Страница:
– Но мы знаем обстановку только с ваших слов, – резонно заметил Бьенвиль.
– Все верно. Но что решает несколько часов?
– И какая нам с этого выгода? – спокойно спросил Черная Борода. – Миссионерская слава нам ни к чему.
– Я могу обещать очень, очень выгодные партнерские отношения в торговых делах. И еще у вас будет друг, который убедит Турцию посмотреть в сторону далекой Америки.
Нейрн скривил рот:
– Понятно. И прибыв на ваш совет, мы тем самым послужим вам живым аргументом. Так, что ли?
– Что вы имеете в виду? – наивно спросил Рива.
– Будете нас демонстрировать, как живое доказательство возможной торговли за пределами Средиземного моря и как живую приманку для янычар остаться в Венеции и сделаться купцами.
– Ну… – Рива потупил глаза.
– В опасную игру играете, – погрозил пальцем Нейрн. – Сколько там еще на вашем совете таких вот живых доказательств будет, чтобы служить аргументом друг для друга?
– Да все такие… – гортанно хохотнул Рива.
– Из чего следует, что все висит на волоске.
– Ни в коем случае, – сказал Рива. – «Маски» будут сражаться, это даже сомнению не подвергается. Они даже убеждены, что заполучили некоторое преимущество научного характера.
– Что это значит?
– Несколько дней назад в Венецию прибыл один человек – в летающей по небу лодке прибыл, вот как! Он тут на одном из близлежащих островов обосновался. Вначале мы подумали, что это московиты вперед авангард свой выслали, но тут всякие слухи стали распространяться, будто это некий могущественный маг, может быть, даже сам сэр Исаак Ньютон.
– Ньютон? – взвился Мэтер.
– Да. Тут всем хорошо известно, что Ньютон все это время находился в Праге, при дворе императора Священной Римской Империи. А Прага совсем недавно была захвачена русским царем. И ходят слухи, что Карл предложил ему здесь убежище.
– Какой странный поворот событий, – удивился Мэтер. – И ваши «маски» рассчитывают на помощь Ньютона?
– Мы все на это рассчитываем. Нам доподлинно известно, что только благодаря ему Прага смогла так долго противостоять врагам. Он магическими способами всех непрошеных гостей отгонял прочь. Если кто и может помочь Венеции устоять, так это Ньютон.
– И все же, – сказал Нейрн, – у вас нет полной уверенности, Ньютон это или кто другой и согласится он вам помогать или нет.
Рива пожал плечами:
– Маг, Ньютон он или не Ньютон, словом, он тоже приглашен на совет. И может быть, он придет.
– Ну, – сухо произнес Мэгер, – похоже, этот совет выйдет весьма интересным. И если это действительно будет Ньютон, а не какой-нибудь безбожник и колдун, то нам всем стоит на него посмотреть.
Черная Борода улыбнулся своей дьявольской улыбкой:
– Ну и заваруха там получится, я никак не хочу ее пропустить.
На удивление, и у Бьенвиля вдруг проснулся живейший интерес к совету:
– Я пойду, если нам будет позволено высказать свое мнение.
– О, на этом совете всем дозволено будет говорить, – заверил его Рива.
– Красные Мокасины, что ты скажешь? – спросил Мэтер.
Красные Мокасины покачал головой:
– Для меня это дело слишком сложное и непонятное, и потому у меня нет никакого определенного мнения.
– Как так – нет? – произнес Черная Борода. – В Англии твой инстинкт хорошо сработал.
– Может быть, и не так уж хорошо, если я убедил вас отправиться сюда.
– Старый Свет нужно видеть со всеми его потрохами. Давай высказывай свое мнение, чоктау.
– Нет вреда в том, чтобы послушать чужие речи, – ответил Красные Мокасины.
– Ну, вот и точка, – сказал Черная Борода. – Пойдем слушать чужие речи.
4
5
– Все верно. Но что решает несколько часов?
– И какая нам с этого выгода? – спокойно спросил Черная Борода. – Миссионерская слава нам ни к чему.
– Я могу обещать очень, очень выгодные партнерские отношения в торговых делах. И еще у вас будет друг, который убедит Турцию посмотреть в сторону далекой Америки.
Нейрн скривил рот:
– Понятно. И прибыв на ваш совет, мы тем самым послужим вам живым аргументом. Так, что ли?
– Что вы имеете в виду? – наивно спросил Рива.
– Будете нас демонстрировать, как живое доказательство возможной торговли за пределами Средиземного моря и как живую приманку для янычар остаться в Венеции и сделаться купцами.
– Ну… – Рива потупил глаза.
– В опасную игру играете, – погрозил пальцем Нейрн. – Сколько там еще на вашем совете таких вот живых доказательств будет, чтобы служить аргументом друг для друга?
– Да все такие… – гортанно хохотнул Рива.
– Из чего следует, что все висит на волоске.
– Ни в коем случае, – сказал Рива. – «Маски» будут сражаться, это даже сомнению не подвергается. Они даже убеждены, что заполучили некоторое преимущество научного характера.
– Что это значит?
– Несколько дней назад в Венецию прибыл один человек – в летающей по небу лодке прибыл, вот как! Он тут на одном из близлежащих островов обосновался. Вначале мы подумали, что это московиты вперед авангард свой выслали, но тут всякие слухи стали распространяться, будто это некий могущественный маг, может быть, даже сам сэр Исаак Ньютон.
– Ньютон? – взвился Мэтер.
– Да. Тут всем хорошо известно, что Ньютон все это время находился в Праге, при дворе императора Священной Римской Империи. А Прага совсем недавно была захвачена русским царем. И ходят слухи, что Карл предложил ему здесь убежище.
– Какой странный поворот событий, – удивился Мэтер. – И ваши «маски» рассчитывают на помощь Ньютона?
– Мы все на это рассчитываем. Нам доподлинно известно, что только благодаря ему Прага смогла так долго противостоять врагам. Он магическими способами всех непрошеных гостей отгонял прочь. Если кто и может помочь Венеции устоять, так это Ньютон.
– И все же, – сказал Нейрн, – у вас нет полной уверенности, Ньютон это или кто другой и согласится он вам помогать или нет.
Рива пожал плечами:
– Маг, Ньютон он или не Ньютон, словом, он тоже приглашен на совет. И может быть, он придет.
– Ну, – сухо произнес Мэгер, – похоже, этот совет выйдет весьма интересным. И если это действительно будет Ньютон, а не какой-нибудь безбожник и колдун, то нам всем стоит на него посмотреть.
Черная Борода улыбнулся своей дьявольской улыбкой:
– Ну и заваруха там получится, я никак не хочу ее пропустить.
На удивление, и у Бьенвиля вдруг проснулся живейший интерес к совету:
– Я пойду, если нам будет позволено высказать свое мнение.
– О, на этом совете всем дозволено будет говорить, – заверил его Рива.
– Красные Мокасины, что ты скажешь? – спросил Мэтер.
Красные Мокасины покачал головой:
– Для меня это дело слишком сложное и непонятное, и потому у меня нет никакого определенного мнения.
– Как так – нет? – произнес Черная Борода. – В Англии твой инстинкт хорошо сработал.
– Может быть, и не так уж хорошо, если я убедил вас отправиться сюда.
– Старый Свет нужно видеть со всеми его потрохами. Давай высказывай свое мнение, чоктау.
– Нет вреда в том, чтобы послушать чужие речи, – ответил Красные Мокасины.
– Ну, вот и точка, – сказал Черная Борода. – Пойдем слушать чужие речи.
4
Царь
Их маленький отряд разом погрузился словно в полуночный сон, хотя был всего час пополудни. Но полночь – время сновидений, и к тому же самых фантастических. Преодолев последний подъем, Адриана со своим отрядом пересекла границу этого таинственного царства сна.
Да и как было назвать то, куда они пожаловали? В воздухе висел внушающий ужас и трепет: военный корабль, ощетинившийся пушками, с вымпелами, с командой, шеренгой выстроившейся у борта. С трудом верилось, что это происходит наяву, но и отрицать то, что предстало их глазам, было невозможно.
Приблизившись, Адриана поняла, что невозможное делало возможным: корабль держали в воздухе многочисленные радужно переливающиеся нити, исходящие из некоего подобия кокона, образованного переплетением действующих во Вселенной сил, внутри кокона сидел джинн. Адриана старалась держаться как можно спокойнее и непринужденнее, чтобы ее страх не вызвал у сопровождавших ее людей паники. Солдаты в зеленых кафтанах ехали, окружив их со всех сторон, как предостережение на случай, если возникнет паника. И тогда она улыбнулась той самой улыбкой, которая некогда не сходила с ее лица, так восхищала Людовика XIV и которую так не любил Николас за то, что она была фальшивой. С этой улыбкой на лице она ехала до тех пор, пока корабль не закрыл солнце. В его тени Василиса пустилась рысью навстречу группе солдат, легко спешилась возле высокого, подавшегося всем телом вперед свирепого вида человека. Он что-то спросил у нее, очевидно, по-русски, завязался оживленный разговор. По безмятежному лицу Адрианы нельзя было догадаться, что она понимает его смысл. Человек в простом кафтане без каких-либо знаков отличия, с треуголкой под мышкой окинул их всех взглядом. Адриану поразили магическая, почти животная сила его черных глаз, дикость его смуглого лица, усы торчком и круглый рот. Как птица, готовящаяся взлететь, он сдвинул плечи, наклонил голову и зашагал вперед.
– Вы желаете диктовать условия русскому царю? – спросил он мягко на довольно хорошем французском.
– Господин… – начал Эркюль, но человек оборвал его свирепым взглядом и предостерегающе поднял руку:
– Я разговариваю с дамой, мсье. Миледи?
– Да, действительно желаю, – холодно ответила Адриана. – Мадемуазель Карева заверила меня, что я могу представить свои доводы.
– Можете. Мне доложили, что вы приняли условия, но пожелали, чтобы ваши люди остались при оружии и служили вам личной охраной.
– Да, монсеньор…
– Капитан Алексей, – подсказал русский.
– Благодарю вас, капитан. Именно в этом и заключается мое желание.
Русский кивнул, неожиданно его лицо спазматически дернулось и исказилось улыбкой, которая тут же исчезла. Он снова кивнул.
– Очень хорошо. – Он рукой сделал жест в сторону корабля. – Не хотите ли подняться на борт, чтобы детально обсудить этот вопрос?
– А царь удостоит нас своим вниманием? – спросил Эркюль и тут же нахмурился, так как легкий смешок прокатился по группе солдат.
Василиса тоже улыбнулась.
– Я думаю, он нас уже удостоил своим вниманием, – ответила ему Адриана.
Высокий человек резко повернул голову в ее сторону.
– К вашим услугам, – произнес он. – Я повторяю свое приглашение, не будете ли вы так любезны подняться со мной на борт корабля, там мы обсудим ваше пожелание. Я ценю преданных мне людей и уважаю в других это же качество.
– В таком случае вы, ваше величество, понимаете, почему я прошу гарантировать безопасность моим людям.
– Даю вам, мадемуазель, свое царское слово, что они будут в полной безопасности. Вы сможете общаться с ними, если пожелаете.
Жизнь научила Адриану не доверять словам монархов. Но она знала: уж коли случилось оказаться в пещере с тигром, то ничего не остается, как попытаться сделать все возможное, чтобы остаться в живых. И она вступила в диалог.
– Это очень любезно с вашей стороны, ваше величество. – Адриана присела в реверансе.
– Я бы хотел, чтобы на корабле, – сказал он, – вы называли меня капитаном.
– Благодарю вас за приглашение, капитан.
Она повернулась к кораблю и увидела их. Джинны старались держаться незаметно, не обнаруживать свой облик, но для нее они не могли остаться незамеченными. У царя их было по меньшей мере трое, один – неизвестного ей вида. Безмолвно она призвала своих джиннов и удвоила эфирную охрану.
После того как они завершили свое головокружительное восхождение и оказались в огромной плетеной корзине, царь совершенно преобразился – он стал похож на мальчишку, хвастающегося перед друзьями своими новыми игрушками. Он оживленно бегал из стороны в сторону, показывая и объясняя, что за хитроумная штука его корабль. Несмотря на терзавшее ее беспокойство, Адриана очень быстро поддалась возбужденной увлеченности царя.
– А это что такое? – спросила она, вступив в рулевую рубку и указывая на конструкцию, похожую на парковый павильон в миниатюре. Стол с картой несколькими рядами вкруговую обвивали медные диски, на которых были выбиты буквы, на первый взгляд Адриане показалось – греческие.
– Ах это! – воскликнул царь, и вновь загадочная улыбка озарила его лицо. – Догадайтесь!
Адриана принялась изучать странную конструкцию. Похоже было, что каждый диск отличался от другого, у каждого были часы и три вида шкалы различной градуировки. За исключением арабских цифр, во всем остальном конструкция походила на приборы, которыми широко пользовались во всем мире.
– Думаю, часы являются holorogium aetherium и служат для определения долготы.
– Браво, мадемуазель.
Креси многозначительно кашлянула, царь вздернул бровь:
– Мадемуазель?
– Капитан, боюсь, что я мало понимаю в научных штуках, – сказала она самым что ни на есть елейным голосом. – Не могли бы вы подробнее объяснить мне, что же это такое.
– Да, да, конечно! – воскликнул царь и как-то странно сдвинул плечи.
Адриана удивилась, как такой высокий человек умудряется совершать такие движения плечами, отчего кажется, будто он пытается спрятаться от мира вглубь себя, словно инстинктивное отвращение к этому миру заставляет его так трансформировать свое тело. Одновременно неистово свирепый и застенчивый. Странный человек этот царь, предпочитающий, чтобы его называли капитаном.
– В детали особенно вдаваться не буду, – продолжал царь, – но суть состоит в том, что без точных часов невозможно определить долготу. И вот ведь беда, все существующие на сей день часы не способны из-за качки на корабле показывать точное время. И вот вы видите перед собой часы, чей механизм работает далеко отсюда, у меня дома в Санкт-Петербурге. Теперь вы понимаете, в чем тут хитрость состоит?
– О! Да они работают, как эфирные самописцы, только пересылают не сообщения, а точное время.
– Совершенно верно.
Адриана показала рукой на другие шкалы:
– А эти показывают, очевидно, направление и скорость ветра, а также и силу притяжения?
– Да! – громко воскликнул царь. – Мне достаточно бросить один-единственный взгляд на этот прибор, и я знаю погоду в любой части света! Мадемуазель, должен заметить, что моя дражайшая Василиса вас очень высоко ценит. И вы ни в коей мере не будете разочарованы. Мне не терпится увидеть выражение вашего лица, когда мы прибудем в Санкт-Петербург, и я покажу специально для вас оборудованную лабораторию.
– Я тоже очень хочу увидеть эту лабораторию, капитан, но прежде мы должны договориться о дальнейшей судьбе сопровождающих меня людей.
– Уже все решено, – ответил царь. – Каждый из них присягнет на верность мне и вам. Такой же присяги на верность мне я жду и от вас троих. – Глаза его сделались жестокими. – Я не терплю изменников. И не знаю к ним пощады.
Адриана украдкой взглянула на Эркюля, он едва заметно кивнул.
– Вы очень великодушны, капитан, – сказала она. – И я уверена, что вы не пожалеете о проявленной вами доброте.
– А вы, шевалье? – обратился царь к Эркюлю. – Надеюсь, я не ошибаюсь относительно вашего положения и звания.
Эркюль улыбнулся с едва заметной робостью:
– Думаю, что нет, я капитан этого небольшого отряда. Но мадемуазель Карева доложила вам совершенно верно – сердцем солдаты преданы мадемуазель де Моншеврой.
– Вот как? А как же герцог Лоррейнский?
Эркюль пожал плечами:
– Я уверен, что солдаты сохранили к нему свое расположение – если он, конечно, жив, – но я знаю, что они неизмеримо больше преданы мадемуазель.
– Должен сообщить вам, что герцог жив, – сказал царь. – Мои войска преследовали лишь одну цель – не позволить ему соединиться с силами Праги. Сейчас ситуация немного изменилась. Хотя боюсь, что те, с кем вам пришлось разделить печальную судьбу, об этом не знают. Я постарался сохранить эту новость в тайне, чтобы она не попала в руки шпионам и они не разрушили мои планы.
– Мне это не совсем понятно, – сказал Эркюль.
– Взятие Праги началось два дня назад. И сегодня город уже наш. И теперь герцогу не к кому идти на помощь. Мне жаль, мне действительно жаль тех, кто погиб на этом пути.
– Да, теперь все понятно, – произнес Эркюль, стараясь не выказать никаких чувств. Адриана помнила огненный дождь, обрушившийся на них. – А где сейчас герцог?
– Герцог – наш гость, и он на одном из наших кораблей.
– Ах так, значит, он в полном здравии и находится рядом. И это ставит передо мной неразрешимую задачу, капитан, – сказал Эркюль.
– Полагаю, вы дали ему клятву верности?
– Да, капитан.
– Ну, в таком случае эта задача легко решается, и за ужином я вам все объясню. Это даже очень хорошо, что вы так верны прежде данным клятвам.
– Это точно, мне тяжело нарушать данные клятвы, – сказал Эркюль, и Адриана испытала глубокое облегчение.
– О, я надеюсь, – вмешалась в разговор Адриана, – у вас на корабле еще много всяких чудесных вещей, и вы не станете их утаивать и покажете нам.
– Конечно, покажу, – улыбнулся царь.
Еда за ужином была вкусной, но никаких диковинных блюд им не подавали. Разрезая мясо, царь пользовался ножом и вилкой, и в этом смысле он был более цивилизован, нежели Людовик XIV.
– Что это за вино? – спросила Креси.
– Чудесное, не правда ли? – воскликнул царь. – Это мое любимое вино… Токайское, отличное венгерское вино. Говорят, они используют для его приготовления изюм.
– Действительно, вино отменное, – согласилась Креси.
– Последние три года его почти не производят. Все это время стоит какая-то ужасная погода, она погубила виноградники, и нет, совершенно нет никакого урожая. Но, к счастью, запасы токайского пополнялись все последние сто лет, поэтому мы и имеем удовольствие им наслаждаться.
Царская каюта в еще большей степени упрочила мнение, которое начало складываться у Адрианы о русском царе. Убранство каюты было самое простое, в голландском стиле, и помещение действительно походило на каюту капитана, а не на царский кабинет. У Людовика XIV все непременно было бы в золоте и искусных завитушках, но Людовик, несмотря на всю великую силу, которой обладал, никогда не чувствовал себя вполне королем и все время старался убедить в этом прежде всего себя, а заодно и всех остальных. Казалось, что русский царь не нуждался во внешнем утверждении своего могущества. Он позволил себе лишь единственную экстравагантность – стеклянную дверь, она давала ему прекрасный обзор пространств земли, над которой он парил на своем корабле.
Эркюль кашлянул:
– Прошу прощения, капитан, если вы сочтете уместным, я бы хотел вернуться к разговору о герцоге.
– Разумеется, я же обещал вернуться к нему за ужином. А мы ведь ужинаем, не правда ли? – Он припал к своему бокалу, осушив добрую его половину, затем отставил бокал и оперся подбородком на сложенные замком руки. – Вы должны понять одну вещь, я не намерен превращать Богемию в колонию России. Я хочу сделать ее частью Российской империи, буфером между Россией и Турцией, и, возможно, со временем именно Богемия протянет руку помощи Вене, чтобы вновь вернуть ее в лоно христианского мира. Но я не собираюсь назначать своего правителя в Богемии. И я не могу признать претензий Карла Шестого на так называемую Священную Римскую Империю, равно как и на трон Богемии. Но все же кто-то должен править в Богемии, править на законном основании и не ограничиваться узкими интересами, а смотреть на мир широко.
«И чтобы был податлив и послушен», – подумала Адриана. Наконец-то она увидела в царе царя.
– И вы прочите на эту роль Френсиса Стефена? – вдруг спросил Эркюль.
– Не совсем. У Карла Шестого есть дочь, которая претендует на Богемию, но не на «империю», и эта претензия совершенно безопасна. Она еще совсем юна, и я думаю, что для нее лучше всего выйти замуж за человека опытного в государственных делах и который мог бы стать регентом до ее совершеннолетия.
– А-а-а… – протянул Эркюль и вдруг широко улыбнулся, и Адриана вспомнила, что именно это и было целью герцога.
– А герцог кажется человеком сговорчивым и ответственным, – добавил царь. – И если все пойдет хорошо, вы можете вновь поступить к нему на службу, если у вас на то будет желание.
Эркюль заколебался:
– Я подумаю об этом, капитан.
– Вот и хорошо. Конечно, я был бы рад, если бы вы состояли на службе у меня, как и мадемуазель. – Он развернулся и значительно посмотрел в сторону Адрианы.
На мгновение Адрианой овладел страх, так хорошо ей знакомый, страх сделать неверный выбор, после которого ничего нельзя будет исправить. Она уже приняла решение в тот самый момент, когда увидела воздушный корабль, а возможно, и раньше когда Карева упомянула о полноправном членстве в академии. Но сейчас нет смысла показывать, с какой страстью она принимает предложение русского царя.
– Что касается меня, то я никогда не давала клятв верности герцогу Лоррейнскому, равно как и никому другому, будь то государство или правительство. Всегда моим единственным желанием было посвятить себя всецело науке. – Адриана опустила глаза. – Если вы позволите, то я дам вам свой ответ завтра утром.
– Боюсь, что я не могу вам этого позволить, – ответил царь. – Очень скоро мы должны сняться с якоря, если можно так выразиться, где-то через час. Вот этот час я вам и даю, вы наедине можете все обсудить.
– Ваша общество, капитан, доставляет нам высочайшее наслаждение, но я не могу не поблагодарить вас за ваше великодушное желание оставить нас и даровать нам свободу для принятия решения.
– Это все пустяки, – ответил царь. – У меня дела, нужно проверить готовность к отправке. Увидимся через час.
Он встал, коротко кивнул и вышел.
– Ну что? – спросил Эркюль, когда царь покинул каюту.
– Подожди, – остановила его Адриана, обошла каюту, сопровождаемая своим джинном, и проверила, нет ли здесь лишних ушей, человеческих ли, джиннов ли, которые могли бы их подслушать. – Ну вот, теперь можно говорить.
– Что-то уж слишком щедрое предложение, – начала разговор Креси.
– Щедрое, но вполне искреннее.
На лице Эркюля появилось скептическое выражение:
– Этот человек прибыл в Голландию и под предлогом оказания помощи в восстановлении дамб утвердил в стране свое господство. Много обещать – это не значит столько же давать.
– А он действительно помог Голландии восстановить дамбы? – спросила Адриана.
– Говорят, да.
– Ну что ж, хотя бы наполовину мы можем доверять ему. В любом случае разве у нас есть какой-нибудь выбор? Откажись я от его предложения, он заставит меня служить ему принудительно. Есть возможность хотя бы сохранить иллюзию, что мы по доброй воле принимаем его предложение.
– Иллюзии опасны, – заметила Креси.
– Это очень хорошо известно нам обеим, – парировала Адриана. – Эркюль, это же твои слова, что Священный Рим пал и варвар ведет войну за право стать новым Карлом Великим? Но этот царь совершенно не похож на варвара и не придает значения условностям старого мира, он ясно видит, кто представляет собой истинную силу и власть, и вместе тем высоко ценит науку. Разве не ты мне говорил, что мы можем высоко взлететь, служа такому человеку?
Эркюль язвительно усмехнулся:
– Я знаю, что все эти слова принадлежат мне, но весьма удивлен тем, что ты их повторяешь.
Адриана улыбнулась еще обворожительнее:
– Это говорит о том, какое сильное влияние ты на меня, дорогой Эркюль, оказываешь. – Она перевела взгляд на Креси. – А ты что скажешь?
Креси пожала плечами:
– Мне все равно. Куда ты, туда и я. Жизнь, которую нам предлагает царь, все же лучше, чем скитаться с разбойниками или работать няньками в Праге.
Эркюль кивнул.
– Ну что, все согласны? – спросила Адриана.
– Спасибо за то, что пожелала узнать наше мнение, – с горечью произнес Эркюль.
– Эркюль…
– Ах, прости. Конечно же, я согласен. Как же я могу не согласиться, когда ты так хорошо усвоила мои «мудрые мысли»? Но я повторяю, мы не должны слепо всему верить. Наше будущее может оказаться не таким уж и сладким, как рисуется сейчас.
Адриана взяла его ладонь, и он пожал ее руку.
– Я уверена, – сказала Креси, – что наш «капитан» ничего не делает наполовину, и он человек неординарный. Смотрите, бутылка вина осталась недопитой, и я думаю, если мы к его возвращению опустошим ее, то тем самым еще больше заслужим его расположение. – Она взяла бутылку и наполнила бокалы. – За нас троих, – сказала она, – за наше счастливое будущее в Санкт– Петербурге.
Они осушили бокалы.
Царь вернулся, как и обещал, через час, и они скрепили свое соглашение. Гвардия Адрианы поднялась на борт. Хоть поджилки у солдат и тряслись, но оставленное им оружие их воодушевляло. Адриана и Эркюль обрисовали кратко, что их всех ждет впереди, и предложили несогласным спуститься на землю, но таких не оказалось.
Когда все вопросы были улажены, корабль поднялся в воздух. Он двигался вперед и вверх одновременно. Адриана стояла с Нико на руках у борта, но, похоже, малыша совсем не впечатлял пейзаж внизу. Там простирались равнины, покрытые лишайником и густым мхом.
Эркюль же, напротив, выражал живой восторг.
– О боже! Об этом и мечтать нельзя было!
– Чудесно, не правда ли? – сказал подошедший царь. – В этом и состоит истинное чудо нового времени, мсье. Сейчас все наши мечты могут стать реальностью. – Он перегнулся через борт, чересчур низко, как показалось Адриане.
– Я всегда очень любил корабли. Я был еще совсем ребенком, а уже владел своей собственной маленькой лодочкой с настоящими парусами. Но я не мог отправиться на ней в дальнее плавание, разве что по реке или по озеру. Но я мечтал, чтобы Россия вышла к морю, чтобы у нее были свои порты, я хотел плавать по морям. Я отправился в Голландию и там своими собственными руками учился строить корабли. Я и этот корабль помогал строить. – Он засмеялся. – Можно сказать, что судьба сыграла со мной забавную шутку, я столько войн провел и столько побед одержал, чтобы получить выход к морю, а теперь он мне совсем не нужен!
– Капитан, – заговорила Креси, – можно вас спросить: куда мы держим путь? В Прагу, город вашей новой победы? Или в Санкт-Петербург?
– Увы, и ни в Прагу, и ни в Петербург, – ответил царь. – Вначале мне нужно решить одно небольшое дельце в Венеции. Это не займет много времени.
– Мы будем принимать участие в сражении? – спросила Адриана, еще крепче прижимая Нико к груди.
– Не надо бояться за своего сына, мадемуазель, – успокоил ее царь. – Я не думаю, что там нас ждет сражение, ну разве что самое маленькое.
Но она так много уже слышала подобных речей, что разучилась им верить. Она продолжала смотреть вниз, там все уже было крошечным, и она пыталась представить, что будет с человеком, если он упадет с такой высоты.
Да и как было назвать то, куда они пожаловали? В воздухе висел внушающий ужас и трепет: военный корабль, ощетинившийся пушками, с вымпелами, с командой, шеренгой выстроившейся у борта. С трудом верилось, что это происходит наяву, но и отрицать то, что предстало их глазам, было невозможно.
Приблизившись, Адриана поняла, что невозможное делало возможным: корабль держали в воздухе многочисленные радужно переливающиеся нити, исходящие из некоего подобия кокона, образованного переплетением действующих во Вселенной сил, внутри кокона сидел джинн. Адриана старалась держаться как можно спокойнее и непринужденнее, чтобы ее страх не вызвал у сопровождавших ее людей паники. Солдаты в зеленых кафтанах ехали, окружив их со всех сторон, как предостережение на случай, если возникнет паника. И тогда она улыбнулась той самой улыбкой, которая некогда не сходила с ее лица, так восхищала Людовика XIV и которую так не любил Николас за то, что она была фальшивой. С этой улыбкой на лице она ехала до тех пор, пока корабль не закрыл солнце. В его тени Василиса пустилась рысью навстречу группе солдат, легко спешилась возле высокого, подавшегося всем телом вперед свирепого вида человека. Он что-то спросил у нее, очевидно, по-русски, завязался оживленный разговор. По безмятежному лицу Адрианы нельзя было догадаться, что она понимает его смысл. Человек в простом кафтане без каких-либо знаков отличия, с треуголкой под мышкой окинул их всех взглядом. Адриану поразили магическая, почти животная сила его черных глаз, дикость его смуглого лица, усы торчком и круглый рот. Как птица, готовящаяся взлететь, он сдвинул плечи, наклонил голову и зашагал вперед.
– Вы желаете диктовать условия русскому царю? – спросил он мягко на довольно хорошем французском.
– Господин… – начал Эркюль, но человек оборвал его свирепым взглядом и предостерегающе поднял руку:
– Я разговариваю с дамой, мсье. Миледи?
– Да, действительно желаю, – холодно ответила Адриана. – Мадемуазель Карева заверила меня, что я могу представить свои доводы.
– Можете. Мне доложили, что вы приняли условия, но пожелали, чтобы ваши люди остались при оружии и служили вам личной охраной.
– Да, монсеньор…
– Капитан Алексей, – подсказал русский.
– Благодарю вас, капитан. Именно в этом и заключается мое желание.
Русский кивнул, неожиданно его лицо спазматически дернулось и исказилось улыбкой, которая тут же исчезла. Он снова кивнул.
– Очень хорошо. – Он рукой сделал жест в сторону корабля. – Не хотите ли подняться на борт, чтобы детально обсудить этот вопрос?
– А царь удостоит нас своим вниманием? – спросил Эркюль и тут же нахмурился, так как легкий смешок прокатился по группе солдат.
Василиса тоже улыбнулась.
– Я думаю, он нас уже удостоил своим вниманием, – ответила ему Адриана.
Высокий человек резко повернул голову в ее сторону.
– К вашим услугам, – произнес он. – Я повторяю свое приглашение, не будете ли вы так любезны подняться со мной на борт корабля, там мы обсудим ваше пожелание. Я ценю преданных мне людей и уважаю в других это же качество.
– В таком случае вы, ваше величество, понимаете, почему я прошу гарантировать безопасность моим людям.
– Даю вам, мадемуазель, свое царское слово, что они будут в полной безопасности. Вы сможете общаться с ними, если пожелаете.
Жизнь научила Адриану не доверять словам монархов. Но она знала: уж коли случилось оказаться в пещере с тигром, то ничего не остается, как попытаться сделать все возможное, чтобы остаться в живых. И она вступила в диалог.
– Это очень любезно с вашей стороны, ваше величество. – Адриана присела в реверансе.
– Я бы хотел, чтобы на корабле, – сказал он, – вы называли меня капитаном.
– Благодарю вас за приглашение, капитан.
Она повернулась к кораблю и увидела их. Джинны старались держаться незаметно, не обнаруживать свой облик, но для нее они не могли остаться незамеченными. У царя их было по меньшей мере трое, один – неизвестного ей вида. Безмолвно она призвала своих джиннов и удвоила эфирную охрану.
После того как они завершили свое головокружительное восхождение и оказались в огромной плетеной корзине, царь совершенно преобразился – он стал похож на мальчишку, хвастающегося перед друзьями своими новыми игрушками. Он оживленно бегал из стороны в сторону, показывая и объясняя, что за хитроумная штука его корабль. Несмотря на терзавшее ее беспокойство, Адриана очень быстро поддалась возбужденной увлеченности царя.
– А это что такое? – спросила она, вступив в рулевую рубку и указывая на конструкцию, похожую на парковый павильон в миниатюре. Стол с картой несколькими рядами вкруговую обвивали медные диски, на которых были выбиты буквы, на первый взгляд Адриане показалось – греческие.
– Ах это! – воскликнул царь, и вновь загадочная улыбка озарила его лицо. – Догадайтесь!
Адриана принялась изучать странную конструкцию. Похоже было, что каждый диск отличался от другого, у каждого были часы и три вида шкалы различной градуировки. За исключением арабских цифр, во всем остальном конструкция походила на приборы, которыми широко пользовались во всем мире.
– Думаю, часы являются holorogium aetherium и служат для определения долготы.
– Браво, мадемуазель.
Креси многозначительно кашлянула, царь вздернул бровь:
– Мадемуазель?
– Капитан, боюсь, что я мало понимаю в научных штуках, – сказала она самым что ни на есть елейным голосом. – Не могли бы вы подробнее объяснить мне, что же это такое.
– Да, да, конечно! – воскликнул царь и как-то странно сдвинул плечи.
Адриана удивилась, как такой высокий человек умудряется совершать такие движения плечами, отчего кажется, будто он пытается спрятаться от мира вглубь себя, словно инстинктивное отвращение к этому миру заставляет его так трансформировать свое тело. Одновременно неистово свирепый и застенчивый. Странный человек этот царь, предпочитающий, чтобы его называли капитаном.
– В детали особенно вдаваться не буду, – продолжал царь, – но суть состоит в том, что без точных часов невозможно определить долготу. И вот ведь беда, все существующие на сей день часы не способны из-за качки на корабле показывать точное время. И вот вы видите перед собой часы, чей механизм работает далеко отсюда, у меня дома в Санкт-Петербурге. Теперь вы понимаете, в чем тут хитрость состоит?
– О! Да они работают, как эфирные самописцы, только пересылают не сообщения, а точное время.
– Совершенно верно.
Адриана показала рукой на другие шкалы:
– А эти показывают, очевидно, направление и скорость ветра, а также и силу притяжения?
– Да! – громко воскликнул царь. – Мне достаточно бросить один-единственный взгляд на этот прибор, и я знаю погоду в любой части света! Мадемуазель, должен заметить, что моя дражайшая Василиса вас очень высоко ценит. И вы ни в коей мере не будете разочарованы. Мне не терпится увидеть выражение вашего лица, когда мы прибудем в Санкт-Петербург, и я покажу специально для вас оборудованную лабораторию.
– Я тоже очень хочу увидеть эту лабораторию, капитан, но прежде мы должны договориться о дальнейшей судьбе сопровождающих меня людей.
– Уже все решено, – ответил царь. – Каждый из них присягнет на верность мне и вам. Такой же присяги на верность мне я жду и от вас троих. – Глаза его сделались жестокими. – Я не терплю изменников. И не знаю к ним пощады.
Адриана украдкой взглянула на Эркюля, он едва заметно кивнул.
– Вы очень великодушны, капитан, – сказала она. – И я уверена, что вы не пожалеете о проявленной вами доброте.
– А вы, шевалье? – обратился царь к Эркюлю. – Надеюсь, я не ошибаюсь относительно вашего положения и звания.
Эркюль улыбнулся с едва заметной робостью:
– Думаю, что нет, я капитан этого небольшого отряда. Но мадемуазель Карева доложила вам совершенно верно – сердцем солдаты преданы мадемуазель де Моншеврой.
– Вот как? А как же герцог Лоррейнский?
Эркюль пожал плечами:
– Я уверен, что солдаты сохранили к нему свое расположение – если он, конечно, жив, – но я знаю, что они неизмеримо больше преданы мадемуазель.
– Должен сообщить вам, что герцог жив, – сказал царь. – Мои войска преследовали лишь одну цель – не позволить ему соединиться с силами Праги. Сейчас ситуация немного изменилась. Хотя боюсь, что те, с кем вам пришлось разделить печальную судьбу, об этом не знают. Я постарался сохранить эту новость в тайне, чтобы она не попала в руки шпионам и они не разрушили мои планы.
– Мне это не совсем понятно, – сказал Эркюль.
– Взятие Праги началось два дня назад. И сегодня город уже наш. И теперь герцогу не к кому идти на помощь. Мне жаль, мне действительно жаль тех, кто погиб на этом пути.
– Да, теперь все понятно, – произнес Эркюль, стараясь не выказать никаких чувств. Адриана помнила огненный дождь, обрушившийся на них. – А где сейчас герцог?
– Герцог – наш гость, и он на одном из наших кораблей.
– Ах так, значит, он в полном здравии и находится рядом. И это ставит передо мной неразрешимую задачу, капитан, – сказал Эркюль.
– Полагаю, вы дали ему клятву верности?
– Да, капитан.
– Ну, в таком случае эта задача легко решается, и за ужином я вам все объясню. Это даже очень хорошо, что вы так верны прежде данным клятвам.
– Это точно, мне тяжело нарушать данные клятвы, – сказал Эркюль, и Адриана испытала глубокое облегчение.
– О, я надеюсь, – вмешалась в разговор Адриана, – у вас на корабле еще много всяких чудесных вещей, и вы не станете их утаивать и покажете нам.
– Конечно, покажу, – улыбнулся царь.
Еда за ужином была вкусной, но никаких диковинных блюд им не подавали. Разрезая мясо, царь пользовался ножом и вилкой, и в этом смысле он был более цивилизован, нежели Людовик XIV.
– Что это за вино? – спросила Креси.
– Чудесное, не правда ли? – воскликнул царь. – Это мое любимое вино… Токайское, отличное венгерское вино. Говорят, они используют для его приготовления изюм.
– Действительно, вино отменное, – согласилась Креси.
– Последние три года его почти не производят. Все это время стоит какая-то ужасная погода, она погубила виноградники, и нет, совершенно нет никакого урожая. Но, к счастью, запасы токайского пополнялись все последние сто лет, поэтому мы и имеем удовольствие им наслаждаться.
Царская каюта в еще большей степени упрочила мнение, которое начало складываться у Адрианы о русском царе. Убранство каюты было самое простое, в голландском стиле, и помещение действительно походило на каюту капитана, а не на царский кабинет. У Людовика XIV все непременно было бы в золоте и искусных завитушках, но Людовик, несмотря на всю великую силу, которой обладал, никогда не чувствовал себя вполне королем и все время старался убедить в этом прежде всего себя, а заодно и всех остальных. Казалось, что русский царь не нуждался во внешнем утверждении своего могущества. Он позволил себе лишь единственную экстравагантность – стеклянную дверь, она давала ему прекрасный обзор пространств земли, над которой он парил на своем корабле.
Эркюль кашлянул:
– Прошу прощения, капитан, если вы сочтете уместным, я бы хотел вернуться к разговору о герцоге.
– Разумеется, я же обещал вернуться к нему за ужином. А мы ведь ужинаем, не правда ли? – Он припал к своему бокалу, осушив добрую его половину, затем отставил бокал и оперся подбородком на сложенные замком руки. – Вы должны понять одну вещь, я не намерен превращать Богемию в колонию России. Я хочу сделать ее частью Российской империи, буфером между Россией и Турцией, и, возможно, со временем именно Богемия протянет руку помощи Вене, чтобы вновь вернуть ее в лоно христианского мира. Но я не собираюсь назначать своего правителя в Богемии. И я не могу признать претензий Карла Шестого на так называемую Священную Римскую Империю, равно как и на трон Богемии. Но все же кто-то должен править в Богемии, править на законном основании и не ограничиваться узкими интересами, а смотреть на мир широко.
«И чтобы был податлив и послушен», – подумала Адриана. Наконец-то она увидела в царе царя.
– И вы прочите на эту роль Френсиса Стефена? – вдруг спросил Эркюль.
– Не совсем. У Карла Шестого есть дочь, которая претендует на Богемию, но не на «империю», и эта претензия совершенно безопасна. Она еще совсем юна, и я думаю, что для нее лучше всего выйти замуж за человека опытного в государственных делах и который мог бы стать регентом до ее совершеннолетия.
– А-а-а… – протянул Эркюль и вдруг широко улыбнулся, и Адриана вспомнила, что именно это и было целью герцога.
– А герцог кажется человеком сговорчивым и ответственным, – добавил царь. – И если все пойдет хорошо, вы можете вновь поступить к нему на службу, если у вас на то будет желание.
Эркюль заколебался:
– Я подумаю об этом, капитан.
– Вот и хорошо. Конечно, я был бы рад, если бы вы состояли на службе у меня, как и мадемуазель. – Он развернулся и значительно посмотрел в сторону Адрианы.
На мгновение Адрианой овладел страх, так хорошо ей знакомый, страх сделать неверный выбор, после которого ничего нельзя будет исправить. Она уже приняла решение в тот самый момент, когда увидела воздушный корабль, а возможно, и раньше когда Карева упомянула о полноправном членстве в академии. Но сейчас нет смысла показывать, с какой страстью она принимает предложение русского царя.
– Что касается меня, то я никогда не давала клятв верности герцогу Лоррейнскому, равно как и никому другому, будь то государство или правительство. Всегда моим единственным желанием было посвятить себя всецело науке. – Адриана опустила глаза. – Если вы позволите, то я дам вам свой ответ завтра утром.
– Боюсь, что я не могу вам этого позволить, – ответил царь. – Очень скоро мы должны сняться с якоря, если можно так выразиться, где-то через час. Вот этот час я вам и даю, вы наедине можете все обсудить.
– Ваша общество, капитан, доставляет нам высочайшее наслаждение, но я не могу не поблагодарить вас за ваше великодушное желание оставить нас и даровать нам свободу для принятия решения.
– Это все пустяки, – ответил царь. – У меня дела, нужно проверить готовность к отправке. Увидимся через час.
Он встал, коротко кивнул и вышел.
– Ну что? – спросил Эркюль, когда царь покинул каюту.
– Подожди, – остановила его Адриана, обошла каюту, сопровождаемая своим джинном, и проверила, нет ли здесь лишних ушей, человеческих ли, джиннов ли, которые могли бы их подслушать. – Ну вот, теперь можно говорить.
– Что-то уж слишком щедрое предложение, – начала разговор Креси.
– Щедрое, но вполне искреннее.
На лице Эркюля появилось скептическое выражение:
– Этот человек прибыл в Голландию и под предлогом оказания помощи в восстановлении дамб утвердил в стране свое господство. Много обещать – это не значит столько же давать.
– А он действительно помог Голландии восстановить дамбы? – спросила Адриана.
– Говорят, да.
– Ну что ж, хотя бы наполовину мы можем доверять ему. В любом случае разве у нас есть какой-нибудь выбор? Откажись я от его предложения, он заставит меня служить ему принудительно. Есть возможность хотя бы сохранить иллюзию, что мы по доброй воле принимаем его предложение.
– Иллюзии опасны, – заметила Креси.
– Это очень хорошо известно нам обеим, – парировала Адриана. – Эркюль, это же твои слова, что Священный Рим пал и варвар ведет войну за право стать новым Карлом Великим? Но этот царь совершенно не похож на варвара и не придает значения условностям старого мира, он ясно видит, кто представляет собой истинную силу и власть, и вместе тем высоко ценит науку. Разве не ты мне говорил, что мы можем высоко взлететь, служа такому человеку?
Эркюль язвительно усмехнулся:
– Я знаю, что все эти слова принадлежат мне, но весьма удивлен тем, что ты их повторяешь.
Адриана улыбнулась еще обворожительнее:
– Это говорит о том, какое сильное влияние ты на меня, дорогой Эркюль, оказываешь. – Она перевела взгляд на Креси. – А ты что скажешь?
Креси пожала плечами:
– Мне все равно. Куда ты, туда и я. Жизнь, которую нам предлагает царь, все же лучше, чем скитаться с разбойниками или работать няньками в Праге.
Эркюль кивнул.
– Ну что, все согласны? – спросила Адриана.
– Спасибо за то, что пожелала узнать наше мнение, – с горечью произнес Эркюль.
– Эркюль…
– Ах, прости. Конечно же, я согласен. Как же я могу не согласиться, когда ты так хорошо усвоила мои «мудрые мысли»? Но я повторяю, мы не должны слепо всему верить. Наше будущее может оказаться не таким уж и сладким, как рисуется сейчас.
Адриана взяла его ладонь, и он пожал ее руку.
– Я уверена, – сказала Креси, – что наш «капитан» ничего не делает наполовину, и он человек неординарный. Смотрите, бутылка вина осталась недопитой, и я думаю, если мы к его возвращению опустошим ее, то тем самым еще больше заслужим его расположение. – Она взяла бутылку и наполнила бокалы. – За нас троих, – сказала она, – за наше счастливое будущее в Санкт– Петербурге.
Они осушили бокалы.
Царь вернулся, как и обещал, через час, и они скрепили свое соглашение. Гвардия Адрианы поднялась на борт. Хоть поджилки у солдат и тряслись, но оставленное им оружие их воодушевляло. Адриана и Эркюль обрисовали кратко, что их всех ждет впереди, и предложили несогласным спуститься на землю, но таких не оказалось.
Когда все вопросы были улажены, корабль поднялся в воздух. Он двигался вперед и вверх одновременно. Адриана стояла с Нико на руках у борта, но, похоже, малыша совсем не впечатлял пейзаж внизу. Там простирались равнины, покрытые лишайником и густым мхом.
Эркюль же, напротив, выражал живой восторг.
– О боже! Об этом и мечтать нельзя было!
– Чудесно, не правда ли? – сказал подошедший царь. – В этом и состоит истинное чудо нового времени, мсье. Сейчас все наши мечты могут стать реальностью. – Он перегнулся через борт, чересчур низко, как показалось Адриане.
– Я всегда очень любил корабли. Я был еще совсем ребенком, а уже владел своей собственной маленькой лодочкой с настоящими парусами. Но я не мог отправиться на ней в дальнее плавание, разве что по реке или по озеру. Но я мечтал, чтобы Россия вышла к морю, чтобы у нее были свои порты, я хотел плавать по морям. Я отправился в Голландию и там своими собственными руками учился строить корабли. Я и этот корабль помогал строить. – Он засмеялся. – Можно сказать, что судьба сыграла со мной забавную шутку, я столько войн провел и столько побед одержал, чтобы получить выход к морю, а теперь он мне совсем не нужен!
– Капитан, – заговорила Креси, – можно вас спросить: куда мы держим путь? В Прагу, город вашей новой победы? Или в Санкт-Петербург?
– Увы, и ни в Прагу, и ни в Петербург, – ответил царь. – Вначале мне нужно решить одно небольшое дельце в Венеции. Это не займет много времени.
– Мы будем принимать участие в сражении? – спросила Адриана, еще крепче прижимая Нико к груди.
– Не надо бояться за своего сына, мадемуазель, – успокоил ее царь. – Я не думаю, что там нас ждет сражение, ну разве что самое маленькое.
Но она так много уже слышала подобных речей, что разучилась им верить. Она продолжала смотреть вниз, там все уже было крошечным, и она пыталась представить, что будет с человеком, если он упадет с такой высоты.
5
Венеция
Бену казалось, что из него вытекла вся кровь. Мокрые от крови кюлоты и чулки прилипли к седлу, кровь хлюпала в башмаках, он лязгал зубами от бившего его озноба. За те пять дней и ночей, что он провел в седле, боль из груди расползлась по всему телу, от головы до кончиков пальцев ног. Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и он умрет, но ему было уже все равно.
И все же, когда он увидел море – перед глазами возникло поле кораллов, над которым, как розовый туман, поднимались многочисленные коралловые башенки и шпили, – оно ошеломило Бена. И в его голове родилась мысль, что жизнь лучше смерти хотя бы потому, что радует глаз такой красотой, и он затрясся всем телом, и это был его смех. Но измученное тело не поняло этого и отреагировало на сотрясение слезами.
Восхищение настолько захватило Бена, что он не сразу понял, что лошадь его остановилась, и не потому, что хотела позволить ему вволю налюбоваться открывшимся великолепием, а потому, что где-то впереди дорогу им перекрыли. В полубредовом состоянии Бен едва мог различить скопление каких-то людей, вроде бы солдат: их было много, каких-то разноцветных, причудливых, даже смешных. У большинства из них на головах были какие-то странные красные шапки, шитые золотом, по форме напоминавшие ночные колпаки, широкие белые рубахи и еще более широкие шаровары, заправленные в желтого цвета сапоги. Все они были пешие. Он вспомнил, что в Богемии при дворе клоуны выглядели точно так же.
Но преградившие им путь люди не были клоунами. Их было, наверное, человек пятьдесят – пятьдесят разных лиц, по цвету от молочно-белых, покрытых веснушками, до иссиня-черных, по форме от круглых до вытянутых, как дыня, с носами от горбатых до совершенно расплющенных. Но вела себя вся эта разношерстная толпа совершенно одинаково, и лица у всех выражали свирепую решимость. Этот вид говорил Бену о многом, он хорошо знал, чего можно ожидать от этих разодетых во все цвета радуги и вооруженных до зубов людей.
И все же, когда он увидел море – перед глазами возникло поле кораллов, над которым, как розовый туман, поднимались многочисленные коралловые башенки и шпили, – оно ошеломило Бена. И в его голове родилась мысль, что жизнь лучше смерти хотя бы потому, что радует глаз такой красотой, и он затрясся всем телом, и это был его смех. Но измученное тело не поняло этого и отреагировало на сотрясение слезами.
Восхищение настолько захватило Бена, что он не сразу понял, что лошадь его остановилась, и не потому, что хотела позволить ему вволю налюбоваться открывшимся великолепием, а потому, что где-то впереди дорогу им перекрыли. В полубредовом состоянии Бен едва мог различить скопление каких-то людей, вроде бы солдат: их было много, каких-то разноцветных, причудливых, даже смешных. У большинства из них на головах были какие-то странные красные шапки, шитые золотом, по форме напоминавшие ночные колпаки, широкие белые рубахи и еще более широкие шаровары, заправленные в желтого цвета сапоги. Все они были пешие. Он вспомнил, что в Богемии при дворе клоуны выглядели точно так же.
Но преградившие им путь люди не были клоунами. Их было, наверное, человек пятьдесят – пятьдесят разных лиц, по цвету от молочно-белых, покрытых веснушками, до иссиня-черных, по форме от круглых до вытянутых, как дыня, с носами от горбатых до совершенно расплющенных. Но вела себя вся эта разношерстная толпа совершенно одинаково, и лица у всех выражали свирепую решимость. Этот вид говорил Бену о многом, он хорошо знал, чего можно ожидать от этих разодетых во все цвета радуги и вооруженных до зубов людей.