Келли Кэти. Если женщина хочет...

   Сидя в машине, Хоуп мысленно репетировала свою речь.
   – Мэтт, прости меня. Ничего не было. Я сама во всем виновата. Я не должна была соглашаться на его предложение подвезти ме­ня до дома. Я прекрасно понимаю, почему ты мне не поверил…
   Однако именно в этом и заключалась трудность: она знала, по­чему Мэтт вышел из себя, но не могла смириться с тем, что их любовь оказалась слишком хрупкой. Будь по-иному, Мэтт не по­верил бы так легко в ее измену. Но старые привычки взяли свое: он даже не дал ей возможности оправдаться. Нет, она больше не поползет к нему на коленях, умоляя о прощении. Это время про­шло. Если они снова будут вместе, то лишь потому, что оба захо­тят этого и оба скажут, что жалеют о случившемся. Правила игры следовало изменить.
   Мэтт ждал их у отеля. Он стоял, поставив длинную ногу на жердь ограждения паддока для пони. На нем были джинсы и бе­лая майка, отчего его волосы казались темнее обычного. При ви­де его у Хоуп замерло сердце.
   – Папа! – хором завопили дети, и Хоуп заставила себя улыб­нуться.
   Она остановила машину и вышла, продолжая застенчиво улыбаться. Но Мэтт даже не посмотрел на нее. Он рывком открыл дверь, наклонился и обнял детей. Начались возня, писк и доволь­ное хихиканье. Хоуп пришлось отойти в сторону. Когда детей и багаж извлекли наружу, она немного подождала, отчаянно же­лая, чтобы Мэтт сделал первый шаг. Ей было бы достаточно слов: «Пойдем, выпьем кофе», и все встало бы на свои места. Она об­няла бы его и сказала: «Да!»
   – Во сколько тебя ждать завтра?
   Прошло какое-то время, прежде чем Хоуп очнулась от грез об их радостном воссоединении и вернулась к суровой действитель­ности.
   – В пять? – прошептала она. Мэтт кивнул и вежливо сказал:
   – Тогда до завтра. – Потом он посадил Тоби на плечи, под­хватил сумку, взял Милли за руку и пошел к отелю.
   Опустошенная и раздавленная, Хоуп села в машину и поехала домой. До сегодняшнего дни у нее еще была надежда. Теперь ее не осталось. Разве можно было сказать Мэтту о ребенке? В лучшем случае он подумал бы, что это ловушка. В худшем – что это ребе­нок Кристи.

27

   Николь оставила чемодан в прихожей и прошла в гостиную, ожидая увидеть там хаос. Обычно убирать старые газеты и журна­лы приходилось ей самой. Но в комнате царил образцовый порядок: ни кружек на кофейном столике, ни номеров «Хелло» и «О'кей», разбросанных на диване. Странно… На кухне было то же самое. Нигде ни пятнышка, в раковине не валялось даже чайной ложки, а в воздухе стоял лимонный аромат средства для мытья фаянса.
   «Бабушка, – решила Николь. – Бабушка все выскребла и вы­мыла». Наверно, это было результатом ее очередной перепалки с Сандрой из-за опрятности. Обычно после реплики Рини: «Санд­ра, ты как была неряхой, так ею и осталась» – начиналась ссора, после которой наводить порядок приходилось Николь. Но, види­мо, на этот раз все сделала бабка.
   Она поднялась наверх и начала распаковывать чемодан. Пер­вым на свет появился ее любимый старый Тигра, которого она брала с собой в турне. Днем Тигра сидел на гостиничной кровати, а по ночам утешал хозяйку. В ту ночь, когда Николь и Дариус об­нимались, целовались и разговаривали, Тигра неодобрительно смотрел на них с туалетного столика.
   – Тигра шокирован, – сказал Дариус на следующее утро и повернул игрушку мордой в угол перед тем, как поцеловать Николь на прощание.
   – Ему не с чего быть шокированным, – улыбнулась Николь. – Ничего не было.
   Но она хотела, чтобы было! Только в подходящее время и в подходящем месте. После той ночи с Дариусом она не могла ду­мать ни о чем другом и постоянно представляла себе свою новую квартиру. Дариус сможет туда приходить, но квартира будет при­надлежать только ей. Эта мысль была чрезвычайно притягатель­ной. Николь каждую ночь видела во сне, что она вместе с Памми и матерью ходит по магазинам в поисках стеганых одеял и абажу­ров, подбирает то и это и смеется над дурацкой занавеской для душа, разрисованной золотыми рыбками… Потом Николь от­крывала глаза и возвращалась к реальности, понимая, что не сможет оставить родных. Впервые в жизни у нее появилась мате­риальная возможность жить отдельно, но чувство ответственнос­ти не позволяло сделать это.
   Хлопнула входная дверь, и Николь поспешно сбежала вниз. Она не могла дождаться, когда увидит маму и свою дорогую Памми.
   – Николь! – закричала Памми, маленькая белокурая прин­цесса в розовых джинсах и коротенькой курточке.
   – Ох, моя радость, как я по тебе соскучилась! – сказала Ни­коль, прижимая к себе маленькое тельце и пытаясь справиться со слезами.
   – Как хорошо, что ты вернулась, – сказала Сандра. – Мы то­же соскучились по тебе.
   – Как вы здесь жили без меня?
   – Хорошо жили. – Сандра достала из пакета куриные грудки, пару луковиц и банку помидоров. – Правда, Памми?
   Девочка гордо кивнула.
   – Мы готовили каждый день – не только яичницу и чипсы. Николь, ты, наверно, думала, что мы больше ничего не умеем?
   Сандра и Николь дружно улыбнулись.
   – Я освоила тот симпатичный рецепт приготовления барани­ны в йогурте, – сказала Сандра. – Это очень легко, и Памми нравится.
   Николь пришлось опуститься на стул. С ума сойти! Ее мать го­товит? Сандра не готовила ни-ког-да. Когда Николь была малень­кой, они ели яйца, чипсы, пиццу и какое-нибудь замороженное блюдо, которое можно было быстро разогреть. А сейчас мать пре­вратилась в искусного кулинара.
   – В квартире чистота… Должно быть, бабушка постаралась?
   – Это я постаралась! – сердито ответила мать. – Николь, неужели ты всерьез думаешь, что я не знаю, с какого конца берутся за пылесос?
   Николь хотела сказать, что мать никогда не была миссис «Мой дом – моя гордость», но вовремя прикусила язык.
   – Ну, рассказывай, – сказала Сандра, когда сумки опустели и на буфете осталась только пачка шоколадного печенья к чаю. Памми начала раскрашивать картинки, а Сандра – резать лук для обеда. – Ты чудесно выглядишь. Я читала статью о тебе в ве­черней газете. Там тебя назвали «очень талантливой». Я купила шесть экземпляров.
   Николь усмехнулась.
   – Как только выйдет мой сингл, все скажут, что я бездарность и что они знали это с самого начала.
   Сандра пожала плечами:
   – Конечно, бумага все стерпит. Но мы гордимся тобой, что бы о тебе ни написали.
   – Мама, я подумала… – Николь сделала паузу, встала и взяла из пачки еще одно печенье.
   – Ты бросила курить, да? – неожиданно спросила мать. – Ты раньше никогда не ела печенье.
   Николь вспыхнула.
   – Стараюсь изо всех сил, – сказала она. – Дар… э-э… служа­щие компании говорят, что это плохо для голоса.
   – Служащие? – со смехом повторила мать. – Или твой Дари-ус? Не морочь мне голову.
   Николь тут же расплылась в блаженной улыбке, как бывало каждый раз, когда она думала о Дариусе.
   – Ну… да. Об этом я тоже хотела тебе рассказать. А вообще-то я подумываю…
   – Переехать, – закончила за нее мать. – Чему ты так удивля­ешься, моя дорогая? Я знала, что рано или поздно это случится. Теперь тебе имеет смысл жить отдельно. Этого требует твоя работа.
   Изумленная и обиженная Николь уставилась на мать. – А что вы будете без меня делать? – выпалила она. Сандра улыбнулась.
   – Брось, Николь. Ты же не можешь всю жизнь провести с нами. Я знала, что однажды мне придется тебя отпустить. Ты же моя дочь, а не пленница.
   – Но как вы справитесь? На этот раз мать действительно удивилась.
   – Справимся? Но нам вовсе не нужно, чтобы ты заботилась обо всем и вся. Прекрасно справимсяг По-твоему, я безрукая? А как же я справлялась, когда ты была маленькой?
   – Бабушка говорила, что тогда все делала она! – перебила ее Николь.
   – Твоя бабушка такая же, как ты. Ей нужно чувствовать себя незаменимой. Именно она настояла, чтобы я жила с ней. Я тоже хотела жить отдельно, но ты же знаешь, какая она командир­ша, – с любовью добавила Сандра.
   Николь пожалела, что решила бросить курить: переварить такое без сигареты было трудно.
   – В детстве ты была ужасно забавная, – продолжила Сан­дра. – Хотела, чтобы все было идеально. В точности как твоя ба­бушка. Вы с ней два сапога пара. Но даже бабушка не была такой дотошной, как ты. Например, она никогда не мыла ручки кранов в ванной… Знаешь, это меня беспокоило, – призналась Санд­ра. – Я даже ходила к врачу, потому что ты была просто помеша­на на чистоте и порядке. Но врач меня успокоила. Она сказала, что тебе не хватает отца, но ты не хочешь в этом признаться и по­этому стараешься создать видимость нормальной семьи. И велела оставить тебя в покое. Мол, это единственное, что тебе требуется.
   Николь была поражена. Ей казалось, что все было совсем не так.
   – Но бабушка столько раз говорила, что я испортила тебе жизнь… Я считала себя виноватой во всем…
   – Я знаю. – Добрые глаза Сандры потемнели. – Радость моя, ты ни в чем не была виновата. Вы с Памми – самое дорогое, что у меня есть. Ты ведь знаешь это, правда? Я ни о чем не жалею, потому что у меня есть две замечательные дочки. А то, что твоя бабушка жалеет, – это ее дело. Именно поэтому она и не хочет слышать о сексе до свадьбы. Не по моральным соображениям, а потому, что не хочет, чтобы ты осталась с ребенком без пенни в кармане, как мы с ней…
   Тут Сандра спохватилась, бросила сковородку и с ужасом по­смотрела на дочь.
   – О боже, Николь, ты ничего не слышала!
   – Вы с ней?– изумленно повторила Николь.
   – Пожалуйста, Николь, ни слова бабушке! Она убьет меня. Она не хотела, чтобы ты знала. Думала, что ты будешь ее сты­диться. Забудь то, что я сказала.
   – Разве я стала бы стыдиться собственной бабушки? Но забыть я тоже не смогу. Расскажи мне правду, – прошептала Николь.
   – Правду о чем? – властно спросила Рини Тернер, стоявшая на пороге кухни с ключами в руке.
   Николь решила выбрать другой день, чтобы бросить курить. Стоило бабушке начать, слова полились из нее рекой, как будто она давно мечтала рассказать Николь правду. Когда Рини Тернер перебралась из Ирландии в Лондон, ей действительно шел сем­надцатый год. Но Николь ни разу не слышала о том, что Рини сбежала из дома, забеременев от одного местного парня, который и в мыслях не имел жениться на ней. Она жила на маленькой фер­ме близ Редлайона. Николь помнила, что так назывался городок, в котором поселилась сестра Сэм Смит. Но рассказ бабушки был таким невероятным, что она ничуть не удивилась этому совпаде­нию.
   – Жизнь тогда была совсем другой, – говорила Рини. – Ни­коль, ты не можешь себе этого представить, но забеременеть до свадьбы у нас считалось позором и смертным грехом. Мои род­ные ничего не знали, Да я и сама почти ничего не знала. Ни о ка­ком изучении основ секса тогда и слыхом не слыхивали. Мне было ясно одно: я должна уехать, иначе вся моя родня умрет от стыда.
   У Николь заныло сердце при мысли об одинокой девушке, вы­нужденной бросить дом и семью, потому что она жила в эпоху, когда на беременность вне брака было наложено строжайшее табу.
   – К счастью, моя сестра Хизер, упокой господь ее душу, соби­ралась в Лондон учиться на сиделку. Она была старше меня на три года, и однажды ночью я рассказала ей все. Хизер взяла меня с собой в Лондон и позаботилась обо мне… Когда родилась твоя мать, у нас с Хизер уже было свое жилье. Она всем говорила, что я вдова и что мой муж погиб во время несчастного случая на строй­ке. Тогда в Лондоне было много строителей из Ирландии, и ник­то этому не удивлялся. А потом я встретила твоего дедушку Чарли Тернера, и он действительно был твоим дедушкой. Потому что любил Сандру, как свою собственную дочь!
   Николь сохранила лишь смутные воспоминания о добром седом дедушке, умершем, когда она была маленькой.
   – Бабушка, почему ты ничего мне не рассказывала? – спро­сила она. – Неужели я бы тебя осудила?
   Впервые в жизни Николь увидела, как ее бабушка смущенно потупилась.
   – Я много раз собиралась, но не могла найти подходящий мо­мент.
   – Мама, у Николь тоже есть новость, – с улыбкой сказала Сандра. – Они с Дариусом Гудом любят друг друга. Она собира­ется снять себе квартиру и жить отдельно.
   – Надеюсь, не с Дариусом? – сердито спросила Рини. .
   – Нет, – ответила уязвленная Николь. – Кстати, я думала, что он тебе нравится.
   Бабушка улыбнулась.
   – Нравится, – подтвердила она. – Он настоящий джентль­мен и подходит тебе. Я только не хочу, чтобы ты торопилась. Те­перь тебе нужно думать о карьере. Ты же не захочешь оказаться связанной по рукам и ногам, верно? Мы с твоей матерью хотели бы, чтобы ты чего-то добилась, а уже потом обзавелась семьей. Я смотрела по телевизору «Горячую десятку» и могу сказать, что всем остальным певцам до тебя далеко! – убежденно сказала Рини.
   Николь засмеялась.
   – Ах, бабушка, ты пристрастна!
   Она поцеловала бабку и мать и побежала наверх, чтобы позво­нить Дариусу. Теперь она была уверена, что Тернеры без нее не пропадут.

28

   Сэм примеряла свое сногсшибательное платье. Оно чрезвы­чайно шло к ее смуглой коже и прямым длинным платиновым волосам, падавшим на плечи. Переливающаяся ткань в тонкую полоску, сладострастно льнувшая к телу, и вызывающе низкий вырез делали ее похожей на голливудскую диву, собравшуюся на церемонию, вручения «Оскара».
   На двери шкафа висел другой подходящий наряд – черный костюм от Прада, очень дорогой и модный. Но Сэм была по гор­ло сыта сдержанным деловым стилем – и наплевать, что на вру­чении «Лимона» будет присутствовать босс, который ясно давал ей понять, что она ему нравится. Сэм не сомневалась, что сумеет справиться со Стивом; кроме того, ей хотелось впервые предстать перед Морганом в полном блеске. Пусть она и не относилась к той возрастной группе, которую предпочитал Морган, но выглядела неплохо и собиралась перед отъездом на церемонию заскочить к Бенсону и поздороваться.
   – Привет! – начала репетировать она, крася глаза перед зерка­лом. – Я забежала на минутку, чтобы вернуть вам видеокассету…
   Нет, неубедительно. Да и какого черта?! Разве нельзя просто прийти к нему и сказать: «Привет! Мне захотелось показаться вам перед выходом. Что вы скажете об этом платье?»
   Сэм знала, чего хочет. Она хотела, чтобы его узкие глаза цвета карамели широко раскрылись при виде ее обнаженных плеч, по­крытых бронзовой пудрой с блестками, чтобы потом его оцени­вающий взгляд скользнул в возбуждающую ложбинку между гру­дями и загорелся от желания. Когда Морган увидит ее в этом пла­тье, половина дела будет сделана.
   Сэм была уверена, что и Морган к ней неравнодушен, ждет от нее сигнала. Считает ее сильной женщиной, которая не любит, когда мужчины позволяют себе лишнее. Что ж, настало время показать, что любовь и уважение могут идти рука об руку.
   В пять часов Сэм накинула просторное пальто из темно-фио­летового бархата и отправилась в соседний дом.
   В это время отделочники обычно завершали свою бурную дея­тельность, и, если повезет, она сможет остаться с Морганом на­едине. Однако ее ожидало разочарование: входная дверь была от­крыта, и Сэм услышала стук молотков.
   Строители работали здесь уже несколько месяцев. Надо ду­мать, ремонт стоил Моргану целое состояние. Он давно уже не говорил о том, что хочет продать дом, и иногда Сэм фантазирова­ла, что они с Морганом живут там вместе. Представляла себе, что она рассказывает гостям, как помогала ему мостить патио, а Мор­ган обнимает ее, улыбается и во всеуслышание говорит, что по­любил ее за независимый нрав.
   – Эй! – негромко окликнула она, заглянув на кухню, где си­дели строители, выкуривавшие по последней сигарете на дорож­ку. – Привет, мальчики. А где хозяин?
   – В оранжерее, – сказал один из них.
   Сэм быстро прошла в оранжерею, почти полностью перестро­енную, и застыла, потеряв дар речи. Морган бережно, словно фарфоровую вазу, обнимал девушку с глазами серны. Ту самую, которая выходила из его дома после вечеринки, явно проведя там ночь. Девушку лет двадцати с небольшим, которая однажды утром появилась в его джинсах и свитере и выглядела так, словно только что обнимала Моргана.
   Сэм от души надеялась, что эта нимфетка осталась в прошлом. В последнее время она вообще не видела возле дома Моргана женщин и была уверена, что это не простое совпадение, что Мор­ган влюбился в нее и перестал встречаться со своими крошками. Но маленькая мисс Серна прижималась к его груди, обтянутой старой белой майкой, с таким видом, словно имела на это полное право. Из чего следовало, что их роман продолжается вовсю.
   Сэм показалось, что ее ударили ножом в сердце. Она затаила дыхание и попятилась. Чтобы осознать случившееся, ей понадо­билось всего несколько секунд. Морган смотрел на нее, хлопая глазами, но Сэм не собиралась выслушивать его жалкие объясне­ния. Она стремительно повернулась и выбежала из оранжереи.
   – Красивое платье! – крикнул один из работяг, когда Сэм в распахнутом бархатном пальто пробежала мимо него в коридор.
   Очутившись в своей квартире, Сэм села в кресло у окна, слиш­ком потрясенная, чтобы снять пальто. Морган вовсе не любил ее; глупо было думать иначе. Интересно, она сама морочила себе го­лову или это делал он? Впрочем, неважно. Сэм знала только од­но – она бежала к нему, как девчонка, и оказалась в дураках. Все это было только ее фантазией. Размечталась!
   Она сидела неподвижно, утратив представление о времени. Ей хотелось, чтобы Морган ворвался в ее квартиру, начал просить прощения, сказал, что все это ужасная ошибка и что она поторо­пилась с выводами. Что он любит ее.
   И в то же время она злилась на саму себя за то, что поверила мужчине. Все очень просто. Нужно полностью вычеркнуть Мор­гана Бенсона из своей жизни, потому что она больше не выдер­жит такого напряжения. Его нет, он остался в прошлом, как рок-группа, чей следующий альбом она отказалась выпускать. Люди часто спрашивали, как она может работать там, где приходится принимать жесткие решения, и Сэм отвечала просто: это бизнес. Тут нет ничего личного. Ни одна звукозаписывающая компания не может позволить себе держать иждивенцев.
   Теперь ей следовало сделать то же самое, словно Морган был группой, в которую она вложила много времени и денег, но за­траты не окупились. Пора расставаться. Он – прошлое, история. Все кончено. Если повторять себе это достаточно часто, можно поверить.
   Церемония вручения «Лимона» прошла для нее в тумане. За­помнилось только, что группа «Денсити» потерпела сокруши­тельное поражение в номинации «Лучший дебютант». Стив Пэр-рис с горя напился, говорил ей, как она ему нравится, и жаловался на бывшую жену, которая сбежала от него, заявив, что он никуда не годится в постели.
   – Вы меня мало знаете, но, если бы узнали, я бы вам тоже по­нравился, – невнятно бормотал Стив. – Хотя бы немножко, правда?
   – Да, – с отсутствующим видом ответила Сэм. Ее это не инте­ресовало; кроме того, она знала, что утром Стив не вспомнит ни слова из сказанного.
   – Нет, правда? Хоть чуть-чуть? – настаивал пьяный Стив. Он был так близко, что Сэм чувствовала запах перегара.
   – Да, конечно, – сказала Сэм таким тоном, словно говорила с Тоби или Милли.
   – Понимаете, люди думают, что я «голубой»…
   Сэм облегченно вздохнула. Если он был «голубым», это озна­чало две вещи: во-первых, что он не имел на нее никаких видов; во-вторых, что Стив куда человечнее, чем кажется, но скрывает свою подлинную сущность, потому что для преуспевания в таком мужском деле, как музыкальный бизнес, нужно быть жестким. Если Стив «голубой», то они и вправду смогут стать друзьями, объединенными необходимостью изображать из себя «крутых».
   В знак поддержки Сэм положила руку на его колено.
   – Но я не «голубой», – икнул Стив. – А жаль, черт побери!
   Так было бы куда легче. Мне бы не пришлось иметь дело с сука­ми вроде моей бывшей жены. Но я ненавижу гомиков!
   Сэм тут же убрала руку. Ее последняя надежда угасла.
   – У этой суки были альбомы с фотографиями всяких извра­щений. Господи, как же я ее ненавижу! Но не все женщины такие, правда?
   Каждая новая фраза была Сэм как нож острый. Пьяная откро­венность – самая опасная вещь на свете. Стив действительно проявлял к ней интерес, но она не могла сказать, что не в состоя­нии ответить на его чувства: Пэррис был пьян и ничего не сооб­ражал. Хуже того, босс поверял ей свои тайны так, словно она была его лучшим другом. Следовательно, Стив разозлится, когда она скажет, что не испытывает к нему интереса. Впрочем, есть надежда, что утром он забудет про свои признания…
   Пэррис пьяно улыбнулся ей, и Сэм слегка улыбнулась в ответ. А что ей еще оставалось делать?
   «Три часа ночи – не лучшее время, чтобы ложиться спать», – подумала Сэм на следующее утро, собираясь за продуктами. Хотя она выпила всего лишь пару бокалов вина, но спала плохо и про­снулась усталая и разбитая. Лицо было бледным, под тусклыми глазами залегли тени, однако краситься она не стала. Кому на нее смотреть?
   Сэм натянула брюки, белую майку, куртку на «молнии» и вы­шла из дома. И тут же столкнулась с Морганом. По странному совпадению, у него тоже запали глаза, а загорелое лицо стало пе­пельным.
   – Сэм, – негромко сказал он, – мне нужно поговорить с вами.
   – О чем? О вашем гареме? А я-то, дура, думала, что вы броси­ли своих дошкольниц! К несчастью, я ошиблась.
   – Сэм, это не то, что вы думаете, – упрямо пробормотал Бен-сон.
   Гнев, копившийся в ней со вчерашнего вечера, вырвался нару­жу, как лава.
   – Не то, что я думаю? – прошипела она, как персонаж филь­ма ужасов. – Откуда вам знать, что я думаю? Вы не знаете обо мне ничего. А вот я знаю о вас все. Вы не можете жить без мало­леток, верно? Вы мне отвратительны!
   Морган подошел ближе. В его узких глазах застыла мольба.
   – Сэм, не сердитесь. Вы все неправильно поняли, честное слово. Я могу объяснить…
   Сэм посмотрела на него с ненавистью. Ей хотелось заорать на всю округу, но нужно было сохранять остатки достоинства.
   – Я не хочу слушать ваши лживые оправдания, – сказала она, надменно вздернув подбородок. – Оставьте меня.
   – Не говорите так, – попросил Морган.
   – Нет, буду! Вы для меня ничто! Я больше не желаю с вами разговаривать! Никогда!
   – Вы не хотите дать мне возможность объясниться, потому что уже все решили заранее, верно?
   Глаза Моргана стали чужими, голос звучал холодно. На долю се­кунды Сэм заколебалась. Но лишь на долю. Она знала, что не ошиб­лась, и не собиралась позволить ему одурачить ее во второй раз.
   – Я просила оставить меня в покое! – гневно сказала она. Господи, скорее бы он ушел, иначе она не выдержит! Разреветься у него на глазах было бы слишком унизительно.
   – Прошу прощения, – все тем же чужим голосом сказал Мор­ган. – Значит, наша дружба для вас ничего не значит? Вы не ве­рите мне?
   – Вы не обязаны мне что-то объяснять. «Ничего не объяснять, никогда не извиняться…» – процитировала Сэм. – Видимо, это ваш девиз.
   – Нет, – сказал Бенсон тоном, который мог бы заморозить пекло. – Я ничего не объясняю только тогда, когда мне не верят.
   Он повернулся и пошел к дому. Сэм очень хотелось побежать за ним, но это было невозможно. Совершенно невозможно.
   Была пятница. После вручения «Лимона» прошла ровно неде­ля. Рассвет выдался поразительно ярким. Идя к станции метро «Холланд-парк», Сэм слышала, как пересвистываются птицы в деревьях вдоль дороги. «Стыдно работать в такой день», – поду­мала она, а затем осудила себя за пессимизм.
   В половине седьмого час пик в метро еще не начался, и вагон, в котором ехала Сэм, был заполнен лишь наполовину. На сиде­нье лежал забытый кем-то дамский журнал. Сэм, которой было нечего читать, кроме лежавших в «дипломате» документов, начала небрежно листать его. Она пропустила рубрику «Мода», где было представлено множество кокетливых летних нарядов, и интер­вью с самовлюбленной актрисой, которая заявляла, что не нужда­ется в диете для сохранения фигуры, ест как лошадь и обожает чипсы. «Ага, как же!» – хмыкнула Сэм.
   Она перестала листать страницы, когда добралась до вклады­ша, посвященного взаимоотношениям между сексуальными парт­нерами. Обычно Сэм относилась к таким статьям с презрени­ем – так же как к женщинам, которые считали, что единственной целью их жизни является мужчина. Но сегодня ее внимание привлекли заголовки.
   «Слишком гордая, чтобы просить прощения», «Не вредит ли карьера твоей личной жизни?», «Семь секретов, которые должна знать каждая женщина».
   Сэм устроилась поудобнее и начала читать, готовая насмешли­во фыркнуть. Карьера вредит твоей личной жизни?.. Если бы! Но скоро она поняла, что смеяться не над чем. Статья была написана словно о ней. Здесь шла речь о деловых женщинах, которые ви­дят в мужчинах лишь коллег и не понимают, что личная жизнь так же важна, как и работа.
   «Мужчины обычно понимают, что необходимо иметь и другие интересы, – объяснял психолог, у которого брали интервью. – У них есть спорт, хобби, а если везет, то и женщина-партнер, ко­торая приглядывает за домом и позволяет им выкраивать время на спорт и хобби. Но так называемые деловые женщины ничего подобного не имеют. Они целиком отдаются работе, и именно в этом заключается проблема. Никакая карьера не стоит того, что­бы ради нее отказываться от всего на свете».
   Мужчина, который вошел в вагон на станции «Ноттингхилл-гейт» и плюхнулся рядом, придвинулся ближе и попытался загля­нуть в журнал. Сэм прижала журнал к груди, не желая, чтобы кто-то понял, что она читает статью о себе – печальной и одинокой деловой женщине.