- Миссис Голдабург там? - спросил он. Но Карлоса было не так-то легко
провести.
- Слушай ты, сукин сын, я знаю, кто ты. Ты Герт, а я веду Маргарет на
занятия и не желаю, чтобы ты снова сюда звонил! - Карлос бросил трубку на
рычаг, насупился и молчал всю дорогу до колледжа.
Когда мы приехали в УКЛА (я посещала там вечерние курсы), я вошла в
холл, позвонила Герту из автомата и объяснила ему все происходящее.
Разговаривая, я повернулась лицом к окну и засмеялась - Карлос стоял на
улице и смотрел на меня.
В 1958 году я поступила на курсы менеджеров в "Пасифик Телефон". Теперь
мне приходилось ездить на автобусе из района Уилшир на Олайв-стрит. Однажды
вечером, сидя на остановке в ожидании автобуса, я увидела индийца в черном
английском костюме и с зонтиком. Он тоже ждал автобуса и сидел на скамейке
неподалеку от меня.
На следующее утро, когда я собиралась на работу, я вдруг вспомнила
этого индийца и пожалела, что не заговорила с ним. Это вполне могло бы
пригодиться для развития разговорных навыков, которым нас обучали на курсах
менеджеров.
Вечером того же дня я поспешила на остановку, снова надеясь увидеть его
там. Однако, к моему разочарованию, индийца нигде не было видно. И тут вдруг
я услышала его голос, произнесший с заметным акцентом:
- Вам действительно следует поспешить, если вы хотите успеть на этот
автобус.
Обрадованная, я первой влетела в автобус, затем вошел он и сел рядом со
мной. Это меня не на шутку заинтересовало. После того как автобус тронулся с
места, я заговорила с ним первой и вскоре выяснила, что его зовут Суран Бхат
и он из Бомбея. У него были две степени доктора философии - из Бомбейского
университета и из университета Пердью. "Впечатляет", - подумала я про себя.
В процессе беседы я выяснила, что он был астрологом и умел составлять
гороскопы. Узнав о дне и часе моего рождения, он сказал, что попробует
составить для меня астрологическую таблицу, а потом сообщит, что ему удалось
выяснить. Еще он сказал, что использует собственную астрологическую таблицу
для того, чтобы играть на индийской фондовой бирже, и сильно преуспел в
финансовом отношении. Он был женат, но детей не было. В Штатах он жил уже
примерно полгода.
Придя домой, я записала наш разговор в форме диалога "я сказала", "он
сказал", и все получилось очень удачно. Предъявив эту запись на занятиях, я
удостоилась похвалы преподавателя за оригинальный и нестандартный подход.
Несколько дней спустя мы вновь оказались в одном автобусе, и он показал
мне обещанный гороскоп. Согласно его вычислениям, я должна была выйти замуж
за человека, который станет знаменитым философом. Я была восхищена его
астрологическими способностями, причем не только
благодаря этому гороскопу, но и его объяснениям по поводу того, что
означает то или иное расположение звезд. Я попросила индийца научить меня
составлению гороскопов, и он согласился. После этого он дважды наведывался
ко мне с визитом. Я настолько заинтересовалась астрологией и тем влиянием,
которое она оказывает на нашу повседневную жизнь, что научилась всему очень
быстро.
Во время второго визита я услышала стук в дверь. Открыв ее, я
обнаружила нарядного Карлоса, который был в костюме, белой рубашке и при
галстуке. Он заявил, что ему хочется познакомиться с моим другом.
Я пригласила его войти. Он сел на стул в углу, в то время как индиец
сидел на кушетке.
Оставив их наедине, я вышла в кухню за вином. Когда я вернулась, индиец
спрашивал Карлоса, интересуется ли он астрологией.
- Нет, - очень печально отвечал он, - не интересуюсь. Зато меня очень
интересует мисса Раньян. Я вижу, что ваши идеи в высшей степени умны, и я
думаю, что она тоже очень умна. Подобное сочетание кажется мне весьма
опасным. Поэтому я бы попросил вас немедленно уйти отсюда.
Услышав это, я не знала, что и делать. Индиец некоторое время сидел
молча, а затем встал и удалился. Я заявила Карлосу, что ему не следовало
приходить и позорить меня в глазах этого достойного человека. В конце
концов, он пришел сюда по моему приглашению, чтобы заняться составлением
гороскопов.
- Ох, мисса Раньян, - вздохнул Карлос, - когда вы встречаетесь с умным
человеком, то становитесь опасной. Не знаю, что бы могло случиться, если бы
я не появился.
Больше я этого индийца не видела. Я даже осталась без экземпляра своего
гороскопа, который он для меня сделал.
12
Большую часть 1958 года Карлос продолжал жить в Северном Нью-Хэмпшире.
Он получил работу на фабрике игрушек "Маттел той компани", которая
находилась на Розен-кранц-авеню, в Хоуторне, в нескольких милях от его дома.
Чтобы ездить на работу, Карлос купил старый "шевроле". Квартира в Северном
Нью-Хэмпшире находилась в доме, покрытом розовой штукатуркой, с черепичной
крышей и миниатюрными балконами. Карлос жил в квартире номер 4, на первом
этаже. В комнате было большое, выходившее на улицу окно, у которого стоял
письменный стол с пишущей машинкой. На полу были постелены маты, на стенах
висели длинные полки с книгами - в основном, это были издания в мягкой
обложке - латиноамериканская поэзия и биографии. В одном из углов находились
принадлежности для ваяния. Еще из мебели была кровать и пара обшарпанных
стульев. Радио, телевизор или телефон отсутствовали. Нагрянув к нему
воскресным полднем, я обнаружила Карлоса работающим над скульптурой, которая
была установлена на доске, перекинутой через кухонную раковину. Это
объяснялось тем, что там было больше всего света.
Поскольку он учился и работал, времени для занятий творчеством почти не
оставалось. Но он ухитрялся урывками то на переменах, то на работе - кое-что
писать, и даже завел себе записную книжку, куда заносил стихи или
романтическую прозу. Он занимался на семинаре по латинской поэзии, чтобы
выработать классический стиль и проникнуться классическими темами. Особое
внимание он обратил на Лукреция. Как и Хаксли, Лукреций уделял серьезное
внимание научным методам своего времени. Кроме того, он рассуждал о смерти,
малодушном страхе перед ней и о том,
как отважные воины с гор всегда живут с мыслью о смерти и нисколько ее
не боятся. Карлос подчеркнул в книге такие строки:
Кто-то умрет, чтобы обрести застывшее имя.
Когда страх смерти вынуждает нас
Ненавидеть ласковый солнечный свет,
Тогда, горюя, мы ставим, крест на своей жизни.
Кому-то он рассказывал, что происходит из страны Лукреция, кому-то -
что из Бразилии, а передо мной всячески старался продемонстрировать, что
знаком с классикой этой южноамериканской страны. Осенью он дал мне послушать
один из принадлежавших ему альбомов, "Бразильская бахиана 5". Там были
записаны сюита Вилла-Лобоса, бразильские народные песни и пять арий из опер
Пуччини. Естественно, сюита и народные песни были на португальском, и
Карлос, казалось, понимает этот язык, что было бы вполне естественно для
уроженца Бразилии. До I960 года он регулярно получал письма из дома, но я
никогда не обращала внимания - на португальском или испанском языке они
написаны. Он всегда читал мне их в переводе на английский.
Учась на четвертом курсе ЛАОК, Карлос переехал в доходный дом на
Адамс-авеню, который принадлежал маленькой жилистой женщине по имени Джонни,
жившей на первом этаже. Она сама готовила и обслуживала своих постояльцев, к
которым испытывала материнские чувства. Это была дружелюбная женщина,
которая, однако, придерживалась строгих правил. Большинство постояльцев
вынуждены были терпеть ее запрет "никаких девушек", но Карлос не обращал на
это внимания. Он заставлял меня украдкой пробираться в его квартиру под
покровом темноты и оставаться там на всю ночь. По утрам, сняв туфли и надев
его носки, чтобы производить как можно меньше шума, я выбиралась из дома, а
Карлос следил за мной из окна.
Он писал рассказы на тему коротких романтических встреч и психологии
взаимоотношений между мужчиной и женщиной, но никогда не давал мне их
читать, постоянно держа свой блокнот при себе. Преподаватель ЛАОК Верной
Кинг поощрял его литературные опыты, и Карлос старался вовсю. Особенно много
он писал стихов, причем одно из его стихотворений заняло первое место на
поэтическом конкурсе, который спонсировала коллежская газета. Она же и
напечатала это стихотворение на своих страницах, поставив имя автора -
Карлос Кастанеда.
В декабре 1958 года Карлос решил снять домик на Чероки-авеню в
Голливуде. В то время я продолжала жить в доме своей тетушки Ведьмы на 8-й
Западной улице. Она очень внимательно следила за мной, приставая с
расспросами каждый раз, когда меня не было в том месте, где я должна была
находиться. Тетушка не одобряла моих встреч с Карлосом, поскольку он был
иностранец и она ничего о нем не знала. Я проводила с Карлосом большую часть
времени, хотя он всегда был очень занят ваянием или литературой. Однажды он
изготовил рождественские открытки с песочными часами, но я потеряла ту,
которую он мне подарил. Мы ходили в кафе на Голливуд-бульваре, посещали
различные культурные мероприятия и часто ходили в кино - в основном на
иностранные фильмы.
Я не пропускала ни одной лекции Невилла Годдарда, которые он читал в
Уилшир-Эбел-театре, но Карлос ни разу не согласился меня сопровождать, хотя
потом мы всегда обсуждали то, о чем на них говорилось. Иногда он даже
выдавал какие-то свои комментарии.
Невилл заявлял, что Библия - это не история, но биография каждого
человеческого существа. Он утверждал, что Библия всегда говорит в настоящем
времени, то есть рассказывает нам о нас самих.
"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Здесь
Иоанн говорит нам о том, что Слово - это наши мысли, облеченные в слова, что
каждый из нас - Бог, и когда мы перестаем поклоняться Богу как чему-то
находящемуся вовне, осознавая, что Он обитает внутри нас, и понимая Христа
как плод нашего чудесного воображения, то можем сделать свои мечты
реальностью. Исходя из того, чего мы хотим, сознавая, что это уже так, а
затем утверждаясь в мысли, что это так и есть, мы автоматически становимся
причиной событий, воплощая их в реальность. В День Субботний мы отдыхаем от
своей умственной работы, а в воскресенье - от работы физической.
В моем обществе Карлос охотно обсуждал разные психические феномены, а
иногда даже давал странные мистические интерпретации прочитанных им историй.
Например, мы обсудили с ним "Братьев Карамазовых". Все эти братья, заявила
я, на самом деле являлись аспектами одной индивидуальности, причем их отец
был реальным мужчиной, в то время как мать являлась символом
бессознательного. Затем я развила эту тему, указав на ряд других
метафорических символов, увиденных мной в романе, Карлос все это записал и,
в дальнейшем, использовал на занятиях в колледже.
Мы прожили на Чероки-авеню около месяца, после чего я вернулась к тете
Бельме, а Карлос снял комнату на втором этаже пансиона Мариэтты. Этот
пансион находился на Вермонт-стрит, прямо напротив студенческого городка
ЛАОК, и представлял собой четырехэтажное кирпичное здание грязно-желтого
цвета, имевшее двойные двери, фонарь в стиле барокко над главным входом,
белые колонны и золотистого цвета жалюзи, прикрывавшие окна первого и
второго этажей, выходившие на улицу. Пол в холле был устлан восточными
коврами.
Карлос учился уже последний семестр и теперь постоянно изнурял себя
зубрежкой. Кроме того, он поступил на работу в управление по проверке
политической благонадежности и стал готовиться к натурализации в Штатах. Мы
обсуждали, какую фамилию ему лучше употреблять - Арана или Кастанеда.
Официально его фамилия была Арана, но мы сошлись на том, что "Карлос
Кастанеда" звучит эффектнее. Именно этим именем он подписывался в колледже и
при устройстве на работу, поэтому мы решили, что пусть он так и останется
Кастанедой.
В апреле 1959 года тетя Бельма умерла, и я, вместе с другими членами
своей семьи, присутствовала на ее похоронах. Однако Карлоса там не было. Ему
никогда не нравилась ее претенциозность, комфортабельный калифорнийский
образ жизни и рассказы о том, как она приехала на Запад и три раза выходила
замуж, коллекционируя недвижимое имущество. Здесь, в Лос-Анджелесе, она
произносила свою фамилию как Раньон, утверждая, что Дамон Раньон не только
ее родственник, но и друг, которому она когда-то посоветовала стать
писателем. Карлоса все это мало заботило, а потому ее смерть его откровенно
обрадовала. Теперь он чувствовал себя со мной более свободно.
Весной он закончил учебу в ЛАОК и получил 19 июня 1959 года диплом по
психологии. Он прошел через стандартную торжественную церемонию в мантии и
шапочке, сфотографировался - напряженный, хмурый, явно не знающий, куда
девать свои руки. Эту фотографию он отослал своим родственникам в Перу,
написав, что собирается поступать в УКЛА. Это было одно из его последних
писем домой. Когда у него стали выходить книги, он не сообщил об этом своим
родственникам, и вплоть до начала 70-х годов они даже не знали, где он
находится. Последним звеном, связывавшим его с домом, оставалась фотография
его матери, которую он однажды драматически разорвал во время ссоры со мной.
13
Итак, ЛАОК был окончен и Карлос поступил в УКЛА. Болезненно сознавая
то, что уже стало вполне очевидным, - ему никогда не стать настоящим
художником, - Карлос решил обратить внимание на преподавательскую карьеру.
Идея стать писателем была весьма заманчивой, но на данной стадии не слишком
реальной. Недолго думая, Карлос переключился с психологии на антропологию,
хотя не испытывал особой склонности к преподаванию ни того, ни другого.
После смерти Ведьмы я переехала в квартиру, расположенную на двух
этажах, с внутренней лестницей, которая находилась в доме по Южной
Детройт-стрит. Три года до этого я занималась ее обустройством. Сью
Чайлдресс, которая летом работала во Флориде, вернулась в Калифорнию и
поселилась у меня. Карлос приходил ко мне, едва выдавалось свободное время -
помимо учебы он еще постоянно где-то подрабатывал. За шесть недель он обучил
Сью испанскому и теперь работал над ее произношением. В благодарность она
готовила для него фруктовый шербет. Чтобы оплатить свои счета, он работал. В
начале зимы он получил место в отделе счетов "Хаггарти" - это был женский
магазин, расположенный на Уилшир-бульваре в Голливуде. Приходилось работать
по вечерам, подводя балансы, проверяя счета и следя за их почтовой
отправкой.
Порой у него возникало смутное ощущение дежа вю. Снова, как когда-то в
Перу, он работал в магазине, наблюдая за покупательницами. Только здесь он
сидел под огромной хрустальной люстрой и находился в городе, расположенном
на западной окраине Соединенных Штатов. Да и богатые прилавки с
драгоценностями заметно отличались от скромного прилавка в магазине его отца
Сесара. Иногда Карлос задавался вопросом, не совершил ли он ошибки, приехав
в Америку, и не лучше ли ему вернуться обратно домой, где он бы не
чувствовал себя посторонним. Впрочем, когда эти сомнения проходили, он
понимал, что следует в правильном направлении. Особенно хорошо он себя
чувствовал воскресными вечерами в моих апартаментах, когда кто-то из гостей
приносил вина и мы начинали разговаривать о философии, живописи,
экстрасенсорном восприятии и поэзии. Чем меньше у меня было гостей, тем
менее скованно чувствовал себя Карлос и тем более охотно он углублялся в
рассуждения об оккультизме, астральной проекции и трансовом беге.
- Он подмигивал с таким видом, словно хотел создать у меня впечатление,
что ему известны ответы на мучившие меня вопросы, - вспоминала Сью. - Но, с
другой стороны, я в этом и не сомневалась.
При желании, Карлос мог выглядеть весьма загадочно. Когда кто-нибудь
заводил разговор о предсказании будущего, Карлос начинал выдавать
собственные предсказания. Однажды он рассказал мне о ком-то, кого много лет
не видел, описав его довольно странно: "недостающее звено в этой судьбе,
определившее триединство нас троих", имея в виду себя, меня и Сью. Кроме
того, он предсказал, что Сью выйдет замуж за этого человека. Меня это так
заинтриговало, что я позвала Сью.
- Он врач? - сразу спросила она, по-видимому, исходя из каких-то своих
соображений.
- Чем он занимается? - спросила я Карлоса. Он отвечал, что этот человек
- молодой врач, который собирался специализироваться в нейрохирургии. Кроме
того, добавил Карлос, однажды мы все четверо отправимся в Бразилию. Но
ничего такого не случилось.
Однако если его предсказания были ошибочными, зато некоторые из его
тогдашних идей впоследствии нашли свое отражение на страницах его книг, в
частности, в качестве составной части учения дона Хуана. Например, до I960
года его часто заедала рутина. Он испытывал тоску от жизни и от людей,
которые его пугали, и часто жаловался вслух на смертельно надоевшее
однообразие - каждое утро надо отправляться на занятия в одну и ту же
аудиторию, а в три часа дня уже быть на работе. Он буквально задыхался от
такого распорядка дня, не дающего ему достаточно времени для занятий
живописью и литературой. Спустя годы он писал о том, что дон Хуан советовал
ему порвать с рутиной, чтобы обновить восприятие и обрести свежий взгляд на
мир.
Когда была издана книга Андрия Пухарича "Священный гриб", все, включая
Карлоса, ее читали, и она на несколько месяцев стала предметом обсуждений и
дискуссий. Пухарич рассказывал, что его знакомый голландский скульптор в
состоянии транса вспоминал подробности египетской жизни времен фараонов
четвертой династии с точки зрения человека по имени Рахотеп. Более того,
Пухарич пытался найти подтверждение того факта, что священный гриб Amanita
muscaria может усиливать психические способности и самоосознание. По мнению
Пуяврича, существует связь между способностью сибирских шаманов покидать
свое тело и опьянением, которое вызывает священный гриб. Такова была его
теория.
По-видимому, и у древних греков была традиция магического выхода души
из тела. В первой главе Пухарич цитирует исследование Додда "Греки и
иррациональное", которое было опубликовано несколько лет назад в
издательстве "Юниверсити оф Калифорния Пресс". Среди всего прочего там
говорилось о том, что шаманы были психически неуравновешенными людьми,
которые вели весьма нетрадиционную религиозную деятельность. В результате
суровых тренировок человек признавался шаманом, обладающим способностью
добровольно впадать в состояние расщепления личности.
"Шамана могли в одно и то же время видеть в разных местах, поскольку он
обладал силой билокации, - пишет Додд. - Из этих опытов, рассказанных им
слушателям в импровизированной песне, он получал навыки предсказания,
религиозной поэзии и магической медицины, благодаря которым обретал важную
социальную роль. Он становился кладезем сверхъестественной мудрости".
Египетские фразы, изрекаемые голландским скульптором по имени Гарри Стоун,
как и использование священных грибов во время древних религиозных ритуалов,
нашли свое документальное подтверждение. Выводы, следовавшие из всего этого,
были настолько необычны, что Пухарич хотел найти им самое рациональное
обоснование. Все свои опыты он тщательно записывал, после чего подвергал
научному изучению. Так, он исписал 200 страниц, фиксируя все использованные
Стоуном древнеегипетские слова и выражения, после чего пришел к выводу, что
если бы тот вздумал пойти на мистификацию, то просто не смог бы все это
запомнить.
Карлоса очень интересовала проблема того, как древние использовали
наркотики, но больше всего его поразило удивительное сходство между ним
самим и Гарри Стоуном. Было просто невероятно сознавать, как много между
ними общего. Стоун был застенчивым и неуверенным в себе иностранцем,
закончившим среднюю школу и несколько лет пытавшимся поступить в
художественную академию. Последние семь лет он безуспешно пытался добиться
признания в качестве скульптора. Стоун рассказывал Пухаричу, что, когда ему
было всего шесть лет, у него умер дядя - но точно такой же факт имелся и в
биографии Карлоса.
В процессе своих исследований, Пухарич беседовал с Гордоном Уоссоном
-специалистом в области использования наркотиков первобытными мистиками,
который поведал ему о том, как в 1953 году ездил в Мексику, чтобы найти
подтверждение рассказам о когда-то процветавшем там культе ритуальных
грибов. Уоссону не только удалось убедиться, что такой культ действительно
существовал, но даже найти людей, которые жили в отдаленных районах страны и
практиковали этот культ до сих пор. По словам Уоссона, всю церемонию
проводил курандеро, который ел грибы для целительства и предсказания
будущего. Эти грибы назывались Psilocybe mexkana и содержали галлюциноген
псилоцибин. Пухарич собрал в лаборатории несколько видов священных грибов,
провел эксперименты и обнаружил, что поедание "аманита мускария" не
оказывает заметного воздействия на человеческую психику. В конце своей книги
Пухарич упоминает о человеке, который сумел придать оккультным делам оттенок
респектабельности, - то есть об Олдосе Хаксли. В августе 1955 года Хаксли
наблюдал за тем, как Гарри Стоун входит в транс. Во время этого опыта он
отождествил себя с Рахотепом и стал настаивать на том, чтобы ему принесли
"золотистый" гриб. Пухарич сделал это. Затем Стоун начал производить
манипуляции с этим грибом - пробовал его на язык, помещал на макушку - то
есть воспроизводил тайный древнеегипетский ритуал, который считался навсегда
утраченным до тех пор, пока Пухарич не воспроизвел его в своей лабораторрии.
Когда Стоун вышел из транса, Пухарич завязал ему глаза и предложил тест на
ясновидение. Хаксли внимательно следил за тем, как голландец в течение
нескольких секунд успешно справился с серией, состоящей из десяти наборов
рисунков, оставшись в пределах погрешности миллион к одному.
Прочитав об участии Хаксли, Карлос решил, что книга Пухарича по меньшей
мере заслуживает серьезного к себе отношения, тем более что из нее он
впервые узнал о мексиканских шаманах и употреблении "псилоцибе мексикана".
До этого Хаксли познакомил его с мескалином, а благодаря цитате из работы
профессора Дж. С. Слоткина - и с пейотом, который использовали американские
индейцы. Слоткин изучал религиозные представления тех из них, кто верил, что
пейот является божьим даром. Он был одним из очень немногих белых, которые
принимали участие в церемониях поедания пейота и были потрясены остротой
новообретенного восприятия мира. И все это благодаря вполне доступному
растению, которое произрастало на родине Карлоса и называлось кактус
Сан-Педро, или "священный материнский кактус".
Существовал и еще один наркотик, который в студенческой среде шутливо
называли "травой локо". Пожалуй, это был самый известный дикорастущий
галлюциноген на Юго-Западе. Нередко можно было прочесть о том, как на
каком-нибудь западном техасском ранчо полдюжины коров, случайно наевшихся
дурмана, несколько часов после этого находились в крайне возбужденном
состоянии - дрались между собой, пытались сломать ограду и мычали всю ночь
напролет.
Таким образом, несмотря на то, что Карлос приписал заслугу своего
знакомства с грибами, кактусом, содержащим пейот, и дурманом дону Хуану, он
хорошо знал о существовании трех этих наркотиков задолго до 1960 года - то
есть до того, как познакомился со старым индейцем.
Теперь в моей квартире обсуждали не "Врата восприятия" или работы
Раина, а Пухарича и его книгу "Священный гриб".
- Мы говорили о грибах и кактусах, которые расширяют границы сознания,
- рассказывает Сью. - Книга "Священный гриб" только что появилась в продаже.
Но у меня было чувство, что Карлос уже многое знал о естественном или
неестественном расширении границ разума еще до того, как он прочитал эту
книгу.
Как всегда, в разговоре Карлос предпочитал слушать и запоминать, чем
отпускать собственные замечания. Иногда он описывал эти разговоры в своих
рассказах, стихах или курсовых работах по психологии и антропологии. К концу
1959 года я поступила на психологические курсы ЛАОК и написала работу, в
которой изложила свои идеи по поводу "амбивалентной самости", причем сделала
это следующим образом: сначала придумала разговор, в котором очерчивается
ситуация, а затем дополнила его более подробной дискуссией, в которой
демонстрировалась природа амбивалентности. Это был метод анализа своего
другого "я". Карлос прочитал мою работу, пришел в восторг от подобного
метода и выразил мне свое восхищение.
- Маргарет обладала фантастическим чутьем на все любопытное, - сказала
обо мне Джоун Догерти, - она могла цитировать Невилла, часами обсуждать
дзэн-буддизм или всевозможную мистику. Карлос слушал, но не разделял ее
убеждений. В его книгах я сразу увидела того Карлоса, которого хорошо знала.
Например, я увидела его скептицизм, с которым он относился к каждому новому
опыту. Я не думаю, чтобы он когда-либо сомневался в том, что описываемые им
вещи возможны. Говоря языком мистицизма, он обладал открытым разумом, но ни
в чем не был убежден.
Однажды, в начале весны 1957 года, я вышла из своего офиса,
находившегося в доме 666 на Южной Лабри, и поспешила в химчистку, надеясь
провести.
- Слушай ты, сукин сын, я знаю, кто ты. Ты Герт, а я веду Маргарет на
занятия и не желаю, чтобы ты снова сюда звонил! - Карлос бросил трубку на
рычаг, насупился и молчал всю дорогу до колледжа.
Когда мы приехали в УКЛА (я посещала там вечерние курсы), я вошла в
холл, позвонила Герту из автомата и объяснила ему все происходящее.
Разговаривая, я повернулась лицом к окну и засмеялась - Карлос стоял на
улице и смотрел на меня.
В 1958 году я поступила на курсы менеджеров в "Пасифик Телефон". Теперь
мне приходилось ездить на автобусе из района Уилшир на Олайв-стрит. Однажды
вечером, сидя на остановке в ожидании автобуса, я увидела индийца в черном
английском костюме и с зонтиком. Он тоже ждал автобуса и сидел на скамейке
неподалеку от меня.
На следующее утро, когда я собиралась на работу, я вдруг вспомнила
этого индийца и пожалела, что не заговорила с ним. Это вполне могло бы
пригодиться для развития разговорных навыков, которым нас обучали на курсах
менеджеров.
Вечером того же дня я поспешила на остановку, снова надеясь увидеть его
там. Однако, к моему разочарованию, индийца нигде не было видно. И тут вдруг
я услышала его голос, произнесший с заметным акцентом:
- Вам действительно следует поспешить, если вы хотите успеть на этот
автобус.
Обрадованная, я первой влетела в автобус, затем вошел он и сел рядом со
мной. Это меня не на шутку заинтересовало. После того как автобус тронулся с
места, я заговорила с ним первой и вскоре выяснила, что его зовут Суран Бхат
и он из Бомбея. У него были две степени доктора философии - из Бомбейского
университета и из университета Пердью. "Впечатляет", - подумала я про себя.
В процессе беседы я выяснила, что он был астрологом и умел составлять
гороскопы. Узнав о дне и часе моего рождения, он сказал, что попробует
составить для меня астрологическую таблицу, а потом сообщит, что ему удалось
выяснить. Еще он сказал, что использует собственную астрологическую таблицу
для того, чтобы играть на индийской фондовой бирже, и сильно преуспел в
финансовом отношении. Он был женат, но детей не было. В Штатах он жил уже
примерно полгода.
Придя домой, я записала наш разговор в форме диалога "я сказала", "он
сказал", и все получилось очень удачно. Предъявив эту запись на занятиях, я
удостоилась похвалы преподавателя за оригинальный и нестандартный подход.
Несколько дней спустя мы вновь оказались в одном автобусе, и он показал
мне обещанный гороскоп. Согласно его вычислениям, я должна была выйти замуж
за человека, который станет знаменитым философом. Я была восхищена его
астрологическими способностями, причем не только
благодаря этому гороскопу, но и его объяснениям по поводу того, что
означает то или иное расположение звезд. Я попросила индийца научить меня
составлению гороскопов, и он согласился. После этого он дважды наведывался
ко мне с визитом. Я настолько заинтересовалась астрологией и тем влиянием,
которое она оказывает на нашу повседневную жизнь, что научилась всему очень
быстро.
Во время второго визита я услышала стук в дверь. Открыв ее, я
обнаружила нарядного Карлоса, который был в костюме, белой рубашке и при
галстуке. Он заявил, что ему хочется познакомиться с моим другом.
Я пригласила его войти. Он сел на стул в углу, в то время как индиец
сидел на кушетке.
Оставив их наедине, я вышла в кухню за вином. Когда я вернулась, индиец
спрашивал Карлоса, интересуется ли он астрологией.
- Нет, - очень печально отвечал он, - не интересуюсь. Зато меня очень
интересует мисса Раньян. Я вижу, что ваши идеи в высшей степени умны, и я
думаю, что она тоже очень умна. Подобное сочетание кажется мне весьма
опасным. Поэтому я бы попросил вас немедленно уйти отсюда.
Услышав это, я не знала, что и делать. Индиец некоторое время сидел
молча, а затем встал и удалился. Я заявила Карлосу, что ему не следовало
приходить и позорить меня в глазах этого достойного человека. В конце
концов, он пришел сюда по моему приглашению, чтобы заняться составлением
гороскопов.
- Ох, мисса Раньян, - вздохнул Карлос, - когда вы встречаетесь с умным
человеком, то становитесь опасной. Не знаю, что бы могло случиться, если бы
я не появился.
Больше я этого индийца не видела. Я даже осталась без экземпляра своего
гороскопа, который он для меня сделал.
12
Большую часть 1958 года Карлос продолжал жить в Северном Нью-Хэмпшире.
Он получил работу на фабрике игрушек "Маттел той компани", которая
находилась на Розен-кранц-авеню, в Хоуторне, в нескольких милях от его дома.
Чтобы ездить на работу, Карлос купил старый "шевроле". Квартира в Северном
Нью-Хэмпшире находилась в доме, покрытом розовой штукатуркой, с черепичной
крышей и миниатюрными балконами. Карлос жил в квартире номер 4, на первом
этаже. В комнате было большое, выходившее на улицу окно, у которого стоял
письменный стол с пишущей машинкой. На полу были постелены маты, на стенах
висели длинные полки с книгами - в основном, это были издания в мягкой
обложке - латиноамериканская поэзия и биографии. В одном из углов находились
принадлежности для ваяния. Еще из мебели была кровать и пара обшарпанных
стульев. Радио, телевизор или телефон отсутствовали. Нагрянув к нему
воскресным полднем, я обнаружила Карлоса работающим над скульптурой, которая
была установлена на доске, перекинутой через кухонную раковину. Это
объяснялось тем, что там было больше всего света.
Поскольку он учился и работал, времени для занятий творчеством почти не
оставалось. Но он ухитрялся урывками то на переменах, то на работе - кое-что
писать, и даже завел себе записную книжку, куда заносил стихи или
романтическую прозу. Он занимался на семинаре по латинской поэзии, чтобы
выработать классический стиль и проникнуться классическими темами. Особое
внимание он обратил на Лукреция. Как и Хаксли, Лукреций уделял серьезное
внимание научным методам своего времени. Кроме того, он рассуждал о смерти,
малодушном страхе перед ней и о том,
как отважные воины с гор всегда живут с мыслью о смерти и нисколько ее
не боятся. Карлос подчеркнул в книге такие строки:
Кто-то умрет, чтобы обрести застывшее имя.
Когда страх смерти вынуждает нас
Ненавидеть ласковый солнечный свет,
Тогда, горюя, мы ставим, крест на своей жизни.
Кому-то он рассказывал, что происходит из страны Лукреция, кому-то -
что из Бразилии, а передо мной всячески старался продемонстрировать, что
знаком с классикой этой южноамериканской страны. Осенью он дал мне послушать
один из принадлежавших ему альбомов, "Бразильская бахиана 5". Там были
записаны сюита Вилла-Лобоса, бразильские народные песни и пять арий из опер
Пуччини. Естественно, сюита и народные песни были на португальском, и
Карлос, казалось, понимает этот язык, что было бы вполне естественно для
уроженца Бразилии. До I960 года он регулярно получал письма из дома, но я
никогда не обращала внимания - на португальском или испанском языке они
написаны. Он всегда читал мне их в переводе на английский.
Учась на четвертом курсе ЛАОК, Карлос переехал в доходный дом на
Адамс-авеню, который принадлежал маленькой жилистой женщине по имени Джонни,
жившей на первом этаже. Она сама готовила и обслуживала своих постояльцев, к
которым испытывала материнские чувства. Это была дружелюбная женщина,
которая, однако, придерживалась строгих правил. Большинство постояльцев
вынуждены были терпеть ее запрет "никаких девушек", но Карлос не обращал на
это внимания. Он заставлял меня украдкой пробираться в его квартиру под
покровом темноты и оставаться там на всю ночь. По утрам, сняв туфли и надев
его носки, чтобы производить как можно меньше шума, я выбиралась из дома, а
Карлос следил за мной из окна.
Он писал рассказы на тему коротких романтических встреч и психологии
взаимоотношений между мужчиной и женщиной, но никогда не давал мне их
читать, постоянно держа свой блокнот при себе. Преподаватель ЛАОК Верной
Кинг поощрял его литературные опыты, и Карлос старался вовсю. Особенно много
он писал стихов, причем одно из его стихотворений заняло первое место на
поэтическом конкурсе, который спонсировала коллежская газета. Она же и
напечатала это стихотворение на своих страницах, поставив имя автора -
Карлос Кастанеда.
В декабре 1958 года Карлос решил снять домик на Чероки-авеню в
Голливуде. В то время я продолжала жить в доме своей тетушки Ведьмы на 8-й
Западной улице. Она очень внимательно следила за мной, приставая с
расспросами каждый раз, когда меня не было в том месте, где я должна была
находиться. Тетушка не одобряла моих встреч с Карлосом, поскольку он был
иностранец и она ничего о нем не знала. Я проводила с Карлосом большую часть
времени, хотя он всегда был очень занят ваянием или литературой. Однажды он
изготовил рождественские открытки с песочными часами, но я потеряла ту,
которую он мне подарил. Мы ходили в кафе на Голливуд-бульваре, посещали
различные культурные мероприятия и часто ходили в кино - в основном на
иностранные фильмы.
Я не пропускала ни одной лекции Невилла Годдарда, которые он читал в
Уилшир-Эбел-театре, но Карлос ни разу не согласился меня сопровождать, хотя
потом мы всегда обсуждали то, о чем на них говорилось. Иногда он даже
выдавал какие-то свои комментарии.
Невилл заявлял, что Библия - это не история, но биография каждого
человеческого существа. Он утверждал, что Библия всегда говорит в настоящем
времени, то есть рассказывает нам о нас самих.
"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Здесь
Иоанн говорит нам о том, что Слово - это наши мысли, облеченные в слова, что
каждый из нас - Бог, и когда мы перестаем поклоняться Богу как чему-то
находящемуся вовне, осознавая, что Он обитает внутри нас, и понимая Христа
как плод нашего чудесного воображения, то можем сделать свои мечты
реальностью. Исходя из того, чего мы хотим, сознавая, что это уже так, а
затем утверждаясь в мысли, что это так и есть, мы автоматически становимся
причиной событий, воплощая их в реальность. В День Субботний мы отдыхаем от
своей умственной работы, а в воскресенье - от работы физической.
В моем обществе Карлос охотно обсуждал разные психические феномены, а
иногда даже давал странные мистические интерпретации прочитанных им историй.
Например, мы обсудили с ним "Братьев Карамазовых". Все эти братья, заявила
я, на самом деле являлись аспектами одной индивидуальности, причем их отец
был реальным мужчиной, в то время как мать являлась символом
бессознательного. Затем я развила эту тему, указав на ряд других
метафорических символов, увиденных мной в романе, Карлос все это записал и,
в дальнейшем, использовал на занятиях в колледже.
Мы прожили на Чероки-авеню около месяца, после чего я вернулась к тете
Бельме, а Карлос снял комнату на втором этаже пансиона Мариэтты. Этот
пансион находился на Вермонт-стрит, прямо напротив студенческого городка
ЛАОК, и представлял собой четырехэтажное кирпичное здание грязно-желтого
цвета, имевшее двойные двери, фонарь в стиле барокко над главным входом,
белые колонны и золотистого цвета жалюзи, прикрывавшие окна первого и
второго этажей, выходившие на улицу. Пол в холле был устлан восточными
коврами.
Карлос учился уже последний семестр и теперь постоянно изнурял себя
зубрежкой. Кроме того, он поступил на работу в управление по проверке
политической благонадежности и стал готовиться к натурализации в Штатах. Мы
обсуждали, какую фамилию ему лучше употреблять - Арана или Кастанеда.
Официально его фамилия была Арана, но мы сошлись на том, что "Карлос
Кастанеда" звучит эффектнее. Именно этим именем он подписывался в колледже и
при устройстве на работу, поэтому мы решили, что пусть он так и останется
Кастанедой.
В апреле 1959 года тетя Бельма умерла, и я, вместе с другими членами
своей семьи, присутствовала на ее похоронах. Однако Карлоса там не было. Ему
никогда не нравилась ее претенциозность, комфортабельный калифорнийский
образ жизни и рассказы о том, как она приехала на Запад и три раза выходила
замуж, коллекционируя недвижимое имущество. Здесь, в Лос-Анджелесе, она
произносила свою фамилию как Раньон, утверждая, что Дамон Раньон не только
ее родственник, но и друг, которому она когда-то посоветовала стать
писателем. Карлоса все это мало заботило, а потому ее смерть его откровенно
обрадовала. Теперь он чувствовал себя со мной более свободно.
Весной он закончил учебу в ЛАОК и получил 19 июня 1959 года диплом по
психологии. Он прошел через стандартную торжественную церемонию в мантии и
шапочке, сфотографировался - напряженный, хмурый, явно не знающий, куда
девать свои руки. Эту фотографию он отослал своим родственникам в Перу,
написав, что собирается поступать в УКЛА. Это было одно из его последних
писем домой. Когда у него стали выходить книги, он не сообщил об этом своим
родственникам, и вплоть до начала 70-х годов они даже не знали, где он
находится. Последним звеном, связывавшим его с домом, оставалась фотография
его матери, которую он однажды драматически разорвал во время ссоры со мной.
13
Итак, ЛАОК был окончен и Карлос поступил в УКЛА. Болезненно сознавая
то, что уже стало вполне очевидным, - ему никогда не стать настоящим
художником, - Карлос решил обратить внимание на преподавательскую карьеру.
Идея стать писателем была весьма заманчивой, но на данной стадии не слишком
реальной. Недолго думая, Карлос переключился с психологии на антропологию,
хотя не испытывал особой склонности к преподаванию ни того, ни другого.
После смерти Ведьмы я переехала в квартиру, расположенную на двух
этажах, с внутренней лестницей, которая находилась в доме по Южной
Детройт-стрит. Три года до этого я занималась ее обустройством. Сью
Чайлдресс, которая летом работала во Флориде, вернулась в Калифорнию и
поселилась у меня. Карлос приходил ко мне, едва выдавалось свободное время -
помимо учебы он еще постоянно где-то подрабатывал. За шесть недель он обучил
Сью испанскому и теперь работал над ее произношением. В благодарность она
готовила для него фруктовый шербет. Чтобы оплатить свои счета, он работал. В
начале зимы он получил место в отделе счетов "Хаггарти" - это был женский
магазин, расположенный на Уилшир-бульваре в Голливуде. Приходилось работать
по вечерам, подводя балансы, проверяя счета и следя за их почтовой
отправкой.
Порой у него возникало смутное ощущение дежа вю. Снова, как когда-то в
Перу, он работал в магазине, наблюдая за покупательницами. Только здесь он
сидел под огромной хрустальной люстрой и находился в городе, расположенном
на западной окраине Соединенных Штатов. Да и богатые прилавки с
драгоценностями заметно отличались от скромного прилавка в магазине его отца
Сесара. Иногда Карлос задавался вопросом, не совершил ли он ошибки, приехав
в Америку, и не лучше ли ему вернуться обратно домой, где он бы не
чувствовал себя посторонним. Впрочем, когда эти сомнения проходили, он
понимал, что следует в правильном направлении. Особенно хорошо он себя
чувствовал воскресными вечерами в моих апартаментах, когда кто-то из гостей
приносил вина и мы начинали разговаривать о философии, живописи,
экстрасенсорном восприятии и поэзии. Чем меньше у меня было гостей, тем
менее скованно чувствовал себя Карлос и тем более охотно он углублялся в
рассуждения об оккультизме, астральной проекции и трансовом беге.
- Он подмигивал с таким видом, словно хотел создать у меня впечатление,
что ему известны ответы на мучившие меня вопросы, - вспоминала Сью. - Но, с
другой стороны, я в этом и не сомневалась.
При желании, Карлос мог выглядеть весьма загадочно. Когда кто-нибудь
заводил разговор о предсказании будущего, Карлос начинал выдавать
собственные предсказания. Однажды он рассказал мне о ком-то, кого много лет
не видел, описав его довольно странно: "недостающее звено в этой судьбе,
определившее триединство нас троих", имея в виду себя, меня и Сью. Кроме
того, он предсказал, что Сью выйдет замуж за этого человека. Меня это так
заинтриговало, что я позвала Сью.
- Он врач? - сразу спросила она, по-видимому, исходя из каких-то своих
соображений.
- Чем он занимается? - спросила я Карлоса. Он отвечал, что этот человек
- молодой врач, который собирался специализироваться в нейрохирургии. Кроме
того, добавил Карлос, однажды мы все четверо отправимся в Бразилию. Но
ничего такого не случилось.
Однако если его предсказания были ошибочными, зато некоторые из его
тогдашних идей впоследствии нашли свое отражение на страницах его книг, в
частности, в качестве составной части учения дона Хуана. Например, до I960
года его часто заедала рутина. Он испытывал тоску от жизни и от людей,
которые его пугали, и часто жаловался вслух на смертельно надоевшее
однообразие - каждое утро надо отправляться на занятия в одну и ту же
аудиторию, а в три часа дня уже быть на работе. Он буквально задыхался от
такого распорядка дня, не дающего ему достаточно времени для занятий
живописью и литературой. Спустя годы он писал о том, что дон Хуан советовал
ему порвать с рутиной, чтобы обновить восприятие и обрести свежий взгляд на
мир.
Когда была издана книга Андрия Пухарича "Священный гриб", все, включая
Карлоса, ее читали, и она на несколько месяцев стала предметом обсуждений и
дискуссий. Пухарич рассказывал, что его знакомый голландский скульптор в
состоянии транса вспоминал подробности египетской жизни времен фараонов
четвертой династии с точки зрения человека по имени Рахотеп. Более того,
Пухарич пытался найти подтверждение того факта, что священный гриб Amanita
muscaria может усиливать психические способности и самоосознание. По мнению
Пуяврича, существует связь между способностью сибирских шаманов покидать
свое тело и опьянением, которое вызывает священный гриб. Такова была его
теория.
По-видимому, и у древних греков была традиция магического выхода души
из тела. В первой главе Пухарич цитирует исследование Додда "Греки и
иррациональное", которое было опубликовано несколько лет назад в
издательстве "Юниверсити оф Калифорния Пресс". Среди всего прочего там
говорилось о том, что шаманы были психически неуравновешенными людьми,
которые вели весьма нетрадиционную религиозную деятельность. В результате
суровых тренировок человек признавался шаманом, обладающим способностью
добровольно впадать в состояние расщепления личности.
"Шамана могли в одно и то же время видеть в разных местах, поскольку он
обладал силой билокации, - пишет Додд. - Из этих опытов, рассказанных им
слушателям в импровизированной песне, он получал навыки предсказания,
религиозной поэзии и магической медицины, благодаря которым обретал важную
социальную роль. Он становился кладезем сверхъестественной мудрости".
Египетские фразы, изрекаемые голландским скульптором по имени Гарри Стоун,
как и использование священных грибов во время древних религиозных ритуалов,
нашли свое документальное подтверждение. Выводы, следовавшие из всего этого,
были настолько необычны, что Пухарич хотел найти им самое рациональное
обоснование. Все свои опыты он тщательно записывал, после чего подвергал
научному изучению. Так, он исписал 200 страниц, фиксируя все использованные
Стоуном древнеегипетские слова и выражения, после чего пришел к выводу, что
если бы тот вздумал пойти на мистификацию, то просто не смог бы все это
запомнить.
Карлоса очень интересовала проблема того, как древние использовали
наркотики, но больше всего его поразило удивительное сходство между ним
самим и Гарри Стоуном. Было просто невероятно сознавать, как много между
ними общего. Стоун был застенчивым и неуверенным в себе иностранцем,
закончившим среднюю школу и несколько лет пытавшимся поступить в
художественную академию. Последние семь лет он безуспешно пытался добиться
признания в качестве скульптора. Стоун рассказывал Пухаричу, что, когда ему
было всего шесть лет, у него умер дядя - но точно такой же факт имелся и в
биографии Карлоса.
В процессе своих исследований, Пухарич беседовал с Гордоном Уоссоном
-специалистом в области использования наркотиков первобытными мистиками,
который поведал ему о том, как в 1953 году ездил в Мексику, чтобы найти
подтверждение рассказам о когда-то процветавшем там культе ритуальных
грибов. Уоссону не только удалось убедиться, что такой культ действительно
существовал, но даже найти людей, которые жили в отдаленных районах страны и
практиковали этот культ до сих пор. По словам Уоссона, всю церемонию
проводил курандеро, который ел грибы для целительства и предсказания
будущего. Эти грибы назывались Psilocybe mexkana и содержали галлюциноген
псилоцибин. Пухарич собрал в лаборатории несколько видов священных грибов,
провел эксперименты и обнаружил, что поедание "аманита мускария" не
оказывает заметного воздействия на человеческую психику. В конце своей книги
Пухарич упоминает о человеке, который сумел придать оккультным делам оттенок
респектабельности, - то есть об Олдосе Хаксли. В августе 1955 года Хаксли
наблюдал за тем, как Гарри Стоун входит в транс. Во время этого опыта он
отождествил себя с Рахотепом и стал настаивать на том, чтобы ему принесли
"золотистый" гриб. Пухарич сделал это. Затем Стоун начал производить
манипуляции с этим грибом - пробовал его на язык, помещал на макушку - то
есть воспроизводил тайный древнеегипетский ритуал, который считался навсегда
утраченным до тех пор, пока Пухарич не воспроизвел его в своей лабораторрии.
Когда Стоун вышел из транса, Пухарич завязал ему глаза и предложил тест на
ясновидение. Хаксли внимательно следил за тем, как голландец в течение
нескольких секунд успешно справился с серией, состоящей из десяти наборов
рисунков, оставшись в пределах погрешности миллион к одному.
Прочитав об участии Хаксли, Карлос решил, что книга Пухарича по меньшей
мере заслуживает серьезного к себе отношения, тем более что из нее он
впервые узнал о мексиканских шаманах и употреблении "псилоцибе мексикана".
До этого Хаксли познакомил его с мескалином, а благодаря цитате из работы
профессора Дж. С. Слоткина - и с пейотом, который использовали американские
индейцы. Слоткин изучал религиозные представления тех из них, кто верил, что
пейот является божьим даром. Он был одним из очень немногих белых, которые
принимали участие в церемониях поедания пейота и были потрясены остротой
новообретенного восприятия мира. И все это благодаря вполне доступному
растению, которое произрастало на родине Карлоса и называлось кактус
Сан-Педро, или "священный материнский кактус".
Существовал и еще один наркотик, который в студенческой среде шутливо
называли "травой локо". Пожалуй, это был самый известный дикорастущий
галлюциноген на Юго-Западе. Нередко можно было прочесть о том, как на
каком-нибудь западном техасском ранчо полдюжины коров, случайно наевшихся
дурмана, несколько часов после этого находились в крайне возбужденном
состоянии - дрались между собой, пытались сломать ограду и мычали всю ночь
напролет.
Таким образом, несмотря на то, что Карлос приписал заслугу своего
знакомства с грибами, кактусом, содержащим пейот, и дурманом дону Хуану, он
хорошо знал о существовании трех этих наркотиков задолго до 1960 года - то
есть до того, как познакомился со старым индейцем.
Теперь в моей квартире обсуждали не "Врата восприятия" или работы
Раина, а Пухарича и его книгу "Священный гриб".
- Мы говорили о грибах и кактусах, которые расширяют границы сознания,
- рассказывает Сью. - Книга "Священный гриб" только что появилась в продаже.
Но у меня было чувство, что Карлос уже многое знал о естественном или
неестественном расширении границ разума еще до того, как он прочитал эту
книгу.
Как всегда, в разговоре Карлос предпочитал слушать и запоминать, чем
отпускать собственные замечания. Иногда он описывал эти разговоры в своих
рассказах, стихах или курсовых работах по психологии и антропологии. К концу
1959 года я поступила на психологические курсы ЛАОК и написала работу, в
которой изложила свои идеи по поводу "амбивалентной самости", причем сделала
это следующим образом: сначала придумала разговор, в котором очерчивается
ситуация, а затем дополнила его более подробной дискуссией, в которой
демонстрировалась природа амбивалентности. Это был метод анализа своего
другого "я". Карлос прочитал мою работу, пришел в восторг от подобного
метода и выразил мне свое восхищение.
- Маргарет обладала фантастическим чутьем на все любопытное, - сказала
обо мне Джоун Догерти, - она могла цитировать Невилла, часами обсуждать
дзэн-буддизм или всевозможную мистику. Карлос слушал, но не разделял ее
убеждений. В его книгах я сразу увидела того Карлоса, которого хорошо знала.
Например, я увидела его скептицизм, с которым он относился к каждому новому
опыту. Я не думаю, чтобы он когда-либо сомневался в том, что описываемые им
вещи возможны. Говоря языком мистицизма, он обладал открытым разумом, но ни
в чем не был убежден.
Однажды, в начале весны 1957 года, я вышла из своего офиса,
находившегося в доме 666 на Южной Лабри, и поспешила в химчистку, надеясь