Карр Филиппа. Обет молчания

   Две недели я не приближалась к домику. Потом, собравшись с духом, направилась туда. Подойдя к коттеджу со стороны сада, я заглянула поверх изгороди. Там в коляске лежал ребенок.
   Я не могла сдержать любопытство. На следующий день я пришла снова. Коляска с ребенком стояла в саду. Я обошла коттедж и постучала в дверь.
   Маргарет открыла ее и увидела меня. Я почувствовала, как слезы наворачиваются да глаза. Она заметила их и на пару секунд отвернулась. Потом сказала:
   — Моя милая, вы очень добры, спасибо, что пришли.
   — Я боялась сделать это раньше… но я думала о вас.
   Маргарет взяла меня за руку.
   — Заходите, — сказала она.
   Я вошла.
   — Мне так жаль, — начала я.
   — Это было ужасно. Мне хотелось умереть. Все наши надежды… все наши планы… рухнули. Мы были вне себя от горя. Понимаете ли, мы мечтали об этом… мы оба. Мы так долго ждали, и потом… все так кончилось. Это было свыше наших сил. И я проклинала Бога. Я спрашивала, как Он мог совершить такое? Чем мы заслужили это? Но Господь милосерден. Он дал мне другого малыша, чтобы заботиться о нем. Это одно из его чудес. Оно смягчает мою боль, и я уже люблю ребенка. Не так, как своего собственного… но говорят, что потом я полюблю его как своего. И действительно… моя любовь растет с каждым днем. Так что та маленькая распашонка, которую вы купили… она пригодится.
   — Значит, у вас все-таки есть ребенок?
   — Да. Теперь он мой! Мой навсегда. Он нуждается во мне, а я в нем. У него нет матери, нет никого, кто бы заботился о нем. И я собираюсь подарить ему ту нежную заботу, которая предназначалась моему дитя.
   — Расскажите мне, как это произошло.
   — Мне помогла мадам Рошер. Она услышала об этом малыше и сказала мне о нем, спросив, не взяла бы я его себе. Сначала я не согласилась. Я не чувствовала, что кто-то в состоянии заменить мне моего ребенка. Тогда мадам Рошер сказала, что этот малыш нуждается во мне… и, хотя я могу и не сознавать этого, я нуждаюсь в нем. Конечно, дело было не в деньгах.
   — Деньгах?
   — О да. За него платят. У него нет матери, но его родственники будут оплачивать уход за ним.
   Мы с Жаке и не мечтали, что станем такими богатыми. Но дело не в деньгах…
   — Я уверена, что не в деньгах.
   — Мы обсудили это с мужем. Я сказала, что усыновлю ребенка. Я не хочу, чтобы кто-нибудь потом пришел и забрал его. Если он мой, то пусть и останется моим. Родственники малыша согласились, сказали, что на ребенка отложены деньги.
   Они будут присылаться каждый год. Он не будет ни в чем нуждаться. И, моя милая, я уже люблю его.
   — Это замечательная история, мадам Плантен.
   Она похожа на чудо. Если бы вы не потеряли своего ребенка, то не смогли бы позаботиться об этом малыше.
   — О, они нашли бы кого-нибудь другого. У этих людей есть деньги, и они могут все устроить.
   Но я делаю это не из-за денег. Из-за ребенка. Он такая прелесть. Мне кажется, что он уже узнает меня.
   — Могу я посмотреть на него?
   — Конечно. Я принесу его в дом. Он еще совсем крошка. Может быть, примерно на неделю старше моего… не больше.
   — Когда его привезли?
   — Несколько недель назад. Это организовала мадам Рошер. Я думаю, что его доставил кто-то из ее поверенных. Была бумага. Мы с Жаке поставили на ней кресты. А потом ее подписали и скрепили печатью. Я сказала, что меня интересует только одно. Будет ли этот ребенок навсегда моим, как если бы это я дала ему жизнь. И мне ответили, что именно это и написано в бумаге. Но вы должны посмотреть на него. Подождите минутку. Я принесу дитя.
   Маргарет вернулась с совсем маленьким ребенком, с красивыми светлыми волосами. Он спал, и его глаза были закрыты, но, и не видя их, я догадывалась, что они голубого цвета.
   — Как его зовут? — спросила я.
   — Эдуард. И, конечно, он будет носить нашу фамилию.
   — Значит, он ваш, мадам Плантен, только ваш?
   — Да. И я никогда не забуду, что он значит для нас. Когда Жаке входит, он перво-наперво ищет глазами этого маленького парнишку.
   Она сидела, качая ребенка, который продолжал спать.
   Я сказала:
   — По-моему, замечательно, что все так кончилось.
   — Это чудо, сотворенное небесами, — сказала Маргарет. — И я всегда буду верить в то, что так оно и есть.
 
   Семестр закончился первого августа. В школу приехала герцогиня. Она собиралась отвезти меня прямо в замок.
   Мадам Рошер провела с ней немного времени наедине.
   Когда мы уезжали, мне вспомнилось наше появление здесь в прошлом сентябре, и я подумала, как много произошло всего лишь за один год.
   Герцогиня была такой же приветливой и любезной, как всегда. Мы без приключений добрались до Бордо. На станции нас ожидал экипаж Бурдонов, и мы с большим комфортом доехали до замка.
   Я с нетерпением ждала встречи с подругой. Герцогиня сказала мне, что Аннабелинда уже поправилась и стала почти совсем такой же, как раньше.
   — Мы заставляем ее отдыхать, потому что болезнь была долгой и изнурительной. Однако мы чувствуем, что она справилась с ней наилучшим образом.
   Аннабелинда ожидала нас, стоя рядом с Жаном-Паскалем. Она выглядела здоровой и даже цветущей.
   — Как чудесно, что ты приехала, Люсинда! — воскликнула она, тепло обнимая меня. Я была тронута.
   — Аннабелинда, как я рада видеть тебя!
   Жан-Паскаль поцеловал мне руку.
   — Добро пожаловать, милое дитя. Мы все счастливы, что ты здесь. Как, по-твоему, выглядит Аннабелинда?
   — Она никогда еще не выглядела так хорошо.
   Он засмеялся.
   — То же самое ей говорю и я. Вот видишь, моя дорогая, мы с тобой думаем одинаково.
   — Аннабелинда и в самом деле полностью выздоровела?
   — Да… да. В этом нет сомнения. Мы будем заботиться о ней, чтобы исключить возможность рецидива.
   Мы вошли в замок, который всегда внушал мне благоговейный трепет. Мама говорила, что испытывала то же самое чувство, когда гостила в нем.
   Казалось, что прошлое проглядывало сквозь настоящее, и ты думал обо всех людях, живших здесь давным-давно и, возможно, оставивших частицу себя в этом месте.
   Мы пообедали в уютной столовой, и, казалось, Жан-Паскаль и герцогиня искренне рады мне. Что касается Аннабелинды, то она заставила меня чувствовать себя желанной гостьей.
   — Надеюсь, твои родители не сердятся на нас за то, что мы удерживаем тебя вдали от них, — сказал Жан-Паскаль.
   — Не сомневаюсь, что они подарят нам немного времени, — промолвила герцогиня. — Они очень обрадуются, если Аннабелинда сможет вернуться вместе со мной, — сказала я.
   — Думаю, что она уже достаточно здорова, чтобы сделать это, — ответил Жан-Паскаль.
   Разговор продолжался в том же духе, но я почувствовала некоторую напряженность и видела, что Жан-Паскаль тоже ощущает ее.
   Я вздохнула с облегчением, когда мы разошлись по комнатам, и не могла удержаться, чтобы не пойти к Аннабелинде.
   Она лежала в кровати, но не спала.
   Улыбнувшись мне, она сказала:
   — Я знала, что ты придешь.
   — Конечно, ведь мы так давно не видели друг друга.
   — Расскажи мне о школе. Как реагировали на мой внезапный отъезд? Было много разговоров?
   — Все говорили только об этом. Тебя награждали всевозможными болезнями… от скарлатины до авитаминоза.
   Аннабелинда улыбнулась.
   — Все это было довольно неприятно, правда?
   — Теперь с этим покончено. Ты совершенно здорова. Расскажи, чем ты болела на самом деле?
   — Дедушка говорит, что я не должна об этом рассказывать. Он считает, что так будет лучше для меня. Мне надо все забыть. Это происшествие может отрицательно сказаться на моих шансах…
   — Отрицательно сказаться на твоих шансах… шансах на что?
   — Найти себе подходящего мужа. Они думают о моем замужестве. В конце концов, я старею.
   — Но тебе исполнится только шестнадцать…
   — В будущем году.
   — Как это могло бы сказаться на твоих шансах?
   — О, пустяки. Не спрашивай…
   Но я настаивала.
   — Как?
   — Ну, в знатных семьях все время думают о передаче родового имени и тому подобных вещах.
   Им хочется здоровых наследников. Они будут настороженно относиться к жене, у которой было… было то, что у меня.
   — Да что у тебя было? Как все загадочно. Ты болела чахоткой? Если да, то почему не сказать прямо?
   — Дедушка говорит, что мы должны все забыть и никогда больше не упоминать об этом.
   — Понимаю. Ты имеешь в виду, что если ты заболеваешь чахоткой, то она может передаваться по наследству твоим детям.
   — Да. Вот именно. Поэтому ни слова.
   — И они лечили тебя здесь!
   — Ну, не здесь. Я должна была уехать.
   — Я догадывалась об этом.
   — Идея принадлежала дедушке. Он все организовал.
   — Я помню, что получила от тебя письмо со штемпелем Бергерака.
   — Бергерак! Никогда больше не хочу бывать там.
   — Он где-то поблизости?
   — Да, в нескольких милях отсюда. Наверное, я опустила письмо, когда мы проезжали его.
   — Проезжали его… по дороге куда?
   — О, я не помню. Я довольно плохо себя чувствовала все это время.
   — Почему ты не хочешь снова оказаться в Бергераке?
   — Я хочу забыть все, что связано с моей… болезнью… а это место напоминает мне о ней. Все вокруг напоминает о ней.
   — Все-таки чахотка, да?
   Аннабелинда кивнула… а потом покачала головой.
   — Я не хочу говорить… прямо… но… обещай мне, что ты никому не расскажешь.
   — Обещаю. Тебя отправили в Швейцарию? Люди едут именно туда. Высоко в горы.
   Аннабелинда опять кивнула.
   — И тебя вылечили? — спросила я.
   — Полностью. В будущем мне надо просто… соблюдать осторожность. Дедушка назвал это предостережением. Как только ты подхватил подобное заболевание, люди относятся к тебе с подозрением.
   — Они думают, что оно может стать наследственным.
   — Дедушка считает, что оно может уменьшить мои шансы на тот брак, который он желал бы для меня.
   — Ну, и как в санатории?
   — О, там все относились к больным очень строго. Ты должен выполнять то, что тебе говорят.
   — Похоже на «Сосновый Бор».
   Аннабелинда рассмеялась.
   — Но все кончилось, и я хочу забыть, что это когда-то было. Теперь я здорова. Со мной все будет в порядке. Я предвкушаю поездку в Лондон.
   — По-моему, твои родные будут стремиться удержать тебя в деревне.
   — О, думаю, маме захочется в Лондон. А что касается отца и дорогого брата Роберта, то пусть занимаются своим дорогим поместьем. Им не до меня.
   — Я скучала по тебе, Аннабелинда.
   — А тебе не кажется, что и я скучала по тебе?
   — Должно быть, это ужасно — находиться так далеко от всех. Наверное, твой дедушка и герцогиня навещали тебя, пока ты была там?
   — Конечно. Они изумительно относились ко мне.
   Но, пожалуйста, Люсинда, я не хочу говорить на эту тему.
   — Хорошо. Больше ни слова.
   — И не забудь, не рассказывай никому про Швейцарию. Я не должна была говорить и тебе, но ты выпытала это у меня.
   — Я буду молчать.
   — Добрая старушка Люсинда 1 Прошла неделя. Мы много катались верхом, обычно в компании Жана-Паскаля. Было несколько званых обедов.
   Я получала большое удовольствие от прогулок в окрестностях замка. Мне нравилось бывать одной. Я любила сидеть у озера, наблюдая за лебедями и маленьким коричневым селезнем, ковыляющим мимо меня. Я приносила ему кусочки хлеба, и меня забавляла его манера приходить к озеру и терпеливо дожидаться угощения.
   Иногда, находясь здесь, я думала о странностях жизни и представляла себе маму молодой девушкой, ненамного взрослее, чем я сейчас, сидящую на этом же самом месте. Тогда здесь жил черный лебедь. Она часто рассказывала о нем и о том, как яростно он защищал свою территорию.
   Как мирно было здесь сейчас, с прекрасными кроткими белыми лебедями вместо черного. И все-таки существовало нечто, скрытое от глаз… таинственное, казавшееся совсем не таким, чем было на самом деле.
   Как-то в середине дня, когда, посидев у озера, я возвращалась в замок, мне встретился почтальон, который направлялся к дому.
   Он приветствовал меня. Он знал, кто я, потому что я уже брала у него почту раньше.
   — Ну что же, — сказал он, — еще раз, мадемуазель, вам придется поберечь мои ноги. Я немного припозднился. Не возьмете ли это послание для месье Бурдона?
   Я согласилась и взяла письмо.
   Почтальон поблагодарил меня и продолжил свой путь.
   Я подумала, что Жан-Паскаль, наверное, в своем кабинете и поэтому понесла письмо туда. Я постучалась. Ответа не последовало, и я открыла дверь и вошла. Окно было открыто, и при моем появлении порыв ветра сдул лежащие на письменном столе бумаги и разметал их по полу.
   Я торопливо закрыла дверь, положила принесенное мною письмо на стол и наклонилась, чтобы подобрать бумаги.
   В это время мне на глаза попалась фраза, написанная на одной из них. Она гласила: .
   — Мое имя и в самом деле Сибилл, — сказала мисс Каррутерс.
   Майор залился заразительным смехом, к которому присоединились все мы, причем мисс Каррутерс смеялась так же искренне, как и остальные.
   Я подумала, что и в этой опасной ситуации, в столь трагических для многих обстоятельствах находятся моменты, когда мы способны радоваться и чувствовать себе счастливыми.
   Мы находились на пути домой. Я везла Эдуарда, мисс Каррутерс вела себя совсем не так, как обычно, а Аннабелинда совершенно забыла о неприятной стычке между нами;
   И все это произошло благодаря майору Мерривэлу.
   Мы пересекли границу с Францией вечером.
   Майор Мерривэл сообщил нам, что его зовут Маркус и, поскольку он не видит причин разводить церемонии, то предлагает опускать «майор»и обращаться к нему по имени.
   — Ведь это, — сказал он, — совершенно особая поездка, правда? Мы будем долго ее помнить. Вы не согласны?
   Мы от всего сердца согласились.
   — И я думаю, что молодой человек на заднем сиденье ломает голову над тем, почему его не укладывают спать.
   — Нет, — ответила я, — сейчас он крепко спит и, без сомнения, не ломает голову ни над чем подобным.
   — Все равно, его необходимо поудобнее устроить на ночь. Думаю, мы все это заслуживаем, поэтому я собираюсь найти место, где мы сможем переночевать.
   — Это было бы чудесно, — сказала Аннабелинда.
   Мы все поддержали ее.
   — Около Сент-Армана есть маленькая гостиница. Мы могли бы отправиться туда.
   — Похоже, что вы хорошо знаете Францию, — промолвила Аннабелинда. — Я изучил карту и обсудил маршрут с другим офицером, который знает страну. Эта гостиница называется «Олень». Звучит по-домашнему. На такое местечко можно наткнуться, скажем, в Ньюфоресте. Мы поищем его. Вероятно, снаружи есть вывеска с изображением этого животного. Если нам не удастся ее найти, отыщем что-нибудь другое.
   К вечеру на дорогах не было такого оживленного движения, и это радовало. Меня угнетал вид людей, покидающих свои дома. Но я надеялась, что они будут в безопасности за границей… и что вскоре отправятся в обратный путь.
   Мы нашли гостиницу «Олень». Словоохотливый хозяин радушно приветствовал нас, что, по-моему, было вызвано присутствием Маркуса Мерривэла, который являлся офицером британской армии и, следовательно, союзником.
   Нам предоставили три комнаты. Одну отвели майору, одну мисс Каррутерс, а третью мы с Аннабелиндой разделили с Эдуардом. Мы пошли туда умыться, договорившись встретиться, когда приведем себя в порядок.
   В нашей комнате стояли две кровати, и прежде всего я занялась Эдуардом. Для него заказали немного супа и сливочный пудинг. Я накормила его, уложила в кровать, и вскоре он уже крепко спал.
   Аннабелинда умылась, а потом, пока я продолжала заниматься Эдуардом, уселась перед зеркалом и принялась изучать свое лицо.
   — Это настоящее приключение, — заявила она.
   — Безусловно.
   — Но мы скоро будем дома. Интересно, увидим ли мы майора Мерривэла после того, как он нас туда доставит?
   — Вероятно, он посетит наш дом. По-моему, он хорошо знает моего дядю Джеральда.
   — Конечно. Это твой дядя Джеральд поручил ему привезти нас в Англию. Довольно романтично, правда?
   Она засмеялась.
   — Аннабелинда, пожалуйста, потише. Эдуард как раз засыпает.
   — Тогда я спускаюсь вниз. А ты придешь, когда сможешь.
   — Хорошо. Вероятно, это займет немного времени. Мне надо убедиться, что малыш крепко уснул.
   Не хочется, чтобы он проснулся в незнакомом месте и обнаружил, что вокруг никого нет.
   Аннабелинда с готовностью ушла.
   Она, безусловно, наслаждалась этим приключением в основном из-за присутствия майора Мерривэла. И я разделяла ее радость. Скоро мы будем дома. Мне не терпелось увидеть родителей. Мама наверняка знает, что лучше для Эдуарда, и сразу поймет мои чувства к нему. Как мне повезло с родителями!
   Потом я стала размышлять о том, навестит ли нас майор Мерривэл. Я не сомневалась, что так и будет.
   В этот вечер я находилась в приподнятом настроении. Я твердила себе, что причина в том, что мы едем домой и стараниями майора Мерривэла скоро окажемся там.
   В дверь тихонько постучали.
   — Войдите, — сказала я, и появилась мисс Каррутерс. Непривычно было называть ее просто Сибилл.
   — Я решила, что должна прийти посмотреть, как вы управляетесь с ребенком.
   Я показала на Эдуарда.
   — Он только что съел немного супа и пудинга и теперь спит. Думаю, он вполне доволен жизнью.
   Мисс Каррутерс подошла и взглянула на малыша.
   — Бедный крошка! — сказала она.
   — Я собираюсь сделать все, чтобы он был веселым и счастливым крошкой.
   — Вы хорошая девочка, Люсинда, — сказала Сибилл Каррутерс.
   Меня это удивило. Я не ожидала от нее подобного комплимента. Но сегодня все выглядело не таким, как всегда. Очевидно, на всех нас повлиял Маркус Мерривэл.
   — Что за обаятельный человек майор! — продолжала Сибилл Каррутерс. — Он ни из чего не создает проблемы. Он просто вселяет уверенность.
   Я согласилась и, когда мы вошли в комнату отдыха, сказала:
   — Я вскоре снова поднимусь наверх удостовериться, что с Эдуардом все в порядке. Не знаю, как подействовала на него эта поездка. Я рада, что он еще так мал. Иначе, я чувствую, с ним было бы больше хлопот.
   — Я думаю, что он очень любит вас и, пока вы рядом, чувствует себя в безопасности, — поддержала меня мисс Каррутерс.
   — Ему, безусловно, будет не хватать мадам Плантен.
   — Да. Ему будет недоставать своей матери. Но, милая Люсинда, вы очень много взвалили на себя.
   — Моя мама поможет мне. Она замечательная женщина.
   — Надеюсь, что я встречусь с ней.
   — Непременно. Где вы живете в Англии?
   Мисс Каррутерс помедлила с ответом.
   — Ну, — сказала она наконец, — обычно я останавливаюсь на праздники у своей кузины. Я всегда приезжаю туда на два месяца школьных каникул.
   А теперь мы ведь не знаем, что будет дальше, правда?
   — Как вы думаете, мы вернемся обратно к следующему семестру?
   Сибилл Каррутерс помрачнела и решительно покачала головой.
   — У меня предчувствие, что война так скоро не кончится. И никто не может знать, какой урон нанесут немцы, проходя через Бельгию. Они уже убили Плантенов и разрушили их дом. Такое происходит по всей стране. Я боюсь, Люсинда, что не отвечу на ваш вопрос. Но… нас уже ждут внизу.
   В комнате отдыха Аннабелинда вела оживленную беседу с майором Мерривэлом, и они оба смеялись.
   — Где вы пропадали целую вечность? — спросила Аннабелинда. — Мы умираем от голода.
   — Люсинде надо было позаботится о ребенке, резко ответила мисс Каррутерс.
   — Милая Люсинда! Она такая деятельная, Маркус.
   — Я в этом уверен.
   Вошел хозяин и сообщил, что сейчас подадут обед, и мы прошли в столовую. Там уже сидели двое. Они были молоды… я дала бы им немного более двадцати лет.
   Когда мы вошли, молодой человек поднял на нас глаза и пожелал доброго вечера. Девушка промолчала.
   Потом жена хозяина внесла горячий суп, за которым последовала холодная говядина с печеным картофелем в мундире.
   Когда мы уже доедали говядину, девушка внезапно поднялась и поспешила прочь из комнаты.
   Молодой человек кинулся следом за ней.
   — Что все это значит? — спросила Аннабелинда. — Девушка кажется расстроенной.
   — Думаю, в этот вечер у огромного числа людей есть повод для расстройства, — заметила я.
   Вскоре молодой человек вернулся в столовую.
   Он выглядел грустным и смотрел на наш стол с почти извиняющимся выражением лица.
   — Можем ли мы чем-нибудь помочь? — спросил майор.
   Последовало короткое молчание, и в это время внесли яблочный пирог.
   — Не хотите ли присоединиться к нам? — продолжал Маркус. — Вам, наверное, довольно одиноко.
   — Спасибо, — ответил молодой человек. Мы освободили для него место за нашим столом; он принес свою тарелку и сел.
   Он выглядел таким юным и явно чем-то обеспокоенным. Когда он садился за стол, я обратила внимание на его руку. На ней отсутствовала половина мизинца.
   Мне стало стыдно, когда молодой человек перехватил мой взгляд.
   — Это случилось по моей собственной вине. Я запускал фейерверк.
   — Какой ужас!
   — Да, один неосторожный жест, и остается памятка на всю жизнь.
   — Это не очень бросается в глаза.
   Он печально улыбнулся.
   — Человек всегда помнит о таких вещах. Мы с сестрой пережили ужасное потрясение. Мы лишились дома и родителей. Я до сих пор не могу в это поверить. Только недавно мы были там все вместе, и вдруг наш дом разрушен и родители убиты. Я даже сейчас не могу осознать это.
   — Боюсь, что такие вещи происходят по всей Бельгии, — сказал Маркус.
   — Знаю. Но от того, что других постигает такое же несчастье, нисколько не становится легче.
   — Куда вы теперь направляетесь? — спросил Маркус.
   — Я собираюсь присоединиться к французской армии, но меня беспокоит сестра Андрэ. Видите ли, теперь нет никого…
   — Где находился ваш дом? — спросил Маркус.
   — Прямо на окраине Шарлеруа. Мы прожили там всю жизнь, а теперь… ну, я уже некоторое время подумывал присоединиться к армии… но надо думать еще и об Андрэ.
   — Куда вы направлялись?
   — Я хотел, чтобы Андрэ попала в Англию. Там у нас есть тетя. Андрэ навещала ее только в прошлом году. Она живет в Сомерсете. Наша тетя замужем за англичанином. Но… э-э… Андрэ не желает ехать туда. Она хочет остаться со мной. Но если я вступлю в армию… Бедная Андрэ, она еще не осознала, что с нами произошло. Было так страшно от выстрелов. Немцы находились только в нескольких милях от нас. Все уезжали. Мои родители не захотели покинуть ферму. Они жили на ней с тех пор, как поженились. А потом было уже слишком поздно. Все окутало что-то вроде облака… поля… сам дом. И мои родители были в доме. Мы с Андрэ находились в поле, на некотором расстоянии от дома. Поэтому мы сейчас здесь.
   — Печальная история, — сказала мисс Каррутерс. — Несколько недель назад это показалось бы невероятным, а теперь повсюду происходят подобные вещи.
   — Я буду лучше чувствовать себя, зная, что.
   Андрэ в Англии, — продолжал молодой человек. — Сам я должен каким-то образом попасть в армию.
   Я всегда хотел этого, а теперь чувствую необходимость сражаться с безжалостным врагом.
   — Я вижу, что вы очень тревожитесь за сестру, — сказал Маркус.
   Молодой человек утвердительно кивнул. Он так и не притронулся к яблочному пирогу.
   — На вашем месте я бы поел, — мягко сказал майор. Но молодой человек покачал головой и отодвинул тарелку.
   — Как только трапеза закончилась, я поднялась наверх взглянуть на Эдуарда. Он мирно спал.
   На меня произвел угнетающее впечатление разговор с молодым человеком, еще одним из тех, на долю которых выпали сейчас ужасные испытания.
   Когда я вернулась к нашей компании, он все еще был там. Не вызывало сомнения, что он находит некоторое утешение в обществе сочувствующих ему слушателей.
   Он продолжал рассказывать о своей сестре Андрэ, подчеркивая, каким облегчением было бы для «его, находись она в безопасности в Англии.
   Наконец, Маркус напомнил, что нам утром рано вставать и необходимо хорошенько выспаться. Поэтому мы попрощались с молодым человеком, которого, как выяснилось, звали Жорж Латур, пожелали ему удачи и разошлись по нашим комнатам.
   К своему удовольствию, я увидела, что Эдуард все еще спит. Я легла к нему в кровать, а Аннабелинда заняла другую, и, несмотря на все волнения этого дня, я вскоре крепко уснула.
   Проснувшись и оглядев комнату, я не поняла, где нахожусь, пока не увидела около себя Эдуарда и спящую Аннабелинду на другой кровати.
   Я зевнула и встала, гадая, что принесет этот день.
   В столовой нам подали кофе и поджаренный хлеб, теплый, прямо из печи. Жорж Латур уже сидел за столом.
   — Андрэ еще не встала, — сказал он.
   — Ей лучше? — спросила я.
   — По-моему, немного лучше. Утром все предстает не в таком мрачном свете, правда?
   — Думаю, что да.
   Я кормила Эдуарда, который с серьезным видом рассматривал Жоржа Латура.
   — Чей это ребенок? — спросил он.
   Я рассказала ему о налете цеппелина, о смерти Жаке и Маргарет Плантен и о том, как нашла Эдуарда в палисаднике в его коляске.
   — Видите ли, я часто заходила к его родителям.
   Малыш не чужой для меня. Я не могла оставить его.
   — Война принесла горе многим людям! — промолвил Жорж.
   И я пожалела, что напомнила ему о его трагедии.
   На несколько минут воцарилось тоскливое молчание, а потом вошел Маркус. Атмосфера сразу стала другой. Даже Жорж Латур, казалось, немного повеселел.
   — А, вижу, никто не проспал, — сказал Маркус. — А юный Эдуард? Как его дела?
   — Как всегда, отлично.