озеру и видел, как она и Кермод садятся в катер?
- Да.
- А Кермод рассказал свою историю. Слишком большая скорость, резкий
поворот, катер переворачивается, он в благородном порыве пытается ее спасти
и тому подобное?
- Да.
- И вы, и Зелия стали с того момента подозревать О'Дауду?
- Я думаю, он подстроил ее убийство.
- А что с тем человеком, с которым она собиралась уйти? Он проявился
как-нибудь?
- Нет.
- И вы понятия не имеете, кто он?
- Нет. - Она села на кушетку, поджав под себя ноги.
- Я полагаю, что вскоре после этого Отто ушел от вашего отчима?
- Да.
- Вы хотите, чтобы я сказал, кто тот человек... тот мужчина, с которым
собиралась уйти ваша мать?
- Как вы можете это знать?
- Я думаю, что это магия. Но лишь чуть-чуть. Это был Денфорд...
- Это невозможно!
- Нет, возможно. Мы говорим о любви, а любовь порой проявляется самым
неожиданным образом. Это был Денфорд. Именно он писал анонимные письма. Его
ненависть к О'Дауде не есть необычная, тихая ненависть секретаря к
боссу-миллионеру. Он настолько переполнен ненавистью к вашему отчиму, что
вьется и вертится подобно осе, зажатой между рамами. Он делает все, что в
его силах, чтобы нагадить О'Дауде, особенно в его поисках машины. Он,
должно быть, был тем, кто первый сообщил команде Гонваллы о пленках и
ленте. Он бы сделал все, что может досадить О'Дауде. Он собрался уйти с
вашей матерью и каким-то образом О'Дауда узнал об этом и с присущим ему
черным юмором решил избавиться от вашей матери и оставить Денфорда при
себе, догадываясь, что тот все же узнает правду, но будет совершенно
бессилен что-либо сделать. Такие вещи О'Дауда любит. Именно поэтому он
завел себе восковой музей. А Денфорд пытается изо всех сил достать его. Он
так старается, что забывает об осторожности. И если он будет забывать о ней
и дальше, то когда О'Дауде все это надоест, он попросит Кермода прокатить
его на катере.
- Денфорд... Не могу в это поверить.
- А я могу. И я могу поверить и в кое-что еще. Если ваш отчим убил
вашу мать, то ни вы, ни кто-то еще ничего не сможете поделать с этим. Отто
мертв и не сможет сообщить под присягой о своем лжесвидетельствовании.
Кермод жив, но он не станет давать показаний. Она была на озере, как все и
говорили. И это не удастся опровергнуть. Это не только мое мнение. Мне
кажется, что в Интерполе думают так же. Поэтому советую вам забыть об этом.
У вас есть личные деньги?
- Да.
- Тогда последуйте примеру Зелии. Идите своей дорогой. С вашими
настоящими чувствами вы не сможете продолжать жить под его крышей.
- Именно это я и сделала.
- Сделали?
- Да. Я бы давно это сделала, но тут случилась эта история с Зелией.
Когда вы позвонили мне вчера, я собирала свои вещи, чтобы уйти. Это шале
принадлежит мне. Я собиралась приехать сюда на несколько дней, чтобы все
обдумать.
- Вы сказали О'Дауде, что вы уходите от него?
- Да, в письме, которое я оставила Денфорду... Денфорд. Не могу в это
поверить.
- Я готов держать пари. В своем письме вы упомянули о причинах своего
ухода?
- Нет. Но ему несложно будет прочесть между строк.
Но, черт возьми, меня это ни капли не беспокоит.
Она встала, разглаживая платье на бедрах.
- Жизнь - сложная штука, - сказал я. - В большинстве своем мне это
нравится. Вся эта история со свертком, а затем ваша мать... какой клубок!
Но иногда возврат к простым вещам оказывает терапевтическое действие.
Первое, что я сделаю утром, - заберу сверток и уничтожу его.
Держа руки у печки, она впервые за весь вечер улыбнулась.
- Вы сделаете это?
- Если хотите, я поеду и возьму его сейчас.
- Нет, лучше утром. Я не хочу, чтобы наш ужин был испорчен.
Она направилась к двери на кухню, затем полуобернулась и с уже
серьезным лицом сказала:
- Вы действительно думаете, что это безнадежно... ну, с моей мамой?
- О'Дауда - миллионер. Он умеет быть осторожным. Он умеет покупать и
продавать, и не только людей, но и правду. Мой совет - забыть об этом. Если
он сделал это, то это все записано наверху и в один прекрасный день
расплата настанет. Но вы ничего не можете сделать.
Она кивнула и пошла на кухню.
Ужин был прекрасный. Мы ели рагу из баранины, приготовленное в бренди
и поданное с рубленым шпинатом, а затем провели замечательный вечер.
Когда мы пошли наверх спать, она остановилась у двери своей спальни и
спросила:
- Вы действительно заберете сверток и уничтожите его?
- Первым делом утром.
Она приблизилась ко мне и обняла меня за шею. Я должен был сделать
что-нибудь со своими руками, поэтому я тоже обнял ее. Она поцеловала меня,
и в моей голове мелодично зазвенели колокольчики. Она отняла голову и
посмотрела мне в глаза.
- Это за что? - произнес я.
Она улыбнулась.
- Это извинение за то, что я неправильно думала о вас. Вы совсем не
такой, каким вы хотите выглядеть в глазах окружающих.
Она поцеловала меня еще раз и я мягко отстранил ее.
- Вы понятия не имеете, какой я, когда у меня есть хороший стимул. А
сейчас он очень хороший. - Я дотянулся до двери, открыл ее, поцеловал
Джулию, поборол возникшее было в моей голове желание и нежно отпустил ее и
направил в комнату. Закрыв за ней дверь, я сказал:
- Запритесь. Я иногда хожу во сне.
Я подождал, пока она повернет ключ, и направился в свою комнату,
говоря себе, что хоть один раз я сделаю все правильно. Первое, я хотел
разделаться со свертком, уничтожить его. Я слишком хорошо знал себя. Я мог
бы пойти с ней, а наутро передумать о будущем свертка. В конце концов, он
стоил дико много денег, а деньги - вещь реальная. Многие другие вещи
блекнут и вянут со временем.
Прежде чем раздеться, я достал свои четыре тысячи долларов и спрятал
их под линолеум. Если я сделаю все, как надо, и между нами все будет
хорошо, я знал, что очень скоро я вернусь сюда. А если все повернется не
так, как я рассчитываю, ну, деньги все равно будут здесь. В конце концов,
каждому победителю причитаются призовые.


На следующее утро я был в отеле "Мон д'Арбуа" уже в восемь часов,
чтобы успеть забрать сверток до того, как он уйдет со всей почтой. Но я
опоздал. Почта уже ушла. Ну что ж, мне придется забрать его в Эвьене, куда
я отправил его на свое имя до востребования. Я медленно ехал на "Фейсл
Веге" и размышлял, почему я отбрасываю возможность легкого получения еще
нескольких тысяч. Насколько я мог предвидеть, это не принесет мне ничего
хорошего. Я не мог даже обнаружить ни малейшего признака духовной перемены
во мне. Почему я делаю это? Очевидно, просто чтобы хорошо выглядеть в
глазах Джулии. Когда-нибудь, подумал я, могут возникнуть обстоятельства,
когда я смогу сделать что-либо, руководствуясь только своими принципами,
безо всяких посторонних влияний. Интересно будет посмотреть, что я тогда
буду чувствовать.
Я поставил машину за домом и поспешил на кухню в предвкушении кофе и
яичницы с беконом. Из кофейника на плите исходил приятный запах, но никаких
признаков завтрака или Джулии не было. Я поднялся в ее спальню. Кровать
была убрана, но все ее вещи и чемодан исчезли. В моей комнате кровать также
была убрана.
Озадаченный, я спустился в большую гостиную. На столике, где стояли
бутылки, опираясь на одну из них, стоял конверт. Я надорвал его.
Записка была от Панды Бабукар.
"Милый,
Мы позаимствовали твою мисс Джулию на неопределенное время. Не
беспокойся, мы хорошо позаботимся о ней. Передай ее папе, что он получит ее
назад, как только ты отдашь нам сам знаешь что. Шикарная у тебя пижама.
Море поцелуев. Ням-ням!
Панда".
Я пошел на кухню, налил себе кофе и сел за стол в раздумье.
Мне пришло в голову, что все это исходило от Денфорда, пытающегося
выбраться из той каши, которую он сам заварил. Теперь он был готов сделать
все, что угодно, чтобы помешать О'Дауде, и совершенно не думал о
последствиях. Так как он не смог получить сверток от меня, он решил помочь
Наджибу получить его. Все годится, лишь бы он не достался О'Дауде.
Я позвонил ему в Шато де ля Форклас.
Я сообщил ему, где нахожусь, и спросил:
- Вы знали, что мисс Джулия собирается поехать сюда?
- Да. Перед тем как уехать, она попросила меня пересылать всю почту,
адресованную ей, туда.
- И вы рассказали Наджибу, где он может ее найти?
- Все, что я делаю - мое дело.
- Да, все, что я могу сказать, - что вам не следует путешествовать на
катере с Тишем Кермодом. Вы страшно все запутали. Где О'Дауда?
- Он здесь и хочет вас видеть.
- Еще бы. Скажи ему, что я буду очень скоро. Он прочитал письмо
Джулии?
- Какое письмо?
- То, в котором она сообщает, что разрывает с ним.
После некоторой паузы он сказал:
- Да.
- Жаль.
Я повесил трубку.
Так как О'Дауда знал, что Джулия порвала с ним, я подумал, что она
вряд ли будет для Наджиба и компании сильным козырем в их игре против
О'Дауды. О'Дауде очень нужен сверток и ему будет абсолютно наплевать на то,
что случится с Джулией. А с ней может случиться масса вещей, потому что
Наджиб играл по крупному от имени генерала.
Я поджарил себе яйцо и раздумывал еще какое-то время, но ни к чему не
пришел. Я поднялся наверх и упаковал свои вещи, включая шикарную пижаму. Я
понял, почему Панда и Наджиб не стали ждать, когда я вернусь из отеля.
Разговор со мной их не интересовал. Они решили напрямую выйти на О'Дауду.
Одна вещь была для меня ясна. У меня был сверток и я не хотел, чтобы с
Джулией что-нибудь случилось. Это означало, что я буду вынужден отдать
сверток Наджибу. О'Дауде это не понравится, Аристиду тоже. Они оба
постараются сделать все, что в их силах, чтобы остановить меня. Пока, решил
я, будет лучше, если сверток полежит на почте в Эвьене, пока я не проясню
ситуацию.
Я запер шале и отъехал на "Фейсл Веге". Хорошо, что у меня не было с
собой свертка. На подъезде к Клузу меня остановила пара полицейских на
мотоциклах. Они были очень вежливы, проверили мои документы, а затем
сантиметр за сантиметром обыскали всю машину. Разочарованные результатом,
они спросили, куда я еду. Я не был в этом уверен, но чтобы порадовать их,
сказал, что в Шато де ля Форклас. По-гальски галантно помахав рукой, они
пожелали мне доброго пути и километров пятнадцать сидели у меня на хвосте.
Но их, должно быть, срочно вызвали куда-то по рации, потому что, когда я
подъезжал к Тонону, расположившемуся на берегу озера, появились другие
полицейские мотоциклисты, притормозили меня немного, взяли в вилку и
отконвоировали меня в город на Кве де Рив, где мы все остановились. Аристид
поджидал меня в потрепанном голубом седане.
Он вышел, отпустил полицейских, вернулся ко мне и пригласил меня
выпить в кафе через дорогу. Он заказал себе пернод, а мне пиво, и тепло
улыбнулся. Василек в его петлице уже подзавял и бритвенный порез был в этот
раз уже в другом месте.
- Отлично ты сработал на поле для гольфа, - сказал он.
Я мысленно согласился с ним.
- У тебя по всей Франции есть девушки, которые готовы тебе помочь?
- Их очень много, но адреса я не продаю. У меня сегодня не торговое
настроение.
- Жаль. Последнюю ночь ты провел с этой мисс Джулией Юнге-Браун?
- Да. Она - первоклассный повар и мы ели баранье рагу, приготовленное
в бренди. Я не знаю, как она его готовила, но это заняло часа два.
Он кивнул.
- Можно было сделать и в вине. Но обязательно с чесноком. Совсем
чуть-чуть.
- Он там был.
- И где она сейчас?
- Не знаю. Я пошел прогуляться перед завтраком, а когда вернулся, ее
уже не было. Одна наша знакомая оставила эту записку.
Я передал ему записку Панды. Он спокойно прочитал ее и положил к себе
в карман.
- А что там такое особенное в пижаме?
- Рисунок представляет собой собрание всех национальных флагов.
- Конечно, это Джулия забрала сверток. Мне бы следовало подумать об
"Оберж дю Пер Бис". А теперь ты уже положил его в надежное место?
- Да.
- Отлично. Мне бы не хотелось думать, что кто-либо еще может завладеть
им. Это было бы очень неудачно для тебя.
- Естественно, пока я не обменяю его на Джулию.
Он покачал головой.
- Ты слишком по-рыцарски смотришь на все это дело.
- Если я этого не сделаю, она может закончить свою жизнь в
каком-нибудь озере. Генерал Гонвалла - хотя он, возможно, и любит девушек -
не больно уж мягкосердечен. Ему хочется, чтобы его кресло хранило его
тепло, поэтому ему все равно, кого он выбросит на холод.
- Власть, политика - это моя погибель. Приятно заниматься простыми
вещами типа убийств, краж и поддельных денег. К сожалению, не всегда есть
возможность выбора. Я получил строгое указание достать этот сверток.
Удовлетворяя твою просьбу, моя организация согласна заплатить за него. - Он
вздохнул. - До настоящего момента я считал, что это будет простая маленькая
сделка между нами двумя. Ты бы конечно, не получил тех денег, которые тебе
мог бы заплатить Гонвалла или О'Дауда, но так как ты находишься во
вменяемом состоянии, я уверен, что ты бы отказался ради друга от
дополнительных денег. Но теперь это похищение все очень усложняет, и у тебя
впереди большие трудности.
- Ты так думаешь?
- Я знаю, и ты тоже. Я должен получить сверток и передать его моим
хозяевам. Они настаивают, и настаивают безжалостно. Безжалостным может быть
Гонвалла, и О'Дауда тоже, но их безжалостность - личного порядка. Она не
идет ни в какое сравнение с безжалостностью такой аморфной организации, как
правительство или группа правительств, использующие абсолютно законную
международную организацию. Никто не понесет личной ответственности за
смерть девушки - мы, конечно, попытаемся найти и освободить ее - потому что
это будет бюрократически необходимо. Очень печально, да? - Он осушил свой
бокал и заказал еще.
- Ты хочешь, чтобы я отдал вам сверток и будь что будет с Джулией?
- Именно об этом я и говорю.
- Ты же знаешь, черт возьми, что я этого никогда не сделаю!
- Я знаю, что ты попробуешь найти выход.
- Какой выход?
- Это ты сам решишь. Я не возражаю против любых твоих действий, если
ты гарантируешь мне получение свертка. Если я не получу его, ты, конечно,
знаешь, что тебя ждет?
- Давай, давай. Продолжай пугать меня.
- Этим, конечно, буду заниматься не я. К счастью, подобные вещи
находятся в ведении другого отдела, поэтому я не буду испытывать чувство
вины. Но тебя уберут - из чисто бюрократического чувства досады, конечно. Я
не думаю, что они сделают это в садистской манере или станут растягивать
мероприятие. Все будет выполнено быстро и будет выглядеть как обычный
несчастный случай. Ты ведь не настолько наивен, чтобы посчитать это пустой
болтовней.
Я не был наивен. Он откровенно давил на меня, но за этим давлением
стоял факт - незамысловатый и пугающий факт. Они сделают именно то, что он
сейчас обещал. Чисто бюрократическая необходимость. Меня уберут. Ситуация
была предельно проста. Сверток у меня. Если я отдам его О'Дауде (что мне
казалось невероятным), то будет то же самое, плюс Джулия. А если я отдам
его Аристиду - что я мог легко сделать, проехав несколько километров по
берегу озера - то уберут Джулию, потому что Гонвалла вынужден будет
заставить кого-нибудь заплатить за свои будущие неприятности. Мне
оставалось только одно - найти какой-либо способ освободить Джулию, а затем
передать сверток Аристиду. Вот и все. Очень просто. Я заказал себе виски. В
данных обстоятельствах пиво казалось слишком безвкусным.
Аристид молча наблюдал за мной. Я очень быстро проглотил виски и
встал.
- Я должен подумать.
- Естественно. У тебя есть мой телефон. Надумаешь, позвони.
- А что, - спросил я, - вы делаете в плане второго аспекта дела
О'Дауды?
Он пожал плечами.
- Это просто убийство. Я получил указание оставить его в покое, пока
не будет улажено это гораздо более важное дело. Я полагаю, ты едешь в шато?
- Да.
- Тогда, пожалуйста, не говори О'Дауде о нашем интересе в этом деле.
Это строго между нами.
- Конечно, я не стану делать ничего, что могло бы поставить тебя в
затруднительное положение.
Он ухмыльнулся.
- Абсолютно правильное отношение.
Было бы великолепно расквасить ему нос перед уходом. Но это бы делу не
помогло. Он не имел к этому никакого отношения. Он был в этом деле круглым
нулем. Он выполнял предписания и получал за это жалованье, а когда вечером
он приходил домой, все стекало с него, и он оставался совершенно сухим.
Протрешь нож влажной тряпочкой и никто не скажет, для чего он был
использован. Когда все идет по строго официальной форме, завизированной
нужным отделом и аккуратно занесенной в нужный архив, волноваться не о чем.


Я доехал по берегу озера до Эвьена и оттуда позвонил в шато Денфорду.
Я спросил, там ли О'Дауда. Его там не было. Он уехал в Женеву и будет
вечером. Я сказал Денфорду, что мне нужно встретиться с ним и что я скоро
буду.
Уж с кем мне не хотелось встречаться в тот момент, так это с О'Даудой.
Я поставил машину на гравиевой площадке перед шато, вошел и по
мраморному полу направился к кабинету Денфорда. Он сидел во вращающемся
кресле и курил, уставившись на зеленый шкаф для документов. Судя по
усыпанному пеплом жилету, он уже давно пребывал в этом положении. Когда я
вошел, он поднял голову, посмотрел на меня и вернулся к шкафу.
Я сел и закурил. На стене за его столом висела фотография, на которой
О'Дауда, стоящий на берегу какого-то озера, держал приличную щуку, которая,
должно быть, весила все десять килограммов.
- Разговор у нас будет сугубо личный, - сказал я. - Мы не будем
касаться той каши, в которую по вашей милости превратилось все это дело. Мы
ограничимся только вашими прямыми ответами на некоторые мои вопросы.
Хорошо?
Он кивнул, а затем протянул руку и из бокового ящика своего стола
достал бокал. Сделав хороший глоток, он сощурил глаза и убрал бокал обратно
в ящик.
- И как долго вы этим занимаетесь?
- С обеда.
- Тогда прервитесь на время нашего разговора. Прежде всего, вы имели
какую-либо связь с Наджибом Алакве сегодня?
- Нет.
- Вы знаете, что он захватил Джулию и не собирается возвращать ее,
пока я не передам ему сверток из машины?
- Нет. - Его это, похоже, не очень интересовало. Да, виски притупляет
чувства даже у лучших из нас.
- Когда раньше вам нужно было связаться с Наджибом, как вы это делали?
- Это мое дело.
- Теперь это мое дело, - сказал я. - Я хочу это знать и у меня сейчас
такое настроение, что я спокойно могу ударить человека, который старше
меня. Поэтому говорите.
Он подумал какое-то время, затем повернулся, порылся в другом ящике и
передал мне визитку. Я взглянул на нее и подумал, сколько различных визиток
у Наджиба. Почти все было как и прежде: мистер Наджиб Алакве, эсквайр,
импорт, экспорт и особые услуги, но адрес на сей раз был женевский. Я
перевернул визитку. Никогда не знаешь, какую жемчужину братья Алакве
подарят в очередной раз. Девиз гласил: "Для хорошего слушателя достаточно и
полуслова". Ну, я надеялся перекинуться с Наджибом более чем полусловом, и
в самое ближайшее время.
Не глядя на меня, он сказал:
- Все, что вы должны были сделать, - отдать сверток мне или уничтожить
его.
- Я собирался уничтожить его, но вы все испортили.
Теперь все несколько усложнилось.
Он покачал головой.
- Вы бы сохранили его. Сделали бы на нем деньги. Я это знаю.
- Я сам думал об этом, но все получилось по-другому. - Я встал. -
Хотите совет?
- Нет. - Он был совершенно апатичен, никакой прежней резкости.
- Пакуйте вещи и убирайтесь отсюда, и чем дальше от О'Дауды, тем
лучше. Вы уже как-то собирались сделать это вместе с ней, но он помешал
вам. Вам следовало бы уже давно уйти от него.
Он резко поднял голову и заморгал.
- Как вы это узнали?
- Это была догадка... до настоящего момента.
- Он убил ее.
- Я склонен согласиться. Но вы ничего не можете сделать. После всего,
что вы сделали, когда он узнает все до конца, вам придется думать о
собственной шкуре.
- Я думаю, что смогу убить его, - сказал он.
- Если бы я мог считать это твердым обещанием, - сказал я. - Но когда
закончатся виски, единственной вашей заботой будет борьба с похмельем.
- Тиш Кермод сделал это. Он - отвратительный ублюдок... хуже, чем
О'Дауда. Иногда они напиваются вместе, эти двое. Закрываются в этом
чертовском восковом музее со всеми теми людьми, которых О'Дауда ненавидел.
Можно слышать, как они там смеются и танцуют. Долгие годы я скрывал это от
девочек... но они все же узнали... Вот почему они ушли от него.
Я направился к двери. И вдруг мне в голову пришла одна мысль, и я
спросил:
- У вас есть пистолет?
- Пистолет?
Почему пьяные так любят эхо?
- Да, пистолет. Может так случиться, что он мне понадобится, вам же, я
уверен, он ни к чему.
Мне кажется, он подумал, что я, возможно, собираюсь использовать его
против О'Дауды, потому что он решил сотрудничать и достал из ящика и
протянул мне пистолет. Я не люблю пистолеты. Они полны таинственных
враждебных сил. Я посмотрел на него и спросил:
- Что это, черт побери, такое?
- Это все, что у меня есть, - сказал он, передавая мне коробку с
патронами.
Это был пневматический пистолет калибра 5,59 мм, способный обеспечить
скорострельность до сорока выстрелов в минуту и скорость пули на выходе
около ста двадцати метров в секунду. Он мог доставить неприятности и был
похож на настоящий. Я уже стрелял из такого в тире Миггза. Я надеялся, что
его будет достаточно, чтобы произвести впечатление на Наджиба и заставить
его передать мне Джулию.
Я вернулся к машине и быстро отъехал, поднимая фонтаны гравия. Мне
хотелось побыстрее уехать, пока не вернулся О'Дауда.
Пока я добирался до Женевы, уже стемнело. Нужный мне дом находился в
тупиковом ответвлении от Рю де Волланд, неподалеку от Гар де О-Вив.
Квартира была на последнем этаже. Входная дверь была голубой с
диагональными желтыми полосами, и когда я нажал на кнопку звонка, внутри
раздались звуки какой-то незамысловатой и знакомой мелодии.
Пока я ждал, то мучительно пытался вспомнить, что же это была за вещь.
Дверь открылась, на пороге появился Наджиб. Он уже возвратился к своему
прежнему стилю одежды: рыжевато-коричневые туфли, кремовый льняной костюм,
красная рубашка и желтый галстук, усыпанный гирляндами разноцветных роз. Я
был несколько шокирован, но продолжал крепко держать нацеленный на него
пистолет.
- Я хотел бы войти, - сказал я.
Коричневое лицо расплылось в улыбке, картошка-нос сморщился, а белые
зубы ослепительно засверкали.
- Конечно, мистер Карвер. Чертовски рад видеть вас снова. Добро
пожаловать в не слишком скромную обитель.
- Иди впереди и оставь мюзик-холльный жаргон.
Он пошел впереди меня по устланному мягким ковром коридору в большую
гостиную. Она была действительно не слишком скромной. Мебель была вся
обтянута черным вельветом, ковер был жемчужно-серым с большими красными
завитками. Занавески были зелеными, а стены обклеены обоями, имитирующими
гранитную кладку. У одной из стен стоял длинный буфет с массой бутылок и
сопутствующих вещей. Еще в комнате находился длинный стол, заваленный
журналами, на обложках которых была в более чем достаточной мере
представлена женская плоть. Воздух в помещении был пропитан запахом
турецкого табака.
Наджиб повернулся, обвел комнату рукой и сказал:
- Вам нравится? Нет? Вкусы разные. Некоторые говорят, похоже на
комнату шлюхи. Лично я находил многие такие комнаты очень уютными и
веселыми. Какое саше любимое питье, сэр?
- Мое любимое питье, - сказал я, - большая порция виски с содовой,
которую я приготовлю себе сам на случай, если у вас тут есть яд. Лично я
надеюсь, что это не будет тем напитком, который мне придется растягивать,
потому что я хочу закончить свое дело очень быстро. Так же, пожалуйста,
оставь эту речь "англизированного туземца". Ты, вероятно, доктор литературы
и, без сомнения, можешь начать с Чосера и, пока я с трудом буду отвечать
Шекспиром, красиво добить меня Т.С.Элиотом. Поэтому давай поговорим в
цивилизованной манере, Наджиб, а?
Он широко улыбнулся мне и сказал:
- На самом деле, я - бакалавр наук, но я не забывал и об искусстве.
Так же, давайте разберемся с именами. Я разочарован, что у вас такая плохая
память на лица. Я - мистер Джимбо Алакве, эсквайр.
Я был так изумлен, что он пошел и приготовил для меня виски с содовой,
пока я переваривал эту новость. Когда я пришел в себя и взял бокал,
спросил:
- Что, черт возьми, ты тут делаешь?
- Проживаю временно. У Наджиба масса дел. К тому же, помните, что
теперь я работаю на О'Дауду, поэтому должен быть в центре событий.
- Ты хочешь сказать, что он действительно нанял тебя?
- А почему бы и нет? Он не доверяет мне, но любит знать, где я. К тому
же, когда он получает от меня ложную информацию о положении дел в моей
стране, он, вероятно, догадывается, что она ложная, и может сделать из
этого кое-какие выводы. Ложная информация может быть такой же
многоговорящей, как и достоверная информация. Мистер О'Дауда готов платить
и за ту, и за другую. Нет нужды говорить, что я предан, по-настоящему
предан, своей стране. Я непомерно горжусь этим. Мне кажется, что одной из
вещей, помешавшей вам достичь успеха, было то, что вы преданы только себе.
Это может только привести к ограниченным доходам. И что вы просите за
сверток? - Он поднял руку и быстро продолжил. - Естественно, девушка будет
возвращена, но я думаю, что вы захотите что-нибудь и для себя лично. Но,
конечно, не так много, как это могло бы быть, не будь у нас девушки.