное дитя, она совсем больна. Мы собираемся забрать ее с собой в Бурдон. Мы позаботимся о ней и надеемся, что через несколько месяцев она станет такой же, как прежде.
   — Месяцев! — повторила я.
   — О да, моя милая, — вставила герцогиня. — Понадобятся несколько месяцев.
   Жан-Паскаль продолжал:
   — Я скажу родителям Аннабелинды, что она нуждается в особом уходе, который, естественно, невозможен в пансионе. В конце концов, это школа, а не больница. Я попрошу мою дочь с мужем приехать к нам в Бурдон. Я знаю, что тебе будет недоставать подруги. Но ведь ты уже освоилась здесь, правда?
   Я пробормотала, что да. Я чувствовала себя сбитой с толку. Я не могла поверить, что Аннабелинда настолько больна, что должна так надолго покинуть школу.
   Жан-Паскаль исподволь наблюдал за мной. Неожиданно он спросил:
   — Аннабелинда что-нибудь рассказывала тебе?
   — Ну… немного.
   — О том… как она себя чувствует?
   — О… да. Мы поговорили в Лондоне перед отъездом. Она была расстроена из-за… э-э…
   — Из-за?..
   — Из-за своего друга.
   — Она сказала тебе это, да?
   — Да.
   — А этот ее друг?
   — Он работал здесь садовником.
   — Понимаю, — отрывисто сказал Жан-Паскаль. — Ну, Аннабелинда больна, и, как ты понимаешь, ей требуется некоторое время, чтобы выздороветь.
   — Она вернется обратно в школу?
   — Думаю, что вернется, когда будет хорошо себя чувствовать. На твоем месте я бы никому не рассказывал про этого садовника.
   — Конечно. Я знаю, что Аннабелинда не хотела этого.
   — Не сомневаюсь. Она ведь просто разговаривала с ним в парке.
   — О, — начала было я и внезапно замолчала.
   Жан-Паскаль внимательно посмотрел на меня и потом улыбнулся.
   — Надеюсь, что ты приедешь погостить ко мне в замок перед отъездом домой на летние каникулы, — сказал он. — В это время года… виноград уже почти созреет.
   — Спасибо, — сказала я.
   — Мы уезжаем сегодня и забираем Аннабелинду с собой. Надеюсь, что тебе не будет без нее одиноко.
   — У меня есть Кэролайн, Хельга, Ивонн и все остальные.
   — Уверен, что у тебя много подруг.
   — Аннабелинда не… — Они оба с ужасом смотрели на меня, пока я, запинаясь, не произнесла:
   — Не… умрет?
   Жан-Паскаль рассмеялся.
   — Господи, нет, нет и нет! — воскликнул он. — С ней будет все в порядке. Она просто нуждается в покое, отдыхе и уходе. И все это она получит в Бурдоне. Когда ты увидишь ее летом, она будет прежней Аннабелиндой.
   — Я беспокоюсь о ней.
   — Конечно, милое дитя. Но для тревоги нет оснований. Мы будем ухаживать за ней» пока она не выздоровеет. Ты поразишься, увидев ее. А тем временем ты должна усердно трудиться и радовать своими успехами мадам Рошер, которая, скажу по секрету, отозвалась о тебе с большой похвалой.
   И… только не говори слишком много про Аннабелинду. Ей, как и любому человеку, не нравится хворать. И ей бы не хотелось, чтобы, когда она вернется, ее воспринимали как больную.
   — Я понимаю.
   — Я знал, что ты поймешь. Храни тебя Бог, моя милая. Я с нетерпением жду встречи с тобой летом.
   — Я тоже, мой дорогая, — сказала герцогиня.
   В тот же день они уехали, забрав Аннабелинду.
   Мне очень недоставало Аннабелинды. Я всегда ощущала какую-то пустоту, когда она исчезала из моей жизни. Мне не хватало ее подкалываний, ее пренебрежения, ее презрения, потому что я знала, что за всем этим скрывается сердечная привязанность.
   Мне хотелось бы знать, как продвигается ее выздоровление, и я очень обрадовалась, получив от нее письмо.
   «Дорогая Люсинда!
   Как ты там в школе без меня? Моя мама приехала в Бурдон. Все решили, что на некоторое время я должна оставаться здесь. Говорят, что здешний климат больше подходит мне, чем наш английский. Мне сказали, что со временем я буду в полном порядке. Дедушка очень влиятельный человек и знает всех людей, которые могут оказаться полезными. Он приглашает тебя приехать сюда летом, перед отъездом домой, так как уверен, что к тому времени я уже полностью поправлюсь. Я нуждаюсь в небольшом отдыхе и поэтому пока должна оставаться здесь.
   Я хотела бы, чтобы ты оказалась здесь, в Бурдоне. Я с нетерпением жду твоего приезда после окончания занятий в школе в конце июля перед длинными летними каникулами. Не говори, что должна спешить домой к родителям и к твоему братцу. Сначала приезжай сюда и побудь со мной.
   Аннабелинда.»
   В этом письме она била уже больше похожа на себя. Я написала ей, что, если это удобно, я остановлюсь на две недели в Шато Бурдоне перед отъездом домой, и подчеркнула, что это достаточно долго, потому что я с нетерпением жду встречи с родителями после окончания длинного семестра.
   Занятия в пансионе шли, как обычно. Мы устроили еще одну полуночную вечеринку. Кэролайн привезла после рождественских каникул торт, облитый сверху сахарной глазурью, и угощение получилось на славу. Но без Аннабелинды все казалось не таким, как прежде.
   — Что с ней? — спросила Кэролайн.
   — Какая-то ужасная болезнь. Чтобы вылечиться от нее, потребуются месяцы.
   — Наверное, это чахотка, — понимающе сказала Кэролайн.
   — Надеюсь, что нет.
   — Люди часто болеют чахоткой.
   — Аннабелинда в последнее время плохо выглядела. Возможно, так оно и есть.
   — Обычно едут лечиться в Швейцарию, — сказала Хельга. — Говорят, что хорошо помогает горный воздух.
   Я подумала: «Швейцария? Карл Циммерман приехал оттуда».
   Карл Циммерман все больше и больше занимал мои мысли. Болезнь началась после его исчезновения, из-за тоски по нему.
   Я часто прогуливалась, вспоминая нашу неожиданную встречу, и однажды пошла посмотреть на его коттедж.
   Мне показалось, что в нем кто-то живет. Я осмотрела домик. Он был определенно обитаем. Я обошла вокруг него и вернулась в школу.
   А на следующий день я поймала себя на том, что снова иду в направлении коттеджей. Я подошла к домикам сзади. Там располагались садики, и в одном из них молодая женщина развешивала постиранные вещи.
   Она поздоровалась со мной и сказала:
   — Вы из школы. Я уже видела вас неподалеку отсюда.
   — Да, — ответила я. — Наверное, вы работаете в пансионе?
   — Не я. Мой муж. Он работает в парке. У него очень много дел.
   Женщина подошла ко мне. У нее было приятное счастливое лицо. Я заметила, что она ждет ребенка… и весьма скоро. Она оперлась руками на изгородь и изучающе посмотрела на меня.
   — Вы давно в этой школе? — спросила она.
   — С прошлого сентября.
   — Откуда вы приехали? Не из Англии ли?
   — Как вы догадались? — Ну, может быть, все дело в том, как вы говорите по-французски.
   — Неужели так плохо?
   — Не расстраивайтесь, — сказала женщина. — И вовсе не плохо. Я все понимаю.
   — Прекрасно! Тогда позвольте задать вам вопрос. Вы знали Карла, который некоторое время работал здесь?
   — О да. Мой Жаке говорил, что садовник из него не Бог весть какой. Я знала этого молодого человека. Он недолго пробыл в этих краях.
   — Почему он так быстро уехал?
   — Не думаю, что он собирался оставаться. Он один из тех, которые сегодня здесь, а завтра там.
   — Спасибо, это все, что я хотела узнать, а теперь я лучше вернусь в школу.
   — До свидания, — весело сказала жена садовника.
   Примерно через неделю я опять увидела ее. Она округлилась немного больше.
   — Привет. Опять вы, — сказала она. — Вам, кажется, понравилось гулять здесь.
   — Я люблю выходить из пансиона в это время, а в парке так хорошо..
   — Настоящая весна.
   — Да. Чудесно.
   — А я отдыхаю. Понимаете, я должна отдыхать.
   Я знала, что она имеет в виду.
   — Вы довольны, правда? Я говорю о… ребенке.
   — Значит, вы заметили.
   Женщина громко засмеялась, показывая, что это шутка, настолько очевидным было ее состояние.
   — Конечно, заметила.
   — Такая молоденькая девочка, как вы!
   — На самом деле не такая уже я молоденькая.
   — Нет. Конечно, нет. В наше время молодые люди уже знают о таких вещах. Вы правильно угадали. Я довольна. Мы всегда хотели ребенка.
   Жаке и я. Думали, что у нас его уже никогда не будет, а потом милосердный Боже посчитал нужным исполнить наше желание.
   — Должно быть, вы счастливы.
   Она кивнула, довольная и безмятежная.
   Я ушла, думая о ней.
   Как-то раз, когда мисс Каррутерс взяла нас на экскурсию в Монс и у нас опять появилась возможность походить по магазинам, я купила распашонку, которую намеревалась подарить этой женщине.
   Я узнала ее имя. Ее звали Маргарет Плантен.
   Жаке Плантен работал на пансион по найму уже много лет, а его отец и дед работали на Рошеров еще до того, как была создана школа.
   Маргарет пришла в восторг от распашонки. Она призналась, что наши короткие беседы через изгородь доставляют ей большое удовольствие. Меня пригласили в маленький коттедж с двумя комнатками наверху и двумя внизу. Сзади была пристроена умывальная.
   Маргарет получала огромное наслаждение, показывая мне вещи, приготовленные для ребенка. Я сказала, что надеюсь на то, что он родится до моего отъезда на летние каникулы.
   — Занятия в школе заканчиваются в самом конце июля, — сказала Маргарет. — По крайней мере, всегда кончались. Ну, а ребенок должен появиться примерно за неделю до этого.
   — Как вы думаете, кто это будет, мальчик или девочка? Я бы предпочла маленькую девочку.
   — Она бы предпочла! — рассмеялась Маргарет. — Ну, это решит милосердный Господь. Жаке хочет мальчика, но думаю, что он будет очень рад, кого бы нам ни послала судьба. А я хочу только одного — взять этого малыша на руки.
   Прошла весна. Наступило лето. Остался всего один месяц до окончания занятий. Жизнь в пансионе очень нравилась мне. С Кэролайн мы стали близкими подругами. Я сильно привязалась к Ивонн и Хельге.
   Прогулки в сельской местности. Кроссы, в которых бегущие впереди оставляют за собой след из клочков бумаги. Свежий воздух. Мисс Каррутерс говорила, что это лучше всяких искусств. Мадемуазель Артуа жаловалась на беспорядок, который мы оставляли в спальне. Долгие теплые дни…
   Уроки танцев, уроки игры на фортепьяно… Я скучаю по Аннабелинде и с нетерпением жду известий о ней.
   Время от времени от нее приходят письма. Она поправляется, считает, что к тому времени, когда я присоединюсь в ней, она будет уже совсем здорова. В Бурдоне очень жарко, и все боятся, что это повредит виноградникам.
   «Я предвкушаю встречу с тобой, — писала Аннабелинда, — ты мне расскажешь про все, что происходит в нашей школе».
   И я, конечно, тоже с нетерпением ждала встречи с ней.
   В середине июля у Маргарет Плантен родился мертвый сын. Я очень опечалилась, мысль о страданиях Маргарет была для меня непереносима. Я знала, как отчаянно она хотела иметь ребенка, а теперь все ее планы и надежды оказались напрасными.
   Ставни в коттедже были закрыты. Я не могла заставить себя пойти туда, опасаясь, что мой приход напомнит жене садовника о наших беседах о ребенке и еще больше опечалит ее.