успеть до того, как она закроется на обед. Получив свою одежду, я пошла
обратно, причем улица была совершенно пустынна. И тут вдруг я увидела, что
навстречу мне идет Невилл. По мере того как он подходил все ближе и ближе, я
смотрела на него и улыбалась. Он улыбнулся в ответ, но мы не обменялись ни
словом. После того как он прошел мимо меня, я обернулась ему вслед, чтобы
лишний раз удостовериться в том, что это был именно Невилл. Он тоже
обернулся, улыбнулся мне еще раз и продолжил свой путь. Самое странное
состояло в том, что мы были на улице совершенно одни, но стоило мне пойти
своим путем, как я оказалась в окружении множества людей, поскольку был
разгар рабочего дня.
На какой-то момент мне показалось, что со мной случился легкий удар. Я
не могла ничего понять, тем более что Невилл уже две недели читал лекции в
Сан-Франциско - то есть его вообще не было в Лос-Анджелесе.
Тем же вечером я встретилась с Карлосом и немедленно изложила ему это
происшествие, не переставая при этом удивляться. Я заявила, что когда Невилл
вернется в город, то подойду к нему после лекции и спрошу, может ли он
явиться человеку, находящемуся в одном городе, в то время, как сам он
находится в другом. Карлоса не слишком заинтриговала моя история, хотя он
заявил, что ему было бы интересно узнать, что ответит мне Невилл. Как только
он вернулся в город и дал свою первую лекцию, я была тут как тут. После
окончания лекции Невилл обычно отводил пятнадцать минут на вопросы
слушателей. Я уже готовилась задать ему свой вопрос, но тут произошла
странная вещь. Прежде чем у меня появилась возможность обратиться к Невиллу,
именно такой же вопрос задал ему кто-то другой! Невилл посмотрел на
спрашивающего, затем перевел взгляд на меня и ответил, что да, он может
являться тем людям, которым он хочет явиться. Я не верила своим ушам.
Неужели он явился мне именно по этой причине? Я не знала, каким образом он
способен находиться в одно и то же время в двух разных местах, зато была
уверена, что видела его при весьма необычных, можно даже сказать нереальных
обстоятельствах.
Когда я или Карлос встречались с другими людьми, это было неприятно для
нас обоих, поскольку мы постоянно ревновали друг друга. У Карлоса была
привычка являться ко мне в тот момент, когда у меня была назначена встреча с
кем-то другим, заявляя при этом, что он хочет познакомиться с моим другом
или подругой. Я пыталась отговорить его от этого, но он упорно продолжал
приходить, садился на кушетку и одним своим присутствием заставлял моих
гостей чувствовать себя весьма неуютно. Иногда он даже гнал их прочь,
запрещая являться снова. Последний раз он поступил так в январе I960 года,
когда у меня в гостях был Фарид Авеймрайн, молодой бизнесмен с Ближнего
Востока. Мы посетили один из ресторанов Лос-Анджелеса, где сидели на
подушках и пили кофе по-турецки, а затем вернулись ко мне домой. Как обычно,
явился Карлос. Фарид начал рассказывать о своих недавних видениях, в одном
из которых ему явилась я.
- В этом же видении присутствовал и человек, направивший на вас
пистолет, - заявил Фарид. - Кто-то хотел вас убить.
Карлос сердито ворочал глазами - он был явно рассержен, тем более что и
сам претендовал на ясновидение.
- Как только я начал встречаться с Маргарет, то сразу же захотел
жениться на ней, -заявил Фарид, -но, увы, мне все еще не удалось развестись.
- Через мой труп, - ответил Карлос. - Никто на ней не женится, кроме
меня.
- Но тогда почему вы на ней до сих пор не женитесь?
- До сего дня мне это не приходило в голову. Но теперь я твердо решил
жениться на ней сегодня вечером, - и он повернулся ко мне. - Собирайся,
Мэгги, мы едем в Мексику.
Я была весьма удивлена подобным поворотом событий и попросила его
успокоиться. Но Карлос настаивал на своем предложении. Он заявлял, что
всерьез решил на мне жениться. Тем временем Фарид ушел, оставив нас
обсуждать эту тему, о которой мы периодически задумывались, но никогда не
говорили всерьез. Наконец, мы вышли из дома, сели в черный "фольксваген"
Карлоса и направились в Мексику. Тощий и хмурый мексиканский чиновник
зарегистрировал нас сразу после того, как мы заполнили все необходимые
бумаги. Судя по всему, эта процедура доставляла ему искреннее удовольствие,
и он сопроводил ее мелодией в исполнении марьячис, включив проигрыватель.
Копия записи о регистрации до сих пор сохранилась у меня. Она гласит:
"Oficina del Registro Civil de Tiaquiltenango. En el Libro num 5/960 a
fojas Catorce, bajo la Partida num. 14 de esta Ofidna, se encuentra asentada
el acta de Matrimonio de Carlos Aranha Castaneda con Margaret Evelyn Runyan.
Cuyo contrato se celebro ante mi los requisites de Ley. Tiaquiltenango
Morelos 17 de Enero de I960".
14
Карлос покинул свою квартиру на Вермонт-стрит и переехал ко мне на 823
Южную Детройт-стрит. Сью нашла себе квартиру. Карлос продолжал работать в
отделе счетов магазина "Хаггарти", зарабатывая достаточно денег для того,
чтобы продолжать учебу и сводить концы с концами. Моих заработков на
телефонной станции хватало на питание и оплату квартиры. С утра Карлос шел
на занятия, затем на работу и, в итоге, приходил домой поздно. Времени на
посещение кино, концертов или выставок почти не оставалось. Летом нам даже
на выходные не удавалось побыть вместе. Карлос начал куда-то исчезать -
сначала на несколько часов, потом на несколько дней, - и я не знала, где он
находится. Сначала я решила, что он нашел себе другую женщину, но Карлос
отверг это предположение, заявив, что совершает поездки в пустыню, чтобы
изучать, каким образом индейцы используют лекарственные растения.
- Я нашел одного человека, - однажды заявил он, но кроме того, что это
был индеец-учитель, я больше ничего не смогла добиться. Карлос почти не
рассказывал о своих поездках. Сначала они были напрямую связаны с его
изучением калифорнийской этнографии в УКЛА. Это был весьма популярный курс
лекций, который читал костлявый и словоохотливый археолог, обладавший
пронзительными голубыми глазами, по имени Клемент Мейган. Именно его
упоминает Карлос в предисловии к своей первой книге, называя человеком,
"который начал и направил ход моих полевых работ в области антропологии".
Свой курс Мейган читал каждый год, причем вначале он заключал со своими
студентами своеобразную сделку. Занятия проходили на третьем этаже
Хейнз-Холла. Это было одно из краснокирпичных зданий в университетском
городке УКЛА, к фасаду которого озабоченно склонялись деревья. Фризы были
расписаны крылатыми драконами и птицами, крыша покрыта красной черепицей, из
серых арок выглядывали окна. Первый этаж занимали классы для изучения
французского языка, второй был отведен под социологию, третий - под
антропологию.
Каждый семестр Мейган требовал курсовые работы, причем каждый, кто не
поленился найти живого информатора, мог автоматически рассчитывать на высшую
оценку - "А", вне зависимости от качества самой курсовой.
- Предстоит проделать много работы, - предупреждал Мейган, - причем
психологически очень трудно сознавать, что, несмотря на все затраченные вами
колоссальные усилия, результат может оказаться нулевым. Например, вам может
не удаться найти толкового информатора, или он не захочет с вами
разговаривать, или наговорит ерунды.
Это ежегодное предостережение Мейган выдавал для того, чтобы сразу
обескуражить слабых духом студентов, которые - он знал это по предыдущему
опыту - после нескольких недель активных поисков обязательно впадут в
уныние. Специальностью самого Мейгана была археология, однако он отдал
должное антропологии, часами высиживая под рамадами* и слушая болтовню
старых жителей калифорнийских пустынь, поэтому имел полное представление о
том, как трудно бывает получить действительно ценные сведения. (Рамада -
редкий навес из прутьев, сооружаемый вокруг деревенского дома в Мексике.)
- Но если в своей работе вы сумеете убедить меня в том, что вы
действительно пытались найти и разговорить калифорнийского индейца, то я
гарантирую вам высшую оценку, вне зависимости от того, что у вас получилось,
- говорил он, обращаясь к студентам, среди которых находился и Карлос,
относившийся к его словам с одобрением.
Хорошее интервью с настоящим индейцем не только обеспечит высшую
оценку, но, что еще более важно, если его удастся опубликовать, то не будет
проблем с поступлением в аспирантуру. Найти подходящего индейца -это не
проблема, тем более что существуют дюжины тем для разговора - плетение
корзин и гончарное дело, сельское хозяйство и религия, отношения между
краснокожими и белыми и т. д. Обо всем этом неоднократно упоминал сам
Мейган, но Карлосу хотелось найти более глубокую и научную тему, чтобы
обеспечить себе требуемую публикацию. Кроме того, чем эксцентричнее тема,
тем интереснее ею заниматься. После некоторых размышлений, он решил
остановиться на этноботанике, то есть классификации психотропных растений,
используемых магами. Тем самым он пойдет по стопам Гордона Уоссона,
обнаружившего у масатеков культ волшебных грибов, Олдоса Хаксли с его
домашними опытами или Уэстона Лабарра. В числе других Карлос прочел книгу
Лабарра "Культ пейота" и сделал вывод, что готов к тому, чтобы испытать себя
в роли индейца.
От класса, в котором было почти 60 человек, Мейган получил всего три
работы, в которых студенты пытались взять интервью. Один студент нашел
индейца прямо в кампусе - тот обучался в университете по "этническому"
гранту, - и индеец рассказал ему о том, к каким методам целительства
прибегают его сородичи. Другой студент, живший на ранчо во Фресно,
порасспросил своего приятеля об индейском образе жизни. И только Карлос
съездил и нашел настоящего информатора. Более того, он пообщался с
несколькими индейцами и даже пару раз заходил к Мейгану за указаниями и
методиками расспросов. Вначале он работал с индейцем кахилла, жившим в
резервации неподалеку от Палм-Спрингс, затем направился к реке Колорадо и
опросил нескольких местных индейцев. Обычно один индеец знакомил его с
другими, и, таким образом, Карлос мог переходить от информатора к
информатору, все более глубоко проникаясь их странными ритуалами и способами
использования лекарственных растений. В конце концов он нашел человека,
который многое знал о дурмане (Datura inoxia). Его информация легла в основу
курсовой работы Карлоса, ставшей маленьким шедевром.
- Его информатор многое знал о дурмане, который представляет собой
наркотик, использовавшийся во время обряда инициации некоторыми
калифорнийскими племенами, однако, по моему мнению, да и по мнению
большинства других антропологов, вышедший из употребления сорок, а то и
пятьдесят лет назад, - вспоминает Мейган. - Итак, он нашел информатора,
который помнил об этом растении и до сих пор его использовал. Карлос сдал
мне курсовую работу, в которой содержалось множество информации о том, что
кажется невозможным, пока вы не встретите знакомого с этим растением
собеседника. Это была очень хорошая работа, и я поощрял его продолжать
исследования. Фактически, он сообщил о том, что до сего дня существуют
индейцы, которые активно практикуют использование дурмана. Большая часть
материала вошла в первую книгу Карлоса. В работе присутствовало множество
символики и фантазий на тему "женских" и "мужских" растений, а также длины и
формы их корней. Я сомневаюсь, чтобы они имели какую-то фармакологическую
ценность, хотя Карлос был в этом уверен. Он разговаривал со многими людьми
на эту тему. Насколько я знаю, в научной литературе вообще не было
публикаций относительно датуры. Я внимательно изучил большинство
калифорнийских отчетов и обнаружил, что когда вы начинали расспрашивать
людей об их верованиях, употреблении наркотиков или связанных с этим
церемониях, то наталкивались на сопротивление своих собеседников, явно не
желавших откровенничать. Работа Карлоса произвела на меня большое
впечатление. Было очевидно, что он сумел добыть ту информацию, которую
антропологам не удавалось получить прежде.
Насчет символики и фантазий - все верно. Карлос тщательно записал все,
что ему рассказали об этой "траве дьявола". Все его части -корень, стебель,
листья, цветки и семена - играли особую роль в мистическом порядке вещей.
Например, корни обладали силой, точнее сказать, сила приобреталась благодаря
корню. Стебель использовался для лечения, цветки - для изменения личности,
семена для "укрепления головы". Информатор Карлоса пояснил, что идея состоит
в "приручении" травы дьявола как одном из средств личного поиска знания.
"Мужские" и "женские" экземпляры растения отличались друг от друга:
"женские" были выше и напоминали дерево, "мужские" толще и напоминали
кустарник. "Женские" растения имели длинные сильные корни, углублявшиеся
вниз на значительное расстояние и лишь потом разветвлявшиеся. Корни
"мужского" экземпляра начинали ветвиться почти сразу же. Чтобы выкопать это
растение, индейские брухо использовали сухую ветвь дерева. Затем дурман
промывали, разрезали и использовали в ритуале, своими корнями уходящем в
далекое прошлое. Карлос все это фиксировал со слов информатора: ритуалы и
суеверия, медицинский фольклор и фармакологические данные. Но, что самое
важное, он записал слова того человека, который, вопреки правилам,
согласился откровенничать с пришельцем.
- Возможно, это и был тот, которого он назвал доном Хуаном, - говорит
Мейган. - И хотя в своей курсовой Карлос ничего об этом не говорит, я в этом
почти уверен, ведь он сообщает, к какому племени принадлежит его собеседник
и где оно обитает. Отсюда можно сделать вывод, что его информатор или
является самим доном Хуаном, или принадлежит к числу его близких
родственников, поскольку он частично является юма, частично яки.
В литературе ничего не говорилось о том, что яки используют
церемониальные наркотики, но Карлоса это не смущало. Он нашел настоящего
целителя, которого, кстати, было не так уж трудно найти, и этот старик
поведал ему эзотерическое знание, которое уже считалось утерянным. Когда
Мейган изумленно вскинул вверх свои седые брови, Карлос понял, что он
находится на правильном пути. Он открыл новую жилу, которая сулила ему
восхитительные возможности: курсовую работу, диплом, возможно, книгу. В тот
день, когдаМейганпохвалил его работуи высказалпред-положение, что
содержащийся в ней материал окажется ценным вкладом в академическую науку,
Карлос осознал свое предназначение. Теперь все сомнения прочь - он будет
изучать антропологию.
Часть Вторая. Замороченные аллегорией.
15
По утверждению Карлоса, он встретился с доном Хуаном на автобусной
станции на границе Аризоны летом 1960 года. Это произошло во время одной из
его поездок на Юго-Запад (здесь и далее имеется в виду Юго-Запад США) с
целью сбора информации, Друг, которого Карлос в своих книгах называет просто
Биллом, указал на дона Хуана кивком головы, когда старик вошел в помещение
станции, и сказал, что этот индеец очень много знает о пейоте. Билл, который
очень напоминает описанного Карлосом Аллена Моррисона, был его проводником и
помощником при изучении трав. Как и Моррисон, Билл знал лишь несколько слов
по-испански и в тот день, стоя под неярким предвечерним солнцем, произнес
какую-то абсурдную фразу на этом языке. Дон Хуан не понял его, и тогда в
разговор включился Карлос и объяснил, что является специалистом по
использованию галлюциногенного кактуса, поскольку занимался обширными
исследованиями и изучением его в УКЛА. Индеец казался не слишком
заинтересованным, особенно когда Карлос сказал, что им обоим было бы полезно
встретиться и поговорить о пейоте. Карлос говорит, что дон Хуан просто
поднял голову и уставился на него зловещим взглядом шамана, от которого у
него все похолодело. Это непреклонный взгляд чрезвычайно жесткого человека.
В "Учении" говорится, что дон Хуан родился на Юго-Западе в 1891 году.
Когда ему было примерно восемь лет, он вместе с тысячами индейских семей из
Соноры отправился в Центральную Мексику. Мексиканские солдаты по непонятной
причине сначала избили, а затем и убили его мать, а его самого посадили на
поезд, отправлявшийся на юг. Отец его, которого они ранили выстрелом и
впихнули в битком набитый поезд, умер по дороге в Центральную Мексику, где
дон Хуан вырос и жил до 1940 года, а затем переселился на север.
"Одна из проблем, связанных с доном Хуаном, - говорит Мейган, - и одна
из причин критики его как поставщика информации, заключается в том, что сам
он человек уникальный, Он в действительности не является членом никакого
племенного сообщества. Родители его тоже не принадлежали никакой племенной
группе, поэтому часть времени он жил среди калифорнийских индейцев и часть
времени среди мексиканских индейцев. Его нельзя назвать настоящим яки. И,
более того, это человек, который поднял свой интеллектуальный уровень. Мне
приходилось видеть индейцев, похожих на него, но они редко встречаются. Вам
не найти среднего человека, который был бы философом или мыслителем и
интересовался бы материями, превышающими самый поверхностный уровень".
В середине декабря I960 года, изучив специальную литературу, Карлос
отправился домой к дону Хуану, но его ученичество по-настоящему началось
только в июне следующего года. В течение этих первых шести месяцев Карлос
виделся с ним по различным поводам, но всегда в качестве антрополога, а не
как ученик. Сначала поводом был сбор информации для письменной работы на
курсе Мейгана, а затем с одобрения профессора он продолжил эту связь с более
чем туманным представлением о том, что материал может быть напечатан.
Индеец-информатор не указывался в его работе для класса калифорнийской
этнографии. Имя Хуан Матус, данное его бвнефактору в более поздних книгах,
является псевдонимом, поскольку оно так же распространено в Мексике, как имя
Джон Смит в Соединенных Штатах. Мейган не слышал этого имени примерно до
1966 года, и многие друзья Карлоса получили первую реальную информацию о
таинственном индейце, только когда в 1968 году на книжных прилавках
появилось изданное Калифорнийским университетом "Учение". Но Карлос выбрал
это имя до 1963 года. Однажды в начале 1963 года вместе с Адрианом
Герристеном он обедал в кафе на Третьей авеню в Лос-Анджелесе, когда
разговор зашел об индейцах Центральной Америки. Через мормонскую церковь
Герристен подключился к программам помощи индейцам в резервациях в Юте,
Калифорнии, Нью-Мексико и Аризоне.
"На мне был шейный платок, и он заинтересовался моими знаниями об
индейцах, - вспоминает Герристен. - Он рассказал мне о доне Хуане, который
был знахарем. Карлос несколько раз ездил на место их встреч, и они
подружились. Дон Хуан стал доверять Карлосу, и тот собирался навестить его и
других членов его группы грядущим летом. Карлос сообщил мне, что собирается
написать об этом человеке и его фантастической истории, но ничего больше не
сказал".
Карлос говорит, что начал делать записи 23 июня 1961 года. Правила были
достаточно простыми и не изменились существенно за все время его
ученичества. Нельзя было делать никаких фотографий и магнитофонных записей.
Вначале он записывал украдкой, а потом, полагаясь на память, восстанавливал
все разговоры и происшествия. После того как дон Хуан разрешил делать
записи, Карлос получил возможность подробно и обширно излагать их разговоры,
указывая дату, чтобы читатели могли хронологически следить за медленным и
мучительным превращением западного студента и рационалиста в ученика,
верующего и настоящего мага.
Однако когда пытаешься согласовать то, что происходило по словам
Карлоса, с тем, что, по-видимому, было на самом деле, сразу же возникают
проблемы. Например, действительно ли дон Хуан рассказывал о дурмане,
сильнодействующем растении, играющем важную роль в подготовке новичка к
восприятию состояния необычной реальности? Если так, то когда Карлос услышал
об этом? Дон Хуан, видимо, давал свои инструкции еще до среды 23 августа
1961 года, даты, приведенной в "Учении". Во всяком случае, Карлос знал все
это еще до того, потому что включил этот материал в свою работу для Мейгана.
В его студенческую работу на последнем курсе вошел весь рассказ об этой
траве в четырех аспектах: предупреждение дона Хуана о том, что это растение
дает человеку вкус силы, значение корней, процесс приготовления и ритуал
подготовки к принятию - больше об этом не знал никто. Эту информацию, по
словам Карлоса, он получил в 1961 году, однако имел ее еще за год до того.
"Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что он получил эту сенсационную
новость о дурмане потому, что дурман на самом деле не имел особого значения
с точки зрения его информатора, - говорит Мейган. - Это одна из наименее
значимых вещей среди огромных познаний этого малого, и поэтому, когда Карлос
появился на сцене и оказался крайне заинтересованным, он выдал немного
информации, не думая, что из этого может что-то получиться".
Действительно ли сведения Карлоса вообще что-то значат, или это
очередная дымовая завеса, - остается под вопросом.
Возможно, что его информатором в студенческой работе был не дон Хуан, а
кто-то еще, кто обрисовал в общих чертах то, что дон Хуан повторил позднее.
Но Карлос пишет первую книгу так, словно все это совершенно ново, как будто
он ничего не знал о дурмане прежде.
Еще больше все запутывает утверждение Карлоса о том, что дурман был
даже не первым психотропным средством, о котором он узнал от своего
индейского информатора. В "Учении" он пишет, что свой первый психотропный
опыт он получил от пейота, и произошло это за несколько недель до разговоров
о дурмане. Но если бы это было так, если бы Карлос действительно узнал о
пейоте прежде, чем о дурмане, то почему же он не упомянул об этом в своей
студенческой работе для Мейгана? Почему он ждал, пока выйдет его книга,
чтобы изменить хронологию и представить все так, чтобы это выглядело как
постепенное посвящение на пути шаманов? Возможно, что первая книга Карлоса
и, предположительно, последующие явились смесью действительности и
воображения, информации, тщательно собранной в пустынях Аризоны, Калифорнии
и Мексики и в библиотеках УКЛА, а затем переработанной в форму четкого
повествования. Может быть также, что написанные им книги представляют собой
тщательные и достаточно точные записи, сделанные за годы его ученичества.
С уверенностью можно сказать только то, что Карлос Кастанеда из
реального мира в конце 60-х совершал поездки из своей квартиры для общения с
индейцами. Он проводил меньше времени у себя дома на Южной Детройт-стрит и
только иногда навещал своих друзей и даже тогда казался не слишком
заинтересованным в текущих оккультных новостях. Тогда еще что-то говорили о
Пухариче, но интерес Карлоса к астральным проекциям, телепатии, картам ЭСП и
т. п. ослабевал. Какое-то время он пытался объяснить мне важность своих
поездок, но мне было не очень интересно. Единственное, что я знала, - это
что с некоторых пор он стал очень мало бывать дома, и мне это не нравилось.
Однажды днем он приехал из пустыни со связкой сушеного дурмана, как мне
показалось, но я не была уверена. Он хотел поэкспериментировать и, уложив
меня на кушетку, зажег пучок от газовой плиты, а затем начал размахивать
этим дымящимся факелом возле моей головы. Он велел мне вдыхать дым и просто
отпустить себя. Карлос хотел, чтобы я просто парила, предаваясь свободным
ассоциациям, и говорила обо всем, что приходит мне в голову. И я сказала о
чем-то похожем на занавеси. А комната начала сворачиваться в самое себя, и
фигура Карлоса таяла на фоне стены, становясь молочно-голубой, кивая головой
и записывая в желтый блокнот, записывая каждое выливавшееся из меня
предложение. Проснувшись через несколько часов, я спросила Карлоса, что это
было. Но ему, по-видимому, было не очень интересно говорить об этом. Он,
фактически, вел себя так, как будто все случившееся совершенно не имело
значения. Он не показал мне своих записей и не объяснил, к чему был весь
этот грандиозный эксперимент. Это был единственный случай, когда он принес
психотропное вещество домой.
Мы стали чаще ссориться с Карлосом, иногда по несущественным поводам,
но в основном из-за его частого отсутствия во время поездок в. индейские
резервации. Наконец, он решил переселиться и снять где-нибудь комнату на
время, хотя бы пока не закончит свою научную работу. Поэтому в июле он взял
свою печатную машинку, коробки с латиноамериканской поэзией и биографиями,
принадлежности для письма и лепки и уехал на квартиру Мариэтты на
Мэдисон-авеню. При подобных обстоятельствах это был лучший выход, потому что
он сказал мне, что действительно занимается чем-то важным, и предупредил,
что будет отлучаться еще более нерегулярно. Мне также не нравилось, что он
приносит домой эти травы; поэтому, когда начался новый учебный год, я
перебралась из квартиры на Южной Детройт-стрит в Уиллоубрук, не очень далеко
от Карлоса.
Я была уверена, что наш брак так и не будет удачным. Мы были вместе
лишь шесть месяцев, а он уже все выходные пропадал в своих полевых выездах,
не имея возможности или не желая говорить со мной о том, чем же именно он
занимается. Познакомившись со стройным белокурым бизнесменом по имени Адриан
обратно, причем улица была совершенно пустынна. И тут вдруг я увидела, что
навстречу мне идет Невилл. По мере того как он подходил все ближе и ближе, я
смотрела на него и улыбалась. Он улыбнулся в ответ, но мы не обменялись ни
словом. После того как он прошел мимо меня, я обернулась ему вслед, чтобы
лишний раз удостовериться в том, что это был именно Невилл. Он тоже
обернулся, улыбнулся мне еще раз и продолжил свой путь. Самое странное
состояло в том, что мы были на улице совершенно одни, но стоило мне пойти
своим путем, как я оказалась в окружении множества людей, поскольку был
разгар рабочего дня.
На какой-то момент мне показалось, что со мной случился легкий удар. Я
не могла ничего понять, тем более что Невилл уже две недели читал лекции в
Сан-Франциско - то есть его вообще не было в Лос-Анджелесе.
Тем же вечером я встретилась с Карлосом и немедленно изложила ему это
происшествие, не переставая при этом удивляться. Я заявила, что когда Невилл
вернется в город, то подойду к нему после лекции и спрошу, может ли он
явиться человеку, находящемуся в одном городе, в то время, как сам он
находится в другом. Карлоса не слишком заинтриговала моя история, хотя он
заявил, что ему было бы интересно узнать, что ответит мне Невилл. Как только
он вернулся в город и дал свою первую лекцию, я была тут как тут. После
окончания лекции Невилл обычно отводил пятнадцать минут на вопросы
слушателей. Я уже готовилась задать ему свой вопрос, но тут произошла
странная вещь. Прежде чем у меня появилась возможность обратиться к Невиллу,
именно такой же вопрос задал ему кто-то другой! Невилл посмотрел на
спрашивающего, затем перевел взгляд на меня и ответил, что да, он может
являться тем людям, которым он хочет явиться. Я не верила своим ушам.
Неужели он явился мне именно по этой причине? Я не знала, каким образом он
способен находиться в одно и то же время в двух разных местах, зато была
уверена, что видела его при весьма необычных, можно даже сказать нереальных
обстоятельствах.
Когда я или Карлос встречались с другими людьми, это было неприятно для
нас обоих, поскольку мы постоянно ревновали друг друга. У Карлоса была
привычка являться ко мне в тот момент, когда у меня была назначена встреча с
кем-то другим, заявляя при этом, что он хочет познакомиться с моим другом
или подругой. Я пыталась отговорить его от этого, но он упорно продолжал
приходить, садился на кушетку и одним своим присутствием заставлял моих
гостей чувствовать себя весьма неуютно. Иногда он даже гнал их прочь,
запрещая являться снова. Последний раз он поступил так в январе I960 года,
когда у меня в гостях был Фарид Авеймрайн, молодой бизнесмен с Ближнего
Востока. Мы посетили один из ресторанов Лос-Анджелеса, где сидели на
подушках и пили кофе по-турецки, а затем вернулись ко мне домой. Как обычно,
явился Карлос. Фарид начал рассказывать о своих недавних видениях, в одном
из которых ему явилась я.
- В этом же видении присутствовал и человек, направивший на вас
пистолет, - заявил Фарид. - Кто-то хотел вас убить.
Карлос сердито ворочал глазами - он был явно рассержен, тем более что и
сам претендовал на ясновидение.
- Как только я начал встречаться с Маргарет, то сразу же захотел
жениться на ней, -заявил Фарид, -но, увы, мне все еще не удалось развестись.
- Через мой труп, - ответил Карлос. - Никто на ней не женится, кроме
меня.
- Но тогда почему вы на ней до сих пор не женитесь?
- До сего дня мне это не приходило в голову. Но теперь я твердо решил
жениться на ней сегодня вечером, - и он повернулся ко мне. - Собирайся,
Мэгги, мы едем в Мексику.
Я была весьма удивлена подобным поворотом событий и попросила его
успокоиться. Но Карлос настаивал на своем предложении. Он заявлял, что
всерьез решил на мне жениться. Тем временем Фарид ушел, оставив нас
обсуждать эту тему, о которой мы периодически задумывались, но никогда не
говорили всерьез. Наконец, мы вышли из дома, сели в черный "фольксваген"
Карлоса и направились в Мексику. Тощий и хмурый мексиканский чиновник
зарегистрировал нас сразу после того, как мы заполнили все необходимые
бумаги. Судя по всему, эта процедура доставляла ему искреннее удовольствие,
и он сопроводил ее мелодией в исполнении марьячис, включив проигрыватель.
Копия записи о регистрации до сих пор сохранилась у меня. Она гласит:
"Oficina del Registro Civil de Tiaquiltenango. En el Libro num 5/960 a
fojas Catorce, bajo la Partida num. 14 de esta Ofidna, se encuentra asentada
el acta de Matrimonio de Carlos Aranha Castaneda con Margaret Evelyn Runyan.
Cuyo contrato se celebro ante mi los requisites de Ley. Tiaquiltenango
Morelos 17 de Enero de I960".
14
Карлос покинул свою квартиру на Вермонт-стрит и переехал ко мне на 823
Южную Детройт-стрит. Сью нашла себе квартиру. Карлос продолжал работать в
отделе счетов магазина "Хаггарти", зарабатывая достаточно денег для того,
чтобы продолжать учебу и сводить концы с концами. Моих заработков на
телефонной станции хватало на питание и оплату квартиры. С утра Карлос шел
на занятия, затем на работу и, в итоге, приходил домой поздно. Времени на
посещение кино, концертов или выставок почти не оставалось. Летом нам даже
на выходные не удавалось побыть вместе. Карлос начал куда-то исчезать -
сначала на несколько часов, потом на несколько дней, - и я не знала, где он
находится. Сначала я решила, что он нашел себе другую женщину, но Карлос
отверг это предположение, заявив, что совершает поездки в пустыню, чтобы
изучать, каким образом индейцы используют лекарственные растения.
- Я нашел одного человека, - однажды заявил он, но кроме того, что это
был индеец-учитель, я больше ничего не смогла добиться. Карлос почти не
рассказывал о своих поездках. Сначала они были напрямую связаны с его
изучением калифорнийской этнографии в УКЛА. Это был весьма популярный курс
лекций, который читал костлявый и словоохотливый археолог, обладавший
пронзительными голубыми глазами, по имени Клемент Мейган. Именно его
упоминает Карлос в предисловии к своей первой книге, называя человеком,
"который начал и направил ход моих полевых работ в области антропологии".
Свой курс Мейган читал каждый год, причем вначале он заключал со своими
студентами своеобразную сделку. Занятия проходили на третьем этаже
Хейнз-Холла. Это было одно из краснокирпичных зданий в университетском
городке УКЛА, к фасаду которого озабоченно склонялись деревья. Фризы были
расписаны крылатыми драконами и птицами, крыша покрыта красной черепицей, из
серых арок выглядывали окна. Первый этаж занимали классы для изучения
французского языка, второй был отведен под социологию, третий - под
антропологию.
Каждый семестр Мейган требовал курсовые работы, причем каждый, кто не
поленился найти живого информатора, мог автоматически рассчитывать на высшую
оценку - "А", вне зависимости от качества самой курсовой.
- Предстоит проделать много работы, - предупреждал Мейган, - причем
психологически очень трудно сознавать, что, несмотря на все затраченные вами
колоссальные усилия, результат может оказаться нулевым. Например, вам может
не удаться найти толкового информатора, или он не захочет с вами
разговаривать, или наговорит ерунды.
Это ежегодное предостережение Мейган выдавал для того, чтобы сразу
обескуражить слабых духом студентов, которые - он знал это по предыдущему
опыту - после нескольких недель активных поисков обязательно впадут в
уныние. Специальностью самого Мейгана была археология, однако он отдал
должное антропологии, часами высиживая под рамадами* и слушая болтовню
старых жителей калифорнийских пустынь, поэтому имел полное представление о
том, как трудно бывает получить действительно ценные сведения. (Рамада -
редкий навес из прутьев, сооружаемый вокруг деревенского дома в Мексике.)
- Но если в своей работе вы сумеете убедить меня в том, что вы
действительно пытались найти и разговорить калифорнийского индейца, то я
гарантирую вам высшую оценку, вне зависимости от того, что у вас получилось,
- говорил он, обращаясь к студентам, среди которых находился и Карлос,
относившийся к его словам с одобрением.
Хорошее интервью с настоящим индейцем не только обеспечит высшую
оценку, но, что еще более важно, если его удастся опубликовать, то не будет
проблем с поступлением в аспирантуру. Найти подходящего индейца -это не
проблема, тем более что существуют дюжины тем для разговора - плетение
корзин и гончарное дело, сельское хозяйство и религия, отношения между
краснокожими и белыми и т. д. Обо всем этом неоднократно упоминал сам
Мейган, но Карлосу хотелось найти более глубокую и научную тему, чтобы
обеспечить себе требуемую публикацию. Кроме того, чем эксцентричнее тема,
тем интереснее ею заниматься. После некоторых размышлений, он решил
остановиться на этноботанике, то есть классификации психотропных растений,
используемых магами. Тем самым он пойдет по стопам Гордона Уоссона,
обнаружившего у масатеков культ волшебных грибов, Олдоса Хаксли с его
домашними опытами или Уэстона Лабарра. В числе других Карлос прочел книгу
Лабарра "Культ пейота" и сделал вывод, что готов к тому, чтобы испытать себя
в роли индейца.
От класса, в котором было почти 60 человек, Мейган получил всего три
работы, в которых студенты пытались взять интервью. Один студент нашел
индейца прямо в кампусе - тот обучался в университете по "этническому"
гранту, - и индеец рассказал ему о том, к каким методам целительства
прибегают его сородичи. Другой студент, живший на ранчо во Фресно,
порасспросил своего приятеля об индейском образе жизни. И только Карлос
съездил и нашел настоящего информатора. Более того, он пообщался с
несколькими индейцами и даже пару раз заходил к Мейгану за указаниями и
методиками расспросов. Вначале он работал с индейцем кахилла, жившим в
резервации неподалеку от Палм-Спрингс, затем направился к реке Колорадо и
опросил нескольких местных индейцев. Обычно один индеец знакомил его с
другими, и, таким образом, Карлос мог переходить от информатора к
информатору, все более глубоко проникаясь их странными ритуалами и способами
использования лекарственных растений. В конце концов он нашел человека,
который многое знал о дурмане (Datura inoxia). Его информация легла в основу
курсовой работы Карлоса, ставшей маленьким шедевром.
- Его информатор многое знал о дурмане, который представляет собой
наркотик, использовавшийся во время обряда инициации некоторыми
калифорнийскими племенами, однако, по моему мнению, да и по мнению
большинства других антропологов, вышедший из употребления сорок, а то и
пятьдесят лет назад, - вспоминает Мейган. - Итак, он нашел информатора,
который помнил об этом растении и до сих пор его использовал. Карлос сдал
мне курсовую работу, в которой содержалось множество информации о том, что
кажется невозможным, пока вы не встретите знакомого с этим растением
собеседника. Это была очень хорошая работа, и я поощрял его продолжать
исследования. Фактически, он сообщил о том, что до сего дня существуют
индейцы, которые активно практикуют использование дурмана. Большая часть
материала вошла в первую книгу Карлоса. В работе присутствовало множество
символики и фантазий на тему "женских" и "мужских" растений, а также длины и
формы их корней. Я сомневаюсь, чтобы они имели какую-то фармакологическую
ценность, хотя Карлос был в этом уверен. Он разговаривал со многими людьми
на эту тему. Насколько я знаю, в научной литературе вообще не было
публикаций относительно датуры. Я внимательно изучил большинство
калифорнийских отчетов и обнаружил, что когда вы начинали расспрашивать
людей об их верованиях, употреблении наркотиков или связанных с этим
церемониях, то наталкивались на сопротивление своих собеседников, явно не
желавших откровенничать. Работа Карлоса произвела на меня большое
впечатление. Было очевидно, что он сумел добыть ту информацию, которую
антропологам не удавалось получить прежде.
Насчет символики и фантазий - все верно. Карлос тщательно записал все,
что ему рассказали об этой "траве дьявола". Все его части -корень, стебель,
листья, цветки и семена - играли особую роль в мистическом порядке вещей.
Например, корни обладали силой, точнее сказать, сила приобреталась благодаря
корню. Стебель использовался для лечения, цветки - для изменения личности,
семена для "укрепления головы". Информатор Карлоса пояснил, что идея состоит
в "приручении" травы дьявола как одном из средств личного поиска знания.
"Мужские" и "женские" экземпляры растения отличались друг от друга:
"женские" были выше и напоминали дерево, "мужские" толще и напоминали
кустарник. "Женские" растения имели длинные сильные корни, углублявшиеся
вниз на значительное расстояние и лишь потом разветвлявшиеся. Корни
"мужского" экземпляра начинали ветвиться почти сразу же. Чтобы выкопать это
растение, индейские брухо использовали сухую ветвь дерева. Затем дурман
промывали, разрезали и использовали в ритуале, своими корнями уходящем в
далекое прошлое. Карлос все это фиксировал со слов информатора: ритуалы и
суеверия, медицинский фольклор и фармакологические данные. Но, что самое
важное, он записал слова того человека, который, вопреки правилам,
согласился откровенничать с пришельцем.
- Возможно, это и был тот, которого он назвал доном Хуаном, - говорит
Мейган. - И хотя в своей курсовой Карлос ничего об этом не говорит, я в этом
почти уверен, ведь он сообщает, к какому племени принадлежит его собеседник
и где оно обитает. Отсюда можно сделать вывод, что его информатор или
является самим доном Хуаном, или принадлежит к числу его близких
родственников, поскольку он частично является юма, частично яки.
В литературе ничего не говорилось о том, что яки используют
церемониальные наркотики, но Карлоса это не смущало. Он нашел настоящего
целителя, которого, кстати, было не так уж трудно найти, и этот старик
поведал ему эзотерическое знание, которое уже считалось утерянным. Когда
Мейган изумленно вскинул вверх свои седые брови, Карлос понял, что он
находится на правильном пути. Он открыл новую жилу, которая сулила ему
восхитительные возможности: курсовую работу, диплом, возможно, книгу. В тот
день, когдаМейганпохвалил его работуи высказалпред-положение, что
содержащийся в ней материал окажется ценным вкладом в академическую науку,
Карлос осознал свое предназначение. Теперь все сомнения прочь - он будет
изучать антропологию.
Часть Вторая. Замороченные аллегорией.
15
По утверждению Карлоса, он встретился с доном Хуаном на автобусной
станции на границе Аризоны летом 1960 года. Это произошло во время одной из
его поездок на Юго-Запад (здесь и далее имеется в виду Юго-Запад США) с
целью сбора информации, Друг, которого Карлос в своих книгах называет просто
Биллом, указал на дона Хуана кивком головы, когда старик вошел в помещение
станции, и сказал, что этот индеец очень много знает о пейоте. Билл, который
очень напоминает описанного Карлосом Аллена Моррисона, был его проводником и
помощником при изучении трав. Как и Моррисон, Билл знал лишь несколько слов
по-испански и в тот день, стоя под неярким предвечерним солнцем, произнес
какую-то абсурдную фразу на этом языке. Дон Хуан не понял его, и тогда в
разговор включился Карлос и объяснил, что является специалистом по
использованию галлюциногенного кактуса, поскольку занимался обширными
исследованиями и изучением его в УКЛА. Индеец казался не слишком
заинтересованным, особенно когда Карлос сказал, что им обоим было бы полезно
встретиться и поговорить о пейоте. Карлос говорит, что дон Хуан просто
поднял голову и уставился на него зловещим взглядом шамана, от которого у
него все похолодело. Это непреклонный взгляд чрезвычайно жесткого человека.
В "Учении" говорится, что дон Хуан родился на Юго-Западе в 1891 году.
Когда ему было примерно восемь лет, он вместе с тысячами индейских семей из
Соноры отправился в Центральную Мексику. Мексиканские солдаты по непонятной
причине сначала избили, а затем и убили его мать, а его самого посадили на
поезд, отправлявшийся на юг. Отец его, которого они ранили выстрелом и
впихнули в битком набитый поезд, умер по дороге в Центральную Мексику, где
дон Хуан вырос и жил до 1940 года, а затем переселился на север.
"Одна из проблем, связанных с доном Хуаном, - говорит Мейган, - и одна
из причин критики его как поставщика информации, заключается в том, что сам
он человек уникальный, Он в действительности не является членом никакого
племенного сообщества. Родители его тоже не принадлежали никакой племенной
группе, поэтому часть времени он жил среди калифорнийских индейцев и часть
времени среди мексиканских индейцев. Его нельзя назвать настоящим яки. И,
более того, это человек, который поднял свой интеллектуальный уровень. Мне
приходилось видеть индейцев, похожих на него, но они редко встречаются. Вам
не найти среднего человека, который был бы философом или мыслителем и
интересовался бы материями, превышающими самый поверхностный уровень".
В середине декабря I960 года, изучив специальную литературу, Карлос
отправился домой к дону Хуану, но его ученичество по-настоящему началось
только в июне следующего года. В течение этих первых шести месяцев Карлос
виделся с ним по различным поводам, но всегда в качестве антрополога, а не
как ученик. Сначала поводом был сбор информации для письменной работы на
курсе Мейгана, а затем с одобрения профессора он продолжил эту связь с более
чем туманным представлением о том, что материал может быть напечатан.
Индеец-информатор не указывался в его работе для класса калифорнийской
этнографии. Имя Хуан Матус, данное его бвнефактору в более поздних книгах,
является псевдонимом, поскольку оно так же распространено в Мексике, как имя
Джон Смит в Соединенных Штатах. Мейган не слышал этого имени примерно до
1966 года, и многие друзья Карлоса получили первую реальную информацию о
таинственном индейце, только когда в 1968 году на книжных прилавках
появилось изданное Калифорнийским университетом "Учение". Но Карлос выбрал
это имя до 1963 года. Однажды в начале 1963 года вместе с Адрианом
Герристеном он обедал в кафе на Третьей авеню в Лос-Анджелесе, когда
разговор зашел об индейцах Центральной Америки. Через мормонскую церковь
Герристен подключился к программам помощи индейцам в резервациях в Юте,
Калифорнии, Нью-Мексико и Аризоне.
"На мне был шейный платок, и он заинтересовался моими знаниями об
индейцах, - вспоминает Герристен. - Он рассказал мне о доне Хуане, который
был знахарем. Карлос несколько раз ездил на место их встреч, и они
подружились. Дон Хуан стал доверять Карлосу, и тот собирался навестить его и
других членов его группы грядущим летом. Карлос сообщил мне, что собирается
написать об этом человеке и его фантастической истории, но ничего больше не
сказал".
Карлос говорит, что начал делать записи 23 июня 1961 года. Правила были
достаточно простыми и не изменились существенно за все время его
ученичества. Нельзя было делать никаких фотографий и магнитофонных записей.
Вначале он записывал украдкой, а потом, полагаясь на память, восстанавливал
все разговоры и происшествия. После того как дон Хуан разрешил делать
записи, Карлос получил возможность подробно и обширно излагать их разговоры,
указывая дату, чтобы читатели могли хронологически следить за медленным и
мучительным превращением западного студента и рационалиста в ученика,
верующего и настоящего мага.
Однако когда пытаешься согласовать то, что происходило по словам
Карлоса, с тем, что, по-видимому, было на самом деле, сразу же возникают
проблемы. Например, действительно ли дон Хуан рассказывал о дурмане,
сильнодействующем растении, играющем важную роль в подготовке новичка к
восприятию состояния необычной реальности? Если так, то когда Карлос услышал
об этом? Дон Хуан, видимо, давал свои инструкции еще до среды 23 августа
1961 года, даты, приведенной в "Учении". Во всяком случае, Карлос знал все
это еще до того, потому что включил этот материал в свою работу для Мейгана.
В его студенческую работу на последнем курсе вошел весь рассказ об этой
траве в четырех аспектах: предупреждение дона Хуана о том, что это растение
дает человеку вкус силы, значение корней, процесс приготовления и ритуал
подготовки к принятию - больше об этом не знал никто. Эту информацию, по
словам Карлоса, он получил в 1961 году, однако имел ее еще за год до того.
"Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что он получил эту сенсационную
новость о дурмане потому, что дурман на самом деле не имел особого значения
с точки зрения его информатора, - говорит Мейган. - Это одна из наименее
значимых вещей среди огромных познаний этого малого, и поэтому, когда Карлос
появился на сцене и оказался крайне заинтересованным, он выдал немного
информации, не думая, что из этого может что-то получиться".
Действительно ли сведения Карлоса вообще что-то значат, или это
очередная дымовая завеса, - остается под вопросом.
Возможно, что его информатором в студенческой работе был не дон Хуан, а
кто-то еще, кто обрисовал в общих чертах то, что дон Хуан повторил позднее.
Но Карлос пишет первую книгу так, словно все это совершенно ново, как будто
он ничего не знал о дурмане прежде.
Еще больше все запутывает утверждение Карлоса о том, что дурман был
даже не первым психотропным средством, о котором он узнал от своего
индейского информатора. В "Учении" он пишет, что свой первый психотропный
опыт он получил от пейота, и произошло это за несколько недель до разговоров
о дурмане. Но если бы это было так, если бы Карлос действительно узнал о
пейоте прежде, чем о дурмане, то почему же он не упомянул об этом в своей
студенческой работе для Мейгана? Почему он ждал, пока выйдет его книга,
чтобы изменить хронологию и представить все так, чтобы это выглядело как
постепенное посвящение на пути шаманов? Возможно, что первая книга Карлоса
и, предположительно, последующие явились смесью действительности и
воображения, информации, тщательно собранной в пустынях Аризоны, Калифорнии
и Мексики и в библиотеках УКЛА, а затем переработанной в форму четкого
повествования. Может быть также, что написанные им книги представляют собой
тщательные и достаточно точные записи, сделанные за годы его ученичества.
С уверенностью можно сказать только то, что Карлос Кастанеда из
реального мира в конце 60-х совершал поездки из своей квартиры для общения с
индейцами. Он проводил меньше времени у себя дома на Южной Детройт-стрит и
только иногда навещал своих друзей и даже тогда казался не слишком
заинтересованным в текущих оккультных новостях. Тогда еще что-то говорили о
Пухариче, но интерес Карлоса к астральным проекциям, телепатии, картам ЭСП и
т. п. ослабевал. Какое-то время он пытался объяснить мне важность своих
поездок, но мне было не очень интересно. Единственное, что я знала, - это
что с некоторых пор он стал очень мало бывать дома, и мне это не нравилось.
Однажды днем он приехал из пустыни со связкой сушеного дурмана, как мне
показалось, но я не была уверена. Он хотел поэкспериментировать и, уложив
меня на кушетку, зажег пучок от газовой плиты, а затем начал размахивать
этим дымящимся факелом возле моей головы. Он велел мне вдыхать дым и просто
отпустить себя. Карлос хотел, чтобы я просто парила, предаваясь свободным
ассоциациям, и говорила обо всем, что приходит мне в голову. И я сказала о
чем-то похожем на занавеси. А комната начала сворачиваться в самое себя, и
фигура Карлоса таяла на фоне стены, становясь молочно-голубой, кивая головой
и записывая в желтый блокнот, записывая каждое выливавшееся из меня
предложение. Проснувшись через несколько часов, я спросила Карлоса, что это
было. Но ему, по-видимому, было не очень интересно говорить об этом. Он,
фактически, вел себя так, как будто все случившееся совершенно не имело
значения. Он не показал мне своих записей и не объяснил, к чему был весь
этот грандиозный эксперимент. Это был единственный случай, когда он принес
психотропное вещество домой.
Мы стали чаще ссориться с Карлосом, иногда по несущественным поводам,
но в основном из-за его частого отсутствия во время поездок в. индейские
резервации. Наконец, он решил переселиться и снять где-нибудь комнату на
время, хотя бы пока не закончит свою научную работу. Поэтому в июле он взял
свою печатную машинку, коробки с латиноамериканской поэзией и биографиями,
принадлежности для письма и лепки и уехал на квартиру Мариэтты на
Мэдисон-авеню. При подобных обстоятельствах это был лучший выход, потому что
он сказал мне, что действительно занимается чем-то важным, и предупредил,
что будет отлучаться еще более нерегулярно. Мне также не нравилось, что он
приносит домой эти травы; поэтому, когда начался новый учебный год, я
перебралась из квартиры на Южной Детройт-стрит в Уиллоубрук, не очень далеко
от Карлоса.
Я была уверена, что наш брак так и не будет удачным. Мы были вместе
лишь шесть месяцев, а он уже все выходные пропадал в своих полевых выездах,
не имея возможности или не желая говорить со мной о том, чем же именно он
занимается. Познакомившись со стройным белокурым бизнесменом по имени Адриан