Страница:
Джексон поспешно вышел из комнаты, чтобы догнать Энэлайз, и опасаясь, что она уже давно ушла из дома.
Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка — ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, — понял Джексон. Все это очень подозрительно.
— Миссис Шэффер, — обратился к Энэлайз Джексон.
Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови — так она пыталась подавить свои слезы.
Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
— Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
— Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
— Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
— К чему вы говорите это? — спросила Энэлайз.
— Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, — ответил Джексон.
— Вы меня не убедили, — сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
— Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, — начал Джексон.
— О, его сердце! — закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
— Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
— И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? — спросила Энэлайз.
— Мэм, — сказал Джексон. — Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
— Потерял меня!? Почему вы все …. — начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
— Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, — сказал Джексон.
Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
— Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
— Нет, — вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова — все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок — сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем — боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
— Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
— Не любит вас?! — воскликнул сержант Джексон. — Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал. А когда он не получал от вас письма с почтой, вы бы видели какое разочарование и безнадежность были в его глазах! Вы не писали ему!
— Как я не писала ему?! — закричала Энэлайз. — Какую чушь вы несете. Не могу понять — или вы — лжец, или — сумасшедший?! Только хочу вас заверить, что вы абсолютно не правы. Я очень часто писала Марку — вначале два или три раза в неделю. Это он не писал мне. Я не прекращала писать до тех пор, пока он не приехал сюда и не сказал, что не хочет больше никогда видеть меня. Только тогда я перестала писать совсем. Не думаю, что это было так жестоко с моей стороны после того, что произошло, не так ли?
Джексон изумленно глазел на нее. Боже! Эта женщина действительно лжива! Кому лучше, как не ему, адъютанту полковника, знать — приходили ему письма или нет. Ему писали из дома, но только не жена!
— Нет надобности мне лгать вам, миссис Шэффер. Я знаю, что…
— Сержант, — вдруг вмешался в разговор мистер Шэффер. Голос его дрожал. — Я не позволю оскорблять свою невестку в моем доме!
— Но, сэр…
— Она говорит правду, сержант. Я могу засвидетельствовать, что очень часто видел ее письма Марку, лежащие на столике для корреспонденции, откуда у нас все забирает почтальон.
Теперь Джексон изумленно посмотрел на отца командира — что за сумасшедший дом?!
— Но… но…. сэр! — волнуясь и запинаясь от этого продолжил сержант. — Я точно видел и знаю, что от жены командир не получил ни одного письма. Да вы его самого спросите! Ему-то зачем лгать?
— А зачем лгать мне или мистеру Шэфферу, — опомнившись, уже спокойно сказала Энэлайз.
— Но, может быть, вы адрес неправильно писали? — тихо спросил Джексон.
— Ведь письма ни разу не возвратились домой, ведь переадресовать их неправильно уже не могли …. — задумчиво заметила Энэлайз.
— Знайте же! — вдруг раздался громкий голос Фрэнсис.
Все обернулись к ней. Она стояла вся смертельно бледная, дрожащая, ее глаза горели каким-то безумным блеском.
— Я возненавидела ее сразу, потому что она была так похожа на Талиссию и заполучила моего брата тем же способом, что и моя мать моего отца! Я не хотела, чтобы Марк был так же несчастен всю жизнь, как отец! Я хотела, чтобы он понял, какого сорта эта женщина, и ушел от нее. Я думала, что он поначалу попереживает, а потом — все пройдет. Я любила Марка и не хотела причинять ему зло. Я не думала, что он так ее любит, что станет искать смерти…
— Фрэнсис? — суровым голосом произнес ее отец. — Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Марку его женой?!
— Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, — истерично закричала сестра Марка и замахнулась на Энэлайз. — Ты была несчастьем для него! Несчастьем! Я только хотела спасти его! — продолжала она кричать.
Энэлайз побледнела. Она была ошеломлена — так значит Марк никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви, тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Он ничего не знал о ней, он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын во всем похож на нее!
А Марк думал, что он ее не интересует, и потому она не пишет.
«Боже! Что наделала Фрэнсис! — промелькнуло у нее в голове, и ослабевшая Энэлайз опустилась в кресло.
— Сержант, вы говорили, что Марк писал мне?
— Да, мэм, часто … по крайней мере сначала, — ответил сержант.
— И ты забирала и те письма тоже, Фрэнсис? — спросил мистер Шэффер.
— Да! Да! Да! — прокричала сквозь слезы Фрэнсис. Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:
— А то, что ты говорила мне и Марку, — про Энэлайз и того немца. Это тоже правда?
— Нет! — закричала она вновь и ненавидяще посмотрела на Энэлайз. — А впрочем, я знаю, что у нее с ним был роман. С чего бы она уезжала отсюда?
— Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Энэлайз, пока она не вошла в дом немца? — гневно спросил мистер Шэффер и еще больше сжал дочь за плечи.
— Да, — сердито и неохотно ответила Фрэнсис.
— А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Энэлайз, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? — вновь спросил мистер Шэффер.
— Нет, это тоже неправда, — призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. — Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!
— Боже мой! — как ужаленный отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. — Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя собственная дочь!
Энэлайз поднялась. Гнев переполнял ее.
— Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, — обратилась она к Фрэнсис. — Ты разрушила жизнь своего собственного брата, ты причинила ему такую боль. Но мало этого — ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты — настоящая гадина! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Курта Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Марку никакого отношения. Да и не о Марке ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя совершенно патологическая любовь к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!
— Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Марком что-то случилось? — запротестовала Фрэнсис.
В ответ Энэлайз дала ей сильную пощечину. Какое-то мгновенье они стояли и смотрели, готовые вцепиться друг в друга! Энэлайз, пылающая от гнева и Фрэнсис, бледная как мел. Потом Энэлайз выбежала из комнаты.
Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:
— Теперь пойдем к Марку. Ты сама расскажешь ему всю правду!
Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:
— Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.
— Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страдания, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.
Марк принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненого зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.
— Мои письма ты уничтожала тоже? — спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: — Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.
— Нет, подожди, — вмешался в разговор отец. — Марк, ты не можешь так распорядиться ими. Энэлайз имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны как она, так и ваш ребенок.
— Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я написал в последних письмах. Я не хочу, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло больше года, и у нее было много времени, чтобы забыть меня. Энэлайз больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, — сказал Марк.
— Но она вернется туда, где ей и положено быть, к своему очагу, — сказал отец.
— Нет! — неистово закричал Марк. — К черту! Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь это делать. Я не вынесу отвращения и страха в ее глазах, когда ей придется лечь в постель рядом со мной.
— Дай ей шанс, Марк. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? — спросил мистер Шэффер.
— Только посмотри на меня! Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть мои искалеченные ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…
Его прервал сдавленный крик Фрэнсис. Марк посмотрел на нее, а затем продолжил:
— Что? Не обращать внимания на все это? Да? А как же с этим жить?
Фрэнсис повернулась и быстро выбежала из комнаты, Марк посмотрел ей вслед, и в его глазах был суровый приговор.
— Отец! — сказал он. — Не пускай ее больше ко мне никогда. Мне не хочется ее видеть. Да и забери от нее мои письма.
— Хорошо, заберу. Но ты, пожалуйста, подумай хорошенько о том, что ты сказал Энэлайз. Муж и жена должны быть вместе, а Джону Прентиссу нужен отец.
— Пусть Миллер станет ему отцом, — возразил Марк. — Я ведь только напугаю ребенка.
Тяжело вздохнув, отец вышел из комнаты Марка, оставив бесполезный разговор и направился к дочери, чтобы забрать, как обещал Марку, его письма к жене. Он шел и думал, что, конечно, не станет их уничтожать, как просил Марк, и пока не станет показывать их Энэлайз, как хотел он сам. Надо хорошенько подумать, как распорядиться письмами.
После ухода отца, Марк закрыл глаза и вытянулся на диване. Он устал не только от того, что произошло, но и просто сидеть.
— Энэлайз! — Он стал вспоминать, как она выглядела во время их встречи. Она была такая стройная, с такой тонкой талией, такая желанная. Ее щеки горели так же, как и ее красное платье. Марк даже застонал — она всегда была неотразима в красном. Он вспомнил ее в прозрачной алой ночной сорочке, и как он заставил ее надеть подарок, и что за ночь была потом! Как всегда он ее желал! «О, нет, никаких желаний», — подумал Марк. — Они ни к чему такому отвратительному калеке».
Ему достаточно воспоминаний о тех ночах, что он уже пережил с Энэлайз. Но его тело не слушалось голоса рассудка, и сильное желание охватило его. Вряд ли это желание утолит проститутка, даже если он уговорит Джексона привести ее тайком сюда домой. Марк слегка улыбнулся, представив, что сказал бы по этому поводу его пуританин-отец.
Никто, кроме Энэлайз, не мог удовлетворить его страсть. За те долгие месяцы войны, когда он страдал, не получая от нее ни строчки, у него было несколько женщин. Но ни одна не смогла зажечь его. Боже, как он был глуп тогда, когда пришел к ней домой и не дал ей ни одного шанса объясниться. Он злился и ревновал, он изнасиловал ее, еще больше оскорбив! Впрочем, если бы ей представилась возможность оправдаться, то он, конечно, не поверил бы ей! Он никогда не верил и дико ревновал. Он никогда не пытался изменить их отношения к лучшему, а только усложнял их. Он соблазнил ее, унизил, сделал так, что общество отвернулось от нее, обременил ее ребенком, и, тем самым, принудил выйти замуж.
А ведь она, как он, влюбилась с первого взгляда там, на балу в Новом Орлеане. Да и когда они поженились, ему показалось, что ее радость и любовь были искренни.
Но отсутствие писем и наветы Фрэнсис опять пробудили его ревность. И здесь появился Курт Миллер — всегда внимательный, всегда готовый помочь. Марк понимал, что фактически он сам толкнул ее в объятия другого мужчины.
— Неизвестно, — продолжал свои горькие размышления Марк, — как она поведет себя, узнав, что Фрэнсис одурачила их обоих? Будет ли она сожалеть? Или испытывать чувство вины? Может быть, она сочтет своим долгом вернуться к нему? Но все-таки хорошо представить ее здесь, рядом. Она вернет его к радостям жизни, и ему не будет так одиноко и больно долгими бессонными ночами. Нет, зачем питать себя иллюзиями!
Он не позволит, чтобы жалость привязала Энэлайз к нему. Он не сможет пережить отвращение в ее глазах при виде его искалеченного тела. И он настолько любит ее, что не может испортить дальше ей жизнь. Хватит того, что он уже сделал. Если она вернется — он заставит ее уйти. Это все, что он еще может для нее сделать.
Выбежав из дома Шэфферов, Энэлайз пошла, не думая, куда она идет, не чувствуя ни расстояния, ни времени. А просто шла и шла, не замечая ничего вокруг себя, пока совершенно не выбилась из сил. Остановившись, она осмотрелась и поняла, что оказалась очень далеко от дома, в совершенно незнакомом районе. Пока она бродила, гнев ее прошел, но она была совершенно разбита.
Она окликнула извозчика и поехала домой. Вернувшись, она, даже не став ужинать, рухнула в кровать и проспала как убитая до утра. Силы ее восстановились и, проснувшись, она, оставаясь еще в кровати, стала вспоминать, что она узнала за эти сутки.
Итак, Марк вернулся с фронта искалеченным, и он писал ей, и любил ее так сильно, что даже поверив в ее измену, не захотел жить.
Слезы опять покатились из глаз, когда Энэлайз представила себе, как этот жизнелюбивый и сильный мужчина переживает свое сегодняшнее состояние. Смахнув слезы и накинув халат, она тихо спустилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Она была рада тому, что еще никто не проснулся, и ей можно спокойно обдумать, что делать дальше. Сон снял все бурные, гневные эмоции дня, улетучилась боль, накопившаяся за это время и осталось только одно — она все так же любит Марка и быть счастлива без него никогда не сможет. Как только она увидела его, любовь и страсть опять нахлынули на нее.
Даже искалеченный, он, как всегда, победил ее и зажег страсть своими черными глазами.
Но своими грубыми речами, полными сарказма, он вновь заставил ее дрожать не только от страсти, но и от гнева.
И все равно — только он предназначен ей судьбой, а его обращение с ней неважно! И ее сердце, и ее тело открывались навстречу только одному взгляду Марка.
Она очень уважала Курта и была искренне благодарна ему за помощь, но счастлива с ним она не будет! Бедный Курт, он очень любил ее, но их брака не будет. Она любила его как брата или родственника. Ему будет больно услышать ее окончательный отказ, но всепоглощающая сильная любовь к Марку не оставляла выбора.
Энэлайз чуть улыбнулась сама себе — как ни странно, но их любовь жива, несмотря на обиды, ревность и клевету. Она не хотела его любить, она боролась с этим чувством долгое время и всеми силами, но оказалась побежденной. Ей нужно понять это и перестать противиться. Она будет любить его всегда!
И Марк любит ее тоже. Он ведь сломался, не получая ее писем и узнав от Фрэнсис о том, что она якобы неверна ему. Он впал в такое отчаяние, что не хотел жить. Да, он любил ее. Если бы они могли позабыть прошлое и начать все сначала…. но не повторяя ошибок.
Да, она начнет все сначала! — Энэлайз допила кофе и вернулась к себе, чтобы переодеться. Сегодня ей хотелось выглядеть как никогда хорошо.
Она перебрала все свои наряды, пока не остановилась на голубом, цвета сапфира, платье. Оно было простым, но очень элегантным и так совпадало с цветом ее глаз.
Она надела в уши серьги с сапфирами, на шею — серебряное ожерелье с цветами из сапфиров и бриллиантов. Внимательно осмотрев себя в зеркало, она осталась довольна. Что скажет Марк, когда увидит ее? Что он сделает?
Энэлайз закрыла глаза и представила себе, как он подходит к ней, сжимает ее в своих объятиях, и их губы встречаются…
Она затрепетала. Сколько бы воды не утекло, но она и ее муж должны быть снова вместе!
Глава 16
Но, проходя по коридору, он заметил ее в открытую дверь музыкального салона. Она стояла там у окна, и слезы стекали у нее по щекам. Отец Марка с печальным выражением на лице сидел в кресле напротив, а рядом с ним стояла, торжествующе усмехаясь, Фрэнсис Джексону никогда не нравилась сестра Марка — ее высокомерие и постоянные причитания над братом. Видимо, Фрэнсис, явно ненавидя жену командира, распускала о ней сплетни, — понял Джексон. Все это очень подозрительно.
— Миссис Шэффер, — обратился к Энэлайз Джексон.
Она обернулась от окна, и он заметил, что нижняя губа ее была закушена до крови — так она пыталась подавить свои слезы.
Сержант понял, что она была такой же гордой, как и полковник, и теперь молил Бога, чтобы она не оказалась такой же упрямой, как и он.
Восхищаться ими и жалеть их можно было обоих.
— Я хотел бы попросить вас не делать того, о чем вы сказали, а остаться с полковником Шэффером.
— Вы что, с ума сошли? Вы ведь были там и слышали, как он сказал, что я не нужна ему.
— Да, но я также слышал, как полковник говорил матери о том, что ее сын умер героем, а на деле тот был подстрелен, когда бежал с поля боя…
— К чему вы говорите это? — спросила Энэлайз.
— Это значит, что полковник может очень хорошо солгать, если считает это нужным, — ответил Джексон.
— Вы меня не убедили, — сказала сухо Энэлайз, хотя и у нее самой закралась тень сомнения.
— Марк боится, что вы опять разобьете его сердце, — начал Джексон.
— О, его сердце! — закричала Энэлайз. Но Джексон упрямо продолжил:
— Сегодня, когда вы появились, он вдруг ожил. Я не видел его таким с момента его ранения. Миссис Шэффер, он не заботится о себе и его ничто не интересует. Он даже не пытается разрабатывать свои искалеченные конечности, хотя доктора говорят, что возможно частичное восстановление, по крайней мере, руку можно излечить. Но сейчас он только пьет и тем самым сводит себя в могилу. Он махнул рукой на жизнь.
— И почему вы думаете, что я могу что-то изменить? — спросила Энэлайз.
— Мэм, — сказал Джексон. — Я видел его лицо в ту минуту, когда вы появились в двери. А вообще, он махнул рукой на жизнь давным-давно, когда потерял вас.
— Потерял меня!? Почему вы все …. — начала сердито говорить Энэлайз, но Джексон грубо перебил ее.
— Да, когда он вернулся домой из того отпуска, он был мрачнее тучи. Казалось, что он совсем не хочет жить. И он на самом деле не хотел жить, потому что потерял вас, — сказал Джексон.
Сзади за спиной приглушенно вскрикнула Фрэнсис, но сержант даже не взглянул на нее.
— Он ходил на самые опасные задания, всегда рвался в самую гущу боя и все искал своей смерти. И вот, наконец, нашел. Только вот смерть не взяла его, и он остался калекой на всю жизнь. Вы в долгу перед ним, миссис Шэффер. Это из-за вас он попал в такое положение.
— Нет, — вздохнув сказала Энэлайз и отвернулась от сержанта. У нее закружилась голова — все зашло слишком далеко. Она того и гляди упадет в обморок — сначала потрясение от вида Марка и возрождения всех старых чувств, затем — боль и гнев от его отказа. И, наконец, этот сержант, сердито обвиняющий ее в состоянии Марка. Это было слишком жестоко, она больше ни с кем не хотела это обсуждать, но все же она ответила.
— Нет. Это неправда. Марк совсем не любил меня и не любит. Из-за этого он не мог желать и тем более искать смерти.
— Не любит вас?! — воскликнул сержант Джексон. — Да я видел, каким он возвратился из отпуска! Он был в отчаянии, потому что вы ушли к другому мужчине. Я слышал, как он не мог спать по ночам и уходил в поле. А когда в бреду после ранения он только и говорил о вас и так звал вас… Я все видел и понимал. А когда он не получал от вас письма с почтой, вы бы видели какое разочарование и безнадежность были в его глазах! Вы не писали ему!
— Как я не писала ему?! — закричала Энэлайз. — Какую чушь вы несете. Не могу понять — или вы — лжец, или — сумасшедший?! Только хочу вас заверить, что вы абсолютно не правы. Я очень часто писала Марку — вначале два или три раза в неделю. Это он не писал мне. Я не прекращала писать до тех пор, пока он не приехал сюда и не сказал, что не хочет больше никогда видеть меня. Только тогда я перестала писать совсем. Не думаю, что это было так жестоко с моей стороны после того, что произошло, не так ли?
Джексон изумленно глазел на нее. Боже! Эта женщина действительно лжива! Кому лучше, как не ему, адъютанту полковника, знать — приходили ему письма или нет. Ему писали из дома, но только не жена!
— Нет надобности мне лгать вам, миссис Шэффер. Я знаю, что…
— Сержант, — вдруг вмешался в разговор мистер Шэффер. Голос его дрожал. — Я не позволю оскорблять свою невестку в моем доме!
— Но, сэр…
— Она говорит правду, сержант. Я могу засвидетельствовать, что очень часто видел ее письма Марку, лежащие на столике для корреспонденции, откуда у нас все забирает почтальон.
Теперь Джексон изумленно посмотрел на отца командира — что за сумасшедший дом?!
— Но… но…. сэр! — волнуясь и запинаясь от этого продолжил сержант. — Я точно видел и знаю, что от жены командир не получил ни одного письма. Да вы его самого спросите! Ему-то зачем лгать?
— А зачем лгать мне или мистеру Шэфферу, — опомнившись, уже спокойно сказала Энэлайз.
— Но, может быть, вы адрес неправильно писали? — тихо спросил Джексон.
— Ведь письма ни разу не возвратились домой, ведь переадресовать их неправильно уже не могли …. — задумчиво заметила Энэлайз.
— Знайте же! — вдруг раздался громкий голос Фрэнсис.
Все обернулись к ней. Она стояла вся смертельно бледная, дрожащая, ее глаза горели каким-то безумным блеском.
— Я возненавидела ее сразу, потому что она была так похожа на Талиссию и заполучила моего брата тем же способом, что и моя мать моего отца! Я не хотела, чтобы Марк был так же несчастен всю жизнь, как отец! Я хотела, чтобы он понял, какого сорта эта женщина, и ушел от нее. Я думала, что он поначалу попереживает, а потом — все пройдет. Я любила Марка и не хотела причинять ему зло. Я не думала, что он так ее любит, что станет искать смерти…
— Фрэнсис? — суровым голосом произнес ее отец. — Ты хочешь сказать, что ты перехватывала письма, написанные Марку его женой?!
— Да! Я уничтожала их. Я забирала их со столика перед приходом почтальона и сжигала, — истерично закричала сестра Марка и замахнулась на Энэлайз. — Ты была несчастьем для него! Несчастьем! Я только хотела спасти его! — продолжала она кричать.
Энэлайз побледнела. Она была ошеломлена — так значит Марк никогда не получал ее писем, ее первых страстных писем, где она писала ему о своей любви, тех радостных писем, в которых она писала о рождении их ребенка; тех последних писем, где она умоляла, заклинала его написать хоть строчку! Он ничего не знал о ней, он не знал, как она скучала, как ждала его возвращения, как радовалась, что сын во всем похож на нее!
А Марк думал, что он ее не интересует, и потому она не пишет.
«Боже! Что наделала Фрэнсис! — промелькнуло у нее в голове, и ослабевшая Энэлайз опустилась в кресло.
— Сержант, вы говорили, что Марк писал мне?
— Да, мэм, часто … по крайней мере сначала, — ответил сержант.
— И ты забирала и те письма тоже, Фрэнсис? — спросил мистер Шэффер.
— Да! Да! Да! — прокричала сквозь слезы Фрэнсис. Теперь отец подошел к Фрэнсис и, схватив ее за плечи, затряс ее и грубо спросил:
— А то, что ты говорила мне и Марку, — про Энэлайз и того немца. Это тоже правда?
— Нет! — закричала она вновь и ненавидяще посмотрела на Энэлайз. — А впрочем, я знаю, что у нее с ним был роман. С чего бы она уезжала отсюда?
— Значит, ты лгала нам, когда рассказывала, что шла по пятам за Энэлайз, пока она не вошла в дом немца? — гневно спросил мистер Шэффер и еще больше сжал дочь за плечи.
— Да, — сердито и неохотно ответила Фрэнсис.
— А как насчет детектива, которого ты наняла следить за домом Миллера, где Энэлайз, с твоих слов, проводила ночи напролет? Это правда? — вновь спросил мистер Шэффер.
— Нет, это тоже неправда, — призналась Фрэнсис, но затем опять начала истерически кричать. — Но я знаю, что у них что-то было! Я знаю это! Просто я не смогла ее выследить!
— Боже мой! — как ужаленный отпрянул от Фрэнсис мистер Шэффер. — Я никогда бы не поверил, что ты так зла и вероломна. И это моя собственная дочь!
Энэлайз поднялась. Гнев переполнял ее.
— Я не знаю даже, как назвать то, что ты сделала, — обратилась она к Фрэнсис. — Ты разрушила жизнь своего собственного брата, ты причинила ему такую боль. Но мало этого — ты разрушила мою жизнь и жизнь маленького Джонни. Ты — настоящая гадина! Ты отлично знаешь, если посылала следить за мною детективов, что я не была любовницей Курта Миллера. И из вашего дома я ушла только из-за тебя, из-за твоей ненависти. Это не имело к Марку никакого отношения. Да и не о Марке ты заботилась в первую очередь. Ты думала о себе. У тебя совершенно патологическая любовь к брату, и ты всеми силами хотела, чтобы он принадлежал только тебе. Не сомневаюсь, что ты радовалась, когда он возвратился домой искалеченный, и всю свою жизнь теперь будет зависеть от тебя!
— Нет! Я никогда не хотела, чтобы с Марком что-то случилось? — запротестовала Фрэнсис.
В ответ Энэлайз дала ей сильную пощечину. Какое-то мгновенье они стояли и смотрели, готовые вцепиться друг в друга! Энэлайз, пылающая от гнева и Фрэнсис, бледная как мел. Потом Энэлайз выбежала из комнаты.
Изумленный Прентисс Шэффер сказал, обращаясь к Фрэнсис:
— Теперь пойдем к Марку. Ты сама расскажешь ему всю правду!
Фрэнсис всплеснула руками и запричитала:
— Нет, папа! Пожалуйста, не заставляй меня делать этого.
— Ты сотворила страшное зло, Фрэнсис, и теперь должна расплатиться за него. И, хотя ты никогда и ничем не сможешь искупить его страдания, но ты пойдешь и все ему расскажешь, иначе я никогда не прощу тебя.
Марк принял страшные новости внешне спокойно. Но глаза его стали похожи на глаза израненого зверя, хотя ни один мускул не дрогнул на лице.
— Мои письма ты уничтожала тоже? — спросил он у Фрэнсис, а когда та отрицательно покачала головой, сказал: — Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас.
— Нет, подожди, — вмешался в разговор отец. — Марк, ты не можешь так распорядиться ими. Энэлайз имеет право прочитать их. Она должна узнать, что ты не бросил ее, а любил и ждал встречи. С каким горьким чувством она жила здесь все эти месяцы, думая, что тебе безразличны как она, так и ваш ребенок.
— Я не хочу ее знать! Я не хочу, чтобы она читала те несправедливые вещи, что я написал в последних письмах. Я не хочу, чтобы она узнала из писем, как сильно я любил ее. Прошло больше года, и у нее было много времени, чтобы забыть меня. Энэлайз больше не любит меня. Она уже решила выйти замуж за Миллера. Пусть так и будет. Так лучше. Если она прочтет письма, где я писал о своей любви, она может из жалости вернуться ко мне, — сказал Марк.
— Но она вернется туда, где ей и положено быть, к своему очагу, — сказал отец.
— Нет! — неистово закричал Марк. — К черту! Разве ты не понимаешь? Я все еще люблю ее и не хочу, чтобы она связалась с беспомощным калекой. Я отказываюсь это делать. Я не вынесу отвращения и страха в ее глазах, когда ей придется лечь в постель рядом со мной.
— Дай ей шанс, Марк. Откуда ты знаешь, что она тебя не любит? Откуда ты знаешь, что она отвернется? — спросил мистер Шэффер.
— Только посмотри на меня! Мужчина, которого она любила, был сильным, здоровым и красивым, а не таким беспомощным как я. Подумай только, что ей придется взглянуть на мое голое тело, увидеть мои искалеченные ногу и руку! Она увидит множество багровых, скрученных шрамов, множество глубоких отметин от шрапнели…
Его прервал сдавленный крик Фрэнсис. Марк посмотрел на нее, а затем продолжил:
— Что? Не обращать внимания на все это? Да? А как же с этим жить?
Фрэнсис повернулась и быстро выбежала из комнаты, Марк посмотрел ей вслед, и в его глазах был суровый приговор.
— Отец! — сказал он. — Не пускай ее больше ко мне никогда. Мне не хочется ее видеть. Да и забери от нее мои письма.
— Хорошо, заберу. Но ты, пожалуйста, подумай хорошенько о том, что ты сказал Энэлайз. Муж и жена должны быть вместе, а Джону Прентиссу нужен отец.
— Пусть Миллер станет ему отцом, — возразил Марк. — Я ведь только напугаю ребенка.
Тяжело вздохнув, отец вышел из комнаты Марка, оставив бесполезный разговор и направился к дочери, чтобы забрать, как обещал Марку, его письма к жене. Он шел и думал, что, конечно, не станет их уничтожать, как просил Марк, и пока не станет показывать их Энэлайз, как хотел он сам. Надо хорошенько подумать, как распорядиться письмами.
После ухода отца, Марк закрыл глаза и вытянулся на диване. Он устал не только от того, что произошло, но и просто сидеть.
— Энэлайз! — Он стал вспоминать, как она выглядела во время их встречи. Она была такая стройная, с такой тонкой талией, такая желанная. Ее щеки горели так же, как и ее красное платье. Марк даже застонал — она всегда была неотразима в красном. Он вспомнил ее в прозрачной алой ночной сорочке, и как он заставил ее надеть подарок, и что за ночь была потом! Как всегда он ее желал! «О, нет, никаких желаний», — подумал Марк. — Они ни к чему такому отвратительному калеке».
Ему достаточно воспоминаний о тех ночах, что он уже пережил с Энэлайз. Но его тело не слушалось голоса рассудка, и сильное желание охватило его. Вряд ли это желание утолит проститутка, даже если он уговорит Джексона привести ее тайком сюда домой. Марк слегка улыбнулся, представив, что сказал бы по этому поводу его пуританин-отец.
Никто, кроме Энэлайз, не мог удовлетворить его страсть. За те долгие месяцы войны, когда он страдал, не получая от нее ни строчки, у него было несколько женщин. Но ни одна не смогла зажечь его. Боже, как он был глуп тогда, когда пришел к ней домой и не дал ей ни одного шанса объясниться. Он злился и ревновал, он изнасиловал ее, еще больше оскорбив! Впрочем, если бы ей представилась возможность оправдаться, то он, конечно, не поверил бы ей! Он никогда не верил и дико ревновал. Он никогда не пытался изменить их отношения к лучшему, а только усложнял их. Он соблазнил ее, унизил, сделал так, что общество отвернулось от нее, обременил ее ребенком, и, тем самым, принудил выйти замуж.
А ведь она, как он, влюбилась с первого взгляда там, на балу в Новом Орлеане. Да и когда они поженились, ему показалось, что ее радость и любовь были искренни.
Но отсутствие писем и наветы Фрэнсис опять пробудили его ревность. И здесь появился Курт Миллер — всегда внимательный, всегда готовый помочь. Марк понимал, что фактически он сам толкнул ее в объятия другого мужчины.
— Неизвестно, — продолжал свои горькие размышления Марк, — как она поведет себя, узнав, что Фрэнсис одурачила их обоих? Будет ли она сожалеть? Или испытывать чувство вины? Может быть, она сочтет своим долгом вернуться к нему? Но все-таки хорошо представить ее здесь, рядом. Она вернет его к радостям жизни, и ему не будет так одиноко и больно долгими бессонными ночами. Нет, зачем питать себя иллюзиями!
Он не позволит, чтобы жалость привязала Энэлайз к нему. Он не сможет пережить отвращение в ее глазах при виде его искалеченного тела. И он настолько любит ее, что не может испортить дальше ей жизнь. Хватит того, что он уже сделал. Если она вернется — он заставит ее уйти. Это все, что он еще может для нее сделать.
Выбежав из дома Шэфферов, Энэлайз пошла, не думая, куда она идет, не чувствуя ни расстояния, ни времени. А просто шла и шла, не замечая ничего вокруг себя, пока совершенно не выбилась из сил. Остановившись, она осмотрелась и поняла, что оказалась очень далеко от дома, в совершенно незнакомом районе. Пока она бродила, гнев ее прошел, но она была совершенно разбита.
Она окликнула извозчика и поехала домой. Вернувшись, она, даже не став ужинать, рухнула в кровать и проспала как убитая до утра. Силы ее восстановились и, проснувшись, она, оставаясь еще в кровати, стала вспоминать, что она узнала за эти сутки.
Итак, Марк вернулся с фронта искалеченным, и он писал ей, и любил ее так сильно, что даже поверив в ее измену, не захотел жить.
Слезы опять покатились из глаз, когда Энэлайз представила себе, как этот жизнелюбивый и сильный мужчина переживает свое сегодняшнее состояние. Смахнув слезы и накинув халат, она тихо спустилась в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Она была рада тому, что еще никто не проснулся, и ей можно спокойно обдумать, что делать дальше. Сон снял все бурные, гневные эмоции дня, улетучилась боль, накопившаяся за это время и осталось только одно — она все так же любит Марка и быть счастлива без него никогда не сможет. Как только она увидела его, любовь и страсть опять нахлынули на нее.
Даже искалеченный, он, как всегда, победил ее и зажег страсть своими черными глазами.
Но своими грубыми речами, полными сарказма, он вновь заставил ее дрожать не только от страсти, но и от гнева.
И все равно — только он предназначен ей судьбой, а его обращение с ней неважно! И ее сердце, и ее тело открывались навстречу только одному взгляду Марка.
Она очень уважала Курта и была искренне благодарна ему за помощь, но счастлива с ним она не будет! Бедный Курт, он очень любил ее, но их брака не будет. Она любила его как брата или родственника. Ему будет больно услышать ее окончательный отказ, но всепоглощающая сильная любовь к Марку не оставляла выбора.
Энэлайз чуть улыбнулась сама себе — как ни странно, но их любовь жива, несмотря на обиды, ревность и клевету. Она не хотела его любить, она боролась с этим чувством долгое время и всеми силами, но оказалась побежденной. Ей нужно понять это и перестать противиться. Она будет любить его всегда!
И Марк любит ее тоже. Он ведь сломался, не получая ее писем и узнав от Фрэнсис о том, что она якобы неверна ему. Он впал в такое отчаяние, что не хотел жить. Да, он любил ее. Если бы они могли позабыть прошлое и начать все сначала…. но не повторяя ошибок.
Да, она начнет все сначала! — Энэлайз допила кофе и вернулась к себе, чтобы переодеться. Сегодня ей хотелось выглядеть как никогда хорошо.
Она перебрала все свои наряды, пока не остановилась на голубом, цвета сапфира, платье. Оно было простым, но очень элегантным и так совпадало с цветом ее глаз.
Она надела в уши серьги с сапфирами, на шею — серебряное ожерелье с цветами из сапфиров и бриллиантов. Внимательно осмотрев себя в зеркало, она осталась довольна. Что скажет Марк, когда увидит ее? Что он сделает?
Энэлайз закрыла глаза и представила себе, как он подходит к ней, сжимает ее в своих объятиях, и их губы встречаются…
Она затрепетала. Сколько бы воды не утекло, но она и ее муж должны быть снова вместе!
Глава 16
Сначала Энэлайз решила встретиться с Куртом Миллером. Она знала, что у нее не будет чиста совесть, если она не расскажет ему об изменившейся ситуации и о своем окончательном решении. Он был настолько порядочным и хорошим человеком, что водить его за нос Энэлайз не могла, да это было и не в ее характере.
Проснулась Энэлайз очень рано и, зная, что Миллер приезжает в магазин уже к семи часам утра, и в это время у него никого не бывает, она решила не откладывать дело в долгий ящик.
Курт улыбнулся, увидев, что в его кабинет входит Энэлайз. Но улыбка его вышла несколько напряженной, так как ранний визит был необычным.
— Ты сегодня так рано? Что-нибудь случилось? — спросил он.
— В некотором отношении, да. Я, к сожалению, должна буду сообщить тебе неприятные вещи. Я очень уважаю тебя и поэтому скрывать не могу.
— Что такое? — спросил он дальше, спокойно ожидая продолжения ее слов.
— Я… Я не смогу выйти за тебя замуж после того, что я узнала. Я необдуманно дала тебе обещание. Не думай, что я обманывала тебя, нет, я искренне хотела забыть Марка и полюбить тебя. Но у меня не получилось. Прости, это было жестоко по отношению к тебе, но я так хотела начать новую жизнь и для Джонни ты стал бы чудесным отцом. Поэтому я, узнав, что Марк вернулся и не делает попыток увидеть меня и сына, пришла к тебе. Может быть все и получилось бы, но речь идет о жизни Марка, и я не смогу выполнить свое обещание. Мне так жаль, Курт, — она взглянула на него — выражение его лица почти не изменилось, только глаза стали печальными.
— Ты узнала что-то о Шэффере?
— Его отец пришел ко мне и попросил встретиться с ним. — И дальше Энэлайз рассказала обо всем, что произошло вчера.
Курт продолжал оставаться спокойным — он до конца не верил никогда в согласие Энэлайз выйти за него замуж. Это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой, это было лишь сказочной мечтой. Всего несколько дней он был самым счастливым человеком на свете, но теперь он должен опуститься на землю и посмотреть на все реально. Энэлайз всегда говорила о Марке так, что Курт и раньше опасался, что если тот ее позовет, она вернется к нему. А теперь он еще стал инвалидом.
Курт считал отношение Марка к Энэлайз ужасным, но теперь когда выяснились причины этого, дело осложнилось еще больше. Миллер не собирался отказываться от права бороться за любовь Энэлайз, но теперь ему потребуется очень много усилий, чтобы он смог оторвать Энэлайз от мужа.
— Мне очень жаль, что Шэффер так искалечен, — сказал Курт Миллер, когда услышал все, и поинтересовался: — Но, может быть, есть надежда на его полное выздоровление.
— Не знаю. Сержант Джексон говорил вчера, что по мнению доктора, если продолжить лечение, он сможет достаточно свободно двигаться. На это — вся надежда.
— Я знаю очень опытного доктора. Его имя — доктор Кранц. Если ты согласна, то я попрошу его осмотреть твоего мужа и назначить необходимое лечение.
— Правда? Курт, — сияя от радости спросила Энэлайз. — Ты такой хороший человек, такой благородный… Я всегда это знала…
— Нет, послушай. Прежде чем ты продолжишь разговор о моем великодушии, знай, Энэлайз, что я по-прежнему люблю тебя и надеюсь стать твоим мужем. И я хочу рассказать, почему я так поступаю. Сейчас, когда Шэффер так серьезно болен, наши шансы не равны. Только, когда он вернется к нормальной жизни и станет проявлять, как и прежде все дурные свойства своего характера, от которых ты так страдала, я смогу попробовать оторвать тебя от него. Только тогда я получу возможность соперничать со здоровым человеком, а не с калекой, которому ты все будешь прощать. Теперь ты видишь, что я совсем не великодушен!
— Вижу, — ответила Энэлайз и, несмотря на все, весело рассмеялась.
— Ты останешься в магазине работать? — спросил он прямо; а вот этого вопроса Энэлайз ожидала меньше всего и была совсем не готова на него ответить.
— Не знаю, — честно ответила она. — Мне бы, конечно, хотелось. Но я еще не думала об этом — ведь с Марком еще ничего не решено. Дай мне несколько дней на раздумье, и я решу, как мне поступить.
— Конечно. Надеюсь, что ты не уйдешь. Ты очень талантлива и у тебя большое будущее в торговле. Если тебе будет что-нибудь нужно — я всегда жду тебя. Сегодня же я пошлю записку доктору Кранцу с просьбой осмотреть твоего мужа.
— Спасибо тебе, Курт. — Энэлайз поднялась и, протянув ему руку, сказала: — Мне так хотелось как-то отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал.
Курт поцеловал ее руку и ответил:
— В этом нет необходимости. Я ведь люблю тебя!
После того, как Энэлайз вышла из магазина, ее настроение здорово поднялось. Чувствуя себя значительно уверенней, она направилась к Шэфферам.
Хотя уже было девять часов утра, дворецкий доложил, что Марк еще не просыпался. Зато Прентисс Шэффер встретил ее очень тепло и пригласил выпить кофе в его кабинете. Он извинился за Марка и объяснил, что Марк страдал бессонницей от болей, долго не мог уснуть, а потому долго спит по утрам. Но потом он проговорился, и Энэлайз узнала, что у Марка после встречи с ней начался запой.
Часом позже сержант Джексон проводил ее к Марку и рассказал, что происходит с ее мужем.
— Миссис Шэффер, не позволяйте ему вывести себя из терпения. Он сейчас в ужасном состоянии и с похмелья злится и чертыхается на всех. А поэтому не принимайте близко к сердцу его грубость.
Энэлайз нахмурилась. Она знала, что очень часто мужчины пьют из-за несчастной любви. Она вздрогнула, но вошла в комнату. Марк, как и вчера, сидел на диване. Ноги его были также вытянуты и укутаны пледом. Он уже был явно «навеселе». Одежда его была так измята, что похоже он так и спал в ней всю ночь, не снимая. Сначала Марк нахмурился и мрачно взглянул на Энэлайз, а потом — угрожающе — на Джексона.
— Какого черта ты разрешил ей войти сюда? — рыкнул он. — Я не хочу, чтобы она была здесь.
Энэлайз сразу стало ясно, что надежда на быстрое и легкое примирение рухнула. Он не должен был ее так встретить! Что-то произошло. Но что? Рассказали ли они Марку, как их обманула его сестра? Может быть, он уже все знает, но — по своему обыкновению — не верит?!
Энэлайз повернулась к сержанту и спокойно попросила его:
— Сержант, мне хотелось бы поговорить со своим мужем наедине, если вы позволите?
— Конечно, миссис Шэффер, — ответил Джексон и быстро ушел из кабинета, радуясь, что избежал гнева полковника.
— О, как я вижу, ты уже очаровала Джексона, — саркастически произнес Марк, сразу же, как сержант вышел из комнаты. А сам печально решил, что это немудрено, так хороша она была в голубом платье и драгоценностях в тон ему, да еще эта кокетливая маленькая шляпка на голове.
Проснулась Энэлайз очень рано и, зная, что Миллер приезжает в магазин уже к семи часам утра, и в это время у него никого не бывает, она решила не откладывать дело в долгий ящик.
Курт улыбнулся, увидев, что в его кабинет входит Энэлайз. Но улыбка его вышла несколько напряженной, так как ранний визит был необычным.
— Ты сегодня так рано? Что-нибудь случилось? — спросил он.
— В некотором отношении, да. Я, к сожалению, должна буду сообщить тебе неприятные вещи. Я очень уважаю тебя и поэтому скрывать не могу.
— Что такое? — спросил он дальше, спокойно ожидая продолжения ее слов.
— Я… Я не смогу выйти за тебя замуж после того, что я узнала. Я необдуманно дала тебе обещание. Не думай, что я обманывала тебя, нет, я искренне хотела забыть Марка и полюбить тебя. Но у меня не получилось. Прости, это было жестоко по отношению к тебе, но я так хотела начать новую жизнь и для Джонни ты стал бы чудесным отцом. Поэтому я, узнав, что Марк вернулся и не делает попыток увидеть меня и сына, пришла к тебе. Может быть все и получилось бы, но речь идет о жизни Марка, и я не смогу выполнить свое обещание. Мне так жаль, Курт, — она взглянула на него — выражение его лица почти не изменилось, только глаза стали печальными.
— Ты узнала что-то о Шэффере?
— Его отец пришел ко мне и попросил встретиться с ним. — И дальше Энэлайз рассказала обо всем, что произошло вчера.
Курт продолжал оставаться спокойным — он до конца не верил никогда в согласие Энэлайз выйти за него замуж. Это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой, это было лишь сказочной мечтой. Всего несколько дней он был самым счастливым человеком на свете, но теперь он должен опуститься на землю и посмотреть на все реально. Энэлайз всегда говорила о Марке так, что Курт и раньше опасался, что если тот ее позовет, она вернется к нему. А теперь он еще стал инвалидом.
Курт считал отношение Марка к Энэлайз ужасным, но теперь когда выяснились причины этого, дело осложнилось еще больше. Миллер не собирался отказываться от права бороться за любовь Энэлайз, но теперь ему потребуется очень много усилий, чтобы он смог оторвать Энэлайз от мужа.
— Мне очень жаль, что Шэффер так искалечен, — сказал Курт Миллер, когда услышал все, и поинтересовался: — Но, может быть, есть надежда на его полное выздоровление.
— Не знаю. Сержант Джексон говорил вчера, что по мнению доктора, если продолжить лечение, он сможет достаточно свободно двигаться. На это — вся надежда.
— Я знаю очень опытного доктора. Его имя — доктор Кранц. Если ты согласна, то я попрошу его осмотреть твоего мужа и назначить необходимое лечение.
— Правда? Курт, — сияя от радости спросила Энэлайз. — Ты такой хороший человек, такой благородный… Я всегда это знала…
— Нет, послушай. Прежде чем ты продолжишь разговор о моем великодушии, знай, Энэлайз, что я по-прежнему люблю тебя и надеюсь стать твоим мужем. И я хочу рассказать, почему я так поступаю. Сейчас, когда Шэффер так серьезно болен, наши шансы не равны. Только, когда он вернется к нормальной жизни и станет проявлять, как и прежде все дурные свойства своего характера, от которых ты так страдала, я смогу попробовать оторвать тебя от него. Только тогда я получу возможность соперничать со здоровым человеком, а не с калекой, которому ты все будешь прощать. Теперь ты видишь, что я совсем не великодушен!
— Вижу, — ответила Энэлайз и, несмотря на все, весело рассмеялась.
— Ты останешься в магазине работать? — спросил он прямо; а вот этого вопроса Энэлайз ожидала меньше всего и была совсем не готова на него ответить.
— Не знаю, — честно ответила она. — Мне бы, конечно, хотелось. Но я еще не думала об этом — ведь с Марком еще ничего не решено. Дай мне несколько дней на раздумье, и я решу, как мне поступить.
— Конечно. Надеюсь, что ты не уйдешь. Ты очень талантлива и у тебя большое будущее в торговле. Если тебе будет что-нибудь нужно — я всегда жду тебя. Сегодня же я пошлю записку доктору Кранцу с просьбой осмотреть твоего мужа.
— Спасибо тебе, Курт. — Энэлайз поднялась и, протянув ему руку, сказала: — Мне так хотелось как-то отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал.
Курт поцеловал ее руку и ответил:
— В этом нет необходимости. Я ведь люблю тебя!
После того, как Энэлайз вышла из магазина, ее настроение здорово поднялось. Чувствуя себя значительно уверенней, она направилась к Шэфферам.
Хотя уже было девять часов утра, дворецкий доложил, что Марк еще не просыпался. Зато Прентисс Шэффер встретил ее очень тепло и пригласил выпить кофе в его кабинете. Он извинился за Марка и объяснил, что Марк страдал бессонницей от болей, долго не мог уснуть, а потому долго спит по утрам. Но потом он проговорился, и Энэлайз узнала, что у Марка после встречи с ней начался запой.
Часом позже сержант Джексон проводил ее к Марку и рассказал, что происходит с ее мужем.
— Миссис Шэффер, не позволяйте ему вывести себя из терпения. Он сейчас в ужасном состоянии и с похмелья злится и чертыхается на всех. А поэтому не принимайте близко к сердцу его грубость.
Энэлайз нахмурилась. Она знала, что очень часто мужчины пьют из-за несчастной любви. Она вздрогнула, но вошла в комнату. Марк, как и вчера, сидел на диване. Ноги его были также вытянуты и укутаны пледом. Он уже был явно «навеселе». Одежда его была так измята, что похоже он так и спал в ней всю ночь, не снимая. Сначала Марк нахмурился и мрачно взглянул на Энэлайз, а потом — угрожающе — на Джексона.
— Какого черта ты разрешил ей войти сюда? — рыкнул он. — Я не хочу, чтобы она была здесь.
Энэлайз сразу стало ясно, что надежда на быстрое и легкое примирение рухнула. Он не должен был ее так встретить! Что-то произошло. Но что? Рассказали ли они Марку, как их обманула его сестра? Может быть, он уже все знает, но — по своему обыкновению — не верит?!
Энэлайз повернулась к сержанту и спокойно попросила его:
— Сержант, мне хотелось бы поговорить со своим мужем наедине, если вы позволите?
— Конечно, миссис Шэффер, — ответил Джексон и быстро ушел из кабинета, радуясь, что избежал гнева полковника.
— О, как я вижу, ты уже очаровала Джексона, — саркастически произнес Марк, сразу же, как сержант вышел из комнаты. А сам печально решил, что это немудрено, так хороша она была в голубом платье и драгоценностях в тон ему, да еще эта кокетливая маленькая шляпка на голове.