Страница:
Настоящий шоумен.
А когда я подумал о том, что этот психопат мог приготовить для моих сыновей…
— С вами всё в порядке? — спросил Пинки.
— Может, ещё чайку со льдом? — участливо поинтересовался Ральф.
— Все нормально, — сказал я и, отгоняя наваждение, потряс головой.
— Так что же это за история со щенком? — повторил вопрос Пинки.
— Ты не возражаешь, Ральф, если я закурю? — мрачно спросила Дора.
— Валяй, хотя это и плохо для твоего здоровья.
— Щенок… — произнесла Дора. — О Боже. Тогда мы и поняли, что этот мальчик — сумасшедший.
— И это положило конец его проповедям, — добавил Ральф.
— Так что же он такое сотворил? — не унимался Пинки. — Мучил бедное маленькое создание?
— Гораздо хуже, — ответил Ральф.
— Но что может быть хуже этого?
Ральф вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Это случилось на Рождество. Мы ведь все крепки задним умом и нынче утверждаем, что именно тогда и начали бояться Байрона. В тот момент никто не мог привести конкретных примеров его мерзости, но люди уже были на взводе и сторонились его. Он продолжал проповедовать, а между проповедями куда-то надолго исчезал. Сколько ему тогда было? — спросил Ральф у Доры. — Лет четырнадцать?
Женщина в ответ лишь молча кивнула.
— Мэри его исчезновения тревожили, но она утверждала, что у сына есть какое-то тайное убежище. Где это убежище находится и что он там делает, мать не знала.
— Мальчик из соседнего трейлера получил на Рождество щенка, — поёжившись, вставила Дора.
— Вы помните, Дора говорила, что Байрон получал от мамочки всё, что только душе угодно?
Мы с Пинки кивнули.
— Всё, что угодно, но с единственным исключением, — продолжал Ральф. — Мэри страдала астмой и не могла иметь животных. В их присутствии она начинала задыхаться, и её приходилось срочно отправлять в больницу. Поэтому Байрон не мог иметь ни щенка, ни котёнка, ни даже хомячка.
— А произошло следующее, — перехватила инициативу Дора. — Маленькому Эмори Бобергу — мальчишке из трейлера, стоящего напротив жилища Байрона, подарили на Рождество щенка золотистого ретривера — крошечное славное существо. Когда он выгуливал щенка рядом с трейлером Байрона, тот попросил разрешения поиграть с собачкой.
— Эмори не хотел давать ему щенка, но парнишка боялся Байрона и всё же передал ему поводок. Байрон дал Эмори денег и попросил сбегать в «Севн-илевн» купить засахаренного миндаля. Как только Эмори скрылся из виду, Байрон выкопал яму на лужайке перед трейлером и закопал щеночка по самую шейку. Если бы я была дома, то, возможно, смогла бы его остановить, но я в тот момент находилась в Лафайетте в гостях у сестры.
— Байрон позже попытался объяснить свой поступок, — сказал Ральф. — Придумал идиотскую историю, что щенок якобы выскользнул из ошейника и пришлось его прикопать, дабы он не убежал, пока Байрон занимается порученным ему делом. Как будто он не мог подождать десять минут до возвращения Эмори. Кто мог поверить в сказку о том, что Мэри велела ему постричь лужайку? Ведь это же был декабрь! Но, так или иначе, он вывел из-под навеса самоходную газонокосилку и принялся косить траву.
— О Боже, — произнесла Дора, сжав виски, словно воспоминания об этом давнем событии причиняли ей боль. — Боже мой.
— Маленький Эмори вернулся как раз в тот момент, когда Байрон срезал щенку голову. Я слышал его ужасный крик, и все, включая меня, бросились на этот вопль. Мы увидели настоящий гейзер крови. Подобное даже представить невозможно.
— Он срезал щенку голову?
— Именно. Мать Эмори позвонила в полицию. Приехали копы, и никто из них не поверил в несчастный случай, о котором толковал Байрон.
— Его обвинили в умышленном причинении вреда чужому имуществу, — вставила Дора.
— И что же было дальше?
— Ничего. Он отделался лишь юридической оценкой поступка. Боберги, как только смогли, перебрались жить в другое место.
— Поползли слухи, что у сыночка Бодро не всё в порядке с головкой. Развинтилась какая-то гайка. А может, даже пара гаек. Родители приказали детям держаться от него подальше, а церковь запретила выступать с проповедями.
— Вскоре после этого Байрон бросил школу, — сказала Дора. — И начал ошиваться в Морган-Сити. — Она размяла в пепельнице окурок. — Снюхался с этим черномазым колдуном.
Я так ненавижу всякие проявления расизма, что у меня возникло желание уйти. Я даже поднялся с места, но Пинки, не обращая на меня ни малейшего внимания, спросил:
— А вам известно имя этого парня?
— Я же вам об этом уже говорила! — возмутилась Дора. — Откуда мне знать, как зовут этих чёрных?
— Пожалуй, я знаю, о ком идёт речь, — вмешался Ральф, — но его имя мне не известно. Если вы отправитесь в Морган-Сити и там кого-нибудь спросите, вам скажут, где его можно найти. Люди приезжают к нему аж из Нового Орлеана, чтобы узнать выигрышный номер или поставить на финальную игру. Этот парень знаменит на весь мир.
— Что же… значит, мы просто должны спросить, где найти… хм… колдуна? И нам дадут точный ответ?
— Вообще-то они себя колдунами не называют, — сказал Ральф. — У них есть какая-то кличка в духе вуду, но я её точно не помню. Хигган? Ханган?
— Хунган, — подсказал Пинки.
— Точно. Учтите, что в городе есть и другие уроды вроде него. Спросите, где найти того, у которого нет верхней губы. С ним и путался Байрон.
— Что за шутки?! — изумился Пинки.
— Богом клянусь, — подтвердил Ральф. — Я его видел. Не знаю, может, это всего лишь какая-то заморочка в стиле вуду. Настоящая причина уродства мне неведома. — На его лице появилась улыбка, похожая на гримасу отвращения. — Сам парень утверждает, что его покусал разозлённый зомби.
— Откусил губу? — едва не задохнувшись от изумления, переспросила Дора и тайком перекрестилась. Движение было таким быстрым, что я с трудом его заметил.
— Вот так, — вздохнул Ральф и, наклонившись к Доре, щёлкнул зубами. — Так кусает черепаха.
Дора взвизгнула, а шутник произнёс:
— Нужен всего лишь один укус.
Глава 35
А когда я подумал о том, что этот психопат мог приготовить для моих сыновей…
— С вами всё в порядке? — спросил Пинки.
— Может, ещё чайку со льдом? — участливо поинтересовался Ральф.
— Все нормально, — сказал я и, отгоняя наваждение, потряс головой.
— Так что же это за история со щенком? — повторил вопрос Пинки.
— Ты не возражаешь, Ральф, если я закурю? — мрачно спросила Дора.
— Валяй, хотя это и плохо для твоего здоровья.
— Щенок… — произнесла Дора. — О Боже. Тогда мы и поняли, что этот мальчик — сумасшедший.
— И это положило конец его проповедям, — добавил Ральф.
— Так что же он такое сотворил? — не унимался Пинки. — Мучил бедное маленькое создание?
— Гораздо хуже, — ответил Ральф.
— Но что может быть хуже этого?
Ральф вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Это случилось на Рождество. Мы ведь все крепки задним умом и нынче утверждаем, что именно тогда и начали бояться Байрона. В тот момент никто не мог привести конкретных примеров его мерзости, но люди уже были на взводе и сторонились его. Он продолжал проповедовать, а между проповедями куда-то надолго исчезал. Сколько ему тогда было? — спросил Ральф у Доры. — Лет четырнадцать?
Женщина в ответ лишь молча кивнула.
— Мэри его исчезновения тревожили, но она утверждала, что у сына есть какое-то тайное убежище. Где это убежище находится и что он там делает, мать не знала.
— Мальчик из соседнего трейлера получил на Рождество щенка, — поёжившись, вставила Дора.
— Вы помните, Дора говорила, что Байрон получал от мамочки всё, что только душе угодно?
Мы с Пинки кивнули.
— Всё, что угодно, но с единственным исключением, — продолжал Ральф. — Мэри страдала астмой и не могла иметь животных. В их присутствии она начинала задыхаться, и её приходилось срочно отправлять в больницу. Поэтому Байрон не мог иметь ни щенка, ни котёнка, ни даже хомячка.
— А произошло следующее, — перехватила инициативу Дора. — Маленькому Эмори Бобергу — мальчишке из трейлера, стоящего напротив жилища Байрона, подарили на Рождество щенка золотистого ретривера — крошечное славное существо. Когда он выгуливал щенка рядом с трейлером Байрона, тот попросил разрешения поиграть с собачкой.
— Эмори не хотел давать ему щенка, но парнишка боялся Байрона и всё же передал ему поводок. Байрон дал Эмори денег и попросил сбегать в «Севн-илевн» купить засахаренного миндаля. Как только Эмори скрылся из виду, Байрон выкопал яму на лужайке перед трейлером и закопал щеночка по самую шейку. Если бы я была дома, то, возможно, смогла бы его остановить, но я в тот момент находилась в Лафайетте в гостях у сестры.
— Байрон позже попытался объяснить свой поступок, — сказал Ральф. — Придумал идиотскую историю, что щенок якобы выскользнул из ошейника и пришлось его прикопать, дабы он не убежал, пока Байрон занимается порученным ему делом. Как будто он не мог подождать десять минут до возвращения Эмори. Кто мог поверить в сказку о том, что Мэри велела ему постричь лужайку? Ведь это же был декабрь! Но, так или иначе, он вывел из-под навеса самоходную газонокосилку и принялся косить траву.
— О Боже, — произнесла Дора, сжав виски, словно воспоминания об этом давнем событии причиняли ей боль. — Боже мой.
— Маленький Эмори вернулся как раз в тот момент, когда Байрон срезал щенку голову. Я слышал его ужасный крик, и все, включая меня, бросились на этот вопль. Мы увидели настоящий гейзер крови. Подобное даже представить невозможно.
— Он срезал щенку голову?
— Именно. Мать Эмори позвонила в полицию. Приехали копы, и никто из них не поверил в несчастный случай, о котором толковал Байрон.
— Его обвинили в умышленном причинении вреда чужому имуществу, — вставила Дора.
— И что же было дальше?
— Ничего. Он отделался лишь юридической оценкой поступка. Боберги, как только смогли, перебрались жить в другое место.
— Поползли слухи, что у сыночка Бодро не всё в порядке с головкой. Развинтилась какая-то гайка. А может, даже пара гаек. Родители приказали детям держаться от него подальше, а церковь запретила выступать с проповедями.
— Вскоре после этого Байрон бросил школу, — сказала Дора. — И начал ошиваться в Морган-Сити. — Она размяла в пепельнице окурок. — Снюхался с этим черномазым колдуном.
Я так ненавижу всякие проявления расизма, что у меня возникло желание уйти. Я даже поднялся с места, но Пинки, не обращая на меня ни малейшего внимания, спросил:
— А вам известно имя этого парня?
— Я же вам об этом уже говорила! — возмутилась Дора. — Откуда мне знать, как зовут этих чёрных?
— Пожалуй, я знаю, о ком идёт речь, — вмешался Ральф, — но его имя мне не известно. Если вы отправитесь в Морган-Сити и там кого-нибудь спросите, вам скажут, где его можно найти. Люди приезжают к нему аж из Нового Орлеана, чтобы узнать выигрышный номер или поставить на финальную игру. Этот парень знаменит на весь мир.
— Что же… значит, мы просто должны спросить, где найти… хм… колдуна? И нам дадут точный ответ?
— Вообще-то они себя колдунами не называют, — сказал Ральф. — У них есть какая-то кличка в духе вуду, но я её точно не помню. Хигган? Ханган?
— Хунган, — подсказал Пинки.
— Точно. Учтите, что в городе есть и другие уроды вроде него. Спросите, где найти того, у которого нет верхней губы. С ним и путался Байрон.
— Что за шутки?! — изумился Пинки.
— Богом клянусь, — подтвердил Ральф. — Я его видел. Не знаю, может, это всего лишь какая-то заморочка в стиле вуду. Настоящая причина уродства мне неведома. — На его лице появилась улыбка, похожая на гримасу отвращения. — Сам парень утверждает, что его покусал разозлённый зомби.
— Откусил губу? — едва не задохнувшись от изумления, переспросила Дора и тайком перекрестилась. Движение было таким быстрым, что я с трудом его заметил.
— Вот так, — вздохнул Ральф и, наклонившись к Доре, щёлкнул зубами. — Так кусает черепаха.
Дора взвизгнула, а шутник произнёс:
— Нужен всего лишь один укус.
Глава 35
Мы с Пинки перекусили в заведении на берегу залива. Забегаловка именовалась «У Кэти», и там, помимо сандвичей и напитков, можно было получить разнообразную рыбью приманку и рыбацкую лодку на прокат.
— Это настоящий «Устричный по'бой»[4], а не какой-нибудь вульгарный сандвич с устрицами, — произнёс Пинки, сопровождая здоровенным глотком колы последний кусок. — Даже в Новом Орлеане становится все труднее и труднее найти первоклассный «по'бой». За настоящим блюдом надо ехать за город, поскольку в городских заведениях шефы чересчур часто обновляют жир. А ты, Артур, что скажешь?
Стоящий за прилавком человек по имени Артур был, видимо, старым другом Пинки. («Меня никто не забывает, — пояснил мне Пинки, — поэтому у меня так много знакомых».) Тёмное лицо Артура расцвело беззубой улыбкой.
— Как прикажешь это понимать? — покачал он головой. — Как комплимент? Или как намёк на то, что у жира, который я пускаю в дело, уже выросли бакенбарды?
— Нет-нет, — успокоил его Пинки. — Это то же самое, что молодая говядина. Свежее масло не имеет букета. Оно, если так можно выразиться, нейтрально. Не привносит никакого вкуса.
— Согласен. Но так у нас готовят все, и хороший «по'бой» можно найти не только у Артура.
— У моего ami, — Пинки медленно и печально кивнул в мою сторону, — большие неприятности. Какой-то человек украл его детишек.
— No! — с ужасом посмотрел на меня Артур и перевёл взгляд на Пинки: — Vraiment?
Они какое-то время толковали на местном диалекте, и я ничего не понял. Наконец Пинки, переключившись на знакомое мне наречие, произнёс:
— Маленькие мальчики, друг мой. Им всего по шесть лет. Мой приятель разбил своё сердце, пытаясь их найти. Он боится, что им могут причинить сильный вред. Поиски человека, который сделал это, привели его сюда.
— В ресторан «У Кэти»? — уточнил Артур, покосившись на меня.
— Нет, не в твой ресторан. Поиски привели его в Бервик, где когда-то жил нужный ему человек. Вырос в том месте.
— Вы охотитесь за этим человеком?
— Точно. Boute a boute.
— Это чёрный человек?
— Нет. Это белый мужчина, — ответил Пинки и со смехом добавил: — Хотя и не такой белый, как я. Это — сумасшедший по имени Байрон Бодро. Ты слышал о нём?
— Нет, не слышал.
— Тогда послушай меня. Дело в том, что этот самый Байрон снюхался с каким-то хунганом неподалёку от Морган-Сити. Это было несколько лет назад.
— Кончай свои шутки.
— Так мы, во всяком случае, слышали. И мы теперь ищем этого самого хунгана, чтобы он нам помог отыскать Байрона. Мы думаем, что найдём маленьких мальчиков, если сыщем Байрона. А о хунгане мы знаем лишь то, что у него нет верхней губы.
— Ain? — Артур захватил пальцами свою верхнюю губу и спросил: — Этой?
— Да, так мне говорили, — подтвердил Пинки.
— Я слышал об этом человеке, — сказал Артур. — Говорят, что его поцеловал зомби и забрал губу. Этот человек знаменит.
— Как его зовут? — спросил я.
— Даймент. Или «безгубый хунган». А вообще-то его звать доктор Аристид Даймент. Он начальник очень большой бизанго.
— Что значит «бизанго»? — поинтересовался я.
— Хунган — это жрец вуду, — пояснил Артур. — А «бизанго» — это собрание прихожан, но в отличие от христиан они все очень близки друг другу. Нечто вроде семьи. А доктор Аристид — их большой папа.
— Скорее напоминает тайное общество, — заметил Пинки.
— Если у вас серьёзная болезнь или вам нужен совет, вы идёте к хунгану. Хунган знает, как ублажить лоа, знает, как приготовить мохо, чтобы сохранить в целости брак, приворожить любимую, добиться успеха в бизнесе. Некоторые из них знакомы и с «тёмной стороной» и поэтому молятся обеими руками. — Артур опустил глаза и мелко перекрестился. — Доктор Даймент — один из них.
— Что значит — обеими руками?
Артур, по-прежнему глядя вниз, молча покачал головой.
— Это означает, что доктор Аристид — жрец и колдун в одном лице, — пояснил Пинки. — Он обладает сверхъестественным могуществом. Молится одной рукой и колдует другой.
— Выходит, что Даймент — своего род иллюзионист, — заметил я. — Теперь понятно, почему к нему так тянулся Байрон Бодро.
— Здесь всё не так просто, — сказал Пинки. — Вуду — чрезвычайно сложное явление. Можно провести много лет среди его адептов, но так ничего и не понять. Мне о нём кое-что известно лишь потому, что я вёл связанное с этим культом дело. Существовало мнение, что женщина скончалась в результате наложенного на неё проклятия. Родственники усопшей это объяснение не приняли и обратились за помощью ко мне. Оказалось, что её просто убили.
— Яд? — спросил Артур.
Пинки утвердительно кивнул и пояснил мне:
— Есть растения, способные как исцелить, так и убить. Хунганы и манбо — так называются их жрицы — изучают природные лекарства и яды. Это — обязательная часть их профессиональной подготовки. Я не ошибся? — спросил он Артура.
— Так оно примерно и есть, — со своей обаятельной улыбкой ответил Артур. — Можно сказать, что каждый доктор — одновременно и колдун.
— Во всяком случае, считается таковым, — сказал Пинки. — И излечивает лишь от болезней, имеющих сверхъестественное происхождение. Этот Байрон Бодро, Артур, отравил своего отца, и за это его упекли за решётку.
Артур скривился от отвращения.
— Яд в культе вуду имеет долгую историю, — продолжил Пинки, постукивая донышком стакана о столешницу. — Ещё в старое время на плантациях Вест-Индии некоторые рабы применяли против своих хозяев медленно действующие яды. Именно эта сторона религии рабов в первую очередь волновала плантаторов. Кроме того, их тревожили слухи о сверхъестественном могуществе жрецов. С точки зрения христиан, подобное могущество могло быть лишь работой дьявола. Колдовством. Яд и магия очень скоро повергли плантаторов в ужас. Они не знали, в какой момент их настигнет беда, кто может наложить на них проклятие или подмешать яд в их пищу. Этот страх и заставил власти обрушиться с репрессиями на культ вуду.
— Репрессиями?
— Да. Власти пытались искоренить эту веру. Пытались снова, снова и снова. Им казалось, что, действуя в одной упряжке с церковью, они сумеют это сделать. Но в результате этих репрессий культ вуду нашёл для себя удивительное убежище. Укрылся, если так можно выразиться, на виду у всех. Рабы могли сохранить свою старую веру, лишь став христианами, что всячески поощрялось их хозяевами. В конечном итоге верования вуду спрятались за христианской ширмой. Все управляющие миром лоа силы нашли своих двойников в лице христианских святых. Двойником лоа Легбы в христианстве служит святой Пётр.
— Я об этом уже слышал, — сказал я, вспомнив слова Скотта, что фигура на десятицентовой монете символизирует одновременно Меркурия, святого Петра и Легбу.
— Значит, ты понимаешь, что я имею в виду. Рабы, вознося молитвы святому Петру, обращались на самом деле к своему Легбе. Легба не одинок. Артур, ты не помнишь, кто есть кто?
— Дева Мария — Эзили. Иоанн Креститель — Чанго. Святой Патрик — Дамбало Ведо. И так далее.
— А как насчёт Даймента? — спросил я у Артура. — Вы с ним знакомы?
— Jamais, — ответил Артур. — Только знаю о нём. Он живёт в Морган-Сити, недалеко от кладбища. Вам надо доехать по Сто восемьдесят второй дороге до Морган-Сити. Там найдёте улицу Миртов и по ней направитесь в сторону воды. За железнодорожным переездом вы увидите небольшую угловую лавку. Спросите человека по имени Феликс и скажете, что прислал вас я. Он знает, где можно найти мэтра Даймента.
— Спасибо, Артур.
— Да, — пожал я его руку. — Огромное вам спасибо.
— Pas de quoi. Bonne chance. Надеюсь, вы отыщете своих детишек.
— Да, кстати, об откушенной губе, — сказал Пинки. — Для тех, кто не очень верит в зомби, имеется и иное объяснение. Мне и раньше приходилось видеть подобные увечья. Такие раны наносят, застав парня с чужой женой или чьей-то дочерью. Отец или муж уродуют негодяя, чтобы женщины перестали обращать на него внимание.
— Что же, все по крайней мере делается без утайки.
В Морган-Сити на школьном стадионе стригли газон, а транспарант на ограде возвещал: ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА 28 АВГУСТА. Мужчина на газонокосилке был без рубашки, и его обнажённое тело блестело от пота. На голове мужчины была повязана бандана, а от палящих лучей солнца его защищал небольшой, прикреплённый к косилке зонт. Я не мог поверить, что кто-то захочет играть в футбол на такой жаре, но до открытия сезона оставался ещё почти месяц. Неподалёку от школы около киоска мороженщика толпились ребятишки в тренировочных костюмах, а над киоском развевался флаг, прославляющий какие-то «Снежные хлопья».
— Феликс сказал, что мы должны Дайменту что-нибудь подарить, — напомнил Пинки, свернул за угол и остановился перед винной лавкой. — Говорит, что доктор испытывает особую слабость к рому.
Вскоре мы снова были в пути, и Пинки остановился на перекрёстке, чтобы свериться с картой. Справа от нас стояла деревянная лачуга, почти невидимая в поглотившей её растительности. Казалось, что хижина вот-вот рухнет, однако перед ней находился ярко-красный пикап, а крышу украшала совершенно новая спутниковая антенна.
— Посмотрим, — сказал Пинки. — Мне кажется, здесь следует свернуть направо.
Ещё несколько поворотов, и мы оказались на просёлочной дороге. Проехав примерно с милю, мы затормозили перед каким-то совершенно невыразительным бетонным зданием. Земля перед ним была изрезана заполненными водой автомобильными колеями, и кое-где торчали чахлые кустики. Небольшое окно резко контрастировало с архитектурой здания, и создавалось впечатление, что его прорубили уже после завершения строительства. Если бы не входная дверь, сооружение выглядело бы как склад. Эта, с позволения сказать, дверь состояла из нескольких десятков струн, с нанизанными на них пластиковыми бусинами. Мне доводилось видеть подобные двери в Африке. Бусины пропускали воздух и отгоняли мух. Более или менее.
— Вот оно, — показал Пинки, выбивая пальцами дробь на приборной доске. — Владение Даймента.
— Точно.
Мы вышли из машины в оглушающую жару. Пинки нажал кнопку на сигнализации, и фары «БМВ» мигнули.
Постучать в дверь за отсутствием оной было невозможно, поэтому Пинки развёл в стороны висячие бусы, сунул голову в проём и крикнул:
— Хэлло!
— Входите, — прозвучал вдалеке чей-то голос.
Внутри помещения было темно и жара стояла покруче, чем снаружи. Такой жар обычно называют удушающим. Поначалу мне показалось, что мы угодили в безвоздушное пространство. Запах пыли и эвкалиптового масла смешивался с духом немытых человеческих тел, экскрементов, мочи и пота. Пока мои глаза привыкали к полутьме, я услышал звуки, наполняющие помещение, — тяжёлое дыхание, чиханье и кашель. Кто-то стонал. Когда глаза привыкли к темноте, тёмные кучи на полу материализовались в людей. Судя по размерам, это в основном были дети.
— Я слышал об этом месте, — сказал Пинки. — Это клиника. Нечто вроде госпиталя вуду.
У меня возникло желание — я его тут же устыдился — дышать как можно реже.
— Сюда, — произнёс сочный голос где-то в глубине помещения.
Я с трудом разглядел полуоткрытую дверь и за ней гирлянду цветных мигающих огней, как на рождественской ёлке. Мы с Пинки двинулись по узкому проходу между пациентами. Постелями для них служили лежавшие прямо на полу соломенные циновки.
— Сюда, сюда, — повторил голос.
Мы прошли через дверь в отдельную комнату размером примерно в половину моего гостиничного номера. Источниками света здесь служили гирлянда ёлочных огней и четыре церковных свечи. Прямо перед нами находился алтарь со множеством разнообразных предметов. Обежав эту коллекцию взглядом, я увидел детскую погремушку, чёрный гребень, несколько украшенных бисером статуэток, бутылки с какой-то жидкостью, завязанные хитроумными узлами верёвки, кресты, часть которых была обмотана бечёвкой, выкрашенный в яркие цвета человеческий череп, различные предметы одежды, цветы и пачки штрафных квитанций (тоже перевязанные бечёвкой). Там же находились глиняные цветные горшочки, иконы, изображающие Деву Марию с Младенцем, прозрачные пластиковые цилиндры, миниатюрные модели автомобилей, небольшой футбольный мяч, пластмассовые куклы, фотография Джона Ф. Кеннеди и вырезанный из дерева тип в смокинге. Изо рта типа торчала сигара.
В комнате стояли пять складных стульев, на одном из которых восседал сам доктор Даймент. Мне показалось, что его глаза и зубы светятся в полутьме. Отсутствие верхней губы обескураживало, поскольку были видны все верхние зубы. Подобный оскал встречается только у черепа.
— Добро пожаловать, — произнёс доктор Даймент сочным, с богатыми модуляциями голосом. — Входите, очень белый человек и просто белый человек, — закончил он со смешком.
— Пинки Штрайбер, — представился Пинки, — а это — Алекс Каллахан.
— Мистер Штрайбер! — сказал Даймент, когда мы обменялись рукопожатиями. — Ваша кожа настолько бела, что создаётся впечатление, будто она источает свет. Присаживайтесь и скажите, что для вас может сделать доктор Даймент.
Я передал ему бутылку рома «Аппельтон», и он склонил голову в полупоклоне.
— Благодарю. Весьма тронут вашим вниманием, — дружелюбно улыбнулся он. — Отличная вещь. Любимый напиток Гуэда.
— Это сырой ром, — пояснил Пинки, — его обожает лоа смерти по имени Гуэда.
— Тебе известны наши обычаи, — отметил Даймент, — и ты рассказываешь о них своему другу. Очень хорошо, что ты помогаешь своему другу. Но кто из вас нуждается в помощи доктора?
Я смахнул выступившие на лбу капельки влаги. А по спине пот уже стекал потоком.
— Помощь нужна мне, — вымолвил я. — Меня интересует Байрон Бодро. Я пытаюсь его найти, и мне сказали, что он был твоим другом.
— Бай-рон… — со вздохом протянул Даймент — У Байрона не бывает друзей.
— Мы слышали, ты его знал, — вмешался Пинки.
— Давайте-ка лучше выпьем! — Даймент отвинтил пробку, сделал здоровенный глоток и протянул мне бутылку.
Даже в полутьме я видел, как по его подбородку стекает слюна. Слюна, отсутствующая верхняя губа, кашель и стоны в соседней комнате… Одним словом, мне очень не хотелось прикладываться к бутылке. Но я чувствовал, что должен это сделать. Ром обжёг внутренности, но жар, как ни странно, показался мне приятным. Пинки пить отказался и вернул бутылку Дайменту.
Мои глаза полностью адаптировались к темноте, и я смог лучше рассмотреть доктора. Передо мной был очень тощий (неужели СПИД?!) человек, в некогда белой, а теперь просто грязной исподней рубашке и потрёпанных шортах. Его ноги украшала пара пластиковых вьетнамок.
— Зачем тебе Байрон? — спросил он и тут же, подняв руку ладонью вперёд, продолжил: — Нет. Пока не говори. Давай-ка вначале взглянем, что скажут карты.
Доктор извлёк колоду засаленных карт и разложил их перед собой на столе. Затем в каком-то лишь ему известном порядке удалил каждую пятую или шестую карту и вновь сдал сам себе несколько листков. Карты были настолько потрёпанными, что, когда он развернул их веером, листки сложились и упали на костяшки его пальцев. Мне показалось, что у меня начались галлюцинации, поскольку положение карт напомнило мне картину Сальвадора Дали «Течение времени». На картине, как вы, может быть, помните, изображены расплавившиеся и поникшие часы. Даймент с помощью левой руки вернул карты в вертикальное положение и, слегка прищурившись, принялся их изучать.
— О'кей! — Он сложил карты и положил стопку на стол рубашкой вверх. — Теперь скажи мне, почему тебя интересует Байрон?
— Я думаю, что он похитил моих детей. Двоих сыновей.
— Неужели?
— И я думаю, что он намеревается их убить.
— Хм… — произнёс Даймент, побарабанив пальцем по месту, где когда-то находилась верхняя губа.
— Мне нужна твоя помощь.
— Вот что я тебе скажу. Байрон пришёл ко мне, когда убил ту маленькую собачку. Ты об этом слышал?
— Да.
— После этого никто не хотел с ним разговаривать. Родители приказали детям сторониться Байрона. Церковь — его церковь — повернулась к мальчику спиной. Он нашёл меня ночью на кладбище, где я изготавливал веве (ритуальные символы, с помощью которых жрецы вуду вызывают духов). Байрона моё занятие заинтересовало, и я ему кое-что рассказал. На следующий день он пришёл ко мне после школы и предложил свою помощь. Он выполнял мелкие поручения, убирал в клинике и даже выгребал дерьмо из-под несчастных страдальцев, — кивнул Даймент в сторону соседней комнаты. — Взамен он просил меня научить его всему тому, что я знаю.
Доктор отпил из бутылки и протянул её мне. Я последовал его примеру и сделал большой глоток.
— Что же касается собаки, — продолжил Даймент, покачивая головой, — мы обсуждали этот случай. Я сказал, что в убийстве собаки, как таковом, нет ничего плохого. Ведь собака — всего лишь курица, только с хвостом.
— Что это должно означать?
Даймент оставил без внимания мой вопрос.
— Плохо то, что он убил животное только для того, чтобы наблюдать за тем, как оно истекает кровью. «Байрон, — сказал я ему, — это никому не принесло пользы. И в первую очередь — тебе». Убийство собаки было совершенно никчёмным. Оказалось пустой растратой джуджу.
— И что последовало за этим?
— Ни-че-го, — объявил Даймент.
— Боюсь, я вас не понял.
— Ответ, который ты ищешь, находится там, — показал он на алтарь. — Прямо перед тобой.
Я посмотрел на алтарь, но, кроме набора жутковатых или странных безделушек, ничего не узрел.
— Ничего, кроме этого, я тебе сказать не могу, — закончил Даймент.
— Но ты же мне ничего не сказал. Тебе известно, где сейчас Байрон? Как я могу его найти?
— Ты кое-чего не понимаешь, мой друг, — с сожалением покачал головой Даймент. — Байрон — часть бизанго. Мы являем собой закрытый кружок. Сказав тебе о нём, я нарушу обет. Предам доверие.
Пинки попытался убедить Даймента нам помочь и даже предложил ему деньги. Я тоже просил о помощи. Но доктор был неумолим.
— Мой рот на замке, — пошутил он.
— Но ведь есть же какой-то обходной путь, — не сдавался Пинки. — Такие возможности всегда существуют.
— Возможно, и есть такой путь, — согласился доктор. — Но только один. Если твой друг хочет узнать больше, он должен стать частью бизанго. Тогда у нас не останется тайн друг от друга.
— Отлично, — вмешался я. — Куда надо ставить подпись?
— Всё не так просто, — рассмеялся Даймент. — Существует особая церемония. Ритуал посвящения.
— Я готов на все.
— Некоторые люди, проходя через этот ритуал, чувствуют себя не очень хорошо. Ведь во время посвящения вы должны до конца верить мне и бизанго. После завершения ритуала вы станете вуду — то есть одним из нас.
— Это настоящий «Устричный по'бой»[4], а не какой-нибудь вульгарный сандвич с устрицами, — произнёс Пинки, сопровождая здоровенным глотком колы последний кусок. — Даже в Новом Орлеане становится все труднее и труднее найти первоклассный «по'бой». За настоящим блюдом надо ехать за город, поскольку в городских заведениях шефы чересчур часто обновляют жир. А ты, Артур, что скажешь?
Стоящий за прилавком человек по имени Артур был, видимо, старым другом Пинки. («Меня никто не забывает, — пояснил мне Пинки, — поэтому у меня так много знакомых».) Тёмное лицо Артура расцвело беззубой улыбкой.
— Как прикажешь это понимать? — покачал он головой. — Как комплимент? Или как намёк на то, что у жира, который я пускаю в дело, уже выросли бакенбарды?
— Нет-нет, — успокоил его Пинки. — Это то же самое, что молодая говядина. Свежее масло не имеет букета. Оно, если так можно выразиться, нейтрально. Не привносит никакого вкуса.
— Согласен. Но так у нас готовят все, и хороший «по'бой» можно найти не только у Артура.
— У моего ami, — Пинки медленно и печально кивнул в мою сторону, — большие неприятности. Какой-то человек украл его детишек.
— No! — с ужасом посмотрел на меня Артур и перевёл взгляд на Пинки: — Vraiment?
Они какое-то время толковали на местном диалекте, и я ничего не понял. Наконец Пинки, переключившись на знакомое мне наречие, произнёс:
— Маленькие мальчики, друг мой. Им всего по шесть лет. Мой приятель разбил своё сердце, пытаясь их найти. Он боится, что им могут причинить сильный вред. Поиски человека, который сделал это, привели его сюда.
— В ресторан «У Кэти»? — уточнил Артур, покосившись на меня.
— Нет, не в твой ресторан. Поиски привели его в Бервик, где когда-то жил нужный ему человек. Вырос в том месте.
— Вы охотитесь за этим человеком?
— Точно. Boute a boute.
— Это чёрный человек?
— Нет. Это белый мужчина, — ответил Пинки и со смехом добавил: — Хотя и не такой белый, как я. Это — сумасшедший по имени Байрон Бодро. Ты слышал о нём?
— Нет, не слышал.
— Тогда послушай меня. Дело в том, что этот самый Байрон снюхался с каким-то хунганом неподалёку от Морган-Сити. Это было несколько лет назад.
— Кончай свои шутки.
— Так мы, во всяком случае, слышали. И мы теперь ищем этого самого хунгана, чтобы он нам помог отыскать Байрона. Мы думаем, что найдём маленьких мальчиков, если сыщем Байрона. А о хунгане мы знаем лишь то, что у него нет верхней губы.
— Ain? — Артур захватил пальцами свою верхнюю губу и спросил: — Этой?
— Да, так мне говорили, — подтвердил Пинки.
— Я слышал об этом человеке, — сказал Артур. — Говорят, что его поцеловал зомби и забрал губу. Этот человек знаменит.
— Как его зовут? — спросил я.
— Даймент. Или «безгубый хунган». А вообще-то его звать доктор Аристид Даймент. Он начальник очень большой бизанго.
— Что значит «бизанго»? — поинтересовался я.
— Хунган — это жрец вуду, — пояснил Артур. — А «бизанго» — это собрание прихожан, но в отличие от христиан они все очень близки друг другу. Нечто вроде семьи. А доктор Аристид — их большой папа.
— Скорее напоминает тайное общество, — заметил Пинки.
— Если у вас серьёзная болезнь или вам нужен совет, вы идёте к хунгану. Хунган знает, как ублажить лоа, знает, как приготовить мохо, чтобы сохранить в целости брак, приворожить любимую, добиться успеха в бизнесе. Некоторые из них знакомы и с «тёмной стороной» и поэтому молятся обеими руками. — Артур опустил глаза и мелко перекрестился. — Доктор Даймент — один из них.
— Что значит — обеими руками?
Артур, по-прежнему глядя вниз, молча покачал головой.
— Это означает, что доктор Аристид — жрец и колдун в одном лице, — пояснил Пинки. — Он обладает сверхъестественным могуществом. Молится одной рукой и колдует другой.
— Выходит, что Даймент — своего род иллюзионист, — заметил я. — Теперь понятно, почему к нему так тянулся Байрон Бодро.
— Здесь всё не так просто, — сказал Пинки. — Вуду — чрезвычайно сложное явление. Можно провести много лет среди его адептов, но так ничего и не понять. Мне о нём кое-что известно лишь потому, что я вёл связанное с этим культом дело. Существовало мнение, что женщина скончалась в результате наложенного на неё проклятия. Родственники усопшей это объяснение не приняли и обратились за помощью ко мне. Оказалось, что её просто убили.
— Яд? — спросил Артур.
Пинки утвердительно кивнул и пояснил мне:
— Есть растения, способные как исцелить, так и убить. Хунганы и манбо — так называются их жрицы — изучают природные лекарства и яды. Это — обязательная часть их профессиональной подготовки. Я не ошибся? — спросил он Артура.
— Так оно примерно и есть, — со своей обаятельной улыбкой ответил Артур. — Можно сказать, что каждый доктор — одновременно и колдун.
— Во всяком случае, считается таковым, — сказал Пинки. — И излечивает лишь от болезней, имеющих сверхъестественное происхождение. Этот Байрон Бодро, Артур, отравил своего отца, и за это его упекли за решётку.
Артур скривился от отвращения.
— Яд в культе вуду имеет долгую историю, — продолжил Пинки, постукивая донышком стакана о столешницу. — Ещё в старое время на плантациях Вест-Индии некоторые рабы применяли против своих хозяев медленно действующие яды. Именно эта сторона религии рабов в первую очередь волновала плантаторов. Кроме того, их тревожили слухи о сверхъестественном могуществе жрецов. С точки зрения христиан, подобное могущество могло быть лишь работой дьявола. Колдовством. Яд и магия очень скоро повергли плантаторов в ужас. Они не знали, в какой момент их настигнет беда, кто может наложить на них проклятие или подмешать яд в их пищу. Этот страх и заставил власти обрушиться с репрессиями на культ вуду.
— Репрессиями?
— Да. Власти пытались искоренить эту веру. Пытались снова, снова и снова. Им казалось, что, действуя в одной упряжке с церковью, они сумеют это сделать. Но в результате этих репрессий культ вуду нашёл для себя удивительное убежище. Укрылся, если так можно выразиться, на виду у всех. Рабы могли сохранить свою старую веру, лишь став христианами, что всячески поощрялось их хозяевами. В конечном итоге верования вуду спрятались за христианской ширмой. Все управляющие миром лоа силы нашли своих двойников в лице христианских святых. Двойником лоа Легбы в христианстве служит святой Пётр.
— Я об этом уже слышал, — сказал я, вспомнив слова Скотта, что фигура на десятицентовой монете символизирует одновременно Меркурия, святого Петра и Легбу.
— Значит, ты понимаешь, что я имею в виду. Рабы, вознося молитвы святому Петру, обращались на самом деле к своему Легбе. Легба не одинок. Артур, ты не помнишь, кто есть кто?
— Дева Мария — Эзили. Иоанн Креститель — Чанго. Святой Патрик — Дамбало Ведо. И так далее.
— А как насчёт Даймента? — спросил я у Артура. — Вы с ним знакомы?
— Jamais, — ответил Артур. — Только знаю о нём. Он живёт в Морган-Сити, недалеко от кладбища. Вам надо доехать по Сто восемьдесят второй дороге до Морган-Сити. Там найдёте улицу Миртов и по ней направитесь в сторону воды. За железнодорожным переездом вы увидите небольшую угловую лавку. Спросите человека по имени Феликс и скажете, что прислал вас я. Он знает, где можно найти мэтра Даймента.
— Спасибо, Артур.
— Да, — пожал я его руку. — Огромное вам спасибо.
— Pas de quoi. Bonne chance. Надеюсь, вы отыщете своих детишек.
* * *
Феликс оказался невысоким человеком с кожей кофейного цвета. Поговорив с Пинки на недоступном мне креольском диалекте, он нарисовал грубую схему. Когда мы проезжали на «БМВ» мимо банка, я увидел, что термометр на стене здания показывает 38° по Цельсию. «Интересно, каков здесь процент влажности?» — подумал я.— Да, кстати, об откушенной губе, — сказал Пинки. — Для тех, кто не очень верит в зомби, имеется и иное объяснение. Мне и раньше приходилось видеть подобные увечья. Такие раны наносят, застав парня с чужой женой или чьей-то дочерью. Отец или муж уродуют негодяя, чтобы женщины перестали обращать на него внимание.
— Что же, все по крайней мере делается без утайки.
В Морган-Сити на школьном стадионе стригли газон, а транспарант на ограде возвещал: ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА 28 АВГУСТА. Мужчина на газонокосилке был без рубашки, и его обнажённое тело блестело от пота. На голове мужчины была повязана бандана, а от палящих лучей солнца его защищал небольшой, прикреплённый к косилке зонт. Я не мог поверить, что кто-то захочет играть в футбол на такой жаре, но до открытия сезона оставался ещё почти месяц. Неподалёку от школы около киоска мороженщика толпились ребятишки в тренировочных костюмах, а над киоском развевался флаг, прославляющий какие-то «Снежные хлопья».
— Феликс сказал, что мы должны Дайменту что-нибудь подарить, — напомнил Пинки, свернул за угол и остановился перед винной лавкой. — Говорит, что доктор испытывает особую слабость к рому.
Вскоре мы снова были в пути, и Пинки остановился на перекрёстке, чтобы свериться с картой. Справа от нас стояла деревянная лачуга, почти невидимая в поглотившей её растительности. Казалось, что хижина вот-вот рухнет, однако перед ней находился ярко-красный пикап, а крышу украшала совершенно новая спутниковая антенна.
— Посмотрим, — сказал Пинки. — Мне кажется, здесь следует свернуть направо.
Ещё несколько поворотов, и мы оказались на просёлочной дороге. Проехав примерно с милю, мы затормозили перед каким-то совершенно невыразительным бетонным зданием. Земля перед ним была изрезана заполненными водой автомобильными колеями, и кое-где торчали чахлые кустики. Небольшое окно резко контрастировало с архитектурой здания, и создавалось впечатление, что его прорубили уже после завершения строительства. Если бы не входная дверь, сооружение выглядело бы как склад. Эта, с позволения сказать, дверь состояла из нескольких десятков струн, с нанизанными на них пластиковыми бусинами. Мне доводилось видеть подобные двери в Африке. Бусины пропускали воздух и отгоняли мух. Более или менее.
— Вот оно, — показал Пинки, выбивая пальцами дробь на приборной доске. — Владение Даймента.
— Точно.
Мы вышли из машины в оглушающую жару. Пинки нажал кнопку на сигнализации, и фары «БМВ» мигнули.
Постучать в дверь за отсутствием оной было невозможно, поэтому Пинки развёл в стороны висячие бусы, сунул голову в проём и крикнул:
— Хэлло!
— Входите, — прозвучал вдалеке чей-то голос.
Внутри помещения было темно и жара стояла покруче, чем снаружи. Такой жар обычно называют удушающим. Поначалу мне показалось, что мы угодили в безвоздушное пространство. Запах пыли и эвкалиптового масла смешивался с духом немытых человеческих тел, экскрементов, мочи и пота. Пока мои глаза привыкали к полутьме, я услышал звуки, наполняющие помещение, — тяжёлое дыхание, чиханье и кашель. Кто-то стонал. Когда глаза привыкли к темноте, тёмные кучи на полу материализовались в людей. Судя по размерам, это в основном были дети.
— Я слышал об этом месте, — сказал Пинки. — Это клиника. Нечто вроде госпиталя вуду.
У меня возникло желание — я его тут же устыдился — дышать как можно реже.
— Сюда, — произнёс сочный голос где-то в глубине помещения.
Я с трудом разглядел полуоткрытую дверь и за ней гирлянду цветных мигающих огней, как на рождественской ёлке. Мы с Пинки двинулись по узкому проходу между пациентами. Постелями для них служили лежавшие прямо на полу соломенные циновки.
— Сюда, сюда, — повторил голос.
Мы прошли через дверь в отдельную комнату размером примерно в половину моего гостиничного номера. Источниками света здесь служили гирлянда ёлочных огней и четыре церковных свечи. Прямо перед нами находился алтарь со множеством разнообразных предметов. Обежав эту коллекцию взглядом, я увидел детскую погремушку, чёрный гребень, несколько украшенных бисером статуэток, бутылки с какой-то жидкостью, завязанные хитроумными узлами верёвки, кресты, часть которых была обмотана бечёвкой, выкрашенный в яркие цвета человеческий череп, различные предметы одежды, цветы и пачки штрафных квитанций (тоже перевязанные бечёвкой). Там же находились глиняные цветные горшочки, иконы, изображающие Деву Марию с Младенцем, прозрачные пластиковые цилиндры, миниатюрные модели автомобилей, небольшой футбольный мяч, пластмассовые куклы, фотография Джона Ф. Кеннеди и вырезанный из дерева тип в смокинге. Изо рта типа торчала сигара.
В комнате стояли пять складных стульев, на одном из которых восседал сам доктор Даймент. Мне показалось, что его глаза и зубы светятся в полутьме. Отсутствие верхней губы обескураживало, поскольку были видны все верхние зубы. Подобный оскал встречается только у черепа.
— Добро пожаловать, — произнёс доктор Даймент сочным, с богатыми модуляциями голосом. — Входите, очень белый человек и просто белый человек, — закончил он со смешком.
— Пинки Штрайбер, — представился Пинки, — а это — Алекс Каллахан.
— Мистер Штрайбер! — сказал Даймент, когда мы обменялись рукопожатиями. — Ваша кожа настолько бела, что создаётся впечатление, будто она источает свет. Присаживайтесь и скажите, что для вас может сделать доктор Даймент.
Я передал ему бутылку рома «Аппельтон», и он склонил голову в полупоклоне.
— Благодарю. Весьма тронут вашим вниманием, — дружелюбно улыбнулся он. — Отличная вещь. Любимый напиток Гуэда.
— Это сырой ром, — пояснил Пинки, — его обожает лоа смерти по имени Гуэда.
— Тебе известны наши обычаи, — отметил Даймент, — и ты рассказываешь о них своему другу. Очень хорошо, что ты помогаешь своему другу. Но кто из вас нуждается в помощи доктора?
Я смахнул выступившие на лбу капельки влаги. А по спине пот уже стекал потоком.
— Помощь нужна мне, — вымолвил я. — Меня интересует Байрон Бодро. Я пытаюсь его найти, и мне сказали, что он был твоим другом.
— Бай-рон… — со вздохом протянул Даймент — У Байрона не бывает друзей.
— Мы слышали, ты его знал, — вмешался Пинки.
— Давайте-ка лучше выпьем! — Даймент отвинтил пробку, сделал здоровенный глоток и протянул мне бутылку.
Даже в полутьме я видел, как по его подбородку стекает слюна. Слюна, отсутствующая верхняя губа, кашель и стоны в соседней комнате… Одним словом, мне очень не хотелось прикладываться к бутылке. Но я чувствовал, что должен это сделать. Ром обжёг внутренности, но жар, как ни странно, показался мне приятным. Пинки пить отказался и вернул бутылку Дайменту.
Мои глаза полностью адаптировались к темноте, и я смог лучше рассмотреть доктора. Передо мной был очень тощий (неужели СПИД?!) человек, в некогда белой, а теперь просто грязной исподней рубашке и потрёпанных шортах. Его ноги украшала пара пластиковых вьетнамок.
— Зачем тебе Байрон? — спросил он и тут же, подняв руку ладонью вперёд, продолжил: — Нет. Пока не говори. Давай-ка вначале взглянем, что скажут карты.
Доктор извлёк колоду засаленных карт и разложил их перед собой на столе. Затем в каком-то лишь ему известном порядке удалил каждую пятую или шестую карту и вновь сдал сам себе несколько листков. Карты были настолько потрёпанными, что, когда он развернул их веером, листки сложились и упали на костяшки его пальцев. Мне показалось, что у меня начались галлюцинации, поскольку положение карт напомнило мне картину Сальвадора Дали «Течение времени». На картине, как вы, может быть, помните, изображены расплавившиеся и поникшие часы. Даймент с помощью левой руки вернул карты в вертикальное положение и, слегка прищурившись, принялся их изучать.
— О'кей! — Он сложил карты и положил стопку на стол рубашкой вверх. — Теперь скажи мне, почему тебя интересует Байрон?
— Я думаю, что он похитил моих детей. Двоих сыновей.
— Неужели?
— И я думаю, что он намеревается их убить.
— Хм… — произнёс Даймент, побарабанив пальцем по месту, где когда-то находилась верхняя губа.
— Мне нужна твоя помощь.
— Вот что я тебе скажу. Байрон пришёл ко мне, когда убил ту маленькую собачку. Ты об этом слышал?
— Да.
— После этого никто не хотел с ним разговаривать. Родители приказали детям сторониться Байрона. Церковь — его церковь — повернулась к мальчику спиной. Он нашёл меня ночью на кладбище, где я изготавливал веве (ритуальные символы, с помощью которых жрецы вуду вызывают духов). Байрона моё занятие заинтересовало, и я ему кое-что рассказал. На следующий день он пришёл ко мне после школы и предложил свою помощь. Он выполнял мелкие поручения, убирал в клинике и даже выгребал дерьмо из-под несчастных страдальцев, — кивнул Даймент в сторону соседней комнаты. — Взамен он просил меня научить его всему тому, что я знаю.
Доктор отпил из бутылки и протянул её мне. Я последовал его примеру и сделал большой глоток.
— Что же касается собаки, — продолжил Даймент, покачивая головой, — мы обсуждали этот случай. Я сказал, что в убийстве собаки, как таковом, нет ничего плохого. Ведь собака — всего лишь курица, только с хвостом.
— Что это должно означать?
Даймент оставил без внимания мой вопрос.
— Плохо то, что он убил животное только для того, чтобы наблюдать за тем, как оно истекает кровью. «Байрон, — сказал я ему, — это никому не принесло пользы. И в первую очередь — тебе». Убийство собаки было совершенно никчёмным. Оказалось пустой растратой джуджу.
— И что последовало за этим?
— Ни-че-го, — объявил Даймент.
— Боюсь, я вас не понял.
— Ответ, который ты ищешь, находится там, — показал он на алтарь. — Прямо перед тобой.
Я посмотрел на алтарь, но, кроме набора жутковатых или странных безделушек, ничего не узрел.
— Ничего, кроме этого, я тебе сказать не могу, — закончил Даймент.
— Но ты же мне ничего не сказал. Тебе известно, где сейчас Байрон? Как я могу его найти?
— Ты кое-чего не понимаешь, мой друг, — с сожалением покачал головой Даймент. — Байрон — часть бизанго. Мы являем собой закрытый кружок. Сказав тебе о нём, я нарушу обет. Предам доверие.
Пинки попытался убедить Даймента нам помочь и даже предложил ему деньги. Я тоже просил о помощи. Но доктор был неумолим.
— Мой рот на замке, — пошутил он.
— Но ведь есть же какой-то обходной путь, — не сдавался Пинки. — Такие возможности всегда существуют.
— Возможно, и есть такой путь, — согласился доктор. — Но только один. Если твой друг хочет узнать больше, он должен стать частью бизанго. Тогда у нас не останется тайн друг от друга.
— Отлично, — вмешался я. — Куда надо ставить подпись?
— Всё не так просто, — рассмеялся Даймент. — Существует особая церемония. Ритуал посвящения.
— Я готов на все.
— Некоторые люди, проходя через этот ритуал, чувствуют себя не очень хорошо. Ведь во время посвящения вы должны до конца верить мне и бизанго. После завершения ритуала вы станете вуду — то есть одним из нас.