Кэннинг Виктор. Тающий человек

явившийся следствием удивления, которое ей не удалось полностью скрыть.
Она нажала на педаль газа и "Роллс" стал удаляться от меня вдоль
буковой аллеи.
Я закурил и поднялся по каменным ступеням на вал. Вал оказался дамбой,
поросшей травой с одной стороны и облицованной бетонными плитами с другой.
По ее верху шла коротко подстриженная дорожка. За дамбой простиралось
искусственное озеро площадью примерно акров в тридцать. Вокруг озера росли
сосны, а его дальний берег подпирал холм, усыпанный большими дубами. На
этом дальнем берегу, у левого края дамбы располагались эллинг и пирс,
который метров на двадцать врезался в озеро. В центре озера я увидел лодку,
в которой находились два человека.
Я пошел по дамбе к пирсу. Пара голубей пронеслась над соснами,
откуда-то из-за буков донесся голос фазана, утиный выводок поднялся с
прибрежной отмели у дальнего конца озера. Место было красивым и, судя по
дамбе, эллингу и пирсу, все это было сооружено недавно. О'Дауде это, должно
быть, влетело в копеечку. Замечательно, подумал я, когда ты не можешь
поехать на рыбалку в Ирландию или Шотландию, ты организуешь ее прямо рядом
с домом.
Я прошел мимо эллинга на пирс. У пирса был пришвартован фиберглассовый
катер с подвесным мотором. На конце пирса находился вертикальный деревянный
шест, похожий на маленькую виселицу, на котором висел большой медный
колокол. Я пару раз качнул его язык и по озеру прокатился звон. Я сел на
край пирса, свесил ноги и стал ждать, пока подойдет лодка.
Двое в лодке не обратили на меня никакого внимания, хотя они,
наверняка, слышали звон. Я продолжал сидеть, докуривая сигарету. Они
слышали, они подгребут, когда будут готовы. Одну вещь невозможно сделать -
поторопить миллионера. Если я возьму работу, решил я, я накину пять
процентов за ожидание. Ондатра лениво выплыла из-под пирса и направилась к
клумбам ирисов на берегу. Неподалеку от дамбы ласточка спикировала к воде и
оставила на ней круг, напоминающий те, которые производит поднимающаяся к
поверхности форель. Метрах в тридцати над соснами не спеша пролетела цапля
с вытянутыми назад ногами - настоящая старая птичья аристократка. День был
замечательный: солнце, облака, легкий ветерок, оставляющий на воде
небольшую рябь. На озере один из рыбаков сделал пробный заброс, и солнце
заиграло на мокрой лесе. Ожидание не тяготило меня, оно отвечало моему
настроению. Я был почти в полном согласии с миром.
В следующее мгновение я чуть было не лишился всего этого.
Две вещи случились, как мне показалось, совершенно одновременно.
Винтовочный выстрел и удар пули, вошедшей в колокольный шест сантиметрах в
семи над моей головой. Отколовшаяся от шеста щепка пролетела мимо меня и
стала опускаться на воду. Она еще не коснулась поверхности воды, а я уже
бежал к эллингу - ближайшему укрытию.


Глава вторая

"Ночь, яркий факел и открыта
окошка створка для тепла любви"
Джон Китс

Прежде, чем я добежал до эллинга, неизвестный стрелок предпринял
вторую попытку. Пуля прожужжала над головой, слишком близко, чтобы
испытывать комфорт. Злой, испуганный и запыхавшийся, я укрылся за эллингом.
Я посмотрел на озеро. Те двое продолжали ловить, даже не взглянув в
моем направлении. Из всех людей только рыбаки могут так увлеченно
заниматься своим делом. Я высунулся из-за эллинга и осмотрел ближайший ряд
сосен. К моему удивлению из-за деревьев показался человек в джинсах и
куртке и побежал вдоль них. В руках у него была винтовка.
Я дал ему пробежать метров пятьдесят и последовал за ним, петляя вдоль
внешнего ряда сосен, чтобы как можно меньше находиться на открытом
пространстве. Местность стала плавно повышаться, сосны кончились и сразу за
ними была калитка, сделанная из пяти прутиков.
Человек с винтовкой перемахнул через нее и остановился, чтобы что-то
поднять из травы по ту сторону изгороди. Это был мотороллер. Он закинул
винтовку за спину. Увидев это, я спуртовал. Я уловил движение его ноги,
нажимавшей на стартер. Я был у калитки, когда он быстро отъезжал по
ухабистой дорожке. Я перегнулся через калитку и наблюдал его отъезд,
стараясь отложить в памяти номер мотороллера ГН 4839. Отъехав метров
двадцать, он обернулся через плечо и посмотрел на меня. Я помахал ему и
мерзавец помахал мне в ответ. Его лицо было черным как уголь.
Я медленно пошел назад к пирсу, размышляя, что я такого сделал, чтобы
вызвать подобное к себе отношение. Насколько мне было известно, ничего.
Когда я дошел до края пирса, лодка уже подходила к нему.
На веслах сидел маленький, похожий на мальчишку человек с лицом,
напоминающим выжатый лимон. На шее у него висел полевой бинокль. Это,
догадался я, был Тиш, шофер. Он был в рубашке и брюках, в углу его рта была
зажата большая сигара, а на голове нахлобучена старая матерчатая шляпа,
утыканная искусственными мушками. На корме, в удобном крестообразном
сооружении сидел Кэван О'Дауда.
Пока лодка проходила последние пятнадцать метров, я успел хорошенько
рассмотреть его. Ростом он был, решил я, где-то метр девяносто пять и
одному человеку вряд ли бы удалось обхватить его. Да, забраться в спальный
мешок было бы для него проблемой. Когда его создавали, вокруг, должно быть,
валялось много ненужного материала, от которого они решили отделаться. Я
определил, что ему где-то около шестидесяти. На нем был светло-голубой
маскировочный костюм и резиновые сапоги. Его голова имела форму тыквы и,
если бы проводился конкурс на самую большую голову, он бы, наверняка,
получил приз. Как я смог заметить, у него практически не было шеи, а волосы
были так коротко подстрижены, что напоминали налет рыжей пыли. Он был в
темных очках, а в углу его рта была сигара. У него были огромные, покрытые
золотисто-коричневым пухом руки, но, как я убедился позднее, когда он начал
ловить, это были хорошие руки, умелые и чувствительные.
Когда лодка причалила к ступеням пирса, О'Дауда спросил:
- Вы - мистер Карвер?
- Он самый.
Он сделал вид, что не заметил моей иронии.
- Залезайте, - сказал он.
Пока я спускался по ступеням, он снял очки и я увидел, что у него были
ярко-голубые глаза, слишком маленькие для его лица, которые утопали в
многочисленных пухлых морщинах. Он был не только самым отвратительным
миллионером из тех, кого я видел, но также и самым большим.
Я устроился на носу.
- На то же место, Кермод.
Тиш начал отгребать от пирса, а я начал наблюдать за О'Даудой из-за
головы шофера.
- Замечательно, что вы приехали, - сказал О'Дауда. - И хорошо, что
Миггз порекомендовал вас. Он, конечно, имеет с меня пару тысяч в год. Я
нисколько не против. Настоящий парень, Миггз. Показалось, что мы совсем
недавно слышали выстрел.
- Два, - сказал я. - Кто-то использовал ваш колокольный шест или меня
в качестве тренировочной мишени. Я проводил его до края леса, и он уехал на
мотороллере.
На большом лице не выразилось ни малейшего удивления.
Он только произнес: "Кермод", и кивнул на корзину у ног шофера. Тиш
перестал грести, порылся в корзине и через плечо передал мне флягу. Я
отвинтил крышку и сделал глоток. Это, возможно, был "Курвузьер". Я протянул
флягу назад. Тиш принял ее одной рукой, а другой передал мне сигару и
вернулся к гребле. Я закурил.
- Ловили когда-нибудь? - Хотя имя его было чисто ирландским, я не
заметил никакого акцента. Если и было что-то, то скорее заокеанское.
Канадское, может быть.
- Мой отец, упокой его душу, - сказал я, - научил меня привязывать
мушку, когда мне было пять лет.
- И он был чертовски прав. Сколько рыбы было упущено из-за неумело
завязанных узлов. Возьмите удилище Кермода.
Удилище лежало рядом со мной. Это было произведение "Харди". Тиш ловил
на большую лососевую мушку в сопровождении двух более мелких.
Я спросил:
- И что у вас здесь есть?
О'Дауда, уже приступивший к ловле, ответил:
- Радужная и пеструшка. И несколько гиллару. Знаете эту рыбу?
- Нет.
- Ирландская. Водится в озерах Мелвин и Эрне. Но она плохо берет.
Я отпустил лесу, сделал пару пробных забросов, чтобы почувствовать
снасть - она была замечательной - и затем сделал заброс метров на двадцать.
Неплохо, учитывая, что я год не брал снасть в руки. Я знал, что О'Дауда
наблюдает за мной. Я понял, что О'Дауда был человеком, который наблюдал за
всем и вся его окружавшими.
Тиш пустил лодку по ветру, и мы стали облавливать озеро на мокрую
мушку. Через какое-то время я увидел быстрый бурунчик рядом с опустившимися
на воду мушками и почувствовал резкую поклевку. Я подсек, леса натянулась и
кончик удилища согнулся. Минут пять я вываживал рыбу, и затем она
показалась, утомленная и поблескивающая плавниками, и Тиш подсачил ее. Это
была радужная форель, взявшаяся на одну из мелких мушек. Прекрасный
экземпляр, где-то около килограмма, подумал я. Я отцепил крючок и оглушил
рыбу о борт лодки. Она лежала на дощатом настиле и ее пунцовая боковая
линия ярко переливалась на солнце, но вскоре смерть взяла свое и она стала
блекнуть. Я посмотрел на границу соснового леса. Мой несостоявшийся убийца
мог запросто вернуться.
- Неплохо, - сказал О'Дауда. - Вам могут приготовить ее на ужин. Мой
шеф-повар великолепно запекает рыбу с пармезанским сыром, имеющим
потрясающий аромат. Но он ничуть не забивает аромат рыбы. Просто приятно
подчеркивает его. Вы успели рассмотреть человека, который стрелял в вас?
- Нет, не успел. Прежде чем я смог приблизиться к нему на достаточное
расстояние, он уже отъехал. Однако я подумал, что он может вернуться.
- Он не вернется.
- Рад это слышать.
- В любом случае он охотился не за вами. Ему был нужен я. Просто
ошибся целью. Был плохо проинструктирован.
Мы были уже почти у самого берега, поросшего деревьями. О'Дауда сделал
аккуратный заброс и мушки опустились на воду рядом с группой береговых
лилий. Через мгновение он уже вываживал подсеченную рыбу и, наконец, в
подсачке у Тиша заворочалась большая форель-пеструшка. Наблюдая за
О'Даудой, я думал, насколько плохо должен быть проинструктирован человек,
чтобы перепутать меня с ним. Если я возьму эту работу, размышлял я, то
будет приплюсована существенная сумма за риск.
Мы проловили еще час. О'Дауда вытащил три пеструшки. Я поймал одну
пеструшку, а затем зацепил что-то, что в итоге сломало мое удилище и ушло.
- Должно быть, крупная была, - сказал я.
- Вы немного поторопились, - заметил Кермод.
- Недостаток практики, - сказал О'Дауда. Затем он повернул голову в
мою сторону и пристально посмотрел на меня. - Легко вытащить мелкую рыбу. А
большую рыбу... ну, здесь элемент времени изменяется не в арифметической, а
в геометрической прогрессии. Для большой рыбы требуется время и терпение.
Вот почему я - миллионер. - Он засмеялся. Это был звук водяного потока,
быстро заполняющего подземный тоннель. Мне не понравился этот звук и у меня
возникло сильное ощущение, что и он сам мне не нравится.
О'Дауда посмотрел на свои часы и кивнул Кермоду. Тот нагнулся к
корзине, вытащил переносной переговорник и произнес в него:
- Машину мистера О'Дауды. Через пять минут.
Он убрал переговорник на прежнее место, и мы погребли к пирсу.
О'Дауда заметил, что я смотрю на корзину, и сказал:
- Время и терпение, мистер Карвер. И постоянный контакт с внешним
миром. Жизнь полна неожиданностей и непредвиденных обстоятельств.
Я не ответил. Я был, в принципе, согласен с данной философией. Но
чтобы позволить себе исповедовать ее, нужно быть миллионером.
Когда мы подошли к круглой площадке у дамбы, там нас уже поджидал
большой темно-синий многоместный фургон "Форд Зефир". За рулем сидел
маленький опрятный человек лет сорока. У него были небольшие топорщащиеся
усы, крупные зубы и жесткие агатовые глаза, которые он увлажнял, постоянно
моргая. Нас не представили друг другу, но из разговора я понял, что его
зовут Денфорд и что он - секретарь О'Дауды.
По дороге к особняку произошел лишь один небольшой разговор между
О'Даудой и Денфордом.
- Я хочу получить исчерпывающую информацию относительно того, как этот
парень попал вовнутрь, Денфорд, - сказал О'Дауда.
- Это общественная верховая тропа, сэр. - Его голос, даже в разговоре
с О'Даудой, был отрывистым и резким, как и со мной по телефону. - У нас нет
законных прав, чтобы закрыть ее.
- Тогда найдите какой-нибудь другой способ.
И точка. Миллионерово решение. Нет законных прав - найдите
какой-нибудь другой способ.
Особняк был большим квадратным каменным строением. По небольшому
створчатому проходу мы попали во внутренний двор, вымощенный крупной
брусчаткой, через который проходила узкая, слегка приподнятая дорожка. На
ее балюстраде через каждые несколько метров стояли классические обнаженные
скульптуры, главным образом, женские, с невыразительными лицами и большими
бедрами. За входными дверями из красного дерева, которые, как я узнал
позже, были укреплены стальными вставками, находился вестибюль. О'Дауда и я
вошли в лифт, поднялись на два этажа и оказались в длинной картинной
галерее. Нас ожидал слуга, и О'Дауда дал ему указание проводить меня в
отведенную мне комнату. Он кивнул мне и пошел в направлении,
противоположном тому, в котором двинулся слуга. Я последовал за слугой,
осторожно ступая по идеально отполированному полу, чтобы не поскользнуться.
- Ужин, - уходя, сообщил мне слуга, - будет через час.
- Лучше оставьте мне карту данного места, иначе я заблужусь.
- В этом нет необходимости, сэр. - Он ушел.
У меня была спальня и ванная. Из окна спальни был виден парк. За окном
находился небольшой балкон, но для шезлонга места было достаточно. Стоя на
балконе, я узнал, что все остальные комнаты в этом крыле имеют такие же
балконы.
На убранной кровати были разложены мои брайтонские пижама и халат. На
невысоком трюмо лежали сигареты и на серебряном подносе стояли стакан,
графин с водой, содовая, лед и четыре бутылки. Ковер издавал легкие
свистящие звуки при каждом моем шаге. На стенах висели две акварели, на
которых были изображены рыбные угодья, и каждый предмет имел на себе хорошо
ухоженный налет времени. Ванная была наполнена сверканием хрома и мрамора,
а туалетный бачок издавал при спуске воды тихий вздох. Банное полотенце
было таким большим, что управиться с ним, требовался второй человек. Я
закончил осмотр всей этой роскоши и вернулся к серебряному подносу, чтобы
налить себе виски с содовой. Под бутылкой содовой лежал маленький клочок
картона, на котором чернилами было написано следующее послание:
"Я хочу прийти и поговорить с вами сегодня поздно вечером: поэтому не
кричите, когда я зайду.
Джулия".
Я сделал глоток и посмотрел на окутываемый сумерками парк. У Тиша
Кермода был полевой бинокль. Он вполне мог видеть человека, выбегавшего из
леса. Бинокль был очень не плохим и они могли видеть ровно столько же,
сколько и я. И, судя по адресованному Денфорду вопросу О'Дауды, о
происшествии было сообщено в дом по радиосвязи. Если эти две пули
предназначались О'Дауде, то он проявил завидное спокойствие по отношению к
происшедшему. Если же они предназначались мне, то он проявил завидную
бесцеремонность по отношению к гостю. Но так как он был миллионер, подумал
я, он уже давно перестал по-человечески нормально реагировать на
ненормальные события. Но эта мысль не добавила мне радости. И какого черта
нужно Джулии?
Я допил виски с содовой, и снял с находившегося у кровати телефона
трубку. Это был внутренний телефон и откуда-то, возможно, из какого-нибудь
подвального помещения, женский голос спросил меня, чем мне можно помочь. Я
назвал телефон Миггза. Девушка сказала, что перезвонит мне, и я направился
за второй порцией виски.
Голос Миггза я услышал минуты через три. Он начал со своего обычного
подшучивания, но я оборвал его и он сразу понял, что для шуток не время и
не место. Я был готов поспорить, что любой телефонный разговор, ведущийся
из этого дома, прослушивается, а уж разговоры гостей моего положения - на
сто процентов.
Я сказал:
- Попробуй узнать для меня что-нибудь об одном мотороллере, модель не
знаю, номер ГН 4839. Габби из Ярда тебе поможет, а ты сообщи Уилкинз.
- О'кей. Будет сделано.
Я повесил трубку и пошел в ванную. Выбор моющих средств был очень
широк. Я остановился на "Флорис 89" и отмокал целых полчаса.
На нем была зеленая домашняя куртка, просторная белая шелковая рубашка
с расстегнутой верхней пуговицей, клетчатые брюки и шлепанцы из черной
лакированной кожи. В одной руке он держал бокал с бренди, в другой -
сигару. Я сидел напротив, вооруженный тем же, только моя сигара была
меньшего размера (мой выбор) и в моем бокале было меньше бренди (а наливал
он), чем в его.
За мной пришел слуга и проводил меня в столовую, небольшую личную
столовую О'Дауды, располагавшуюся рядом с его кабинетом, где мы вдвоем и
ужинали. Прозрачный суп с шерри, форель, слегка приправленная пармезанским
сыром, с прекрасным "Мерсо", а затем филе говядины с веточками шпината и
жареным картофелем и кларет, который был настолько хорош, что мы прикончили
его вдвоем. Он ел и пил гораздо больше меня, но я полагаю, что с его
размерами это было вполне оправдано. Кроме того, было очевидно, что он
просто наслаждается прелестями стола ради них самих. Я был уверен, что
О'Дауда - человек, который наслаждается практически всеми прелестями
цивилизации ради самих этих прелестей, что, конечно, делало его опасным для
любого, кто бы встал на пути достижения этих благ. Во время ужина он
говорил о рыбалке и своих многочисленных особняках. Я же не произнес ни
одного слова. Я просто слушал и думал, когда же он, наконец, перейдет к
делу. О'кей, у него был этот дом, дом в Лондоне, еще один в Каннах, шато в
предместьях Эвьена, квартира в Париже, рыболовные угодья на одной
ирландской реке, охотничьи угодья площадью в несколько тысяч акров в
Шотландии и, Боже, поместье на Багамах, куда он ездил играть в гольф и
ловить крупную морскую рыбу. Ну, разве не прекрасно жить, имея все это! Он
не сказал этого, но эта мысль присутствовала. Кларет размягчил меня, и я,
естественно, почувствовал зависть. А почему бы и нет? Я ничуть не против
богатства. Мне бы хватило и трети того, что имел он, чтобы быть счастливым
до конца дней своих. Я и так был счастлив, но еще немного деньжат скрасили
бы унылость утренних часов по понедельникам. Я должен еще добавить, что он
упомянул о шести автомобилях, стоящих в гараже данного поместья и о еще
большем их количестве в других местах; так почему его беспокоит пропажа
какого-то "Мерседеса 250SL"? Для него эта потеря была равнозначна потере
велосипеда.
Удобно расположившись в своем кресле - его клетчатые штаны
приподнялись немного, обнажив небольшие участки больших белых ног над
собравшимися складками черными шелковыми носками - он сосредоточил на мне
взгляд своих крошечных, заплывших жиром глазок и заметил:
- Вы, кажется, не спешите перейти к делу.
Я сказал:
- У меня нет к вам никаких дел. У вас есть дело ко мне. Если бы оно не
терпело, вы бы облегчили душу еще на озере.
Какое-то время он обдумывал мое заявление, решая, нравится оно ему или
нет и, так и не решив, произнес:
- Миггз дал вам хорошую характеристику.
- Для того и существуют друзья, - сказал я. - Но иногда они
преувеличивают.
- Сколько вы зарабатываете за год?
Забавно. И миллионеры не могут уйти от этого.
- Меньше, чем вы тратите на рыбалку и охоту, но если вы будете моим
клиентом, то я надеюсь, что этот год будет урожайным.
Прежде чем рассмеяться, он обдумал и этот ответ. Затем, к моему
удивлению, он дружелюбно сказал:
- У вас стандартное представление о миллионерах, не так ли? И вы
выбрали один из двух стандартных ответов. Грубый и наплевательский. Другой
- жаждуще раболепный. Мне надоели оба. Почему просто не быть самим собой?
- Вы просите о невозможном. Но я прошу прощения, если это прозвучало
грубо. Почему просто не рассказать мне, что за дело, и не позволить мне
начать работу... если я, конечно, возьмусь за это дело.
- Вы возьметесь за него, иначе вас бы здесь не было. Дело простое. Я
потерял автомобиль. Точнее, "Мерседес-Бенц 250SL". Регистрационный номер -
828В9626. Красный седан модели шестьдесят шестого года...
Он продолжал говорить, а я думал, что я сам не отказался бы от такого.
Они продавались в Англии и стоили около трех тысяч фунтов. Элегантная, с
четкими линиями машина, предназначенная для острой езды, современная, но
эта современность не из тех, что проходят и быстро уходят, со смелыми
техническими современными решениями... Я мог бы услышать все это из уст
Миггза, если бы он продавал эту модель.
- Она пропала где-то между Каннами и Эвьеном. За рулем была моя
падчерица Зелия. Это случилось две недели назад.
Он замолчал и выпустил облако сигарного дыма.
- Вы сообщили в полицию?
- Да. Но я не верю в их успех. У них по горло других дел. Они будут
ждать, пока не всплывет где-нибудь... а если не всплывет, тогда...
Он пожал плечами.
- А если она не всплывет, это разобьет ваше сердце? Я полагаю, она
застрахована от кражи?
- Да.
- Тогда почему вы так хотите вернуть эту машину?
- Скажем, просто хочу. Я не люблю терять вещи. Я хочу ее вернуть и
хочу узнать, у кого и где она была. Все подробности.
Мы посмотрели друг на друга через неподвижную пелену сигарного дыма.
Я сказал:
- Вам нужно что-то еще.
Он улыбнулся мне, согревая бокал бренди в своих больших ладонях.
- Возможно.
- Вам нужно что-то, что находилось в машине.
- Очевидно.
- Спрятано в ней?
- Да, Миггз был прав, говоря о вас.
- Забудьте Миггза. Это и ребенку понятно. Ваша дочь знала, что в
машине что-то спрятано?
- Нет.
- А сейчас знает?
- Нет.
- А ваша вторая дочь?
- Нет. И я не хочу, чтобы им это стало известно. Это не имеет к ним
никакого отношения.
- Мне скажут, что спрятано в машине?
- Нет, если это не будет абсолютно необходимо для ее розыска. Теперь
задавайте второй вопрос, мистер Карвер.
- Какой именно?
- Является ли то, что спрятано, чем-либо незаконным, запрещенным
законом, скажем, наркотиками, золотыми слитками, бриллиантами и тому
подобным?
- Ну, допустим.
- Там нет ничего, что бы заинтересовало полицию. Нечто очень личное.
Скажем, документы.
- Вы сообщили полиции об этих спрятанных документах?
- Нет.
- Почему?
- Потому что, хотя полицейские организации и прекрасны, если они
узнают, что мне нужна машина из-за спрятанных в ней документов, этот факт
может просочиться за пределы их расследования, а я не хочу, чтобы знали,
что мне наплевать на машину, а нужны только документы. Чем меньше людей
знает об этом, тем лучше. Еще бренди?
Я отрицательно покачал головой. Он наполнил свой бокал.
- Где, - спросил я, - все это случилось?
- Где-то по дороге из Эвьена в Канны. Денфорд сообщит вам все
известные ему подробности. Но чтобы узнать все детали, вам придется
увидеться с Зелией. Я надеюсь, вам удастся узнать у нее больше, чем это
удалось мне.
- Почему вы так думаете?
- Хотя я ее очень люблю, она меня очень не любит. Но известно, что по
пути в Канны она остановилась в отеле. На следующий день она выехала...
через сорок восемь часов она появилась в Каннах без машины.
- И каким было ее объяснение?
- Никаким.
- У нее есть язык. И у нее должно быть объяснение.
- Но только не у Зелии. Она абсолютно ничего не помнит из того, что
произошло в эти сорок восемь часов.
- Вы этому верите?
- Я пригласил двух ведущих французских специалистов по амнезии, чтобы
они обследовали ее. Они подтверждают, что у нее потеря памяти.
- Люди иногда забывают, потому что правда слишком неприглядна, чтобы
вспоминать ее.
- Именно.
- А почему вы думаете, что она откроется мне?
- Я не знаю, откроется она или нет. Если нет, то тогда ваша задача
усложняется... Но если она не потеряла память, у нее может с языка
сорваться что-нибудь, что может пригодиться в деле. Я хочу, чтобы это
сделали вы. Я думаю, что вы именно тот человек, который может сделать это.
- Потому что Миггз рекомендовал меня?
- Первоначально, да. После этого я навел еще кое-какие справки. Они
полностью подтвердили слова Миггза. У вас есть свои слабости - некоторые из
которых, должен сказать, я разделяю - но если вы беретесь за дело, вы не
нарушаете взятых обязательств. Верно?
- Если деньги хорошие.
- Вы можете назвать свои условия. Определите это с Денфордом. Я даю
вам карт-бланш на все расходы, пока вы работаете на меня. Сюда входит все,
включая любые передышки и развлечения, необходимые вам для поддержания
хорошей формы. Кроме того, я добавлю тысячу фунтов премиальных, если вы
найдете машину и документы.
- Даже если они, возможно, будут и не в машине?
- Совершенно верно. Но я думаю, они там. Возможность случайного
обнаружения исключена.
- Зачем перевозить важные документы в машине, за рулем которой была
ваша дочь, которая понятия не имела о их существовании? - спросил я.
Он улыбнулся.
- Потому что они важные.
- Вы могли бы послать их из Эвьена в Канны заказной почтой.
Улыбка стала шире.
- Ну, мистер Карвер. Не станете же вы говорить мне, что никогда не
слышали о пропажах почтовых отправлений.
- И машину могут украсть.
- Жизнь полна неопределенностей. Можете вы назвать верный способ