Рэмп сказал:
   — Это совершенно непонятно, правда?
   Она проигнорировала его, уперлась руками в бедра и повернулась лицом к Майло.
   — Ладно, по крайней мере, с ней ничего не случилось. Что делать дальше?
   — До утра буду висеть на телефоне, — ответил Майло. — Утром иду в банк.
   — Зачем ждать до утра? Я прямо сейчас позвоню Энгеру и скажу, чтобы приехал сюда. Это самое малое, что он может сделать, — он неплохо зарабатывает на ведении дел нашей семьи.
   — Хорошо. Скажите ему, что мне нужно просмотреть документацию вашей матери.
   — Подождите здесь. Я позвоню ему прямо сейчас.
   Она вышла из комнаты.
   Майло сказал:
   — Слушаюсь, мэм.

18

   Она вернулась с клочком бумаги и вручила его Майло.
   — Он примет вас там — вот адрес. Мне пришлось сказать ему, в чем дело, и дать понять, что от него требуется держать это при себе. Что делать мне, пока вас не будет?
   — Звоните в авиакомпании, — ответил Майло. — Узнавайте, не покупал ли кто-нибудь билета куда-нибудь на имя вашей мамы. Говорите, что вы ее дочь и что она вам срочно нужна. Если это не сработает, пофантазируйте немного — ну, кто-то болен, и вам нужно обязательно разыскать ее по просьбе медиков. Проверьте вылеты из Лос-Анджелеса, Бербанка, Онтарио, Джон-Уэйна и Линдберга. Если хотите сделать это по-настоящему тщательно, проверьте и на девичью фамилию мамы. Я снова вернусь только в том случае, если в банке произойдет нечто неординарное. Вот мой домашний телефон.
   Нацарапав номер на оборотной стороне листка, который она ему только что вручила, он оторвал половину и отдал ей.
   — Звоните мне, если узнаете хоть что-то, — попросила Мелисса. — Даже если это будет казаться незначительным.
   — Будет сделано. — Он повернулся к Рэмпу. — Вы оставайтесь здесь.
   Рэмп, сидя в своем кресле, вяло кивнул.
   Я спросил Мелиссу:
   — Я что-нибудь могу для тебя сделать?
   — Нет, — ответила она. — Спасибо. Мне совсем не хочется разговаривать. Я хочу что-то делать. Не обижайтесь, ладно?
   — Я не обижаюсь.
   — В случае чего я вам позвоню, — сказала она.
   — Нет проблем.
   — До встречи, — попрощался Майло и направился к двери.
   — Я выйду с тобой, — сказал я.
   — Как прикажешь. — Мы покатили под уклон по подъездной дорожке. — Но если бы у меня была возможность немножко придавить подушку, я бы и думать не стал.
   Он ехал на принадлежащем Рику белом «порше-928». В приборную панель был встроен портативный сканер, которого не было, когда я последний раз видел машину. Он был включен на минимальную громкость и издавал ровный поток бормотания.
   — Ого-го, — прокомментировал я, постучав по корпусу.
   — Рождественский подарок.
   — От кого?
   — Мне от меня, — ответил Майло, нажимая на газ. «Порше» согласно замурлыкал. — Я все же думаю, что тебе надо поспать. Рэмп уже выглядит помятым, а девчонка держится на адреналине. Рано или поздно тебе придется вернуться сюда и поработать по специальности.
   — Я не устал.
   — Слишком взвинчен?
   — Ага.
   — Усталость на тебя навалится завтра. Как раз когда раздастся какой-нибудь панический звонок.
   — Это уж точно.
   Он тихо засмеялся и дал полный газ.
   Ворота были открыты. Майло повернул налево на Сассекс-Ноул и еще раз налево. Крутнув баранку руля вправо, он немного переборщил, и ему пришлось выравниваться перед выездом на бульвар Кэткарта. В зданиях магазинов и фирм, стоявших вдоль торговой улицы, было темно. Уличные фонари светили молочно-опаловым светом, не достигавшим осевого газона.
   — А вот и он, блещет всеми огнями. — Говоря это, Майло показал через улицу на залитое светом прожекторов одноэтажное здание в стиле греческого возрождения. Белый известняк. Самшитовая изгородь, небольшая лужайка с флагштоком. Над дверью банка надпись золотыми буквами: «ФЕРСТ ФИДЬЮШИЕРИ ТРАСТ».
   Я сказал:
   — Мне кажется, он маловат даже для того, чтобы сложить выручку от продажи выпечки.
   — Не забывай: на первом месте качество, а не количество.
   Он остановил машину перед банком. Направо была парковочная площадка на двадцать мест; въезд на нее обозначался двумя железными столбиками с протянутой между ними цепью, которая сейчас была опущена на землю. Черный «мерседес» стоял в одиночестве на первом месте с левой стороны. Как только мы вылезли из «порше», дверца черной машины открылась.
   Вышедший человек закрыл дверцу и встал рядом, положив руку на крышку автомобиля.
   Майло произнес:
   — Я — Стерджис.
   Человек выступил вперед, в круг света от уличного фонаря. На нем был серый костюм из легкого габардина, белая рубашка и желтый галстук в синий горошек. Такой же платок торчал у него из нагрудного кармана; обут он был в черные легкие туфли. Человек, умеющий быстро одеться среди ночи.
   Он сказал:
   — Я — Глен Энгер, мистер Стерджис. Надеюсь, миссис Рэмп не находится в опасности.
   — Именно это мы и пытаемся выяснить.
   — Сюда, пожалуйста. — Он указал в сторону входной двери банка. — Система охранной сигнализации отключена, но предстоит еще справиться вот с этим.
   И он показал на четыре врезных замка взаимной блокировки, расположенные квадратом вокруг дверной ручки. Он вынул внушительную связку ключей, отделил один, вставил его в верхний правый замок, повернул и, дождавшись щелчка, вынул. Работал быстро и умело. У меня мелькнула мысль о профессиональном взломщике сейфов.
   Я присмотрелся к нему внимательнее. Рост метр восемьдесят три, вес шестьдесят, седые волосы подстрижены «ежиком», длинное лицо, на котором при дневном свете был бы, вероятно, виден загар. Утолщенный нос, слишком маленький рот и крохотные прилегающие ушки. Как будто он покупал черты лица на распродаже и ему достались на размер меньше, чем нужно. По контрасту с густыми темными бровями его бесцветные глаза казались еще меньше, чем были на самом деле. На вид ему можно было дать от сорока пяти до пятидесяти пяти лет. Если его подняли с постели, то по нему это не было заметно. Перед тем как вставить четвертый ключ, он остановился и посмотрел в обе стороны безлюдной улицы. Потом на нас.
   Ответный взгляд Майло ничего не выражал.
   Энгер повернул ключ, нажал на дверь и чуть-чуть приоткрыл ее.
   — Я очень встревожен из-за миссис Рэмп. То, что сказала Мелисса, прозвучало очень серьезно.
   Майло кивнул все с тем же непроницаемым видом.
   Энгер спросил:
   — В чем именно, по вашему мнению, я могу быть вам полезен?
   И посмотрел на меня.
   — Доктор Алекс Делавэр, — сказал Майло. Как будто это все объясняло. — Первое, что вы можете сделать, это дать мне номера ее кредитных карточек и чековых счетов. Во-вторых, вы можете просветить меня относительно общего состояния ее финансов.
   — Просветить вас, — повторил Энгер, все еще держась за дверную ручку.
   — Ответить на несколько вопросов.
   Энгер пошевелил нижней челюстью взад и вперед.
   Просунув руку в приоткрытую дверь, он включил свет в помещении.
   Внутри банк был отделан полированной древесиной вишневого дерева, ковровым покрытием чистого синего цвета и латунными аксессуарами, потолок украшало рельефное изображение сидящего на вершине орла. По одну сторону располагались три места кассиров и дверь с табличкой «ХРАНИЛИЩЕ», а по другую — три письменных стола со стульями. В центре помещения находился киоск обслуживания.
   Здесь стоял запах лимонного воска, нашатыря и денег — таких старых, что они уже начали покрываться плесенью. Видя банк пустым, я почувствовал себя грабителем.
   Энгер показал вперед и подвел нас к двери в глубине помещения, на которой было написано: «У.ГЛЕН ЭНГЕР, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ И ПРЕЗИДЕНТ», а под надписью помещалась печать, ужасно напоминавшая ту, которой только что перестал пользоваться Рональд Рейган.
   Эта дверь была заперта на два замка.
   Энгер открыл их и сказал:
   — Входите.
   Его офис оказался маленьким и прохладным, и пахло в нем, как в новом автомобиле. Меблировка состояла из приземистого письменного стола — на нем было пусто, если не считать золотой ручки «Кросс» и лампы под черным абажуром, — и двух обитых коричневым твидом стульев с низким квадратным столом между ними. На столе лежало несколько переплетенных в кожу томов. Справа от письменного стола на подставке с колесиками располагался персональный компьютер. Задняя стенка была увешана семейными фотографиями, на каждой из которых фигурировала одна и та же компания: светловолосая жена, напоминающая Дорис Дей после шести месяцев неумеренной еды, четверо светловолосых мальчиков, два прекрасно ухоженных золотистых ретривера[10] и сердитого вида сиамская кошка.
   Другие стены были заняты парой стэнфордских дипломов, коллекцией гравюр Нормана Рокуэлла, вставленной в рамку Декларацией Независимости и высоким, до потолка, стеллажом со спортивными трофеями. Гольф, сквош[11], плавание, бейсбол, легкая атлетика Призы двадцатилетней давности с выгравированным на них именем: Уоррен Глен Энгер. Более недавние — с именами Уоррена Глена Энгера-младшего и Эрика Джеймса Энгера. Я подумал о тех двух мальчиках, которые не принесли в дом никакого золота, и попробовал угадать их на фотографиях, но не смог. Улыбались все четверо.
   Энгер занял место за письменным столом, поправил манжеты и посмотрел на часы. На тыльной стороне его рук росли темные курчавые волосы с рыжиной на концах.
   Мы с Майло уселись на стулья с твидовой обивкой. Я посмотрел на стол. Тома в кожаных переплетах оказались справочниками. Это были списки членов трех частных клубов, которые все еще вели с городом борьбу по поводу допуска в свои члены женщин и представителей меньшинств.
   — Вы частный детектив? — спросил Энгер.
   — Верно.
   — Какого рода информация вас интересует?
   Майло вынул свой блокнот.
   — Для начала общие размеры состояния миссис Рэмп. Как распределяются ее средства. Не снимала ли она недавно значительных сумм со счетов.
   Энгер шевельнул бровями.
   — И зачем же все это вам нужно, мистер Стерджис?
   — Меня наняли для поисков миссис Рэмп. Всякий хороший охотник должен знать свою добычу.
   Энгер нахмурился.
   Майло сказал:
   — Характер ее банковских операций может мне кое-что сказать о ее намерениях.
   — Намерениях в каком смысле?
   — Если обнаружатся факты снятия со счета необычно крупных сумм, то это может означать, что она собиралась предпринять какое-то путешествие.
   Энгер покивал чуть заметным движением головы.
   — Понимаю. Но в данном случае ничего подобного не было. А размеры ее состояния? Что скажет вам эта цифра?
   — Мне надо знать, что поставлено на карту.
   — Поставлено на карту в каком плане?
   — В плане того, как долго ока сможет скрываться, если делает это по своей воле.
   — Не хотите ли вы сказать...
   — И в плане того, кто все это наследует, если дело обстоит иначе.
   Энгер подвигал челюстью.
   — Это звучит зловеще.
   — Ничуть. Мне просто нужно очертить границы.
   — Понимаю. А что вы сами думаете? Что могло с ней случиться, мистер Стерджис?
   — У меня недостаточно информации, чтобы думать что-либо. Именно затем я здесь.
   Энгер откинулся назад вместе с креслом, закрутил конец галстука в трубочку, потом дал ему раскрутиться.
   — Я очень беспокоюсь за ее благополучие, мистер Стерджис. Вам, очевидно, известна ее проблема — эти страхи. При мысли о том, что она оказалась там одна... — Энгер покачал головой.
   — Мы все обеспокоены, — сказал Майло. — Так не лучше ли нам приступить к делу?
   Энгер повернул кресло в одну сторону, опустил его и вернулся вместе с ним в прежнее положение — лицом к центру стола.
   — Дело в том, что банку необходимо поддерживать определенный уровень...
   — Я в курсе того, что необходимо делать банку, и уверен, что вы это делаете отлично. Но речь идет об исчезнувшей женщине, семья которой хочет, чтобы ее нашли как можно скорее. Так что давайте включаться в поиски.
   Энгер не шелохнулся. Но у него было такое выражение лица, будто он прищемил палец дверцей машины и старается не показать виду.
   — Кто именно является вашим официальным клиентом, мистер Стерджис?
   — Мистер Рэмп и мисс Дикинсон.
   — Дон не сообщил мне об этом.
   — Он испытал небольшое перенапряжение и сейчас отдыхает, но не стесняйтесь, позвоните ему.
   — Перенапряжение? — переспросил Энгер.
   — Беспокойство за благополучие жены. Чем дольше ее нет, тем сильнее стресс. В случае везения все разрешится само собой, и семья будет чрезвычайно признательна тем, кто помог ей, когда она в этом нуждалась. Люди обычно запоминают подобные вещи.
   — Да, конечно. Но это часть моей дилеммы. С одной стороны, все разрешится само собой, а с другой — финансовое положение миссис Рэмп будет только зря предано гласности без надлежащих юридических оснований. Ибо лишь у миссис Рэмп есть юридическое основание просить о выдаче этой информации.
   — Аргумент серьезный, — заметил Майло. — Если хотите, мы сейчас уйдем отсюда и зафиксируем тот факт, что вы предпочли отказать в содействии.
   — Нет, — сказал Энгер. — В этом не будет необходимости. Ведь Мелисса достигла совершеннолетия — хотя и совсем недавно. Учитывая... ситуацию, думаю, что будет правильно, если в отсутствие матери такого рода семейные решения будет принимать она.
   — А что за ситуация, о которой вы говорите?
   — Она — единственная наследница матери.
   — Рэмп не получает ничего?
   — Только небольшую сумму.
   — Небольшую — это сколько?
   — Пятьдесят тысяч долларов. Позвольте мне оговориться, что таковы факты, как они мне известны на сегодняшний день. Юридические дела семьи ведет фирма «Рестинг, Даус и Кознер». У них офис в центре. Они могли составить новые документы, хотя я и сомневаюсь в этом. Обычно меня держат в курсе любых изменений — мы ведем всю бухгалтерию семьи, получаем копии всех документов.
   — Назовите мне еще раз фамилии этих адвокатов, — попросил Майло, держа наготове ручку.
   — Рестинг. Даус. И Кознер. Это отличная старая фирма — двоюродным дедушкой Джима Дауса был Дж. Хармон Даус, член Верховного суда Калифорнии.
   — А кто личный адвокат миссис Рэмп?
   — Джим-младший, сын Джима Дауса. Джеймс Мэдисон Даус-младший.
   Майло записал.
   — Можете дать мне номер его телефона?
   Энгер назвал семь цифр.
   — Пятьдесят тысяч, которые достаются Рэмпу, — это результат добрачного соглашения?
   Энгер кивнул.
   — В соглашении говорится, насколько я помню, что Дон отказывается от притязаний на какую-либо часть состояния Джины, кроме единовременно выплачиваемой наличными суммы в пятьдесят тысяч долларов. Очень простой контракт — самый короткий из всех, что мне доводилось видеть.
   — Кому принадлежала эта идея?
   — По существу, Артуру Дикинсону, первому мужу Джины.
   — Глас из могилы?
   Энгер пошевелился в кресле и с неудовольствием посмотрел на собеседника.
   — Артур хотел, чтобы Джина была хорошо обеспечена. Он очень остро чувствовал разницу в их возрасте. И ее хрупкость. В завещании он поставил условием, что никто из последующих мужей не будет иметь права наследования.
   — Это законно?
   — По этому вопросу, мистер Стерджис, вам следует проконсультироваться у адвоката. Дон определенно не выражал желания оспорить это условие. Ни тогда, ни потом. Я присутствовал при подписании соглашения. И лично его засвидетельствовал. Дон был целиком согласен. Более того, он был в восторге. Заявил, что готов отказаться даже от пятидесяти тысяч. Сама Джина настояла на соблюдении буквы завещания Артура.
   — Почему?
   — Ведь Дон ее муж.
   — Тогда почему она не пыталась дать ему больше?
   — Я не знаю, мистер Стерджис. Вам придется спросить у... — Энгер смущенно улыбнулся. — Конечно, я могу лишь догадываться, но полагаю, что ей было немного неудобно — все происходило за неделю до свадьбы. Большинству людей бывает неприятно обговаривать финансовые вопросы в такое время. Дон уверил ее, что к нему это не относится.
   — Похоже, он женился на ней не из-за денег.
   Энгер холодно взглянул на Майло.
   — Очевидно нет, мистер Стерджис.
   — У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, почему он на ней женился?
   — Полагаю, он любил ее, мистер Стерджис.
   — И они счастливы друг с другом, насколько вам известно?
   Энгер откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
   — Проверяете собственного клиента, мистер Стерджис?
   — Стараюсь получить полную картину.
   — Искусство никогда не было моей сильной стороной, мистер Стерджис.
   Майло посмотрел на спортивные трофеи и спросил:
   — Вас больше устроит, если я буду оперировать спортивными терминами?
   — Боюсь, что нет.
   Майло улыбнулся и что-то записал.
   — Ладно, вернемся к основным фактам. Мелисса — единственная наследница.
   — Правильно.
   — Кто унаследует состояние, если Мелисса умрет?
   — Думаю, ее мать, но здесь мы выходим за рамки моей компетенции.
   — Хорошо, давайте вернемся в них. Что же наследуется? О каких размерах состояния идет речь?
   Энгер заколебался — осторожность банкира. Потом сказал:
   — Около сорока миллионов. Все инвестировано в крайне консервативные ценные бумаги.
   — Например?
   — Не облагаемые налогом муниципальные акции штата.
   Калифорния разряда дубль-А и выше, ценные акции компаний и промышленные акции, казначейские векселя несколько холдингов на вторичном и третичном ипотечном рынке. Ничего спекулятивного.
   — Какой она получает ежегодный доход от всего этого?
   — От трех с половиной до пяти миллионов, в зависимости от процентного дохода.
   — Это все проценты?
   Энгер кивнул. Разговор о цифрах выманил его из скорлупы, заставил расслабиться.
   — Других поступлений нет. В самом начале Артур занимался архитектурой и строительством, но большую часть того, что он накопил, составили авторские гонорары за так называемый подкос Дикинсона — это разработанный им процесс, что-то связанное с упрочением металла. Незадолго до смерти он продал все права на это изобретение, и хорошо сделал — уже появились новейшие методики, превзошедшие его собственную.
   — Почему он продал изобретение?
   — Он тогда только что удалился отдел, хотел посвятить все свое время Джине — ее медицинским проблемам. Вам известна ее история — это нападение?
   Майло кивнул.
   — Есть соображения относительно того, почему она стала жертвой нападения?
   Вопрос сильно удивил Энгера.
   — Я учился в университете, когда это случилось, — читал обо всем в газетах.
   — Это не совсем ответ на мой вопрос.
   — О чем же вы спросили?
   — О мотиве этого нападения.
   — Не имею ни малейшего представления.
   — Может, слышали какие-то местные версии?
   — Я не интересуюсь сплетнями.
   — Ни минуты в этом не сомневаюсь, мистер Энгер, но если бы интересовались, то что бы вы могли услышать?
   — Мистер Стерджис, — сказал Энгер, — вам надо понять, что Джина очень долго нигде не показывалась. Она не является темой для местных сплетен.
   — А в то время, когда было совершено нападение? Или вскоре после этого, когда она перебралась в Сан-Лабрадор? Ходили какие-нибудь слухи?
   — Насколько помнится, общее мнение было таково, что он не в своем уме — тот маньяк, который это сделал. А сумасшедшему разве нужен какой-то мотив?
   — Наверно, нет. — Майло посмотрел свои записи. — А что, эти весьма консервативные капиталовложения, о которых вы упоминали, тоже была идея Дикинсона?
   — Безусловно. Правила инвестирования сформулированы в завещании. Артур был человеком весьма осторожным — коллекционирование произведений искусства было единственной его расточительной причудой. Если бы он мог, то и одежду покупал бы в магазине готового платья.
   — Вы считаете, что он был слишком консервативен?
   — Судите сами. Свои накопления по авторским правам он мог бы вложить в недвижимость и при умелом использовании превратить в действительно крупное состояние — в двести или триста миллионов. Но он настаивал на надежности, на отсутствии риска, и мы сделали так, как он распорядился. И до сих пор так делаем.
   — Вы с самого начала были его банкиром?
   — Наш банк. Его основал мой отец. Он и работал непосредственно с Артуром.
   Лицо Энгера сморщилось. Не очень-то приятно делиться заслугами.
   У него в кабинете не было портрета Основателя. Как, впрочем, и в главном зале банка.
   Портрета Артура Дикинсона не было в доме, который он построил. Интересно, почему?
   Майло спросил:
   — Вы оплачиваете все ее счета?
   — Все, за исключением небольших покупок за наличные — мелких расходов по хозяйству.
   — Какую сумму вы выплачиваете ежемесячно?
   — Одну минуту, — сказал Энгер, поворачиваясь к компьютеру. Он включил машину, подождал, пока она разогреется и просигналит готовность, потом нашел нужные клавиши, отстучал, подождал, отстучал еще что-то и наклонился вперед, когда экран заполнился буквами.
   — Вот, пожалуйста — в прошлом месяце на оплату счетов ушло тридцать две тысячи двести пятьдесят восемь долларов и тридцать девять центов. В позапрошлом месяце было чуть больше тридцати тысяч — и это вполне обычно.
   Майло встал, обошел стол и стал смотреть на экран. Энгер хотел было закрыть от него экран рукой — совсем как отличник, загораживающий свою контрольную. Но Майло смотрел на экран через его голову и уже записывал, так что банкир опустил руку.
   — Как видите, — продолжал он, — семья живет сравнительно просто. Большая часть бюджета идет на зарплату обслуживающему персоналу, расходы по содержанию дома, страховые премии.
   — Никаких закладных?
   — Никаких. Артур купил пляжный домик за наличные и жил в нем, пока строил большой дом.
   — А налоги?
   — Деньги для уплаты налогов идут с отдельного счета. Если вы будете настаивать, я вызову этот файл, но из него вы ничего не узнаете.
   — Уважьте меня, — сказал Майло.
   Энгер потер подбородок и отстучал строку. Компьютер ответил переваривающими звуками. Энгер опять потер подбородок, и я заметил, что кожа у него вдоль челюсти слегка раздражена. Перед приездом сюда он побрился.
   — Вот, — произнес он, когда экран вспыхнул янтарным светом. — Сумма федеральных налогов и налогов штата за прошлый год составила чуть меньше миллиона долларов.
   — Значит, остается от двух с половиной до четырех миллионов долларов.
   — Приблизительно.
   — Куда они идут?
   — Мы их реинвестируем.
   — Акции и боны?
   Энгер кивнул.
   — Миссис Рэмп берет какую-то наличность для своих нужд?
   — Ее персональное содержание составляет десять тысяч долларов в месяц.
   — Содержание?
   — Так установил Артур.
   — А ей разрешается брать больше?
   — Все деньги принадлежат ей, мистер Стерджис. Она может брать, сколько захочет.
   — И она это делает?
   — Что «это»?
   — Берет ли больше десяти тысяч.
   — Нет.
   — А расходы Мелиссы?
   — Они покрываются из особого трастового фонда.
   — Значит, речь идет о ста двадцати тысячах в год. За сколько лет?
   — С тех пор, как умер Артур.
   Я сказал:
   — Он умер незадолго до рождения Мелиссы. Получается чуть больше восемнадцати лет.
   — Восемнадцать умножить на двенадцать будет сколько? — размышлял Майло. — Около двухсот месяцев...
   — Двести шестнадцать, — задумчиво уточнил Энгер.
   — И на десять — это получается больше двух миллионов долларов. Если миссис Рэмп положила эти деньги в другой банк на проценты, то сумма могла удвоиться, верно?
   — У нее не было причины так поступать, — сказал Энгер.
   — Тогда где же эти деньги?
   — А почему вы думаете, что они где-то есть, мистер Стерджис? Вероятно, она истратила их — на личные вещи.
   — Два миллиона с хвостиком на личные вещи?
   — Уверяю вас, мистер Стерджис, что десять тысяч долларов в месяц для женщины ее положения вряд ли заслуживают упоминания.
   Майло сказал:
   — Наверно, вы правы.
   Энгер улыбнулся.
   — Очень легко дать себя ошеломить всем этим нулям.
   Но поверьте, эти деньги незначительны и кончаются быстро. У меня есть клиентки, тратящие больше на одно меховое манто. А теперь могу я еще чем-нибудь быть вам полезен, мистер Стерджис?
   — Есть ли у мистера и миссис Рэмп какие-нибудь общие счета в банке?
   — Нет.
   — Мистер Рэмп тоже держит свои финансы у вас?
   — Да, но я предпочел бы, чтобы вы обсуждали его финансы непосредственно с ним.
   — Конечно, — согласился Майло. — А теперь перейдем к номерам кредитных карточек.
   Пальцы Энгера заплясали по клавиатуре. Машина заурчала. Потом мигнула.
   — Имеются три карточки. «Америкэн экспресс», «Виза» и «Мастер-Кард». — Он показал. — А вот их номера. Под каждым обозначены суммы кредита и общие суммы покупок за текущий финансовый год.
   — Это все? — спросил Майло, записывая цифры.
   — Это все, мистер Стерджис.
   Майло закончил списывать данные.
   — В общей сложности по трем кредитным карточкам она имеет около пятидесяти тысяч кредита в месяц.
   — Сорок восемь тысяч пятьсот пятьдесят пять.
   — Никаких покупок по карточке «Америкэн экспресс» — да и по другим не густо. Похоже, она почти совсем ничего не покупает.
   — Нет необходимости, — сказал Энгер. — Мы все берем на себя.
   — Немного напоминает жизнь ребенка.