Страница:
– Вы не правы, Мэри-Кейт, – возразила она. – В ее присутствии Кевин действительно вел себя совсем по-другому. Думаю, он испытывает чувство вины за то, что встречается со мной.
– Вины? Но за что? Его жена умерла уже несколько лет назад, и он не изменяет ее памяти, видясь с вами.
Вирджиния пожала плечами:
– Умерла, но не забыта. Он чувствует неловкость из-за того, что встречается со мной под предлогом игры в гольф.
Мэри-Кейт опечалилась.
– Знаете, я все время думаю о Билле, – тихо сказала Вирджиния. – Я любила его так, что невозможно себе представить. Но это не значит, что теперь я не могу испытывать удовольствия от встреч с Кевином. Сама мысль о том, что я могу с кем-то обедать, означает возврат к нормальной жизни. Когда умер Билл, мне и в голову не приходило, что это возможно. Но такие простые вещи, как покупка нового платья или новые знакомства, делают свое дело. Они заставляют меня чувствовать, что я еще жива, а не жду смерти и возможности соединиться с Биллом. Что в этом плохого?
Ее красивое тонкое лицо было очень серьезным, и Мэри-Кейт подумала, что Кевин Бартон дурак, если готов расстаться с умной и доброй Вирджинией Коннелл только потому, что он и его так называемые друзья не могли забыть покойную Урсулу.
– Ничего. Вы абсолютно правы. Вы не должны переставать жить только из-за того, что на свете есть люди, осуждающие женщин, которые не бросаются в погребальный костер мужа, – решительно сказала Мэри-Кейт. – Дайте Кевину еще один шанс, ладно?
– Что ж, пожалуй. Иначе мне останется только одно: вырвать Ричарда Смарта из цепких ручек Гленис.
Эта мысль заставила обеих улыбнуться.
– Вперед! – пошутила Мэри-Кейт. – Я бы на вашем месте дерзнула.
Вирджиния пожала плечами:
– Одной дерзости недостаточно. Раз они до сих пор вместе, то заслуживают друг друга.
18
19
20
– Вины? Но за что? Его жена умерла уже несколько лет назад, и он не изменяет ее памяти, видясь с вами.
Вирджиния пожала плечами:
– Умерла, но не забыта. Он чувствует неловкость из-за того, что встречается со мной под предлогом игры в гольф.
Мэри-Кейт опечалилась.
– Знаете, я все время думаю о Билле, – тихо сказала Вирджиния. – Я любила его так, что невозможно себе представить. Но это не значит, что теперь я не могу испытывать удовольствия от встреч с Кевином. Сама мысль о том, что я могу с кем-то обедать, означает возврат к нормальной жизни. Когда умер Билл, мне и в голову не приходило, что это возможно. Но такие простые вещи, как покупка нового платья или новые знакомства, делают свое дело. Они заставляют меня чувствовать, что я еще жива, а не жду смерти и возможности соединиться с Биллом. Что в этом плохого?
Ее красивое тонкое лицо было очень серьезным, и Мэри-Кейт подумала, что Кевин Бартон дурак, если готов расстаться с умной и доброй Вирджинией Коннелл только потому, что он и его так называемые друзья не могли забыть покойную Урсулу.
– Ничего. Вы абсолютно правы. Вы не должны переставать жить только из-за того, что на свете есть люди, осуждающие женщин, которые не бросаются в погребальный костер мужа, – решительно сказала Мэри-Кейт. – Дайте Кевину еще один шанс, ладно?
– Что ж, пожалуй. Иначе мне останется только одно: вырвать Ричарда Смарта из цепких ручек Гленис.
Эта мысль заставила обеих улыбнуться.
– Вперед! – пошутила Мэри-Кейт. – Я бы на вашем месте дерзнула.
Вирджиния пожала плечами:
– Одной дерзости недостаточно. Раз они до сих пор вместе, то заслуживают друг друга.
18
– Мама, телефон! – на следующее утро сердито сказала Милли, забравшись на кровать к Хоуп и качаясь на ней. – Вставай, мама, это звонит папа!
Мама, у которой болела голова после кошмарного сна, заставила себя сесть. Почему они не додумались поставить параллельный аппарат в спальне?
Спотыкаясь, она спустилась на первый этаж, взяла трубку и хрипло сказала:
– Алло…
– Привет, дорогая. Похоже, ты только что проснулась, – весело сказал Мэтт.
Хоуп возблагодарила господа за то, что такая новинка, как видеотелефон, до семьи Паркер еще не добралась. Иначе Мэтт догадался бы обо всем по выражению ее лица.
– Н-нет, – заикаясь, выдавила она. – Просто устала. Я плохо спала.
– Бедняжка. Знаешь, я должен тебе кое-что сказать.
У Хоуп расширились глаза. Как он узнал? Кто ему позвонил? Неужели их с Кристи кто-то увидел, и у этого кого-то хватило жестокости разрушить чужой брак…
– Здесь куча дел. Я вернусь дней через десять, но потом буду вынужден снова улететь в Бат. Недели на две. Может быть, на дольше, – сказал Мэтт. – Офис буквально задыхается – после того, как мы получили премию, агентство Джадда стало самым модным в стране, и все хотят иметь дело только с ним. А Адам никак не может прийти в себя.
Хоуп вздохнула с облегчением и опустилась в кресло. Слава богу, он ничего не знал о Кристи… Поняв это, она стала покладистой.
– Ладно, Мэтт. С этим ничего не поделаешь. Я понимаю.
– Вот и хорошо, дорогая, – обрадовался Мэтт. – Я боялся, что ты будешь сердиться. Знаю, как тебе трудно справляться с детьми в одиночку. Обещаю: как только я вернусь, мы отправим малышей к Финуле, а сами съездим куда-нибудь на романтический уик-энд, о'кей?
При мысли о романтическом уик-энде, во время которого ей придется бороться с собой, чтобы не рассказать Мэтту о случившемся, Хоуп бросило в холодный пот.
– Замечательная мысль, – механически ответила она. – Уехать на уик-энд было бы чудесно, но давай возьмем детей с собой.
Мэтт начал предлагать места, но Хоуп не слушала: ее продолжала мучить совесть. Муж неправильно истолковал ее молчание.
– Не сердись на меня, – попросил он. – Мне очень жаль, что я не смогу провести с вами ближайший уик-энд. Я знаю, ты хочешь сказать, что дети забудут меня, а ты от скуки заведешь себе молодого любовника!
Он рассмеялся: мысль была абсурдная. Хоуп тоже нервно хихикнула.
– Смешно. Очень смешно, – сказала она.
Хоуп не собиралась наряжаться на работу. Совершенно не собиралась. Накануне она выбрала простую белую хлопчатобумажную блузку и черные брюки. Так она сойдет за официантку, и этот наряд убьет всякое желание. Она даже придумала, что скажет, если случайно столкнется с Кристи, и репетировала эту речь сорок восемь часов, бесконечно повторяя ее в уме.
«Кристи, я замужем. Я люблю своего мужа. Это была ошибка. Просто я слишком много выпила. Прошу прощения за то, что невольно ввела вас в заблуждение. У меня счастливый брак».
Она пробовала разные варианты, сгорая от стыда при мысли об этом разговоре. Наверно, Кристи будет очень удивлен. Наверно, он считает ее потаскушкой, которая трахается направо и налево и обожает мужское внимание. О нет, ради бога, только не это! За все годы ее брака она ни разу не посмотрела на другого мужчину. К сожалению, с самого утра все пошло не так, как она планировала. Началось с того, что за завтраком Милли испачкала клубничным джемом и себя, и мать. Пришлось переодеваться. Единственная белая блузка висела в самом углу шкафа, и Хоуп второпях схватила ее, забыв, что эта скромная шелковая блузка была очень чувствительна к статическому электричеству и без применения специальных средств липла к коже, как мокрая футболка. Она вспомнила об этом только тогда, когда сняла пальто в бухгалтерии. Блузка прилипла к телу так, словно Хоуп искупалась в столярном клее.
В тот день у Дженет был выходной, и они работали вдвоем с Уной, слушая радио. Время от времени в бухгалтерию входил кто-то из регистратуры. Стоило открыться двери, как Хоуп подпрыгивала на стуле, боясь, что это Кристи. Однако время шло, а управляющий не подавал признаков жизни. «Наверное, его сегодня нет», – убеждала себя Хоуп и постепенно успокаивалась. Она забыла про заранее заготовленную речь и надеялась, что при следующей встрече они будут поддерживать сугубо служебные отношения и делать вид, что ничего не было.
Так бывает во время киносъемок на натуре, когда между артистами и артистками возникают скоропалительные романы. Эта игра называется «Съемки не в счет». Потом участники делают вид, что никакого романа не было, и как ни в чем не бывало возвращаются к прежним партнерам. Должно быть, в гостиничном бизнесе поступают так же.
В двенадцать пятьдесят пять Хоуп выключила компьютер и схватила пальто.
– Я знаю, еще рановато, – сказала она, – но мне пора бежать.
Кристи всегда появлялся #а работе после часа. Если уйти раньше, то они не столкнутся.
– Ничего страшного, – ответила Уна. – Только по дороге занесите это в регистратуру. – Она протянула Хоуп какую-то бумагу.
„Хоуп выглянула в коридор. Путь был свободен. Она сунула документ администраторше и пулей вылетела в парадную дверь, даже не успев надеть пальто. Обогнув фигурно подстриженную живую изгородь, Хоуп устремилась к машине. Но едва она добралась до посыпанной гравием дорожки, как перед ней вырос Де Лейси.
Безукоризненно сшитый костюм, темные кудри, сверкающие глаза делали его невероятно опасным. Еще более опасным, чем в том сне, когда обнаженный Кристи яростно овладевал Хоуп и низким бархатным голосом повторял, как он хочет ее.
– Добрый день, – дружелюбно сказал он. – Вы всегда куда-то торопитесь, миссис Паркер.
Хоуп потеряла дар речи. Несмотря на все репетиции, она не могла прочитать заранее заготовленную речь: когда Кристи стоял рядом, у нее начинало бешено колотиться сердце.
– Мне нужно забрать детей, – пробормотала она и тут же спохватилась. Кристи знал, что она лжет, – в прошлый раз Хоуп забрала их в четыре.
– Жаль. Мы могли бы вместе отправиться на ленч, – непринужденно сказал он, касаясь рукой отворотов предательской блузки. – Вы очень необычно одеваетесь. Едва ли я смог бы работать, если бы увидел вас утром.
– Вы не должны смотреть на меня, – глупо сказала Хоуп. Кристи только улыбнулся. Он был так близко, что она ощущала тепло его дыхания. Еще мгновение – и его полные губы с приподнявшимися уголками прильнули к дрожавшим от ожидания губам Хоуп.
Хоуп не хотела этого, но не могла справиться с собой. Заранее заготовленные слова «у меня счастливый брак» испарились из ее памяти; она отдалась опьяняющему ощущению близости самого сексуального мужчины, которого ей доводилось видеть. Кристи обхватил ее талию и прижал к себе. Это не имело ничего общего с поцелуем в машине. Тогда они были ограничены пространством, но здесь, в дальнем углу автостоянки, наполовину скрытом высокой живой изгородью, ограничений не было. Кристи прижимал трепещущую Хоуп к своем твердому жилистому телу, и она пылко отвечала ему, обхватив руками его шею, погрузив пальцы в мягкие кудри. Она притягивала его к себе так жадно, словно была умирающим от нехватки кислорода аквалангистом, а он – запасным резервуаром с дыхательной смесью.
Поцелуй казался бесконечным. Умелые губы Кристи заставили Хоуп забыть обо всем на свете. Каждый дюйм ее тела изнывал и тянулся к нему, как цветок тянется к солнцу. Его руки спустились ниже, обхватили ее ягодицы, и когда Кристи привлек ее к себе, у Хоуп вырвался стон. Все ее тело покалывали тысячи крошечных иголок. Она хотела, чтобы Кристи прижал ее к стене, сорвал одежду и начал умолять сказать «да». Да, да…
– Да! – прошептала Хоуп, когда губы Кристи коснулись ее шеи и потянулись к вырезу злополучной блузки.
– Да? – гортанно переспросил он. – Ты уверена?
– Да. Я знаю, что это плохо, но ничего не могу с собой поделать… – пролепетала Хоуп.
– В этом нет ничего плохого.
Опытные пальцы Кристи быстро расстегнули пуговицы, проникли под блузку и коснулись обнаженной груди. Хоуп застонала от желания, когда он начал ласкать ее сосок. Она готова была взорваться от желания, сила которого ошеломила ее самое. Каждая клеточка ее тела стремилась к нему, изнемогала от страсти…
Резкий звонок мобильника заставил обоих вздрогнуть.
– Черт возьми! – Кристи тут же отпустил Хоуп и достал телефон из внутреннего кармана пиджака.
– Кристи Де Лейси. Мистер Уилсон? Конечно, мы вас не забыли, – невозмутимо сказал он, тут же вернув себе прежний имидж.
Хоуп застыла на месте с открытым ртом и расстегнутой блузкой. Похоже, Кристи умел включаться с пол-оборота. Никто не сказал бы, что этот человек секундой раньше готов был овладеть женщиной.
Радость от того, что желанна, тут же исчезла. Жестокая правда заключалась в том, что ради служебного долга Кристи готов был бросить ее в любую минуту. А она, как последняя сучка, забыла о своем долге перед мужем. Господи, что они делают? Что она делает? Пришедшая в ужас Хоуп застегнула блузку, подняла с земли пальто, которое уронила в угаре страсти, и побежала к машине. «И ты еще смеешь говорить о любви к мужу? – гневно говорила она себе самой. – Лживая, подлая сука! Грязная тварь!»
Хоуп нажала на газ, боясь, что Кристи погонится следом и потребует продолжения. Но Де Лейси поблизости не было. Наверняка он уже пришел в себя, снова начал играть роль образцового управляющего отелем и забыл-о страстной сцене с глупой и развратной временной сотрудницей бухгалтерии. Тем не менее теперь Кристи сможет смотреть на Мэтта сверху вниз и самодовольно думать: «Приятель, я спал с твоей женой». И все по ее вине… В этот миг Хоуп ненавидела себя, как никогда в жизни.
Вечером Хоуп позвонила сестре. Ей хотелось кому-то рассказать о случившемся, зарубиться чьей-то поддержкой, услышать, что ничего страшного не произошло, а следовательно, стыдиться ей нечего.
Однако, когда Сэм сняла трубку, Хоуп поняла, что не сможет ничего ей сказать. Нет, Сэм не была ханжой, но Хоуп знала, что неверность – не чета другим грехам. Эта тема была запретной и обсуждению не подлежала. Люди, которые могли простить другим что угодно, при мысли о супружеской измене испытывали шок. Хотя Сэм не слишком любила Мэтта, она была бы потрясена, узнав, что Хоуп может прийти в голову мысль наставить мужу рога. Хуже того, она могла окончательно разочароваться в сестре. Поэтому Хоуп ничего не сказала, и они десять минут болтали о всяких пустяках.
Положив трубку, Хоуп грустно уставилась в окно. Дети весело лепили пирожки из глины и были по уши в грязи. Они были счастливы, а она несчастна, но винить в этом ей следовало только самое себя. Выход был один: бросить работу. Если она еще раз увидится с Кристи, то умрет от стыда. Но как она будет смотреть в глаза Мэтту?
Мама, у которой болела голова после кошмарного сна, заставила себя сесть. Почему они не додумались поставить параллельный аппарат в спальне?
Спотыкаясь, она спустилась на первый этаж, взяла трубку и хрипло сказала:
– Алло…
– Привет, дорогая. Похоже, ты только что проснулась, – весело сказал Мэтт.
Хоуп возблагодарила господа за то, что такая новинка, как видеотелефон, до семьи Паркер еще не добралась. Иначе Мэтт догадался бы обо всем по выражению ее лица.
– Н-нет, – заикаясь, выдавила она. – Просто устала. Я плохо спала.
– Бедняжка. Знаешь, я должен тебе кое-что сказать.
У Хоуп расширились глаза. Как он узнал? Кто ему позвонил? Неужели их с Кристи кто-то увидел, и у этого кого-то хватило жестокости разрушить чужой брак…
– Здесь куча дел. Я вернусь дней через десять, но потом буду вынужден снова улететь в Бат. Недели на две. Может быть, на дольше, – сказал Мэтт. – Офис буквально задыхается – после того, как мы получили премию, агентство Джадда стало самым модным в стране, и все хотят иметь дело только с ним. А Адам никак не может прийти в себя.
Хоуп вздохнула с облегчением и опустилась в кресло. Слава богу, он ничего не знал о Кристи… Поняв это, она стала покладистой.
– Ладно, Мэтт. С этим ничего не поделаешь. Я понимаю.
– Вот и хорошо, дорогая, – обрадовался Мэтт. – Я боялся, что ты будешь сердиться. Знаю, как тебе трудно справляться с детьми в одиночку. Обещаю: как только я вернусь, мы отправим малышей к Финуле, а сами съездим куда-нибудь на романтический уик-энд, о'кей?
При мысли о романтическом уик-энде, во время которого ей придется бороться с собой, чтобы не рассказать Мэтту о случившемся, Хоуп бросило в холодный пот.
– Замечательная мысль, – механически ответила она. – Уехать на уик-энд было бы чудесно, но давай возьмем детей с собой.
Мэтт начал предлагать места, но Хоуп не слушала: ее продолжала мучить совесть. Муж неправильно истолковал ее молчание.
– Не сердись на меня, – попросил он. – Мне очень жаль, что я не смогу провести с вами ближайший уик-энд. Я знаю, ты хочешь сказать, что дети забудут меня, а ты от скуки заведешь себе молодого любовника!
Он рассмеялся: мысль была абсурдная. Хоуп тоже нервно хихикнула.
– Смешно. Очень смешно, – сказала она.
Хоуп не собиралась наряжаться на работу. Совершенно не собиралась. Накануне она выбрала простую белую хлопчатобумажную блузку и черные брюки. Так она сойдет за официантку, и этот наряд убьет всякое желание. Она даже придумала, что скажет, если случайно столкнется с Кристи, и репетировала эту речь сорок восемь часов, бесконечно повторяя ее в уме.
«Кристи, я замужем. Я люблю своего мужа. Это была ошибка. Просто я слишком много выпила. Прошу прощения за то, что невольно ввела вас в заблуждение. У меня счастливый брак».
Она пробовала разные варианты, сгорая от стыда при мысли об этом разговоре. Наверно, Кристи будет очень удивлен. Наверно, он считает ее потаскушкой, которая трахается направо и налево и обожает мужское внимание. О нет, ради бога, только не это! За все годы ее брака она ни разу не посмотрела на другого мужчину. К сожалению, с самого утра все пошло не так, как она планировала. Началось с того, что за завтраком Милли испачкала клубничным джемом и себя, и мать. Пришлось переодеваться. Единственная белая блузка висела в самом углу шкафа, и Хоуп второпях схватила ее, забыв, что эта скромная шелковая блузка была очень чувствительна к статическому электричеству и без применения специальных средств липла к коже, как мокрая футболка. Она вспомнила об этом только тогда, когда сняла пальто в бухгалтерии. Блузка прилипла к телу так, словно Хоуп искупалась в столярном клее.
В тот день у Дженет был выходной, и они работали вдвоем с Уной, слушая радио. Время от времени в бухгалтерию входил кто-то из регистратуры. Стоило открыться двери, как Хоуп подпрыгивала на стуле, боясь, что это Кристи. Однако время шло, а управляющий не подавал признаков жизни. «Наверное, его сегодня нет», – убеждала себя Хоуп и постепенно успокаивалась. Она забыла про заранее заготовленную речь и надеялась, что при следующей встрече они будут поддерживать сугубо служебные отношения и делать вид, что ничего не было.
Так бывает во время киносъемок на натуре, когда между артистами и артистками возникают скоропалительные романы. Эта игра называется «Съемки не в счет». Потом участники делают вид, что никакого романа не было, и как ни в чем не бывало возвращаются к прежним партнерам. Должно быть, в гостиничном бизнесе поступают так же.
В двенадцать пятьдесят пять Хоуп выключила компьютер и схватила пальто.
– Я знаю, еще рановато, – сказала она, – но мне пора бежать.
Кристи всегда появлялся #а работе после часа. Если уйти раньше, то они не столкнутся.
– Ничего страшного, – ответила Уна. – Только по дороге занесите это в регистратуру. – Она протянула Хоуп какую-то бумагу.
„Хоуп выглянула в коридор. Путь был свободен. Она сунула документ администраторше и пулей вылетела в парадную дверь, даже не успев надеть пальто. Обогнув фигурно подстриженную живую изгородь, Хоуп устремилась к машине. Но едва она добралась до посыпанной гравием дорожки, как перед ней вырос Де Лейси.
Безукоризненно сшитый костюм, темные кудри, сверкающие глаза делали его невероятно опасным. Еще более опасным, чем в том сне, когда обнаженный Кристи яростно овладевал Хоуп и низким бархатным голосом повторял, как он хочет ее.
– Добрый день, – дружелюбно сказал он. – Вы всегда куда-то торопитесь, миссис Паркер.
Хоуп потеряла дар речи. Несмотря на все репетиции, она не могла прочитать заранее заготовленную речь: когда Кристи стоял рядом, у нее начинало бешено колотиться сердце.
– Мне нужно забрать детей, – пробормотала она и тут же спохватилась. Кристи знал, что она лжет, – в прошлый раз Хоуп забрала их в четыре.
– Жаль. Мы могли бы вместе отправиться на ленч, – непринужденно сказал он, касаясь рукой отворотов предательской блузки. – Вы очень необычно одеваетесь. Едва ли я смог бы работать, если бы увидел вас утром.
– Вы не должны смотреть на меня, – глупо сказала Хоуп. Кристи только улыбнулся. Он был так близко, что она ощущала тепло его дыхания. Еще мгновение – и его полные губы с приподнявшимися уголками прильнули к дрожавшим от ожидания губам Хоуп.
Хоуп не хотела этого, но не могла справиться с собой. Заранее заготовленные слова «у меня счастливый брак» испарились из ее памяти; она отдалась опьяняющему ощущению близости самого сексуального мужчины, которого ей доводилось видеть. Кристи обхватил ее талию и прижал к себе. Это не имело ничего общего с поцелуем в машине. Тогда они были ограничены пространством, но здесь, в дальнем углу автостоянки, наполовину скрытом высокой живой изгородью, ограничений не было. Кристи прижимал трепещущую Хоуп к своем твердому жилистому телу, и она пылко отвечала ему, обхватив руками его шею, погрузив пальцы в мягкие кудри. Она притягивала его к себе так жадно, словно была умирающим от нехватки кислорода аквалангистом, а он – запасным резервуаром с дыхательной смесью.
Поцелуй казался бесконечным. Умелые губы Кристи заставили Хоуп забыть обо всем на свете. Каждый дюйм ее тела изнывал и тянулся к нему, как цветок тянется к солнцу. Его руки спустились ниже, обхватили ее ягодицы, и когда Кристи привлек ее к себе, у Хоуп вырвался стон. Все ее тело покалывали тысячи крошечных иголок. Она хотела, чтобы Кристи прижал ее к стене, сорвал одежду и начал умолять сказать «да». Да, да…
– Да! – прошептала Хоуп, когда губы Кристи коснулись ее шеи и потянулись к вырезу злополучной блузки.
– Да? – гортанно переспросил он. – Ты уверена?
– Да. Я знаю, что это плохо, но ничего не могу с собой поделать… – пролепетала Хоуп.
– В этом нет ничего плохого.
Опытные пальцы Кристи быстро расстегнули пуговицы, проникли под блузку и коснулись обнаженной груди. Хоуп застонала от желания, когда он начал ласкать ее сосок. Она готова была взорваться от желания, сила которого ошеломила ее самое. Каждая клеточка ее тела стремилась к нему, изнемогала от страсти…
Резкий звонок мобильника заставил обоих вздрогнуть.
– Черт возьми! – Кристи тут же отпустил Хоуп и достал телефон из внутреннего кармана пиджака.
– Кристи Де Лейси. Мистер Уилсон? Конечно, мы вас не забыли, – невозмутимо сказал он, тут же вернув себе прежний имидж.
Хоуп застыла на месте с открытым ртом и расстегнутой блузкой. Похоже, Кристи умел включаться с пол-оборота. Никто не сказал бы, что этот человек секундой раньше готов был овладеть женщиной.
Радость от того, что желанна, тут же исчезла. Жестокая правда заключалась в том, что ради служебного долга Кристи готов был бросить ее в любую минуту. А она, как последняя сучка, забыла о своем долге перед мужем. Господи, что они делают? Что она делает? Пришедшая в ужас Хоуп застегнула блузку, подняла с земли пальто, которое уронила в угаре страсти, и побежала к машине. «И ты еще смеешь говорить о любви к мужу? – гневно говорила она себе самой. – Лживая, подлая сука! Грязная тварь!»
Хоуп нажала на газ, боясь, что Кристи погонится следом и потребует продолжения. Но Де Лейси поблизости не было. Наверняка он уже пришел в себя, снова начал играть роль образцового управляющего отелем и забыл-о страстной сцене с глупой и развратной временной сотрудницей бухгалтерии. Тем не менее теперь Кристи сможет смотреть на Мэтта сверху вниз и самодовольно думать: «Приятель, я спал с твоей женой». И все по ее вине… В этот миг Хоуп ненавидела себя, как никогда в жизни.
Вечером Хоуп позвонила сестре. Ей хотелось кому-то рассказать о случившемся, зарубиться чьей-то поддержкой, услышать, что ничего страшного не произошло, а следовательно, стыдиться ей нечего.
Однако, когда Сэм сняла трубку, Хоуп поняла, что не сможет ничего ей сказать. Нет, Сэм не была ханжой, но Хоуп знала, что неверность – не чета другим грехам. Эта тема была запретной и обсуждению не подлежала. Люди, которые могли простить другим что угодно, при мысли о супружеской измене испытывали шок. Хотя Сэм не слишком любила Мэтта, она была бы потрясена, узнав, что Хоуп может прийти в голову мысль наставить мужу рога. Хуже того, она могла окончательно разочароваться в сестре. Поэтому Хоуп ничего не сказала, и они десять минут болтали о всяких пустяках.
Положив трубку, Хоуп грустно уставилась в окно. Дети весело лепили пирожки из глины и были по уши в грязи. Они были счастливы, а она несчастна, но винить в этом ей следовало только самое себя. Выход был один: бросить работу. Если она еще раз увидится с Кристи, то умрет от стыда. Но как она будет смотреть в глаза Мэтту?
19
– Куда пойдем обедать? – спросил Морган, когда они вышли из кино на Лестер-сквер.
Сэм пожала плечами:
– Все равно. У меня только одно условие: каждый будет платить сам за себя.
Их встречу нельзя было назвать свиданием, поэтому следовало с самого начала поставить точки над 1. Морган позвонил накануне, сказал, что мечтает посмотреть новый фильм Тома Хэнкса, и спросил, не хочет ли она составить ему компанию. Судя по его непринужденному тону, ни о каких чувствах речь не шла. Просто друзья решили вместе сходить в кино. Это означало, что счета им должны подавать отдельно.
– Как хотите, – ответил Морган. – Но я перед вами в долгу за вечеринку.
Они остановились у симпатичного, тускло освещенного итальянского ресторана, сулившего множество блюд «как у мамы».
– Ясно, что здесь никогда не пробовали стряпню моей матери, – пошутил Морган, когда они вошли в зал. – Она была очень талантливой женщиной, но кулинарка из нее была никудышная. Все блюда готовил отец. А мать не могла даже чайник вскипятить.
Сэм удивилась:
– До сих пор вы никогда не рассказывали о себе.
– Добрый вечер! – выдохнула совсем непохожая на итальянку белокурая официантка и ослепительно улыбнулась Моргану. – Столик на двоих? Нет проблем.
Она посадила их за столик и подобострастно вручила Моргану меню. Сэм не знала, смеяться ей или злиться. Единственным утешением было то, что Морган не замечал нескрываемого восхищения официантки.
– Я не рассказывал о себе, потому что рассказывать особенно нечего, – пожал плечами Бенсон, когда они снова остались одни. – Я очень скучный человек.
– Наша официантка так не думает, – усмехнулась Сэм. – Как и кассирша из соседнего магазина. Не говоря о множестве других женщин, которые глупо улыбаются вам на каждом шагу.
– Ревнуете, мисс Смит? – Если Морган хотел, то его взгляд становился пронзительным, а лицо ястребиным.
Сэм чуть было не сказала: «Да, я отчаянно ревную вас к каждой женщине, которая строит вам глазки», но вовремя остановилась и разозлилась на себя. Спасибо на том, что юная Мэгги с «глазами серны, которая когда-то упала в объятия Моргана, в последнее время у него не появлялась. Сэм не смела спросить прямо, однако надеялась, что эта девица исчезла навсегда.
– Хватит смеяться. Давайте поговорим, – сказала она. – Знаете, вы слишком скрытный человек. Откуда я знаю, вдруг вас разыскивает Интерпол или ФБР?
Морган кивнул:
– Думаю, за мою голову назначена награда. Не очень большая, но на то, чтобы заново отделать квартиру и купить машину, хватит.
– Вы безработный комик! Как я сразу не догадалась? – рассмеялась Сэм. – Нет, серьезно, расскажите о себе.
Морган потер глаза, а потом бросил на нее довольно мрачный взгляд.
– Если люди о чем-то не говорят – значит, не хотят. Вам это никогда не приходило в голову?
– Приходило, – хладнокровно ответила Сэм. – И все же я продолжаю спрашивать. Я человек прямой.
Он засмеялся.
– Вашей прямоте мог бы позавидовать главный инспектор Скотланд-Ярда! Ладно, инспектор, доставайте свой блокнот. Что вы хотите знать?
Сэм вдруг стало жарко. Она хотела знать историю его похождений. Сколько женщин он бросил, был ли когда-нибудь женат… Но спросить его об этом она не могла: Морган понял бы, что она к нему неравнодушна. Боже упаси! Это было бы слишком унизительно. Зачем мужчине, у .которого нет отбоя от двадцатилетних девиц, старая лохудра тридцати девяти лет и одиннадцати месяцев от роду?
– Вы не миллионер, наживший состояние с помощью Интернета; я проверяла, – сказала Сэм. – Так чем же вы занимаетесь? – Подтекст гласил: откуда у вас деньги на такой дом?
– Вы хотите знать, как я умудрился купить дом по соседству с вами? – мрачно спросил Морган.
Она закусила губу, но все же расхохоталась.
– Признаюсь, именно это я и хотела узнать. Морган окунул в соус кусочек хлеба.
– Я был советником по капиталовложениям, – сказал он. – Партнером одной фирмы в Сити. Мы находили деньги для вновь создаваемых компаний. Это был большой риск, но очень заманчивое дело.
– Тогда почему вы его бросили? – не подумав, спросила Сэм. —
Похоже, оно вам нравилось.
Подняв глаза, она увидела, что лицо Моргана превратилось в маску. Сэм инстинктивно протянула руку и сжала его сильные пальцы:
– Прошу прощения, Морган. Я задала бестактный вопрос. Забудьте о нем.
Бенсон немного расслабился.
– Нет, все правильно. Я должен научиться не принимать это близко к сердцу. – Внезапно он улыбнулся. – Так утверждает Чарли. Мой пасынок и знаток психологии.
– Я и не знала, что у вас есть пасынок.
– Вы ведь заметили, что я люблю изо всего делать тайну. Вообще-то у меня их трое. Две падчерицы и Чарли. Они живут с моей бывшей женой, но мы по-прежнему близки. Я знал их всех еще малышами.
– Ох, – пробормотала Сэм, поняв, что была слишком дотошной, – я не хотела совать нос…
– Вы просто любопытны, как все женщины, – мягко улыбнулся Морган. – Впрочем, вас нельзя назвать обыкновенной женщиной. Вы – то, чем я был раньше, а именно трудоголик. Я тоже когда-то жил своей работой, и в конце концов это разрушило мой брак. Сначала мы с женой разъехались, потом развелись официально, и это заставило меня выйти из игры. Но для нас с Вэл все было кончено. Вот и вся моя история. – Мне очень жаль, – сказала Сэм. Морган пожал плечами и отставил тарелку. – Я сам виноват, – лаконично ответил он. – Теперь, как вы тоже, вероятно, заметили, я очень увлечен своим домом. Переделывая его своими руками, я хочу немного отвлечься и понять, что мне делать дальше. Когда я был женат на Вэл, то не сменил ни одной лампочки, не вбил ни одного гвоздя, хотя без труда мог бы сделать это. Но я был слишком занят. – Уголок его рта еле заметно приподнялся. – Воображал себя властителем вселенной, но не видел, что моя семейная жизнь катится под откос.
Сэм была сама не рада, что начала этот разговор. Она не хотела огорчать Моргана и заставлять человека вспоминать то, что он хотел забыть.
– Вы вернетесь в Сити? – спросила она, чтобы сменить тему.
Он покачал головой:
– Я больше не хочу жить такой жизнью, а чего хочу, пока не понял. Наверное, мне нужно время, чтобы прийти в себя. Вот почему я не тороплюсь вступать с кем-нибудь в связь. – Морган заглянул ей в глаза. – Точнее, не торопился, – добавил он.
Эта оговорка была достаточно красноречивой. Сэм тревожно закусила губу, ожидая продолжения. Настал момент истины; Морган должен сказать, что она ему нравится. Не может же она сказать это первой!
– Вы закончили? Все в порядке? – Официантка составила тарелки в стопку и еще раз призывно улыбнулась Моргану. – Хотите десерт?
Сэм бросила на нее убийственный взгляд, но было поздно: момент истины прошел.
Должно быть, Морган почувствовал то же самое. Он откинулся на спинку стула, и тоненькая ниточка, которая на мгновение протянулась между ними, сразу оборвалась.
– Было очень приятно стать самому себе хозяином, перестать носить рубашки с французскими манжетами и не выходить из дома в шесть утра, чтобы успеть на совещание во Франкфурте-на-Майне.
– А я думала, что у вас никогда в жизни не было приличной рубашки! – весело призналась Сэм.
– Вам не нравится, как я одеваюсь? – спросил он, посмотрев на свою выцветшую голубую рубашку, а заодно и на поношенные джинсы с потертыми швами.
– Нравится, – добродушно ответила Сэм, чувствуя, что ей снова стало с ним легко и просто.
Они немного поболтали, съели мороженое, выпили кофе, а потом дернулись домой на такси. Ноги Моргана, обтянутые джинсами, занимали все свободное пространство, но это не мешало Сэм смеяться всю обратную дорогу. Именно это ей больше всего и нравилось: Бенсон постоянно смешил ее.
Сэм пожала плечами:
– Все равно. У меня только одно условие: каждый будет платить сам за себя.
Их встречу нельзя было назвать свиданием, поэтому следовало с самого начала поставить точки над 1. Морган позвонил накануне, сказал, что мечтает посмотреть новый фильм Тома Хэнкса, и спросил, не хочет ли она составить ему компанию. Судя по его непринужденному тону, ни о каких чувствах речь не шла. Просто друзья решили вместе сходить в кино. Это означало, что счета им должны подавать отдельно.
– Как хотите, – ответил Морган. – Но я перед вами в долгу за вечеринку.
Они остановились у симпатичного, тускло освещенного итальянского ресторана, сулившего множество блюд «как у мамы».
– Ясно, что здесь никогда не пробовали стряпню моей матери, – пошутил Морган, когда они вошли в зал. – Она была очень талантливой женщиной, но кулинарка из нее была никудышная. Все блюда готовил отец. А мать не могла даже чайник вскипятить.
Сэм удивилась:
– До сих пор вы никогда не рассказывали о себе.
– Добрый вечер! – выдохнула совсем непохожая на итальянку белокурая официантка и ослепительно улыбнулась Моргану. – Столик на двоих? Нет проблем.
Она посадила их за столик и подобострастно вручила Моргану меню. Сэм не знала, смеяться ей или злиться. Единственным утешением было то, что Морган не замечал нескрываемого восхищения официантки.
– Я не рассказывал о себе, потому что рассказывать особенно нечего, – пожал плечами Бенсон, когда они снова остались одни. – Я очень скучный человек.
– Наша официантка так не думает, – усмехнулась Сэм. – Как и кассирша из соседнего магазина. Не говоря о множестве других женщин, которые глупо улыбаются вам на каждом шагу.
– Ревнуете, мисс Смит? – Если Морган хотел, то его взгляд становился пронзительным, а лицо ястребиным.
Сэм чуть было не сказала: «Да, я отчаянно ревную вас к каждой женщине, которая строит вам глазки», но вовремя остановилась и разозлилась на себя. Спасибо на том, что юная Мэгги с «глазами серны, которая когда-то упала в объятия Моргана, в последнее время у него не появлялась. Сэм не смела спросить прямо, однако надеялась, что эта девица исчезла навсегда.
– Хватит смеяться. Давайте поговорим, – сказала она. – Знаете, вы слишком скрытный человек. Откуда я знаю, вдруг вас разыскивает Интерпол или ФБР?
Морган кивнул:
– Думаю, за мою голову назначена награда. Не очень большая, но на то, чтобы заново отделать квартиру и купить машину, хватит.
– Вы безработный комик! Как я сразу не догадалась? – рассмеялась Сэм. – Нет, серьезно, расскажите о себе.
Морган потер глаза, а потом бросил на нее довольно мрачный взгляд.
– Если люди о чем-то не говорят – значит, не хотят. Вам это никогда не приходило в голову?
– Приходило, – хладнокровно ответила Сэм. – И все же я продолжаю спрашивать. Я человек прямой.
Он засмеялся.
– Вашей прямоте мог бы позавидовать главный инспектор Скотланд-Ярда! Ладно, инспектор, доставайте свой блокнот. Что вы хотите знать?
Сэм вдруг стало жарко. Она хотела знать историю его похождений. Сколько женщин он бросил, был ли когда-нибудь женат… Но спросить его об этом она не могла: Морган понял бы, что она к нему неравнодушна. Боже упаси! Это было бы слишком унизительно. Зачем мужчине, у .которого нет отбоя от двадцатилетних девиц, старая лохудра тридцати девяти лет и одиннадцати месяцев от роду?
– Вы не миллионер, наживший состояние с помощью Интернета; я проверяла, – сказала Сэм. – Так чем же вы занимаетесь? – Подтекст гласил: откуда у вас деньги на такой дом?
– Вы хотите знать, как я умудрился купить дом по соседству с вами? – мрачно спросил Морган.
Она закусила губу, но все же расхохоталась.
– Признаюсь, именно это я и хотела узнать. Морган окунул в соус кусочек хлеба.
– Я был советником по капиталовложениям, – сказал он. – Партнером одной фирмы в Сити. Мы находили деньги для вновь создаваемых компаний. Это был большой риск, но очень заманчивое дело.
– Тогда почему вы его бросили? – не подумав, спросила Сэм. —
Похоже, оно вам нравилось.
Подняв глаза, она увидела, что лицо Моргана превратилось в маску. Сэм инстинктивно протянула руку и сжала его сильные пальцы:
– Прошу прощения, Морган. Я задала бестактный вопрос. Забудьте о нем.
Бенсон немного расслабился.
– Нет, все правильно. Я должен научиться не принимать это близко к сердцу. – Внезапно он улыбнулся. – Так утверждает Чарли. Мой пасынок и знаток психологии.
– Я и не знала, что у вас есть пасынок.
– Вы ведь заметили, что я люблю изо всего делать тайну. Вообще-то у меня их трое. Две падчерицы и Чарли. Они живут с моей бывшей женой, но мы по-прежнему близки. Я знал их всех еще малышами.
– Ох, – пробормотала Сэм, поняв, что была слишком дотошной, – я не хотела совать нос…
– Вы просто любопытны, как все женщины, – мягко улыбнулся Морган. – Впрочем, вас нельзя назвать обыкновенной женщиной. Вы – то, чем я был раньше, а именно трудоголик. Я тоже когда-то жил своей работой, и в конце концов это разрушило мой брак. Сначала мы с женой разъехались, потом развелись официально, и это заставило меня выйти из игры. Но для нас с Вэл все было кончено. Вот и вся моя история. – Мне очень жаль, – сказала Сэм. Морган пожал плечами и отставил тарелку. – Я сам виноват, – лаконично ответил он. – Теперь, как вы тоже, вероятно, заметили, я очень увлечен своим домом. Переделывая его своими руками, я хочу немного отвлечься и понять, что мне делать дальше. Когда я был женат на Вэл, то не сменил ни одной лампочки, не вбил ни одного гвоздя, хотя без труда мог бы сделать это. Но я был слишком занят. – Уголок его рта еле заметно приподнялся. – Воображал себя властителем вселенной, но не видел, что моя семейная жизнь катится под откос.
Сэм была сама не рада, что начала этот разговор. Она не хотела огорчать Моргана и заставлять человека вспоминать то, что он хотел забыть.
– Вы вернетесь в Сити? – спросила она, чтобы сменить тему.
Он покачал головой:
– Я больше не хочу жить такой жизнью, а чего хочу, пока не понял. Наверное, мне нужно время, чтобы прийти в себя. Вот почему я не тороплюсь вступать с кем-нибудь в связь. – Морган заглянул ей в глаза. – Точнее, не торопился, – добавил он.
Эта оговорка была достаточно красноречивой. Сэм тревожно закусила губу, ожидая продолжения. Настал момент истины; Морган должен сказать, что она ему нравится. Не может же она сказать это первой!
– Вы закончили? Все в порядке? – Официантка составила тарелки в стопку и еще раз призывно улыбнулась Моргану. – Хотите десерт?
Сэм бросила на нее убийственный взгляд, но было поздно: момент истины прошел.
Должно быть, Морган почувствовал то же самое. Он откинулся на спинку стула, и тоненькая ниточка, которая на мгновение протянулась между ними, сразу оборвалась.
– Было очень приятно стать самому себе хозяином, перестать носить рубашки с французскими манжетами и не выходить из дома в шесть утра, чтобы успеть на совещание во Франкфурте-на-Майне.
– А я думала, что у вас никогда в жизни не было приличной рубашки! – весело призналась Сэм.
– Вам не нравится, как я одеваюсь? – спросил он, посмотрев на свою выцветшую голубую рубашку, а заодно и на поношенные джинсы с потертыми швами.
– Нравится, – добродушно ответила Сэм, чувствуя, что ей снова стало с ним легко и просто.
Они немного поболтали, съели мороженое, выпили кофе, а потом дернулись домой на такси. Ноги Моргана, обтянутые джинсами, занимали все свободное пространство, но это не мешало Сэм смеяться всю обратную дорогу. Именно это ей больше всего и нравилось: Бенсон постоянно смешил ее.
20
Николь в сотый раз за утро открыла пудреницу и проверила макияж.
– Скоро зеркало треснет, – как всегда, хихикнула мать.
– Не болтай, – одернула ее бабка. – По крайней мере, девочка смотрит в зеркало, когда красится. А тебе лишь бы намазать глаза и намалевать губы.
Николь тяжело вздохнула. Они грызлись с той минуты, как вышли из дома и сели в такси. Сначала бабка проворчала, что глупо тратить кучу денег на такси, если можно прекрасно добраться автобусом. В ответ Сандра сказала, что семье Тернер пора перестать считать каждую копейку, и добавила, что видела в «Харродс» очень симпатичную сумочку всего за двести фунтов. Скоро Николь разбогатеет, и тогда они будут все покупать только в «Харродс».
– «Харродс»?! – завопила бабка так, что таксист вздрогнул. – Еще чего! Мадам, когда я была .в вашем возрасте, то и не мечтала покупать сумочки, которые стоят столько же, сколько приличные пальто для всех членов семьи!
Они продолжали препираться, а Николь смотрела в окно. Нужно было сказать в «Титусе», что она круглая сирота и приедет на встречу с потенциальными администраторами одна. Но Дариус настоял на том, чтобы она привезла родных для моральной поддержки.
– Для нас это в высшей степени необычный случай, – сказал он. – К тому времени, когда мы подписываем договор, у большинства артистов уже есть администратор. Но Сэм Смит хочет, чтобы вам подыскали самого достойного. Человека, которому можно доверять.
Николь не знала, может ли она доверять самому Дариусу. Она сомневалась в том, что кому-то вообще можно доверять, но ей давали шанс, и она была обязана им воспользоваться. Встреча с представителями менеджерских компаний в конференц-зале «Ти-туса» была назначена на половину одиннадцатого, а потом Сэм с Дариусом собирались повезти Тернеров обедать. Николь молила небо, чтобы к тому времени мать и бабка утихомирились. По части моральной поддержки они были не мастера.
Когда через полчаса Тернеры вошли в шикарный вестибюль «Титуса», грызня возобновилась. Теперь они ссорились из-за цвета волос. Это был любимый конек обеих. Сандра, верная поклонница Голди Хоун, всегда считала, что «блондинки имеют преимущество», в то время как ее мать, убежденная католичка, пребывала в уверенности, что грешно менять дарованное тебе господом.
– А теперь и Николь туда же, – проворчала Рини Тернер. Ее темные с проседью волосы не знали, что такое краска.
– Ей идет, – возразила Сандра. – Неужели лучше таскаться по городу с седыми космами, как у старой английской овчарки?
– Ах, овчарки? – взвилась Рини. – Как ты смеешь обзывать мать!
Николь, у которой переворачивались внутренности при мысли о предстоящей встрече, решила, что с нее достаточно. Она резко встала и со скрежетом отодвинула стул.
– Я привезла вас сюда для помощи! – бросила она обеим. – Думала, что это пойдет мне на пользу, а вы только и знаете, что устраивать дурацкие ссоры! Если сейчас же не прекратите, возвращайтесь домой. У меня и так хватает забот.
Бабка и мать тут же прикусили языки.
– О боже… Детка, ты права, – сказала пристыженная Рини. – Прости нас обеих. Мы просто очень переживаем за тебя.
– А я что, не переживаю? – буркнула Николь.
– Ты кажешься совершенно спокойной, – утешила ее Сандра.
Николь снова села и безвольно опустила руки. Она хотела сказать им, что все это неправда и что ей очень страшно. Но делать этого было нельзя. Они надеялись только на нее. И должны были знать, что она готова к любым испытаниям, которые могут выпасть на долю семьи Тернер.
– Я действительно спокойна, – бодро сказала она. – Нервничать не из-за чего. Мы встретимся с пятью разными администраторами и выберем лучшего – вот и все. Но мне будет легче сосредоточиться, если вы перестанете грызться.
Мать и бабка посмотрели на нее с гордостью. Их Николь сильная, умная и красивая. Ничего не боится и сумеет справиться с этими типами из компании звукозаписи. И в кого она такая уродилась?
В вестибюль спустился Дариус, проводил их в конференц-зал, а сам отправился к Сэм, чтобы сообщить о приезде Тернеров.
– Он хорошо воспитан, этот мальчик, – заметила Рини. – Такой симпатичный и с такими хорошими манерами. А я-то думала, что в этих звукозаписывающих компаниях работают сплошные наркоманы. Жаль, одеваться не умеет.
Хотя Николь нервничала, эта фраза заставила ее улыбнуться. Лично она считала, что поношенная парусиновая куртка, простая белая майка и черные холщовые брюки прекрасно смотрятся на длинном худощавом теле Дариуса. Его светлые волосы были покрыты лаком и торчали гай самыми немыслимыми углами к черепу. Это был стиль «фанк», призванный пугать окружающих, однако Дариус все равно выглядел юным и каким-то беззащитным.
В его добром, открытом лице было что-то, вызывавшее доверие. Говорившее о том, что Дариус Гуд любит животных, уступает место в метро старушкам и никогда не говорит девушке, что позвонит ей, если не собирается этого делать.
– Скоро зеркало треснет, – как всегда, хихикнула мать.
– Не болтай, – одернула ее бабка. – По крайней мере, девочка смотрит в зеркало, когда красится. А тебе лишь бы намазать глаза и намалевать губы.
Николь тяжело вздохнула. Они грызлись с той минуты, как вышли из дома и сели в такси. Сначала бабка проворчала, что глупо тратить кучу денег на такси, если можно прекрасно добраться автобусом. В ответ Сандра сказала, что семье Тернер пора перестать считать каждую копейку, и добавила, что видела в «Харродс» очень симпатичную сумочку всего за двести фунтов. Скоро Николь разбогатеет, и тогда они будут все покупать только в «Харродс».
– «Харродс»?! – завопила бабка так, что таксист вздрогнул. – Еще чего! Мадам, когда я была .в вашем возрасте, то и не мечтала покупать сумочки, которые стоят столько же, сколько приличные пальто для всех членов семьи!
Они продолжали препираться, а Николь смотрела в окно. Нужно было сказать в «Титусе», что она круглая сирота и приедет на встречу с потенциальными администраторами одна. Но Дариус настоял на том, чтобы она привезла родных для моральной поддержки.
– Для нас это в высшей степени необычный случай, – сказал он. – К тому времени, когда мы подписываем договор, у большинства артистов уже есть администратор. Но Сэм Смит хочет, чтобы вам подыскали самого достойного. Человека, которому можно доверять.
Николь не знала, может ли она доверять самому Дариусу. Она сомневалась в том, что кому-то вообще можно доверять, но ей давали шанс, и она была обязана им воспользоваться. Встреча с представителями менеджерских компаний в конференц-зале «Ти-туса» была назначена на половину одиннадцатого, а потом Сэм с Дариусом собирались повезти Тернеров обедать. Николь молила небо, чтобы к тому времени мать и бабка утихомирились. По части моральной поддержки они были не мастера.
Когда через полчаса Тернеры вошли в шикарный вестибюль «Титуса», грызня возобновилась. Теперь они ссорились из-за цвета волос. Это был любимый конек обеих. Сандра, верная поклонница Голди Хоун, всегда считала, что «блондинки имеют преимущество», в то время как ее мать, убежденная католичка, пребывала в уверенности, что грешно менять дарованное тебе господом.
– А теперь и Николь туда же, – проворчала Рини Тернер. Ее темные с проседью волосы не знали, что такое краска.
– Ей идет, – возразила Сандра. – Неужели лучше таскаться по городу с седыми космами, как у старой английской овчарки?
– Ах, овчарки? – взвилась Рини. – Как ты смеешь обзывать мать!
Николь, у которой переворачивались внутренности при мысли о предстоящей встрече, решила, что с нее достаточно. Она резко встала и со скрежетом отодвинула стул.
– Я привезла вас сюда для помощи! – бросила она обеим. – Думала, что это пойдет мне на пользу, а вы только и знаете, что устраивать дурацкие ссоры! Если сейчас же не прекратите, возвращайтесь домой. У меня и так хватает забот.
Бабка и мать тут же прикусили языки.
– О боже… Детка, ты права, – сказала пристыженная Рини. – Прости нас обеих. Мы просто очень переживаем за тебя.
– А я что, не переживаю? – буркнула Николь.
– Ты кажешься совершенно спокойной, – утешила ее Сандра.
Николь снова села и безвольно опустила руки. Она хотела сказать им, что все это неправда и что ей очень страшно. Но делать этого было нельзя. Они надеялись только на нее. И должны были знать, что она готова к любым испытаниям, которые могут выпасть на долю семьи Тернер.
– Я действительно спокойна, – бодро сказала она. – Нервничать не из-за чего. Мы встретимся с пятью разными администраторами и выберем лучшего – вот и все. Но мне будет легче сосредоточиться, если вы перестанете грызться.
Мать и бабка посмотрели на нее с гордостью. Их Николь сильная, умная и красивая. Ничего не боится и сумеет справиться с этими типами из компании звукозаписи. И в кого она такая уродилась?
В вестибюль спустился Дариус, проводил их в конференц-зал, а сам отправился к Сэм, чтобы сообщить о приезде Тернеров.
– Он хорошо воспитан, этот мальчик, – заметила Рини. – Такой симпатичный и с такими хорошими манерами. А я-то думала, что в этих звукозаписывающих компаниях работают сплошные наркоманы. Жаль, одеваться не умеет.
Хотя Николь нервничала, эта фраза заставила ее улыбнуться. Лично она считала, что поношенная парусиновая куртка, простая белая майка и черные холщовые брюки прекрасно смотрятся на длинном худощавом теле Дариуса. Его светлые волосы были покрыты лаком и торчали гай самыми немыслимыми углами к черепу. Это был стиль «фанк», призванный пугать окружающих, однако Дариус все равно выглядел юным и каким-то беззащитным.
В его добром, открытом лице было что-то, вызывавшее доверие. Говорившее о том, что Дариус Гуд любит животных, уступает место в метро старушкам и никогда не говорит девушке, что позвонит ей, если не собирается этого делать.