Страница:
Статья «Слишком гордая, чтобы просить прощения» еще больше задела ее за живое. Сэм бросила читать, когда дошла до абзаца, где говорилось, что гордость и желание свалить всю вину на другого означают полное забвение основных правил общения. «Самое главное – это создать такие условия, при которых ваши отношения смогут возобновиться. Так какая разница, кто первым попросит прощения? Неужели это так важно?»
«Нет, неважно», – мрачно подумала Сэм. Она так и не дала Моргану возможности объяснить, почему он так крепко обнимал красивую юную брюнетку. Ведь не исключено, что существовало какое-то неожиданное объяснение. Тем более что это было вообще не ее дело… Так чем же она лучше Мэтта, которого осуждала за нежелание выслушать Хоуп?
Хорошее настроение бесследно исчезло. Сэм медленно поднялась по ступенькам. В вестибюле не было никого, кроме охранника.
– Доброе утро, мисс Смит, – поздоровался он.
– Доброе утро, – ответила она. – Что-то подозрительно тихо.
– Никто не приходит на работу к семи часам, – ответил охранник. – Кроме вас и мистера Пэрриса.
Тут Сэм вспомнила, что должна поговорить со Стивом о «Ден-сити». Альбом группы продавался плохо, и она хотела обсудить расходы на маркетинг. Их администратор звонил каждый день и настаивал на широкой рекламной кампании, которая съела бы весь бюджет. Сэм отчаянно не хотелось тратить на них деньги: у нее было плохое предчувствие. Особенно после того, как они не смогли получить важную премию «Лучший дебютант». Однако «Ден-сити» были любимчиками Стива. Поэтому следовало поговорить с ним и выяснить, отказался ли от них Пэррие или по-прежнему считает этих парней своими «золотыми мальчиками».
Трудность заключалась в том, что после церемонии вручения «Лимона» они не оставались наедине. Она видела Стива на совещании директоров во вторник, но в комнате присутствовало еще двенадцать человек. Оставалось надеяться, что он забыл свои пьяные признания.
Сэм оставила в кабинете «дипломат», взяла отчет о продаже альбома «Денсити» и поднялась на седьмой этаж.
Она бесшумно прошла по толстому серо-стальному ковру и открыла дверь в приемную, где обычно сидела секретарша Стива. На противоположном конце комнаты находился стол младшей секретарши. Обеих бедняжек еще не было. Стив гонял их так, что девочкам не хватало времени восстановить силы. Удивительно, что Стив не заставлял их приходить на работу одновременно с собой – свита должна была присутствовать при нем в любое время суток.
Дверь в святилище Стива была приоткрыта. Сэм громко постучала и спросила: – Стив, вы здесь?
Ответа не было, и она заглянула внутрь. Кабинет Стива занимал весь угол огромного здания. Здесь стояли просторные диваны, а на специальном возвышении было установлено современное кожаное кресло. В него садился Стив, когда собирался устроить всеобщую головомойку. Жертвам приходилось размещаться на пухлом диване, в котором тонули все, кроме самых длинноногих. Стив сидел сверху и смотрел на них, как великий инквизитор.
С другой стороны кабинета стоял письменный стол Стива – огромная стальная конструкция, сделанная специально для него молодым, подающим большие надежды дизайнером. За ним располагалась личная душевая комната Стива. Сэм никогда ее не видела, но этот душ был предметом зависти всех остальных руководящих сотрудников «Титуса».
Внезапно дверь душевой распахнулась, и на пороге появился обнаженный до пояса Стив с влажными волосами. В руке он держал полотенце. Глядя на его тощее туловище, Сэм невольно вспомнила сильный, мощный торс Моргана. Странно, что Стиву хватило уверенности в себе предстать перед ней в одних брюках и носках. Видимо, он считал себя писаным красавцем.
– Прошу прощения за вторжение, – пробормотала она, пятясь к двери. – Если позже у вас будет свободное время, я хотела бы поговорить с вами о «Денсити».
– Нет-нет, не уходите. Садитесь. Сейчас я принесу кофе. – Он вышел в приемную, где стояла кофеварка.
Поскольку теперь уйти было нельзя, Сэм села на один из пухлых диванов, взяла номер «Мьюзик уик» и стала просматривать его. Журнал был давно прочитан от корки до корки, но она хотела дать Стиву время одеться.
Он вернулся с двумя кружками, поставил их на столик у дивана и уселся рядом с Сэм, не удосужившись вернуться в душ и надеть рубашку. Сэм чуть не заршнило. На свете было очень немного мужчин, на обнаженные торсы которых ей хотелось бы смотреть за кофе. Точнее, был только один, но она сама лишила себя такой возможности.
– Молоко? – весело спросил Стив.
Сэм покачала головой и схватила кружку, мечтая как можно скорее убраться отсюда.
– Стив, плохие цифры, – лаконично сказала она. – Альбом не продается, и я боюсь, что положение не улучшится. Дело пахнет провалом. Вот вам пример. Съемки видеоклипа, рекламирующего их следующий сингл, задержались на двое суток, потому что эти парни по утрам страдали от перепоя и соглашались сниматься только во второй половине дня. Эта задержка уже стоила «Титусу» несколько тысяч фунтов.
К ее удивлению, Стив вел себя так, словно ему на это наплевать. Он глупо улыбался и смотрел на Сэм жадными темными глазками, похожими на черные смородины. Ее кольнуло предчувствие беды.
– Не переживайте из-за «Денсити», – небрежно бросил он. – Предоставьте это мне. Очень мило с вашей стороны, что вы пришли сюда. Я всю неделю хотел поговорить с вами, но не знал, как это сделать. Так что все замечательно. Это судьба, – улыбнулся он.
«Не судьба, а рок», – вздрогнув, подумала Сэм.
– Я не люблю ходить вокруг да около. Вы знаете, что нравитесь мне. – Стив широко улыбнулся. – Я уверен, что не ошибся и что вы чувствуете то же самое.
С этими словами он обхватил Сэм рукой за шею и притянул к себе. Сэм ощутила кислый запах его дыхания, на ее лицо упали капли с мокрых волос Пэрриса. Прикосновение его обнаженной кожи потрясло Сэм, но это не помешало ей увернуться от прикосновения его влажных губ. Она вырвалась, вскочила и уставилась на Стива, задыхаясь от гнева.
– Что вы делаете?!
Стив недаром был боссом компании, стоившей несколько миллиардов. Он мгновенно сделал выводы, понял, что Сэм искренне возмущена, покраснел, как свекла, и привстал с дивана.
– Прошу прощения, – пробормотал он.
– Прощения? – переспросила Сэм, с отвращением заметив, что он прикрывает пах руками. – Какого черта?! Как вы смели наброситься на меня?!
Лицо Пэрриса стало бледнеть.
– Мне казалось, в ту ночь мы так хорошо поладили… – начал он.
– В ту ночь вы напились до чертиков, и мне пришлось грузить вас в лимузин! – прошипела Сэм. – Если, по-вашему, это называется поладить, то вы настоящий болван!
– Послушайте, это было недоразумение, – примирительно сказал он, удивительно быстро восстановив равновесие. – Все мы делаем ошибки. Сэм, пожалуйста, примите мои извинения. Я совершенно неправильно оценил ситуацию.
Казалось, Пэррис искренне раскаивался, но Сэм была уверена, что он делает это из страха перед обвинением в сексуальном преследовании подчиненной. Тем не менее она немного успокоилась и попыталась осмыслить случившееся. Ее первая реакция была инстинктивной. Теперь от нее требовалась логика. Случилось самое худшее, и она должна была во что бы то ни стало найти выход. Ни в одной инструкции не было указаний, как деликатно отшить босса и не пожалеть об этом.
– Сэм, пожалуйста, простите меня, и забудем о случившемся, – сказал Стив, вновь став большим боссом, который умел казаться величественным даже в полуодетом состоянии.
Сэм была вынуждена признаться, что присутствия духа ему не занимать.
– Вы хотите сказать, что этот маленький инцидент не окажет влияния на наши деловые отношения? – спокойно спросила она.
Стив поморщился:
– Разумеется. Мы с вами взрослые люди, и нам нужно руководить компанией. Здесь не место для игр.
– Я искренне надеюсь, что нет, – твердо сказала Сэм.
Она в последний раз посмотрела на Пэрриса, вновь покрасневшего от гнева и унижения, и вышла. Подойдя к лифту, она тяжело вздохнула и подумала, что, возможно, совершила самую ужасную ошибку в жизни.
Через час позвонил Хью.
– Сегодня в шесть утра Катрина родила девочку! – радостно объявил он.
– Ох, Хью, я так счастлива за вас обоих… Как Катрина? Трудные были роды?
– Если хочешь знать подробности, спросишь ее сама, – засмеялся он. – Во всяком случае, за все время родов я ни разу не услышал, что она больше никогда не будет заниматься любовью! Девочка чудесная, весит два восемьсот пятьдесят и вылитая мать.
При мысли о маленькой копии Катрины глаза Сэм увлажнились.
– Я так рада! – снова сказала она. – Когда я смогу ее увидеть?
– Сегодня.вечером их выпишут. Может быть, приедешь завтра?
– Чудесно. Тогда до завтра.
Сэм заказала цветы для Катрины и решила купить в подарок роженице ее любимые духи– «Шанель № 19». Она знала, что подарки следует делать новорожденной, но ей очень хотелось поздравить Катрину, которой все это явно далось нелегко.
В тот день Сэм ушла с работы рано. Утро было тяжелое, а день выдался не легче. Погода стояла чудесная, и в половине пятого солнце было еще ярким и теплым. Сэм шла по улице, наслаждаясь прикосновением лучей к лицу и думая о том, что произошло за день. Она вдруг поняла, что не боится Стива Пэрриса, несмотря на то что очень дорожит своей карьерой. Стоило подумать о Хью, Катрине и девочке, все остальное начинало казаться мелким и неважным.
Она зашла в кулинарию и купила немного козьего сыра, оливки в чесночном соусе, горчичный хлеб и несколько кусочков копченой курицы. Потом села в такси и поехала домой. Там она сделала салат из курицы, сунула в духовку бутерброды с козьим сыром и открыла бутылку вина.
Ожидая, пока разогреются бутерброды, Сэм просмотрела последние страницы найденного в метро журнала. Они были посвящены женщинам, которые изменили свою жизнь. По крайней мере, так гласил заголовок. «Человеком месяца» стала преуспевающая лондонская банкирша, которая бросила все и купила поместье во французской Дордони. И говорила, что счастлива, как никогда в жизни. Она была сфотографирована рядом с деревянным сараем, на фоне зарослей дымчато-голубой лаванды, с улыбающимся босым карапузом на руках.
«Настоящий рай!» – с завистью подумала Сэм. Рай, ради которого она тоже бросила бы работу в «Титусе».
29
«Нет, неважно», – мрачно подумала Сэм. Она так и не дала Моргану возможности объяснить, почему он так крепко обнимал красивую юную брюнетку. Ведь не исключено, что существовало какое-то неожиданное объяснение. Тем более что это было вообще не ее дело… Так чем же она лучше Мэтта, которого осуждала за нежелание выслушать Хоуп?
Хорошее настроение бесследно исчезло. Сэм медленно поднялась по ступенькам. В вестибюле не было никого, кроме охранника.
– Доброе утро, мисс Смит, – поздоровался он.
– Доброе утро, – ответила она. – Что-то подозрительно тихо.
– Никто не приходит на работу к семи часам, – ответил охранник. – Кроме вас и мистера Пэрриса.
Тут Сэм вспомнила, что должна поговорить со Стивом о «Ден-сити». Альбом группы продавался плохо, и она хотела обсудить расходы на маркетинг. Их администратор звонил каждый день и настаивал на широкой рекламной кампании, которая съела бы весь бюджет. Сэм отчаянно не хотелось тратить на них деньги: у нее было плохое предчувствие. Особенно после того, как они не смогли получить важную премию «Лучший дебютант». Однако «Ден-сити» были любимчиками Стива. Поэтому следовало поговорить с ним и выяснить, отказался ли от них Пэррие или по-прежнему считает этих парней своими «золотыми мальчиками».
Трудность заключалась в том, что после церемонии вручения «Лимона» они не оставались наедине. Она видела Стива на совещании директоров во вторник, но в комнате присутствовало еще двенадцать человек. Оставалось надеяться, что он забыл свои пьяные признания.
Сэм оставила в кабинете «дипломат», взяла отчет о продаже альбома «Денсити» и поднялась на седьмой этаж.
Она бесшумно прошла по толстому серо-стальному ковру и открыла дверь в приемную, где обычно сидела секретарша Стива. На противоположном конце комнаты находился стол младшей секретарши. Обеих бедняжек еще не было. Стив гонял их так, что девочкам не хватало времени восстановить силы. Удивительно, что Стив не заставлял их приходить на работу одновременно с собой – свита должна была присутствовать при нем в любое время суток.
Дверь в святилище Стива была приоткрыта. Сэм громко постучала и спросила: – Стив, вы здесь?
Ответа не было, и она заглянула внутрь. Кабинет Стива занимал весь угол огромного здания. Здесь стояли просторные диваны, а на специальном возвышении было установлено современное кожаное кресло. В него садился Стив, когда собирался устроить всеобщую головомойку. Жертвам приходилось размещаться на пухлом диване, в котором тонули все, кроме самых длинноногих. Стив сидел сверху и смотрел на них, как великий инквизитор.
С другой стороны кабинета стоял письменный стол Стива – огромная стальная конструкция, сделанная специально для него молодым, подающим большие надежды дизайнером. За ним располагалась личная душевая комната Стива. Сэм никогда ее не видела, но этот душ был предметом зависти всех остальных руководящих сотрудников «Титуса».
Внезапно дверь душевой распахнулась, и на пороге появился обнаженный до пояса Стив с влажными волосами. В руке он держал полотенце. Глядя на его тощее туловище, Сэм невольно вспомнила сильный, мощный торс Моргана. Странно, что Стиву хватило уверенности в себе предстать перед ней в одних брюках и носках. Видимо, он считал себя писаным красавцем.
– Прошу прощения за вторжение, – пробормотала она, пятясь к двери. – Если позже у вас будет свободное время, я хотела бы поговорить с вами о «Денсити».
– Нет-нет, не уходите. Садитесь. Сейчас я принесу кофе. – Он вышел в приемную, где стояла кофеварка.
Поскольку теперь уйти было нельзя, Сэм села на один из пухлых диванов, взяла номер «Мьюзик уик» и стала просматривать его. Журнал был давно прочитан от корки до корки, но она хотела дать Стиву время одеться.
Он вернулся с двумя кружками, поставил их на столик у дивана и уселся рядом с Сэм, не удосужившись вернуться в душ и надеть рубашку. Сэм чуть не заршнило. На свете было очень немного мужчин, на обнаженные торсы которых ей хотелось бы смотреть за кофе. Точнее, был только один, но она сама лишила себя такой возможности.
– Молоко? – весело спросил Стив.
Сэм покачала головой и схватила кружку, мечтая как можно скорее убраться отсюда.
– Стив, плохие цифры, – лаконично сказала она. – Альбом не продается, и я боюсь, что положение не улучшится. Дело пахнет провалом. Вот вам пример. Съемки видеоклипа, рекламирующего их следующий сингл, задержались на двое суток, потому что эти парни по утрам страдали от перепоя и соглашались сниматься только во второй половине дня. Эта задержка уже стоила «Титусу» несколько тысяч фунтов.
К ее удивлению, Стив вел себя так, словно ему на это наплевать. Он глупо улыбался и смотрел на Сэм жадными темными глазками, похожими на черные смородины. Ее кольнуло предчувствие беды.
– Не переживайте из-за «Денсити», – небрежно бросил он. – Предоставьте это мне. Очень мило с вашей стороны, что вы пришли сюда. Я всю неделю хотел поговорить с вами, но не знал, как это сделать. Так что все замечательно. Это судьба, – улыбнулся он.
«Не судьба, а рок», – вздрогнув, подумала Сэм.
– Я не люблю ходить вокруг да около. Вы знаете, что нравитесь мне. – Стив широко улыбнулся. – Я уверен, что не ошибся и что вы чувствуете то же самое.
С этими словами он обхватил Сэм рукой за шею и притянул к себе. Сэм ощутила кислый запах его дыхания, на ее лицо упали капли с мокрых волос Пэрриса. Прикосновение его обнаженной кожи потрясло Сэм, но это не помешало ей увернуться от прикосновения его влажных губ. Она вырвалась, вскочила и уставилась на Стива, задыхаясь от гнева.
– Что вы делаете?!
Стив недаром был боссом компании, стоившей несколько миллиардов. Он мгновенно сделал выводы, понял, что Сэм искренне возмущена, покраснел, как свекла, и привстал с дивана.
– Прошу прощения, – пробормотал он.
– Прощения? – переспросила Сэм, с отвращением заметив, что он прикрывает пах руками. – Какого черта?! Как вы смели наброситься на меня?!
Лицо Пэрриса стало бледнеть.
– Мне казалось, в ту ночь мы так хорошо поладили… – начал он.
– В ту ночь вы напились до чертиков, и мне пришлось грузить вас в лимузин! – прошипела Сэм. – Если, по-вашему, это называется поладить, то вы настоящий болван!
– Послушайте, это было недоразумение, – примирительно сказал он, удивительно быстро восстановив равновесие. – Все мы делаем ошибки. Сэм, пожалуйста, примите мои извинения. Я совершенно неправильно оценил ситуацию.
Казалось, Пэррис искренне раскаивался, но Сэм была уверена, что он делает это из страха перед обвинением в сексуальном преследовании подчиненной. Тем не менее она немного успокоилась и попыталась осмыслить случившееся. Ее первая реакция была инстинктивной. Теперь от нее требовалась логика. Случилось самое худшее, и она должна была во что бы то ни стало найти выход. Ни в одной инструкции не было указаний, как деликатно отшить босса и не пожалеть об этом.
– Сэм, пожалуйста, простите меня, и забудем о случившемся, – сказал Стив, вновь став большим боссом, который умел казаться величественным даже в полуодетом состоянии.
Сэм была вынуждена признаться, что присутствия духа ему не занимать.
– Вы хотите сказать, что этот маленький инцидент не окажет влияния на наши деловые отношения? – спокойно спросила она.
Стив поморщился:
– Разумеется. Мы с вами взрослые люди, и нам нужно руководить компанией. Здесь не место для игр.
– Я искренне надеюсь, что нет, – твердо сказала Сэм.
Она в последний раз посмотрела на Пэрриса, вновь покрасневшего от гнева и унижения, и вышла. Подойдя к лифту, она тяжело вздохнула и подумала, что, возможно, совершила самую ужасную ошибку в жизни.
Через час позвонил Хью.
– Сегодня в шесть утра Катрина родила девочку! – радостно объявил он.
– Ох, Хью, я так счастлива за вас обоих… Как Катрина? Трудные были роды?
– Если хочешь знать подробности, спросишь ее сама, – засмеялся он. – Во всяком случае, за все время родов я ни разу не услышал, что она больше никогда не будет заниматься любовью! Девочка чудесная, весит два восемьсот пятьдесят и вылитая мать.
При мысли о маленькой копии Катрины глаза Сэм увлажнились.
– Я так рада! – снова сказала она. – Когда я смогу ее увидеть?
– Сегодня.вечером их выпишут. Может быть, приедешь завтра?
– Чудесно. Тогда до завтра.
Сэм заказала цветы для Катрины и решила купить в подарок роженице ее любимые духи– «Шанель № 19». Она знала, что подарки следует делать новорожденной, но ей очень хотелось поздравить Катрину, которой все это явно далось нелегко.
В тот день Сэм ушла с работы рано. Утро было тяжелое, а день выдался не легче. Погода стояла чудесная, и в половине пятого солнце было еще ярким и теплым. Сэм шла по улице, наслаждаясь прикосновением лучей к лицу и думая о том, что произошло за день. Она вдруг поняла, что не боится Стива Пэрриса, несмотря на то что очень дорожит своей карьерой. Стоило подумать о Хью, Катрине и девочке, все остальное начинало казаться мелким и неважным.
Она зашла в кулинарию и купила немного козьего сыра, оливки в чесночном соусе, горчичный хлеб и несколько кусочков копченой курицы. Потом села в такси и поехала домой. Там она сделала салат из курицы, сунула в духовку бутерброды с козьим сыром и открыла бутылку вина.
Ожидая, пока разогреются бутерброды, Сэм просмотрела последние страницы найденного в метро журнала. Они были посвящены женщинам, которые изменили свою жизнь. По крайней мере, так гласил заголовок. «Человеком месяца» стала преуспевающая лондонская банкирша, которая бросила все и купила поместье во французской Дордони. И говорила, что счастлива, как никогда в жизни. Она была сфотографирована рядом с деревянным сараем, на фоне зарослей дымчато-голубой лаванды, с улыбающимся босым карапузом на руках.
«Настоящий рай!» – с завистью подумала Сэм. Рай, ради которого она тоже бросила бы работу в «Титусе».
29
Хоуп решила, что через год Милли пойдет в школу в Редлайоне. А значит, они останутся в Керри. Пути назад нет. Причина, заставившая ее принять такое решение, была проста: она полюбила Редлайон. Если ей суждено жить без Мэтта, то пусть рядом будут близкие друзья, которые ее любят. Возвращаться в Англию не имело никакого смысла.
Мэтту она этого не сказала. «Зачем? Лишние слезы», – думала Хоуп по пути в Килларни. Она вместе с детьми ехала покупать им одежду, а себе – эластичные брюки. Нужно было что-то делать с животом, который внезапно стал очень заметным.
Она еще никому не говорила о своей беременности. Даже Сэм. Нелегко признаться в том, что ты мать-одиночка с двумя детьми, ожидающая третьего. «Я могла бы читать лекции на тему „Как не следует поступать“, – думала Хоуп, когда у нее становилось легче на душе. Единственным (но очень слабым) утешением являлось то, что у них с Кристи не было настоящей связи. Слава богу, она точно знала, что отец ребенка – Мэтт. Если бы в этом были хоть какие-то сомнения, её бы хватил инфаркт.
Доктор Маккевитт направил ее к мистеру Марри, симпатичному и галантному гинекологу городской больницы. Наверняка в него влюблялись многие будущие матери. К Хоуп он тоже был очень добр и внимателен, но опасность влюбиться ей не грозила. От таких вещей она была застрахована.
Светло-серые глаза доктора Марри скользнули по заполненной Хоуп анкете. В графе «Семейное положение» она написала «разведена», хотя официально развода^еще не было. Слава богу, он промолчал. Если бы доктор посмотрел на нее с жалостью, Хоуп ответила бы ему стальным взглядом и заявила, что это не его дело. Но мистер Марри просто сказал, что она совершенно здорова, и заверил, что в их больнице отличные акушерки.
Хоуп стойко держалась до самого дня ультразвукового сканирования. Сидя в приемной, она невольно вспомнила, как проходила эту процедуру раньше. Когда Хоуп была беременна Милли, Мэтт сидел рядом и держал жену за руку, как будто ей грозило что-то ужасное.
– Хочу пройти с тобой все, – серьезно сказал он ей тогда. И Мэтт действительно прошел с ней все. Роды продолжались так долго, что действие эпидурала кончилось. Милли упорно не хотела появляться на свет и сопротивлялась, как сердитый слоненок, не желающий покидать теплую материнскую утробу.
По тому, как родился Тоби, тоже можно было судить о его будущем характере: все прошло без сучка и задоринки. Когда Мэтт тайком пронес в палату бутылку шампанского, чтобы отпраздновать появление на свет сына и наследника, эпидурал еще действовал. Так что Хоуп, державшая на руках Тоби, тут же опьянела от одного-единственного запретного глотка.
Сейчас она думала о своем третьем ребенке. Том, о котором Мэтт не знал. Она поклялась себе, что этот ребенок не окажется заброшенным. Его будут любить и баловать.
«А как же быть с его отцом? – спросил Хоуп внутренний голос. – Разве он не имеет права знать о своем ребенке? Не имеет права любить его так же, как ты?»
«Нет, – возразил ему другой голос. – Не имеет. Он отказался от этого права, когда ушел и не дал тебе возможности объяснить случившееся».
Хоуп знала, что когда-то ей придется все рассказать Мэтту, но хотела, чтобы это произошло как можно позже. Сейчас она просто не выдержала бы ссор и обвинений, которые неминуемо последовали бы за этим.
Все еще думая о Мэтте, она припарковалась на большой автостоянке в Килларни и проверила список покупок: брюки для беременных, новый комбинезон для Тоби и туфли для Милли. Она везла Тоби в прогулочной коляске и вела за руку Милли, бодро топавшую в красных резиновых сапожках (которые она отказалась снять, несмотря на жару), как вдруг услышала знакомый громкий голос:
– Хоуп, хелло-о!
Это могла быть только Финула. Изобразив улыбку, Хоуп обернулась и увидела Финулу, которая вышла из салона красоты и быстро переходила улицу; ее широкие пурпурные одежды развевались. Судя по тому, что она двигалась, вытянув руки перед собой, как будто оказалась в темноте; ей только что сделали маникюр. Конечно, ногти Финулы были выкрашены в кроваво-красный цвет, а запах лака мог бы свалить с ног и лошадь.
– Как вы поживали все это время? – озабоченно спросила Финула. – Мы с Сиараном очень беспокоились о вас.
Услышав эти сочувственные слова, Хоуп скрипнула зубами. Впрочем, она и так знала, что местные жители ее жалеют. Мисс Мэрфи, которая ухаживала за церковными цветами, накануне крепко обняла ее и назвала «бедной девочкой».
Хоуп была не в том настроении, чтобы выслушивать изъявления сочувствия. Однако справиться с добрейшей мисс Мэрфи было намного легче, чем с Финулой Хедли-Райан, которая, без сомнения, ждала конца их брака с того самого момента, когда Мэтт приехал в Редлайон.
– Прекрасно, – выдавила Хоуп, ослепительно улыбнувшись Финуле.
– Вы очень храбрая, – сказала Финула, скорбно покачав головой. – Я не знаю, что произошло, и не хочу знать… – быстро добавила она.
«Черта с два!» – подумала Хоуп.
– Но, – продолжила Финула, – если бы Мэтт попался мне в руки, я бы убила его за то, что он бросил вас одну. Его следовало бы пристукнуть лопатой! Во всех семьях бывают ссоры, но это еще не повод для ухода.
У Хоуп отвисла челюсть. Такого от самой преданной поклонницы Мэтта она не ожидала.
– Послушайте, – мягко сказала Финула, – у вас есть время выпить чашечку кофе? Только вам придется достать кошелек из моей сумочки и расплатиться. Я боюсь смазать лак.
Не успела Хоуп опомниться, как они очутились за столиком кафе. Перед ней и Финулой стояли чашечки капуччино, а перед детьми – мороженое. Милли тут же измазала мороженым все вокруг, но Хоуп не обратила на это внимания.
– Можете ничего не рассказывать, – не отставала Финула. – Скажите только, как вы справляетесь. Знаете, мы с Сиараном не сказочные богачи, но живем довольно обеспеченно, так что если вам что-нибудь нужно… Я хотела заехать к вам на неделе и спросить, не хотите ли вы, чтобы я как-нибудь забрала к себе детей, но не была уверена, что вы меня не прогоните.
Хоуп невольно улыбнулась.
– Я думала, что в этой истории вы примете сторону Мэтта, – призналась она.
– Я обожаю Мэтта, – с придыханием заявила собеседница, на мгновение став прежней Финулой, – но у него артистическая натура, а такие люди часто не ощущают реальности. Нам, женщинам, в трудные времена нужно держаться вместе.
Хоуп была тронута.
– Все в порядке, – заверила она Финулу. – Мы не на мели. Босс Мэтта в Бате пока не вышел на работу, и Мэтт все еще руководит агентством. Я три раза в неделю работаю в экскурсионном бюро, а если понадобится, смогу работать там на полную ставку. Честно говоря, положение вещей там катастрофическое.
– И не говорите! – с чувством воскликнула Финула. – Я годами уговаривала их внести в веб-сайт упоминание о Центре творчества, но с таким же успехом можно было разговаривать со стеной. Они даже не включили Центр в свои туристические маршруты!
– Там можно улучшить многое, – дипломатично согласилась Хоуп, не желая критиковать своего шефа, нервного мужчину по имени Ронан, который покрывался холодным потом при виде шеренги туристов, приближавшейся к его крошечному офису. После того как Хоуп стала его помощницей, Ронан начал передавать ей все больше своих обязанностей.
– Ведь дело в романе Мэтта, верно? – внезапно спросила Фи-нула. – Я не сомневаюсь, что он уехал из-за этого. Сиаран говорил мне, что у Мэтта проблемы и что роман продвигается плохо. Мужчины очень чувствительны, и, когда работа не идет, это их убивает. От этого страдает их самолюбие.
«Но не так, как от интрижек их жен», – мрачно подумала Хоуп. И все же слова Финулы ее удивили.
– Так Сиаран думает, что роман у Мэтта не получается? – спросила она.
Финула только кивнула:
– Он говорил, что Мэтт что-то часами набирает на компьютере, а потом все стирает. Именно так вышло с одним из друзей Си-арана. Тот тоже был уверен, что роман у него в голове, но не сумел написать ни строчки, и это его надломило.
Хоуп молчала. Она этого не знала. Внезапно поведение Мэтта предстало перед ней в ином свете. Неужели у него ничего не получалось? Мэтт терпеть не мог говорить о романе, и она, дура, думала, что муж просто поглощен творческим процессом. Он мучился, а она ничего не замечала! Осуждала мужа за то, что он не понимает ее проблем, а сама?..
– Так я права? – Глаза Финулы блестели от любопытства. Хоуп невольно улыбнулась. Финула есть Финула. Слон в посудной лавке…
– Не знаю, Финула, – сказала она. – Спасибо за кофе… и за предложение помочь. Спасибо, но пока не нужно. Впрочем, может быть, я как-нибудь попрошу вас взять на себя обязанности бэби-ситтер.
Собеседница просияла:
– Да здравствует женская солидарность!
Мэтт, как всегда, позвонил ровно в шесть вечера. Он звонил каждый день. Слыша его голос, Хоуп здоровалась и тут же передавала трубку Милли. Однако на этот раз Мэтт попросил ее задержаться.
– Я бы хотел, чтобы дети прилетели ко мне, – сказал он. – Я давно их не видел.
– Они не могут лететь одни, – резко ответила Хоуп. – Я не суну их в самолет с табличкой: «Пожалуйста, присмотрите за ребенком» на шее.
– Я прилечу и заберу их на неделю. Уверен, твой адвокат скажет, что это вполне законно, – с досадой добавил Мэтт.
– У меня пока нет адвоката, – тихо ответила Хоуп.
– Будем надеяться, что он тебе и не понадобится.
Много раз Хоуп была готова все рассказать Мэри-Кейт, Дельфине и Вирджинии. Подруги были добры к ней, постоянно заглядывали, по очереди сидели с детьми, чтобы остальные могли куда-нибудь сводить Хоуп, приезжали в пятницу вечером, когда ей было особенно одиноко, привозили видеокассеты, еду и домашнее вино из магазина народных промыслов. Хоуп приходилось делать вид, что она пьет, а самой тайком выливать содержимое бокала в цветочный горшок. Она боялась, что ее бедный инжир никогда не оправится от такого потрясения, но иначе подруги пришли бы к неизбежным выводам.
Единственной хорошей новостью было то, что Дельфина с Юджином наконец назначили день свадьбы. Они должны были пожениться через две недели.
– Мы слишком долго были помолвлены, так что нужно поспешить, – улыбнулась Дельфина.
– Полине придется проглотить это! – радостно сказала Мэри-Кейт.
Чтобы сократить расходы, свадебное платье Дельфина решила сшить сама с помощью Вирджинии; участие Мэри-Кейт ограничивалось выбором фасона.
– Я чувствую, что из-за вас буду выходить замуж в сером саржевом переднике и более-менее целых черных туфлях, – однажды вечером сказала Дельфина, когда четыре женщины собрались на кухне Хоуп и начали просматривать журналы мод.
– Нет, – засмеялась Вирджиния, – в темно-сером шерстяном платье и ботинках со шнурками!
– Темно-серый – мой цвет, – притворилась обиженной Мэри-Кейт, заставив расхохотаться остальных. – Ладно, хватит болтать. Давайте составим список гостей. Дельфина, будем рассчитывать, что твоя мать придет на свадьбу?
– Да, – решительно ответила та. – Я сама вручу ей приглашение, а если она не захочет прийти, это ее дело. .
– Сэм гордилась бы тобой, – с улыбкой сказала Хоуп.
– Кстати, как она поживает? – спросила Вирджиния.
– Неплохо. Собирается лететь на конференцию в Америку.
Но… она немного расстроена. Помните, она рассказывала про Моргана? Соседа, который ей понравился? Так вот, она застала его с другой женщиной.
– Крыса! – злобно бросила Дельфина.
– Причем с молодой женщиной, что только подлило масла в огонь, – вздохнула Хоуп. – А Сэм исполнилось сорок, и она очень болезненно переживает это. Думаю, ее уверенность в себе поколебалась.
– Пригласи ее на свадьбу! – попросила Дельфина. – Мы быстро поднимем ей настроение.
– Она все равно собиралась скоро прилететь, так что наверняка с радостью согласится. Но не слишком ли много гостей получится?
Мэри-Кейт оторвалась от своего перечня и улыбнулась:
– Чем больше, тем лучше!
Они поговорили о преимуществах атласа перед шелком-сырцом, прикинули, где лучше устроить банкет, и закончили обсуждением работы Хоуп в экскурсионном бюро.
– Почему бы вам не сменить Ронана на посту заведующего? – спросила Мэри-Кейт, закончив заполнять список. – Он все рав-нр собирается отсюда уезжать, а вы просто созданы для этой работы. Вы прожили здесь недолго, у вас свежий взгляд, вы видите, как можно улучшить работу, и любите Редлайон.
Хоуп была тронута.
– Знаете, вы правы. Я действительно люблю этот городок. Но сумею ли я стать хорошим управляющим?
– Уж хуже Ронана не будешь, – брякнула Дельфина и тут же спохватилась: – Я не хотела сказать ничего плохого…
Хоуп задумалась.
– Вообще-то мне нравится работать там. Я выхожу из себя, когда вижу, как мало делает Ронан. Бизнес идет неплохо только благодаря тому, что Редлайон очень красив и стоит на самом шоссе. Но если бы мы постарались, то могли бы привлечь толпы туристов. Кстати, Финула права. Она сказала, что Центр творчества является важной местной достопримечательностью. Можно создать поселку хорошую рекламу, перечислив известных художников, поэтов и писателей, которые тут работали.
– Вроде дядюшки Гароида, который вечно чесался и шмыгал носом, – с невозмутимым видом вставила Мэри-Кейт.
Хоуп засмеялась.
– Я имела в виду не Гароида. Тем более что ни разу не видела его стихов.
– Отличная мысль, Хоуп! – с жаром воскликнула Вирджиния. – Художники действительно могли бы привлечь туристов.
Между прочим, в здешних местах родился один художник, у которого были выставки чуть ли не во всех странах мира. Одна его картина есть у Кевина Бартона. Но это не портрет Урсулы, – криво усмехнулась она.
Все слышали печальную историю о комнате, где все осталось так же, как при жизни Урсулы, и о ее портрете, который смотрел со стены и отваживал всех, кто посмел вторгнуться в дом, ставший ее склепом.
– Что ж, по крайней мере, Сэм может бороться за своего избранника с живой женщиной, – грустно сказала Вирджиния Хоуп. – А я борюсь с мертвой.
– Как поживает Кевин? – осторожно спросила ее Мэри-Кейт.
– Он часто звонит мне, предлагает сыграть в гольф, – сказала Вирджиния. – Я отказываюсь, но тогда он начинает приглашать меня съездить пообедать. А я больше не могу слышать заезженную пластинку: «Урсула сказала то, Урсула сделала это…» Разве я так же часто говорю о Билле?
– Нет, – хором ответили все.
– Слава богу, – с облегчением промолвила Вирджиния. – Это то же самое, что соперничать со святой. Что бы я ни сделала, я никогда не сравнюсь с Урсулой. И, честно говоря, не хочу этого… Простите, кажется, я наговорила лишнего.
– Нет, – угрюмо буркнула Дельфина. – Просто вашему Кевину нужно проверить мозги.
Мэтту она этого не сказала. «Зачем? Лишние слезы», – думала Хоуп по пути в Килларни. Она вместе с детьми ехала покупать им одежду, а себе – эластичные брюки. Нужно было что-то делать с животом, который внезапно стал очень заметным.
Она еще никому не говорила о своей беременности. Даже Сэм. Нелегко признаться в том, что ты мать-одиночка с двумя детьми, ожидающая третьего. «Я могла бы читать лекции на тему „Как не следует поступать“, – думала Хоуп, когда у нее становилось легче на душе. Единственным (но очень слабым) утешением являлось то, что у них с Кристи не было настоящей связи. Слава богу, она точно знала, что отец ребенка – Мэтт. Если бы в этом были хоть какие-то сомнения, её бы хватил инфаркт.
Доктор Маккевитт направил ее к мистеру Марри, симпатичному и галантному гинекологу городской больницы. Наверняка в него влюблялись многие будущие матери. К Хоуп он тоже был очень добр и внимателен, но опасность влюбиться ей не грозила. От таких вещей она была застрахована.
Светло-серые глаза доктора Марри скользнули по заполненной Хоуп анкете. В графе «Семейное положение» она написала «разведена», хотя официально развода^еще не было. Слава богу, он промолчал. Если бы доктор посмотрел на нее с жалостью, Хоуп ответила бы ему стальным взглядом и заявила, что это не его дело. Но мистер Марри просто сказал, что она совершенно здорова, и заверил, что в их больнице отличные акушерки.
Хоуп стойко держалась до самого дня ультразвукового сканирования. Сидя в приемной, она невольно вспомнила, как проходила эту процедуру раньше. Когда Хоуп была беременна Милли, Мэтт сидел рядом и держал жену за руку, как будто ей грозило что-то ужасное.
– Хочу пройти с тобой все, – серьезно сказал он ей тогда. И Мэтт действительно прошел с ней все. Роды продолжались так долго, что действие эпидурала кончилось. Милли упорно не хотела появляться на свет и сопротивлялась, как сердитый слоненок, не желающий покидать теплую материнскую утробу.
По тому, как родился Тоби, тоже можно было судить о его будущем характере: все прошло без сучка и задоринки. Когда Мэтт тайком пронес в палату бутылку шампанского, чтобы отпраздновать появление на свет сына и наследника, эпидурал еще действовал. Так что Хоуп, державшая на руках Тоби, тут же опьянела от одного-единственного запретного глотка.
Сейчас она думала о своем третьем ребенке. Том, о котором Мэтт не знал. Она поклялась себе, что этот ребенок не окажется заброшенным. Его будут любить и баловать.
«А как же быть с его отцом? – спросил Хоуп внутренний голос. – Разве он не имеет права знать о своем ребенке? Не имеет права любить его так же, как ты?»
«Нет, – возразил ему другой голос. – Не имеет. Он отказался от этого права, когда ушел и не дал тебе возможности объяснить случившееся».
Хоуп знала, что когда-то ей придется все рассказать Мэтту, но хотела, чтобы это произошло как можно позже. Сейчас она просто не выдержала бы ссор и обвинений, которые неминуемо последовали бы за этим.
Все еще думая о Мэтте, она припарковалась на большой автостоянке в Килларни и проверила список покупок: брюки для беременных, новый комбинезон для Тоби и туфли для Милли. Она везла Тоби в прогулочной коляске и вела за руку Милли, бодро топавшую в красных резиновых сапожках (которые она отказалась снять, несмотря на жару), как вдруг услышала знакомый громкий голос:
– Хоуп, хелло-о!
Это могла быть только Финула. Изобразив улыбку, Хоуп обернулась и увидела Финулу, которая вышла из салона красоты и быстро переходила улицу; ее широкие пурпурные одежды развевались. Судя по тому, что она двигалась, вытянув руки перед собой, как будто оказалась в темноте; ей только что сделали маникюр. Конечно, ногти Финулы были выкрашены в кроваво-красный цвет, а запах лака мог бы свалить с ног и лошадь.
– Как вы поживали все это время? – озабоченно спросила Финула. – Мы с Сиараном очень беспокоились о вас.
Услышав эти сочувственные слова, Хоуп скрипнула зубами. Впрочем, она и так знала, что местные жители ее жалеют. Мисс Мэрфи, которая ухаживала за церковными цветами, накануне крепко обняла ее и назвала «бедной девочкой».
Хоуп была не в том настроении, чтобы выслушивать изъявления сочувствия. Однако справиться с добрейшей мисс Мэрфи было намного легче, чем с Финулой Хедли-Райан, которая, без сомнения, ждала конца их брака с того самого момента, когда Мэтт приехал в Редлайон.
– Прекрасно, – выдавила Хоуп, ослепительно улыбнувшись Финуле.
– Вы очень храбрая, – сказала Финула, скорбно покачав головой. – Я не знаю, что произошло, и не хочу знать… – быстро добавила она.
«Черта с два!» – подумала Хоуп.
– Но, – продолжила Финула, – если бы Мэтт попался мне в руки, я бы убила его за то, что он бросил вас одну. Его следовало бы пристукнуть лопатой! Во всех семьях бывают ссоры, но это еще не повод для ухода.
У Хоуп отвисла челюсть. Такого от самой преданной поклонницы Мэтта она не ожидала.
– Послушайте, – мягко сказала Финула, – у вас есть время выпить чашечку кофе? Только вам придется достать кошелек из моей сумочки и расплатиться. Я боюсь смазать лак.
Не успела Хоуп опомниться, как они очутились за столиком кафе. Перед ней и Финулой стояли чашечки капуччино, а перед детьми – мороженое. Милли тут же измазала мороженым все вокруг, но Хоуп не обратила на это внимания.
– Можете ничего не рассказывать, – не отставала Финула. – Скажите только, как вы справляетесь. Знаете, мы с Сиараном не сказочные богачи, но живем довольно обеспеченно, так что если вам что-нибудь нужно… Я хотела заехать к вам на неделе и спросить, не хотите ли вы, чтобы я как-нибудь забрала к себе детей, но не была уверена, что вы меня не прогоните.
Хоуп невольно улыбнулась.
– Я думала, что в этой истории вы примете сторону Мэтта, – призналась она.
– Я обожаю Мэтта, – с придыханием заявила собеседница, на мгновение став прежней Финулой, – но у него артистическая натура, а такие люди часто не ощущают реальности. Нам, женщинам, в трудные времена нужно держаться вместе.
Хоуп была тронута.
– Все в порядке, – заверила она Финулу. – Мы не на мели. Босс Мэтта в Бате пока не вышел на работу, и Мэтт все еще руководит агентством. Я три раза в неделю работаю в экскурсионном бюро, а если понадобится, смогу работать там на полную ставку. Честно говоря, положение вещей там катастрофическое.
– И не говорите! – с чувством воскликнула Финула. – Я годами уговаривала их внести в веб-сайт упоминание о Центре творчества, но с таким же успехом можно было разговаривать со стеной. Они даже не включили Центр в свои туристические маршруты!
– Там можно улучшить многое, – дипломатично согласилась Хоуп, не желая критиковать своего шефа, нервного мужчину по имени Ронан, который покрывался холодным потом при виде шеренги туристов, приближавшейся к его крошечному офису. После того как Хоуп стала его помощницей, Ронан начал передавать ей все больше своих обязанностей.
– Ведь дело в романе Мэтта, верно? – внезапно спросила Фи-нула. – Я не сомневаюсь, что он уехал из-за этого. Сиаран говорил мне, что у Мэтта проблемы и что роман продвигается плохо. Мужчины очень чувствительны, и, когда работа не идет, это их убивает. От этого страдает их самолюбие.
«Но не так, как от интрижек их жен», – мрачно подумала Хоуп. И все же слова Финулы ее удивили.
– Так Сиаран думает, что роман у Мэтта не получается? – спросила она.
Финула только кивнула:
– Он говорил, что Мэтт что-то часами набирает на компьютере, а потом все стирает. Именно так вышло с одним из друзей Си-арана. Тот тоже был уверен, что роман у него в голове, но не сумел написать ни строчки, и это его надломило.
Хоуп молчала. Она этого не знала. Внезапно поведение Мэтта предстало перед ней в ином свете. Неужели у него ничего не получалось? Мэтт терпеть не мог говорить о романе, и она, дура, думала, что муж просто поглощен творческим процессом. Он мучился, а она ничего не замечала! Осуждала мужа за то, что он не понимает ее проблем, а сама?..
– Так я права? – Глаза Финулы блестели от любопытства. Хоуп невольно улыбнулась. Финула есть Финула. Слон в посудной лавке…
– Не знаю, Финула, – сказала она. – Спасибо за кофе… и за предложение помочь. Спасибо, но пока не нужно. Впрочем, может быть, я как-нибудь попрошу вас взять на себя обязанности бэби-ситтер.
Собеседница просияла:
– Да здравствует женская солидарность!
Мэтт, как всегда, позвонил ровно в шесть вечера. Он звонил каждый день. Слыша его голос, Хоуп здоровалась и тут же передавала трубку Милли. Однако на этот раз Мэтт попросил ее задержаться.
– Я бы хотел, чтобы дети прилетели ко мне, – сказал он. – Я давно их не видел.
– Они не могут лететь одни, – резко ответила Хоуп. – Я не суну их в самолет с табличкой: «Пожалуйста, присмотрите за ребенком» на шее.
– Я прилечу и заберу их на неделю. Уверен, твой адвокат скажет, что это вполне законно, – с досадой добавил Мэтт.
– У меня пока нет адвоката, – тихо ответила Хоуп.
– Будем надеяться, что он тебе и не понадобится.
Много раз Хоуп была готова все рассказать Мэри-Кейт, Дельфине и Вирджинии. Подруги были добры к ней, постоянно заглядывали, по очереди сидели с детьми, чтобы остальные могли куда-нибудь сводить Хоуп, приезжали в пятницу вечером, когда ей было особенно одиноко, привозили видеокассеты, еду и домашнее вино из магазина народных промыслов. Хоуп приходилось делать вид, что она пьет, а самой тайком выливать содержимое бокала в цветочный горшок. Она боялась, что ее бедный инжир никогда не оправится от такого потрясения, но иначе подруги пришли бы к неизбежным выводам.
Единственной хорошей новостью было то, что Дельфина с Юджином наконец назначили день свадьбы. Они должны были пожениться через две недели.
– Мы слишком долго были помолвлены, так что нужно поспешить, – улыбнулась Дельфина.
– Полине придется проглотить это! – радостно сказала Мэри-Кейт.
Чтобы сократить расходы, свадебное платье Дельфина решила сшить сама с помощью Вирджинии; участие Мэри-Кейт ограничивалось выбором фасона.
– Я чувствую, что из-за вас буду выходить замуж в сером саржевом переднике и более-менее целых черных туфлях, – однажды вечером сказала Дельфина, когда четыре женщины собрались на кухне Хоуп и начали просматривать журналы мод.
– Нет, – засмеялась Вирджиния, – в темно-сером шерстяном платье и ботинках со шнурками!
– Темно-серый – мой цвет, – притворилась обиженной Мэри-Кейт, заставив расхохотаться остальных. – Ладно, хватит болтать. Давайте составим список гостей. Дельфина, будем рассчитывать, что твоя мать придет на свадьбу?
– Да, – решительно ответила та. – Я сама вручу ей приглашение, а если она не захочет прийти, это ее дело. .
– Сэм гордилась бы тобой, – с улыбкой сказала Хоуп.
– Кстати, как она поживает? – спросила Вирджиния.
– Неплохо. Собирается лететь на конференцию в Америку.
Но… она немного расстроена. Помните, она рассказывала про Моргана? Соседа, который ей понравился? Так вот, она застала его с другой женщиной.
– Крыса! – злобно бросила Дельфина.
– Причем с молодой женщиной, что только подлило масла в огонь, – вздохнула Хоуп. – А Сэм исполнилось сорок, и она очень болезненно переживает это. Думаю, ее уверенность в себе поколебалась.
– Пригласи ее на свадьбу! – попросила Дельфина. – Мы быстро поднимем ей настроение.
– Она все равно собиралась скоро прилететь, так что наверняка с радостью согласится. Но не слишком ли много гостей получится?
Мэри-Кейт оторвалась от своего перечня и улыбнулась:
– Чем больше, тем лучше!
Они поговорили о преимуществах атласа перед шелком-сырцом, прикинули, где лучше устроить банкет, и закончили обсуждением работы Хоуп в экскурсионном бюро.
– Почему бы вам не сменить Ронана на посту заведующего? – спросила Мэри-Кейт, закончив заполнять список. – Он все рав-нр собирается отсюда уезжать, а вы просто созданы для этой работы. Вы прожили здесь недолго, у вас свежий взгляд, вы видите, как можно улучшить работу, и любите Редлайон.
Хоуп была тронута.
– Знаете, вы правы. Я действительно люблю этот городок. Но сумею ли я стать хорошим управляющим?
– Уж хуже Ронана не будешь, – брякнула Дельфина и тут же спохватилась: – Я не хотела сказать ничего плохого…
Хоуп задумалась.
– Вообще-то мне нравится работать там. Я выхожу из себя, когда вижу, как мало делает Ронан. Бизнес идет неплохо только благодаря тому, что Редлайон очень красив и стоит на самом шоссе. Но если бы мы постарались, то могли бы привлечь толпы туристов. Кстати, Финула права. Она сказала, что Центр творчества является важной местной достопримечательностью. Можно создать поселку хорошую рекламу, перечислив известных художников, поэтов и писателей, которые тут работали.
– Вроде дядюшки Гароида, который вечно чесался и шмыгал носом, – с невозмутимым видом вставила Мэри-Кейт.
Хоуп засмеялась.
– Я имела в виду не Гароида. Тем более что ни разу не видела его стихов.
– Отличная мысль, Хоуп! – с жаром воскликнула Вирджиния. – Художники действительно могли бы привлечь туристов.
Между прочим, в здешних местах родился один художник, у которого были выставки чуть ли не во всех странах мира. Одна его картина есть у Кевина Бартона. Но это не портрет Урсулы, – криво усмехнулась она.
Все слышали печальную историю о комнате, где все осталось так же, как при жизни Урсулы, и о ее портрете, который смотрел со стены и отваживал всех, кто посмел вторгнуться в дом, ставший ее склепом.
– Что ж, по крайней мере, Сэм может бороться за своего избранника с живой женщиной, – грустно сказала Вирджиния Хоуп. – А я борюсь с мертвой.
– Как поживает Кевин? – осторожно спросила ее Мэри-Кейт.
– Он часто звонит мне, предлагает сыграть в гольф, – сказала Вирджиния. – Я отказываюсь, но тогда он начинает приглашать меня съездить пообедать. А я больше не могу слышать заезженную пластинку: «Урсула сказала то, Урсула сделала это…» Разве я так же часто говорю о Билле?
– Нет, – хором ответили все.
– Слава богу, – с облегчением промолвила Вирджиния. – Это то же самое, что соперничать со святой. Что бы я ни сделала, я никогда не сравнюсь с Урсулой. И, честно говоря, не хочу этого… Простите, кажется, я наговорила лишнего.
– Нет, – угрюмо буркнула Дельфина. – Просто вашему Кевину нужно проверить мозги.