Келли Кэти. Если женщина хочет...

   Но в большой, современно обставленной комнате, которая была в десять раз наряднее кабинета директора «Копперплейт», ей стало не до шуток. За длинным столом сидели еще более ши­карно одетые люди и внимательно смотрели на нее. Во главе сто­ла Николь увидела ту самую платиновую блондинку и ахнула, а затем сделала глубокий вдох. Это ее шанс! Ну что ж, сейчас она им покажет.
   – Фантастика! – сказала Сэм Карен Сторин, когда Дариус с Николь вышли из комнаты. – Кроме всего прочего, она умная девочка и знает, чего хочет.
   – И потрясающе хороша собой, – вздохнула Карен. – Она могла бы быть моделью. А поскольку она еще и одарена музы­кально, думаю, нам с ней предстоит долгий путь.
   – Надеюсь, – с чувством ответила Сэм, – потому что мы ух­лопали уйму денег на «Денсити», но я чувствую, что с ними у нас долгого пути не получится. Чтобы компенсировать затраты на этих парней, нам нужен верный хит.
   Кабинет Сэм Смит был очень похож на свою хозяйку: такой же безукоризненный, деловой и без всяких украшений. Здесь не было ни фотографий детей, ни горшков с растениями, ни акваре­лей; только кресла вокруг стола для совещаний, огромный пус­той письменный стол и платиновые синглы на стенах. «Этой Сэм палец в рот не клади», – решила Николь. Маленькая, стройная, в дорогом элегантном сером костюме, Сэм была очень привлека­тельной и дружелюбной, но сразу становилось ясно, что она видит вас насквозь. Это и нравилось Николь, и пугало одновременно.
   – Ну, что вы об этом думаете? – спросила Сэм, когда все трое сели за стол.
   – Честно говоря, я немного занервничала, когда услышала об учителях пения, хореографии и всем прочем…
   – Это хорошо, что вы нервничаете, – к удивлению Николь, ответила Сэм. – Пение – дело серьезное. Вам придется оставить работу, заниматься с преподавателями пения, хореографами и звукорежиссерами, находить с ними общий язык, однако нет ни­каких гарантий, что из этого выйдет толк.
   Николь заморгала.
   – Вы получите аванс в счет будущего гонорара, но если ниче­го не получится, мы с вами распрощаемся. Это жесткий бизнес, Николь, и я не хочу, чтобы вы бросались в него с закрытыми гла­зами.
   – Я не дура! – нахмурилась Николь.
   – Я этого и не говорила, – спокойно ответила Сэм. – Вы кто угодно, только не дура. Но вы не представляете себе, сколько лю­дей считает, что им предназначено стать звездами, а когда это не получается, чувствует себя обманутыми. В выбранном вами жан­ре вероятность неудачи очень велика, об этом не следует забы­вать.
   Николь слегка нахмурилась.
   – Впрочем, унывать тоже не следует, – сказала Сэм. – Я очень верю в вас и в студию «Эл-Джи-Би-Кей». У нас здесь подобралась отличная команда, Николь, и если мы не справимся с этим, то никто другой и подавно не справится. Клянусь вам. Но к делу. Во-первых, вам понадобится администратор. Дариус, у вас есть кто-нибудь на примете?
   Когда через полчаса Дариус с Николь спускались в лифте, де­вушка чувствовала себя так, словно побывала в центре тайфуна.
   – Сэм вас не слишком напугала? – Дариус смотрел на Ни­коль с тревогой, решив, что та расстроилась.
   Но кошачье личико Николь горело от возбуждения. – Нет, – ответила она, – все было замечательно. Теперь я окончательно решила взяться за это дело!
   По дороге домой Сэм ощутила знакомую боль. Эта боль уси­ливалась, грызла ее внутренности и распространялась из середи­ны живота в поясницу. Уже в который раз приближение месяч­ных превращало ее жизнь в кошмар. Эти проклятые фиброиды просто убивали ее. До посещения консультанта оставалось около трех недель, и она уже не впервые думала о том, что следовало на­стоять на более скором приеме. Сэм знала о кризисе системы го­сударственного здравоохранения, но этот визит был частным, а ее медицинская страховка позволяла не стоять в очереди. Впро­чем, может быть, у нее нет ничего серьезного и она напрасно бес­покоится? А если она позвонит и потребует переменить дату, ее наверняка сочтут невротичкой. Секретарша гинеколога уверяла, что они и так сделали для нее все, что могли.
   Добравшись до дома, Сэм решила наконец выяснить, что же с ней происходит, и включила компьютер. Она любила пользо­ваться Интернетом и умела отыскивать интересовавшую ее ин­формацию. Однако к медицинским файлам Сэм до сих пор не обращалась, и понадобилось несколько попыток, прежде чем она обнаружила сайт, посвященный здоровью женщин.
   Остальное было делом техники. Довольно скоро Сэм нашла перечень симптомов, которые полностью совпадали с тем, что испытывала она сама. Боли, тошнота, проблемы с месячными… Все как у нее! Только эти признаки были характерны не для фиб­роидов. Эта болезнь называлась раком яичников. Чем больше Сэм читала, тем лучше понимала: когда женщина ощущает такие симптомы, болезнь уже прошла начальную стадию, и эта болезнь смертельна.
   Сэм выключила компьютер, выдернула из розетки вилку моде­ма и долго смотрела на потемневший экран. Теперь она знала, что с ней случилось. Знала, почему постоянно ощущает боль и теряет в весе. Она умирает. Время убегает от нее. Она не может ждать три недели, помощь нужна ей немедленно! Впрочем, какая разница, если она все равно умрет?..
   Как ни странно, она не плакала. И руки у нее не дрожали. Вместо этого Сэм раскачивалась в своем любимом кресле и дума­ла о том, что попусту растранжирила отпущенное ей время. Она не считала чудом то, что просыпалась каждое утро, никого не благодарила за собственное существование, бездумно пользова­лась им и продолжала жить, уверенная в том, что проснется за­втра. И послезавтра. И послепослезавтра.
   Но теперь этому настал конец. Время было драгоценностью, а ее время утекало. Мысль была чудовищной. Это было так же не­возможно, как представить себе бесконечность. Что будет со вре­менем, когда ее не станет? Что будет там? И есть ли там что-то?
   Скорее всего, нет. Но какая разница? Если быть честной с самой собой, скорбеть о ней некому.
   Она вспомнила Хоуп. Смеющуюся Хоуп с Милли и Тоби. И тут из ее глаз хлынули слезы.
   В ту ночь Сэм так и не легла спать. Она молча сидела в гости­ной и бокал за бокалом пила белое вино. К чему воздерживаться, если ты все равно умираешь? Перед рассветом, когда ее лицо опухло от слез, Сэм наконец приняла решение. Теперь она знала, что нужно делать.

12

   Мэтт взял машину, а это означало, что Хоуп привязана к дому. Погода для прогулки в деревню была слишком сырой, поэтому Хоуп усадила детей рисовать, а сама отправилась на кухню. Она давно собиралась разобраться в шкафах, но все время откладывала.
   За шумом дождя Хоуп не услышала шума подъехавшей маши­ны. Когда кто-то постучал в дверь, этот стук прозвучал для нее как гром среди ясного неба. Хоуп вскочила и поклялась немед­ленно поставить на дверь звонок. Она привыкла к звонкам; стук в дверь напоминал ей фильмы о врывающихся в дом полицейских.
   Открыв дверь, она ахнула. На пороге стояла Сэм, дрожавшая в легком пальто. На ее исхудавшем лице остались одни глаза.
   На мгновение Хоуп лишилась дара речи. Но когда Сэм вдруг расплакалась, что было совсем не в ее духе, она поняла, что гово­рить ничего не надо, молча обняла сестру и провела в гостиную; было ясно, что произошло нечто ужасное.
   – Прости, что не предупредила, – всхлипывала Сэм. – Но я… Ведь у меня нет ничего и… никого! Кто пожалеет обо мне, когда меня не станет? Никто. Я стала настоящей сукой… и отра­вилась собственной злобой. Вот почему я заболела. Я начала бро­саться даже на тех, кому нравилась!..
   – Ты о том мужчине, с которым рассталась в Бате? – спроси­ла Хоуп, окончательно сбитая с толку.
   В больших глазах Сэм мелькнул страх.
   – Не было никакого мужчины, – прошептала она. – Уже дав­но. Кому я нужна? Я отпугнула от себя даже старых подруг, а сей­час… Сейчас я смертельно заболела, и до этого никому нет дела, кроме тебя.
   Хоуп наконец поняла, что случилось, и в ее жилах заледенела кровь.
   – Ты заболела? Чем? Рассказывай! Сейчас же! Прошла целая вечность, прежде чем Сэм перестала дрожать и смогла наконец говорить.
   – Доктор сказал, что это фиброиды, и направил меня к специ­алисту. Но я не могла так долго ждать, залезла в Интернет и наш­ла все свои симптомы. Хоуп, это рак яичников!
   – Но ведь ты даже не побывала у специалиста, не сдавала ана­лизы, не лежала на обследовании…
   – Хоуп, я умею читать! У меня присутствуют все признаки. Я пойду к врачу через три недели, но все ясно и так. Разве ты сама не видишь этого?
   – Если бы это было что-нибудь серьезное, они бы не застави­ли тебя так долго ждать… – начала Хоуп, но тут же осеклась: у Сэм началась такая истерика, которой она никогда не видела.
   В этот момент дверь распахнулась, и испуганная Милли за­мерла на пороге. Она любила Сэм, но эта заплаканная женщина с безумными глазами была ей незнакома. Девочка теребила перед­ник и тревожно оглядывалась по сторонам.
   – Милли, детка, тетя Сэм плохо себя чувствует. Я сейчас при­несу чай, а ты побудь с ней.немного, ладно?
   Сэм поняла, что Хоуп хочет помочь ей справиться с собой. В самом деле, нельзя же пугать детей! К тому времени, как Хоуп вернулась, Милли и Тоби уже показывали тетке свои новые иг­рушки. Сэм слабо улыбнулась сестре. До нее впервые дошло, что быть матерью означает постоянно держать в узде собственные чувства и делать вид, что все в порядке.
   Когда дети увлеклись очередной серией «Телепузиков», Хоуп села рядом с Сэм.
   – Рассказывай все. С самого начала, – велела она.
   – Консультант, к которому меня направили, в ближайшие три недели занят. Говорят, что она лучший специалист в Лондоне, но мне очень тяжело ждать. Я подумала, что здесь это будет легче.
   – Сэм, почему ты не настояла на том, чтобы тебя направили к другому консультанту? У тебя ведь есть медицинская страховка, так что это вполне возможно.
   – Знаю, – вздохнула Сэм. – Но сначала я об этом не подума­ла, а потом… Господи, да что они мне скажут? Что я должна прой­ти мучительную химиотерапию ради того, чтобы прожить не­сколько лишних недель? Я прочитала об этом все…
   – Сэм, пожалуйста, не говори так! – воскликнула обезумев­шая от страха Хоуп. – Сейчас рак – одна из самых излечимых болезней. Современная медицина делает чудеса, и всегда есть на­дежда…
   – Но только не с такими симптомами, как у меня! – Сэм сно­ва заплакала. – Когда ты их замечаешь, уже поздно. Видела бы ты этот интернетовский сайт!
   Хоуп молча прокляла сеющие панику сайты, в которых описывается ужасный опыт других людей, заставляющий тебя бояться самого худшего.
   – Послушай, недавно в Интернете появилось сообщение, что можно заболеть раком, пользуясь дезодорантом. Чушь какая!
   – Я знаю, но тут совсем другое.
   В конце концов Хоуп постелила Сэм постель в одной из пусту­ющих комнат и заявила, что она должна отдохнуть.
   – Но я не смогу уснуть, – пробормотала Сэм. – Ты посидишь со мной? .
   – Конечно.
   Отправив детей в их комнату и запретив шуметь под страхом смертной казни, Хоуп села на край кровати и стала гладить хо­лодную руку Сэм. Светлые волосы сестры рассыпались по синей наволочке; ее лицо на темном фоне казалось пугающе бледным.
   – Хоуп, я испугалась и поэтому прилетела к тебе. Ты единст­венная, кто у меня остался, – прошептала Сэм. – Одна я не вы­держу.
   – Ты не будешь одна. Обещаю. А теперь помолчи и постарай­ся уснуть, – ласково сказала Хоуп, как будто успокаивала Тоби, которому приснился страшный сон.
   Она продолжала гладить руку Сэм, и через несколько минут измученная сестра уснула. Когда дыхание Сэм стало ровным и мерным, Хоуп на цыпочках выбралась из комнаты, думая о том, что их роли переменились. Много лет Сэм заботилась о ней, но теперь Хоуп ощущала себя более сильной. И должна была взять инициативу на себя. Если Сэм действительно тяжело больна, ожидание приема может стать для нее катастрофой. А значит, нужно действовать.
   И Хоуп Паркер, которая всю жизнь надеялась на других, взя­лась за дело. Она нашла записную книжку Сэм и отыскала номер телефона консультанта, возле которого была записана дата при­ема. Пять часов вечера, еще не поздно… Хоуп дозвонилась до ре­гистраторши и кратко объяснила, в чем суть. К счастью, оказа­лось, что один из пациентов отказался от приема, и регистратор­ша пообещала, что Сэм примут через три дня.
   – Большое спасибо, – с чувством сказала Хоуп. – До свида­ния. Я привезу ее.
   В половине седьмого вернулся Мэтт.
   – Чья это машина? – удивился он и, бросив ключи на жур­нальный столик, заглянул в гостиную.
   – Сэм приехала, – сказала Хоуп, вздрогнув при мысли о том, что сестра в таком состоянии ехала сюда от самого аэропорта. Просто чудо, что она не разбилась.
   – Сэм? – Мэтт застыл на месте. – Почему же она не предуп­редила?..
   – Папа, папа! – закричала Милли и побежала по лестнице, топая, как слон.
   – Тихо! – прошипела Хоуп. – Тетя Сэм спит!
   – Спит? – повторил Мэтт. – Хоуп, что случилось?
   Хоуп отвела мужа на кухню и шепотом, чтобы не услышали дети, обо всем ему рассказала.
   – О боже… – пробормотал потрясенный Мэтт. – Хоуп, это ужасно! – Он обнял жену и нежно поцеловал в макушку. – Ты в порядке?
   Тут Хоуп дала себе волю и расплакалась.
   – Все хорошо, дорогая. – Мэтт не знал, чем утешить жену. – Я с тобой. Даже если случится худшее, у тебя еще останутся дети и я…
   – Знаю, – всхлипнула, Хоуп, уткнувшись в его джинсовую курт­ку. – Но смерти Сэм я не переживу!
   В одиннадцать утра Хоуп разбудила сестру, войдя в спальню с подносом, на котором стояли кофейник, кувшин со свежим апель­синовым соком, яйцо от собственной курицы, местный ржаной хлеб, домашнее масло и джем из крыжовника.
   – Неужели я так долго спала? – удивленно спросила Сэм, сев на кровати.
   – Ты очень устала, – сказала Хоуп и поставила ей на колени поднос. – Ешь. Тебе нужно как следует питаться.
   – Да, мамочка, – пошутила Сэм. Хоуп улыбнулась.
   – Ну, значит, ты пошла на поправку, если снова начала драз­нить меня.
   – Просто тебя слишком легко дразнить, – с любовью сказала Сэм. – Ты всегда была ужасно бесхитростная. И добрая. Спаси­бо за то, что ты заботишься обо мне.
   – Это только начало, – улыбнулась Хоуп. – Консультант при­мет тебя через три дня, и я полечу с тобой.
   Сэм молча взяла руку сестры, и ее глаза наполнились слезами.
   – Ешь, – снова бодро сказала Хоуп. – А когда закончишь, мы с тобой погуляем. Тебе нужен свежий воздух.
   – А как же дети? Кстати, где они?
   – Утром Мэтт отвез их в ясли, так что мы с тобой сможем по­быть вдвоем. Ешь, лентяйка!
   Стоял прекрасный февральский день, бледное солнце золоти­ло голые ветки деревьев. Хоуп и Сэм шли по проселку, наслажда­ясь редким зимним теплом.
   – Извини, что я свалилась на тебя, как снег на голову, – ска­зала Сэм, засунув руки в карманы легкого анорака, позаимство­ванного у Хоуп. – Мне нужно было остаться дома и не причи­нять тебе хлопот. Я должна была сама переменить дату приема.
   – Не говори глупостей. Ты поступила совершенно правильно. Куда еще ты могла поехать?
   Сэм грустно кивнула:
   – Да, верно. Куда бы еще я могла поехать? Никуда.
   Хоуп была готова откусить себе язык. Вчера вечером во время слезной исповеди Сэм ей стало ясно, что у сестры уже давно ни­кого нет. Хоуп стало стыдно за то, что она верила байкам Сэм. Она должна была понять, что сестра одинока и просто притворя­ется довольной жизнью.
   Они выбрались на шоссе и некоторое время шли молча. Потом Сэм ни с того ни с сего сказала:
   – Когда мама и папа умерли, они были намного младше нас нынешних. Маме было двадцать девять. Я все еще помню запах ее духов, хотя никогда не знала их названия. Однажды в Париже я провела целый день в парфюмерном магазине, нюхая все подряд, но так и не нашла ничего похожего. Ты не помнишь, как они на­зывались?
   Хоуп покачала головой:
   – Нет. Я вообще ничего о них не помню… – Она призналась в этом впервые в жизни. Когда погибли их родители, ей было всего три года, а Сэм шесть.
   – Ты никогда не говорила этого, – удивилась Сэм. Хоуп пожала плечами:
   – Когда мы были маленькими и ты спрашивала меня, помню ли я запах маминых духов и песенки, которые она пела нам перед сном, я говорила «да», потому что думала, что так надо. Я боя­лась, ты будешь сердиться на меня за то, что я забыла их.
   – Извини, – снова сказала Сэм, чувствуя знакомое жжение в глазах. Теперь она плакала по всякому поводу и злилась на себя за эту слабость.– Я хотела, чтобы мы помнили все, потому что тетя Рут вообще не хотела говорить о них. Она всегда меняла тему, едва я заговаривала о маме.
   – Тетя не хотела ничего плохого, – возразила Хоуп. – Просто она совершенно не понимала детей и думала, что для нас будет лучше, если мы их забудем. Что если мы никогда не будем гово­рить о них, то быстрее придем в себя. Конечно, это было совер­шенно неправильно.
   Сестры помолчали, вспоминая высокий и тихий старомодный дом в Виндзоре, где детям не разрешалось смеяться, чтобы не беспокоить дам, игравших в гостиной в бридж.
   – Она не так уж плохо заботилась о нас, – заметила Хоуп.
   – Не так уж. Теперь я понимаю, что для нее, наверное, это было настоящим кошмаром. Нелегко старой деве воспитывать двух маленьких детей.
   Рядом с ними остановилась новенькая красная машина.
   – Хелло-о! – пропела Дельфина, опуская стекло. – Привет, Хоуп! А вы, должно быть, Сэм? Рада познакомиться с вами. О гос­поди, – добавила она, – за милю видно, что вы сестры. Вы так похожи!
   Сэм и Хоуп удивленно посмотрели друг на друга.
   – До сих пор этого никто не замечал, – сказала Сэм.
   – Значит, во всем виноваты мои кельтские предки, – расплы­лась в улыбке Дельфина. – Я ведь немного экстрасенс и чувст­вую кое-что, чего другие не ощущают. Вы придете сегодня в клуб макраме? – спросила она, , ;
   – Вообще-то я собиралась, но у меня Сэм… – Хоуп осеклась.
   – И думать не смейте! – решительно заявила Дельфина. – Сэм придет с вами.
   – Я не хочу быть незваным гостем, – пробормотала Сэм, ис­пуганная мыслью о том, что испортит кому-то вечер. – Я пре­красно могу посидеть дома…
   Дельфина подняла глаза к небу.
   – Ну и парочка! Хотите перещеголять друг друга в деликат­ности? Так вот, я вас официально приглашаю, Сэм. Мы уже сто лет не встречались. Это будет настоящая бомба! Мэри-Кейт за­паслась водкой и смешала свой потрясающий мартини. Если вы не придете, мы перепьемся, и завтра в поселке объявят траур, по­тому что единственный фармацевт Редлайона будет мучиться по­хмельем. Пока-а!
   Она нажала на педаль газа и умчалась. Сестры переглянулись и рассмеялись.
   – Она прелесть, – сказала Сэм. – Удивительное место…
   – Да. Это Редлайон, – гордо сказала Хоуп. – Он проглатыва­ет тебя целиком. И принимает такой, как ты есть.

13

   Вечером должно было состояться первое заседание клуба мак­раме после долгого перерыва. Вирджиния купила головку мест­ного сыра и бутылку белого вина. Таков был ее вступительный взнос, хотя Мэри-Кейт не велела ничего приносить с собой.
   – Главное – приходите сами, – сказала она. – Этого будет вполне достаточно. Мы с Дельфиной уже все приготовили. Только не садитесь за руль и приготовьте на утро несколько таблеток рас­творимого анальгина.
   – Вы как профессионал предрекаете, что завтра мы все будем страдать похмельным синдромом? – спросила Вирджиния.
   – Ничуть, – лаконично ответила Мэри-Кейт. – Просто мне нравится быть во всеоружии.
   Вирджиния посмотрела на часы и решила, что выйдет через полчаса. Но до того ей нужно было проверить спальни для гостей. Джейми и Лоренс со своей новой подружкой по имени Барбара обещали приехать на пару дней, и она хотела убедиться, что все готово.
   Розовый будуар был в полном порядке, но зато во второй ком­нате на стене красовалось влажное пятно. «Старые дома подобны дамам в возрасте, – вздохнула Вирджиния. – Стоит справиться с одним недугом, как тут же появляется другой». Несмотря на мо­роз, ее бедро не болело уже неделю, однако вернулась боль в пле­че, которой она не испытывала несколько лет. И это случилось именно тогда, когда от Вирджинии потребовались физические усилия! При детях она должна была выглядеть живой и здоровой, а не немощной старухой, требующей ухода.
   «Они не дети, – поправила себя Вирджиния. – Они взрослые. Двадцать семь и двадцать пять». Но в глубине души она знала, что всегда будет считать Лоренса и Джейми детьми, хотя они жили собственной взрослой жизнью и работали не покладая рук. У Ло­ренса был в Суордсе зубоврачебный кабинет, а Джейми преподавал математику в закрытой школе для мальчиков. Вирджиния горди­лась всеми тремя своими сыновьями и надеялась, что сумела дать им, как гласит пословица, «корни и крылья». И все-таки она чув­ствовала себя эгоисткой за то, что уехала из Дублина, бросив Ло­ренса и Джейми. Слава богу, Доминик счастливо жил в Лондоне с Салли и маленькой Элисон…
   Джейми и Лоренс не были в Килнагошелл-хаусе с тех пор, как перевезли ее сюда, и предстоящий визит сыновей почему-то тре­вожил Вирджинию. Барбара и Лоренс встречались четыре меся­ца, однако Вирджиния еще не была знакома с девушкой. Будь жив Билл, Барбара наверняка была бы в их доме таким частым гос­тем, что сейчас стала бы почти членом их семьи. В этом был весь Билл – гостеприимный и щедрый. При нем сыновья с самого на­чала приводили в дом своих подружек.
   Вирджиния тяжело вздохнула. Ей Лоренс рассказал о Барбаре по телефону. По его словам, она была «добрая, умная и очень, очень милая». Вирджиния тут же позвонила Джейми в расчете на более объективную информацию и услышала совсем другую оценку.
   – Она раздражающе беспомощная, – сказал Джейми. – И в то же время властная. Иными словами, пассивно-агрессивная, – добавил он.
   Вирджиния улыбнулась. Джейми успешно применял на прак­тике знания психологии, полученные в университете.
   – Хочешь сказать, что она тебе не нравится?
   – Ни капли, – с непривычной для него решительностью от­ветил Джейми.
   Вирджиния снова вздохнула. Ах, если бы сейчас Билл был с ней! Воспоминание о муже сделало свое дело, и она, как всегда, полезла за платком. «Думай о чем-нибудь другом! – велела она себе. – Не хватало еще явиться к Мэри-Кейт в слезах и испортить людям вечеринку».
   – Знаете, я боялась, что вы не приедете, – сказала Мэри-Кейт, когда гостья отдала ей сыр, вино и букет нарциссов, которые она нарвала на краю луга у Килнагошелла.
   – Я и в самом деле чуть не передумала, – улыбнулась Вирд­жиния, с любопытством разглядывая дом Мэри-Кейт. До сих пор ей не приходилось бывать здесь. .
   – Вы знаете наши правила, – решительно сказала Мэри-Кейт, проводя ее в комнату, оклеенную темно-красными обоями. – Если сегодня вечером у вас неважное настроение, оставьте его за дверью. На то и существует клуб макраме.
   Именно за это Вирджиния и любила свою новую подругу: с Мэри-Кейт можно было не притворяться.
   – Потрясающая комната, – прошептала она.
   Гостиная выглядела как голливудская версия Шанхая тридца­тых годов. Напротив друг друга стояли два огромных дивана с пухлыми валиками, обтянутые восточной парчой. Между ними расположился большой низкий стол темного дерева, который ук­рашали изящные безделушки, деревянные фигурки животных и шахматная доска из резного нефрита. На стенах висели картины в восточном стиле, окна были задернуты элегантными розовыми шторами, лампы под старинными абажурами с бахромой заливали комнату темно-янтарным светом. С каминной полки на них смот­рел Будда, окруженный горящими свечами, которые наполняли воздух ароматом пряностей и корицы. Для полноты картины тре­бовалось, чтобы на Мэри-Кейт было кимоно.
   – Очень красиво, – искренне сказала Вирджиния.
   – Может быть, немного аляповато, но мне нравится, – отве­тила Мэри-Кейт. – При моей матери эта комната была очень не­уютной гостиной, ею почти никогда не пользовались. А мне хотелось чего-то другого. И поскольку я никогда не путешествовала, эта комната стала моим убежищем, где я слушаю музыку.
   – Невероятно, – вздохнула Дельфина, принеся с кухни под­нос, на котором стояли стаканы для мартини, шейкер и все при­надлежности для коктейлей. – Непременно устрою у себя что-нибудь подобное. Вирджиния, хотите выпить?
   – Не откажусь.
   Мэри-Кейт включила музыку, и Вирджиния сделала глоток мартини.
   – Боже, как хорошо! – вздохнула она, когда жидкость скольз­нула по пищеводу, словно ртуть.
   – Я говорила вам, что она великолепно смешивает коктей­ли, – откликнулась Дельфина. – В нью-йоркском отеле «Плаза» ей платили бы кучу денег, а она сидит в Редлайоне и составляет смеси от кашля!
   – А вы подумали о том, что тогда нам пришлось бы остаться без нее? – улыбнулась Вирджиния.
   – Расскажите мне лучше, кто придет, иначе я ляпну что-ни­будь невпопад.
   – Во-первых, Хоуп, – сказала Мэри-Кейт. – Вы познакоми­лись с ней во «Вдове». Она приведет с собой сестру Сэм, которая вчера прилетела из Лондона.
   Вирджиния кивнула. Она помнила хорошенькую Хоуп Паркер с тревожными глазами и ее красивого, уверенного в себе мужа.
   – Во-вторых, Гизелла. Она немка, руководит яслями «Ханни-банникинс», недалеко от отеля. Живет здесь много лет и была од­ной из шести основательниц первого клуба макраме. Для начала всегда требуется шесть человек.
   Вирджиния попробовала кусочек сыра.
   – А с чего вообще все это началось? – спросила она.
   – Первой осенило Шейлу. Мы когда-то учились с ней в одном классе, но связи практически не поддерживали. Я жила в Дубли­не, она здесь. А потом муж бросил ее и удрал с докторшей. Они оба были очень славными людьми. Кто же знал, что так получится?..