Страница:
— Жаль.
— Да. В конечном итоге он поступил как полицейский... Ну а вот что я узнал в киногороде: очевидно, Джина, Рэмп и Макклоски в добрые старые времена были в довольно-таки приятельских отношениях. Там на студии «Премьер» во второй половине шестидесятых существовала такая группа вольнонаемных актеров. Макклоски вроде бы не входил в нее, но всегда ошивался вокруг, завел свое агентство, устраивал им разовые фотоангажементы — смазливые лица обоих полов. Судя по тому, что я слышал, это была довольно буйная компашка — много пили, баловались наркотиками, веселились на вечерниках — хотя о самой Джине никто не сказал ничего дурного. Так что если она и грешила, то втихаря. Почти никто из них никуда дальше не пошел — я имею в виду карьеру. У Джины было больше всего шансов на успех, но их сожгло кислотой. Студийные боссы знали, что на этом рынке конъюнктура выгодна покупателю — ежедневно из Айовы целыми автобусами завозилось свежее «мясо». Поэтому давали этим ребятам мизерные контракты, держали на немых ролях, на разных подсобах и подхватах, а потом, когда на лице становились заметны морщинки, их просто вышвыривали.
— Рэмп ни разу не упоминал, что у него с Макклоски было не просто шапочное знакомство.
— Он его точно знал, но, как я слышал, закадычными друзьями они не были.
Майло поставил свой кейс к себе на колени, открыл его, покопался внутри и извлек папку из «мраморной» бумаги. В ней лежала черно-белая фотография с эмблемой студии «Апекс» в виде заснеженной горной вершины справа внизу. Снимок был сделан в каком-то ночном клубе — а может, это была просто съемочная площадка.
Обтянутая кожей кабинка, зеркальная стена, накрытый белой скатертью стол, серебряные приборы, хрустальные пепельницы и сигаретницы. Полдюжины симпатичных молодых людей лет по двадцать с небольшим в элегантных вечерних туалетах. Улыбаются фотогеничными улыбками, курят, поднимают бокалы.
Джина Принс (урожденная Пэддок) сидела в самом центре — белокурая и прекрасная, в вечернем платье, оставлявшем плечи обнаженными и на фотографии казавшемся серого цвета, в коротком жемчужном колье, которое подчеркивало длину и гладкость ее шеи. Сходство с Мелиссой было поразительным.
Рядом с ней Дон Рэмп, крупный, загорелый, пышущий здоровьем, без усов. Джоэль Макклоски по другую сторону от нее — с гладко зачесанными волосами, красивый почти женственной красотой. Его улыбка отличалась от улыбок остальных. Это была неуверенная улыбка аутсайдера. Сигарета у него между пальцами догорела почти до фильтра.
Два других лица — мужское и женское — я не узнал. Зато узнал еще одно, в самом дальнем углу.
— Вот это, — сказал я, указывая на брюнетку с четкими чертами лица, в черном платье с рискованно низким вырезом, — Бетель Друкер, мать Ноэля. Сейчас она блондинка, но ошибки быть не может — я только сегодня с ней познакомился. Она работает у Рэмпа в ресторане официанткой. Они с Ноэлем живут над рестораном.
— Ну и ну, — покачал головой Майло. — Одна большая дружная семья. — Он вынул из кейса еще один лист бумаги. — Ну-ка, посмотри. Это, должно быть, Бекки Дюпон. Киношный псевдоним. — Подавшись вперед, он взял снимок за уголок. — Красивая женщина. Роскошные формы.
— Она и сейчас еще такая.
— Ты имеешь в виду красоту или формы?
— И то и другое. Хотя она немного поблекла.
Майло посмотрел в сторону кухни, где Джойс работала бок о бок с шеф-поваром.
— Видно, день сегодня такой — везет на роскошные формы. Я тебе одно скажу: старушка Бекки-Бетель, согласно сведениям из моих источников, увлекалась наркотиками. Не то чтобы была необходимость ссылаться на источники. Ты только посмотри на ее глаза.
Я всмотрелся пристальнее в прекрасной лепки лицо и понял, что он имел в виду. Широко расставленные темные глаза были полуприкрыты нависшими веками. Была видна часть радужки, и это придавало взгляду безразличное, дремотное и отсутствующее выражение. В отличие от улыбки Макклоски, ее улыбка отражала истинное блаженство. Но получаемое ею удовольствие не имело ничего общего с застольем, в котором она участвовала.
Я сказал:
— Это согласуется с тем, что я услышал сегодня от Ноэля. По его словам, он всегда знал: наркотики — это плохо. Начал было объяснять, но передумал и сказал, что читал об этом. Он очень серьезный юноша, очень сдержанный и самоуправляемый — почти не верится, что такие бывают. Если он рос и видел, к чему привела его мать бурная жизнь, то этим все и объясняется. Что-то такое в нем заставило вибрировать мои «усики» — наверно, это оно и было.
Я вернул фотографию Майло. Прежде чем убрать ее в папку, он еще раз на нее взглянул.
— Вот так. Похоже, что все знают всех, и Голливуд вонзил свои клыки в Сан-Лабрадор.
— А кто эти двое других на снимке?
— Парень — один из моих осведомителей, не будем его называть. А девушка — будущая звездочка по имени Стейси Брукс. Покойная — погибла в автокатастрофе в 1971 году; возможно, управляла машиной в нетрезвом состоянии. Как я уже сказал, буйная компания.
— А те, как ты выразился, подсобы и подхваты, на которых их держали в студии, — это что, «отработка» за роль на кушетке?
— Это и многое другое, с этим связанное. Массовые сцены на разных приемах, встречи с потенциальными спонсорами и другими шишками. В основном от них требовалось всегда быть под рукой для удовлетворения самых разных аппетитов. Особенно разносторонним был Рэмп — красавец-кавалер для дам и партнер по специфическим забавам для джентльменов. Он был покладистым парнем, делал то, что ему велели В награду за такую услужливость получил несколько второстепенных ролей — главным образом в вестернах и полицейских боевиках.
— А Макклоски?
— Мои информанты помнят его как развязного типа, который строил из себя крутого парня. Этакий уцененный Брандо, с вечной зубочисткой во рту, постоянно намекающий на каких-то приятелей в Нью-Джерси. Но на эту его удочку так никто и не попался. Потом, он ненавидел геев и не упускал случая заявить об этом, даже когда его никто не просил. Может, это было на самом деле так, а может, он сам был таким в скрытой форме и поэтому так яростно их отвергал. Похоже, что ни у кого не было ясного представления о том, с кем он еще спал, кроме Джины. Эти люди помнят только, что он был мерзкий тип и употреблял наркотики в большом количестве — амфетамины, кокаин, марихуану, таблетки. Какое-то время, когда его бизнес начал прогорать, он стал приторговывать наркотиками. Снабжать потребителей на студии. Потом продавал услуги фотомоделей за наркотики — и это был конец его агентства. Фотомодели хотели получать за свою работу наличные деньги, которых у него не было.
— Его когда-нибудь арестовывали за эту торговлю?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Я просто подумал, не могла ли Джина иметь какое-то отношение к его конфликту с законом. Или ему так показалось. Тогда у него был бы мотив, чтобы облить ее кислотой.
— Да, тогда точно был бы, но в том-то и дело, что до того случая на него в полиции вообще ничего не было — ни одного ареста, ничего в связи с наркотиками.
Джойс принесла хлеб. Когда она отошла, я сказал:
— Тогда рассмотрим вот какую версию. Его гомофобия действительно была прикрытием для его голубизны. Джина это узнала, и между ними было какое-то столкновение по этому поводу. Возможно, она даже пригрозила разоблачить его Макклоски пришел в ярость и нанял Финдли, чтобы с ней покончить. Это объяснило бы его отказ говорить о мотивах. Изложение мотивов было бы унизительным для него.
— Могло быть и так, — согласился Майло. — Но тогда почему она не выложила все начистоту?
— Хороший вопрос.
— Может быть, там все было намного проще: Макклоски, Джина и Рэмп составили треугольник, и Макклоски в конце концов выпал в осадок. Помнишь, как они сидят на фотографии? Она — начинка в сандвиче. В любом случае это, вероятно, уже давняя история. И, вероятно, не имеет никакого отношения к ее исчезновению — просто кое-что говорит нам о мистере Р.
— Преуспевающий бизнесмен пытается забыть, как когда-то оказывал всякие «дополнительные» услуги.
— Угу. Даже когда мы искали его жену и Макклоски был потенциальным подозреваемым, он не заговорил о старых недобрых временах. Хотя ведь именно он показал на Макклоски пальцем. Казалось бы, он должен хотеть рассказать нам что угодно, лишь бы это помогло нам найти ее.
— Это если ему было что рассказывать, — заметил я. — Ведь даже Джина не знала, за что Макклоски изуродовал ее, так откуда было знать Рэмпу?
— Может, и так. Но ясно, что Джина должна была быть в курсе сексуальных особенностей Рэмпа, когда выходила за него замуж. Бисексуалы не считаются первоклассным матримониальным материалом в наше время — помимо социального, еще и физический риск. Но это ведь не остановило ее!
— Разные спальни, — сказал я. — Никакого риска.
— Да, но чем он-то ее привлек?
— Ну, он приятный парень. Терпимо относится к ее образу жизни, поэтому и она мирится с его образом жизни. И он, похоже, действительно добрый — взял к себе Бетель ради старой дружбы, платит за образование Ноэля. Может, после всей этой жестокости, которую ей пришлось испытать, Джине сочувствие было нужнее, чем секс.
— По старой дружбе, говоришь? Интересно, каково Бетель обслуживать столики, когда ее приятели живут в Персиковом Дворце?
— Ноэль намекнул, что одно время им с матерью приходилось по-настоящему туго. Так что работа официантки вполне могла быть большой удачей.
— Да, наверное. — Майло взял кусок хлеба.
Я сказал:
— Ты все время возвращаешься к Рэмпу.
— Я сегодня съездил на побережье, чтобы потолковать с Никвистом, но его там уже и след простыл. Сосед сказал, что Никвист накануне вечером сложил свои пожитки в машину и отбыл в неизвестном направлении. В Бренвудском загородном клубе мне сообщили, что он не явился на занятия по теннису, которые должен был проводить сегодня, и даже не потрудился позвонить.
— Рэмп тоже сворачивает лагерь. Просил Ноэля упаковать ему чемодан. Возможно, так подействовала на него потеря Джины — все это притворство надоело ему до смерти. Но интересно будет посмотреть, не подаст ли он все-таки иск в целях оспорить завещание. Или вдруг получит энную сумму по страховому полису, о существовании которого никто не подозревал. Не говоря уже о неизвестно где болтающихся двух миллионах. Кому как не мужу было бы сподручнее всего откачать их?
— Подтверждаются подозрения Мелиссы, — сказал Майло.
— Устами младенцев. Известно, где был Рэмп в день исчезновения Джины. Но ведь есть еще и Тодд. Что, если он соблазнил ее, чтобы подобраться к тем двум миллионам? Во всяком случае, уж его-то она бы подобрала, если бы видела, что его машина сломалась недалеко от дома, а он голосует на шоссе. А теперь он и Рэмп — оба смываются.
— Рэмп все еще здесь. Я проезжал сегодня мимо его ресторана по дороге домой. Его «мерседес» стоял на площадке, и я заглянул внутрь. Мистер Рэмп был в полной отключке, пьяный в дребадан, и Бетель кудахтала над ним, что твоя наседка. Я оставил их в покое, припарковался на противоположной стороне и немного понаблюдал за домом. Никвист не появлялся.
— Вот еще что, Майло. Если Рэмп собирается рвать когти, то зачем ему надо было говорить об этом мне, афишировать свой план?
— Ничего он не афишировал — он создавал прикрытие. Создавал себе убедительную мотивировку отъезда: бедняга сломлен горем, остался ни с чем. Так что никто не заподозрит, что он едет, скажем, на Таити с Тоддом. Да его и так не могут ни в чем заподозрить. С официальной точки зрения никакого преступления нет. И поскольку мое сыскное агентство — это я один, на все про все, то мне пришлось бы слишком тонко размазаться, чтобы проверять его одновременно с поисками Никвиста и проведением той операции, которую поручила мне Мелисса в этом деле с Энгером и Даусом. Мне не на что опереться, дабы убедить ее, что Рэмп для нас сейчас важнее, чем Энгер и Даус, потому что эти двое уже предпринимают что-то против нее. И потом, это скорее всего разозлит ее еще больше, что, как мне кажется, совсем не желательно в данный момент. Я правильно говорю?
— Правильно.
Он немного помолчал, раздумывая.
— Позвоню-ка я сейчас одному человеку. У него есть настоящее разрешение на частный сыск, но он очень редко им пользуется. Звезд с неба он не хватает, но обладает дьявольским терпением. Вот он-то и присмотрит за Великолепным Доном, пока я разнюхиваю финансовый след.
— А как быть с Никвистом?
— Никвист вряд ли что-нибудь предпримет без Рэмпа.
Тут нам принесли заказанную еду, и несколько минут мы насыщались.
— Теперь моя очередь, — сказал я.
— Потерпи еще минутку. У меня остались кой-какие мелочи, касающиеся Дикинсона, первого мужа Джины. Помнишь, Энгер сострил тогда насчет костюмов из магазина готового платья? Оказывается, Дикинсон не мог носить стандартную одежду, потому что был карликом.
— Я знаю. Нашел одну его фотографию.
Глаза Майло вспыхнули от удивления.
— Где?
— В доме. На чердаке.
— Провел небольшие любительские раскопки? Молодец! Я не смог найти ни одной его фотографии. Как он выглядел?
Я описал ему Артура Дикинсона и Джину в виде новобрачной мумии.
— Жуть. — Он покачал головой. — Первый муженек был старый гном, а второй хоть и нормального размера, но любит мальчиков. В общем и целом, я бы сказал, что для нашей дамы физическая сторона вопроса главного интереса не представляла.
— Агорафобия, — заметил я. — В классическом фрейдистском толковании это симптом сексуального подавления.
— Ты с этим согласен?
— Не всегда, но в данном случае, возможно, соглашусь. Это подкрепляет мою теорию о том, что Джина вышла замуж за Рэмпа, так как ощущала потребность в дружбе. То обстоятельство, что они знали друг друга раньше, облегчило их взаимопонимание — после того, как Мелисса свела их вместе. Старые друзья восстанавливают отношения, в которых нуждаются оба. Такое случается сплошь и рядом.
— Я узнал еще кое-что об Артуре, — сказал Майло. — Похоже, в дополнение к тому, что он сколотил свое состояние на этом своем подкосе или как его там, он приобщился и к кинобизнесу. В финансовом аспекте. Некоторые из его сделок были заключены со студией «Апекс». Пока я не нашел ни одной ниточки, которую можно было бы протянуть от него к какому-нибудь фильму с участием Джины, Рэмпа или их приятелей и приятельниц, и ни одного доказательства того, что он знал их до процесса над Макклоски. Но считаю такое вполне возможным.
— Есть еще этот верховный судья.
— Какой судья?
— Верховный судья Даус был дядюшкой Джима Дауса.
— Кто, Хармон Молоток? Помню, Энгер что-то такое говорил. Ну и что?
— Разве не он там заседал, когда судили Макклоски?
Майло подумал.
— Когда это было? В 1969-м? Нет, Хармон тогда уже ушел. Дело перешло в руки парней помягче. Когда всем заправлял Хармон, в светло-зеленом зале работа так и кипела.
— Все равно, — сказал я, — даже как заслуженный судья в отставке, он мог сохранять еще большое влияние. А Артур Дикинсон был клиентом его фирмы. Что, если кандидатура Джейкоба Датчи на роль старшины присяжных во время суда над Макклоски была выбрана не случайно?
— Что, если, что, если, — повторил он. — Все-таки любишь ты везде усматривать заговор, парень.
— Жизнь лишила меня невинности.
Майло усмехнулся и отрезал еще кусочек от своего антрекота.
— Так каким боком все это касается нашей леди в озере?
— Может быть, никаким. Но почему бы тебе не поспрашивать Макклоски? С учетом того, что мы теперь знаем, может, тебе удастся откупорить его. Может, его надо откупорить. Несмотря на все наши теории относительно сложных финансовых мотивов, случившееся с Джиной, возможно, сводится все-таки к простой мести. Макклоски лелеял свою злобу девятнадцать лет, а потом вернулся к прежнему стереотипу и нанял кого-то расправиться с ней.
— Не знаю, — задумчиво произнес Майло. — Я все-таки считаю, что в интеллектуальном отношении этот парень — почти нуль. И, судя по тому, что мне удалось узнать, он ни с кем не якшается — просто околачивается при миссии и играет роль раскаявшегося грешника.
— А что, если ключевое выражение здесь — «играет роль»? Ведь даже плохие актеры со временем могут стать лучше.
— Верно. Ладно, дам ему еще один шанс сознаться, так и быть. Сегодня же вечером. Все равно не могу начать копаться в финансах, пока закрыты банки.
Джойс подошла к нашему столику посмотреть, как идут дела. От наших комплиментов у нее на щеках выступил румянец. Хоть у кого-то день прошел удачно. Она угостила нас кофе и десертом за счет заведения. Майло подцепил на вилку шоколадное пирожное и сказал:
— Великолепно. Просто сказка. Никогда не ел ничего подобного.
Джойс вспыхнула от удовольствия, словно лампочка накаливания.
Когда она наконец ушла, он повернулся ко мне.
— Давай, твоя очередь.
Я назвал ему стоимость эстампа Кассатт.
— Две с половиной сотни кусков! Ничего себе подарочек — или одолжение — так это у вас принято называть?
Я кивнул.
— Это все дурно пахнет. И я, вероятно, не единственный, кто подозревает чету Гэбни в каких-то делах сомнительного свойства.
Я рассказал Майло то, что мне стало известно о Кэти Мориарти.
— Журналистка, а?
— Ведет журналистские расследования. По словам сестры, она просто обожала заговоры, всю жизнь посвятила погоне за ними. И она родом из Новой Англии — работала в Бостоне, в тех местах, где раньше подвизались супруги Гэбни. И поэтому я могу заподозрить, что ей стало известно о чем-то из их тамошнего прошлого и она приехала в Лос-Анджелес проверить свою версию или догадку. Выдала себя за больную агорафобией и присоединилась к группе пациентов, чтобы шпионить и собирать материал.
— Звучит правдоподобно, — сказал Майло, — только ведь у них лечение стоит чертову уйму денег. Кто оплачивает ее счета?
— Ее сестра сказала, что Кэти вечно просила у нее в долг.
— И та ей давала такие деньги?
— Я не знаю. Может, за ней кто-то стоял — какая-нибудь газета или издатель; она написала книгу. А сейчас от нее не было никаких известий больше месяца. Значит, пропали уже два из четырех членов группы. Хотя, что касается Кэти, сестра говорит, это для нее типично. Однако точно известно одно — агорафобией она не страдала. Наверняка она следила за четой Гэбни.
— Этим ты, по существу, обозначаешь финансовое мошенничество под номером два Чета Гэбни обворовывает Джину точно так же, как это делают Энгер и адвокат.
— Под номером три, если считать Рэмпа с Никвистом.
— Подходите, господа, не стесняйтесь. Втыкайте вашу иглу в вену богатой леди.
— Сорок миллионов долларов, — заметил я, — это очень крупная вена. Даже тех двух миллионов было бы достаточно, чтобы шестеренки закрутились. Мне особенно импонируют супруги Гэбни — из-за истории с Кэти Мориарти. Их переезд из Бостона в Лос-Анджелес — такой шаг мог быть вынужденным, чтобы избежать скандала.
— Чтобы Гарвард мог избежать скандала.
Я кивнул, соглашаясь.
— Тем больше причин замести следы. Но Кэти Мориарти каким-то образом удалось напасть на след, и ока решила пойти по нему.
Майло отправил в рот еще кусочек пирожного, облизнул губы и сказал:
— Если я тебя правильно понял, у четы Гэбни довольно высокая профессиональная репутация.
— Она у них очень высокая. Любой психолог наверняка включит Лео Гэбни в список десяти лучших ныне здравствующих бихевиористов. И Урсула со своими двумя докторскими степенями может называть свою цену. Но даже у пользующегося успехом врача возможности зарабатывать имеют предел. Ты продаешь время, и в твоем распоряжении лишь столько-то часов, за которые ты можешь выставить счет, и не более того. Даже при таких расценках, как у них, потребовалась бы чертова прорва этих самых часов, чтобы заработать на картинку Кассатт. Кроме того, Лео поразил своей ожесточенностью. Когда мы познакомились, он рассказал мне, что у него сынишка погиб во время пожара. Эта рана у него явно так и не зажила. Он во всем винил то обстоятельство, что судья присудил оставить мальчика на попечении его жены. А заодно и всю судебную систему. Может, он дает выход своему гневу, когда бросает вызов этой системе.
— Преступление как способ отомстить. И себе пощекотать нервишки. Ну да, а почему бы и нет? А Урсула? У нее тоже зуб на кого-то или на что-то?
— Урсула — его протеже. По моим наблюдениям, она делает, что он ей скажет. Однако исчезновение Джины очень сильно ее потрясло, так что, возможно, из них двоих она — слабое звено. Я сегодня собирался поговорить с ней, но она умчалась, не оставив мне ни одного шанса.
— Протеже, говоришь? Но ведь эстамп в конце концов осел у нее в офисе.
— Возможно, эстамп был лишь верхушкой айсберга.
— Искусство — ей, деньги — обоим? Ведь на пару миллионов при таких ценах много искусства не купишь, верно?
— О том, сколько Джина получала ежемесячно, мы знаем лишь со слов Глена Энгера. Он мог запрограммировать свой компьютер таким образом, чтобы тот выдавал только то, что нужно ему.
— Но с какой стати Джина стала бы давать им деньги?
— Из благодарности, из-за зависимости от них — по тем же причинам, по которым члены секты отдают своему гуру все, что имеют.
— Она могла одолжить им эти деньги?
— Могла. Но она исчезла, и отпала необходимость возвращать долги, так?
Он нахмурился и отодвинул пирожное.
— Рэмп и Никвист, потом эти пай-мальчики в костюмах, а теперь еще и ее же психиатры, черт бы их подрал. Прямо какой-то конкурс подозреваемых. Бедняжка стала жертвой равных возможностей.
— Словно муравьи, ползающие по мертвому жуку, — сказал я.
Майло бросил салфетку на стол.
— Что ты еще знаешь об этой Мориарти?
— Только ее адрес. Это в Западном Голливуде. — Я вынул бумажку, которую дала мне Джэн Роббинс, и отдал ему.
— Смотри-ка, мы вроде как соседи — это кварталах в шести от меня. Может, я когда-нибудь стоял за ней в очереди в супермаркете.
— Не знал, что ты ходишь в супермаркет.
— Я говорю символически. — Он поднял свой кейс на колени, покопался в нем, вытащил блокнот и списал туда адрес.
— Можно заскочить туда по дороге, посмотреть, живет ли она еще там. Если нет, то с дальнейшей работой по этой линии придется подождать, пока я раскручиваю все предыдущее. Если есть время и желание поработать самому, то могу только приветствовать.
— А мне полагается новенький кейс частного сыщика?
— Купи себе сам, ловкий какой нашелся. Тут у нас свободное предпринимательство.
30
— Да. В конечном итоге он поступил как полицейский... Ну а вот что я узнал в киногороде: очевидно, Джина, Рэмп и Макклоски в добрые старые времена были в довольно-таки приятельских отношениях. Там на студии «Премьер» во второй половине шестидесятых существовала такая группа вольнонаемных актеров. Макклоски вроде бы не входил в нее, но всегда ошивался вокруг, завел свое агентство, устраивал им разовые фотоангажементы — смазливые лица обоих полов. Судя по тому, что я слышал, это была довольно буйная компашка — много пили, баловались наркотиками, веселились на вечерниках — хотя о самой Джине никто не сказал ничего дурного. Так что если она и грешила, то втихаря. Почти никто из них никуда дальше не пошел — я имею в виду карьеру. У Джины было больше всего шансов на успех, но их сожгло кислотой. Студийные боссы знали, что на этом рынке конъюнктура выгодна покупателю — ежедневно из Айовы целыми автобусами завозилось свежее «мясо». Поэтому давали этим ребятам мизерные контракты, держали на немых ролях, на разных подсобах и подхватах, а потом, когда на лице становились заметны морщинки, их просто вышвыривали.
— Рэмп ни разу не упоминал, что у него с Макклоски было не просто шапочное знакомство.
— Он его точно знал, но, как я слышал, закадычными друзьями они не были.
Майло поставил свой кейс к себе на колени, открыл его, покопался внутри и извлек папку из «мраморной» бумаги. В ней лежала черно-белая фотография с эмблемой студии «Апекс» в виде заснеженной горной вершины справа внизу. Снимок был сделан в каком-то ночном клубе — а может, это была просто съемочная площадка.
Обтянутая кожей кабинка, зеркальная стена, накрытый белой скатертью стол, серебряные приборы, хрустальные пепельницы и сигаретницы. Полдюжины симпатичных молодых людей лет по двадцать с небольшим в элегантных вечерних туалетах. Улыбаются фотогеничными улыбками, курят, поднимают бокалы.
Джина Принс (урожденная Пэддок) сидела в самом центре — белокурая и прекрасная, в вечернем платье, оставлявшем плечи обнаженными и на фотографии казавшемся серого цвета, в коротком жемчужном колье, которое подчеркивало длину и гладкость ее шеи. Сходство с Мелиссой было поразительным.
Рядом с ней Дон Рэмп, крупный, загорелый, пышущий здоровьем, без усов. Джоэль Макклоски по другую сторону от нее — с гладко зачесанными волосами, красивый почти женственной красотой. Его улыбка отличалась от улыбок остальных. Это была неуверенная улыбка аутсайдера. Сигарета у него между пальцами догорела почти до фильтра.
Два других лица — мужское и женское — я не узнал. Зато узнал еще одно, в самом дальнем углу.
— Вот это, — сказал я, указывая на брюнетку с четкими чертами лица, в черном платье с рискованно низким вырезом, — Бетель Друкер, мать Ноэля. Сейчас она блондинка, но ошибки быть не может — я только сегодня с ней познакомился. Она работает у Рэмпа в ресторане официанткой. Они с Ноэлем живут над рестораном.
— Ну и ну, — покачал головой Майло. — Одна большая дружная семья. — Он вынул из кейса еще один лист бумаги. — Ну-ка, посмотри. Это, должно быть, Бекки Дюпон. Киношный псевдоним. — Подавшись вперед, он взял снимок за уголок. — Красивая женщина. Роскошные формы.
— Она и сейчас еще такая.
— Ты имеешь в виду красоту или формы?
— И то и другое. Хотя она немного поблекла.
Майло посмотрел в сторону кухни, где Джойс работала бок о бок с шеф-поваром.
— Видно, день сегодня такой — везет на роскошные формы. Я тебе одно скажу: старушка Бекки-Бетель, согласно сведениям из моих источников, увлекалась наркотиками. Не то чтобы была необходимость ссылаться на источники. Ты только посмотри на ее глаза.
Я всмотрелся пристальнее в прекрасной лепки лицо и понял, что он имел в виду. Широко расставленные темные глаза были полуприкрыты нависшими веками. Была видна часть радужки, и это придавало взгляду безразличное, дремотное и отсутствующее выражение. В отличие от улыбки Макклоски, ее улыбка отражала истинное блаженство. Но получаемое ею удовольствие не имело ничего общего с застольем, в котором она участвовала.
Я сказал:
— Это согласуется с тем, что я услышал сегодня от Ноэля. По его словам, он всегда знал: наркотики — это плохо. Начал было объяснять, но передумал и сказал, что читал об этом. Он очень серьезный юноша, очень сдержанный и самоуправляемый — почти не верится, что такие бывают. Если он рос и видел, к чему привела его мать бурная жизнь, то этим все и объясняется. Что-то такое в нем заставило вибрировать мои «усики» — наверно, это оно и было.
Я вернул фотографию Майло. Прежде чем убрать ее в папку, он еще раз на нее взглянул.
— Вот так. Похоже, что все знают всех, и Голливуд вонзил свои клыки в Сан-Лабрадор.
— А кто эти двое других на снимке?
— Парень — один из моих осведомителей, не будем его называть. А девушка — будущая звездочка по имени Стейси Брукс. Покойная — погибла в автокатастрофе в 1971 году; возможно, управляла машиной в нетрезвом состоянии. Как я уже сказал, буйная компания.
— А те, как ты выразился, подсобы и подхваты, на которых их держали в студии, — это что, «отработка» за роль на кушетке?
— Это и многое другое, с этим связанное. Массовые сцены на разных приемах, встречи с потенциальными спонсорами и другими шишками. В основном от них требовалось всегда быть под рукой для удовлетворения самых разных аппетитов. Особенно разносторонним был Рэмп — красавец-кавалер для дам и партнер по специфическим забавам для джентльменов. Он был покладистым парнем, делал то, что ему велели В награду за такую услужливость получил несколько второстепенных ролей — главным образом в вестернах и полицейских боевиках.
— А Макклоски?
— Мои информанты помнят его как развязного типа, который строил из себя крутого парня. Этакий уцененный Брандо, с вечной зубочисткой во рту, постоянно намекающий на каких-то приятелей в Нью-Джерси. Но на эту его удочку так никто и не попался. Потом, он ненавидел геев и не упускал случая заявить об этом, даже когда его никто не просил. Может, это было на самом деле так, а может, он сам был таким в скрытой форме и поэтому так яростно их отвергал. Похоже, что ни у кого не было ясного представления о том, с кем он еще спал, кроме Джины. Эти люди помнят только, что он был мерзкий тип и употреблял наркотики в большом количестве — амфетамины, кокаин, марихуану, таблетки. Какое-то время, когда его бизнес начал прогорать, он стал приторговывать наркотиками. Снабжать потребителей на студии. Потом продавал услуги фотомоделей за наркотики — и это был конец его агентства. Фотомодели хотели получать за свою работу наличные деньги, которых у него не было.
— Его когда-нибудь арестовывали за эту торговлю?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Я просто подумал, не могла ли Джина иметь какое-то отношение к его конфликту с законом. Или ему так показалось. Тогда у него был бы мотив, чтобы облить ее кислотой.
— Да, тогда точно был бы, но в том-то и дело, что до того случая на него в полиции вообще ничего не было — ни одного ареста, ничего в связи с наркотиками.
Джойс принесла хлеб. Когда она отошла, я сказал:
— Тогда рассмотрим вот какую версию. Его гомофобия действительно была прикрытием для его голубизны. Джина это узнала, и между ними было какое-то столкновение по этому поводу. Возможно, она даже пригрозила разоблачить его Макклоски пришел в ярость и нанял Финдли, чтобы с ней покончить. Это объяснило бы его отказ говорить о мотивах. Изложение мотивов было бы унизительным для него.
— Могло быть и так, — согласился Майло. — Но тогда почему она не выложила все начистоту?
— Хороший вопрос.
— Может быть, там все было намного проще: Макклоски, Джина и Рэмп составили треугольник, и Макклоски в конце концов выпал в осадок. Помнишь, как они сидят на фотографии? Она — начинка в сандвиче. В любом случае это, вероятно, уже давняя история. И, вероятно, не имеет никакого отношения к ее исчезновению — просто кое-что говорит нам о мистере Р.
— Преуспевающий бизнесмен пытается забыть, как когда-то оказывал всякие «дополнительные» услуги.
— Угу. Даже когда мы искали его жену и Макклоски был потенциальным подозреваемым, он не заговорил о старых недобрых временах. Хотя ведь именно он показал на Макклоски пальцем. Казалось бы, он должен хотеть рассказать нам что угодно, лишь бы это помогло нам найти ее.
— Это если ему было что рассказывать, — заметил я. — Ведь даже Джина не знала, за что Макклоски изуродовал ее, так откуда было знать Рэмпу?
— Может, и так. Но ясно, что Джина должна была быть в курсе сексуальных особенностей Рэмпа, когда выходила за него замуж. Бисексуалы не считаются первоклассным матримониальным материалом в наше время — помимо социального, еще и физический риск. Но это ведь не остановило ее!
— Разные спальни, — сказал я. — Никакого риска.
— Да, но чем он-то ее привлек?
— Ну, он приятный парень. Терпимо относится к ее образу жизни, поэтому и она мирится с его образом жизни. И он, похоже, действительно добрый — взял к себе Бетель ради старой дружбы, платит за образование Ноэля. Может, после всей этой жестокости, которую ей пришлось испытать, Джине сочувствие было нужнее, чем секс.
— По старой дружбе, говоришь? Интересно, каково Бетель обслуживать столики, когда ее приятели живут в Персиковом Дворце?
— Ноэль намекнул, что одно время им с матерью приходилось по-настоящему туго. Так что работа официантки вполне могла быть большой удачей.
— Да, наверное. — Майло взял кусок хлеба.
Я сказал:
— Ты все время возвращаешься к Рэмпу.
— Я сегодня съездил на побережье, чтобы потолковать с Никвистом, но его там уже и след простыл. Сосед сказал, что Никвист накануне вечером сложил свои пожитки в машину и отбыл в неизвестном направлении. В Бренвудском загородном клубе мне сообщили, что он не явился на занятия по теннису, которые должен был проводить сегодня, и даже не потрудился позвонить.
— Рэмп тоже сворачивает лагерь. Просил Ноэля упаковать ему чемодан. Возможно, так подействовала на него потеря Джины — все это притворство надоело ему до смерти. Но интересно будет посмотреть, не подаст ли он все-таки иск в целях оспорить завещание. Или вдруг получит энную сумму по страховому полису, о существовании которого никто не подозревал. Не говоря уже о неизвестно где болтающихся двух миллионах. Кому как не мужу было бы сподручнее всего откачать их?
— Подтверждаются подозрения Мелиссы, — сказал Майло.
— Устами младенцев. Известно, где был Рэмп в день исчезновения Джины. Но ведь есть еще и Тодд. Что, если он соблазнил ее, чтобы подобраться к тем двум миллионам? Во всяком случае, уж его-то она бы подобрала, если бы видела, что его машина сломалась недалеко от дома, а он голосует на шоссе. А теперь он и Рэмп — оба смываются.
— Рэмп все еще здесь. Я проезжал сегодня мимо его ресторана по дороге домой. Его «мерседес» стоял на площадке, и я заглянул внутрь. Мистер Рэмп был в полной отключке, пьяный в дребадан, и Бетель кудахтала над ним, что твоя наседка. Я оставил их в покое, припарковался на противоположной стороне и немного понаблюдал за домом. Никвист не появлялся.
— Вот еще что, Майло. Если Рэмп собирается рвать когти, то зачем ему надо было говорить об этом мне, афишировать свой план?
— Ничего он не афишировал — он создавал прикрытие. Создавал себе убедительную мотивировку отъезда: бедняга сломлен горем, остался ни с чем. Так что никто не заподозрит, что он едет, скажем, на Таити с Тоддом. Да его и так не могут ни в чем заподозрить. С официальной точки зрения никакого преступления нет. И поскольку мое сыскное агентство — это я один, на все про все, то мне пришлось бы слишком тонко размазаться, чтобы проверять его одновременно с поисками Никвиста и проведением той операции, которую поручила мне Мелисса в этом деле с Энгером и Даусом. Мне не на что опереться, дабы убедить ее, что Рэмп для нас сейчас важнее, чем Энгер и Даус, потому что эти двое уже предпринимают что-то против нее. И потом, это скорее всего разозлит ее еще больше, что, как мне кажется, совсем не желательно в данный момент. Я правильно говорю?
— Правильно.
Он немного помолчал, раздумывая.
— Позвоню-ка я сейчас одному человеку. У него есть настоящее разрешение на частный сыск, но он очень редко им пользуется. Звезд с неба он не хватает, но обладает дьявольским терпением. Вот он-то и присмотрит за Великолепным Доном, пока я разнюхиваю финансовый след.
— А как быть с Никвистом?
— Никвист вряд ли что-нибудь предпримет без Рэмпа.
Тут нам принесли заказанную еду, и несколько минут мы насыщались.
— Теперь моя очередь, — сказал я.
— Потерпи еще минутку. У меня остались кой-какие мелочи, касающиеся Дикинсона, первого мужа Джины. Помнишь, Энгер сострил тогда насчет костюмов из магазина готового платья? Оказывается, Дикинсон не мог носить стандартную одежду, потому что был карликом.
— Я знаю. Нашел одну его фотографию.
Глаза Майло вспыхнули от удивления.
— Где?
— В доме. На чердаке.
— Провел небольшие любительские раскопки? Молодец! Я не смог найти ни одной его фотографии. Как он выглядел?
Я описал ему Артура Дикинсона и Джину в виде новобрачной мумии.
— Жуть. — Он покачал головой. — Первый муженек был старый гном, а второй хоть и нормального размера, но любит мальчиков. В общем и целом, я бы сказал, что для нашей дамы физическая сторона вопроса главного интереса не представляла.
— Агорафобия, — заметил я. — В классическом фрейдистском толковании это симптом сексуального подавления.
— Ты с этим согласен?
— Не всегда, но в данном случае, возможно, соглашусь. Это подкрепляет мою теорию о том, что Джина вышла замуж за Рэмпа, так как ощущала потребность в дружбе. То обстоятельство, что они знали друг друга раньше, облегчило их взаимопонимание — после того, как Мелисса свела их вместе. Старые друзья восстанавливают отношения, в которых нуждаются оба. Такое случается сплошь и рядом.
— Я узнал еще кое-что об Артуре, — сказал Майло. — Похоже, в дополнение к тому, что он сколотил свое состояние на этом своем подкосе или как его там, он приобщился и к кинобизнесу. В финансовом аспекте. Некоторые из его сделок были заключены со студией «Апекс». Пока я не нашел ни одной ниточки, которую можно было бы протянуть от него к какому-нибудь фильму с участием Джины, Рэмпа или их приятелей и приятельниц, и ни одного доказательства того, что он знал их до процесса над Макклоски. Но считаю такое вполне возможным.
— Есть еще этот верховный судья.
— Какой судья?
— Верховный судья Даус был дядюшкой Джима Дауса.
— Кто, Хармон Молоток? Помню, Энгер что-то такое говорил. Ну и что?
— Разве не он там заседал, когда судили Макклоски?
Майло подумал.
— Когда это было? В 1969-м? Нет, Хармон тогда уже ушел. Дело перешло в руки парней помягче. Когда всем заправлял Хармон, в светло-зеленом зале работа так и кипела.
— Все равно, — сказал я, — даже как заслуженный судья в отставке, он мог сохранять еще большое влияние. А Артур Дикинсон был клиентом его фирмы. Что, если кандидатура Джейкоба Датчи на роль старшины присяжных во время суда над Макклоски была выбрана не случайно?
— Что, если, что, если, — повторил он. — Все-таки любишь ты везде усматривать заговор, парень.
— Жизнь лишила меня невинности.
Майло усмехнулся и отрезал еще кусочек от своего антрекота.
— Так каким боком все это касается нашей леди в озере?
— Может быть, никаким. Но почему бы тебе не поспрашивать Макклоски? С учетом того, что мы теперь знаем, может, тебе удастся откупорить его. Может, его надо откупорить. Несмотря на все наши теории относительно сложных финансовых мотивов, случившееся с Джиной, возможно, сводится все-таки к простой мести. Макклоски лелеял свою злобу девятнадцать лет, а потом вернулся к прежнему стереотипу и нанял кого-то расправиться с ней.
— Не знаю, — задумчиво произнес Майло. — Я все-таки считаю, что в интеллектуальном отношении этот парень — почти нуль. И, судя по тому, что мне удалось узнать, он ни с кем не якшается — просто околачивается при миссии и играет роль раскаявшегося грешника.
— А что, если ключевое выражение здесь — «играет роль»? Ведь даже плохие актеры со временем могут стать лучше.
— Верно. Ладно, дам ему еще один шанс сознаться, так и быть. Сегодня же вечером. Все равно не могу начать копаться в финансах, пока закрыты банки.
Джойс подошла к нашему столику посмотреть, как идут дела. От наших комплиментов у нее на щеках выступил румянец. Хоть у кого-то день прошел удачно. Она угостила нас кофе и десертом за счет заведения. Майло подцепил на вилку шоколадное пирожное и сказал:
— Великолепно. Просто сказка. Никогда не ел ничего подобного.
Джойс вспыхнула от удовольствия, словно лампочка накаливания.
Когда она наконец ушла, он повернулся ко мне.
— Давай, твоя очередь.
Я назвал ему стоимость эстампа Кассатт.
— Две с половиной сотни кусков! Ничего себе подарочек — или одолжение — так это у вас принято называть?
Я кивнул.
— Это все дурно пахнет. И я, вероятно, не единственный, кто подозревает чету Гэбни в каких-то делах сомнительного свойства.
Я рассказал Майло то, что мне стало известно о Кэти Мориарти.
— Журналистка, а?
— Ведет журналистские расследования. По словам сестры, она просто обожала заговоры, всю жизнь посвятила погоне за ними. И она родом из Новой Англии — работала в Бостоне, в тех местах, где раньше подвизались супруги Гэбни. И поэтому я могу заподозрить, что ей стало известно о чем-то из их тамошнего прошлого и она приехала в Лос-Анджелес проверить свою версию или догадку. Выдала себя за больную агорафобией и присоединилась к группе пациентов, чтобы шпионить и собирать материал.
— Звучит правдоподобно, — сказал Майло, — только ведь у них лечение стоит чертову уйму денег. Кто оплачивает ее счета?
— Ее сестра сказала, что Кэти вечно просила у нее в долг.
— И та ей давала такие деньги?
— Я не знаю. Может, за ней кто-то стоял — какая-нибудь газета или издатель; она написала книгу. А сейчас от нее не было никаких известий больше месяца. Значит, пропали уже два из четырех членов группы. Хотя, что касается Кэти, сестра говорит, это для нее типично. Однако точно известно одно — агорафобией она не страдала. Наверняка она следила за четой Гэбни.
— Этим ты, по существу, обозначаешь финансовое мошенничество под номером два Чета Гэбни обворовывает Джину точно так же, как это делают Энгер и адвокат.
— Под номером три, если считать Рэмпа с Никвистом.
— Подходите, господа, не стесняйтесь. Втыкайте вашу иглу в вену богатой леди.
— Сорок миллионов долларов, — заметил я, — это очень крупная вена. Даже тех двух миллионов было бы достаточно, чтобы шестеренки закрутились. Мне особенно импонируют супруги Гэбни — из-за истории с Кэти Мориарти. Их переезд из Бостона в Лос-Анджелес — такой шаг мог быть вынужденным, чтобы избежать скандала.
— Чтобы Гарвард мог избежать скандала.
Я кивнул, соглашаясь.
— Тем больше причин замести следы. Но Кэти Мориарти каким-то образом удалось напасть на след, и ока решила пойти по нему.
Майло отправил в рот еще кусочек пирожного, облизнул губы и сказал:
— Если я тебя правильно понял, у четы Гэбни довольно высокая профессиональная репутация.
— Она у них очень высокая. Любой психолог наверняка включит Лео Гэбни в список десяти лучших ныне здравствующих бихевиористов. И Урсула со своими двумя докторскими степенями может называть свою цену. Но даже у пользующегося успехом врача возможности зарабатывать имеют предел. Ты продаешь время, и в твоем распоряжении лишь столько-то часов, за которые ты можешь выставить счет, и не более того. Даже при таких расценках, как у них, потребовалась бы чертова прорва этих самых часов, чтобы заработать на картинку Кассатт. Кроме того, Лео поразил своей ожесточенностью. Когда мы познакомились, он рассказал мне, что у него сынишка погиб во время пожара. Эта рана у него явно так и не зажила. Он во всем винил то обстоятельство, что судья присудил оставить мальчика на попечении его жены. А заодно и всю судебную систему. Может, он дает выход своему гневу, когда бросает вызов этой системе.
— Преступление как способ отомстить. И себе пощекотать нервишки. Ну да, а почему бы и нет? А Урсула? У нее тоже зуб на кого-то или на что-то?
— Урсула — его протеже. По моим наблюдениям, она делает, что он ей скажет. Однако исчезновение Джины очень сильно ее потрясло, так что, возможно, из них двоих она — слабое звено. Я сегодня собирался поговорить с ней, но она умчалась, не оставив мне ни одного шанса.
— Протеже, говоришь? Но ведь эстамп в конце концов осел у нее в офисе.
— Возможно, эстамп был лишь верхушкой айсберга.
— Искусство — ей, деньги — обоим? Ведь на пару миллионов при таких ценах много искусства не купишь, верно?
— О том, сколько Джина получала ежемесячно, мы знаем лишь со слов Глена Энгера. Он мог запрограммировать свой компьютер таким образом, чтобы тот выдавал только то, что нужно ему.
— Но с какой стати Джина стала бы давать им деньги?
— Из благодарности, из-за зависимости от них — по тем же причинам, по которым члены секты отдают своему гуру все, что имеют.
— Она могла одолжить им эти деньги?
— Могла. Но она исчезла, и отпала необходимость возвращать долги, так?
Он нахмурился и отодвинул пирожное.
— Рэмп и Никвист, потом эти пай-мальчики в костюмах, а теперь еще и ее же психиатры, черт бы их подрал. Прямо какой-то конкурс подозреваемых. Бедняжка стала жертвой равных возможностей.
— Словно муравьи, ползающие по мертвому жуку, — сказал я.
Майло бросил салфетку на стол.
— Что ты еще знаешь об этой Мориарти?
— Только ее адрес. Это в Западном Голливуде. — Я вынул бумажку, которую дала мне Джэн Роббинс, и отдал ему.
— Смотри-ка, мы вроде как соседи — это кварталах в шести от меня. Может, я когда-нибудь стоял за ней в очереди в супермаркете.
— Не знал, что ты ходишь в супермаркет.
— Я говорю символически. — Он поднял свой кейс на колени, покопался в нем, вытащил блокнот и списал туда адрес.
— Можно заскочить туда по дороге, посмотреть, живет ли она еще там. Если нет, то с дальнейшей работой по этой линии придется подождать, пока я раскручиваю все предыдущее. Если есть время и желание поработать самому, то могу только приветствовать.
— А мне полагается новенький кейс частного сыщика?
— Купи себе сам, ловкий какой нашелся. Тут у нас свободное предпринимательство.
30
Я заплатил по счету, а Майло в это время болтал с Джойс, опять похвалил ее кухню, выразил сочувствие по поводу трудностей, с которыми приходится сталкиваться малому бизнесу, потом как-то незаметно перевел разговор на Кэти Мориарти, как будто эта тема логически вытекала из того, о чем только что говорилось. Новых фактов она не добавила, но смогла описать внешность журналистки: возраст где-то за тридцать пять, среднего роста и телосложения, волосы каштановые, короткая стрижка, на лице румянец («как и следует ожидать от ирландки»), светлые глаза — голубые или зеленые. Потом, словно спохватившись, что дала больше, чем получила, она скрестила руки на груди и спросила:
— А зачем вам все это знать?
Майло кивком головы пригласил ее следовать за собой и увел в глубину ресторанчика, хотя такая предосторожность была лишена всякого смысла — ведь мы были единственными посетителями ее заведения. Он показал ей свой недействительный значок Полицейского управления Лос-Анджелеса. Она открыла рот, но не издала ни звука.
Майло сказал:
— Я должен просить вас никому ничего не рассказывать. Это очень важно.
— Конечно. А что такое, что случилось?
— Не волнуйтесь, нет никакой опасности ни для вас, ни для кого бы то ни было. Мы просто ведем обычное расследование.
— По поводу этого места, этой клиники?
— Вас что-то беспокоит в связи с этой клиникой?
— Ну, как я уже говорила этому джентльмену, действительно ведь странно, что так мало народу входит и выходит. Невольно задумываешься: а что там происходит на самом деле? По нынешним временам приходится задумываться.
— Да, приходится.
Она вздрогнула, явно наслаждаясь своей причастностью к такому таинственному делу. Майло взял с нее еще одно обещание молчать. Мы вышли из ресторана и отправились обратно в Сассекс-Ноул.
— Думаешь, она способна сохранить тайну? — спросил я.
— Кто знает?
— Это не так уж важно?
Он пожал плечами.
— Что произойдет в худшем случае? Ну, до супругов Гэбни дойдет, что кто-то задает вопросы. Если у них все чисто, то этим дело и кончится. Если нет, то они могут с испугу сделать какой-то необдуманный ход.
— Например?
— Продать Кассатт, может даже, быстро получить какие-то деньги, и это будет для нас сигналом о том, что они наложили лапу на какое-то другое достояние Джины.
Джина. Он произносил ее имя с непринужденной фамильярностью, хотя и не был с ней знаком. С фамильярностью полицейского из отдела убийств. Я подумал о всех других людях, с которыми он вовсе не был знаком, но которых так хорошо знал...
— ...Так как, идет? — спросил Майло.
— Что идет?
Он рассмеялся.
— Ты сам приводишь аргумент в пользу того, в чем я пытаюсь тебя убедить.
— А зачем вам все это знать?
Майло кивком головы пригласил ее следовать за собой и увел в глубину ресторанчика, хотя такая предосторожность была лишена всякого смысла — ведь мы были единственными посетителями ее заведения. Он показал ей свой недействительный значок Полицейского управления Лос-Анджелеса. Она открыла рот, но не издала ни звука.
Майло сказал:
— Я должен просить вас никому ничего не рассказывать. Это очень важно.
— Конечно. А что такое, что случилось?
— Не волнуйтесь, нет никакой опасности ни для вас, ни для кого бы то ни было. Мы просто ведем обычное расследование.
— По поводу этого места, этой клиники?
— Вас что-то беспокоит в связи с этой клиникой?
— Ну, как я уже говорила этому джентльмену, действительно ведь странно, что так мало народу входит и выходит. Невольно задумываешься: а что там происходит на самом деле? По нынешним временам приходится задумываться.
— Да, приходится.
Она вздрогнула, явно наслаждаясь своей причастностью к такому таинственному делу. Майло взял с нее еще одно обещание молчать. Мы вышли из ресторана и отправились обратно в Сассекс-Ноул.
— Думаешь, она способна сохранить тайну? — спросил я.
— Кто знает?
— Это не так уж важно?
Он пожал плечами.
— Что произойдет в худшем случае? Ну, до супругов Гэбни дойдет, что кто-то задает вопросы. Если у них все чисто, то этим дело и кончится. Если нет, то они могут с испугу сделать какой-то необдуманный ход.
— Например?
— Продать Кассатт, может даже, быстро получить какие-то деньги, и это будет для нас сигналом о том, что они наложили лапу на какое-то другое достояние Джины.
Джина. Он произносил ее имя с непринужденной фамильярностью, хотя и не был с ней знаком. С фамильярностью полицейского из отдела убийств. Я подумал о всех других людях, с которыми он вовсе не был знаком, но которых так хорошо знал...
— ...Так как, идет? — спросил Майло.
— Что идет?
Он рассмеялся.
— Ты сам приводишь аргумент в пользу того, в чем я пытаюсь тебя убедить.