Кэннинг Виктор. Тающий человек

- Тогда что, - спросил я, - ты здесь делаешь?
Он был искренне удивлен.
- Как, просто беседую. Не видел тебя тысячу лет. Мне всегда приятно
поговорить с тобой.
- Тебе, конечно, не пришло в голову, что, возможно, О'Дауда устроил
Боване аварию с летальным исходом?
- Я уверен, что это он. - Он очаровательно и обезоруживающе улыбнулся.
- И так же, как мы не можем схватить за руку больших ребят, стоящих за
контрабандой золота через Лондон, Бейрут и Калькутту, хотя мы их всех
прекрасно знаем, мы не можем сделать это и с О'Даудой. Они отдают приказы,
но эти приказы спускаются вниз по очень тонкой, неуловимой, подобно осенней
паутинке цепочке.
- Поэтично.
- Совсем нет, старина. Паутина наиболее видна поздней осенью, в начале
декабря. Кстати, в это же время едят гусей. И на сковородку всегда попадает
только глупый гусь.
- Еще минута, и у меня навсегда пропадет аппетит к гусиному паштету.
- У тебя не пропадет.
Я открыл для него дверь и спросил:
- У Ярда или Интерпола есть что-нибудь на О'Дауду?
Я увидел, как сузились кошачьи глаза, и мне стало чертовски ясно, что
сюда он пришел не просто так, и уж, конечно, не для милой беседы.
- Абсолютно ничего. Он - уважаемый миллионер. Все, что нам известно о
нем, можно найти в альманахе "Кто есть кто"... ну, почти все.
- И тебе от меня ничего не нужно?
- Старик, ты говоришь как нашкодивший мальчишка, который был вызван на
допрос и с удивлением обнаружил, что его отпускают.
- Я он и есть. Обычно, ты не тратишь время вот так.
- Был бы рад быть тебе полезен. Но нам от тебя ничего не нужно.
Конечно, если в процессе своей работы ты наткнешься на что-нибудь, что,
по-твоему, будет представлять серьезный интерес для полиции, можешь дать
мне знать. Или, так как ты будешь искать эту машину за границей, позвони в
Интерпол комиссару Мазиолу.
- Как ты узнал, что это - машина?
- Старина, Миггз мне сказал. Дай знать, если наткнешься на что-нибудь
интересное.
- Что, например?
- Все, что привлечет твое внимание. Мы всегда рады помощи от
общественности. Даже если это анонимное письмо.
- Вы получили такое письмо, касающееся О'Дауды?
- Да, совсем недавно. Естественно, не могу передать тебе его
содержание.
- Какой был почерк? Мужской или женский?
- Не могу сказать, старик. Оно отпечатано на машинке и не подписано.
Ну, смотри в оба.
Он ушел.
Иногда мне казалось, что в своей конспирации я захожу слишком далеко.
Но по сравнению с ними я был зеленый новичок. Моя предстоящая работа мне
совсем не нравилась. С самого начала стали возникать осложнения: Бована
стрелял в меня, Джулия хотела, чтобы я отказался от этой работы, а теперь
Гаффи, наверное, идет по Нортумберленд Авеню, умирает со смеху, зная, что
зацепил меня там, где хотел, и совершенно не спешит сообщить мне, где
именно. Мне следовало бы остаться твердым и взять отпуск. Но было уже
слишком поздно.
Я подошел к книжной полке и вытащил выпуск "Кто есть кто" трехлетней
давности... Ну, а кто будет каждый год покупать новый за шесть фунтов?
Тренируя запястье, я донес почти трехкилограммовый фолиант до стола в одной
руке.
О'Дауда там был. Вот он. И, судя по статье, было очевидно, что ему
наплевать на то, есть он там или нет.
О'Дауда, Кэван; Председатель правления; Атена Холдингз, Лимитид; р. 24
февр. 1903; Образ.: Дублин. Также является директором ряда государственных
коммерческих и производственных компаний. Адрес: Атена Хаус, Парк Стрит,
Парк Лейн: Гроссвенор 21835.
Была масса вещей, которые можно было написать между этими короткими
строками. И, я был уверен, еще целая масса, которая никогда не будет здесь
написана, иначе Гаффи не пришел бы ко мне.
Я вытащил почти такой же короткий отчет о путешествии Зелии из шато
под Эвьеном в Канны, который мне дал Денфорд.
День первый. Она выехала из шато в два часа дня на красном
"Мерседесе". По ее собственным словам, она поехала на юг, через Женеву,
Франжи и Сессиль, к отелю на западной стороне Лак Ле Бурже.
Я поставил "Кто есть кто" на место и взял мишленовскую карту "Дороги
Франции". Было очевидно, что более естественно было бы поехать через
Аннеси, Эй-ле-Бейн и Шамбери. Но она объяснила это. У нее была уйма времени
и она решила изменить маршрут. Она остановилась на ночь в отеле "Омбремон"
в Ле Бурже-дю-Лак. Около девяти часов вечера она позвонила из отеля отцу в
его суссекский особняк. О'Дауды там не было и говорил с ней Денфорд. Она
сказала Денфорду, что на следующий день она поедет не прямо в Канны, а по
пути, возможно, заскочит на пару дней к своим друзьям. Она не назвала ни
имени друзей, ни их местожительства, а Денфорд, прилежный секретарь, не
стал спрашивать то, что ему не посчитали нужным сказать.
День второй. Она выехала из отеля утром, до девяти тридцати. Это было
точно установлено, потому что Денфорд, как прилежный секретарь, позвонил
О'Дауде, который был в Лондоне (вероятно, там, где "не беспокоить после
восьми вечера"), и О'Дауда дал ему указание позвонить в отель и передать
Зелии, чтобы она ехала прямо в Канны, безо всяких задержек. Денфорд
позвонил в девять тридцать. Зелия уже выехала. С этого момента - то есть,
почти весь день второй, день третий, - до утра дня четвертого (когда Зелия,
по ее словам, обнаружила, что она находится в Гапе, небольшом городке,
расположенном в ста шестидесяти с чем-то километрах на юг от Ле
Бурже-дю-Лак) ее жизнь - сплошное белое пятно. В Гапе она была без
"Мерседеса", без своего багажа и без памяти относительно того, что с ней
произошло с момента ее отъезда из отеля. На ней была та одежда, в которой
она выехала из отеля, и ее сумочка с деньгами. Она взяла в прокате машину и
приехала в Канны на яхту, где ее с нетерпением ожидал О'Дауда. Мне не было
сообщено подробностей сцены ее прибытия и того, что произошло после, кроме
одной - что никто, включая Зелию, не смог вспомнить никого из ее друзей и
знакомых, кто бы жил где-нибудь между Ле Бурже-дю-Лак и Гапом. Я готов был
спорить на все свои деньги, что Зелия лжет и что если она захочет, она
может с точностью до минуты описать все, что произошло в те двое суток. А
на деньги О'Дауды, я должен был доказать это и найти пропавшую машину.
После обеда у меня возникли трудности с Уилкинз. Она была у дантиста и
тот поставил ей пломбу. Было немного трудновато понимать, что она говорит,
так как половина ее челюсти все еще находилась под влиянием новокаина.
Следуя установившейся практике, я продиктовал ей для своего личного
архива незамысловатый отчет о том, что произошло до настоящего момента. По
выражению ее лица я понял, что ей все это очень не нравится. Она сидела с
таким видом, будто я диктовал ей приказ об уничтожении какого-нибудь
центрально-европейского гетто.
В какой-то момент она сказала:
- Я думаю, вам не следует больше иметь дело с О'Даудой.
Ясно, что этот Бована пытался убить вас.
- Большие деньги стоят риска. Жизнь полна опасностей. Во всяком
случае, одна уже устранена.
Я закончил диктовать. Она закрыла блокнот и поднялась, чтобы уйти. Я
остановил ее.
- Что ты думаешь? - спросил я.
- О чем?
- О различных вещах. Сперва, о Зелии. - Она явно пережила что-то очень
эмоциональное и неприятное и ее подсознание заставляет ее забыть об этом. Я
удивляюсь, что такое случается с женщинами так редко.
- Тогда, если ты считаешь, что Зелия - невинная девушка, пережившая
душевную травму, почему мне следует отказаться от этой работы?
- Потому что такие люди, как О'Дауда далеко не невинны, особенно,
когда дело доходит до вещей, которые имеют для них значение, например,
деловые интересы и конкуренция. Часто случается так, что законных путей
достижения их целей нет. И вот тут люди, подобные О'Дауде, начинают
использовать других людей. Вот почему перед самым подписанием контракта с
ним кто-то пытался убить вас. Просто напишите ему, что вы все еще раз
обдумали и сожалеете и так далее, и тому подобное. Вокруг вас столько
другой работы, стоит только немного поискать ее.
Это была, пожалуй, самая длинная публичная речь, которую я когда-либо
слышал из уст Уилкинз. И я бы последовал ее совету, если бы не две вещи.
Первая - это Джулия и ее беспокойство о Зелии. Я более-менее обещал ей все
сделать. А затем - О'Дауда. Что-то в его характере задело меня. Он засел у
меня в печенках. Я понимал, что, главным образом, это была чистая зависть.
Но, по крайней мере, она была чистой. Я просто хотел показать ему, что есть
человек, которым он не сможет помыкать и который не станет танцевать под
шелест его чековой книжки. Что бы там ни было в той красной машине, оно ему
было крайне необходимо. О'кей, мое дело найти машину, и здесь контракт
заканчивается. Когда я узнаю, что в машине, и, возможно, это окажется у
меня в руках, то прежде чем я отдам вещь ему, я получу свою порцию
удовольствия, заставив его танцевать передо мной. Может быть, это
некрасиво, но нам всем время от времени нужно испытывать моменты торжества
своей власти. К тому же, власть подразумевает деньги, а уж этим я всегда
смогу воспользоваться.
Я сказал:
- Я хочу, чтобы ты заказала мне билет на завтрашний утренний рейс на
Женеву и организовала машину к трапу. И еще закажи мне на завтрашнюю ночь
номер в отеле "Омбремон" в Ле Бурже-дю-Лак. Если у тебя будут сложности,
смело используй имя О'Дауды. Это срабатывает.
Она взглянула на меня, кивнула и направилась к двери. Когда она уже
была у двери - одному только Богу известно, как выплыло это заявление - я
сказал:
- Кстати, о машине для меня. Я хочу, чтобы это был красный "Мерседес
250SL".
Она быстро обернулась.
- Почему?
- Потому что я еще никогда не сидел за рулем этой модели. А красный -
мой любимый цвет. Скажи им, что мне нужна только такая машина, и неважно,
сколько это будет стоить.
- Ну, в таком случае мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы
угодить вам, не так ли? - Она вышла. Давно я не слышал, чтобы она говорила
таким ледяным голосом.
К моменту моего появления дома в тот вечер Уилкинз уже решила все
проблемы, связанные с моим воздушным путешествием, и получила заверение из
Женевы, что меня будет ждать там машина и что, если это окажется вообще
возможным, это будет красный "Мерседес".
Моим домом была небольшая квартирка - спальня, гостиная, ванная и
кухня - на одной из боковых улиц рядом с Тейт Гэллери. Из окна моей
гостиной можно было увидеть, при определенном риске сломать шею, кусочек
Темзы. Миссис Мелд, которая жила по соседству и вела мое домашнее
хозяйство, долгие годы безуспешно вела борьбу с моим квартирным
беспорядком. На столике у окна в вазе стояли принесенные ею хризантемы
цвета ржавчины, а рядом лежала записка: "Для вас есть кое-что в духовке. У
нас почти не осталось виски".
Этим кое-чем был пирог с домашним сыром. Это означало, что она в
хорошем настроении. Я зажег газ в духовке, чтобы разогреть пирог, вернулся
в гостиную и налил себе виски. Она была права. Виски оставалось всего три
четверти бутылки. Я сел, закинул ноги на столик и стал смотреть в окно, на
лондонские сумерки. Жизнь, вероятно, не так уж и плоха, думал я. В духовке
разогревался пирог с домашним сыром и луком, в руке у меня бокал виски, мои
ноги на столике, а завтра я отбываю в дальние края на поиски украденной
автомашины. Другие ребята моего возраста сейчас, наверное, все дома,
пытаются оторвать своих чад от телевизора и заставить их сесть за уроки или
ищут отвертку, чтобы починить поломавшийся пылесос, а их жены, наверное, на
кухне, открывают банки с полуфабрикатами бифштексов, пирогов с почками и
рисовых пудингов, а завтра у них будет все такой же обычный день.
Разнообразие - приправа к жизни. Это как раз для меня. Каждый новый день не
похож на предыдущий. Никогда не знаешь, что впереди. Никогда не знаешь,
когда тебя будут пытаться застрелить, или когда в твою спальню проскользнет
прекрасная девушка, взывая о помощи. Никогда не знаешь, когда тебя
используют, тебе врут, обманывают или тайком смеются над тобой и презирают.
Замечательная жизнь. Но проблема была в том, что в тот момент я не был
настроен вести такую жизнь. Меня вдруг охватило унылое, мрачное настроение
и я подумал, чем могла быть вызвана такая реакция. Явно чем-то, но чем? Я
подумал, а не стоит ли покопаться и найти причину, но затем решил, что не
стоит, и налил себе еще виски.
Только я управился с ним, как раздался звонок в дверь. Я подождал
немного, надеясь, что за дверью перестанут нажимать на кнопку и уйдут. Но
звонки не прекращались, поэтому я встал и пошел к двери.
За дверью стоял черный человек в темно-синем костюме и котелке, на
одной руке у него висел зонт. У него было полное, жизнерадостное лицо с
высокими дугами бровей и большим куском замазки вместо носа. На нем был
большой цветастый галстук и розовая рубашка, а на ногах -
рыжевато-коричневые замшевые туфли. Расстояние от его туфель до верха
котелка было всего сантиметров сто сорок. Мягко говоря, впечатление он
производил странное. Сверкая белизной зубов и белков глаз, он протянул мне
визитку и я почувствовал, как от него, слезно от обогревателя, исходит
тепло жизнерадостности.
- Мистер Карвер, да? - Голос его был радостный и мелодичный.
Я кивнул и подставил визитку под слабый свет прихожей. Читать было
непросто, потому что все было напечатано готическим шрифтом. Он, должно
быть, привык к тому, что с его визиткой у людей возникают трудности, потому
что, засмеявшись в качестве преамбулы, он продекламировал мне ее
содержание:
- Мистер Джимбо Алакве, эсквайр, Кардью Мэншенз. Тоттенхем Корт Роуд,
Лондон. Представительские и особые услуги. Аккредитованный курьер. Импорт и
экспорт. - Он замолчал, а затем добавил. - А жаждущее сердце все летит
впереди, на милю обгоняя шелест давно уставших шин.
- Где это здесь написано?
Он протянул руку и вежливо перевернул визитку. Да, на обороте это
было.
- Замечательная фраза, мистер Алакве, но я не нуждаюсь ни в каких
представительских и особых услугах, импорте или экспорте и уж, конечно, в
агенте с жаждущим сердцем. О'кей?
- О'кей, - любезно кивнул он.
Я начал было закрывать дверь, но он вошел в квартиру и закрыл ее за
меня.
- Послушайте, - сказал я, - у меня в духовке пирог с сыром, и я хочу
спокойно провести вечер. И в мире нет такой особой услуги, которую вы могли
бы предоставить, которая заставила бы меня отказаться от тихого домашнего
вечера.
Он кивнул, мягко снял котелок, вытащил из него носовой платок, нежно
промокнул лицо, затем убрал платок обратно в котелок и снова надел
последний.
- Только десять минут вашего времени. Не больше, мистер Карвер. И
прекрасное предложение для вас. Я думаю, вы найдете его выгодным для себя.
Я сказал "думаю"? Нет, не думаю, я знаю. Вам нужна моя помощь.
Замечательные перспективы и, поверьте мне, совершенно бесплатно. Как раз
наоборот.
- Вам следует торговать страховыми полисами, - сказал я его спине, так
как он уже шел в гостиную.
Он с любопытством осмотрел комнату и сказал:
- Я уже как-то занимался этим целых два года. В Гане. В Аккре, вы
знаете. Но сейчас мне по душе большее разнообразие. Симпатичные цветы.
Георгины, нет? Ах, ваша осень - благоприятная пора для георгинов. Я уже
видел их как-то, пурпурные с маленькими, белыми, как у зебры полосками.
Очень красиво.
Он сел в мое кресло с восторженной улыбкой на лице и посмотрел на
бутылку виски.
Я сдался. Я мог бы вышвырнуть его, но это потребовало бы усилий. К
тому же, против всего этого дружелюбия и жизнерадостности любое негодование
было бы явной грубостью. Усилия и грубость, решил я, могут подождать десять
минут, да и к тому моменту будет готов мой пирог.
Я налил виски в бокал и передал ему.
- Вода или содовая, мистер Алакве?
- Премного благодарен, ни то, ни другое. - Он принял бокал из моих
рук, сделал глоток, одобрительно кивнул и сказал. - Замечательная у вас
квартирка. В моей живут еще трое. Они - крайне неприятные субъекты, но
полезны для дела. Вы не догадываетесь, сколько я уполномочен предложить
вам. - Широкая улыбка, глоток виски и мимолетное движение полной руки,
поправляющее цветастый галстук. На нем бы должны были быть георгины с
хризантемами, но их не было.
Я сел в другое кресло и стал молча изучать его. Мое молчание озадачило
его.
- Я говорю, мистер Карвер, - сказал он, - вы не догадываетесь, сколько
я уполномочен предложить вам?
- А я говорю, мистер Алакве, эсквайр, что вам лучше начать с самого
начала. Как намек, в какой роли вы здесь выступаете? Представительские
услуги? Особые? Импорт и экспорт или...
- Я мистер Карвер, представляю.
- Кого?
Он сделал еще один глоток.
- Чертовски хорошие виски. Должно быть, какая-нибудь дорогая марка? -
Он посмотрел на бутылку. - Да. Очень хорошая марка.
- Кого? - повторил я.
- Скажем, друзей моих друзей, у которых есть друзья, которые очень
болезненно относятся к вещам, которые оказывают бурное влияние на их
политическую, промышленную, коммерческую и международную репутацию, и так
далее, и тому подобное. - Он улыбнулся. - Вы понимаете, что я не могу все
вам сказать. Поэтому, естественно...
Я откинулся в кресле и закрыл глаза.
- Разбудите меня, - сказал я, - когда перейдете к делу.
Он рассмеялся.
Я открыл глаза.
Он подмигнул мне и сказал:
- Пятьсот фунтов.
Я закрыл глаза.
- Гиней, мистер Карвер. Это будет...
- Пятьсот двадцать пять фунтов.
- Ах, значит вы согласны? Хорошо. Очень разумно, мистер Карвер. А если
вам нужен совет относительно того, куда вложить эти деньги, то у меня есть
предложение, которое позволит вам удвоить эту сумму за полгода. После
этого, еще одно предложение, которое удвоит ту сумму за то же время, и так
далее до тошноты. Через несколько лет вы станете миллионером благодаря
Джимбо Алакве.
- Эсквайру, или мистеру?
Я открыл глаза.
Он, казалось, был искренне опечален, но это продолжалось недолго. Рот
приоткрылся, прекрасные зубы засверкали, толстый нос сморщился, а горящие
глаза завращались обещающе в своих гнездах, и мне показалось, что в момент
их остановки из его рта со звоном должен вылететь максимальный выигрыш.
Где-то так и произошло.
- Тысяча. Не фунтов, мистер Карвер. Гиней. Что равно тысяче ста
фунтам.
Я встал и сказал:
- Пока из всего, что вы мне сказали, только одно слово имеет смысл -
"миллионер". И я предлагаю вам как можно быстрее унести его отсюда. - Я
направился к двери. - Я не хочу быть грубым... Особенно с таким
жизнерадостным человеком, как вы. Но я хочу поужинать. О'кей?
- О'кей. Жизнерадостный. Приятное слово. Да, это я. О'кей. Эти друзья
моих друзей и так далее, и тому подобное хотели бы, чтобы вы расторгли
контракт с одним джентльменом. Тогда вы получите деньги. О'кей?
Он встал и я ни капли не сомневался, что он считал это делом простым и
безболезненным. Только дурак откажется от тысячи гиней.
Я открыл дверь.
- А каков их верхний предел, мистер Алакве? Безусловно, много больше
тысячи.
- Мне кажется, я чувствую приятный запах, - сказал он. - Ваш ужин, без
сомнения. Чек вам пришлют.
Я покачал головой.
- Не трудитесь. Когда я берусь за работу, я довожу ее до конца.
Он был искренне расстроен моим заявлением и, без сомнения, удивлен
отсутствием во мне здравого смысла.
- Пожалуйста, мистер Карвер, ради вас самих. Ситуация не та, чтобы
проявлять благородство и чрезмерный идеализм. Работа и деньги, мистер
Карвер. Возможно, тысяча пятьсот фунтов.
- Нет. И не переводите их в гинеи. Скажите им, что меня не интересуют
их деньги.
- Совершенно?
- Совершенно.
Он прошел мимо меня, испытывая, наверное, самое большое в своей жизни
ошеломление, как мне показалось. В прихожей он остановился, посмотрел на
меня, покачал головой и сказал, просветлев немного:
- Да, я понимаю. Объяснение здесь может быть только одно. Вы
эксцентричны. Очень эксцентричны.
- Что-то в этом роде.
- Ну, мистер Карвер, все, что я могу сказать, - что это ваше полное
право быть таковым. Но это опасно. Эти люди - вы понимаете, что я только
действую от их имени, поэтому, пожалуйста, будьте вежливы - они говорят -
этот человек умный, хорошо воспитанный и понимающий. Но теперь эти люди
могут начать действовать по-другому. "С" как радикальная мера, мистер
Карвер.
- И вы будете действовать от их имени?
- Ну, естественно, если они заплатят мне. Тысяча пятьсот фунтов или
гиней. Впервые встречаю умного человека, который отказывается от такой
суммы. - В его глазах появилась надежда. - Знаете, все будет устроено - к
имею в виду оплату - так, что вам не придется платить налоги.
- Спокойной ночи, мистер Алакве.
Я открыл дверь и он неохотно прошел мимо меня, остановился на коврике
у двери и стал тщательно вытирать ноги.
- А скажите, - спросил я, - в процессе ваших отношений с этими
друзьями ваших друзей и так далее, и тому подобное, не встречали ли вы
вашего соотечественника по имени Джозеф Бована?
- Бована? Да, конечно. Он - мой сводный муж.
- Ваш кто?
- Ну, может быть, я не так выразился... я имею в виду, что он женат на
моей второй жене. Которая сейчас, конечно, вдова. Поэтому теперь я,
возможно, заберу ее назад.
- Вы знаете, что Бована мертв? Как он умер?
- Конечно. Я говорил им не начинать с этого. С Джозефом вечно
что-нибудь случалось. С этим человеком, мистер Карвер, говорил я им с
самого начала, так поступать нельзя, но Джозеф убедил их.
- И что вы собираетесь им посоветовать теперь?
- Вы мне нравитесь, мистер Карвер! Вы вежливы и почтительны со мной. Я
скажу им, что вы хотите пять тысяч. Это даст вам несколько дней на
раздумье. Я знаю их. Они скажут: "Господи, пять тысяч за ничегонеделание?
Предложи ему две с половиной, гиней, если потребуется". Тогда я приду к
вам. Вы согласитесь. - Его лицо залучилось. - И мы будем счастливы. Ждите
меня завтра. Не волнуйтесь, мистер Карвер. - Он ударил себя в грудь ручкой
зонта. - Жаждущее сердце - это мое. И для друга я готов лететь вперед. - Он
слегка прикоснулся к своему котелку, повернулся и начал удаляться, уносимый
облаком человеческой доброты.
Я вернулся в квартиру и меня встретил запах подгорающего на кухне
пирога.
Миссис Мелд разбудила меня стуком в дверь и несколькими роскошными
строчками из "Желтой подводной лодки". Недавно я уже успел отметить, что ее
репертуар стал медленно выходить на современный уровень.
- Доброе утро, мистер Карвер. Как пирог?
- Замечательный, - пробормотал я, протирая глаза.
- Вам обязательно нужна женщина, - сказала она, - которая бы
заботилась о вас. Нет, конечно, вы прекрасно готовите, но сама готовка,
время, которое вы на нее тратите. А затем такие вещи, как стирка. Не нужно
будет думать обо всем этом. Или вы собираетесь оставаться холостяком всю
жизнь?
- Хватит, - сказал я. - Мне нужно два слегка поджаренных яйца и бекон
с корочкой.
- Десять минут. А на ужин я приготовлю отличный бифштекс и пирог с
почками.
Я вылез из постели.
- Не трудитесь. Вечером я буду во Франции есть гольца шевалье,
доставленного к столу прямо из озера. Вы знаете, что такое голец?
- Ну, если это не рыба, тогда не знаю. Но как бы то ни было, это,
возможно, объясняет присутствие человека на той стороне улицы. Когда в семь
утра Мелд выходил из дома, он был уже там. Значит, Франция? У вас
замечательная жизнь, мистер Карвер, но вам явно нужно разделить ее с
хорошей женщиной.
Я натянул халат и прошел в гостиную.
Из кухни миссис Мелд сказала:
- Он - в "Мини", стоящем у почтового ящика.
Из окна мне мало что удалось увидеть, лишь габариты его тела и пару
коричневых рук на баранке. Габариты были явно великоваты для моего друга
Джимбо. Но я не сомневался, что они действуют заодно. Пока Джимбо Алакве
вел переговоры о новой сумме для меня, они держали меня в поле зрения.
В половине десятого я выбросил свой чемодан из окна ванной. Внизу, во
внутреннем садике, миссис Мелд поймала его и я двинулся следом, перелез
через окно в ее кухню, остановился на мгновение, чтобы полюбоваться новой
посудомоечной машиной - она, наконец, уговорила Мелда купить ее - затем
прошел по дому и вышел через боковую дверь на соседнюю улицу. Я много раз
пользовался этим маршрутом, так много, что я уже, вероятно, приобрел полное
право использовать его в качестве основного.
На такси я доехал до Миггза и попросил его послать какого-нибудь
паренька в мою контору за авиабилетами и паспортом. Если они наблюдали за
квартирой, то они вполне могли наблюдать к за конторой. Я позвонил Уилкинз,
объяснил ей все, что происходит, и затем попросил ее послать кого-нибудь
проверить Сомерсет Хаус и как можно больше узнать об Атена Холдингз,
Лимитид. Уилкинз была в более хорошем настроении и заставила меня
перечислить все, что я взял в дорогу, чтобы убедиться, что я ничего не
забыл.
- Вы не берете оружие? - спросила она.
- Нет, - сказал я, - я не беру оружие. А что? Думаешь, мне следует
взять пистолет?
- Нет, не думаю. Вы - такой стрелок, что он вам вряд ли поможет.
Да, может быть, она была права. Но иногда мысль о том, что он у тебя
под рукой, действует успокаивающе.
Затем я позвонил Гаффи и рассказал ему о мистере Джимбо Алакве,
эсквайре. Я подумал, что в данный момент искренность и открытость может
быть полезна.
- Если тебе станет известно что-нибудь, что может мне пригодиться, о
нем или его хозяевах, я буду очень признателен. Дай знать Уилкинз.
Он сказал, что подумает.
В два часа дня я был в Женеве и меня поджидал красный "Мерседес