Катасонова Елена. Переступая грань

   Возмущенный и озадаченный, он почти не слушал, что там говорит Надя возбужденно, азартно - про свою новую жизнь.
   - Продаю, покупаю контейнерами! Пристроилась под бочок к Детскому фонду - ну, понимаешь, чтоб не платить налоги. Кое-кому, конечно, приходится отстегивать, так ведь не сравнить...
   - Ты стоишь за прилавком? - грустно спросил Женя.
   - Еще чего! - возмутилась Надя. - Ты, как я погляжу, меня и не слушаешь! Так вот, к делу: мне нужен помощник.
   - А при чем здесь я? - холодно поинтересовался Женя.
   - Ты мне подходишь, - нагло заявила Надя. - Да не боись: помощник нужен по связям с общественностью.
   - Чего-чего?
   Вытаращив глаза, Женя смотрел на развалившуюся в кресле Надю, буквально, в прямом смысле слова, потеряв дар речи. Его, научного сотрудника Института истории... Его, без пяти минут доктора... С его знаниями, студентами, иностранными языками... Так примерно и прокричал он Наде, когда обрел наконец этот дар. Надя вскочила.
   - А я, по-твоему, кто? - подбоченившись вот именно как торговка, кричала она. - Мой диплом, помнишь, считался одним из лучших! А кто лучше всех в группе знал латынь? А английский? Тоже, позволь тебе напомнить, два языка! Значит, Лерка должна мотаться, как овечий хвост, по урокам, выбиваться из последних сил, заставляя всяких оболтусов хоть что-то такое уразуметь, а ты в своей богадельне будешь думать и писать "о высоком"?
   - Писать "о высоком" - это плохо? - с трудом сумел вставить слово Женя.
   - Нет, не плохо, - язвительно ответила Надя. - Жаль, что жить на это нельзя. Невозможно-с!
   - А на что можно?
   - А вот иди ко мне в помощники и узнаешь. - Она уже успокоилась. Подошла к Жене, положила руку ему на плечо. - Правда, Жень, - миролюбиво сказала Надя. - Лерку жалко до слез. И никто не призывает тебя, кстати, бросать институт.
   - Как это?
   Он правда не понимал.
   - А так. - Надя покровительственно похлопала его по плечу. - Ты мне нужен всего два раза в неделю. Ну, еще по субботам. С твоей головой...
   - А что делать?
   Становилось уже интересно.
   - Вести переговоры. От моего имени.
   - А сама?
   - Это мы уже проходили, - вздохнула Надя. - Тут нужен крепкий мужик. Не баба!
   - А что, случаются перестрелки? - неловко пошутил Женя.
   - Не говори глупостей, - отмахнулась от него странно повеселевшая Надя. - С криминалом я - ни-ни, все чисто.
   - Кроме фонда, - поддел ее Женя.
   - Кроме фонда, - спокойно согласилась Надя. - Но это не криминал, а нормальная тактика. Если платить все налоги, вмиг разоришься. Получать будешь шестьсот баксов в месяц. Устроит?
   Она говорила так, будто они уже обо всем условились. Но Женя еще побарахтался, хотя шестьсот долларов... Цифра эта его прямо убила.
   - Я должен подумать, - сказал он и двинулся к мойке, чтобы освободить наконец от Надиной руки плечо.
   - Подумай, - великодушно разрешила Надя. - Только не очень долго. Например, до среды.
   - Почему до среды? - удивился Женя. Голова у него гудела от обилия информации.
   - Потому что сразу после Нового года - переговоры, - объяснила Надя.
   Вход на черную лестницу был закрыт, а у парадной стоял с виду неприступный охранник.
   - Вот те на... - протянула Надя. - А вчера все было настежь... Похоже, даже она растерялась. - Забаррикадировались, черти... Ну, пошли, коли так, к окошку.
   - К Вороновой в пятое? - переспросила нянечка, заглянула в список и сняла телефонную трубку. - Тут к Вороновой пришли... - Она выслушала чьи-то указания, положила трубку. - Вы - муж? Пройдите к главному. Пятый этаж, комната номер двенадцать.
   - А что? Почему?
   Голос отказывался повиноваться.
   - Там все скажут.
   Охранник пропустил беспрепятственно. Притихшая Надя осталась ждать в вестибюле. Лифт поднял Женю на пятый этаж. Он нашел номер двенадцатый, робко постучал в дверь и, рассердившись на собственную, привычную, советскую робость, не дожидаясь ответа, потянул ее на себя.
   - Моя фамилия Воронов, - сказал он. - Мне велели...
   - Заходите, садитесь.
   Плотный, энергичный мужик, стриженный "ежиком", встал навстречу. Белый халат и шапочка придавали ему внушительность.
   - Значит, так, - без предисловия заговорил он. - У вашей супруги случился обширный инфаркт и что-то с сосудами головного мозга. Сочетание редкое и неблагоприятное. Вот смотрите...
   Он сыпал медицинскими терминами, но Женя его не слушал, потому что понял главное: Лера жива, самого страшного не случилось. Усилием воли заставив себя включиться, уловил последние, заключительные слова: Леру можно (и нужно!) перевести в особое отделение, чтобы во всем разобраться. Там и уход, и препараты, аппаратура - все много лучше. Но каждый день будет стоить...
   - Сколько? - потрясенно переспросил Женя.
   - Увы, - сочувственно вздохнул врач. - Ничего не поделаешь: такие сейчас времена...
   Крупное лицо главврача расплывалось в тумане. Мигом вспотели ладони, застучало в висках. Врач ждал ответа, и ответ мог быть только один, потому что на карту поставлена жизнь Леры.
   - Когда нужно платить? - четко спросил Женя.
   - Завтра, - коротко ответил врач. - До двенадцати. Потому что пятница. Тогда завтра же и переведем.
   - А сегодня? - сузил глаза Женя.
   Врач подумал, постучал пальцами по столу.
   - Можно и сегодня, - неохотно сказал он. - Если только деньги завтра.
   - Да-да, - заторопился Женя. - Обязательно! А повидать жену можно? осмелился он.
   - Вообще-то... Ну, ладно. Только очень недолго.
   Женя вышел из кабинета. Лифта все не было. Черт, есть же здесь где-то лестница? Походил по коридору, заглядывая в углы. Спрашивать опасался: как бы не выгнали. Горел красным "запасный выход", и там, естественно, оказалась лестница. Женя спустился на четвертый этаж, стараясь не замечать строгого взгляда сидящей у пульта сестры, проскользнул в палату. Лера почти сидела в кровати - так высоко подняты были подушки, - дышала тяжело, с паузами, с одышкой, рука была холодной и влажной. Женя осторожно поцеловал ее в лоб, поправил прилипшую к нему прядь.
   - Вот... какие дела... - еле слышно заговорила Лера. - Вчера утром, как раз в обход, - такая боль...
   Утром... Это когда он спешил, не помня себя от радости, к Тане. Женя сел на кровать, ткнулся лицом в одеяло.
   - Не надо, - шепнула Лера, положив ему руку на голову. - Как-нибудь обойдется...
   - Сегодня тебя переведут в другое отделение, коммерческое, - поднял голову Женя. - Там и аппаратура, и препараты - все лучше. И туда, я думаю, пускают...
   Даже он уже понимал, что за деньги теперь можно все.
   - Что ты? - задыхалась Лера. - А деньги?
   - Об этом не думай, - Женя сжал ее слабую руку. - Нашлась работа.
   - Какая?
   - Не важно. Хорошая, денежная работа.
   Почему-то не хотелось говорить, что у Нади.
   - Я хочу, чтобы ты защитился, - шептала Лера. - Это - главное.
   Голос шелестел, как бумажный, каждое слово - он видел! - давалось с таким трудом!
   - Самое главное - ты, - проглотив комок в горле, сказал Женя, и это была истинная, святая правда.
   - Мужчина, пора, уходите. У нас сейчас капельница.
   В палату вошла медсестра.
   - Да, да, - заторопился Женя. - Иду. - Он даже не поцеловал Леру, потому что сестра уже стояла над ней - с трубками, банкой и полотенцем. До завтра!
   И Лера, прощаясь, махнула рукой.
   * * *
   Надя стояла на том же месте, где он покинул ее.
   - Ничего не взяли, - сокрушенно сказала она. - Только сок. - Она заглянула Жене в лицо. Неподдельная тревога светилась в черных глазах; она рассеяла, уничтожила все прежние подозрения, вызвала раскаяние в дурных мыслях, даже что-то похожее на quilty complex. - Ну, как? Что там такое? Как Лерка?
   - Инфаркт.
   Надя ахнула, всплеснула руками.
   - Инфаркт в больнице? Так разве бывает?
   - Значит, бывает, - вздохнул Женя. - Да что мы в этом все понимаем?.. Слушай! - Он жестко взял Надю за плечи, повернул к себе. - Я тут насчет работы... Ты, случайно, не передумала?
   - Нет, - твердо ответила Надя. - Не передумала.
   - А вдруг не справлюсь?
   Он все еще стискивал Надины плечи и, казалось, за нее держался.
   - Справишься, - уверенно пообещала Надя. - Стала бы я иначе тебя сватать!
   - Тогда заплати мне вперед - за месяц, - краснея, попросил Женя. Можешь?
   - Ты так говоришь... Какие-то шестьсот баксов, - усмехнулась Надя. Делов-то...
   - Они мне нужны завтра утром, - все еще не верил неслыханной удаче Женя. - Заплатить за больницу.
   - Так она ж бесплатная? - удивилась Надя.
   Он объяснил.
   - Понятно, - кивнула она. - Тогда едем ко мне: "зелень" у меня дома. Заодно познакомлю с делами. Ты ведь у меня еще не был?
   - Был когда-то, - не очень уверенно сказал Женя.
   Надя тихонько засмеялась, взяла его под руку.
   - Я хочу сказать после ремонта. Пошли.
   И они поехали к Наде.
   5
   Надя жила у "Аэропорта", в писательском доме. Ни она, ни ее Веня и близко, конечно, не стояли к писателям, но за купюры в конверте удалось в свое время в ЖСК втиснуться. В просторном подъезде, в каморке за стеклянной дверью сидела немолодая консьержка с платком на плечах. Женя робко поздоровался. Ему, естественно, не ответили. Тяжелый, с решеткой, лифт медленно пополз на третий этаж. Площадка была большой, как все в этом старомодном доме. И только железные двери квартир выдавали нынешние, открыто криминальные времена.
   Надя достала ключи, отворила железную, а за ней деревянную двери, отключила сигнализацию.
   - Заходи!
   Женя застыл на месте. Таких квартир он еще не видел.
   - Ты что? - довольно улыбнулась Надя. - Сроду не слыхал про евроремонт?
   - Слышал, - неуверенно соврал Женя.
   Он все вытирал и вытирал ноги, не решаясь ступить в святилище. Все сияло, все блестело вокруг. Комнаты разделялись арками. Под люстрой, подчиняясь потокам воздуха - работал кондишн, - позвякивая, перемещались жестяные геометрические фигурки.
   - Вот тапки, - сказала Надя, и Женя очнулся.
   - Не надо, - попросил он. - Денис, наверное, ждет.
   Ужасно хотелось забрать деньги и поскорее уйти.
   - А работа? - напомнила Надя. - Надевай по-быстрому тапки и проходи. Я тебя не съем. - Она опять усмехнулась; теперь Жене показалось, что это какой-то нервный тик. - Денису твоему позвоним и все скажем, - продолжала Надя, стерев улыбку. - Сразу после Нового года переговоры, я разве не говорила?
   "Кто платит - тот заказывает музыку", - подумал Женя. Впрочем, Надя еще не заплатила. Но ведь заплатит?..
   Пришлось пройти в просторную, светлую комнату. Даже стены здесь были почти что белые, с розоватым оттенком, и шкуры белых медведей лежали на креслах, а на светлом столе стоял компьютер.
   - Чаю? - светски предложила Надя.
   - Нет, спасибо, - отказался Женя.
   - Может, выключить кондиционер?
   - Пожалуй.
   В каком фильме он все это видел?
   Прекратилось легкое движение воздуха, замерли жестяные фигурки.
   - Ну-с, приступим, - распорядилась Надя. - У меня все в компьютере. Садись! - И Надя подставила к столу с компьютером второй стул. - Входим... Мой сайт...
   Мелькали цифры и тексты, обозначения, не очень знакомые. Но вообще все оказалось не так уж сложно.
   - Теперь поищем, что там в проекте...
   Глаза устали довольно быстро. "Это от непривычки", - успокоил себя Женя. А Надя будто не знала усталости: объясняла, показывала, проверяла, то и дело касаясь то плечом, то коленом Жени. Было и вправду тесно. Наконец она откинулась на вертящемся стуле.
   - Так. Выходим.
   Надя потянулась, заложила руки за голову. Невозможно было не заметить поднявшуюся вслед за руками высокую грудь. Женя отвел глаза. Надя опустила руки, устало вздохнула. По экрану поплыл знак "бесконечность" или что-то на него похожее, переливаясь синим и красным.
   - Все!
   Экран погас.
   - Так, может, выпьешь все-таки кофе?
   - Нет-нет, я спешу.
   - Как хочешь, - сухо сказала Надя и встала.
   Женя не смел напомнить о деньгах. Он тоже встал, в отчаянии глядя на Надю.
   - Ах да, - вспомнила она и выдвинула ящик стола.
   Шесть зеленых бумажек легли на стол перед Женей. Как завороженный смотрел он на такое богатство.
   - Надо же их еще обменять, - подумал вслух. - А у меня нет паспорта.
   Надя засмеялась мелким, дробным смешком.
   - Тоже мне - проблема. Утром обменяешь. Да и не нужен никакой паспорт! А вообще дай им в долларах: они будут только рады.
   - Кто?
   - Те, в больнице.
   Да, Надя знала жизнь лучше, чем он.
   - Ну, я пошел. Спасибо.
   - Не за что. До завтра, - уточнила Надя. - Приходи сразу после больницы. Надо кое-чему тебя подучить.
   И Женя не решился напомнить, что завтра же Новый год.
   Домой Женя ехал совершенно раздавленным. Начиналась какая-то новая жизнь - без Леры, с откровенно назойливой Надей, которая возникла так неожиданно и спасла, но за это потребовала его присутствия рядом, и, как светлая точка в ночи, - первый Новый год с Таней.
   Приехав, сразу ей позвонил, тем более что Дениса не было.
   - Это я, Женя, - сказал он, будто Таня могла его с кем-то спутать.
   - Привет! - радостно заговорила Таня, не заметив его усталости, а может, не придав ей значения. - А я только пришла. У метро продается всякая всячина, и я купила к Новому году хлопушки и эти, как их, бенгальские огни. Даже спички купила! А то забудем спички, что тогда будем с этими огнями делать?.. Сашка моя без ума от бала: ее там выбрали королевой, и какой-то мальчик объяснился в любви! Она все читает его записку и все гадает, кто бы это мог быть, потому что, конечно, без подписи...
   Таня болтала беспечно и весело, перескакивая с одного на другое, и у Жени теплело в груди, отступал ужас жизни, страх за Леру, растерянность перед Надей с его от нее зависимостью, неожиданной и пугающей.
   - Чего молчишь? - спросила вдруг Таня.
   - Да как же мне вклиниться? - засмеялся Женя. - Ты трещишь, как сорока.
   - Это я от счастья, - помолчав, призналась Таня, и он почувствовал, что она улыбается. - Как подумаю про общий Новый год... И вообще... Женча, родной, я так безумно, невероятно счастлива! А ты?
   Вопрос был неожиданным, но он ответил сразу:
   - И я. Очень!
   Не мог же он ей сказать о том, что терзало? Да и как сказать, когда он сам не до конца разобрался.
   - Когда придешь? - спросила Таня. - Завтра у меня нет консультаций шеф заболел, - и я ликую, как школьница на каникулах!
   - В первый раз ты сказала это сама. - У Жени даже горло сжалось от нежности.
   - Что - в первый раз? - не поняла Таня.
   - В первый раз сама заговорила о встрече...
   - Разве? - простодушно удивилась Таня.
   - Точно, - подтвердил Женя. - Всегда свидание выпрашивал я... Ты когда будешь дома? Во сколько?
   - Ну-у-у-у, - подумала Таня. - К шести, наверное, буду. А ты приезжай часам к десяти, ладно?
   - Я тебе позвоню. У меня тут сложности. Но к десяти обязательно буду.
   Он не знал, как сказать о Лере и о том, что случилось. Если честно, не знал теперь ничего: вдруг Лера попросит у нее задержаться? Хотя вряд ли... Но - вдруг? Может, именно так и положено: сидеть допоздна? А тут еще Надя... Горячие черные глаза, коленки, приходящие с его ногой в опасное соприкосновение, это соблазнительное потягивание... А главное - разговор в коридоре. И никуда ведь теперь не денешься.
   - Какие сложности? - спросила Таня.
   Голос ее упал, странные, незнакомые нотки возникли в нем, только Женя еще не понял какие.
   - Потом расскажу: не хочется по телефону.
   - Что-то случилось?
   - Нет... Да... Случилось... Но ты не волнуйся - так, пустяки.
   Ничего себе, пустяки! Он все больше запутывался. После слов о любви как сказать про инфаркт? Да еще это дурацкое "пустяки".
   - Танечка, милая, - заторопился Женя, потому что услышал, что отворяется дверь. - Я еще позвоню. Завтра с утра. И приеду, приеду! - Денис уже раздевался в прихожей. - Я приеду, - повторил Женя, потому что почувствовал, как всегда, когда слышал Таню, что любит ее и жить без нее не может.
   6
   Опять какая-то мура под ногами. И это - зима? Временами, правда, налетает снег - но вот именно временами - мокрыми, большими хлопьями, а не то мелкий, сухой. Но, не успев пасть на землю, тут же покорно тает, превращаясь в сероватое месиво.
   - Один черт, - ворчит на снег Пал Палыч, - только добавляет грязи. Раз по-настоящему снег не лег, толку не будет. А еще вопят: "Миллениум, миллениум!" Какой, к черту, миллениум без хорошего снега?
   Женя слушает вполуха: мысли заняты совсем другим. Палыч взглядывает на него и умолкает. Помолчав, осторожно спрашивает:
   - Как там, в больнице?
   - Неважно, - коротко отвечает Женя, не отрываясь от своих бумаг.
   Конец года. В январе нужно представить отчет: что же ты, сукин сын, сделал-то за год? Конечно, сейчас не так строго, как в советские времена, когда платили приличную вполне зарплату, но и спрашивали по ранжиру, тем не менее отчитаться все-таки следует.
   И Женя, и Палыч решили отделаться от отчетов до Нового года, до длинных, как повелось в новые времена, каникул: Женя - из-за фирмы, пугающей своей неопределенностью службы у Нади, а Палыч отправляется с Натальей в Египет. Вот и сидят едва ли не одни в институте. Тридцатое... Канун... Кто ж в институт-то попрется? Только если уж очень нужно...
   Вчера, после визита к Наде, Женя долго стоял под душем: было просто физическое ощущение нечистоты, жажда поскорее отмыться. А потом, наскоро что-то сжевав, плотно уселся за письменный стол, чтобы отмыться уже, так сказать, духовно, и работал истово, напряженно, удачливо. Как, оказывается, он любит то, чем занимается в институте, как, оказывается, этим живет! Он и не знал, а если знал, то забыл, потому что привык. Нужно было окунуться в совсем другой мир, чтобы вспомнить. Бедная Надя! Ведь она тоже была историком, правда, почти не работала; может, уже не помнит, как это увлекательно - вникать в прошлое, чтобы понять настоящее.
   "Отработаю проклятые деньги, вытащу Лерку, и баста!" - решил Женя, и мысль эта его утешила. Но все-таки оставались смущение и тревога, и он глушил их пониманием того, что только так в силах помочь Лере, и еще мощным рывком в докторской, о которой Лера мечтает с такой страстью, с какой другие в ее возрасте мечтают, например, о внуке. За бессонную ночь закончил главу мощным "фортиссимо" и теперь с законной гордостью отмечал это в отчете. Можно еще именно ее, эту главу, сдать в журнал - ну, скажем так, в январе-феврале. Тоже запишут в плюс!
   Все бы хорошо, если б не тот разговор в коридоре... Не получается, невозможно от него отделаться!
   - Ну, как будем встречать миллениум? - посмеиваясь, спросила Надя.
   Женя оцепенел. Молча, в отчаянии смотрел на нее.
   - Не знаю, - промямлил наконец чуть слышно.
   - Как это? - вытаращила и без того выпуклые глаза Надя. - Это ведь третье тысячелетие!
   - Ты же знаешь мои дела...
   - А то! - подбоченилась Надя, и Женя подумал, что любая работа, какая ни есть, неизменно налагает на человека свой отпечаток.
   - Значит, так, - загородив собой дверь и не выпуская Жени, азартно продолжала Надя, - поздравим Лерку, поднесем подарки всем, кому надо, и ко мне.
   Она уже все решила!
   - Нет, - твердо сказал Женя. - У меня другие планы.
   Он даже не ожидал, что сможет ответить так прямо и резко.
   - Какие, позвольте спросить? - прищурилась Надя.
   - Другие, - ответил Женя и сжал кулаки - так, что ногти впились в ладони.
   - Ай-я-яй, - насмешливо протянула Надя. - Жена в больнице, а он...
   - Что - он? - Чувствуя, как больно колотится сердце, вскинул голову Женя.
   - Ничего, - неожиданно пошла на попятную Надя, равнодушно пожав плечами. - Я думала, тебе одному будет грустно.
   - Проверь потом, я все сделал правильно? - показал на компьютер Женя, даже не пытаясь скрыть, что переводит разговор на другое.
   - Ага, проверю, - с иронией сказала Надя и, не удержавшись, добавила: - Иди гуляй, дон Жуан. - Она подвинулась, освобождая забаррикадированную ее телом дверь. - Шутка!
   А если она так пошутит при Лере?
   - Меня пригласил Пал Палыч, - сдавленным от ярости голосом сказал Женя и, мгновенно сообразив, что это можно проверить, добавил: - В одну компанию... за город.
   - Еще и за город! - уважительно протянула Надя. - Так что позвонить и поздравить в полночь ты, конечно, не можешь? А я - с мобильника?
   Женя пожал плечами и вышел.
   "Какая гадость!" - подумал он о вчерашнем разговоре и нерешительно взглянул на сидевшего напротив Палыча: предупредить, что ли, на всякий случай - так, на будущее... Нет, стыдно! Жена в больнице, а он... Чьи это слова? Ах да, Нади. Тут она права на все сто. И - совсем не права. Разве кто-нибудь может понять?.. Женя тряхнул головой, отгоняя мысли о Тане, и допечатал отчет.
   - Готово?
   - Готово. Ну, я пошел. С наступающим!
   - И тебя. Теперь уж встретимся в новом году, верно?
   - Да, после каникул. Это начальство хорошо придумало.
   - Ох, не говори. Целых две недели в Хургаде... Море, солнце, и никакого снега. Красота! Лере привет. Пусть выздоравливает.
   - Спасибо. Передам обязательно. Счастливого полета - туда и обратно. Хорошей погоды желать, я думаю, не обязательно?
   - Не говори! Там есть песчаные бури.
   - Ну, тогда - чтобы их не было!
   И оба приятеля рассмеялись. Пал Палыч - потому что ни в какие-такие бури не верил, а Женя - радуясь за друзей: Наташу и Павла.
   Женя вышел на улицу. Опять потеплело, и снова пасмурно, сыро и низкие тучи. Никогда прежде такие пустяки Женю не волновали, хотя, как все москвичи, он исправно слушал метеосводки. Но теперь бесконечные перепады давления, каждодневные, малопредсказуемые скачки - то ясно и ветрено, то пасмурно, тихо - пугали и злили, потому что это было плохо для Леры.
   Сейчас он ехал к ней в больницу, маясь проблемой, что бы такое купить - необыкновенное, вкусное, чтобы Лере захотелось наконец есть. Почему она ничего не хочет? Ни пирожных, ни фруктов, ни даже орешков, которые всегда обожала и на которые у них в новые времена не было денег.
   - Не знаю, - тихо сказала Лера, когда он спросил ее вчера почему.
   Она вообще теперь говорила тихо и медленно, отделяя паузами слова, словно боялась что-то в себе расплескать, уронить и разбить. Но не это пугало Женю: пугало ее равнодушие - не только к еде, вообще. Коробка с нитками, иголками и другими заказанными ею мелочами стояла втуне - Лера и не смотрела в ее сторону, - она не шила и не читала и даже не слушала радио, хотя Денис на второй же день, еще до инфаркта, принес по ее просьбе приемничек.
   Теперь ей ничего не было нужно. Она лежала в чистой и светлой палате, с высокими потолками, зеркалом, умывальником, которые были ей не нужны, потому что она не вставала, с отдельным, для нее, туалетом, который тоже пока не был нужен, и думала о своем, молча и постоянно. Она, казалось, не замечала ни чистоты вокруг, ни сестер в высоких, накрахмаленных шапочках, смотрела на поднос с едой задумчивым, ничего не выражающим взглядом.
   - Нужно кушать, больная, - доброжелательно-строго говорила сестра. Вы должны помогать организму.
   Лера отщипывала тонкими пальцами крошечный кусочек хлеба, тыкала вилкой в котлету, чтобы от нее отстали. Приходил Женя, тер на жестяной терке яблоко - Лера принуждала себя глотать кисловатую кашицу, чтобы муж не обижался. Прибегал Денис, пышущий юностью, здоровьем и счастьем - просто потому, что юн и здоров, да еще есть Люда! - изображал в лицах, как там они развлекаются на своем факультете, - Лера слушала и не слушала, покачивала головой, вроде бы осуждая их молодые проказы, но на самом деле было ей все равно. Этот рослый, голубоглазый юноша - ее сын? Как странно... Вот он уходит, поцеловав мать в висок, а она, закрыв глаза, вспоминает - того маленького, слабенького, который все болел и болел, и даже плакал так тоненько, что заходилось сердце от жалости.
   - Ах да, я ж купил тебе ананас! - воскликнул Женя, вымыв тщательно терку.
   "Как Тане", - совершенно некстати подумал он, и задергалась щека, что нередко случалось в последнее время, и он прижал к ней руку, придерживая ее. Поцеловав холодные губы - они чуть-чуть шевельнулись в ответ, погладив белокурые, слипшиеся волосы, Женя сел рядом с кроватью на стул.
   - Тебя причесать? - спросил он, стараясь быть полезным и нужным.
   - Не надо.
   - А я принес тебе ананас, - повторил он. - Разрезать?
   - Потом.
   - Конечно! - бодро вступила в разговор сестра, только что получившая от Жени коробку конфет и конверт, в котором приятно похрустывали новенькие купюры - Женя специально их отбирал. - В Новый год и откушаете! Заместо шампанского. А я вам свежее белье принесла.
   - Потом, - снова сказала Лера. - Потом белье...
   - Конечно, конечно, - торопливо согласилась сестра. - Уйдет супруг и тогда...
   Не докончив фразы, довольная собой сестра покинула блестящую стерильной чистотой палату: муж капризной больной увидел воочию, что благодарность его - не зря!
   - Правильно, - сказал Женя. - Съедим в Новый год.
   "Нельзя ее оставлять, - думал он. - Невозможно! Таня поймет... Дверь на ночь небось запирают, но я тут, в уголке..."
   Лера как-то странно заволновалась. Пальцы затеребили край одеяла.
   - У меня к тебе просьба, - слабо сказала она, и Женя предупредительно наклонился. - Ты, пожалуйста, уходи... Никакого Нового года не надо. Я буду спать... И завтра не приходите...
   - Почему? - растерялся Женя.
   Лера, закрыв глаза, отдыхала. Он терпеливо ждал.
   - Потому что, - шелестел знакомый и в то же время неуловимо чужой голос, - я от вас устаю. От всех устаю...
   - От нас? - не поверил своим ушам Женя. - Я думал, ты рада...
   - Устаю, - повторила Лера. - Рада, но устаю. Вы так меня утомляете... И Наде скажи. Она такая невыносимо громкая, что...
   Лера обессиленно замолчала. Казалось, она уснула. Женя, оцепенев, молча сидел на стуле. Да что же это такое? Почему она так слаба? Сейчас он пойдет и потребует срочной помощи - все равно надо вручать конверты.