Кейз Джон. Мистерия убийства

   В некоторых статьях упоминался инцидент, имевший место в одной из семей, где жили Коннор и Чандлер. Некоторые авторы называли этот случай «первым похищением». Прочитав их материалы, я решил, что слово «похищение» является серьёзным преувеличением и употреблять его в данном контексте по меньшей мере несправедливо. Хлёсткие слова запустили в оборот после того, как законно навещавшие мать дети вернулись к опекунам на два дня позже положенного. Эмма объяснила задержку поломкой машины.
   Журналисты подробно рассказывали о её постоянном бой-френде и подчёркивали, что во время похищения Сандлинг с сыновьями обитала в палатке в государственном парке около города Корвалис, штат Орегон.
   Бойфренд, который, по словам самой Сандлинг, оставался для неё просто «другом», был бродягой по имени Трублад. Она познакомилась с парнем во время прохождения одной из реабилитационных программ и, случайно наткнувшись на него в библиотеке города Юджин, пригласила пожить несколько недель в своей палатке. Трублад нарушил условия досрочного освобождения из тюрьмы, но Сандлинг клялась, что ничего об этом не знает.
   Органы защиты детей были, мягко говоря, огорчены, узнав, что близнецы живут в палатке. И огорчились ещё сильнее, выяснив, что под одной крышей с ними обитал находящийся в розыске правонарушитель. Когда исчезли мальчики, вместе с ними исчез и Трублад. Полиция имела все основания подозревать в похищении бродягу, и подозревали его до тех пор, пока он не объявился несколько недель спустя. Вдрызг пьяный Трублад, накинув на себя красный полицейский дождевик, руководил уличным движением в самом центре Портленда.
   С учётом её наркотического прошлого, «нетрадиционного образа жизни» и пропавшего бойфренда Сандлинг стала главной подозреваемой. Правоохранительные органы считали, что она и Трублад, вступив в сговор, спрятали детей, чтобы потребовать выкуп. Но требований такого рода не последовало, а Трублад, когда копы задержали его в Портленде, сказал, что сбежал из Юджина, потому что похищение детей его «напугало».
   Похищение мальчиков Сандлинг произошло достаточно тривиально. Эмма привела ребят в «Макдоналдс» в Корвалисе, чтобы побаловать их чем-нибудь вкусненьким. Она встала в очередь за едой, оставив мальчишек в игровой зоне. Других детей, так же как и взрослых, там в этот момент не было. В главном зале ресторана находилось девять человек, шесть из которых были людьми весьма преклонного возраста. Старцы собрались для того, чтобы совместно обсудить какую-то книгу. Когда Сандлинг вернулась с заказом, мальчиков в «Мак-доналдсе» уже не оказалось.
   К её несчастью, персонал ресторана и посетители позже заявили, что запомнили только её, а детей не видели. Некоторые статьи сопровождались диаграммами, на которых было помечено местонахождение работников заведения и всех посетителей. Из этих схем следовало, что Сандлинг и мальчики должны были оказаться в поле зрения всех, кто в тот момент находился в «Макдоналдсе». Кроме девяти посетителей в зале, за прилавком на раздаче находились шесть служащих ресторана. В зоне обслуживания «Мак-авто» на момент исчезновения было два автомобиля. Одним словом, никто ничего не видел.
   Против Сандлинг говорило и то, что она, как стало известно после несложного расследования, регулярно оставляла детей в публичной библиотеке, пока убирала чужие дома.
   То, что последовало за этим, предсказать было совсем не сложно. Бюрократы из призванных защищать интересы детей заведений обрушили на Сандлинг лавину критики, а копы сосредоточили все своё внимание на безутешной матери. Все без исключения осуждали судью, который за год до этого разрешил воссоединить мальчиков с прошедшей очередной курс реабилитации и «исправившейся» Эммой, а социальных работников, официально подтвердивших факт «исправления», пресса просто уничтожила. Многие били себя в грудь, признавая со слезами на глазах, что Коннор и Чандлер провалились в трещины («бреши», как выразилась одна из газет Портленда), существующие в системе защиты прав ребёнка. Раздавались призывы провести основательное расследование и коренным образом изменить саму систему.
   Эмма Сандлинг, если исходить из моего опыта, подверглась жёстким допросам, но у неё в отличие от меня хватило ума пригласить адвоката. Формальных обвинений против неё не последовало, но она была задержана на тридцать два часа «для ответов на вопросы».
   Мальчики объявились восемь недель спустя в Калифорнии в торговом центре неподалёку от города Юрика. Согласно очерку, опубликованному в местной газете «Сакраментская пчёлка», мальчиков «долго везли» в доме на колёсах, являвшем собой некий гибрид грузовика и трейлера, в котором место шофёра было отделено от пассажирского помещения. Когда водитель остановился для заправки, мальчики ждали, что им позволят выйти на воздух. Им не терпелось сказать водителю, что в прицепе очень жарко, они мечтают о мороженом и очень хотят в туалет. Но водитель не появился. Они принялись стучать в стену трейлера и громко вопить. На помощь никто не приходил, и тогда один из мальчиков навалился на дверь. К их изумлению, дверь распахнулась.
   Ребятишки выбрались наружу, и один из них собрался бежать в закусочную, чтобы найти водителя и взять у него денег на мороженое. Однако его брат к тому времени уже не верил похитителю. Его удивляло, что их ни разу не вывозили с территории, где содержали. Путешествие на трейлере было первым за всё это время. Смышлёный парнишка решил позвонить лучшему другу их мамы по имени Феб. Одним словом, оба побежали в торговый центр, чтобы позвонить по таксофону, причём с оплатой принимающей стороны. Аппарат не работал, и в павильоне сувениров они попросили разрешения воспользоваться телефоном. Продавец их сразу узнал и позвонил в полицию.
   К тому времени, когда на сцене появились копы, гибрид грузовика и трейлера успел испариться.
   Пресса, надо сказать, весьма сдержанно откликнулась на счастливое воссоединение семейства. Появилось немало саркастических замечаний по поводу «распахнувшейся двери» и увенчавшихся успехом усилий матери не допустить жёсткого допроса детей (добиться этого ей помог работавший бесплатно адвокат). Общественное мнение и полиция были так сильно настроены против Эммы Сандлинг, что ей лишь ценой больших усилий удалось вернуть детей после нового судебного решения. Её друзьям, работодателям, учителям школы, где учились мальчики, и другим доброжелателям пришлось несколько месяцев ломать копья, доказывая, что Эмма после очередного курса реабилитации полностью изменила стиль жизни и стала совсем иным человеком.
   Я расширил поиск и, прочитав все, касавшееся дела братьев Сандлинг, решил, что подходил к нему предвзято, поскольку козлом отпущения пресса и власти избрали Эмму Сандлинг. На тот же крючок, видимо, попались детектив Шоффлер и агент ФБР Джуди Джонс. Во всяком случае, они никогда не говорили, что дело Сандлингов способно как-то пролить свет на наше следствие, несмотря на обилие общих черт.
   Параллель казалась столь разительной (шестилетние близнецы были похищены в публичном месте), что я никак не мог заставить себя прекратить чтение вырезок. Я боялся пропустить какие-то важные сведения, уверовав в то, что Эмма причастна к похищению своих детей. Повторное чтение убедило меня, что в деле нет фактов, опровергающих показания матери. Трублад имел железное алиби. Каких-либо иных потенциальных сообщников следствие не выявило. Сандлинг ни разу не меняла своих показаний. И хотя продавец сувенирной лавки получил часть обещанного вознаграждения, самой Эмме не досталось ни цента.
   Два следующих часа я провёл за телефонными разговорами с копами в Корвалисе и Юрике. Когда я, представившись, интересовался делом братьев Сандлинг, собеседники отделывались ничего не значащими вежливыми фразами, но едва я пытался настаивать, как сразу натыкался на каменную стену.
   Опираясь на полученные из газет сведения, я нашёл телефоны клиентов Эммы Сандлинг, социальных работников, её адвоката и многих других связанных с ней людей. Примерно с половиной из них мне удалось поговорить. Но результат был всё тот же. Никто не знал, где она живёт. Никто не мог мне помочь.

* * *

   Я с трудом поднялся с кресла. За окном было уже темно, и я понял, что горбился за компьютером несколько часов. Мне хотелось продолжать поиск Эммы Сандлинг, но прежде надо было хоть немного перекусить. С того момента, как Лиз меня покинула, я постоянно терял в весе. Окружающие уже стали обращать на это внимание.
   Я отправился в кухню на поиски пропитания, хотя и знал, что там мало что осталось. В холодильнике нашлась пара сухих кусков сыра, плесневелая дыня и пакет скисшего молока. Курица-гриль, которую я забыл завернуть в фольгу, успела превратиться в мумию. В морозильнике обнаружилась горсть наполовину испарившихся кубиков льда и смёрзшаяся пицца. Я изучил коробку с пиццей в поисках даты производства и, обнаружив её под коркой ледяных кристаллов, с трудом разобрал, что яство было доставлено в наш дом более года назад.
   Это повергло меня в уныние. Пицца пребывала в морозилке с тех пор, когда я ещё не разругался с Лиз и моя жизнь не пошла наперекосяк. Скорее всего она была куплена для детей. На какой-то миг мне показалось, что промёрзшая пицца является талисманом, и я долго не решался её выбросить. Печально покачав головой, я вылил кислое молоко в раковину и выкинул всё остальное.
   Как правило, я питался вне дома, но с подобной практикой следовало кончать, поскольку она означала дополнительные и довольно существенные расходы. Я дал себе слово завтра отправиться за припасами и запастись готовыми ужинами. И другой полезной для здоровья пищей. Яблоками, например, или апельсиновым соком.
   Впервые после похищения близнецов я влез в кроссовки и выбежал в сырую вашингтонскую ночь. Я давно утратил спортивную форму, но бег, как ни странно, принёс мне облегчение. Мне доставляли огромное удовольствие движение, струйки пота на теле, напряжённый ритм дыхания. Мне нравились проносящиеся мимо машины, туманные пятна света во влажной мгле. Но больше всего устраивало, что все мои мысли были сосредоточены на том, куда двигаться, как обогнать пешехода и в каком темпе перебежать улицу на зелёный сигнал светофора.
   Минут через пятнадцать я повернул назад и остановился около универсама «Севн-илевн» на углу Портер-стрит и Коннектикут-авеню. Тяжело дыша и истекая потом, я выцарапал из кармашка шорт пятидолларовую банкноту.
   За прилавком стояла девица, получившая от Джека прозвище «тихоход». Это было очень юное, тощее, застенчивое создание со славным личиком. Она все делала так медленно, что посетители, знавшие об этой её особенности, уходили, увидев очередь более чем из одного человека.
   — Две порции говядины в тесте по-ямайски, — сказал я, предвкушая ужин — пусть немного жирный, но зато вкусный.
   Продавщица обратила на меня взор своих огромных карих глаз, а затем, опустив взгляд на руки, сказала почти шёпотом:
   — Вы — тот человек, у которого пропали дети.
   — Верно.
   — Мой дядя уметь общаться с другим миром, — она прижала палец ко лбу, — и он сказать, что ваш мальчики о'кей.
   — Ваш дядя? С иным миром? Может быть, он знает, где находятся дети?
   — Нет, нет! — Она соединила пальцы и отвела взгляд в сторону. — Он общается — как это вы говорите?.. Да, с миром духов. Так вот, дядя сказать, что мальчиков там нет, что они все ещё в этот мир. Я ему говорить, что вы живёте рядом и приходить сюда много дней. Мой дядя говорить, ваши мальчики хорошо. Я подумала, что вы хотеть это знать. — Девушка застенчиво улыбнулась и едва заметно пожала плечами.
   — Огромное спасибо, — искренне сказал я. Любой проблеск света в этом мрачном мире радовал меня. — Благодарю вас за то, что вы мне это сказали.
   — Пожалуйста, — ответила она и, выдержав паузу, спросила: — Вам с перцем или без?
   Я бросил сдачу в большой стеклянный кувшин, на котором было написано, что идёт сбор средств на лечение страдающей лейкемией девочки по имени Белинда. Ещё один выстрел во тьме, подобный сайту в Интернете или портрету на молочном пакете. Когда речь идёт о детях, вы не подсчитываете их шансов на выживание, а делаете всё, что можете.
   — Ещё раз спасибо за то, что вы мне сказали, — повторил я.
   Моя благодарность шла от чистого сердца. Я был искренне изумлён тем, как подняла мой дух эта неожиданная и совершенно непрошеная поддержка.
   Мадонна за кассовым аппаратом одарила меня божественной улыбкой.

Глава 16

   — Не бросай трубку, — сказал Шоффлер, — мы разбредаемся с очередного сборища.
   До меня доносились чьи-то голоса и шум лифта. Шоффлер обменялся с кем-то парой реплик, а затем вернулся ко мне:
   — Слушаю тебя.
   — Я хочу поговорить о близнецах Сандлинг.
   Если бы я не знал его так хорошо, то, возможно, и не уловил бы некоторой неуверенности и даже холодности, появившихся в голосе.
   — И что же с ними случилось?
   — Чем больше я читаю об этом деле, тем больше оно напоминает мне дело Кевина и Шона. И я не понимаю, почему вы с Джуди отмели его как не имеющее отношения к расследованию.
   — Мы проверили это дело, Алекс. — Я понял, что он тщательно подбирает слова. — Вникли в детали. Послушай, то похищение произошло на противоположном конце континента, а совпадение заключается лишь в возрасте ребятишек и в том, что они — близнецы. И это все.
   — Все?
   — Кроме этого, мы не видим никакой связи. — Шоффлер прокашлялся и добавил; — Их мать, как ты понимаешь, не была столпом общества.
   — Послушай, Рей, я прочитал по этому делу всё, что можно было найти. Могу сказать, что Эмма Сандлинг, конечно, не мать Тереза, но нет никаких фактов, указывающих на то, что она имела отношение к похищению своих детей.
   — Это ты так считаешь. Может быть, имеются факты, о которых ты понятия не имеешь.
   — Обязательно должны быть. Поскольку, как мне известно, после появления детей в Юрике поиски похитителя прекратились.
   — Ты ошибаешься, — ответил Шоффлер. — Следствие продолжалось. И очень тщательное, надо сказать. Но мать, мягко говоря, не стремилась ему помочь.
   — Ты хочешь сказать…
   — Я хочу сказать, что Эмма Сандлинг отказалась от сотрудничества. Она объясняла это желанием защитить мальчиков, но на её слова никто не купился. Послушай, дети оказались живы и здоровы, и история имела счастливый конец. Несколько дней кряду это было главной новостью, и пресса именовала спасение не иначе как чудом. Хочешь знать, что случилось потом? Не было ни преступника, ни обвинений, ни каких-либо следов, способных заинтересовать журналистскую братию. Остались лишь сами ребятишки да зашедшее в тупик полицейское расследование. Ты спросишь почему? Да потому, что по неизвестной нам причине мамочка, вне зависимости от того, замешана она в преступлении или нет, не желала говорить и не позволяла этого детям.
   — Она ведь вполне могла подзаработать пару баксов у прессы.
   — Верно. И это означало бы, что она ведёт себя адекватно. Кроме того, она могла вчинить иск за причинённый ей ущерб. Это тоже было бы вполне нормально. Чем внимательнее общественность всматривалась в это дело, тем яснее становилась роль, которую она в нём сыграла.
   — Если там вообще была какая-то роль.
   — О'кей, пусть будет «если». Но все сошлись в том, что Эмма Сандлинг в нём каким-то образом замешана и имелся некий план вытрясти бабки. План пошёл наперекосяк, что и заставило нашу мать Сандлинг смыться.
   — Думаю, ты не прав.
   Шоффлер немного помолчал, а затем спросил:
   — И почему же?
   — Да потому, что чем больше я вникаю в это дело, тем сильнее во мне крепнет жутковатое ощущение, что детей Сандлинг похитил тот же парень, что увёл моих ребятишек. Её дети сбежали, и он взамен украл моих.
   — Хм… «Жутковатое ощущение», говоришь?
   — Здесь абсолютно та же схема. Открой глаза, Шофф.
   — Да на западном побережье близнецов навалом. Зачем парню ехать через всю страну?
   — Не знаю. Однако повторяю, что чем больше вглядываюсь в дело Сандлинг, тем сильнее оно напоминает мне дело моих близнецов. Думаю, стоит копнуть поглубже, но я не могу этого сделать по одной простой причине. Причина эта — Эмма Сандлинг. Создаётся впечатление, что она вообще исчезла с лица земли.
   — Ты пытался её найти?
   — Да, пытался. Поиск людей — неотъемлемая часть моей профессии. Если ты репортёр, ты нуждаешься в источниках информации и обязан найти их, хотят они того или нет. Но найти Эмму Сандлинг я не смог.
   — Хм…
   — Пытаясь напасть на её след, я беседовал с копами в Орегоне. Хотя это не совсем точно. Беседы как таковой не было.
   — Не понимаю.
   — Я звонил в Корвалис, где пропали ребятишки, и в Юрику, где они вырвались из трейлера. Полицейские Юрики поделились со мной всем, что знали. А знали они, надо сказать, очень мало. Но что касается Корвалиса… Оттуда я не получил ничего. Каменная стена, Рей. Копы намертво отказались со мной разговаривать, ссылаясь на всякое дерьмо вроде «права личности на конфиденциальность».
   — Так вот почему ты позвонил мне, — с тяжёлым вздохом произнёс полицейский.
   — Да. Я подумал, что ты, возможно, сумеешь их расшевелить. Дай понять, что никаких неприятностей я им не доставлю.
   Прежде чем я услышал ответ, прошло довольно много времени.
   — Прости, Алекс, — сказал он. — Я ничем не могу тебе помочь. Хотел бы это сделать, но у меня связаны руки.
   — Связаны руки? Ведь мы говорим о моих детях. Рей, ты не…
   Но детектив уже отключился.

* * *

   Двумя часами позже я ждал Шоффлера у его дома (он жил в Гринбелте, штат Мэриленд). Дом не оправдал моих ожиданий. Впрочем, я и сам не знал, что, собственно, собирался увидеть. Мне было известно, что он работал семьдесят два часа в неделю и прошёл через два неудачных брака. Видимо, я рассчитывал на жалкое убежище холостяка, а вместо этого передо мной красовался окружённый штакетником аккуратный и уютный дом в стиле «ранчо», с ухоженными цветочными клумбами на лужайке перед входом. А сам вход украшала виноградная лоза.
   Вначале я сидел на веранде, но затем темнота и туча разнообразных кусачих тварей загнали меня назад в машину.
   Я ждал, слушая по радио репортаж о бейсбольном матче и врубая кондиционер, когда становилось слишком жарко.
   Мою дремоту прервал глухой металлический звук, источник которого, как мне показалось, находился непосредственно в моём черепе. На самом деле это был всего лишь стук в дверцу машины, что я сразу осознал, открыв глаза и узрев за стеклом физиономию Шоффлера.
   Моё появление явно не вызвало у него восторга. Детектив стоял в угрожающей позе, а свет уличных фонарей придавал его лицу нездоровый зеленоватый оттенок. Выглядел он столь отвратительно, что я машинально взглянул на приборную доску. Часы показывали 3:32. Ночи, естественно.
   По телу струился пот. Казалось, рот мой забит ватой, а губы запеклись и потрескались. Рубашка прилипла к сиденью, и когда я потянулся к ручке дверцы, за спиной раздался хлюпающий звук. Однако Шоффлер не позволил мне вылезти из машины. Положив здоровенную лапу на ручку двери, он сказал:
   — Поезжай домой, Алекс.
   — Ни за что.
   — Поезжай.
   — Мне надо с тобой поговорить.
   Шоффлер резко развернулся на каблуках, двинулся к входной двери и скрылся в доме. Ещё до того, как я успел выбраться из джипа. Я по меньшей мере десять раз нажимал кнопку звонка, издававшего вместо привычного «дзинь» мелодичный «бин-бон». Невозможно поверить! Я, ожидая его, просидел в машине шесть часов, а он не желает впустить меня в дом! Я вернулся в машину со страстным желанием давить на клаксон до тех пор, пока Шоффлер ко мне не выйдет. Но, припомнив выражение его лица, отказался от этой импульсивной идеи.
   За последние несколько недель я так много времени провёл в обществе Шоффлера, что легко настраивался на одну с ним волну, как это бывает между любящими людьми. Я постоянно искал в его поведении ответы на вопросы: Не слышал ли он что-нибудь? Нет ли у него каких новостей? Я научился находить эти ответы в его интонациях, жестах и выражении глаз.
   Но я знал, что копы, как и военные, придают огромное значение тому уважению, которое проявляют по отношению к ним люди. Если я учиню скандал и таким образом унижу Шоффлера в глазах соседей, то не добьюсь ровным счётом ничего. Он даже может меня арестовать. Я отъехал на два квартала и поставил будильник сотового телефона на шесть утра. Детективу не удастся снова застать меня спящим.

* * *

   Когда в 7.44 он вышел из дверей своего дома, то для человека, спавшего в лучшем случае четыре часа, у него был на удивление бодрый вид. Он увидел меня лишь когда я выступил из-за его «форда-краун-виктории».
   — Боже мой, Алекс, — произнёс детектив, качая головой.
   Я молча ждал продолжения.
   — Влезай, — распахнул он дверцу «форда».
   — Что?
   — Влезай, говорю.
   На улице уже было жарко, и в блеклой утренней дымке солнце выглядело белым пятном. Дышать в машине было нечем. Кроме того, там стоял устойчивый малоприятный запах. Застарелая вонь сигаретного дыма смешивалась с амбре разнообразных блюд, которые детектив брал навынос в разного рода забегаловках. Хвойный аромат освежителя воздуха лишь усугублял эту мешанину вони. Я провёл с Шоффлером достаточно времени и знал, что он весь день пьёт кофе, непрерывно курит, если имеет такую возможность, и питается в основном не выходя из машины.
   Он сдал задним ходом по подъездной аллее и открыл все окна. Вначале я подумал, что мы едем выпить кофе в «Пончики Данкана» или в «Севн-илевн», но мы уже мчались по шумной, как всегда бывает в час пик, 50-й дороге. Детектив в мрачном молчании сидел рядом со мной. Через несколько минут он закрыл все окна, кроме водительского. Затем Шоффлер судорожно вздохнул, зажёг сигарету и жадно затянулся. Дым он выдохнул в открытое окно, но не потому, что пёкся о моём здоровье, а просто в силу привычки. Он был зол, и волны раздражения окружали его, словно силовое поле.
   — Куда мы направляемся? — поинтересовался я.
   — У меня совещание, — ответил Шоффлер. — На Капитолийском холме.
   — Но…
   — Ты желаешь поговорить? Так это как раз то время, которым я располагаю. А если тебе надо будет добраться до своей машины ещё до полуночи, так это твоя проблема.
   — О'кей.
   Я подавил искушение извиниться или хотя бы понизить уровень напряжения в машине. Пусть всё останется как есть. Будем продолжать молча злиться, чтобы не вывалить друг на друга кучу дерьма.
   Мы уже катили по 95-й дороге. Шоффлер лавировал в густом потоке машин в своём обычном стиле — настолько безрассудно и агрессивно, что я с трудом удерживался от инстинктивного движения к педали воображаемого тормоза. Детектив докурил сигарету до фильтра, раздавил окурок в переполненной пепельнице и щёлкнул крышкой.
   Сигарета погасла не до конца, и скоро из щели в салон пополз едкий дым тлеющих фильтров. Через пару минут он снова открыл пепельницу и плеснул в дымящуюся массу остатки холодного кофе. Окурки зашипели, выбросив свежую волну невыносимой вони.
   — Ароматерапия, — произнёс Шоффлер и, немного помолчав, добавил: — А вообще-то я на тебя не злюсь.
   — Неужели?
   — И знаешь почему? Да потому что ты прав.
   Детектив бросил свою огромную машину в образовавшийся на краткий миг разрыв между автомобилями на левой полосе, вызвав этим манёвром шквал возмущённых гудков. В ответ на протест он высунул в окно руку с поднятым средним пальцем.
   — Моя дочь утверждает, что во мне «слишком много инфантильности и не хватает зрелости». Моя зрелость проявляется в том, говорю я ей, что, не пытаясь остановить этих клоунов, я всего лишь показываю им палец.
   Он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлёк оттуда сигарету, зажёг её и сказал:
   — Итак, матушка Сандлинг…
   — Слушаю…
   — Это очень похоже на дело Снайпера. Все утверждали, что этот самый Снайпер — белый и действует в одиночку. Белый. Белый. Белый. Белый парень в белом внедорожнике. Однако в ходе расследования некоторые ребята из окружного управления стали в этом сомневаться. И в первую очередь копы афро-американского происхождения. Допросив свидетелей и прослушав плёнку с записью голоса преступника, они пришли к выводу, что парень является их «братом». Кроме того, эти ребята определили, что Снайпер водит списанную полицейскую машину — либо синюю «форд-краун-викторию», либо «шевроле-каприз» с форсированным двигателем. В наших кругах такие машины называют «попробуй выкуси». Некоторые засранцы обожают возвращать их к жизни, чтобы поиздеваться над полицией, или просто потому, что эти крошки действительно способны развивать сумасшедшую скорость. Однако суть дела вовсе не в этом. Спрашивается, что мы слышали об этих сомнениях? Почему никто ни на одном брифинге не сказал ни слова о чёрном парне в синем седане, говорящем о себе «мы»? Ты что-нибудь слышал об этом?
   Я отрицательно покачал головой.
   Шоффлер сунул окурок в вонючую массу в пепельнице и сказал:
   — И это произошло только потому, что графство Монтгомери привлекалось к суду за «расовую предвзятость».
   — Ты шутишь.
   — Теперь возьмём дело Сандлингов, — покачав головой, продолжил детектив. — Здесь мы имеем не один, а целых два иска. Джонс и я… мы заметили те сходства, на которые ты обратил внимание. Одним словом, Джонс попёрла на Корвалис. И знаешь, что из этого получилось? Если ты думаешь, что они нам помогли, то сильно ошибаешься. Нет. Они дали нам понять, чтобы мы проваливали.