Страница:
Биглоу тоже достал с полдюжины предметов. В основном это были медные и керамические скульптурные изображения странного вида животных с бусинами черного опала вместо глаз.
– Они прекрасны! – восторженно прошептала Роксана, откровенно любуясь безупречными линиями статуэток и отливок. – В жизни не видела ничего подобного. Просто сказка какая-то.
– Да, необычные фигурки, – согласился Мендер.
– Как вы думаете, сэр, они чего-нибудь стоят? – спросил Биглоу.
– Для коллекционера или музея – может быть, – подумав немного, ответил Мендер. – Но я серьезно сомневаюсь, чтобы мы на них разбогатели. – Он вдруг замолчал, нагнулся и вынул из стоящего чуть в стороне от остальных короба абсолютно черный человеческий череп в натуральную величину. – Господи, а это еще что такое?!
– Да, жутковатая вещичка, – проворчал Биглоу.
– Как будто сам Сатана его вырезал! – дрожащим голосом пробормотал один из матросов, перекрестившись на всякий случай.
Роксана, никогда не бывшая суеверной, хладнокровно отобрала череп у мужа и с нескрываемым интересом заглянула в пустые глазницы.
– Похоже на черное стекло. Гладенький, ни единой шероховатости. Ой, смотрите, у него в зубах голова дракона!
– Думаю, это скорее вулканический обсидиан, – заметил Мендер, – но я не представляю, как можно вырезать из...
Его прервал громкий треск. Снаружи что-то натужно заскрежетало, и пробивавшийся сквозь иллюминатор дневной свет померк. Остававшийся на верхней палубе матрос вихрем слетел по трапу и бросился к ним, крича на бегу:
– Сэр, надо уходить! Там лед трескается, и вода выступает целыми озерами. Если не поторопимся, можем застрять тут навсегда!
Мендер не стал терять времени на расспросы.
– Возвращаемся на «Паловерде»! Живо!
Роксана обернула череп шарфом и сунула под мышку.
– Сейчас не до сувениров! – прикрикнул на жену Мендер, но та хладнокровно пропустила его слова мимо ушей и только крепче обхватила удивительную находку.
Мужчины, пропустив Роксану вперед и бесцеремонно подталкивая сзади, торопливо поднялись на верхнюю палубу и спрыгнули на лед. Вокруг творилось что-то невообразимое: неподвижное и устойчивое всего пару часов назад ледовое поле на глазах вспучивалось и расходилось широкими трещинами. Трещины моментально превращались в полыньи – фонтаном бьющая снизу морская вода захлестывала льдину, разливаясь вокруг бурлящими потоками. Никто и представить себе не мог, что лед способен таять с такой невероятной быстротой.
Мужчины и Роксана, обходя громоздящиеся льдины, местами образующие заломы высотой до сорока футов, и очертя голову перепрыгивая через еще не успевшие разойтись трещины, неслись так. будто за ними гонятся целые полчища демонов преисподней. Их бегство сопровождалось пушечным грохотом ломающихся и торосящихся льдов. Отход был изматывающе тяжел: даже на ровной поверхности ноги вязли на каждом шагу в шестидюймовой толщины снежном одеяле.
Снова поднялся ветер, только сейчас он был влажным и теплым – впервые за много месяцев, истекших с того рокового дня, когда «Паловерде» угодил в ледовый плен. Преодолев полторы мили, они едва не падали от изнеможения. Но до их ушей уже доносились подбадривающие голоса оставшихся на борту китобоя, и они из последних сил продолжали движение. Какая-то сотня ярдов отделяла беглецов от спасения, когда перед ними возникло новое, казалось бы, непреодолимое препятствие. Тонкая, почти незаметная трещина внезапно разошлась футов на двадцать и продолжала стремительно расширяться, увеличиваясь на фут за каждые тридцать секунд.
Мигом оценив затруднительное положение, в котором оказались капитан и его спутники, второй помощник «Паловерде» Эйса Найт приказал матросам спустить за борт китобойную шлюпку. Ее волоком потащили по льду к трещине, которая достигла уже почти тридцати футов. Люди были охвачены единым порывом выручить товарищей любой ценой. К тому моменту, когда им удалось наконец дотащить шлюпку до края трещины, Мендеры, Биглоу и пятеро матросов уже стояли по колено в заливающей лед воде.
Вельбот быстро столкнули в ледяную воду и в несколько мощных гребков подогнали к противоположному «берегу» – к вящему облегчению тех, кого отделяли от неминуемой гибели считанные минуты. Роксану погрузили первой, а ее муж, как и положено капитану, перебрался в шлюпку последним.
– Мы в неоплатном долгу перед вами, мистер Найт, – сказал Мендер, с чувством пожимая руку второго помощника. – Ваши решительные действия спасли нам жизнь. Особенно я благодарен вам за спасение жены.
– И ребенка, – добавила Роксана, высунув голову из одеяла, в которое завернули ее двое дюжих гребцов. Мендер в недоумении посмотрел на жену:
– Но наш сын на борту, и ему ничто не угрожало.
– Я не о Сэмюэле, – с трудом выговорила она, стуча зубами.
Капитан уставился на нее в упор:
– Уж не хочешь ли ты сказать, женщина, что снова в тягости?
– Третий месяц пошел, – смиренно потупившись, призналась Роксана.
Мендер был потрясен:
– И ты отправилась на берег в шторм, зная об этом?!
– Когда я уходила, никаким штормом и не пахло, – с улыбкой возразила Роксана.
– Подскажи, Господи, ну что мне с ней делать? – тяжко вздохнул капитан.
– Если желаете избавиться от миссис Мендер, сэр, – шутливо предложил Биглоу, – буду счастлив оказать вам услугу.
Мендер, хоть и продрог до костей, от души расхохотался и обнял жену, чуть не задушив в объятиях.
– Не искушайте меня, мистер Биглоу. Ох не искушайте!
С честью выдержав вынужденное полугодовое пребывание у этих негостеприимных берегов и не потеряв ни единого человека, отважные китобои вырвались из ледового плена и направились домой, не преминув попутно пополнить бочки в трюме еще тысячью семьюстами баррелей ворвани и спермацета.
Обсидиановый череп – единственный трофей, который Роксана успела прихватить с «Мадраса», – занял почетное место на каминной полке дома Мендеров в Сан-Франциско. Бредфорд Мендер должным образом списался с новыми владельцами компании «Скайлар Крофт Трейдинг», сменившей к тому времени и название тоже, и отослал им бортовой журнал, указав координаты места на берегу моря Беллинсгаузена, где было найдено злополучное судно.
Увы, «Мадрасу», этому таинственному и зловещему реликту прошлого с мертвецами на борту, суждено было еще очень и очень долго оставаться закованным во льдах. В 1862 году из Ливерпуля отправили экспедицию из двух кораблей с заданием снять груз с «Мадраса», но ни один из них не вернулся. Оба пропали без вести в бескрайних ледяных просторах Антарктики.
Пройдет еще сто сорок четыре года, прежде чем на палубы бывшего «индиамэна» снова ступит нога человека.
Часть первая
1
2
– Они прекрасны! – восторженно прошептала Роксана, откровенно любуясь безупречными линиями статуэток и отливок. – В жизни не видела ничего подобного. Просто сказка какая-то.
– Да, необычные фигурки, – согласился Мендер.
– Как вы думаете, сэр, они чего-нибудь стоят? – спросил Биглоу.
– Для коллекционера или музея – может быть, – подумав немного, ответил Мендер. – Но я серьезно сомневаюсь, чтобы мы на них разбогатели. – Он вдруг замолчал, нагнулся и вынул из стоящего чуть в стороне от остальных короба абсолютно черный человеческий череп в натуральную величину. – Господи, а это еще что такое?!
– Да, жутковатая вещичка, – проворчал Биглоу.
– Как будто сам Сатана его вырезал! – дрожащим голосом пробормотал один из матросов, перекрестившись на всякий случай.
Роксана, никогда не бывшая суеверной, хладнокровно отобрала череп у мужа и с нескрываемым интересом заглянула в пустые глазницы.
– Похоже на черное стекло. Гладенький, ни единой шероховатости. Ой, смотрите, у него в зубах голова дракона!
– Думаю, это скорее вулканический обсидиан, – заметил Мендер, – но я не представляю, как можно вырезать из...
Его прервал громкий треск. Снаружи что-то натужно заскрежетало, и пробивавшийся сквозь иллюминатор дневной свет померк. Остававшийся на верхней палубе матрос вихрем слетел по трапу и бросился к ним, крича на бегу:
– Сэр, надо уходить! Там лед трескается, и вода выступает целыми озерами. Если не поторопимся, можем застрять тут навсегда!
Мендер не стал терять времени на расспросы.
– Возвращаемся на «Паловерде»! Живо!
Роксана обернула череп шарфом и сунула под мышку.
– Сейчас не до сувениров! – прикрикнул на жену Мендер, но та хладнокровно пропустила его слова мимо ушей и только крепче обхватила удивительную находку.
Мужчины, пропустив Роксану вперед и бесцеремонно подталкивая сзади, торопливо поднялись на верхнюю палубу и спрыгнули на лед. Вокруг творилось что-то невообразимое: неподвижное и устойчивое всего пару часов назад ледовое поле на глазах вспучивалось и расходилось широкими трещинами. Трещины моментально превращались в полыньи – фонтаном бьющая снизу морская вода захлестывала льдину, разливаясь вокруг бурлящими потоками. Никто и представить себе не мог, что лед способен таять с такой невероятной быстротой.
Мужчины и Роксана, обходя громоздящиеся льдины, местами образующие заломы высотой до сорока футов, и очертя голову перепрыгивая через еще не успевшие разойтись трещины, неслись так. будто за ними гонятся целые полчища демонов преисподней. Их бегство сопровождалось пушечным грохотом ломающихся и торосящихся льдов. Отход был изматывающе тяжел: даже на ровной поверхности ноги вязли на каждом шагу в шестидюймовой толщины снежном одеяле.
Снова поднялся ветер, только сейчас он был влажным и теплым – впервые за много месяцев, истекших с того рокового дня, когда «Паловерде» угодил в ледовый плен. Преодолев полторы мили, они едва не падали от изнеможения. Но до их ушей уже доносились подбадривающие голоса оставшихся на борту китобоя, и они из последних сил продолжали движение. Какая-то сотня ярдов отделяла беглецов от спасения, когда перед ними возникло новое, казалось бы, непреодолимое препятствие. Тонкая, почти незаметная трещина внезапно разошлась футов на двадцать и продолжала стремительно расширяться, увеличиваясь на фут за каждые тридцать секунд.
Мигом оценив затруднительное положение, в котором оказались капитан и его спутники, второй помощник «Паловерде» Эйса Найт приказал матросам спустить за борт китобойную шлюпку. Ее волоком потащили по льду к трещине, которая достигла уже почти тридцати футов. Люди были охвачены единым порывом выручить товарищей любой ценой. К тому моменту, когда им удалось наконец дотащить шлюпку до края трещины, Мендеры, Биглоу и пятеро матросов уже стояли по колено в заливающей лед воде.
Вельбот быстро столкнули в ледяную воду и в несколько мощных гребков подогнали к противоположному «берегу» – к вящему облегчению тех, кого отделяли от неминуемой гибели считанные минуты. Роксану погрузили первой, а ее муж, как и положено капитану, перебрался в шлюпку последним.
– Мы в неоплатном долгу перед вами, мистер Найт, – сказал Мендер, с чувством пожимая руку второго помощника. – Ваши решительные действия спасли нам жизнь. Особенно я благодарен вам за спасение жены.
– И ребенка, – добавила Роксана, высунув голову из одеяла, в которое завернули ее двое дюжих гребцов. Мендер в недоумении посмотрел на жену:
– Но наш сын на борту, и ему ничто не угрожало.
– Я не о Сэмюэле, – с трудом выговорила она, стуча зубами.
Капитан уставился на нее в упор:
– Уж не хочешь ли ты сказать, женщина, что снова в тягости?
– Третий месяц пошел, – смиренно потупившись, призналась Роксана.
Мендер был потрясен:
– И ты отправилась на берег в шторм, зная об этом?!
– Когда я уходила, никаким штормом и не пахло, – с улыбкой возразила Роксана.
– Подскажи, Господи, ну что мне с ней делать? – тяжко вздохнул капитан.
– Если желаете избавиться от миссис Мендер, сэр, – шутливо предложил Биглоу, – буду счастлив оказать вам услугу.
Мендер, хоть и продрог до костей, от души расхохотался и обнял жену, чуть не задушив в объятиях.
– Не искушайте меня, мистер Биглоу. Ох не искушайте!
* * *
Через полчаса переодевшаяся в сухое Роксана сидела на камбузе «Паловерде» и грелась у чугунной печки. А экипаж во главе с капитаном не теряя ни минуты занялся авральной подготовкой судна к отплытию. Свернутые паруса спешно извлекали из трюма и крепили на реи. И вот загремели в клюзах якорные цепи, гордо развернулись полотнища марселей, и сам Мендер встал за штурвал, твердой рукой выводя «Паловерде» по многочисленным протокам в обход массивных айсбергов в открытое море.С честью выдержав вынужденное полугодовое пребывание у этих негостеприимных берегов и не потеряв ни единого человека, отважные китобои вырвались из ледового плена и направились домой, не преминув попутно пополнить бочки в трюме еще тысячью семьюстами баррелей ворвани и спермацета.
Обсидиановый череп – единственный трофей, который Роксана успела прихватить с «Мадраса», – занял почетное место на каминной полке дома Мендеров в Сан-Франциско. Бредфорд Мендер должным образом списался с новыми владельцами компании «Скайлар Крофт Трейдинг», сменившей к тому времени и название тоже, и отослал им бортовой журнал, указав координаты места на берегу моря Беллинсгаузена, где было найдено злополучное судно.
Увы, «Мадрасу», этому таинственному и зловещему реликту прошлого с мертвецами на борту, суждено было еще очень и очень долго оставаться закованным во льдах. В 1862 году из Ливерпуля отправили экспедицию из двух кораблей с заданием снять груз с «Мадраса», но ни один из них не вернулся. Оба пропали без вести в бескрайних ледяных просторах Антарктики.
Пройдет еще сто сорок четыре года, прежде чем на палубы бывшего «индиамэна» снова ступит нога человека.
Часть первая
Ближе к аду не бывает
1
22 марта 2001 года Пандора, штат Колорадо
Гаснущие звезды в утреннем небе кажутся нарисованными на заднике театральной сцены, если смотреть на них с высоты в девять тысяч футов над уровнем моря. Но, когда Луис Маркес вышел на порог своего маленького деревянного домика, самый призрачный вид был у луны. Такого неестественного апельсинового ореола вокруг нее Луис никогда раньше не видел. Несколько секунд он разглядывал это странное явление и только потом направился через двор к своей машине – пикапу «Шевроле Шайенн» 1973 года выпуска.
В темноте натянув рабочий комбинезон, Луис выскользнул из дому тише мыши, чтобы не разбудить жену и дочек. Лайза накануне вечером предлагала встать вместе с мужем, чтобы приготовить ему завтрак и сандвичи на ланч, но он твердо заявил, что в четыре часа утра ковыряться на кухне, не зажигая света, может только душевнобольной.
В быту Маркесы никогда не стремились к роскоши и умели довольствоваться малым. Глава семейства собственными руками отремонтировал и перепланировал обветшавший коттеджик, построенный еще в 1882 году. Дети ходили в школу в ближайший городок Теллурид, а все, что Луис и Лайза не могли купить в магазинах этого быстро завоевывающего популярность горнолыжного курорта, приобреталось в ежемесячных поездках в Монтроз, расположенный в шестидесяти семи милях к северу.
Привычный утренний ритуал Луиса считался незавершенным до тех пор, пока он не насладится чашечкой кофе, одновременно разглядывая сверху окрестности Пандоры, ныне превратившейся в город-призрак. В потустороннем свете луны несколько десятков сохранившихся здании казались кладбищенскими надгробьями.
Когда в 1874 году в этих местах обнаружили золотоносные породы и волны старателей хлынули в долину Сан-Мигель, здесь возник город, которому дали название Пандора – в честь легендарной древнегреческой красотки с сундуком, полным даров весьма сомнительного свойства. Бостонские банки, скупив большую часть индивидуальных заявок, профинансировали разработку шахты и строительство крупной обогатительной фабрики в двух милях от еще более знаменитого шахтерского городка Теллурида.
Шахту назвали «Парадиз», а Пандора вскоре получила официальный статус города с населением в двести человек и собственным почтовым отделением. Вдоль главной улицы тянулись аккуратно выкрашенные коттеджи с тщательно подстриженными и огороженными побеленным штакетником газонами. Хотя Пандора располагалась в высокогорной долине, откуда можно было выбраться только через узкое ущелье, между городом и остальным миром была налажена оживленная связь. Дорога к Теллуриду поддерживалась в идеальном состоянии, а «Южная железнодорожная компания Рио-Гранде» провела по дну каньона ветку-одноколейку, чтобы доставлять на шахту пассажиров и грузы и вывозить добытое золото в Денвер.
Кое-кто, однако, утверждал, что на шахте лежит проклятие. Добытое за несколько десятков лет эксплуатации золото на сумму более пятидесяти миллионов долларов было щедро оплачено жизнями и здоровьем шахтеров. Всего в сырых и плохо вентилируемых штольнях и забоях погибло двадцать восемь человек, причем четырнадцать из них в одной катастрофе, а еще около сотни изувечило на всю жизнь при просадках и обвалах.
Старожилы, покинувшие город и осевшие в Теллуриде, клялись, что в шахте до сих пор можно услышать шаги и жалобные стоны призрака одного из погибших. Подземные выработки тянулись на десятки миль, сетью крупноячеистых сот пронизывая крутые склоны величественного пика, вздымающегося в нежную лазурь колорадских небес на высоту почти 13 000 футов.
К 1931 году разработка истощившейся золотоносной породы сделалась нерентабельной. Шахта «Парадиз» закрылась и шестьдесят пять лет оставалась лишь воспоминанием и медленно затягивающимся шрамом, уродующим живописный ландшафт. Только в 1996 году забытые стволы и галереи снова услышали топот сапог и звон кирки.
Маркес перевел взгляд на горные вершины. Неделю назад закончилась четыре дня свирепствовавшая буря, и толщина покрова и без того заснеженных склонов возросла еще на четыре фута. С весенним потеплением снег стал рыхлым, как картофельное пюре. Приближался сезон лавин. Горнолыжников предупреждали об опасности и рекомендовали ни в коем случае не отклоняться в сторону от проложенных маршрутов и лыжных трасс. Впрочем, дому Маркеса и его семье ничто не угрожало – со дня основания Пандору еще никогда не накрывал снежный оползень, – а вот сам он сильно рисковал всякий раз, когда взбирался зимой на своем пикапчике по узкому обледеневшему серпантину и допоздна работал в одной из самых глубоких и отдаленных штолен заброшенной шахты. С каждым днем становилось все теплее, и сход лавины мог произойти в любое время.
За все проведенные в горах годы Маркес только однажды видел лавину. И это зрелище до конца жизни не изгладится из его памяти. Колоссальных размеров снежный ком с огромной скоростью скатывался по склону, окруженный искрящимся облаком, сметая с рокочущим громом на своем пути скалы и деревья.
Допив кофе, Луис нахлобучил видавшую виды защитную каску, сел за руль своего внедорожника и запустил двигатель. Дав ему пару минут прогреться, тронулся с места и осторожно повел машину по узкой немощеной дороге, ведущей к шахте. После недавней бури протекторы его автомобиля оставляли в снегу глубокие колеи, и Луис очень внимательно следил за дорогой, которая вскоре начала круто изгибаться вверх по спирали. Через пару минут с внешней стороны дороги показался обрыв, отвесно уходящий вниз на несколько сот футов. Если на этом отрезке серпантина занесет, спасателям долго потом придется выскребать по кусочкам искореженный труп из груды расплющенного железа.
Местные, не стесняясь, намекали, что у Маркеса проблемы с головой, а все из-за того, что он зачем-то приобрел права на старую шахту «Парадиз». За глаза же, собираясь в салуне попить пивка, откровенно называли его старым маразматиком. «Ведь все золото, которое стоило извлекать из породы, добыто уже много лет назад!» – говорили они, в недоумении пожимая плечами. И ни одна живая душа на свете, кроме Лайзы и председателя правления скромного коммерческого банка в Теллуриде, не догадывалась о том, что Маркес благодаря этой покупке станет богатым человеком. Прибыль от шахты он расчетливо инвестировал в местную недвижимость, и когда начался горнолыжный бум, состояние его достигло почти двух миллионов долларов.
Золото Луиса не интересовало. Последние десять лет он занимался исключительно камнями. В Монтане, Неваде и Колорадо он рыскал по заброшенным золотым и серебряным рудникам, выискивая часто сопутствующие драгоценным металлам редкие минералы, ценимые ювелирами. В одном из штреков шахты «Парадиз» он наткнулся на мощную жилу розоватых кристаллов, пренебрежительно принятых старыми горняками за пустую породу. Наметанный глаз Маркеса сразу опознал в них родохрозит, очень красивый полудрагоценный камень, в природных условиях имеющий окраску от бледно-розовой до темно-вишневой.
Месторождения родохрозита встречаются во всех частях света, но довольно редки. Ювелирной обработке подвергаются, как правило, только мелкие экземпляры, а крупные природные кристаллы чистой воды весом от восемнадцати карат пользуются бешеным спросом среди коллекционеров. Камни, добытые в шахте «Парадиз», отвечали самым строгим требованиям знатоков и ценителей. Маркес мог бы давно уйти на покой и провести остаток жизни в блаженном ничегонеделании, но решил повременить еще немного, пока не выработает жилу до конца.
Остановив свой старый потрепанный пикап у массивной и порядком проржавевшей железной двери, запертой аж на четыре навесных замка, Маркес вышел из кабины, достал ключи, каждый размером в мужскую ладонь, открыл замки и снял цепи. Двумя руками потянул на себя тяжелую створку. Лучи лунного света проникли в проем, вырвав из мрака наклонно уходящую вниз площадку и пару рельсов.
Войдя внутрь, Луис запустил движок, приводящий в действие большой переносной генератор, и повернул тумблер на распределительном щите. Ствол шахты внезапно озарился длинной гирляндой электрических лампочек, протянутой на сотни ярдов в глубь галереи. На рельсах Маркеса ждала вагонетка, привязанная тросом к лебедке. Вагонетку делали на века, и единственным признаком ее истинного возраста был бурый налет ржавчины на бортах.
Маркес влез в вагонетку и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Лебедка зажужжала, стравливая трос, и вагонетка покатила по рельсам вниз, движимая одной лишь силой тяжести. Спуск под землю – занятие не для слабонервных или страдающих клаустрофобией. Толщина шахтного ствола едва превышала ширину вагонетки. Бревенчатые крепи, похожие на дверные рамы с толстенными стойками и перекладинами, располагались через каждые несколько футов, страхуя кровлю от обвала. Часть бревен прогнила, но большинство оставалось прочными и надежными, как и в тот день, когда их поставили здесь давно ушедшие горняки. Вагонетка быстро преодолела крутой спуск и остановилась на отметке 1200 футов глубины. Здесь было неуютно и сыро от постоянно сочащейся с кровли и убегающей журчащими струйками в темноту воды.
Прихватив рюкзак и пакет с ланчем, Маркес вылез из вагонетки и пошел к вертикальному стволу, ведущему к нижним отметкам шахты «Парадиз» до уровня 2200 футов. Начинавшиеся оттуда галереи и квершлаги веером расходились в разные стороны, пронизывая гранитную толщу, как спицы колеса. Если верить старым записям и картам подземных выработок, общая протяженность туннелей под Пандорой и вокруг нее превышала сто миль.
Луис бросил камешек в зияющую пустоту. Звук всплеска дошел до него через две секунды.
Вскоре после закрытия шахты и остановки насосов нижние уровни затопило. Постепенно уровень воды установился футов на пятнадцать ниже отметки 1200, где Маркес разрабатывал жилу родохрозита. Но во время таяния снегов и дождливых сезонов вода быстро поднималась, и Луис уже предвидел, что через несколько недель она достигнет верха старой шахты и главных штолен. И пока вода не схлынет до прежнего уровня, добычу придется приостановить.
Поэтому Маркес заранее настроился извлечь за оставшееся время столько драгоценных кристаллов, сколько успеет. К сожалению, использование современной техники в столь деликатной операции исключалось, и приходилось полагаться только на собственные руки, кирку и тачку, чтобы подвозить к вагонетке отбитые куски породы с вкраплениями друз родохрозита.
Шагая по туннелю, он то и дело обходил старые ржавеющие вагонетки и отбойные молотки, брошенные покинувшими выработку шахтерами после закрытия «Парадиза». Сбыть ставшее ненужным оборудование владельцам было некуда, так как ближайшие шахты прекратили добычу примерно в то же время, и потому все это железо побросали прямо там, где последний раз им пользовались.
Пройдя семьдесят пять ярдов, Луис уперся в узкую расщелину, в которую с трудом мог протиснуться. Двадцатью футами дальше начиналась его заветная жила. Подвешенная на проволоке лампочка перегорела, и Маркес заменил ее на новую. Потом взял в руки кирку, примерился и начал вырубать из неподатливого гранита вкрапления кристаллов, чем-то напоминающих изюминки в сдобной булочке.
Намахавшись до второго пота, он решил немного передохнуть и тут же вспомнил об опасно нависшем над лазом в расщелину каменном козырьке. Козырек с виду казался прочным, но Маркес не хотел рисковать. Если тот все-таки сорвется во время работы, то ему из этой мышеловки нипочем не выбраться. Долбить его киркой было бы слишком долго и утомительно, так что оставалось только взорвать. С помощью переносного пневматического бура он просверлил в камне отверстие, засунул туда заряд динамита и подсоединил провода к ручному детонатору. Выйдя из расщелины и зайдя за поворот штольни, он нажал плунжер. Глухой удар потряс стены, эхом прокатившись по переходам; сразу вслед за ним послышался характерный шум обвала, и все вокруг заволокло облаком пыли.
Выждав несколько минут, пока не осядет пыль, Маркес, осторожно ступая, вернулся к месту взрыва. Козырька больше не существовало – он превратился в бесформенную каменную груду, частично перегородившую вход в расщелину. Подкатив поближе тачку, Маркес занялся уборкой, вывозя и выбрасывая обломки чуть дальше по ходу. Очистив проход, он поднял голову и бросил взгляд вверх, чтобы окончательно удостовериться в устранении угрозы обвала.
И с удивлением уставился в черный проем с неровными краями, непонятным образом появившийся в арке кровли прямо над жилой. Чтобы получше его рассмотреть, он направил в отверстие луч закрепленного на каске шахтерского фонаря. Внутри высветилось довольно объемистое пространство подозрительно правильной формы. Снедаемый внезапно вспыхнувшим любопытством, Маркес пробежался по штольне и где-то через полсотни ярдов увидел в куче брошенного оборудования то, что искал: ржавый покореженный пролет железного трапа длиной около шести футов. Вернувшись в расщелину, он приставил импровизированную лестницу к стене, взобрался наверх и стал расширять отверстие, осторожно вынимая шатающиеся камни, пока не увеличил его настолько, чтобы можно было пролезть. Затем поднялся на предпоследнюю ступеньку, просунулся в дыру до пояса и осмотрелся по сторонам, разгоняя тьму фонарем на козырьке каски.
Взору его открылось удивительное зрелище: вырубленная в гранитной скале комната, представляющая собой практически идеальный куб со стороной примерно в пятнадцать футов. Безупречно ровные и гладкие стены покрывали аккуратно вырезанные странные письмена. Луис готов был поклясться, что эти знаки оставлены кем угодно, только не горняками минувшего столетия. Но тут луч фонаря упал на каменный пьедестал в центре зала и осветил водруженный на него предмет.
Маркес вздрогнул от неожиданности и чуть не упал с лестницы. Пустые глазницы абсолютно черного черепа смотрели, казалось, прямо на него.
Гаснущие звезды в утреннем небе кажутся нарисованными на заднике театральной сцены, если смотреть на них с высоты в девять тысяч футов над уровнем моря. Но, когда Луис Маркес вышел на порог своего маленького деревянного домика, самый призрачный вид был у луны. Такого неестественного апельсинового ореола вокруг нее Луис никогда раньше не видел. Несколько секунд он разглядывал это странное явление и только потом направился через двор к своей машине – пикапу «Шевроле Шайенн» 1973 года выпуска.
В темноте натянув рабочий комбинезон, Луис выскользнул из дому тише мыши, чтобы не разбудить жену и дочек. Лайза накануне вечером предлагала встать вместе с мужем, чтобы приготовить ему завтрак и сандвичи на ланч, но он твердо заявил, что в четыре часа утра ковыряться на кухне, не зажигая света, может только душевнобольной.
В быту Маркесы никогда не стремились к роскоши и умели довольствоваться малым. Глава семейства собственными руками отремонтировал и перепланировал обветшавший коттеджик, построенный еще в 1882 году. Дети ходили в школу в ближайший городок Теллурид, а все, что Луис и Лайза не могли купить в магазинах этого быстро завоевывающего популярность горнолыжного курорта, приобреталось в ежемесячных поездках в Монтроз, расположенный в шестидесяти семи милях к северу.
Привычный утренний ритуал Луиса считался незавершенным до тех пор, пока он не насладится чашечкой кофе, одновременно разглядывая сверху окрестности Пандоры, ныне превратившейся в город-призрак. В потустороннем свете луны несколько десятков сохранившихся здании казались кладбищенскими надгробьями.
Когда в 1874 году в этих местах обнаружили золотоносные породы и волны старателей хлынули в долину Сан-Мигель, здесь возник город, которому дали название Пандора – в честь легендарной древнегреческой красотки с сундуком, полным даров весьма сомнительного свойства. Бостонские банки, скупив большую часть индивидуальных заявок, профинансировали разработку шахты и строительство крупной обогатительной фабрики в двух милях от еще более знаменитого шахтерского городка Теллурида.
Шахту назвали «Парадиз», а Пандора вскоре получила официальный статус города с населением в двести человек и собственным почтовым отделением. Вдоль главной улицы тянулись аккуратно выкрашенные коттеджи с тщательно подстриженными и огороженными побеленным штакетником газонами. Хотя Пандора располагалась в высокогорной долине, откуда можно было выбраться только через узкое ущелье, между городом и остальным миром была налажена оживленная связь. Дорога к Теллуриду поддерживалась в идеальном состоянии, а «Южная железнодорожная компания Рио-Гранде» провела по дну каньона ветку-одноколейку, чтобы доставлять на шахту пассажиров и грузы и вывозить добытое золото в Денвер.
Кое-кто, однако, утверждал, что на шахте лежит проклятие. Добытое за несколько десятков лет эксплуатации золото на сумму более пятидесяти миллионов долларов было щедро оплачено жизнями и здоровьем шахтеров. Всего в сырых и плохо вентилируемых штольнях и забоях погибло двадцать восемь человек, причем четырнадцать из них в одной катастрофе, а еще около сотни изувечило на всю жизнь при просадках и обвалах.
Старожилы, покинувшие город и осевшие в Теллуриде, клялись, что в шахте до сих пор можно услышать шаги и жалобные стоны призрака одного из погибших. Подземные выработки тянулись на десятки миль, сетью крупноячеистых сот пронизывая крутые склоны величественного пика, вздымающегося в нежную лазурь колорадских небес на высоту почти 13 000 футов.
К 1931 году разработка истощившейся золотоносной породы сделалась нерентабельной. Шахта «Парадиз» закрылась и шестьдесят пять лет оставалась лишь воспоминанием и медленно затягивающимся шрамом, уродующим живописный ландшафт. Только в 1996 году забытые стволы и галереи снова услышали топот сапог и звон кирки.
Маркес перевел взгляд на горные вершины. Неделю назад закончилась четыре дня свирепствовавшая буря, и толщина покрова и без того заснеженных склонов возросла еще на четыре фута. С весенним потеплением снег стал рыхлым, как картофельное пюре. Приближался сезон лавин. Горнолыжников предупреждали об опасности и рекомендовали ни в коем случае не отклоняться в сторону от проложенных маршрутов и лыжных трасс. Впрочем, дому Маркеса и его семье ничто не угрожало – со дня основания Пандору еще никогда не накрывал снежный оползень, – а вот сам он сильно рисковал всякий раз, когда взбирался зимой на своем пикапчике по узкому обледеневшему серпантину и допоздна работал в одной из самых глубоких и отдаленных штолен заброшенной шахты. С каждым днем становилось все теплее, и сход лавины мог произойти в любое время.
За все проведенные в горах годы Маркес только однажды видел лавину. И это зрелище до конца жизни не изгладится из его памяти. Колоссальных размеров снежный ком с огромной скоростью скатывался по склону, окруженный искрящимся облаком, сметая с рокочущим громом на своем пути скалы и деревья.
Допив кофе, Луис нахлобучил видавшую виды защитную каску, сел за руль своего внедорожника и запустил двигатель. Дав ему пару минут прогреться, тронулся с места и осторожно повел машину по узкой немощеной дороге, ведущей к шахте. После недавней бури протекторы его автомобиля оставляли в снегу глубокие колеи, и Луис очень внимательно следил за дорогой, которая вскоре начала круто изгибаться вверх по спирали. Через пару минут с внешней стороны дороги показался обрыв, отвесно уходящий вниз на несколько сот футов. Если на этом отрезке серпантина занесет, спасателям долго потом придется выскребать по кусочкам искореженный труп из груды расплющенного железа.
Местные, не стесняясь, намекали, что у Маркеса проблемы с головой, а все из-за того, что он зачем-то приобрел права на старую шахту «Парадиз». За глаза же, собираясь в салуне попить пивка, откровенно называли его старым маразматиком. «Ведь все золото, которое стоило извлекать из породы, добыто уже много лет назад!» – говорили они, в недоумении пожимая плечами. И ни одна живая душа на свете, кроме Лайзы и председателя правления скромного коммерческого банка в Теллуриде, не догадывалась о том, что Маркес благодаря этой покупке станет богатым человеком. Прибыль от шахты он расчетливо инвестировал в местную недвижимость, и когда начался горнолыжный бум, состояние его достигло почти двух миллионов долларов.
Золото Луиса не интересовало. Последние десять лет он занимался исключительно камнями. В Монтане, Неваде и Колорадо он рыскал по заброшенным золотым и серебряным рудникам, выискивая часто сопутствующие драгоценным металлам редкие минералы, ценимые ювелирами. В одном из штреков шахты «Парадиз» он наткнулся на мощную жилу розоватых кристаллов, пренебрежительно принятых старыми горняками за пустую породу. Наметанный глаз Маркеса сразу опознал в них родохрозит, очень красивый полудрагоценный камень, в природных условиях имеющий окраску от бледно-розовой до темно-вишневой.
Месторождения родохрозита встречаются во всех частях света, но довольно редки. Ювелирной обработке подвергаются, как правило, только мелкие экземпляры, а крупные природные кристаллы чистой воды весом от восемнадцати карат пользуются бешеным спросом среди коллекционеров. Камни, добытые в шахте «Парадиз», отвечали самым строгим требованиям знатоков и ценителей. Маркес мог бы давно уйти на покой и провести остаток жизни в блаженном ничегонеделании, но решил повременить еще немного, пока не выработает жилу до конца.
Остановив свой старый потрепанный пикап у массивной и порядком проржавевшей железной двери, запертой аж на четыре навесных замка, Маркес вышел из кабины, достал ключи, каждый размером в мужскую ладонь, открыл замки и снял цепи. Двумя руками потянул на себя тяжелую створку. Лучи лунного света проникли в проем, вырвав из мрака наклонно уходящую вниз площадку и пару рельсов.
Войдя внутрь, Луис запустил движок, приводящий в действие большой переносной генератор, и повернул тумблер на распределительном щите. Ствол шахты внезапно озарился длинной гирляндой электрических лампочек, протянутой на сотни ярдов в глубь галереи. На рельсах Маркеса ждала вагонетка, привязанная тросом к лебедке. Вагонетку делали на века, и единственным признаком ее истинного возраста был бурый налет ржавчины на бортах.
Маркес влез в вагонетку и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Лебедка зажужжала, стравливая трос, и вагонетка покатила по рельсам вниз, движимая одной лишь силой тяжести. Спуск под землю – занятие не для слабонервных или страдающих клаустрофобией. Толщина шахтного ствола едва превышала ширину вагонетки. Бревенчатые крепи, похожие на дверные рамы с толстенными стойками и перекладинами, располагались через каждые несколько футов, страхуя кровлю от обвала. Часть бревен прогнила, но большинство оставалось прочными и надежными, как и в тот день, когда их поставили здесь давно ушедшие горняки. Вагонетка быстро преодолела крутой спуск и остановилась на отметке 1200 футов глубины. Здесь было неуютно и сыро от постоянно сочащейся с кровли и убегающей журчащими струйками в темноту воды.
Прихватив рюкзак и пакет с ланчем, Маркес вылез из вагонетки и пошел к вертикальному стволу, ведущему к нижним отметкам шахты «Парадиз» до уровня 2200 футов. Начинавшиеся оттуда галереи и квершлаги веером расходились в разные стороны, пронизывая гранитную толщу, как спицы колеса. Если верить старым записям и картам подземных выработок, общая протяженность туннелей под Пандорой и вокруг нее превышала сто миль.
Луис бросил камешек в зияющую пустоту. Звук всплеска дошел до него через две секунды.
Вскоре после закрытия шахты и остановки насосов нижние уровни затопило. Постепенно уровень воды установился футов на пятнадцать ниже отметки 1200, где Маркес разрабатывал жилу родохрозита. Но во время таяния снегов и дождливых сезонов вода быстро поднималась, и Луис уже предвидел, что через несколько недель она достигнет верха старой шахты и главных штолен. И пока вода не схлынет до прежнего уровня, добычу придется приостановить.
Поэтому Маркес заранее настроился извлечь за оставшееся время столько драгоценных кристаллов, сколько успеет. К сожалению, использование современной техники в столь деликатной операции исключалось, и приходилось полагаться только на собственные руки, кирку и тачку, чтобы подвозить к вагонетке отбитые куски породы с вкраплениями друз родохрозита.
Шагая по туннелю, он то и дело обходил старые ржавеющие вагонетки и отбойные молотки, брошенные покинувшими выработку шахтерами после закрытия «Парадиза». Сбыть ставшее ненужным оборудование владельцам было некуда, так как ближайшие шахты прекратили добычу примерно в то же время, и потому все это железо побросали прямо там, где последний раз им пользовались.
Пройдя семьдесят пять ярдов, Луис уперся в узкую расщелину, в которую с трудом мог протиснуться. Двадцатью футами дальше начиналась его заветная жила. Подвешенная на проволоке лампочка перегорела, и Маркес заменил ее на новую. Потом взял в руки кирку, примерился и начал вырубать из неподатливого гранита вкрапления кристаллов, чем-то напоминающих изюминки в сдобной булочке.
Намахавшись до второго пота, он решил немного передохнуть и тут же вспомнил об опасно нависшем над лазом в расщелину каменном козырьке. Козырек с виду казался прочным, но Маркес не хотел рисковать. Если тот все-таки сорвется во время работы, то ему из этой мышеловки нипочем не выбраться. Долбить его киркой было бы слишком долго и утомительно, так что оставалось только взорвать. С помощью переносного пневматического бура он просверлил в камне отверстие, засунул туда заряд динамита и подсоединил провода к ручному детонатору. Выйдя из расщелины и зайдя за поворот штольни, он нажал плунжер. Глухой удар потряс стены, эхом прокатившись по переходам; сразу вслед за ним послышался характерный шум обвала, и все вокруг заволокло облаком пыли.
Выждав несколько минут, пока не осядет пыль, Маркес, осторожно ступая, вернулся к месту взрыва. Козырька больше не существовало – он превратился в бесформенную каменную груду, частично перегородившую вход в расщелину. Подкатив поближе тачку, Маркес занялся уборкой, вывозя и выбрасывая обломки чуть дальше по ходу. Очистив проход, он поднял голову и бросил взгляд вверх, чтобы окончательно удостовериться в устранении угрозы обвала.
И с удивлением уставился в черный проем с неровными краями, непонятным образом появившийся в арке кровли прямо над жилой. Чтобы получше его рассмотреть, он направил в отверстие луч закрепленного на каске шахтерского фонаря. Внутри высветилось довольно объемистое пространство подозрительно правильной формы. Снедаемый внезапно вспыхнувшим любопытством, Маркес пробежался по штольне и где-то через полсотни ярдов увидел в куче брошенного оборудования то, что искал: ржавый покореженный пролет железного трапа длиной около шести футов. Вернувшись в расщелину, он приставил импровизированную лестницу к стене, взобрался наверх и стал расширять отверстие, осторожно вынимая шатающиеся камни, пока не увеличил его настолько, чтобы можно было пролезть. Затем поднялся на предпоследнюю ступеньку, просунулся в дыру до пояса и осмотрелся по сторонам, разгоняя тьму фонарем на козырьке каски.
Взору его открылось удивительное зрелище: вырубленная в гранитной скале комната, представляющая собой практически идеальный куб со стороной примерно в пятнадцать футов. Безупречно ровные и гладкие стены покрывали аккуратно вырезанные странные письмена. Луис готов был поклясться, что эти знаки оставлены кем угодно, только не горняками минувшего столетия. Но тут луч фонаря упал на каменный пьедестал в центре зала и осветил водруженный на него предмет.
Маркес вздрогнул от неожиданности и чуть не упал с лестницы. Пустые глазницы абсолютно черного черепа смотрели, казалось, прямо на него.
2
Двухмоторный самолет компании «Юнайтед Эйрлайнз» лихо обогнул на вираже парочку пухлых облаков и начал снижение к короткой посадочной полосе, расположенной чуть ли не на самом краю обрывистого берега реки Сан-Мигель. Хотя пилот давно потерял счет взлетам и посадкам в аэропорт} Теллурида, ему всякий раз приходилось заставлять себя сосредоточиться на управлении самолетом, не отвлекаясь на открывающуюся с высоты живописную панораму снежных пиков горного хребта Сан-Хуан. От безмятежной красоты остроконечных вершин и крутых склонов, облаченных в мантию вечных снегов под бездонным лазурным небом, неизменно захватывало дух.
Самолет нырнул в долину, и по обе стороны от него величественно воздвиглись горы. До них было так близко, что пассажирам казалось, будто кончики крыльев вот-вот сбреют парочку эспенов, сиротливо дрожащих кронами на покрытых проплешинами осыпей склонах. Машину и в самом деле тряхнуло, но лишь оттого, что пилот выпустил шасси. А в следуюшую минуту колеса коснулись посадочной полосы и мягко зашуршали по бетону.
В самолете было всего восемнадцать пассажиров, и высадка прошла быстро. Патриция О'Коннелл вышла последней. По совету друзей, уже летавших этим маршрутом, она специально попросила билет на место в хвосте, чтобы любоваться фантастическим горным ландшафтом, а не плоскостью самолета в иллюминаторе.
На высоте 9000 футов недостаток кислорода в разреженном воздухе ощущался заметно, но с лихвой компенсировался его невероятной чистотой и свежестью. По дороге от трапа до здания аэровокзала Пэт дышала полной грудью и никак не могла надышаться. У входа навстречу ей шагнул невысокий коренастый крепыш с бритой головой и пышной темно-каштановой бородой.
– Доктор О'Коннелл?
– Можете называть меня просто Пэт, – ответила она. – А вы доктор Эмброз?
– Можете называть меня просто Том, – подхватывая ее тон, улыбнулся встречающий. – Как долетели?
– Чудесно. Немножко поболтало над горами, но вид сверху заставляет забыть о любых неудобствах.
– Теллурид – прекрасное место, – задумчиво произнес Том. – Иногда мне хочется плюнуть на все, обосноваться в горах и провести здесь остаток жизни.
Внешне доктор Томас Эмброз мало подходил под стереотип серьезного ученого, но он считался одним из самых уважаемых антропологов в мире. Заслуженный профессор Аризонского университета, выдающийся исследователь и аналитик, чьи скрупулезные отчеты о раскопках, проведенных под его руководством, служили общепризнанным эталоном. Пэт знала, что Эмброзу под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Никто бы не подумал, что у него за плечами более тридцати лет поисков следов древнего человека и доисторических культур в юго-западных регионах Северной Америки.
– Доктор Кидд говорил со мной по телефону, почти сплошь загадками. И при этом таинственно намекал на какое-то грандиозное открытие. Но ничего конкретного так и не сказал, – пожаловалась Патриция, бросив вопросительный взгляд на собеседника.
– Я тоже не скажу, – засмеялся Эмброз. – Лучше наберитесь терпения, и скоро все увидите сами.
– А как вы оказались в этом замешаны, если не секрет?
– Просто оказался в нужном месте в нужное время. Приехал покататься на лыжах с подругой, думал на недельку расслабиться, а тут вдруг позвонил коллега из университета Колорадо и спросил, не взгляну ли я на находку одного старого горняка. После беглого осмотра на месте я сразу понял, что это выходит за пределы моей компетенции.
– Странно слышать подобное признание из уст человека с вашей репутацией.
– К сожалению, мои скромные познания не включают эпиграфику. Так что следующий выход ваш. Единственный специалист по расшифровке древних надписей, с которым я знаком лично, это доктор Джерри Кидд из Стэнфорда. Сам он приехать не смог, но очень настойчиво рекомендовал пригласить вместо него именно вас.
Эмброз повернулся к открывшемуся люку багажного транспортера, по ту сторону которого регистраторши, они же по совместительству грузчицы и носильщицы, принялись споро швырять чемоданы и сумки в наклонный металлический желоб.
Самолет нырнул в долину, и по обе стороны от него величественно воздвиглись горы. До них было так близко, что пассажирам казалось, будто кончики крыльев вот-вот сбреют парочку эспенов, сиротливо дрожащих кронами на покрытых проплешинами осыпей склонах. Машину и в самом деле тряхнуло, но лишь оттого, что пилот выпустил шасси. А в следуюшую минуту колеса коснулись посадочной полосы и мягко зашуршали по бетону.
В самолете было всего восемнадцать пассажиров, и высадка прошла быстро. Патриция О'Коннелл вышла последней. По совету друзей, уже летавших этим маршрутом, она специально попросила билет на место в хвосте, чтобы любоваться фантастическим горным ландшафтом, а не плоскостью самолета в иллюминаторе.
На высоте 9000 футов недостаток кислорода в разреженном воздухе ощущался заметно, но с лихвой компенсировался его невероятной чистотой и свежестью. По дороге от трапа до здания аэровокзала Пэт дышала полной грудью и никак не могла надышаться. У входа навстречу ей шагнул невысокий коренастый крепыш с бритой головой и пышной темно-каштановой бородой.
– Доктор О'Коннелл?
– Можете называть меня просто Пэт, – ответила она. – А вы доктор Эмброз?
– Можете называть меня просто Том, – подхватывая ее тон, улыбнулся встречающий. – Как долетели?
– Чудесно. Немножко поболтало над горами, но вид сверху заставляет забыть о любых неудобствах.
– Теллурид – прекрасное место, – задумчиво произнес Том. – Иногда мне хочется плюнуть на все, обосноваться в горах и провести здесь остаток жизни.
Внешне доктор Томас Эмброз мало подходил под стереотип серьезного ученого, но он считался одним из самых уважаемых антропологов в мире. Заслуженный профессор Аризонского университета, выдающийся исследователь и аналитик, чьи скрупулезные отчеты о раскопках, проведенных под его руководством, служили общепризнанным эталоном. Пэт знала, что Эмброзу под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Никто бы не подумал, что у него за плечами более тридцати лет поисков следов древнего человека и доисторических культур в юго-западных регионах Северной Америки.
– Доктор Кидд говорил со мной по телефону, почти сплошь загадками. И при этом таинственно намекал на какое-то грандиозное открытие. Но ничего конкретного так и не сказал, – пожаловалась Патриция, бросив вопросительный взгляд на собеседника.
– Я тоже не скажу, – засмеялся Эмброз. – Лучше наберитесь терпения, и скоро все увидите сами.
– А как вы оказались в этом замешаны, если не секрет?
– Просто оказался в нужном месте в нужное время. Приехал покататься на лыжах с подругой, думал на недельку расслабиться, а тут вдруг позвонил коллега из университета Колорадо и спросил, не взгляну ли я на находку одного старого горняка. После беглого осмотра на месте я сразу понял, что это выходит за пределы моей компетенции.
– Странно слышать подобное признание из уст человека с вашей репутацией.
– К сожалению, мои скромные познания не включают эпиграфику. Так что следующий выход ваш. Единственный специалист по расшифровке древних надписей, с которым я знаком лично, это доктор Джерри Кидд из Стэнфорда. Сам он приехать не смог, но очень настойчиво рекомендовал пригласить вместо него именно вас.
Эмброз повернулся к открывшемуся люку багажного транспортера, по ту сторону которого регистраторши, они же по совместительству грузчицы и носильщицы, принялись споро швырять чемоданы и сумки в наклонный металлический желоб.