Кейз Джон. Мистерия убийства

   Мы ели пиццу, смотрели бейсбол по телевизору и некоторое время сотрясали воздух болтовнёй, прежде чем Шоффлер перешёл к истинной цели своего визита.
   — Мне даже не хочется говорить тебе это, Алекс, — произнёс он и замолчал. Судя по тому, как детектив барабанил пальцами по столу и шаркал ногой, ему было явно не по себе. Увидев, как изменилось моё лицо, он поднял ладонь и продолжил: — Не беспокойся. Я не о мальчиках. Ничего нового там нет. Речь идёт… обо мне. Меня отстранили от дела.
   — Что?!
   Шоффлер славился своей бульдожьей хваткой и никогда не разжимал челюстей, не закончив расследования. Ради работы он принёс в жертву два своих брака и использовал каждый свободный момент, чтобы возвратиться к старым, нераскрытым делам.
   — Что это значит? Ты же прославился тем, что никогда не закрывал своих дел. Тебя отстранили от дела? Почему?!
   — Значит, так… — Он глубоко вздохнул. — Ты здесь ни при чём. Все мои дела передали другим людям. После одиннадцатого сентября наши вожди приступили к созданию нового подразделения, и оно наконец появилось на свет. Называется «Городской центр по борьбе с терроризмом». — Он развернул ладони, словно открывая книгу. — По офицеру из каждого городского округа плюс парочка агентов ФБР, люди из таможни и службы иммиграции и натурализации. Я выделен от полицейского управления графства Энн Эрандел. Поверь, мне очень жаль.
   Я ничего не сказал. Для меня это был страшный удар.
   — Твоё дело передано молодой женщине по имени Мюрел Петрич. Я, возможно, и бульдог, но зато она отличный детектив и к тому же умница. Мюрел страшно амбициозна. Весьма удачное сочетание, часто приводящее к успеху.
   — Да.
   — Послушай, я все понимаю… — покачал он головой. — Но ты можешь на меня рассчитывать, если вдруг понадобится моя помощь. Звони в любое время, по любому поводу. Звони, если у тебя возникнет какая-нибудь идея или откроются новые факты. Я сделаю всё, что смогу. Но дай шанс и Петрич. В наших делах она — настоящая львица.
   — Хорошо, — ответил я, не пытаясь скрыть овладевшей мной горечи. Мне казалось, что Кевина и Шона все бросили.

* * *

   У меня появилась привычка спать в общей комнате. Не снимая одежды, я дремал на диване, просыпаясь в три или четыре утра, чтобы увидеть включённый торшер и работающий телевизор. В тот вечер, как только ушёл Шоффлер, я убрал пивные бутылки и остатки пиццы, засунул посуду в моечную машину, включил её и протёр кухонную стойку. Затем обошёл дом, выключил повсюду свет, запер двери и, раздевшись, забрался в кровать. Это была белая металлическая кровать, которую Лиз хранила на всякий пожарный случай. Лучше бы она прихватила эту штуковину с собой в Мэн. Как это ни ужасно, но я даже не мог представить, как она живёт, какие предметы её окружают, а мне приходится обитать среди вещей, любовно собранных ею за много лет. Постель. Я помнил, когда один из мальчиков, а то и оба, проснувшись от ночного кошмара или почувствовав себя одинокими, приходили в спальню и, остановившись рядом с нашей кроватью, звали: «Мама…» Всегда «мама» — и никогда «папа». Обманывать себя я не мог и не хотел. Дети обращались к Лиз, поскольку она постоянно была рядом с ними. Я помню те уик-энды, когда близнецы являлись в родительскую спальню, чтобы разбудить нас и начать вместе новый день.
   Я лежал в темноте. Каждый раз, когда на Ордуэй сворачивала машина, по стенам и потолку пробегали два светлых пятна. И вот так, лёжа во тьме, я всё-таки принял решение. На работу я не вернусь. Я просто не смогу уныло, с затуманенным сознанием бродить в суете студии.
   Я буду искать своих детей.

Глава 14

   Когда я принёс прошение об отставке, все принялись меня уговаривать не делать этого. Мне говорили, что надо ещё подождать и всё такое прочее. Казалось, они считали, что я погибну, находясь вне студии.
   Большой Дейв покачал огромной головой и положил моё заявление перед собой на стол текстом вниз.
   — Я буду считать это отпуском без сохранения содержания, — сказал он. — Ну, скажем, на три месяца.
   — Не могу ничего обещать, — ответил я. — Пока не знаю, сколько времени это займёт.
   Когда Дейву приходится говорить то, что ему говорить совсем не хочется, он наклоняет голову и сверлит вас взглядом из-под насупленных бровей, словно гигантская черепаха. Увидев, как он опустил голову, я приготовился выслушать малоприятное замечание, но мои ожидания не сбылись.
   — И что же ты намерен использовать вместо денег? — спросил он.
   Дейв достаточно хорошо знал моё финансовое положение и понимал, что у меня могут возникнуть серьёзные проблемы. Мы были с ним достаточно близки, и босс даже несколько раз удостоил посещением наш дом, чтобы принять участие в тщательно спланированных и искусно подготовленных моей супругой ужинах. Ему было прекрасно известно, что мы не купаемся в деньгах и что наш разъезд породил дополнительные трудности.
   — Послушай, если вдруг окажешься без средств, звони — мы поможем. — По тому, с какой силой он сжал мне руку, я понял, что это предложение он сделал не без душевной боли.
   По правде говоря, я пока не знал, как стану решать финансовые проблемы. Ни при каких обстоятельствах я не мог просить Лиз дать мне разрешение на залог дома. Строго говоря, согласно условиям договора о раздельном проживании, я не мог даже взять отпуск без сохранения содержания, поскольку это уменьшало мою финансовую поддержку супруги. Надо было найти такой способ розыска детей, который не уменьшал бы выплат для Лиз. Я не мог оставить её без средств.
   Можно, конечно, позаимствовать денег у отца, хотя он, подобно всем остальным, считал мой уход с работы ошибкой. Кроме того, у меня имелась пара друзей — Майкл и Скотт, способных отстегнуть мне несколько тысяч.
   Итак, я собирался решать финансовую проблему, залезая в долги и попрошайничая.
   — Я всё же думаю, что ты совершаешь ошибку, — сказал Большой Дейв, пожимая мне руку, но я чувствовал, что за дискомфортом, который он испытывал, беседуя со мной, скрывается облегчение. Босса радовало, что ему больше не придётся заниматься моими проблемами.

* * *

   Всё началось с Дейва, но им дело не кончилось. Родственники, друзья и знакомые продолжали твердить, что я совершаю непоправимую ошибку. Да и что я могу сделать, помимо того, что уже сделано? Вслух это, конечно, не произносилось, но в глубине души все считали, что я гоняюсь за призраками, что мои дети мертвы и я должен смотреть правде в глаза — не теряя, разумеется, при этом надежды.
   Чудеса случаются. И примером такого чуда оказалась Элизабет Смарт.
   Даже Шоффлер пытался меня переубедить.
   — Алекс, — сказал он тоном разочарованного в своём отпрыске отца. — Не делай этого. Я не раз был свидетелем подобного поведения, и, поверь, всё кончалось жестоким, болезненным разочарованием. Если ты примешься за поиски, то сгоришь эмоционально и материально.
   — Ну и что?
   Дело было в том, что, отринув идею «работы», я сразу задался вопросом — почему не сделал этого раньше.
   — Большинство подобных расследований, — со вздохом продолжил детектив, — разрешается, если разрешается вообще, в результате каких-то внешних факторов. Ты можешь до помутнения рассудка копаться в деле без всякого результата. А затем какой-то парень в какой-то тюряге шепнёт что-то своему сокамернику, или тот, кого ты безуспешно ищешь, попадётся на аналогичном преступлении в другом месте. Компьютер сравнит оба случая, и пожалуйста…
   — Знаю.
   — Мне известно, что ты думаешь. Ты, как тебе кажется, поведёшь расследование более энергично и целеустремлённо, чем любые профессионалы, и добьёшься успеха там, где все остальные потерпели фиаско. Тебе кажется, что если ты больше любишь своих детей, чем мы, то обязательно их найдёшь. Я хочу сказать…
   — Я их обязательно отыщу, — оборвал я его. — Или по меньшей мере узнаю, что с ними случилось. И если для этого потребуются все мои ресурсы, если я на этом, как ты выразился «сгорю», то пусть так и будет.
   Шоффлер вздохнул и долго молчал. Откуда-то издалека до меня долетали голоса людей, телефонные звонки, стук клавиш.
   — Что ж, — произнёс он устало, — держи со мной связь.

* * *

   Кевин и Шон. Шон и Кевин.
   К поискам детей я во многом был готов лучше, чем большинство родителей. Я — репортёр и поэтому постоянно веду розыск.
   Но прежде чем задавать вопросы или просить о помощи, надо подумать, почему это произошло. Я размышлял над этим проклятым вопросом, наверное, тысячу раз. И тем не менее…
   Начнём с Дудочника. К тому времени, когда копы закончили опрос, они нашли более десятка свидетелей, видевших, как Дудочник и мальчики шли по направлению к парковке.
   Я продолжал звать парня Дудочником, несмотря на предупреждение Шоффлера, что его наряд мог быть лишь маскировкой. Проблема состояла в том, что он оставался для меня эфемерным образом — скорее идеей, нежели личностью во плоти.
   Но он существовал вполне реально. Этот человек где-то жил, покупал продукты, водил машину, носил любимого цвета носки… и он похитил моих сыновей. Поскольку я о нём почти ничего не знал, то не мог воспроизвести для себя его истинный облик. Поэтому следовало сосредоточить все внимание на том, что было известно. И на том, что он сделал. Парень увёл моих детей и имел для этого какие-то мотивы.
   МОТИВ — написал я вверху первой страницы блокнота и стал продумывать все возможные варианты.
   Нажива? Выкупа похититель не требовал, что, видимо, исключало алчность как мотив преступления.
   Месть? Может, кто-то украл детей, чтобы отомстить мне за один из моих материалов? Да, моя работа действительно сводила меня с плохими парнями, но Шоффлер, проверив эту версию, начисто её отмёл. В случае, когда мотивом является месть, преступник, как правило, даёт об этом знать своей жертве. Шоффлер называл такие поступки «фактором самодовольной ухмылки».
   — Этот парень — настоящий забавник, — сказал как-то Шоффлер. — Я имею в виду окровавленную футболку, звонок из дома и всё такое прочее. Но это всё же не «фактор ухмылки». Если он хотел с тобой свести счёты, то где же проявление его злорадства?
   Мы с Шоффлером долго ломали голову, пытаясь найти связь оставленных Дудочником следов с одним из моих журналистских расследований, однако никакой связи не обнаружили.
   Сексуальный маньяк? Этот мотив следовал по умолчанию, но я его, по правде говоря, не принимал. Зачем похищать двоих детей, если это только осложняло задачу? Но даже если и так, то с какой стати парень возвратился с детьми в мой дом, звонил по телефону и сознательно запутывал дело с помощью залитой кровью футболки? Сексуальные маньяки, как правило, импульсивны и действуют исходя из обстоятельств. Во всяком случае, так о них говорят. Возвращение домой и оставленные «сувениры» были заранее продуманным поступком. Так что с классической схемой это никак не вяжется.
   Детская порнография? Привлекательные светловолосые близнецы. Может, их захватила организованная группа, чтобы сделать фильм или продать какому-нибудь извращенцу, имеющему тягу к близняшкам? Шоффлер тщательно прорабатывал эту версию, но ничего не нашёл. Большую часть детей, барахтающихся в мутных водах порномира, не похитили, а «купили» у родственников или у опекунов. Похищение, которое неизбежно должно было вызвать бурю в средствах массовой информации, явно не отвечало интересам сообщества, предпочитающего таиться в самых тёмных закоулках. И тем не менее…
   Психоз на религиозной почве? По этому вопросу сказать мне было нечего.
   Медицинские эксперименты? Шоффлер отверг гипотезу «доктора Менгеле» на том основании, что подобных прецедентов не имелось и о близнецах, похищенных в медицинских целях, не было никаких упоминаний. Но почему бы Кевину и Шону не стать первыми?
   Я долго пытался придумать другие возможности. В мире, где многие пары откладывают рождение детей на более поздний срок, а множество семей просто не способно к деторождению, нельзя исключать и того, что близнецов похитили люди, до безумия желающие иметь детишек. Кто-то, разгуливая по ярмарке, увидел моих парней и воспользовался представившейся возможностью. Некоторое время я размышлял над этой идеей, взвешивая все «за» и «против».
   Поскольку никто не видел мальчиков со дня похищения, то кем бы ни являлся похититель, он должен был обитать в полной изоляции — жить вне общества. И как это соотносилось с появлением монет? Футболки? Телефонным звонком? Нет, все эти факты никак не вязались с версией о человеке, одержимом идеей иметь ребёнка.
   Изоляция. Она была совершенно необходима для похитителя, но эта простая мысль почему-то раньше не приходила мне в голову. В отличие от Элизабет Смарт никто не мог перемещаться с парой близнецов на поводке, не вызвав при этом подозрения. Итак, где же они могут находиться, если ещё живы? Кто бы ни похитил Кевина и Шона, дети укрыты от посторонних взглядов. Изолированы.
   Я ещё раз взглянул на перечень возможных мотивов. Нажива, месть, сексуальный маньяк, детская порнография, религиозный психоз, «доктор Менгеле» и одержимый мыслью о ребёнке. Один вид этого списка привёл меня в дрожь. Наименее ужасающим мотивом было обыкновенное сумасшествие, всё же остальные таили в себе подлинное зло.
   Глубоко вздохнув, я подвёл черту под перечнем возможных мотивов и чуть ниже написал слова:

   КЛЮЧИ и УЛИКИ.
   Оригами (бумажный кролик).
   Куриная кровь.
   Ряд десятицентовых монет.

   Сувениры, оставленные для нас похитителем. Джуди Джонс установила, что кролик сложен из стандартного материала, на нём не осталось отпечатков пальцев и фигура была достаточно сложной. Вот и все.
   Дудочник оставил фигурку на комоде со стороны Шона. Почему?
   Куриная кровь. Вполне вероятно, что футболка была пропитана кровью, чтобы подозрение пало на меня. Но это всего лишь допущение. Кровь могла играть совсем иную роль. В полицейской лаборатории установили, что кровь принадлежит породе кур, разводимой в промышленных масштабах.
   Монеты. В полицейской лаборатории их проверили на наличие отпечатков, но ничего не нашли. Кроме того, копы попытались установить источник их появления, однако выяснилось — несмотря на то что подобные монеты встречаются очень редко, в обращении их осталось ещё несколько миллионов. Их чеканили почти тридцать лет, с 1916 по 1945 год, когда Франклин Делано Рузвельт изменил рисунок головы статуи Свободы. Полиция и ФБР изучали также значки монетных дворов и время чеканки, но какой-либо системы не выявили.
   Тем не менее монеты были размещены сознательно. Дудочник не пожалел времени, чтобы выстроить их в ровную линию. Они должны были иметь какое-то значение.
   Были и иные ключи, способные помочь раскрытию преступления. Например, собака. Дудочник использовал славную маленькую собачку, чтобы приманивать детей. Шоффлер проверил собачью линию и сказал, что популярность уиппетов непрерывно возрастает и развелось их великое множество. Но сколько их на самом деле? Я ни разу не видел человека, выгуливающего уиппета.
   И наконец, оставался сам Дудочник. Вернее, его наряд. Была ли это маскировка, или костюм имел какое-то специфическое значение? Надо будет перечитать легенду о «Дудочнике в пёстром костюме». Возникал вопрос, где можно раздобыть подобное одеяние? Я видел его лишь мельком, но покрой показался мне весьма необычным. А как насчёт круглых плоёных воротников? Так называемых жабо? Выяснял ли Шоффлер, где их можно купить? И если выяснял, то что ему удалось узнать?
   В рубрику КЛЮЧИ и УЛИКИ я добавил:

   Уиппет.
   Дудочник (легенда).
   Костюм.
   Воротник.

   Похоже, мне придётся заглянуть в файлы Шоффлера. Те самые, которые теперь стали файлами Мюрел Петрич.
   Я поднял трубку и позвонил Петрич, но её не оказалось на месте. Я оставил сообщение и попробовал позвонить ей домой. Вместо скрипа автоответчика или робота голосовой почты я услышал голосок ребёнка, имеющего сложные отношения со звуком «Р». «Пвивет, вы гововите с домом Питева, Мювел и Бвитанни. Если…»
   Маленькая девочка, чей голос я слышал, показалась мне такой славной, гордой собой и настолько уязвимой, что я не выдержал. У меня было такое чувство, словно мне предстояло прыгнуть с края утёса. Я ещё раз осознал, что потерял. И повесил трубку.
   Мне хотелось снова позвонить Петрич и попросить убрать детский голос со своей голосовой почты. Ведь она наверняка знает, что каждый может получить её адрес из соответствующего справочника. Надо совсем обезуметь, чтобы оповещать случайных людей о том, что в доме находится ребёнок!
   Я глубоко вздохнул и, подавив приступ бдительности, звонить не стал. Несмотря на свою работу, Петрич продолжала верить в дружелюбие нашего мира. Теоретически она, конечно, знает, что внешнее дружелюбие может мгновенно испариться, но по-настоящему, видимо, не понимает этого.

Глава 15

   Не было никакого смысла заниматься монетами или кроликом без ознакомления с полицейскими файлами. Прежде чем двигаться дальше, надо было узнать, что накопали копы. Чтобы не терять времени в ожидании ответного звонка от Петрич, я влез в Интернет и снова погрузился в мрачный мир потерявшихся детей. С большинством этих сайтов я уже успел ознакомиться, но в них могло оказаться что-то, не замеченное мной с первого раза.
   И вот я снова в стране молочных пакетов и объявлений частных детективов, специализирующихся на розыске пропавших детей. Внимательно разглядываю тех, кто исчез, включая Кевина и Шона.
   Но я сразу же себя поправил. Никто просто так не «исчезает». Ведь это же не трюк фокусника. Этих детей похитили. Человек, явившийся на «Праздник Ренессанса» в одежде Дудочника, вырвал детей из моей жизни… и утащил в свой мир. И я намерен узнать, кто он и почему так поступил.
   Я посетил сайт, поддерживаемый ИРЕ — организацией журналистов, специализирующихся на расследованиях. Поначалу я решил, что сайт не имеет отношения к моим проблемам. Но более пристальное изучение показало, что это не совсем так. Большую часть базы данных о киднеппинге составляли сообщения в режиме он-лайн^[2] под рубрикой «Опасности Интернета». Я нашёл десятки историй о непотопляемых агентах ФБР и хищниках, притаившихся в тиши чатрумов.
   Однако моим детям подобная опасность не грозила. Некоторые шестилетки на удивление легко обращаются с компьютером, но Кевин и Шон в число этих юных гениев не входили. Во-первых, их доступ к компьютеру строго контролировала Лиз. Во-вторых, они только учились читать, не умели писать и тем более печатать. Короче говоря, не имели никакой возможности проникнуть в чатрум и тем более условиться там с каким-то незнакомцем о встрече.
   Но некоторые статьи в архиве ИРЕ напугали меня до полусмерти. В одной из них речь шла о регулярно посещавшей церковь богопослушной паре, которой государство доверяло временное опекунство над детьми. Где-то в сельской части Иллинойса парочка содержала целый «детский дом», из которого и продавала детишек педофилам. В другой статье говорилось о каких-то мерзавцах из Айдахо, укравших десятилетнюю девочку, чтобы снять документальный фильм о её убийстве. Один кошмар сменялся другим, и каждый последующий был мрачнее предыдущего.
   Другой сайт напомнил, что в стране ежегодно происходит не менее сотни похищений и их жертвами не обязательно становятся маленькие дети. В основном похищаются подростки, сообщал сайт, и более половины всех случаев приходится на девочек старше двенадцати лет. Я просмотрел десятки выданных на мой запрос сайтов, и в каждом из них речь шла о пропавшем ребёнке. Появляющиеся на экране мордашки действовали на меня угнетающе. А сами сайты походили на отдалённые аванпосты, затерянные в дебрях бесконечного дикого мира. Должен признаться, что фотографии на молочных пакетах с надписью «НЕ ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ ЭТУ ДЕВОЧКУ?» всегда вгоняли меня в депрессию.
   Стрельба наугад.
   Сайты для разных детей — посвящённый Кевину и Шону был одним из них — снова и снова появлялись на экране монитора. Здесь же, в правой части экрана, размещались платные объявления о других пропавших детях. Я решил спросить у своего друга, компьютерного гения Эзры, сколько может стоить такое объявление. Не полагаясь на память, я занёс эту мысль в блокнот. Теперь, когда дети стали появляться в новостях лишь изредка, может быть, стоило поместить платное объявление, с поисковым термином «похищенные дети».
   И возможно, настало время обратиться к услугам специалиста по пиару, который мог бы организовать сюжет в программах 20/20 или «Дейтлайн» и добиться, чтобы Кевин и Шон чаще появлялись в выпусках новостей. Семейство Смарт сумело устроить часовую передачу с демонстрацией фотографий даже через восемь месяцев после исчезновения своей дочери. Я посмотрел передачу в Центре борьбы с детской эксплуатацией. Полиция тогда решила, что ребёнка похитил рабочий с криминальным прошлым, умерший через несколько месяцев после похищения. Эта более или менее правдоподобная версия базировалась на косвенных уликах, связанных с его автомобилем. Жена этого человека упорно настаивала на его невиновности.
   Даже после смерти подозреваемого семейство Смарт пыталось привлечь внимание общества к делу своей дочери. Возможно, они надеялись найти её останки, но из передачи можно было сделать и иной вывод: «Не надо слишком полагаться на полицейские теории».
   Повинуясь внезапному импульсу, наряду с ключевыми словами похищение, пропажа, исчезновение, дети я включил в поле поиска и слово близнецы.
   И получил примерно сто тысяч сайтов.
   Тогда я уточнил: пропавшие близнецы. И прождал двадцать минут лишь для того, чтобы узнать — в подавляющей части материалов речь идёт о Кевине и Шоне.
   Я обратился к системе Lexis/Nexis, воспользовавшись своим студийным паролем. И снова использовал термин «пропавшие близнецы», но ввёл ограничение. Мне нужны были лишь те сведения, которые появились до исчезновения моих детей.
   Система выдала более тысячи статей, но только три из них имели прямое отношение к похищению близняшек.
   Мальчики Рамирес. Пресса вернулась к этому делу буквально через несколько часов после исчезновения Кевина и Шона — настолько разительным было сходство. Хулио и Вильсона Рамиресов похитили из рекреационного центра в Лос-Анджелесе. Сходство заключалось не только в том, что они были однояйцевыми близнецами, — к моменту похищения им исполнилось семь лет. Иными словами, они были почти ровесниками Кевина и Шона.
   Я вспомнил о мальчиках Рамирес сразу же после катастрофы сидя на скамье в ожидании Гэри Преббла, шефа службы безопасности ярмарки.

* * *

   Это случилось пару лет назад. Мальчики пропали, и начались масштабные поиски — однако не столь масштабные, чтобы не вызвать критики. Раздавались голоса, что поиски велись бы гораздо энергичнее, будь пропавшие мальчики англосаксами.
   Через три месяца после их исчезновения убийца был схвачен с поличным, если можно так выразиться. Его задержали в жалкой лачуге в горах неподалёку от Биг-Шура — красивейшего места Калифорнии. Тела мальчиков были обнаружены в жалкой хижине — одно в холодильнике, разрезанное на куски подобно говядине и аккуратно упакованное, а другое в колодце. Убийца назвал себя сразу. Это был Чарли Вермильон, сексуальный психопат, выпущенный из психушки в Луизиане примерно за пару месяцев до пропажи мальчиков. На него надели наручники и сунули в полицейскую машину. Но ещё до того, как автомобиль доехал до местной тюряги, Вермильон испустил дух, раскусив припрятанную в воротнике рубашки капсулу с цианистым калием.
   Таким образом, дело Рамиресов было закрыто и, поскольку преступник умер, не могло иметь отношения к моим мальчикам. И слава Богу. Шоффлер и ФБР проверили возможность имитации данного преступления, но ни к чему не пришли.
   Вторая группа сайтов посвящалась близнецам Габлер. Но это дело мне тоже ничего не давало, поскольку Габлер были женщинами и работали на эстраде в Лас-Вегасе. Материал о них появился, потому что одним из ключевых слов запроса было слово «дети». По материалам прессы сестры Габлер незадолго до исчезновения выступали в заведении «Голубой попугай». Музыкальное ревю называлось «Дети будущего».
   Они исчезли примерно три года назад, их разложившиеся тела были найдены три месяца спустя в двадцати милях от Вегаса. На опубликованных в прессе фотографиях сестры Габлер были ещё живы. Они стояли бок о бок в весьма лаконичных нарядах — сетчатых чулках и с футуристическими причёсками.
   Вряд ли их исчезновение можно было связать с пропажей моих детей.
   Оставались близнецы по фамилии Сандлинг — Чандлер и Коннор. С этим делом я тоже был знаком, и оно в отличие от других имело счастливый конец. Насколько я помнил, в похищении подозревалась мать, однако она избежала судебного преследования. В деле был замешан и её приятель.
   Поскольку главной подозреваемой была мать, в дело близнецов Сандлинг я серьёзно не вникал. Но сейчас решил снова взглянуть на него. Ведь я не забыл, кого совсем недавно подозревали в похищении собственных детей.
   Итак, я приступил к изучению этого дела. В отличие от меня Эмму Сандлинг нельзя было назвать достойным членом общества, поскольку она вела «несколько необычный образ жизни». И это, надо признать, слишком мягкая оценка. Дама когда-то сидела на игле, прошла через бесконечное число реабилитационных программ и была, как говорится, никудышной мамашей. Её дети часто жили у родственников или друзей, а несколько раз их передавали под опеку в другие семьи.