Киз Грегори. Исчисление ангелов

   – Если есть кого ждать, – рявкнул тот. – Откуда мы знаем, кто остался на плаву.
   – Не может быть, чтобы только наш корабль уцелел, – не сдавался Нейрн. – Да и стрелка компаса, настроенного на «Дофина», продолжает показывать в его сторону.
   – Да компасу плевать, где «Дофин» – на поверхности или на дне, он все равно будет показывать в его сторону.
   – Тогда нужно плыть в их направлении и все выяснить, – продолжал Нейрн. – Они где-то здесь неподалеку.
   – Нам нужен порт, – зарычал Черная Борода. – Нам нужен провиант, ром и пресная вода, но самое главное – требуется немедленно залатать нашу посудину. Придется воду откачивать и днем, и ночью, пока на корм рыбам не пошли. Так что у нас теперь только одно направление осталось – к берегу. Показывайте, господин Нейрн, где берег, или я вам череп проломлю, вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.
   Ярость сверкнула в глазах Нейрна, он поднял руку и пальцем указал в сторону горизонта.
   – Земля там, – сказал он. – Но, по моим расчетам, мы выйдем как раз к Геркулесовым столбам.
   – О черт! – рявкнул Черная Борода. – Это же гиблое место.
   – Вот видите, капитан. Какой же порт здесь вы считаете вполне безопасным, чтобы войти туда в одиночестве, да еще и с пробоиной?
   – В мире нет безопасных портов, – огрызнулся Черная Борода. – И все же нам нужен порт.
   – У нас хватит сил хотя бы на один день, чтобы доплыть туда, где, по данным компаса, находится «Дофин»?
   Глаза Черной Бороды зловеще засверкали, он сделал какое-то странное движение рукой, так что Красным Мокасинам на секунду показалось, что он сейчас выхватит пистолет и выстрелит Нейрну в голову. Но пират с минуту теребил свою бороду, после чего резко кивнул:
   – Хорошо. Но только один день. Еще один шторм, и нам крышка.
   Наверху матрос, словно ворона на ветке, что-то прокричал. Они подняли глаза наверх. Матрос снова закричал:
   – Парус вон там.
   – Ясно, наши мнения расходятся, – заметил Нейрн.
   Черная Борода сдвинул брови.
   – Ну а куда показывает ученая стрелка твоего компаса?
   – На юго-запад.
   – А что ж тогда мой матрос тычет пальцем на восток?
   – Это может быть еще кто-нибудь из наших, на кого компас не настроен. Возможно, «Скипетр» или «Лион».
   – Будем надеяться, – рявкнул Черная Борода. А затем заорал: – Пушки к бою!
   Через час они с мрачными лицами наблюдали, как к ним приближаются корабли.
   – Поднять все паруса! – закричал Черная Борода.
   – Проклятие, – выругался Нейрн.
   – Это не наши? – спросил Красные Мокасины.
   Черная Борода замотал внушительных размеров головой:
   – Нет. Глянь туда, вон та троица – галеоты, быстроходные парусные галеры. Ты только посмотри, как легко они бегут по волнам. А те вон – весельные, маленькие, но гребцы работают отменно. А за ними – две каравеллы. Нет, это не наши корабли, это те, что нас преследовали.
   – Может, они ничего плохого нам и не желают?
   Черная Борода покачал головой:
   – Провалиться мне на этом месте, если это не корсары. Купцы ходят под парусами, а военные галеры размерами побольше. Нет, это наши преследователи. Они видят, что мы остались в одиночестве, и приближаются, чтобы пустить нас ко дну.
   – В этом деле я вам полностью доверяю, – сказал Нейрн.
   – Еще бы не доверять, я этим делом всю жизнь занимался.
   – Нам ведь не удастся от них уйти, как в прошлый раз?
   – Куда нам, когда полное брюхо воды. Рано или поздно они догонят нас. Но мы им так просто не дадимся, пусть хорошенько постараются, особенно каравеллы, у них такие пушки. Но если мы вначале разделаемся с галеотами, то у нас появятся шансы уцелеть.
   – Вы думаете, нам удастся одолеть пять кораблей? – с сомнением в голосе спросил Нейрн.
   – Если мы одолеем только четыре, нам конец, – ответил Черная Борода. – Но Эдвард Тич сегодня умирать не собирается.
   Воздух сотрясся от его команд.
   – Неужели нам удастся выиграть этот бой? – спросил Красные Мокасины Нейрна.
   – Все может случиться. У тебя руки как, действуют?
   Красные Мокасины попробовал пошевелить пальцами, пальцы двигались, но в кулак не сжимались.
   – Думаю, мушкет смогу удержать.
   – А колдовством своим ты нам помочь не можешь?
   – Подумаю, – пообещал Красные Мокасины.
   Он лихорадочно соображал, что бы такое придумать, а корабли тем временем приближались, и тут ему стал понятен план Черной Бороды. Галеоты походили на длинные и широкие каноэ с шестнадцатью веслами по каждому борту. На весле сидели сразу по несколько человек, и двигались галеоты очень быстро. Трехмачтовые каравеллы шли медленнее, но они были больших размеров. Не больше их корабля, но и не намного меньше.
   Черную Бороду особенно беспокоили именно каравеллы. Неужели ему удастся с ними совладать?
   Дитя Тени все еще было с Красными Мокасинами, и он мог его куда-нибудь послать. Но потопить пять кораблей со всеми их пушками – это не решетку разломать. Если бы буря продолжала бушевать, он бы призвал гром, но на небе не осталось ни единого облачка. Он мог бы отправить дитя Тени испортить такелаж противника, но ничто деревянное, как и все, что когда-то было живым, – дитя Тени не в состоянии уничтожить.
   Он мог бы заставить его взволновать море, да вряд ли это чем-нибудь поможет, силенок у него маловато, одна рябь и выйдет от его усилий.
   Черная Борода уже находился на носу и там отдавал приказы. Повинуясь им «Месть», скрипя своей деревянной утробой, развернулась навстречу врагу.
   Почти все матросы были, конечно же, из команды Черной Бороды, и сейчас они показали себя во всей красе. Взлетев на реи, они осыпали корсаров проклятиями, демонстрируя противнику, что их корабль не какое-нибудь жалкое торговое корыто. Как раз в это время к ним подошли три галеота. Красные Мокасины уже совершенно ясно их видел. Можно было отчетливо рассмотреть, как играли мышцы на спинах гребцов, как толпилась на палубе команда, вооруженная мушкетами и мечами. Красные Мокасины уперся стволом ружья в край борта, проверил заряд и попытался своими неуклюжими пальцами примериться к спусковому крючку. Он знал способы, как быстро заживлять раны, даже смертельные, но свои руки он так обжег, что не мог залечить их в короткий срок.
   – Пли! – услышал он команду Черной Бороды, но стрелять не стал, знал, что с такого расстояния он ни в кого не попадет.
   В следующую секунду он понял, что не ему предназначалась команда – почти в унисон прогрохотали все двадцать пушек «Мести королевы Анны». Вражеские корабли скрылись в густых клубах дыма, вскоре дым рассеялся, и, к их всеобщей радости, они увидели, что один галеот завертелся на месте, от попадания ядра по одному борту осталась только кровавая полоса. Пираты Черной Бороды вновь завопили от восторга, беспорядочно захлопали мушкеты.
   Неожиданно нападавшие изменили тактику. Один из галеотов продолжал двигаться им навстречу, а два других стали заходить один с носа, другой с кормы. Очень скоро им придется вести бой сразу в трех направлениях. Окружающие их галеоты ударили из пушек, и палуба «Мести» содрогнулась от глухого удара. Где-то рядом Таг размахивал абордажной саблей и орал: «И шести фунтов нет! Детям из таких пушек стрелять! Кишка тонка!»
   Но большинство команды не разделяло беззаботного веселья Тага. Да и паруса каравелл увеличились в размерах за время, пока стороны обменивались первыми ударами.
   Красные Мокасины пристально вглядывался в приближавшийся корабль. После секундного размышления он выбрал барабанщика, который задавал ритм гребцам. Если кто на корабле противника и обладал магической силой, так вот этот парень. Чтобы нажать на курок, ему потребовалось приложить к нему всю руку. Но когда приклад ударил его в плечо, он понял, что его усилия были не напрасны: барабанщик упал, и его смерть навсегда разрушила гармонию ритма и действия.
   Рядом свистели пули, выбивая фонтанчики щепок из тела корабля, но Красные Мокасины не обращал на это внимания. Он перезаряжал свое ружье, нелегким для него оказалось это занятие.
   – О дьявол! – произнес стоявший рядом с ним парень с соломенного цвета волосами по имени Роберт. В одну секунду у него осталось только одно ухо, и этот факт привел его в тихое изумление и замешательство.
   Несколько минут ничего не было слышно, кроме грохота пушек, палили все четыре корабля. В десяти шагах от Красных Мокасин снесло часть кромки борта, отлетевшей щепкой ему оцарапало щеку. Он дернулся, но продолжил заряжать ружье, ему никак не удавалось захватить и удержать в руке шомпол.
   Красные Мокасины ударило струей воздуха, очень сильной, и все поблекло перед глазами. Он пришел в себя оттого, что Таг тряс его за плечи.
   – …абордаж, – донесся откуда-то издалека обрывок фразы. – Не отходи от старого Тага, слышишь меня?
   Бой шел уже на палубе. Среди нападавших мелькали черные лица, как у Фернандо. Но у большинства кожа была просто смуглая, одеты они были в яркие рейтузы, на головах повязки, но не такие, как у него. Они лезли сквозь пробоину в верхней части борта и теснили команду Черной Бороды к центру корабля.
   И каравеллы подошли совсем близко.
   Красные Мокасины заметил невдалеке Нейрна, тот кромсал нападавших кортиком. Индеец, пошатываясь, двинулся в его сторону, пытаясь достать свой крафтпистоль. Если бы он сейчас выстрелил, то зараз уложил бы многих, может, это остановило бы остальных, но он боялся задеть Нейрна и еще несколько матросов из своей команды – они находились в поле прицела. Один из корсаров бросился на них, как дикая собака, но Таг ударом сабли свалил его на палубу. Сабля еще раза два взметнулась в воздух и отсекла корсару руку, но в следующее мгновение уже с десяток других перелезли через борт и спрыгнули на палубу. Красные Мокасины снова прицелился, но Нейрн по-прежнему мешал его выстрелу, в это мгновение ему самому пришлось увернуться от человека в тюрбане в красно-черную клетку. Красным Мокасинам не хотелось стрелять из крафтпистоля в одного человека, но, кажется, у него не оставалось выбора, поскольку нападавший выхватил из-за пояса свой пистолет.
   В следующее мгновение лицо этого нападавшего исказилось ужасом. Красные Мокасины не стал упускать счастливой возможности, когда противник застыл на месте, и ударил его тяжелым крафтпистолем по лицу, недоумевая, что могло привести того в такой неописуемый ужас.
   Мимо пронесся Черная Борода с пистолетами в обеих руках. И тут индеец догадался, в чем дело. Черные волосы и борода Тича были заплетены в косички и перевязаны черными ленточками. Его голова была окутана дымом, валившим от запальных фитилей, прикрепленных к полям его шляпы, и в этом облаке дыма горели глаза, в которых не было ничего человеческого. Доведись кому впервые увидеть Черную Бороду в таком виде, легко подумать, что это сама смерть восстала из ада.
   Он ворвался в толпу корсаров так, будто они все были безоружные. Выстрелил из своих пистолетов в первых попавшихся почти в упор, и две головы разлетелись, будто треснувшие дыни. Один из корсаров выстрелил в ответ, но, видно, у него от ужаса дрожала рука, его пуля сбила один из фитилей на шляпе Тича. Пират даже глазом не моргнул, он выхватил еще два пистолета, болтавшиеся в кобурах на ремнях, крест-накрест пересекавших его могучую грудь, и нажал курок, затем достал последнюю пару пистолетов и снова выстрелил, после этого пошла в ход его сабля. Не успел ближайший корсар поднять, защищаясь, руку, как она отлетела, ударив его по лицу. Вокруг Черной Бороды корсары валились, как скошенная трава, а он шел и рубил, не останавливаясь.
   Красные Мокасины двинулся за ним следом.
   Наконец у самого борта он оказался лицом к лицу с десятком корсаров. Выбрав из них самого главного, прицелился, держа крафтпистоль обеими руками, и нажал курок. Белое пламя ворвалось в толпу корсаров, из десятка уцелели только трое, остальных горящими головешками выбросило за борт.
   Трое оставшихся в живых прыгнули в воду сами.
   Черная Борода сеющим смерть взглядом окинул палубу своего корабля, его собственная команда, видно зная по опыту, что нужно делать в такие моменты, постаралась расползтись по щелям. Все корсары были сброшены в море. Мгновения стояла звенящая тишина, будто мир вдохнул, но еще не успел выдохнуть, и тут над носом их корабля со свистом пролетело пушечное ядро.
   Обе каравеллы стояли почти рядом, развернувшись к ним бортами, нацелив на них тридцать своих орудий.
   Издав рев разъяренного медведя, Черная Борода рванулся к борту. В ста шагах от него на борту каравеллы человек в ярко-желтом тюрбане потряс в воздухе саблей. У него, должно быть, был очень сильный голос, поскольку даже сквозь звон в ушах Красные Мокасины расслышал, что он кричал:
   – Сдавайтесь. Сдавайтесь. Следуйте за нами, и вы все останетесь в живых.
   Красным Мокасинам показалось, что от бешенства глаза Тича сейчас выпрыгнут из орбит.
   – Куда следовать? – закричал Нейрн.
   Черная Борода молнией метнулся к нему, выхватив последний пистолет, приставил к виску Нейрна.
   – Заткнись, – прошипел он.
   Нейрн скосил глаза на приставленное к виску дуло пистолета и даже не дрогнул.
   – Думай о спасении, – прошипел он в ответ, – а не о сдаче.
   – Заткнись, – повторил Черная Борода и развернулся к кричавшему.
   – У меня есть предложение получше, – заорал он. – Дай мне один из твоих кораблей, и я потоплю второй.
   Даже с такого расстояния Красные Мокасины заметил, как у капитана корсаров округлились глаза. По толпе пиратов прокатилась волна смеха.
   – Вы не поняли, – снова закричал капитан. – Это я могу делать предложения и раздавать приказы, не вы.
   Черная Борода кивнул и повернулся к Уорну, своему самому меткому канониру.
   – Ну-ка, отправь-ка их к чертовой матери на дно, – приказал он.

12
Ревность и Луна

   Герцог Френсис Стефен Лоррейнский поднял бокал с вином.
   – Я пью, – сказал он, – за мадемуазель де Морней де Моншеврой, нашу спасительницу и дорогую гостью.
   Адриана стояла, смиренно склонив голову, пока герцог, Эркюль и Креси осушали свои бокалы.
   – А я хочу выпить за выздоровление мадемуазель Креси, – сказала Адриана, поднимая свой бокал.
   – Верно, верно! – подхватил герцог. Он допил то, что оставалось на дне его бокала, и слуга тут же вновь его наполнил. Герцог сделал глоток и только потом заговорил: – Я сегодня объезжал свою армию, и они все выражают вам свой восторг. По правде говоря, я думаю, что многие из них начали сомневаться в счастливом исходе нашего предприятия, но вы, мадам, вернули их сердцам надежду. И да разве может солдат не воспылать надеждой, если с ним новая Жанна д'Арк!
   – Мсье, – воскликнула Креси, – не призывайте проклятия на голову моей подруги, называя ее этим именем! Я бы не хотела видеть ее мученицей, гибнущей на костре.
   – Ни в коем случае, – ответил герцог, – но святая Жанна оттого стала мученицей, что ее окружали глупцы, а я надеюсь, что присутствующие здесь не из их числа!
   – Глупцов везде достаточно, – заметила Креси.
   – Думаю, вы имеете в виду капеллана, – сказал Эркюль.
   – Он отказался присоединиться к нам, – тихо произнесла Адриана.
   – Вы должны понять, что он не столько глуп, сколько ревнив. Этот служитель Бога не так им обласкан и одарен, как наша милая Адриана.
   – Ревность сама по себе великая глупость, – заметила Креси с легкой иронией в голосе. – А в нашей ситуации ведет к опасным выводам. Он повсюду утверждает, что Адриана заключила союз с дьяволом.
   – Совершенно неуместное замечание, – сказал Френсис. – Каждому из нас понятно, что, будь она в союзе с дьяволом, она бы не стала спасать нас от московитов. Умоляю, не обращайте внимания на этого несчастного капеллана. Ему отведена скромная роль исповедника, и никто не станет слушать его глупых измышлений.
   – Я не придаю этому значения, – сказала Адриана, маленькими глоточками попивая вино и с любопытством наблюдая, как герцог старался сохранить самообладание, пока Креси гладила своей обнаженной ступней его ногу.
   Адриана была убеждена, что людям, если она делает им добро, совершенно безразлично, служит ли она Богу или дьяволу. Проезжая вдоль обоза, она замечала недоверчивые взгляды, которые люди бросали на нее, но всякий раз эти взгляды, стоило ей встретить их, превращались в подобострастные и льстивые. Нет, ее не назовут ведьмой до тех самых пор, пока мистические силы ее не покинут или пока они не доберутся до более безопасного места. Только в этом случае ее попутчики дадут волю своей ревности и зависти. Только там, в безопасности, они осмелятся напасть на нее, но никак не раньше.
   После вина подали бренди, Адриана лишь пригубила – еще в прошлый раз она поняла, что плохо переносит крепкие напитки. Креси же не отставала от мужчин, и вскоре они все трое изрядно опьянели.
   Закончив ужин, они вышли из палатки герцога. Креси шла, пошатываясь и держась за руку Адрианы, мужчины курили табак, запасы которого были почти на исходе.
   – Вероника, ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Адриана. – Тебе бренди не повредил?
   – Все очень хорошо, моя дорогая, – ответила Креси, она дышала ароматом абрикосов. – Как чудесно вновь ощущать себя пьяной, и слабость растекается по телу, но уже не от ран и болезни – сладостная слабость. Ну а ты как, колдунья? Что-то ты совсем мало пила.
   – Сегодня мне еще нужно кое-что обдумать.
   – Неисправимая Адриана, – заплетающимся языком произнесла Креси. – Все время она думает, думает… Хотела бы я знать, как я хотела бы знать…
   – Что, моя дорогая?
   – Что ты все эти дни думала обо мне?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты всегда была такой беспомощной, ну совсем как маленькая девочка. И тебе нужна была Вероника, чтобы размахивать мечом или чтобы объяснить, как выкрутиться из затруднительной ситуации, не доставая меч. И я хочу знать, нужна ли тебе еще Вероника?
   – Конечно, нужна. Ты же моя подруга.
   – Да, да, твоя подруга. Конечно! И все же я заметила, Адриана, что ты все меньше во мне нуждаешься. И еще меньше в моем мече…
   – Я просто берегу твое здоровье, Вероника. Что с тобой? Ты никогда раньше не говорила так!
   – Я никогда… – Вдруг Креси отстранилась от нее и с такой силой выдернула свою руку из-под ее руки, что причинила Адриане боль. И Адриана вспомнила, какой ужасающе сильной была на самом деле Креси. – Я никогда раньше не была такой слабой! – выкрикнула Креси.
   – Слабой? Ты не слабая.
   – Нет? А кто сейчас сильнее меня? Зачем я тебе нужна? У тебя теперь есть эти мужчины, которые готовы отдать свои жизни за тебя!
   Адриана сложила на груди руки:
   – Да, я больше не беспомощный ребенок, которого нужно все время оберегать. Ну и что в этом такого ужасного?
   – А может быть, мы стали подругами только потому, что у тебя не было выбора, тебя больше некому было защитить? А сейчас необходимость в этом отпала, и ты мною пренебрегаешь.
   – Вероника, ну скажи, пожалуйста, когда я тобой пренебрегала?
   Креси резко дернулась:
   – Теперь ты разговариваешь со мной как с ребенком.
   – Вероника, прекрати, прошу. Я не давала тебе поводов для таких обвинений.
   – Нет? Но ты избегаешь меня, ты мне предпочитаешь д'Аргенсона, или герцога, или маленького Нико. И что же я должна чувствовать?
   – Креси…
   В свете луны глаза Креси сверкали, как серебряные блестки.
   – Ты никогда, Адриана, не поймешь, от чего я отказалась ради тебя. И если ты не понимаешь, то я должна тебе напомнить.
   – Вероника, ты несправедлива ко мне. Более двух лет я была тебе другом, хотя ты все время мне лгала. Все, что ты мне говорила, было ложью.
   – Да, я лгала. Ну конечно, разве Креси знает, что такое правда! Или что такое любовь!
   – Перестань, Вероника. Ты слишком много выпила сегодня.
   Рыжеволосая красавица взяла себя в руки и выпрямилась.
   – Не так уж и много, – произнесла она. – Не так уж много. Прости, Адриана. Давай прогуляемся. Расскажи мне о звездах, которые сияют у нас над головой.
   Адриана заколебалась. Она видела, что герцог вернулся к себе в палатку, а Эркюль медленно удалялся по направлению к своей.
   – Тебе нужно отдохнуть, Вероника. Ты сегодня сильно возбуждена, и у меня не хватает терпения тебя успокаивать.
   – У тебя должно хватать на меня терпения, – прошептала Креси. – Я не привыкла к этому, Адриана. Я не привыкла быть слабой.
   Адриана посмотрела в немного затуманенные глаза своей подруги и поцеловала ее.
   – Ты не слабая, Вероника, просто немного пьяная. Успокойся и иди спать.
   Креси отстранилась, шквал эмоций отразился на ее лице. Но она спокойно и холодно произнесла:
   – В таком случае, спокойной ночи, – и уже со свойственным ей сарказмом добавила: – И ангелы прилетят, чтобы спеть мне колыбельную. Очень давно они мне не пели своих песен. – Она подмигнула, немного хитро и с вожделением. – Думаю, мне надо проверить, что за человек этот юный герцог и какие в нем таятся перспективы на будущее.
   – Креси, ты же сама меня предостерегала…
   – Учи любовным премудростям свою прабабушку, – ответила Креси, развернулась и, осторожно ступая, словно шла по туго натянутой проволоке, направилась к палатке герцога. Адриана смотрела ей вслед, раздумывая, следует ли ей остановить Креси. Но разве можно остановить Креси, если она уже что-то решила?
   Вместо того чтобы вразумлять Креси, Адриана подняла голову и посмотрела на звезды. Млечный Путь был едва виден, его скрывали не облака, он терялся в сиянии восходящей Луны. Сатурн немигающей звездочкой висел над горизонтом. Не успела она подумать, сможет ли Джинн дать ей сведения об этих небесных телах, как тихое покашливание привлекло ее внимание. Она обернулась, это был Эркюль д'Аргенсон.
   – Не помешаю, мадемуазель? – спросил он.
   – Нет, я просто любуюсь звездами.
   – Равно как и они вами.
   Она улыбнулась:
   – Вы сегодня намерены шутить?
   – А почему бы и нет?
   – А разве вы, как капеллан, не боитесь, что я на самом деле ведьма?
   – В отличие от капеллана, я в этом не сомневаюсь, а знаю наверняка. – Он приблизился к ней. – Я уже очень давно вами околдован.
   И она сделала шаг к нему навстречу, вдруг почувствовав необыкновенную смелость, и соблазнительно вздернула подбородок.
   – Ваши речи так сладки, мсье, – сказала она. – Ваши губы способны произносить такие чарующие слова, а способны они на что-нибудь иное, кроме как услаждать мой слух?
   У него расширились глаза:
   – Мадемуазель, я…
   – Нет, не нужно лишних слов, мне требуются доказательства.
   Он замолчал и внешней стороной ладони провел по ее щеке. Он провел пальцами по ее губам, чуть заметно и торжествующе улыбаясь.
   Его губы хранили вкус бренди и дорогого табака и были обжигающе горячими. Она вцепилась пальцами в его шейный платок и притянула к себе, плотно прижалась к его груди, руки его заскользили по впадинкам и ложбинкам ее спины. Его дыхание щекотало ее щеку, опускаясь ниже, к шее. Он замер и выдохнул, обжигая ее, так что у нее перехватило горло, она почувствовала жар в животе, в самой глубине своего лона.
   – В твоей палатке… – выдохнула она, – там никого нет?
   – Только пустота, миледи.
   – Тогда уведи меня туда, – прошептала она.
   – Ты хочешь этого?
   – Уведи меня.
   Лежа на его постели, она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он, такой на вид опытный и искусный, как никто другой из ее любовников, чуть не вывернул себе ногу, в спешке стаскивая с себя кюлоты. Наконец ей стало понятно, отчего приходила в восторг Креси, занимаясь любовью, – упоительно видеть, как сильный мужчина становится слабым в момент любви. С Людовиком Адриане казалось, что она выполняет поденную работу, противную и грязную. С Николасом они соприкоснулись через плоть сердцами и творили любовь. Она не любила Эркюля, но он ей давал то, чего она никогда не знала: истинное телесное наслаждение и удовольствие. Когда любовная игра закончилась, он тут же уснул. Она похлопала его по щеке, оделась и вернулась к прерванному занятию. Глупо улыбаясь, она смотрела на звезды и бродила вокруг лагеря, счастливая и одинокая.
 
   Наконец она утомилась и направилась к своей палатке. У входа, к своему большому удивлению, она обнаружила Николаса, будто он ее ждал.
   – Нико, ты сбежал от своей няни? – спросила она, гладя его по головке.
   Мальчик засмеялся забавным детским смехом, и ей показалось, что он что-то сказал. Это было обычное детское гугуканье, похожее на перезвон серебристых колокольчиков, но ей все равно чудилось, что в нем есть смысл. Она взяла ребенка на руки, и, словно порыв холодного ветра налетел, в душе зародились смутные подозрения. Застонав, она открыла глаза на всех своих пальцах и всматривалась в эфир, сама не зная, что она хочет там найти. Она вспомнила рассказ Креси о голосах, которые сопровождали ее в детстве и учили своей мудрости, похитив ее земную сущность. Неужели эта случилось и с Нико? Боже правый, неужели он слышит эти голоса? И как долго это будет продолжаться?
   Но в эфире все было тихо, как и должно было быть, – все так же пели странные хоры. И все же она позвала одного из джиннов.
   – Госпожа? – откликнулся джинн.
   – Оберегай его, – сказала она. – Оберегай моего сына, никаким силам не позволяй прикасаться к нему. Ты понял? Немедленно дай мне знать, если между ним и кем-нибудь из вас возникнет некоторая симпатия.
   – Да, госпожа, – пропела сущность.
   – Ну вот и хорошо, – сказала Адриана, – очень хорошо.