Кемпбелл Роберт. Расчудесный Хуливуд

   – Назовите мне хотя бы одну нормальную причину, по которой мне следовало бы передать вам основного подозреваемого, – сказал шериф.
   – Он никуда не денется. Если он вам понадобится, надо будет об этом только объявить. В любую минуту я возьму его и доставлю к вам.
   – Вы посадите его за решетку?
   – Я не могу посадить его за решетку, – ответил Хулигэн, – потому что не в состоянии предъявить ему никаких обвинений. А вы можете предъявить ему какие-нибудь обвинения?
   – У меня есть подозрения. У меня есть основания задержать его. Я нашел его на месте преступления. И это – основание, чтобы задержать его.
   – Вам нечего предъявить ему в качестве обвинения. И вы будете выглядеть круглым дураком, когда эксперты, завершив свою работу, доложат, что Янгер и эта парочка устроили вечеринку с наркотиками, принявшую неконтролируемый характер. Что они устроили сексуальную оргию – один из мужчин только в плавках и в купальном халате, а женщина обнажена под распахнутым плащом, – и она приобрела неконтролируемый характер. Янгер начал кромсать в клочья кого-то из них – вы же знаете, что он за это и отсидел свой срок, не так ли? А другой вмешался. И вот одна из них мертва, а другой при смерти, однако успевает достать пистолет и вогнать Янгеру пулю между глаз.
   – Я даже не понимаю, по какой причине вы заинтересованы в этом деле. Какого черта парочка детективов из голливудского отделения являются сюда, в Малибу, и суют нос не в свое дело?
   – Господи, да я же вам уже сказал. – Хулигэн оглянулся и заговорил затем, понизив голос, как будто в противном случае Свистун, сидящий достаточно далеко, мог бы под завывания бури расслышать его слова. – Мы заинтересованы в этом Янгере, потому что не прошло и недели с тех пор, как его выпустили из-за решетки, а он уже успел многое учудить. Последним из, по всей видимости, совершенных им деяний была попытка изнасилования полуобнаженной официантки в пивной. А самым скверным – убийство и надругательство над телом малолетней проститутки на крыше заброшенного дома. Также у нас есть основания предполагать, что он убил свою бывшую жену и еще одну малолетнюю проститутку, которая могла стать важной свидетельницей по делу об убийстве ее подружки на крыше.
   – Что за херню вы мне тут рассказываете? Этого ублюдка выпускают на свободу – и он одного за другим убивает пять человек, после чего получает пулю в лоб!
   – Мы с вами знаем, что серийные и массовые убийцы не являются нормальными людьми, – возразил Хулигэн. – Но я не думаю, что все пять убийств совершил этот Янгер. Я бы повесил на него только три. Проститутку на крыше – и эту парочку в трупных комбинезонах. Потому что предварительные выводы экспертизы свидетельствуют о том, что четыре убийства за одну ночь он бы просто не успел совершить.
   Шериф открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Хулигэн не дал ему произнести ни слова.
   – Что нам ясно, так это то, что тот несчастный сукин сын, который сидит сейчас на террасе под проливным дождем, не совершил ни одного из этих убийств. Он прибыл сюда разобраться с Янгером, может быть, даже вступить с ним в схватку. Может быть, просто поговорить. А может быть, если бы вразумительного разговора не получилось, он бы забил этого ублюдка насмерть или утопил в бассейне. Но до этого дело так и не дошло. Так что если хотите задержать его, валяйте задерживайте. А если вам не нужны зряшные хлопоты, то давайте мы отвезем его в Голливуд. Он никуда все равно не денется. Гарантирую.
   – Но как мне объяснить это? – спросил шериф. -В каких выражениях занести в протокол?
   – Вы назовете его человеком, прибывшим в гости и обнаружившим трупы. И напишете, что два детектива из лос-анджелесской полиции попросили выдать его им для допроса по другому делу, возможно связанному со здешним.
   – Но предположим…
   – А если выяснится, что он имеет какое-то отношение к происшедшему здесь, то мы вернем его вам. И арестуете его вы. Он станет вашей добычей.
   Шериф в конце концов согласился, однако потребовал, чтобы его постоянно держали в курсе дела.
   – Насчет чего? – спросил Хулиган.
   – Насчет всего.
   Хулиган, выйдя на террасу, подошел к Канаану и Свистуну. Двое полицейских, встав с двух сторон от предполагаемого задержанного, отконвоировали его по аллее на хайвей. Походил он, правда, не столько на задержанного, сколько на мертвеца. В нем не было ни капли жизни. Он шел между двумя детективами с безразличным видом, уставившись на косую стену дождя, словно та была единственным, что оставалось еще во всем мире. А дождь лил и лил.
   Хулиган сел за руль, а Канаан – рядом с ним на пассажирское сиденье. Свистун, сев сзади, сразу же уставился в окно, словно дождь по-прежнему притягивал его. Никто не произнес ни слова.
   И вдруг он сказал:
   – Вы ее не уберегли. Черт бы вас побрал, вы ее не уберегли!
   Двое детективов промолчали.
   И всю дорогу до Голливуда проехали молча.
   И тут Свистун сказал:
   – Я хочу взглянуть, где убили Фэй.
   – Не надо, Свистун, – сказал Канаан. – Тебе это совершенно не нужно. Да и ее, наверное, оттуда уже увезли.
   – Прошу тебя, Айзек. Сделай одолжение. Стражи у ворот не оказалось, но теперь, после убийства, улица кишмя кишела полицейскими в форме и детективами в штатском. И тротуар возле дома. И крыльцо. И лестница. И все в доме – и гостиная, и кухня. Даже маленькая лестничная площадка перед последним маршем на мансарду.
   В спальне девочки занимались своим делом судебно-медицинские и технические эксперты.
   Хулигэн, шагнув в дверной проем маленькой мансарды, практически заполнил его своим крупным телом. Он обернулся, почувствовав, что Канаан прикоснулся к его руке.
   – Их еще не успели увезти.
   Из-за плеча у Хулигана уже выглядывал Свистун. Глаза его казались двумя черными дырами в голом черепе. А вокруг глаз плыли грязные разводы. Их можно было принять за синяки, словно его исколошматили кулаками.
   – Впусти его, – сказал Канаан. – Да ладно, пусть полюбуется.
   Хулигэн шагнул в сторонку, освобождая вход в мансарду.
   Канаан предостерегающе поднял руку.
   – Смотри, но не заходи. И не думай прикасаться к ней.
   Свистун кивнул. Он очутился в дверном проеме. Полуобнаженная Му лежала на постели, грудь и живот у нее были в ножевых ранах.
   Фэй лежала на полу. Лежала на спине – и спереди, на блузке, расплывалось кровавое пятно. Глаза ее были полузакрыты. Казалось, она, едва очнувшись ото сна, смотрит на Свистуна примерно так же, как смотрела на него в то первое утро после разлуки, когда им обоим почудилось, будто все еще может начаться по-новой.
   – На руках у нее нет ран, свидетельствующих о том, что она оказывала сопротивление, – сказал Свистун, и голос его прозвучал как доносящийся издалека – очень издалека и сквозь густой туман – крик.
   – Нет, – согласился Канаан.
   – Выглядит так, что она оцепенела. Даже не попыталась убежать или оказать сопротивление.
   – Верно, – сказал Канаан.
   – Прошу прощения. Пропустите меня.
   Один из экспертов заторопился на выход. Перед этим он положил что-то в свой снабженный переносной морозильной камерой чемоданчик.
   – Что это у вас? – спросил Свистун.
   – Книжка в мягкой обложке, – ответил эксперт, предварительно посмотрев на Хулигэна и дождавшись от него кивка. – Книга об убийствах в Лягушачьей Яме. Помните, была такая история году в 74-м, в 75-м?
   Свистун посмотрел на Канаана.
   – И такого сукиного сына выпустили на свободу! Он сидел под замком, а они его выпустили! Сколько же людей надо убить в наши дни, чтобы тебя наконец отправили на электрический стул?
   – Но не Фэй. Фэй он не убивал, – кротко напомнил Канаан.
   – Да. – Свистун смотрел на найденную на месте преступления книгу. – Но взаимосвязь здесь наличествует.
   – Мне кажется, мы нашли сына Фэй, – сказал Канаан. – Мне кажется, он здесь, в городе. Мне кажется, он был тут нынешней ночью.
   – Что ты хочешь сказать?
   На лестничную площадку поднялся полицейский в форме.
   Пока Канаан рассказывал Свистуну о том, как он сам решил подежурить у приюта Святой Магдалины, потому что поста на эту ночь назначено еще не было, и о том, как он решил, что увидел того самого мальчика, фотографию которого показывал ему Свистун, – на протяжении всего этого времени полицейский нашептывал что-то на ухо Хулигэну.
   – О Господи, – пробормотал детектив. – Похоже, это никогда не кончится.

Глава пятидесятая

   – Хочешь участвовать в расследовании, поступи на службу в полицию, – сказал Хулигэн.
   – Да не лезь ты к нему, – заметил Канаан.
   – Да что за херня тут вообще происходит? Трупы валятся на меня со всех сторон. Детектив из полиции нравов корчит из себя моего напарника. А частный сыщик – которого я с трудом вырвал из лап у шерифа – не отступается от меня ни на шаг и сует нос, куда следует и куда не следует. Да что я, по-вашему, на хер, добрый самаритянин?
   – Никто не подозревает тебя в этом, Хулигэн, – сказал Свистун.
   – Как ты меня назвал?
   – Хулигэн. Это же твоя фамилия, верно?
   – Уже тридцать лет никто не называет меня по фамилии. Все зовут меня хулиганом. Никакого уважения. Только от тебя я и дождался уважения.
   Канаан повернулся к Свистуну и вопросительно посмотрел на него: интересно, дружок, как это тебе удалось? Неужели именно тебе удалось подольститься к Хулигэну?
   Множество патрульных машин скопилось у заброшенного здания, которое Котлета и его дружки считали собственным домом. Полицейский в форме проводил вновь прибывших по первому этажу к двери, выходящей на заваленный мусором внутренний двор.
   – А крысы здесь есть? – спросил Хулигэн.
   – В огромном количестве, – ответил полицейский. – И они уже поработали над нашим подопечным.
   – Но вам не о чем беспокоиться. С тех пор как мы прибыли, они затаились.
   Они прошли по мусору на середину двора, где – в жутком состоянии – лежало тело Хогана. Крысы, как выразился полицейский, над ним поработали.
   – А кто это?
   – Никаких документов. Очередной мальчишка, сбежавший из дому.
   – А кто его нашел?
   Полицейский мотнул подбородком в угол двора, где сотрудница полиции допрашивала какую-то нищенку из числа тех, что роются на помойках.
   – Пришла поискать чего-нибудь. – Полицейский ухмыльнулся. – Вот уж находка так находка.
   Хулигэн, наклонившись, всмотрелся в обезображенное лицо Хогана.
   – Ты его знаешь, Канаан? То есть, я хочу сказать, ты его в состоянии опознать в таком виде?
   Канаан пристально всмотрелся в лицо мертвому подростку.
   – Нет. Таких, как он, на улице сотни. И я знаю далеко не всех. К тому же он мог оказаться новеньким. А всех не знает, по-моему, никто.
   Свистун, наклонившись над трупом, протянул к нему руку.
   – Ты что? – взвился Хулиган. Недавнюю симпатию к почтительному частному сыщику как ветром сдуло. – Хочешь исказить картину преступления?
   Свистун распрямился. Он уже поднял с земли то, что его интересовало. Маленький спичечный коробок из цветной фольги, на котором было написано: "Королевский мотель".
   – Я ни к чему не притрагивался. Просто смотрел. И что, по-твоему, можно найти среди всего этого мусора? Визитную карточку?
   – Ладно, почему бы вам обоим не пойти прогуляться? Или поймайте такси. Попросите патрульных подбросить вас до ближайшего перекрестка. Куда угодно. Только не мешайте мне работать, договорились?
   Канаан затеребил Свистуна за рукав. Они пошли по захламленному двору на выход.
   – Эй, Свистун, – крикнул вдогонку Хулигэн. -Никуда не уезжай из города. И оставайся на связи на тот случай, если шериф прибудет по твою душу.
   – Никуда я не денусь, – ответил Свистун. – Можешь не беспокоиться.

Глава пятьдесят первая

   Свистун стоял на перекрестке, уставившись в пространство темным воспаленным вздором, а малолетние потаскушки, гомосексуалисты, трансвеститы, сутенеры, наркосбытчики, тайные агенты по борьбе с наркотиками, мелкие налетчики и карманные воришки фланировали мимо него на панели. Он всматривался в лица. Пытаясь определить, кто из этой шатии-братии может оказаться знаком с подростком, которому принадлежит спичечный коробок в цветной фольге. Ожидая, что сведения об этом валтасаровыми письменами проступят у них в глазах, у них во лбу. Ожидая чуда.
   Естественное освещение сменилось вечерним, а он все не двигался с места.
   Он стоял неподвижно. Людской поток, раздваиваясь, обтекал его, как река обтекает остров; люди глядели на него краем глаза, но никто не осмеливался положить руку ему на плечо в знак симпатии и сочувствия, потому что он во второй раз – и теперь уже навсегда – потерял возлюбленную, которая так недавно к нему вернулась. А потом ее убили.
   Люди уже знали все, что можно было узнать, потому что они были рекой, каждая капля влаги в которой узнавала все в то же самое мгновенье, как это становилось известно любой другой. Так они и обменивались информацией, пока их в едином потоке несло к океану.
   Другой вопрос заключался в том, готовы ли они поделиться с ним своим общим знанием. В какой мере доверительность и благожелательность реки распространяются на ее берег? А денег, чтобы скупить необходимую информацию, у него не было.
   Двое мальчишек, которых он не раз видел на здешних улицах и с которыми не был знаком, хотя и, бывало, обменивался парочкой фраз, стоя под уличным фонарем и грозно жужжа, играли в штурмовые самолеты. Дети остаются детьми, даже если им приходится торговать собою.
   Свистун сошел наконец с места, не поддался на призыв светофора перейти через улицу, завернуть к «Милорду», где его встретили бы дружеским участием, горячим кофе и ласковыми словами люди, которых он поневоле считал членами собственной семьи. Боско, Канаан, Риальто. Ширли Хайтауэр и даже цыганистая стряпуха, проработавшая здесь на данный момент какую-то пару недель.
   – Как дела? – спросил он у "штурмовиков".
   – Хуже некуда, – ответил Роч.
   – Лучше не бывает, – сказал Даки.
   – Хочешь отдохнуть с нами? – оправляя матроску, спросил Роч.
   – Да ты что, охуел? – удивился Даки. – Это же не клиент. Это частный сыщик.
   – Ну, а мы-то кто? Попроси нас хорошенько, так мы можем в частном порядке что-нибудь сыскать.
   – Ты меня знаешь? – спросил у Даки Свистун.
   – Ясное дело, знаю. Ты друг однорукого, который работает в кофейне через дорогу. И друг сержанта Канаана.
   – Ну и что ты скажешь?
   – Насчет чего?
   – Насчет того, чтобы оказать мне услугу.
   – Какую услугу?
   Свистун достал коробок. На ладони тот засверкал подобно драгоценному камню.
   – Это коробок Котлеты, – сказал Даки.
   – Ты что? – возмутился Роч: его друг выболтал информацию, даже не сговорившись о цене.
   – А кто такой Котлета? Я его здесь видел?
   – Не знаю. Но наверное. Вы здесь крутитесь. Котлета здесь крутится. Ясное дело, видели.
   – Опиши мне его.
   – Худой такой, лохматый, со странными глазами.
   – А откуда ты его знаешь?
   – Да так.
   – Послушай, с какой стати ты выкладываешь все этому мужику за так? – запротестовал Роч. -Хочет что-то узнать, пускай платит.
   – Я на мели, – пояснил Свистун. – Все мои деньги разошлись по пять и по десять баксов в обмен на информацию. Но если у вас есть интересующие меня ответы, то вас ждет сороковник. Да нет. Две двадцатки тебе и одна этому парню.
   – Вы же сказали, что вы на мели.
   – Сегодня да. Но завтра все будет по-другому.
   – Вот и задавайте свои вопросы завтра.
   – Мы ведь можем поступить иначе. Я попрошу сержанта Канаана задержать вас. И он запрет вас на сорок восемь часов в общую камеру. С пьяницами и извращенцами. Хотите жестко, можно и жестко.
   – Господи, ну и крутой же вы. Мудак!
   – Я останусь вам должен. Я всегда плачу по счетам.
   – Да ладно. Просто хотелось узнать, каковы условия сделки, – сказал Роч.
   – Так откуда же вы знаете Котлету?
   – Живем в одном доме.
   – И много вас там живет?
   – Постоянно – человек восемь-девять. А другие то приходят, то уходят.
   – Тот дом, на крыше которого убили Мими?
   – Он самый.
   – Тот, где Хоган свалился с крыши и его проткнули ржавые железные прутья?
   Оба подростка сокрушенно закивали головами при упоминании о насильственной смерти, которая, как выяснилось, ходит буквально рядом с ними. Конечно, их напугало то, что он заставил их вспомнить о вещах, которые они постарались похоронить, как замерзших суровой зимой птиц.
   – И вы по-прежнему ночуете в этом здании?
   – Ну уж нет!
   Роч крутанулся на месте, выражая удивление глупому вопросу, которого он никак не мог ожидать от такого человека, как Свистун.
   – Рехнулись вы, что ли? – В голосе у Даки проскользнули нотки истерического веселья. – Это дурное место. Оно приносит неудачи. Там никто больше не ночует.
   – Никто-никто?
   Оба подростка, пожав плечами, рассмеялись, как парочка танцоров на соревнованиях по синхронному танцу.
   – Да и кому там оставаться? Сисси исчезла. Мими и Му мертвы. Хоган тоже. Да и Котлету с Диппером я давно не видел, – сказал Даки.
   – Диппера я видел, – сказал Роч.
   – Где ты видел Диппера?
   Сообщение приятеля явно заинтересовало Даки, хотя и не слишком.
   – Я видел Диппера у книжной лавки. Он искал Котлету или Хогана.
   – А кто такой Диппер? – спросил Свистун.
   – Умственно отсталый. Он всегда крутится возле Котлеты, – пояснил Даки.
   – Пробовал и около нас крутиться, только мы его отшили, – добавил Роч. – Где старина Диппер, там никакой клиентуры.
   – Диппер, может, сюда и вернется, – закончил Даки. – Если никто не скажет ему, куда идти, то он вернется сюда.
   Свистун, обернувшись, поглядел через плечо. Как раз зажегся зеленый свет. Подняв руку, он поспешил через улицу.
   – Эй, – крикнул вдогонку Роч. – Двадцать долларов на рыло! И чтоб без всяких!

Глава пятьдесят вторая

   Они стояли вплотную друг к другу у сломанного парапета на все той же крыше, а вечернее небо над ними становилось сернисто-желтым из-за практически никогда не исчезающего смога; они были похожи на двух последних обитателей мегаполиса, уничтоженного термоядерной бомбой.
   Дождь прекратился. В воздухе пахло прелым хлебом.
   – А я думал, ты смылся. Смылся и бросил меня, – сказал Диппер.
   – С какой стати? – возразил Котлета. – А кроме того, позавчера, когда я встретил тебя в компании с Рочем и Даки, мне показалось, что именно ты собираешься от меня смыться.
   – Ты что?
   Диппер искренне удивился. Его лицо сморщилось; он изо всех сил пытался вспомнить, правда ли это.
   – Но почему ты решил так поступить?
   – Не знаю.
   – У тебя должны были быть свои причины.
   – Пожалуй, у меня были причины, – с трудом выговорил Диппер, словно вознамерившись вдруг доказать, что он вовсе не такой идиот, каким кажется.
   – Это из-за того, что ты решил, будто я на тебя разозлился?
   – Нет, не думаю.
   – Я хочу сказать, с какой стати мне было на тебя злиться?
   – Ясное дело, никакой.
   – Так, может, из-за того, что ты что-нибудь видел?
   – Что?
   – Ну, не знаю. Может, тебе показалось, будто ты что-то видел.
   – Когда? Когда? Когда?
   Придя в волнение, Диппер принялся раскачиваться то вперед, то назад. Ему казалось, что Котлета задает ему все эти вопросы, потому что хочет, чтобы он, Диппер, что-то вспомнил.
   – Я хочу пи-пи, – сказал он.
   – А ты знаешь, Диппер, что тебя разыскивают легавые? Ты это знаешь?
   – Так, может, мне лучше убежать?
   – Интересно, куда?
   Поразмыслив над этим, Диппер покачал головой.
   – Я хочу пи-пи.
   – Я хочу сказать, если они тебя даже поймают, может быть, это и не будет так плохо. Зададут тебе несколько вопросов – только и всего. Так оно, наверное, и будет. Они спросят тебя, что ты видел, пока прятался здесь, на крыше.
   – Я видел, как этот мужик трахал Му.
   – А потом он трахал Мими, а потом ударил ее и зарезал?
   Диппер, зажмурившись, схватился за яйца.
   – Нет. По-моему, нет.
   – Что это значит: по-моему, нет? Как ты можешь запомнить одно и не запомнить другого?
   – Иногда я кое-что помню, а иногда помню кое-что другое.
   – Например, что тебе хочется пи-пи? – Да.
   – Так поди пописай.
   – Где? Ты всегда учил меня, чтобы я не писал в углу.
   – Выходит, такие вещи ты запоминаешь?
   – Ясное дело.
   – Но сейчас мы не в помещении. Мы на крыше. На крыше можно ссать. Строго говоря, можно ссать с самого края крыши. Тогда твоя ссака летит на сотню футов.
   Диппер, ухмыльнувшись своей безмятежной ухмылкой идиота, поднялся на ноги.
   – Уж этого я не забуду. Уж это я навсегда запомню.
   Он подошел к краю крыши за обломками парапета и приспустил штаны.
   – Вот что меня немножко беспокоит, – сказал Котлета. – Что же ты все-таки запомнил, а что забыл.
   Он тоже поднялся на ноги.
   – Что ты сказал?
   – Я спросил у тебя, как ты поживаешь.
   – Послушай, – сказал Диппер. – При чем тут это?
   Котлета был за спиной у него на расстоянии трех шагов, когда дверь на крышу внезапно открылась.
   Появился Свистун. Котлета посмотрел на него, и даже при скудном освещении они оба прочитали мысли друг друга насквозь.
   – Хватит, Котлета, – сказал Свистун. – Всех на свете все равно не убьешь.

Эпилог

   Сисси вразвалочку подошла к Рочу и Даки, которые по-прежнему ошивались у Четырех Углов. В первую минуту они не узнали ее. Она выкрасила и подбрила волосы на панковский манер. В ушах у нее целыми гроздьями висели булавки, прошитая металлом юбочка шелестела на бедрах, впрочем, практически ничего не скрывая.
   – Сисси? Ты? – заорал наконец Даки.
   – Где тебя носило? – изумился Роч.
   Они принялись целоваться и обниматься; Сисси была счастлива тому, что вернулась домой, и друзья оказались рады ее возвращению.
   – Ездила в Пенсильванию. В Питтсбург.
   – Чего ради?
   – Посмотреть, жива ли еще моя мамашка.
   – И как она?
   – Да все такая же. Только потолстела и пары зубов у нее не хватает.
   – Твой старик поколачивает ее?
   – Уже не мой. У нее теперь новый старик. Она то и дело заводит себе какого-нибудь нового старика. А нынешний мудак полез ко мне, стоило мне перешагнуть через порог. Сразу стало ясно, что я там долго не задержусь.
   – А мы-то гадали, куда ты пропала. Думали даже: может, кто тебя украл.
   – Изнасиловал.
   – Перерезал горло.
   – Господи, это вы вместо «здрасьте»? Какого черта вы все это несете?
   – Потому что именно это произошло с Мими и с Му.
   – Что-о-о?
   – Ты что, телевизор не смотришь? И газет не читаешь?
   – А чего ради? Там одни страхи. Убийства, изнасилования…
   – Что верно, то верно, – сказал Даки.
   – Так вы меня разыгрываете?
   – А вот это нет. Мими убили бутылочной «розочкой» в пипку на крыше. Му перерезали горло в каком-то приюте…
   – В приюте Святой Магдалины, – пришел Роч на помощь к другу, уже позабывшему это название.
   – Это откуда женщина с горячим шоколадом и такой здоровущий ниггер?
   – Да.
   – Эту женщину тоже зарезали.
   – Господи Боже мой! – Сисси огляделась по сторонам, только теперь обратив внимание на то, как поредели ряды ее друзей и подруг. – А где Хоган и Диппер? Где Котлета?
   – Хоган тоже мертв.
   – Чтооо?
   – Упал с крыши. И напоролся на какую-то ржавую решетку. Она прошила его насквозь.
   – Господи Боже мой!
   Она стояла разинув рот. Она не могла поверить собственным ушам.
   – Диппер в дурдоме, – сказал Даки.
   – В учреждении для социально неполноценных, – щегольнул услышанным где-то выражением Роч.
   – А Котлета? Что с Котлетой?
   – В тюрьме.
   – Чтооо?
   – Это ведь он сделал.
   – Что сделал?
   – Убил Мими на крыше. А потом доказали, что он убил Му и эту женщину в приюте Святой Магдалины.
   – Просто не могу поверить, – сказала Сисси.
   – А знаешь, как они это доказали? – сказал Даки.
   – Как?
   – Нашли отпечатки его зубов на яблоке.
   – На яблоке?
   – Яблоко было в пепельнице в приюте Святой Магдалины. И этот прикус сравнили со следами зубов на теле Мими.
   – Чтооо?
   – Засаживая ей бутылку, он искусал ей ляжки, – пояснил Роч.
   – Просто не могу поверить, – сказала Сисси таким тоном, словно ей только что пересказали сюжет новой кинокартины. – Стоит уехать на пару недель проведать мать – и вы только посмотрите, что здесь творится!
   Свистун наблюдал за ними из-за столика в нише "У Милорда" – за толпой наркоманов, неудачников, недотеп всех мастей. Он поневоле удивлялся тому, что венерические болезни, изнасилования, чахотка и чесотка, герпес, СПИД и наконец возраст не делают здешнюю панель менее многолюдной.
   Боско принес кофейник, налил в чашку Свистуну, подсел за столик.
   – Не иди за истиной след в след, или она вышибет тебе все зубы, – сказал Боско.
   – Ну, и что, по-твоему, это должно означать? – удивился Свистун.
   – Может ли случиться такое совпадение? – задумчиво произнес Боско. – Чтобы мальчика продали в горах Кентукки людям, едущем в Луизиану, а он бы сбежал и очутился в Лос-Анджелесе, где его отец прикончил трех женщин?
   И как может случиться, чтобы его отца досрочно освободили и он направился бы прямиком в те места, где его сын живет с ватагой ребят в заброшенном здании, и чтобы одну из тамошних девиц убили, а на другую напали, а арестовали бы отца – но не за это, а за то, что он приставал в пивном баре к полуголой официантке и ухитрился при этом порезаться?
   И как может случиться, чтобы мать мальчика вернулась в тот же самый город и стала работать в приюте для малолетних проституток, так что начала подбирать их на улице и заступаться за них в суде, а в результате девицу, на которую напали, отправили бы в приют ей под крылышко?
   – Сперва примерим, а уж потом подгоним по фигуре, – сказал Свистун.
   – И как может случиться, чтобы они все сошлись в одно и то же время в одном и том же месте, в результате чего и разыгралась та трагедия, которая здесь разыгралась? – Под рукой у Боско лежало современное адаптированное издание "Царя Эдипа". – Иногда услышишь, что где-то нашли мертвое тело, и подумаешь: ничего себе картинка. А это не картинка, это всего лишь фрагмент мозаики.
   Вошел Канаан. И вид у него был такой, словно он сейчас расплачется.
   – Что на первое?
   – Мясной бульон с овощами, – ответил Боско.
   – Баночный?
   – Свой.
   – Как тут может быть свой? Это же кофейня!
   – Нам готовит его одна пожилая дама из Океанского парка.
   – Ладно, дай тарелку. И не с крекерами, а с хлебом.
   Боско передал заказ Ширли Хайтауэр, хотя ее смена уже заканчивалась, но он знал, что она симпатизирует Канаану и ей наверняка захочется обслужить его.
   – Какого черта все эти несчастные птенцы слетаются сюда? Ведь им тут выклюют сердца, – сказал Свистун.
   – В их возрасте живешь только сегодняшним днем, – ответил Канаан. – И если сегодня хорошо, значит, и всегда будет хорошо. Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Каждый здешний заморыш не сомневается в том, что весь мир вращается вокруг его пупка.
   – Но почему мы не можем обустроить свои города так, чтобы в них жилось хотя бы малость полегче?
   – Брось, – сказал Боско. – Самый грязный и паршивый угол кто-нибудь непременно считает родным домом.